Текст книги "Спасая Куинтона (ЛП)"

Автор книги: Джессика Соренсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Леа изумленно смотрит на меня. – Что?

– Мне нужно сыграть на барабанах, – чувствую себя немного лучше, говоря это. Проскальзываю мимо нее и иду в комнату для гостей, где спрятала все свои барабаны в шкафу.

Она преследует меня. – Нова, что, черт возьми, сегодня произошло? – спрашивает она озабоченно. – И не говори мне, что ничего, потому что ты выглядишь так, словно кто-то умер.

Думаю, что так и есть. Я распахиваю шкаф и начинаю доставать свою установку барабанов по частям, тарелки, малый барабан, табурет, на котором сижу. Таким образом я пытаюсь убежать от своих проблем. Я знаю это, но мне просто нужно что-то, чтобы заглушить все мрачные мысли, роящиеся в моей голове.

Леа продолжает тараторить что-то о том, чтобы позвонить маме, но я теряю нить разговора, когда устанавливаю барабаны в углу комнаты. Как только все готово, я открываю ноутбук и захожу в свой iTunes. Только сев на стул за барабаны, я достигаю состояния спокойствия. Тишина. Одиночество. Я чувствую умиротворение. Я беру барабанные палочки, и это заставляет меня чувствовать себя словно я одна, только я, и больше никого нет. Испепеляющий взгляд Леа с порога расплывается вдали. Воспоминания о сегодняшнем дне и событий двухгодичной давности размываются. Время исчезает. Я исчезаю. Это прекрасное место для существования, и чувство уверенности в этом только растет, когда я возвращаюсь назад и включаю «Not an Addict» [9] от K's Choice. Мне нужно подождать несколько слов, а затем я вступаю, прикасаюсь палочками к барабанам и нажимаю на педаль, создавая звук, чувствуя ритм, страсть, как текст и мелодия заполняют меня, и как я этого хочу. Я выбрала эту песню, потому что мне кажется, она отражает все то, что происходит вокруг меня. Простые слова, ритмы, ноты, вибрации могут быть настолько могущественными, что я оказываюсь в другом мире, не в этом гребаном, где я продолжаю все портить и терять близких.

Моя нога перемещается на педаль в синхронизации с рукой, когда я убегаю от своих проблем. Погружаюсь в воспоминания, когда я была маленькой. Когда проводила время с папой и мамой, когда смерть не была такой огромной частью моего прошлого, когда наркотики и тьма не были частью моей жизни, когда казалось, что все полно света и надежды. Когда я не понимала, насколько все бывает сложно, и что забота о людях приносит боль. Беспокойство о них. Разочарование растет, потому что они не видят, как убивают себя, разрушаются, отказываясь дышать независимо от того, сколько сил я вкладываю, пытаясь вдохнуть в них жизнь. И самая сложная часть всего заключается в том, что я знаю, на что это похоже. Знаю, как это трудно начать дышать снова, и это заставляет меня понять, хоть я и не хочу, что Куинтон возможно сдался и не позволит больше мне помогать ему дышать. Что может быть, все это было бессмысленно и неважно, как сильно ты пытаешься спасти кого-то, возможно, не получится так, как ты хочешь.

Я не спасла его.

Как не спасла Лэндона.

Я опять все испортила.

В последний раз ударяю барабанной палочкой по тарелке, когда песня заканчивается, и тогда слезы льются из моих глаз, реальность снова обрушивается на меня. Соскальзываю с табурета и падаю на пол, истерично рыдая, позволяя каждой толики эмоций выйти из меня. То, что я увидела сегодня. У этого парня был пистолет. Монтировка. А я просто ушла.

Я продолжаю рыдать, потеряв счет времени. Когда я, наконец, поднимаю взгляд вверх, Леа стоит с телефоном. Мне требуется время, чтобы переварить с кем она разговаривает. С моей мамой. Когда я понимаю это, что-то щелкает внутри меня, и я поднимаюсь на ноги. Должно быть, Леа видит что-то в моих глазах, потому что она выбегает из комнаты.

– Леа, повесь трубку! – кричу я, преследуя ее, осознавая, что возможность помочь Куинтону ускользает все дальше и дальше.

Она запирается в ванной и не открывает дверь, даже когда я стучу так сильно, что она может сломаться. – Леа, пожалуйста, не делай этого! – я плачу, упав на пол. – Ты не можешь этого сделать! Ты моя подруга.

Она затихает, и через мгновение дверь открывается. Леа стоит передо мной, ее волосы зачесаны назад, глаза мокрые, словно она плакала.

– Я делаю это, потому что я твоя подруга, – она опускается передо мной с телефоном в руке. – Нова, вся эта миссия по спасению Куинтона уничтожит тебя.

Я качаю головой, раскачиваясь взад и вперед, стоя на коленях на полу. – Нет, нет.

– Да, – настаивает она, поднимаясь на ноги. – Начинай собирать вещи. Твоя мама летит, чтобы отвезти нас обратно в Вайоминг.

Моя надежда угасает. Все кончено. В очередной раз я сделала все неправильно.

Мне удается подняться на ноги, а затем я запираюсь в спальне, открывая свой ноутбук и включая видео Лэндона. Я ставлю его на кровать, а потом ложусь, свернувшись в клубок, смотря на экран – смотря, как он уходит на моих глазах.

Куинтон

Я ненавижу себя, но это чувство легче переносить, когда в моей системе есть наркотики, и мозг довольно бессвязно следит за тем, что происходит вокруг. Эта комната всего лишь место и Нэнси – это просто человек, и я просто еще один наркоман-неудачник, трахающий кого-то, а кого – меня не волнует, потому что я хочу еще дозу. И когда я кончаю, я ненавижу себя еще больше. Я пустая оболочка, готовая треснуть, готовая рассыпаться, и я начну весь процесс снова, потому что не могу отказаться и добраться до последнего этапа, где я полностью сдаюсь.

– Я пойду выпью воды, – говорит Нэнси, когда я выскальзываю из нее, ее кожа покрыта капельками влаги.

Киваю, чувствуя себя опустошенным, натягиваю боксеры и джинсы обратно. – Ладно.

– Никуда не уходи, – шутит она, выходя из комнаты.

Я почти смеюсь. Куда, черт возьми, я пойду? У меня нет ни денег, ни наркотиков, ни жилья. У меня нет абсолютно ничего, и я осознаю, что это самое дно. Это моя собственная адская тюрьма, и я заперт в ней.

Боже, я просто хочу, чтобы это все закончилось.

Я тону в своей боли, решив, что, наконец, пришло время сдаться, что я опустился на дно, разорванный на части и оставленный истекать кровью, когда слышу оглушительный крик из гостиной. Я вдруг задаюсь вопросом, что возможно был неправ, и дно было лишь в пределах досягаемости, и мне нужно сделать еще несколько шагов, чтобы достичь его. Я встаю и спешу из комнаты. Как только я вижу Тристана на диване, меня отбрасывает в психическое состояние, в котором я жил сразу после аварии, где мне пришлось болезненно ощущать последствия всего, что я сделал, когда все было настолько сырым и тяжелым, что мне казалось, что это меня убивает.

Кожа Тристана белая, словно лист бумаги, губы синие, с пеной у рта, тело сотрясается в конвульсиях. На мгновение я просто смотрю на него, чувствуя, как тяжесть фунт за фунтом опускается на мои плечи.

– Что с ним? – Нэнси спрашивает, прикрыв рот и глядя на меня со слезами на глазах.

Чувство вины и страх собираются придушить меня, но я борюсь, чтобы продолжать дышать. – Дай мне телефон! – кричу я, подбегая к краю дивана.

– Зачем? – Нэнси плачет, отступая к стене.

– Я вызову скорую помощь, – встаю на колени рядом с Тристаном, мои руки дрожат, пульс отчаянно бьется. Из его рта так много пены, и его грудь едва движется, а тело так сильно трясется. – Я думаю, что он... – охуеть, как же тяжело. – Я думаю... думаю, что он умирает от передоза. – Слова слетают с моих уст, и реальность накрывает меня большой лавиной. Это моя вина. Я должен был заботиться о нем лучше. Я в долгу перед ним. Но вместо этого я был слишком погружен в собственные проблемы, касающиеся Новы.

– Твою мать! – Я не должен был встречаться с ней сегодня.

Сожаление.

Раскаяние.

Вина.

Я чувствовал все это раньше, и чувствую снова, как иглы под кожей пробивают себе путь на поверхность. Все разваливается, и это моя вина.

Следующие несколько минут, как в замедленной съемке. Нэнси дает свой сотовый телефон, и я вызываю скорую. Она говорит, чтобы я ждал снаружи, что у нее слишком много наркотиков в доме. Огрызаюсь, твердя, что она гребаный параноик, но она психует, поэтому я несу Тристана наружу, пока он борется за жизнь, пока его кожа становится бледнее и бледнее, а губы ярче. Останавливаюсь, когда мы доходим до парковки, и к тому времени, когда я опускаю его вниз, его грудь перестает подниматься и опадать.

Я чувствую, как разрываюсь на части, когда нажимаю на грудь и делаю ему искусственное дыхание, пытаясь дышать для него, жить для него, не дать ему уйти, как позволил остальным.

Еще один вдох.

Еще один.

Но это не работает – он не может дышать самостоятельно. Я чувствую, что умираю вместе с ним, только это не так. Я все еще стою на коленях здесь, на чертовом бетоне, в то время как все продолжают умирать вокруг меня, а я просто сижу и смотрю, неподвижно, неспособный остановить это. Я, блядь, ненавижу это. Мне ненавистно быть здесь. Я так больше не могу. Не могу снова видеть смерть.

– Почему ты продолжаешь делать это со мной? – взываю я к небу, пока слезы текут по моему лицу. Я не могу больше это терпеть. Не могу. – Я не хочу жить! Пожалуйста, просто забери меня вместо него! – Я даже не уверен, верю ли в Бога и его существование, но я клянусь, если он есть, он ненавидит меня.

Слезы текут из моих глаз, и я снова начинаю дышать ради Тристана, отказываясь сдаваться. Сражаясь. Отказываясь принять еще одну смерть. – Давай же, – прошу я сквозь безнадежные всхлипы. – Пожалуйста, пожалуйста, просто дыши.

Пожалуйста, не умирай. 

Глава 13

27 мая, двенадцатый день летних каникул

Нова

У меня около двадцати четырех часов, чтобы выяснить, что с Куинтоном, до того, как мамин рейс приземлится, и нужно будет возвращаться домой. Мне просто необходимо знать, что с ним все в порядке, прежде чем отпустить его, зная, что, вероятно, буду ненавидеть себя за то, что ушла.

Я пыталась дозвониться на телефон Делайлы, но она не ответила, поэтому я еду в дом Куинтона. Леа хотела поспорить со мной, но сдалась и села в машину, несмотря на мои протесты, что она не должна там появляться. Если бы она знала всю историю случившегося, она, вероятно, приложила еще больше усилий, но я ей ничего не рассказала.

Сегодня на редкость пасмурный день, и я благодарна погоде за то, что позволила отдохнуть от солнечного света. Хотя, когда мы приближаемся к зданию, серое небо над ним кажется зловещим.

«Предупреждающие флаги» появляются повсюду, когда я добираюсь до нужной двери. В ней виднеется дыра, и одно из стекол в окне треснуто. Но дело даже не в этом. Меня преследует плохое предчувствие, как в то утро, когда я проснулась и обнаружила Лэндона мертвым в его комнате. Я знала, что-то изменилось и не в лучшую сторону.

– Нова, ты можешь просто расслабиться? – говорит Леа, в то время, как я, приложив руку к глазам, заглядываю в окна квартиры Куинтона. Часть занавеса спала, и мне видно, что творится в гостиной. Комната разрушена больше, чем обычно. Один из диванов опрокинут, на полу много мусора и стекла, в стенах видны дыры, куски гипсокартона валяются по всему линолеуму. Лампы разбиты, а потолочные светильники находятся на полу.

– Нет... что-то не так, – оглядываюсь через плечо на нее. – Я чувствую это.

– Ты не все мне рассказала, – говорит она, уперев руки в бока. – Что-то случилось вчера, что-то плохое.

– Все хорошо, – я лгу. Я даже не уверена, почему я лгу ей в данный момент. Моя мать уже приземлилась. Все кончено. Но произнести это вслух, значит признать реальность.

Приближаю лицо к стеклу и пытаюсь снова заглянуть внутрь. На диване кто-то лежит, рука свисает с края, голова повернута к спинке, поэтому я не могу увидеть его лицо. Но по лысой голове, костлявому телу и татуировкам, я догадываюсь, что это Дилан.

Отхожу от окна и выглядываю в сторону стоянки, где находятся только две машины, одна из которых моя, а вторая стоит со спущенными колесами. Кадиллак, который был здесь вчера уехал. Я не знаю, что это значит, что могло произойти между Трейсом, Тристаном и Куинтоном.

– Нова, я думаю, нам лучше уйти, – говорит Леа, глядя вдоль балкона с беспокойством в глазах в то время, как Берни выходит из своей квартиры.

Наверное, она права. Мы не должны быть здесь. Я подвергаю нас риску, оставаясь здесь, когда я понятия не имею, что произошло вчера.

– Мне просто нужно знать, что он в порядке. – Я возвращаюсь к двери и дергаю за ручку, но она заперта, так что я стучу. – Думаю, что у него могут быть неприятности.

Она нервно грызет свои ногти. – Все это место – одна большая неприятность, Нова. Ты не должна была торчать здесь. – Она хватает мою руку, напугав меня. – И это правда, тебе нужно держаться подальше от этого. – Она смотрит на меня суровым взглядом. – Постарайся посмотреть на это с другой стороны, как это опасно. – Она обходит вокруг, взглядом задержавшись на Берни, который наблюдает за нами. – Все это.

Я выдергиваю руку более грубо, чем хотела, но не извиняюсь, пробираюсь пальцами через отверстие в двери, пытаясь добраться до замка, отказываясь уйти, пока не узнаю, что Куинтон жив.

Мне удается добраться до замка, и дверь открывается. – Слава Богу, – бормочу я.

– Нова, пожалуйста, не ходи туда, – упрашивает Леа, но я уже за порогом, и она не следует за мной.

Здесь душно и спертый воздух, возможно потому, что весь мусор и грязная посуда с кухни разбросаны повсюду. Какая бы ни была причина, воздух настолько тяжелый и мощный, что выбивает из меня дыхание.

– Я туда не пойду, – кричит Леа с балкона, и я рада этому.

Оставляю ее, стоящую на улице, и направляюсь к дивану, битое стекло хрустит под ногами. Когда я добираюсь до него, то наклоняюсь и определяю, что это Дилан лежит с резинкой, перевязанной вокруг его руки и иглой на полу прямо под ним, вместе с ложкой и зажигалкой. Ненавижу себя за это чувство, но я рада, что он под действием наркотиков, потому что не хочу бороться сегодня с его жутким характером.

Тяжело сглатываю, направляясь в коридор к комнате Куинтона. На пару секунд меня отбрасывает к моменту, когда я вошла в комнату Лэндона и обнаружила его висящим на веревке. Почему-то мой желудок и разум чувствуют, что они в похожем месте сейчас. Месте, где я знаю, что-то плохое вот-вот произойдет или уже произошло.

Куинтона нет в комнате, и я не уверена, хорошо это или нет, не найдя его мертвым за дверью, я по-прежнему не знаю, что с ним.

Его рисунки повсюду, некоторые из них порваны или смяты. На некоторых изображена я, на других девушка, должно быть, Лекси. Его матрас перевернут и разрезан, в стене несколько вмятин. По всему полу разбросаны монеты и осколки зеркала.

Я подбираю несколько рисунков, складываю их и прячу в карман. Затем выхожу и заглядываю в комнату в конце коридора, комнату Тристана. По крайней мере, я видела, как он употреблял наркотики в ней. Она в том же состоянии, что предыдущая: полностью разрушена, вещи разбросаны по всей комнате, комод опрокинулся, содержимое ящиков раскидано.

Осматриваюсь, чувствуя, как надежда внутри меня тускнеет, как выходит кислород из легких. Мне нужно выбраться отсюда и подышать свежим воздухом, собраться с мыслями – взять себя в руки, прежде чем у меня начнется очередная истерика, как вчера. Поэтому я спешу по коридору, но останавливаюсь, когда одна из дверей слева от меня открывается, и кто-то выходит.

Отпрыгиваю назад, вздрогнув, но немного расслабляюсь, когда понимаю, что это Делайла. – Черт, ты напугала меня, – говорю я, прижимая руку к сердцу.

Она бросает на меня безразличный взгляд, ее зареванные глаза испачканы тушью, а щеки опухшие и красные, как будто по ним били. Каштановые волосы спутались, она в старой футболке, которая доходит ей до середины бедра, босиком ходит по стеклу, но это, видимо, ее не беспокоит.

– Тебе, похоже, страшно, – говорит она сдавленным голосом, ее ноги дрожат, и она опирается рукой на дверь.

Качая головой, пытаюсь пройти мимо, не желая ввязываться в разговор, но она тут же бросается ко мне и обнимает меня сильной хваткой.

– О, Нова, это так паршиво, – она начинает рыдать, и я понятия не имею, что делать, и хочу ли я вообще что-то делать.

Неуклюже похлопываю ее по спине. – Что паршиво? – спрашиваю у нее. – Делайла, что случилось?

– Все, – она плачет, ее плечи вздрагивают при каждом всхлипе, сжимая меня. – Все совсем хреново.

– Почему? Что случилось? – прошу, мои мышцы скованны в ее объятиях.

Она качает головой и прижимает меня к себе еще сильнее, так, что мне кажется я задыхаюсь. – Мы все облажались.

Страх течет по моим венам. – Кто облажался?

– Я... – она фыркает. – Тристан... Куинтон. Все.

Я не уверена, в каком состоянии она находится, поэтому тщательно подбираю слова, хотя все, что я хочу сделать, накричать на нее, чтобы выбить из нее, что случилось.

– Делайла, что именно произошло... где Куинтон и Тристан? Разве... Трейс что-то сделал с ними?

– Кто знает, – говорит она, пожимая плечами, все еще уткнувшись в мою рубашку. – Он мог бы убить их за все, что я знаю... я не видела их со вчерашнего дня, когда все полетело к чертям... когда я... – она смотрит на свои руки и ноги, покрытые синяками. Она моргает и смотрит на меня, ее истерика понемногу утихает. – Либо шатаются где-то по улице, либо лежат мертвые в канаве, – она говорит об этом практически без сострадания, и меня это бесит.

Я отшатнулась от нее. – Ты врешью

– Можешь мне не верить, но это так, – она обхватывает себя руками и падает на пол на колени. Я понятия не имею, что с ней, что-то случилось или она просто под чем-то. И как бы я не хотела помочь ей, мне нужно найти Куинтона.

Опускаюсь на корточки перед ней. – Делайла, когда Куинтон уходил отсюда, с ним все было в порядке?

Она качает головой. – Нет, они его избили. – Затем она сжимается в комок, ее слезы прекращаются, но печаль не сходит с лица.

Закрываю глаза, считая каждый вдох и выдох, вбирая воздух и выпуская его из своих легких. Что это значит? Что он избит, но все еще жив. – Ты не знаешь, куда он пошел? – спрашиваю, чувствуя себя в совершенно безнадежный ситуации. Словно я утонула, и сижу на дне озера, еще дыша, но пути обратно на поверхность у меня нет.

– Нет. – Она поджимает колени к груди, опускаясь на пол, покрытый острыми кусками стекла, но ее это не заботит. – Просто уйди. Пожалуйста. Прежде чем Дилан проснется и выместит свой гнев по отношению к Куинтону на тебе.

Часть меня хочет надавить на нее для получения более подробной информации, а другая хочет убраться из этого дома и найти Куинтона. – Ты должна пойти со мной, Делайла. Беги из этого дома.

– Не могла бы ты просто свалить нахрен отсюда! – неистово кричит Делайла. – Я буду в порядке, – она бормочет последние слова, как будто пытается убедить себя.

Я не уверена, что это правильно – оставлять ее в таком состоянии. Правильно или нет. Кому помочь? Кажется, между ними очень тонкая грань в данный момент. Когда Делайла закрывает глаза, глядя, как она засыпает, я встаю и выхожу из квартиры, но мое тело и ум отзываются болью с каждым шагом.

Когда я выхожу наружу, Леа нигде нет. Взглянув на машину, я нахожу ее, сидящую внутри, неотрывно смотрящую на балкон, где Берни кричит через перила что-то о том, что Иисус спасет всех. Видимо, он выжил из ума, и Леа испугалась. Я бы тоже на ее месте, но Куинтон занимает все мои мысли. Мои мысли мчатся со скоростью тысячи миль в минуту, пока я бегу к лестнице, толкая Берни, возникающего у меня на пути и схватившего меня за руку. Он отшатывается в сторону, едва не переваливаясь через перила, и начинает кричать, что меня никто не спасет.

Ускоряю темп, добравшись до лестницы. Мои мысли ускоряются, и я начинаю считать шаги, пересекая автостоянку. Я на полпути к машине, когда меня накрывает. Все это. Тот факт, что я, возможно, никогда больше не увижу Куинтона и так и не узнаю, жив ли он. Этот момент, когда я покидаю эту квартиру – это конец. Я сдалась. Все кончено и придется смириться, что я больше никогда не увижу Куинтона. Что я буду снова жить с этим чувством потери. Чувством, что я не справилась.

Все, что я хочу сейчас, это считать и не слышать мысли. Я хочу, чтобы они к черту заткнулись.

Два больших вдоха.

Пять ударов сердца.

Слишком много камней на земле.

Один парень на заднем плане, кричит на всю улицу, чтобы его услышали, но то, что он говорит и делает, никто не хочет слышать или видеть, поэтому все игнорируют его.

Один шаг.

И еще один.

Подальше от этого места.

Делайла, лежащая на полу, сломанная и избитая.

Куинтон и Тристан, лежащие мертвыми в канаве.

Ушли.

Два человека мертвы. Два человека, которых я знала. Четыре человека, которых я потеряла.

Четыре. И только один из-за меня.

Я добираюсь до капота своей машины, прежде чем падаю на колени, и слезы льются из моих глаз, когда безысходность топит меня, толкая вниз на землю. Я прижимаю руку к груди, когда вижу масштаб картины, открывающейся передо мной: как много людей нуждается в спасении. И как это практически невозможно, так как я не могу справиться даже с одним человеком.

Я не помогла Куинтону. Не спасла его. Я ничего не сделала. Так же как не спасла Лэндона.

И теперь Куинтон может быть мертв.

Мертв...

Мертв.

Мертв.

Мертв.

Слова эхом перекликаются в моей голове, но все, что я слышу – мои всхлипы и тишина вокруг. Словно никого, кроме меня, больше не существует.

Словно я потеряла всех.

Куинтон

– Они ушли? – спрашиваю, когда Нэнси возвращается в комнату, скидывая халат на пол и оставаясь в одних кружевных трусиках.

– Девушка? Или сумасшедший мудак, который орет наверху? – уточняет она. – Берни теряет рассудок.

– Меня не волнует Берни... мне просто нужно знать, что Нова ушла. – Когда я увидел, как она поднимается по лестнице, то растерялся и чуть не вышел к ней. Но что хорошего в этом? Я просто дам ей повод приходить сюда, видеть меня, утягивая ее за собой вниз.

Будет лучше для всех, если я исчезну.

Запихиваю поглубже эмоции, покалывающие меня изнутри, те, что я с большим усилием хоронил последние двадцать четыре часа. Сосредотачиваюсь, рисую на куске мятой бумаги, которую я нашел на полу, выводя линии и формы, которые означают больше, чем я когда-либо признаю.

– Она ушла, – говорит Нэнси, взбираясь на матрас рядом со мной. Она кладет голову мне на грудь, и ее прикосновение не приносит мне ничего, кроме холода, что в принципе соответствует мертвенности внутри меня, так что я ей это позволяю. – Она плакала некоторое время на парковке.

Проглатываю комок в горле, отказываясь смотреть на свой рисунок, где Нова и я танцуем у заправочной станции. Настолько совершенен. Так правдоподобен. Я бы хотел повторить этот момент снова, и тот на американских горках, когда мы чувствовали сердцебиение друг друга. Но я знаю, что никогда не смогу. Нет больше добра. Нет больше света в моей жизни. То, что случилось с Тристаном, напомнило мне о том, кто я есть и чего заслуживаю.

– Она очень красивая, – Нэнси поднимает голову и смотрит на рисунок. – Я бы хотела, чтобы кто-нибудь и меня так нарисовал.

Знаю, она намекает, чтобы я нарисовал ее, но я не буду. Мне потребовалось много времени, чтобы нарисовать Нову, и я это сделал только потому, что она что-то значит для меня. Но после того, как я закончу с рисунком, то уничтожу его, заставив себя забыть обо всем, что произошло между нами. Я собираюсь забыть о своих чувствах к Нове. Вернуться обратно к Лекси, как я должен был делать все это время. Если Нова не будет знать, где я, то я не смогу дать волю чувствам, которые испытываю к ней. Ей будет безопаснее, если я останусь в стороне. И хотя она не видит меня сейчас, она будет счастливее, не зная, что такой кусок дерьма, как я, влюбился в нее.

Теперь мне просто нужно выяснить, как ее забыть – забыть о жизни. О моих эмоциях... любви, которую я вполне уверен, испытываю к ней. Я просто хочу избежать всего этого и вернуться к обещанию Лекси, постоянно прося у нее прощения, зная, что я никогда не получу его, и что в конце концов я умру и больше никогда не буду чувствовать что-либо.

– Как дела у Тристана? – спрашиваю, пытаясь отвлечь себя от того, где я и с кем. – Ты звонила в больницу?

– Да, это была еще та заноза в заднице, чтобы выудить из них хоть какую-то информацию, но медсестра стала посговорчивее, когда я сказала ей, что я его тетушка, – говорит она. – Они сказали, что он еще на реабилитации.

– Я до сих пор удивляюсь, что он принял, – говорю я, зная, что это не относится к делу. Что бы он ни принял, он чуть не умер, и меня не было рядом, чтобы помочь ему. – Он всегда любил смешивать дерьмо.

– Это действительно имеет значение? Важно то, что он будет в порядке.

– Да, наверное, – бормочу я. – По крайней мере, его родители направляются сюда, и, надеюсь, они отвезут его домой. – Я очень надеюсь на это. Мне потребовалось много сил, чтобы сделать этот звонок, но после того, как врачи вернули его к жизни, я знал, что должен сделать это – помочь ему, как могу. Поэтому, когда машина скорой помощи исчезла, мигая красными и синими огнями, я сделал звонок, который не хотел делать, и все, что я ожидал, произошло. Его мама обвинила меня, когда я сказал ей, что у Тристана передозировка, она сказала, что это моя вина, потому что я плохо влиял на него, и что он употребляет наркотики, потому что потерял сестру и переживает боль внутри. И она права.

Все это моя вина, и я просто хочу перестать чувствовать это, продолжая убивать себя каждый раз.

– И ты поедешь с ним? – спрашивает Нэнси, прислоняясь спиной к стене и наблюдая за мной. – Когда он вернется домой?

Я продолжаю рисовать, потому что это единственное, что держит меня на плаву. Движения. Простые линии. Задача, чтобы держать мои мысли сфокусированными. – Нет... у меня нет дома.

– И что? Ты просто останешься? Со мной?

Я не отвечаю, и тишина повисает в воздухе. Не могу сказать, что меня это волнует. Я даже не уверен, хочет ли она, чтобы я сказал «да» или «нет», но она продолжает ходить вокруг да около, а затем, наконец, тянется к низу матраса. – Ты готов попробовать? – спрашивает она.

Я с усилием проглатываю нервный комок в горле, продолжая водить карандашом по бумаге. – Ты уверена, что это поможет мне забыть обо всем?

Она улыбается, возвращаясь ко мне с коробкой в руках. – Это заставит тебя чувствовать себя богом. – Она открывает коробку и пытается взять меня за руку.

Я отскакиваю. – Но разве это поможет мне забыть? – Мне нужно, чтобы она сказала «да» прежде, чем я решусь. – Я хочу забыть. Все это.

Она вытаскивает сложенную белую бумажку и шприц. – Милый, это даст все, что желает твое сердце и многое другое. Ты даже не сможешь думать о том, что хочешь забыть, потому что будешь не в состоянии думать.

Я киваю, по-прежнему фокусируясь на рисунке, нервничаю, вспоминая последний раз, когда мне вводили иглы, и это вернуло меня к жизни. Надеюсь, в этот раз это будет концом моей жизни. – Хорошо, я сделаю это.

Она ухмыляется. – Ты не пожалеешь. – Она достает ложку и зажигалку из коробки, вместе с резинкой, потом начинает топить героин. Я продолжаю рисовать, стараясь не думать об этом, потому что если я сделаю, то струшу и тогда застряну в своих мыслях, а мне нужна тишина.

Когда Нэнси говорит, что она готова, я беру зажигалку из ее рук, а затем отклоняюсь в сторону, держа бумагу и поджигая ее. Я смотрю, как она превращается в черный пепел, который осыпается на пол, чувствуя, как мои воспоминания исчезают, и я надеюсь скоро они уйдут. Лекси. Нова. Тристан. Моя вина. Я.

– Дай мне руку, – Нэнси инструктирует, пока я сижу на матрасе.

Я кладу свою руку ей на колени, дрожа от нервозности, не только из-за иглы, но и потому, что это означает. Что я собираюсь забыть обо всем и полностью согласен с тем, во что превратится моя жизнь, пока я окончательно не сгнию.

– Ложись и устраивайся поудобнее, – говорит она мне, и я повинуюсь, ложась на жесткий матрас, который пахнет сыростью и дымом.

Ее холодные пальцы обхватывают кисть, пока она затягивает резинку, а затем ударяет несколько раз по руке. – Постарайся расслабиться.

Легче сказать, чем сделать. Но я стараюсь и делаю глубокий вдох. Потом еще. Затем начинаю выпускать воздух из легких. Она приближается, и я чувствую кончик иглы на своей коже. Чуть не срываюсь, желая остановить ее, но я молчу, а затем игла проникает глубоко в мою кожу.

– Вернись к нам, Куинтон, - кто-то шепчет. – Открой глаза.

– Нет... – я бормочу с закрытыми глазами. – Просто отпустите меня... пожалуйста...

– Не отказывайся от нас. -Я слышу гудки машин, которые пытаются вдохнуть жизнь в меня -жизнь, которую я не хочу. Я хочу оставаться холодным. Ничего не чувствовать. Исчезнуть в звездах.

– Пожалуйста, оставьте меня, – умоляю я, но они продолжают вдыхать жизнь в меня, и я знаю, что как только я открою глаза, я должен буду признать, что я жив, а Лекси умерла. Я бы хотел, чтобы они просто отпустили меня. Я хочу отпустить. Я хочу сдаться, разорвать грудь, позволить ей истекать кровью, но они продолжают ее закрывать

Игла все глубже погружается в мою вену, и через несколько секунд героин проникает в меня, сильнодействующий, ядовитый, сжигающий мою кровь, опаляя путь к моему сердцу. Я чувствую прилив, когда думаю обо всем сразу и вдруг падаю в темноту и ничего не могу вспомнить. Я отступаю от всех, кто все еще жив, и приближаюсь к людям, которые оставили меня. Боль исчезает. Мои мысли и воспоминания исчезают. Все исчезает, и я исчезаю вместе с ними.

Глава 14

28 мая, тринадцатый день летних каникул

Нова

– Итак, прошло уже два дня с тех пор, как я потеряла Куинтона, – говорю я в глазок веб-камеры. Мои зрачки расширены, а под глазами залегли мешки, едва ли я спала вообще. Волосы стянуты в пучок, и на мне до сих пор пижама. Чувствую, будто балансирую на краю пропасти, цепляясь, чтобы удержаться. – И я не собираюсь врать, что не чувствую себя дерьмом, которое вы, вероятно, и так видите, просматривая это видео... – умолкаю, не желая концентрироваться на своей внешности слишком сильно, но и не хочу думать о других вещах, которые должна сказать. Провожу пальцами вниз по лицу, когда судорожный выдох вырывается изо рта. – Боже, я даже не знаю, какой смысл записывать это, кроме как сказать тебе, что я сдаюсь – я больше не вижу надежды... поэтому сдаюсь. – Задыхаюсь и хочу вернуть свои слова обратно, но не могу, потому что это действительно происходит. – Моя мама здесь, чтобы отвезти меня домой. Я могла бы попытаться ее отговорить, но думаю, что время пришло. Не сдаваться, а отпустить... потому что я не могу справиться с этим, как бы мне не хотелось... Боже, это так больно... знать, что нужно уходить в то время, как он может быть где-то избит или вовсе мертв...

– Ты готова, милая? – мама просовывает голову в комнату для гостей в доме дяди Леа, где мои вещи упакованы и готовы к нашему отъезду.