Текст книги "Спасая Куинтона (ЛП)"

Автор книги: Джессика Соренсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Он поворачивается на бок и привстает на локте, сигаретный дым кружит вокруг нас. – Тогда почему бы тебе просто не пойти?

– По многим причинам, – отвечаю, вертя бутылку в руке. – Одна из них в том, что мне нужно сначала доучиться... это важно для моего будущего»

– Да, в нашей жизни... нужен диплом, чтобы у тебя было будущее, – говорит он, нахмурившись, и мое сердце пропускает удар.

– У тебя может быть прекрасное будущее, ты же знаешь, – говорю я, надеясь, что на этот раз не спугну его.

– Нет, я не могу. – Он ложится на спину и устремляет свой взор на звезды, замолкая.

– Ладно, моя очередь, -я поворачиваюсь на бедро, положив голову на руку и поставив бутылку содовой на капот. – Каким ты был прежде, чем начал употреблять наркотики? – Это смелый вопрос, но я хочу, чтобы сегодняшняя игра на самом деле имела смысл. Я хочу лучше узнать его. Понять его, чтобы помочь.

Он вздрагивает, будто я дала ему пощечину и резко кашляет. – Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.

– Это несправедливо. Я всегда отвечала на твои, даже о смерти моего отца, о которой мне тяжело говорить.

– Когда я тебя спрашивал о твоем отце?

– Прошлым летом, – я напоминаю ему. – Когда мы были в палатке и... и много целовались.

Много воспоминаний роятся вокруг нас, я помню, и могу сказать, что он тоже помнит, прикасаясь к своим губам и смотря на меня странным взглядом. Затем он тяжело сглатывает и бросает сигарету на землю. – Я был нормальным, – отвечает, наконец, он на мой вопрос. – Просто обычный парень, который думал о колледже, любил рисовать и хотел стать художником. Который вряд ли попал в беду, и кто был влюблен только в одну девушку... обычный скучный парень. – Он звучит так противоречиво, как будто скучает по этому парню, но в то же время этого не хочет.

Песня переключается на ту, которую я знаю, хоть и не старомодную. Но мой отец слушал «Heaven» Брайана Адамса, и это навевает мне мысли о хороших временах в моей жизни, когда я танцевала в гостиной с отцом, слушая музыку, и все казалось так легко. Я бы хотела захватить ту легкость с собой и окутать ей Куинтона и себя.

– Мне нравится этот скучный парень, – говорю я мягко. – И надеюсь, что однажды я смогу встретиться с ним.

– Этого не будет, так что ты должна пойти и найти кого-то другого. – Он садится, как будто собирается идти, но вместо этого он закидывает руки за голову. – Что ты нашла во мне, Нова? Что заставляет тебя возвращаться? Я имею в виду, что не настолько хорош для тебя, по крайней мере, не всегда. У меня дерьмовая жизнь, и я совершаю дерьмовые поступки.

– Все это потому, что тебе больно, и я это слишком хорошо чувствую. – Сажусь и наклоняюсь вперед, чтобы встретиться с его глазами, которые полны паники. – Я вижу многое в тебе, Куинтон. Я не собираюсь лгать. Ты иногда напоминаешь мне Лэндона, и это одна из причин, из-за чего я думаю меня так тянет к тебе, – говорю я, и, когда выражение его лица меняется, я быстро беру его за руку. – Но это не единственная причина... когда я рядом с тобой, иногда кажется, что ты и я – единственные два человека, которые существуют, и все остальное неважно, а кому-то это действительно трудно достичь.

Я могу сказать, что ему вроде понравился мой ответ, потому что его пульс начинает учащенно биться. – Это все? – спрашивает он, и я отрицательно качаю головой, удивляясь, как давно он не слышал приятных слов в свой адрес.

– Ни в коем случае. Я только начала, – я держу его крепче. – Прошлым летом ты заставил меня чувствовать... пробудил во мне чувства, которые, я думала, никогда не смогу ощутить снова после смерти Лэндона. И это не потому, что я была под кайфом. Поверь мне. Я не чувствовала этого, пока не вернулась сюда, чтобы увидеть тебя.

– Я наркоман, Нова, – бормочет он. – Я не должен пробуждать в тебе какие-либо чувства.

– Ты не наркоман, – утверждаю, не ослабляя хватку. – Ты просто тот, кто действительно запутался и испытывает боль и не признает этого и находит в наркотиках лекарство от всего этого.

Он начинает выглядеть испуганно, панически, его глаза бегают по территории, как будто он ищет место, чтобы сбежать, спрятаться, и принять дозу. Поэтому я сжимаю его руки крепче и продолжаю.

– Если бы ты мог сделать что-нибудь прямо сейчас, – говорю я быстро. – Что бы ты сделал?

– Принял дозу, – отвечает он, встречаясь с моим взглядом, и его взгляд полон такой тоски, что у меня перехватывает дыхание. – А что насчет тебя? Что бы ты сделала прямо сейчас, если бы могла?

Мне кажется, он думает, что я собираюсь сказать, что я хотела бы спасти его, и я действительно этого хочу, но не собираюсь об этом говорить, потому что мне нужен перерыв, впрочем, как и ему. Мы оба знаем, почему я здесь, и я не забыла, зачем пришла. Я просто пытаюсь пробраться к нему в голову. Попробовать что-то легкое и незамысловатое. Потому что нам нужна легкость в данный момент.

– Я бы танцевала, – отвечаю, затем отпускаю его руку и спрыгиваю с капота автомобиля. Я знаю, что выгляжу глупо, но это все что у меня есть на данный момент, так что я протягиваю руку. – Ты потанцуешь со мной, Куинтон?

Он настороженно поглядывает на колонки, пустую заправку, улицу. – Это действительно то, что ты хочешь сделать? Прямо здесь? Прямо сейчас?

Я киваю, продолжая стоять с протянутой рукой. – Да, теперь ты выполнишь мою просьбу?

Он сомневается, и это видно в его глазах, но все равно спрыгивает с капота и берет мою руку. Его прикосновение дает мне немного отдохнуть от всего этого дерьма, окружающего нас. Легкость. Мы собираемся сделать что-нибудь очень, очень легкое. Я знаю, что это не сотрет все жесткие вещи. Но иногда отдохнуть от сложностей достаточно, чтобы вдохновить меня на следующий шаг. Один шаг за раз. Одно дыхание за раз. Одно сердцебиение за раз.

Одна жизнь за раз.

Я протягиваю руку, чтобы положить руку ему на плечо, но вместо этого он отталкивает меня назад и крутит вокруг. – Ты представляешь, во что ввязываешься? – говорит он, дергая меня к себе и прижимая к своей груди.

У меня перехватывает дыхание, когда я прижимаюсь щекой к его груди и чувствую его сердцебиение. – Где ты научился так танцевать?

– Моя бабушка… она научила меня перед тем, как я пошел на свои первые танцы в средней школе, – говорит он, вдыхая запах моих волос, уткнувшись подбородком в макушку, и мы начинаем раскачиваться в такт музыке.

– Это потому что она хотела научить тебя? – спрашиваю его. – Или потому, что ты хотел научиться?

– К сожалению, это было потому, что я хотел научиться, – говорит он. – Я думал, что это умение вызовет кучу желающих танцевать со мной.

Я прижимаюсь к его груди. – Но этого не случилось?

– Неа, я не был тем парнем, с которым хотят танцевать все девушки, – говорит он. – Я был слишком застенчив в то время.

Я стараюсь не улыбаться, но это трудно. – Я тоже была застенчивой одно время.

– Я вижу, – говорит он задумчиво.

Я немного отстраняюсь и вскидываю подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. – Как? Я больше не стесняюсь.

Уголки его губ приподнимаются. – Да, но иногда ты смущаешься, когда что-то делаешь, и застенчивость выходит наружу, – говорит он, и когда я хмурюсь, он добавляет, – Не волнуйся, это было только пару раз, когда мы только познакомились. И, кроме того, мне это нравится.

Я кривлю губы и прижимаюсь щекой к его груди, а он кладет подбородок обратно на мою макушку. – Хорошо, я рада, что ты это замечаешь, потому что я – нет.

– Ну, да, – он на мгновение задерживается, ведя меня в медленном танце. Затем я чувствую, как он с трудом сглатывает и говорит, – Полагаю, ты узнала кое-что о старом мне, что я умел танцевать.

Я улыбаюсь про себя, потому что он не умел танцевать – и все еще не умеет. И когда мы качаемся в такт музыке, я молчу, говоря себе, что, если он все еще может танцевать, тогда старый Куинтон все еще где-то внутри него, и теперь, когда я это увидела, я не хочу его отпускать.

Поэтому я крепко держусь за него, пока мы танцуем под песню. Закрываю глаза и чувствую каждую грань момента: жар в воздухе, тепло его тела, то, как мое тело движется в унисон с ним. Без сожалений. Это один из тех моментов, о котором я никогда не пожалею. Мне плевать, что мы находимся на парковке захудалой заправки, и оба пропахли сигаретным дымом. Мне это нужно. Я хочу этого. Хочу его. Прямо сейчас. Знаю, что сейчас не подходящее время, что так много чего не так, много недомолвок между нами, но мне просто нужно прикоснуться к нему еще немного больше. Поэтому, не открывая глаз, я прокладываю дорожку из поцелуев по его шее и через небритую челюсть нахожу его губы. Не уверена, что мне ожидать, но он приоткрывает губы и целует меня глубоко, со страстью и пылом. Ему удается держать нас в движении и в то же время приближать наши тела ближе, пока мы не становимся практически единым целым. Я чувствую все в нем. Его жар. Его дыхание. Легкие вдохи, которые он делает каждый раз, когда наши губы едва размыкаются. И закрыв глаза, я могу притвориться, что я со старым Куинтоном, тем, кого пытаюсь спасти.

И часть меня хочет, чтобы мне больше не приходилось открывать глаза. Часть меня хочет, чтобы я могла остаться именно так. Навсегда. Только он и я. Сплошное удовольствие. Легкость. Мне хочется, чтобы таких моментов было больше. Просто нужно найти способ, чтобы он мне это позволил.

Закончив танцевать, мы поднимаемся обратно на капот и болтаем еще немного. Он, кажется, расслабляется со временем, и я предполагаю, что он достиг своего рода мирного баланса в своем кайфе, хорошо помню это ощущение, потому что именно оно привлекало меня в наркотиках в первую очередь. Прошло довольно много времени, с тех пор, как мы здесь, шум утих и кажется, что город уснул.

Я зеваю, вытянув руки и смотря на звезды. – Уже так поздно.

– Знаю. Нам нужно вернуться, – говорит он, садясь и спрыгивая с капота. – Уже поздно, и мне ненавистно думать о том, что тебе придется возвращаться ночью одной туда, где ты остановилась.

Я сползаю к краю капота, и он помогает мне слезть, взяв за руку. – Все будет хорошо. Дядя Леа живет в довольно благополучном районе.

– Тем не менее, я беспокоюсь о тебе, – кажется, ему неловко об этом говорить.

– Ладно, я отвезу тебя и вернусь домой.

Он кивает и отпускает мою руку. Затем я везу его домой и целую в щеку, прежде чем он выберется из машины.

– Нова, – говорит он, прежде чем вылезти, спиной повернувшись ко мне и поставив ноги на землю. – Я хочу, чтобы ты перестала приходить сюда.

Мое сердце сжимается в груди. На мгновение мне показалось, что я видела обещание, что ситуация может измениться – он перестанет так сильно сопротивляться. – Ты действительно хочешь, чтобы я больше не приходила?

Ему требуется несколько секунд, чтобы ответить. – То, что я хочу, не имеет значения... так будет правильно.

– Я не считаю это правильным, – нервно вожусь с брелком от зажигания. – И я не готова перестать с тобой видеться... а ты готов к этому?

Его голова опускается, но он все еще не смотрит на меня. – Я не могу ответить прямо сейчас.

– Хорошо, тогда давай не будем говорить об этом, пока ты не ответишь, – говорю я, и он начинает выходить из машины, не сказав ни слова. – Увидимся завтра?

Он останавливается, закрывая дверь. – Да... думаю, да.

Это немного, но достаточно, чтобы чуть приподнять мое упадническое настроение. – Пока, Куинтон. До завтра.

Он ничего не говорит и закрывает дверь. Затем он идет к дому, и я жду, пока он не окажется внутри, прежде чем вытащить телефон и навести камеру на лицо.

Света очень мало, но контур на экране можно различить. – Итак, сегодня мне пришла одна идея, – говорю я в камеру. – Возможно, это глупо, но это все, что у меня есть. Назову это весельем. И я не говорю о напиваться-и-тусоваться развлечении. Это последняя вещь, которая нужна мне и Куинтону. Я говорю о простом, легком виде веселья. Танцы, музыка, смех, игривый, мирный вид веселья... то самое, которым мы делились сегодня вечером. Кажется, это помогло ему расслабиться, не оказывая давление на него, делая вид, что мы просто два человека, которые тусуются вместе... и я могу делать вид, до тех пор, пока это мне что-нибудь не даст... Я просто надеюсь, что смогу достучаться до него... узнать больше о нем... понять его. – Делаю паузу, закусив губу, когда какой-то парень выходит из квартиры Куинтона, подходит к перилам и смотрит на мою машину. Он выбрасывает окурок за край, а затем опирается руками об перила. Свет над дверью падает ему в спину, что затрудняет различить его лицо, но силуэт похож на Дилана. Если это так, тогда мне пора идти, прежде чем он сможет разрушить мою смутно приличную ночь.

Заканчиваю запись и отбрасываю телефон, чувствуя себя немного легче, когда уезжаю. Я просто молюсь Богу, чтобы, когда я вернусь завтра утром, Куинтон, которого я увидела в конце сегодняшнего вечера, никуда не делся.

Глава 11

Куинтон

26 мая, 11 день летних каникул

Я меняюсь, и мне это не нравится. Я начинаю чувствовать, и мне это не нравится. Мой план по самоуничтожению становится все сложнее воплотить, и мне это не нравится. Мне ничего не нравится в данный момент, но я продолжаю делать все то же снова и снова. Вижусь с Новой. Позволяю ей влиять на меня, менять меня.

Кажется, я здесь бессилен.

Танцевать с ней было... ну, это было потрясающе. Касаться ее, целовать, это вообще должно быть запрещено, особенно после того, как я заставил ее плакать. Поклялся себе в этом, когда Нова высадила меня в день нашей встречи на крыше, где я показал ей одну из самых уродливых сторон самого себя и довел ее до слез. Поклялся, что никогда больше не причиню ей боль и буду держаться от нее подальше, но я облажался в последней части.

Не знаю, как это остановить, отвернуться от нее, не чувствуя, что схожу с ума. Она действует на меня почти столь же мощно, как наркотик, но в отличие от наркотиков, я очень сильно переживаю свои эмоции. В последний раз, когда я что-либо чувствовал, было на том концерте, и, в конечном счете, я сделал выбор, закрылся, не позволив себе быть с Новой, не тащить ее за собой вниз. Ничего не чувствовать. Создать свою собственную тюрьму. Но Нова, похоже, знает, как пройти через решетку и вытащить меня, как и прошлым летом. А эмоции, которые я пытался убить наркотиками, снова выходят наружу. Иногда я думаю, что должен смириться. Иногда мне кажется, что я должен бежать от них. Иногда это меня злит, и я боюсь, что могу сорваться в один из таких моментов и сказать что-то, что снова причинит ей боль.

К счастью, этого еще не произошло. Я вижу Нову каждый день в течение последних четырех дней и умудрился не спятить и не заставить ее плакать, но это отчасти потому, что я стараюсь быть под кайфом, когда она приходит. Ее визиты уже входят в привычку. Как и сегодня. Я просыпаюсь около полудня или часа, принимаю утреннюю дозу, одеваюсь, а потом жду и рисую, пока она не появится. Я почти не волнуюсь, зная, что она придет ко мне. Все это хорошо, но есть одна огромная проблема. Чем больше времени я провожу с ней, тем больше чувствую вину перед Лекси. Как будто я оставляю ее гнить в могиле, решив, что должен жить, вместо того, чтобы быть там вместе с ней.

Не знаю, что, черт возьми, со мной не так. Какой человек сможет просто двигаться дальше после убийства своей девушки? Поэтому я стараюсь бороться с этим – с моими чувствами к Нове – но она занимает все мои мысли, руководит моей жизнью и даже моими рисунками. Вот и сегодня я рисую ее, когда она появляется. Это одна из ее поз, сидя на краю крыши, где мы болтали в тот день, когда я обидел ее. Я видел совершенство глядя на нее. Это удивительный рисунок, который заставляет меня с грустью увидеть, сколько усилий мне нужно приложить, чтобы нарисовать эту девушку.

Последнее, что я хочу, это чтобы Нова увидела его, поэтому, когда она входит в комнату, быстро закрываю блокнот. – Эй, – приветствую ее, отбрасывая его на матрас.

Она улыбается, держа два стаканчика кофе в руках и появляясь в моих дверях, одетая в синее платье, открывающее ноги, ее волосы собраны, и я вижу веснушки на лице и плечах. – Итак, у меня есть планы на сегодня. – Она протягивает руку, предлагая мне кофе, выглядя такой счастливой, несмотря на зеркало на полу, покрытое остатками белого порошка, словно она не видит мое прошлое, все, что я натворил, словно нет того шрама на груди, напоминающего о ужасной вещи, что я сделал.

Забираю у нее кофе. – Кто впустил тебя в квартиру? – спрашиваю, вытягивая руки над головой и моргая несколько раз, чтобы увлажнить глаза. Я принял дозу пару часов назад, так что мне хорошо сейчас, но апогей еще не достигнут.

Ее приподнятое настроение исчезает. – Дилан.

Мои руки опускаются. – Он ничего тебе не сказал?

Она пожимает плечами, водя пальцем по краю крышки от кофе. – Не то, чтобы он что-то сказал, просто смотрел на меня около минуты, прежде чем впустить в дом... Делайла была в отключке на диване, и он сделал неуместное замечание о ее виде. Думаю, ему нравится задевать меня... и мне больно видеть Делайлу в подобном состоянии.

Конечно, она переживает, потому что слишком много волнуется обо всех. – Мне жаль. говорю я, желая свернуть шею Дилану. Он ведет себя как мудак с каждым днем все больше, настаивая на том, что мы должны съехать. Мы с Тристаном на днях прокрались в его комнату в поисках пистолета, но я думаю, что он держит его все время при себе. Меня напрягает вся эта ситуация и последнее, что я хочу, чтобы Нова была втянута во все это. – Я думаю, тебе не стоит сюда больше приходить.

Она быстро качает головой. – Нет, я могу справиться с жутким Диланом... только, пожалуйста, не заставляй меня не видеться с тобой.

– Я не это имел в виду, – успокаиваю ее, сделав небольшой глоток кофе. Прошло много времени с тех пор, как я последний раз держал в руках напиток из «Старбакс», и этот намного вкуснее, чем я помню. – Я хотел сказать, что лучше тебе не приходить в этот дом. Мы можем встречаться в твоей машине.

– Но как ты узнаешь, когда я появлюсь?

– Мы можем договориться о времени.

– Ты говорил, что тебе сложно следить за временем, – она пьет кофе, ожидая моего ответа.

Если я это сделаю, это будет означать, что я почти сдался. Пойду против своих чувств, нарушу то хрупкое равновесие, которое поддерживают наркотики в моей системе, то равновесие, которое держит меня в стабильности. – Я буду стараться изо всех сил, чтобы быть там каждый день в полдень. – Это лучшее, что я могу сделать.

– Как по мне, так звучит неплохо, – ее идеальные губы растягиваются в слабую, но достойную портрета улыбку. – Готов услышать мои планы на день?

Вращаю стаканчик в руках. – Конечно.

С сияющей улыбкой она садится на матрас рядом со мной, и я напрягаюсь, когда она касается меня. – Мы весело проведем день и не будем говорить о наших проблемах и спорить, – говорит она.

Настораживаюсь при слове «весело». В ночь аварии Лекси хотела веселиться. Хотя Нова и Лекси совсем не похожи. В самом деле, Нова, наверное, говорит о спокойном, беззаботном веселье, в то время как Лекси всегда любила импульсивные и опасные развлечения. – Не думаю, что я смогу веселиться.

Она толкает меня плечом, улыбаясь. – Конечно, сможешь.

Я делаю медленный вдох через нос, говоря себе оставаться спокойным. – Нет, не смогу.

Она морщит лоб. – Почему нет?

– Потому что просто не могу.

– Куинтон, пожалуйста, просто скажи мне, – умоляет она. – Иначе я сойду с ума, пытаясь понять причину... как мне всегда приходилось делать с Лэндоном.

Черт, она усложняет мне задачу. Она вытаскивает из рукава карту с мертвым бойфрендом. Кроме того, она смотрит на меня, и ее глаза такие большие и красивые, что почти поглотили меня. – Моя подруга... Лекси хотела повеселиться в тот раз... – слезы жалят глаза, и я откидываю голову назад, чтобы они не стекали. Водяное пятно прямо надо мной, которое меня постоянно раздражало, как ни странно, за последние несколько дней перестало капать, хотя и выросло в размерах. – В ту ночь, когда она умерла.

Опускаю голову, когда беру себя в руки и смотрю на нее. Она замолкла, покусывая нижнюю губу, ее руки лежат на коленях со сцепленными пальцами. Сначала я думаю, что ей неудобно, но потом понимаю, что ее глаза слезятся, и она борется, чтобы не заплакать.

– Лэндон никогда не хотел веселиться, – ее голос такой мягкий, когда она это говорит, но настолько неэмоциональный, как будто она чувствует пустоту. Мне больно слышать пустоту в ее голосе. Это мое слабое место – она моя слабость. Тристан был прав. Она меняет меня. Я просто не уверен, к лучшему или худшему, потому что мне трудно справляться с эмоциями, которые она вызывает, чувствами, которые она умудряется вытянуть из меня, даже сквозь завесу наркотиков. Накрываю ее руку, и она застывает. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди и почти душит меня, когда желание льется через меня – желание сделать ее счастливой. Я задерживаю дыхание, понимая, куда ведут мои мысли.

– Как ты хочешь повеселиться сегодня?

Она оживляется, слезы в ее глазах отступают. – Выйти в город. Прокатиться на американских горках. Посмеяться. Получить удовольствие. – Она так говорит, как будто это проще простого.

Морщу нос. – Я не уверен.

– Нет, нет, – она вздрагивает, словно ранена моими словами. – И я собираюсь показать тебе, каково это, не будучи под кайфом, – говорит она, протягивая руку, будто хочет, чтобы я ее взял.

– Ты же знаешь, что я сейчас под кайфом? – ненавижу это говорить, но это правда, и я не люблю ей врать.

– Я знаю, но может быть ты попытаешься больше ничего не делать, пока мы вместе, – вижу волнение в ее глазах и страх быть отвергнутой. Я представляю, как она плачет в машине, и как я не хочу быть причиной этого снова, поэтому беру ее за руку.

– Сделаю все возможное, но ничего не могу тебе обещать, – говорю ей прямо, пытаясь не причинить ей боль, но она должна быть готова ко всему. Несмотря на то, что я меняюсь, я не собираюсь сдаваться. Просто немного приспускаю завесу, пока она рядом со мной. Если бы я был трезвый, вероятно, я не смог бы находиться рядом с ней, потому что воспоминания о Лекси выкачали бы весь воздух из меня, а не его часть. Я должен хоть на миг почувствовать, каково это жить, дышать, позволить сердцу биться ровно. Отпустить Лекси и продолжать жить.

Она кивает, и я позволяю ей вести меня к машине. Наши пальцы разъединяются только, когда мы садимся в машину, и я достаточно трезв, чтобы почувствовать потерю этой связи, а также ту боль, когда я понимаю, что хочу вернуть эту связь обратно. Нова сразу же запускает двигатель и включает кондиционер. – Знаешь, я уверена, что показатель количества людей, которые попадают в больницу из-за жары здесь чертовски высок. – Она вытирает пот со лба тыльной стороной ладони. – Я чувствую, как таю.

– Ну, ты выглядишь довольно аппетитно, – делаю паузу, когда она выглядит немного смущенной, и я тоже чувствую неловкость. Может, я не так трезв, как думал.

– Не уверена, что ты имел в виду, – она тянется к своему iPod на сиденье. – Но воспринимаю это, как комплимент. – Она пролистывает песни, в поисках идеального трека. Я заметил эту ее привычку, и, если отнестись к этому внимательнее, то можно прочувствовать ее настроение, основанное на выборе песни.

Музыка щелкает и у меня падает взгляд на экран, когда она кладет iPod вниз, потому что я не знаком с песней.

– «OneLine» от PJ Harvey.

– Никогда не слышал о ней, – клянусь Богом, Нова пытается этим намекнуть про наш поцелуй на парковке.

– Это потому что тебе медведь на ухо наступил, – она дразнит, дотягиваясь до солнцезащитных очков на приборной панели и одевая их. Удивляюсь, как у нее это получается. Сидеть здесь со мной и притворяться, что все в порядке. Я думаю о том, что она сказала мне в машине о своем парне, как она хочет спасти меня и не спасла его. Может быть, поэтому.

– Ничего подобного, – возражаю ей, застегивая ремень безопасности, когда она жмет на газ и трогается. – Я просто не такой крутой, как ты. – И сейчас я флиртую. Супер. Это будет очень интересный день, по которому, я уверен, буду страдать позже, когда осознание пройдет через меня.

Она слегка улыбается, выруливая на дорогу. – Знаешь, я получаю еще большее удовольствие от своей собственной музыки, – говорит она, маневрируя в правую полосу и направляясь в сторону города. – Я даже начала придумывать некоторые биты.

– Это действительно круто, – барабаню пальцами по двери в такт песни, чтобы направить свою энергию в правильное русло.

– И еще я играла на сцене несколько раз.

– Правда? – я вспоминаю то время, когда мы стояли в толпе на концерте, и я растворялся в ней и в ее вдохновении от музыки.

Она кивает, выглядя немного гордой. – Да. Правда, поначалу было тяжело, учитывая, что Лэндон купил мне мой первый набор барабанов. Но я играла через боль, и новые воспоминания вернули мне любовь к игре. – Она ухмыляется, пряча взгляд. – И теперь я словно кремень.

– Не сомневаюсь.

– Знаешь, я все еще должна тебе шоу.

Мои брови ползут вверх. – Шоу? – Слишком много грязных картинок рождается в моей голове, и я чувствую прилив адреналина.

– Да, я обещала сыграть для тебя как-нибудь, – говорит она, нажимая на тормоз, чтобы остановиться на светофоре. – И еще не сделала этого.

– Однажды, может быть, – говорю, но мне интересно, насколько далеко в будущее можно загадывать, как долго она будет терпеть меня в таком состоянии. Несмотря на то, что я сижу здесь с ней, у меня нет плана, как изменить свою жизнь.

– Как насчет сегодня? – предлагает она, начиная движение на зеленый свет.

– Ты хочешь сыграть для меня на барабанах сегодня? – спрашиваю, озираясь по сторонам улиц на тату-салоны, сувенирные и секонд-хенд магазины, которые плавно переходят в казино, по мере того, как мы приближаемся к центру города.

Она кивает, включая поворотник, чтобы перестроиться. – Да, если хочешь, – она перемещается на соседнюю полосу. – Я спрятала барабаны в месте, где живу.

Придумываю оправдание. – Я не думаю, что кто-то будет в восторге от торчка, зависающего в их доме.

– Хозяин приходит домой после шести, – заявляет она, заворачивая на парковку.

– А что насчет твоей подруги Леа?

– Что с ней?

– Она не разозлится на то, что ты привела меня? – спрашиваю, отстегивая ремень безопасности, когда она занимает пустое парковочное место.

– С ней все будет в порядке, – говорит она, выравнивая машину. – Она знает, насколько я забочусь о тебе.

Неважно, сколько раз она это будет говорить, ее слова ударяют мне прямо в грудь, выбивая оставшийся воздух. Она как будто тоже чувствует это, потому что быстро добавляет, – Извини, я придаю этому слишком большое значение.

Я вскидываю руки за голову, потирая затылок и постепенно выдыхая. – Нет... все в порядке... давай просто попробуем повеселиться.

Веселье на трезвую голову.

Разве это возможно?

Не уверен, что у меня получится, но я попытаюсь. К счастью, во мне еще достаточно кристаллов, чтобы не раздавить меня полностью, хотя пик может исчезнуть до конца дня, особенно если я буду что-то делать. Я волнуюсь. Не только о себе, но и о Нове.

Боюсь, что она увидит реального монстра, который находится внутри меня, и он разобьет наш веселый день на тысячу осколков.

Нова

Мы гуляем вверх и вниз по Стрип, разговаривая и смеясь. По большей мере смеюсь я. Куинтон редко смеется, но мне все же удается заставить его улыбнуться несколько раз. Мы идем в отель Нью-Йорк-Нью-Йорк, чтобы покататься на американских горках, которые построены вокруг здания. Пока мы стоим в довольно длинной очереди, он признает, что немного боится американских горок.

– Когда мне было лет двенадцать или тринадцать, меня посадили рядом с каким-то ребенком, и его вырвало собственными кишками, – признается Куинтон. Мы стоим друг напротив друга, посреди толпы, но, когда мы разговариваем, смотря глаза в глаза, кажется, что здесь только он и я. До сегодняшнего дня я не знала, что зрительный контакт может быть настолько мощным, и теперь понимаю, что с Лэндоном такого не было, потому что он всегда смотрел куда-то еще.

– Фу, – морщу лицо в отвращении. – На тебя попало?

Он кивает, выглядя донельзя противно. – О да, это было ужасно.

– Мы с папой катались вместе на американских горках, – говорю ему, продвигаясь с очередью вперед. – После его смерти я перестала это делать, слишком грустные воспоминания.

– Правда? – спрашивает он, удивляясь.

– Да, но я снова в седле.

– Ты уверена, что хочешь разделить этот момент со мной? – удивляется он, чувствуя себя неловко, отступая от перил, вокруг которых тянется очередь.

Я киваю, а потом смело приближаюсь к нему и беру за руку, переплетая наши пальцы. – Я рада, что это ты и никто другой.

Он упирается взглядом в землю, бормоча что-то, что звучит как «неважно». Но не отпускает мою руку, пока мы не залезаем на наши места. Мы пристегиваемся, и парень проверяет, чтобы мы были надежно закреплены. Затем я задерживаю дыхание, когда аттракцион трогается и начинает подниматься вверх. Солнце слепит глаза, но я не отворачиваюсь, желая ощутить этот момент, зная, что, когда машина помчится вниз, я почувствую мгновение свободы, в котором так нуждаюсь. И надеюсь, что эта поездка сможет сделать то же самое для Куинтона.

Куинтон прижимается коленом к моей ноге, когда мы достигаем верхней точки. Не знаю, осознает ли он, что делает, или это ненарочно, чтобы успокоить меня или себя, но я рада этому прикосновению, и задерживаю дыхание, когда мы падаем. Вместе. Мы крутимся, переворачиваемся и висим вниз головой, люди кричат вокруг нас. Мои волосы развеваются на ветру, воздух скользит по телу, и я чувствую, что лечу. Это то самое чувство свободы, и я хотела бы просто остаться на этой чертовой горке навсегда. Потому что здесь все ясно и просто. Так легко, какой я бы хотела, чтобы была жизнь.

К тому времени, когда мы выходим, Куинтон выглядит так, будто находится на грани смеха, но не позволяет ему вырваться наружу. Тем не менее приятно видеть в его глазах намек на счастье.

– Боже, у меня сердце колотится, – говорит он с волнением, прижимая руку к груди. Он берет меня за руку и прикладывает к сердцу. – Ты чувствуешь это?

Я киваю, забывая дышать. – Как и мое. – Мне кажется, он не до конца понимает, что делает, когда кладет свою руку на мое сердце, которое колотится больше от его прикосновения, чем от чего-либо еще. Он ничего не говорит, просто чувствует мое сердцебиение.

Может быть, это потому, что я поняла, что мне делать дальше. Или может это просто из-за того, что хочу поцеловать его. Кто знает. Но по какой-то причине я оказываюсь на цыпочках и прижимаю губы к его губам. Сначала он колеблется, его губы на мгновение замирают. Но потом он резко вдыхает и целует меня в ответ. Наши языки сплетаются, тела прижимаются друг к другу, наши руки все еще сцеплены. Свободную руку он кладет мне на поясницу и притягивает ближе, пожирая меня своим языком, крадя дыхание прямо из меня. Все, что я чувствовала прошлым летом, вновь накрывает меня и проходит через душу. Выплеск эмоций настолько силен, что мое сердце ускоряется, а ноги подгибаются. Я почти начинаю падать, но Куинтон поддерживает меня за талию, подталкивая к перилам. Железо давит в спину, когда его руки блуждают по моему телу, пальцы скользят по коже. С каждым вдохом моя грудь соприкасается с ним, тепло его тела смешивается с моим, и вкупе с жарким воздухом пустыни, моя кожа становится влажной. Я задыхаюсь. Потеряна. Опустошена. Гул людей и звон аттракционов вокруг нас начинает угасать. Как будто мы улетели. Мне жаль, что мы не можем так остаться навсегда, и, в конце концов, он отстраняется, прикусывая мою нижнюю губу. Хватая ртом воздух, он упирается мне в лоб и ничего не говорит. Я тоже. Мы оба смущены произошедшим. По крайней мере, я точно. Несмотря на те чувства, что я испытываю к нему, тот факт, что он под кайфом прямо сейчас вносит свои противоречия. Правильно ли быть с ним, когда он в таком состоянии? Понимает ли он свои истинные чувства? А я свои? Потому что они становятся сильнее. Больше, чем я думала.