Текст книги "Вечность Эллы и Миши (ЛП)"

Автор книги: Джессика Соренсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 11

Миша

Я открываю глаза, Элла крепко спит в моих руках, одна из которых лежит на ее бедре, а другая -чуть ниже ее груди. Я был бы очень рад, но моя голова раскалывается, живот горит, и я понятия не имею, что, черт возьми, случилось прошлой ночью – что я сделал или сказал.

Аккуратно, чтобы не разбудить ее, я выбираюсь из кровати и иду в ванную. Комната вращается и мой мозг чувствует, что вот-вот взорвется внутри моего черепа.

После того, как я выблевываю свои внутренности, я чищу зубы и возвращаюсь в комнату. Элла уже проснулась и сидит на кровати, облокотившись на подголовник.

– Как ты себя чувствуешь? – Крохотная искра развлечения блестит в ее глазах.

– Ты считаешь, что моя боль – это смешно? – Я ползу на кровать и ложусь на живот, ощущая вкус рвоты в своем горле. – Какого черта случилось прошлой ночью?

Кончики ее пальцев путешествуют вверх и вниз по моей голой спине круговыми движениями. —Ну, это началось, когда ты выпил полбутылки водки, и закончилось тем, что ты захватил меня в свою постель.

Я поднял голову и приподнял бровь. – Мы...

Она качает головой и ложится рядом со мной. – Ты просто не позволял мне уйти. Ты злодей, когда напиваешься.

– Я говорил тебе грубые вещи?

– Нет, но ты пытался начать несколько драк.

– Мне жаль, – сказал я, нахмурившись. – За все, что я сделал.

Ее большие зеленые глаза моргают. – Я не хочу, чтобы ты сожалел. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что случилось.

– Ничего, – лгу я, отворачиваясь. – Я просто немного перестарался.

– Ты знаешь, что это нечестно. – Она тянет меня за руку, и я смотрю на нее. – Ты заставляешь меня рассказывать тебе все, и, когда я не хочу делать это, ты исследуешь меня, мучаешь или дразнишь, пока я не сдамся.

– Ты всегда можешь это испробовать сама, – говорю я ей низким, хриплым голосом. – Будет интересно посмотреть, что из этого получится. На самом деле, я даже прошу тебя сделать это.

Ее тело застывает. – Миша, просто поговори со мной.

Я упрямо качаю головой. – Я сказал тебе, сначала заставь меня, и может тогда я все расскажу.

Она прикусывает нижнюю губу, осматриваясь, а затем толкает мои плечи, откидывая меня на спину. Я легко мог бы выиграть эту битву, но не в этом смысл. Она садится и перекидывает через меня ногу. Ее спутанные, каштановые волосы закрывают наши лица, и ее хотя подводка размазана, она все еще прекрасна.

Элла пытается сохранить серьезное выражение лица. – Теперь скажи мне, почему ты был так расстроен прошлой ночью.

– Неа, я в порядке, – отвечаю я. – Думаю, я сохраню эту информацию для себя.

Ее руки тяжело опускаются на мои плечи, и она сжимает свои ноги вокруг моей талии, случайно потеревшись об меня, и мой член становится твердым. – Пожалуйста, просто скажи мне. – Она хлопает ресницами, и это до смешного очаровательно.

– Хорошо, я скажу тебе. – Я украдкой опускаю руки на ее бедра и потираю ее кожу пальцами. – Но для записи, я никогда не использовал свои ресницы на тебе.

Она гордо улыбается. – Знаю, это был мой секретный трюк. Ты всегда становился слабаком из-за этого.

Мои руки обнимают ее и нащупывают ее зад. – Ты признаешься, что играла со мной?

– Не меняй тему, – отвечает она, позволяя мне оставить руки там, где они есть. – Скажи мне, что расстроило тебя прошлой ночью.

– У моего отца какая-то странная болезнь, – выдыхаю я, чувствуя, как падает тяжесть. – И он нуждается во мне ради трансплантации косного мозга и крови.

Ее лицо становится призрачно белым. – С ним... с ним все будет хорошо?

Я киваю. – Ага, это не опасно для жизни или еще чего, но я...

– Но ты что? – она призывает меня продолжать, массируя мои плечи большими пальцами.

Я отворачиваюсь от нее, уставившись на трещину в стене. – Я не хочу делать это для него. Я хочу, чтобы он страдал, и из-за этого чувствую себя дерьмом. Я имею в виду, неужели я такой большой придурок, что позволю ему оставаться больным, просто потому, что зол?

Она расслабляет свой вес на мне, когда ее губы дергаются вверх в подобии улыбки. – Ты поэтому расстроен? Потому что чувствуешь вину за то, что зол на него?

– Почему это звучит так, будто ты думаешь, что это смешно? – Мой взгляд возвращается к ней. – Это не смешно

– Не смешно. – Она изо всех пытается сохранить равнодушное лицо. – Просто... ты очарователен. Ты расстроен, потому что плохо себя чувствуешь из-за того, что плохо думаешь об отце.

– Никогда больше не называй меня очаровательным. – Я сжимаю ее зад, и ее тело подтягивается ближе ко мне, делая меня еще тверже. – Ни один парень не хочет, чтобы его так называли.

Смех слетает с ее губ, когда она случайно шевелится напротив моего стояка. – Мне все равно. Ты такой. Ты очаровательный, Миша Скотт. Не думаю, что в мире есть хоть еще один такой же милый парень, как ты.

Я посылаю ей холодный, тяжелый взгляд. – Ты хочешь увидеть, какой я милый? – Одним быстрым движением, я переворачиваю нас, так что ее теплое тело оказывается подо мною. Мой желудок горит, но я заглушаю тошноту. – Если ты продолжишь называть меня очаровательным, я собираюсь перевернуть тебя и показать, насколько я мужественен. – Ее губы в шоке открываются, и щеки становятся розовыми. Я касаюсь рукой ее щеки и позволяю пальцу опуститься ниже ее глаза. —Теперь это очаровательно.

Ее тело дрожит подо мною, но голос спокойный. – Так что ты собираешься делать? Со своим отцом?

Я отклоняюсь назад, но все еще удерживаю ее бедра между ног. – Я всегда знал, что собираюсь делать. У меня просто был внутренний конфликт с дрянными мыслями, которые наполняют мою голову.

– Значит, ты собираешься помочь ему.

– Ага, я собираюсь помочь ему.

Ее грудь поднимается и опускается, в то время как ее огромные глаза смотрят на меня. – Быть с тобой просто друзьями поистине тяжело.

Ее прямота ошеломляет меня, и я рассматриваю идею сорвать с нее одежду и заняться с ней любовь прямо сейчас. – Что ты хочешь, чтобы я сделал с этим заявлением, потому что у меня есть тысяча идей.

Она натянуто мне улыбается. – Я не хочу, чтобы ты пока что-то делал. Я просто хочу, чтобы ты знал, что это именно то, что я испытываю сейчас. Чтобы ты знал, что ты заставляешь меня испытывать это. Я должна работать над тем, чтобы делиться своими чувствами.

Я мягко целую ее в щеку и слезаю с нее, но не раньше, чем трусь об нее один раз. Она задыхается от ощущения меня, и я ухмыляюсь.

– Ты лучше, чем ты думаешь, Элла Мэй. – Я указываю на свой рот. – Видишь, ты заставляешь меня улыбаться.

Она закатывает глаза, поднимаясь с постели и поправляя рубашку. – Все что мне нужно сделать, так это снять одежду, и ты сразу же будешь улыбаться.

Я уставился на нее, представляя ее потной и голой подо мной.

– Перестань так на меня смотреть. – Ее дыхание сбивается. – Из-за тебя мне тяжело дышать.

Все еще не отрывая от нее взгляд, я вытаскиваю телефон из верхней коробки, множеством которых завалена моя крошечная комната. – Ты хочешь поехать в Нью-Йорк?

Она выгибает брови. – Как друзья?

Я киваю, набирая номер отца. – Ну, если это именно то, чего ты хочешь, то да…как друзья.

– Это именно то, чего я хочу на данный момент, – отвечает она. – И да, я поеду с тобой, потому что я люблю тебя.

Элла

Меня осенило утром, после того как Миша напился, что у него могут быть проблемы. Он делает то, что и мой отец, использует алкоголь, чтобы справиться со своими проблемами. Даже если будет трудно противостоять ему в этом, я все равно должна это сделать.

Я вываливаю это своему терапевту, во время своего последнего визита до нашей с Мишей поездки в Нью-Йорк, но она не соглашается.

– Не думаю, что это хорошая идея на данный момент, Элла, – сказала она громко, перекрывая дождь, бьющий по окну. Тротуары снаружи затоплены, небо темно серое, и воет ветер. – Ты все еще разбираешься с собственными проблемами, и донесение вещей такого рода людям, может, принести ужасные эмоции.

– Миша не такой, – не соглашаюсь я, повышая свой голос из-за гула грома. – Он никогда намеренно не причинит мне боль.

– Противостояние проблем является трудностью для всех. – Она надевает свои очки и читает вчерашние записи. – Как у тебя обстоят дела в последнее время? Все было хорошо?

Я рассказываю правду, даже если первой моей реакцией было приукрасить все. – Я была в порядке до звонка Дина. Хотя, я уже смирилась с тем, что он звонит мне только для того, чтобы рассказать насколько хреновые вещи происходят.

– Так почему он тебе звонил? – интересуется она.

Огромная опухоль набухает в моей голове, когда я мягко говорю:

– Потому что сегодня день рождение моей мамы.

Она не смотрит на меня с симпатией, поэтому она мне и нравится. – Был ли он груб с тобой во время разговора?

Я дышу изо всех сил. – Немного. Думаю все это потому, что он все еще винит меня в смерти нашей мамы.

Ее карандаш балансирует над бумагой, готовый сделать запись. – Ты говорила с ним о том, что чувствуешь, когда он причиняет тебе боль?

Я качаю головой. – Нет, и я не хочу.

Ее рука быстро скользит по бумаге, когда она что-то записывает. – Что ты делала после того, как закончила разговаривать с Дином? Расстроилась?

– Я не расстроилась, – поправляю я ее. – Просто немного погрустила, вернулась в свою комнату и свернулась калачиком на кровати на некоторое время. Хотя позднее я сама и вытащила себя из этого состояния.

– Это хорошо. – Она снимает очки, и там где они прижимались к носу остаются красные линии. – Во сколько ты уезжаешь в Нью-Йорк?

Откинув голову назад, я смотрю на часы на стене над моей головой. – Вроде бы, через четыре или пять часов.

– Ты будешь в порядке? – спрашивает она. – Ведь ты будешь всю поездку наедине с Мишей.

– Я буду в порядке, – заверяю я ее. – Знаю, вы не хотите, чтобы я с ним встречалась (и я не хочу), но он все еще мой друг и нуждается во мне.

– Я никогда не говорила тебе, чтобы ты не встречалась с ним, Элла. – Дождь усиливается, скрывая окно водой, и она повышает голос. – Я лишь сказала тебе, что, пока ты не построишь свою устойчивую жизнь, ты должна облегчить все как можно сильнее, а отношения в целом никогда не бывают простыми.

Я накручиваю локон волос на палец. – Как я узнаю, что готова снова с ним встречаться?

Она ободряюще мне улыбается. – Только ты это знаешь, но могу я тебе посоветовать идти маленькими шажочками во всех твоих отношениях, ведь благодаря этому у твоих мыслей появится время, чтобы немного замедлиться, и ты сможешь увидеть, что реально, а что нет?

Мои мысли мчатся, когда я встаю на ноги и перекидываю сумку через плечо. – Думаю, мы увидимся, когда я вернусь.

Она провожает меня к двери. – Береги себя, Элла, и помни, если тебе что-то понадобится, звони.

Я машу на прощание и выхожу под дождь, направляясь в сторону квартиры. Мои сапоги хлюпают по лужам, и даже не смотря на то, что я пробежала весь путь, мои волосы и одежда все же промокают.

Итан и Миша сидят в гостиной на диване, когда я забегаю внутрь и хлопаю дверью, закрываясь от дождя. Их глаза направляются на меня и расширяются.

Миша осматривает мои джинсы и футболку, облепившие мое тело, капли воды стекают по моему лицу. – Разве у тебя не было куртки?

Я выжимаю волосы, разнося беспорядок по всей плитке. – Нет, я не думала, что будет дождь.

– Что? Темные облака не были предательским знаком? – спрашивает Итан насмешливо, и хватает полную руку чипсов из пачки на кофейном столике.

– Обычно здесь не идет дождь. – Я направляюсь в сторону своей комнаты, оставляя мокрый след на ковре. – У меня есть время, чтобы принять душ, прежде чем мы уедем?

– Да, все в порядке, – кричит Миша. – Только поторопись.

Я закрываю дверь спальни, выскальзываю из мокрой одежды, и иду в ванную, присоединенную к спальне, оставляя дверь приоткрытой. Теплая вода душа расслабляет мои жесткие мышцы, и я позволяю ей бегать по моему телу дольше, чем планировала.

– Элла, ты жива там? – Голос Миши перекрикивает звук бегущей воды.

Я стираю воды с глаз. – Ага, уже собираюсь выходить.

Я жду минуту, чтобы он ушел, затем выключаю воду и убираю штору в сторону, чтобы выйти, но он все еще стоит здесь, прислонившись к стойке.

– Черт, – я хватаю штору и прикрываю себя. – Я думала, что ты ушел.

Он скрещивает руки на груди, его дикие глаза впиваются в меня. – Я хотел убедиться, что ты выйдешь. Нам уже нужно идти.

Я тянусь за полотенцем на крючке и оборачиваюсь в него, прежде чем отпустить штору и выйти. Его взгляд следует все время за мной, пока я иду в комнату.

Я копаюсь в ящике комода, просматривая одежду, выбираю полосатую черно-серую футболку и джинсы. – Хорошо, дай мне минуту одеться, и я готова идти.

Он поднимает рисунок девушки с трещинами на лице и изучает его. – Когда ты это нарисовала?

Вздыхая, я натягиваю трусики, не снимая полотенце. – Прямо перед тем, как приехала навестить тебя в Лос-Анджелесе.

Он бросает его обратно на комод, и его пламенный взгляд переходит на меня. – Выглядит так, будто ты грустила, когда рисовала его.

Я надеваю штаны, споткнувшись, когда мои ноги застревают в середине штанины. – Я грустила из-за того, что не могу тебя увидеть.

Призрачная улыбка касается его губ, я смотрю на лифчик в своей руке, мучая мозг тем, как надеть его, не сверкая перед ним своими прелестями. – Попала в неприятности? – спрашивает он.

Я бесстрастно моргаю. – Не мог ли ты выйти на минуту?

Он преувеличенно кивает. – Я был бы очень не против.

Качая головой, я отворачиваюсь, позволяя полотенцу упасть на пол. Продевая руку через каждую бретельку, я надеваю лифчик и тянусь, чтобы застегнуть, но пальцы касаются моей спины.

– Знаю, я не должен говорить этого, с тех пор как мы решили быть друзьями, – дыхание Миши хриплое, когда он застегивает лифчик, – …. но ты возмутительно прекрасна.

Мои легкие сжимаются, когда я смотрю через плечо, и его сочные губы всего в нескольких дюймах. – Ты прав, – говорю я, задыхаясь, когда мое сердце барабанит в моей груди. – Ты действительно не должен говорить такие вещи.

Его взгляд, полный желания, переходит на мои губы, словно он вот-вот может поцеловать меня. Нуждающийся стон вибрирует на моих губах. Покусывая кольцо в своей губе, он пятится, его глаза не отрываются от меня, пока он не закрывает дверь и не исчезает в коридоре.

Выдохнув с дрожью, я быстро надеваю футболку и причесываюсь, желая, чтобы он поцеловал меня.

* * *

Итан высаживает нас в аэропорту, у нас едва хватает времени, чтобы зарегистрироваться и добраться до ворот, прежде чем начинается посадка на самолет. Все продолжают думать, что мы молодожены, и Мишу это забавляет; однако мне не комфортно. «Молодожены», в моем сознании, равняются «браку», а я пока к этому не готова.

Когда мы готовы подняться на борт, Миша говорит мне идти без него. Он должен что-то сделать, поэтому он встретит меня на борту. Собирая свои сумки, я встаю в очередь со своим посадочным талоном в руках, в то время как он прогуливается к магазину подарков с сумкой через плечо.

На борту, я нахожу наш ряд и кладу свою маленькую сумку под сидение, затем убираю большую сумку в отсек над головой. Я сажусь у окна и смотрю на голубое небо и крылья самолета, удивляясь, насколько плохо летать, когда ты никогда этого раньше не делал.

– Ты выглядишь нервной, – замечает Миша, когда достигает конца ряда.

– Я в порядке, – заверяю я его. – Просто потерялась в своих мыслях.

Он засовывают свою сумку в отсек над нашими головами, и его зеленая рубашка в клетку приподнимается ровно настолько, чтобы показать узкую полоску мускул его поджарого живота и гладкую фарфоровую кожу. Мои мысли заполняются картинками, как я провожу пальцами по его груди, животу, наслаждаясь его мягкой кожей.

– Наслаждаешься видом? – Он приподнимает бровь, поправляя рубашку под моим взглядом.

Пряча улыбку, я поворачиваюсь к окну. – Возможно.

Он садится посередине, и когда я снова смотрю на него, на его коленях стоит бумажный пакет.

Я указываю на него. – Что там? Что-то хорошее?

Он открывает пакет и двигает его ко мне. Внутри шоколадный кекс с красной и розовой посыпкой. Мое сердце мгновенно забилось от любви к нему.

– Знаю, он не такой, как был тогда…. – Он достает кекс из пакета и кладет его мне на ладонь. – … но думаю, он очень на него похож.

Слезы жгут мои глаза, когда я представляю образ моей матери в голове. Это был ее тридцать пятый день рождения, и мне было двенадцать. Когда я спросила ее, чего она хочет в подарок, она сказала, что хочет печь кексы весь день. Это был хороший момент в моей жизни, хотя большинство людей, вероятно, будут рассматривать это как странность. Но она была счастлива. Я была счастлива. Миша был счастлив. И счастье принесло редкое спокойствие в нашу жизнь.

– Ты помнишь, – слезы текут из моих глаз, стекая по щеке.

– Конечно, помню. – Он вытирает редкие слезы. – Как я могу не помнить день, когда должен был испечь десятки, а то и сотни кексов?

Сквозь слезы, мне удается улыбнуться воспоминанию. – Я не могла сказать ей «нет». Это был ее день рождения, и она казалась счастливой.

– И я был счастлив делать это, – отвечает он, стирая еще одну слезу пальцем. – Хотя в конечном итоге закончил тем, что излил душу унитазу, потому что съел слишком много масла.

– Это хорошее воспоминание о моей маме. – Я закрываю глаза, сдерживая слезы, и прерывисто вздыхаю. – Редкое, но хорошее.

Когда я снова открываю глаза, он пристально за мной наблюдает, будто боясь, что я могу сломаться. Я погружаю палец в глазурь и слизываю ее.

Он сдерживает улыбку. – И как?

Я слизываю глазурь с губ. – Очень, очень вкусно.

Женщина лет двадцати пяти или около того, с волнистыми светлыми волосами и острыми скулами, садится на кресло рядом с Мишей. Она похотливо осматривает его, убирая свою сумку под сидение, и выключает телефон.

Я наклоняюсь вперед, и Миша вздрагивает от неожиданности. – У тебя поклонница.

Он смотрит через плечо, и когда смотрит обратно на меня, его лицо освещается весельем. – Лишь еще одна из многих.

Я слизываю глазурь с кекса, смеясь, и он пристально смотрит на меня, прокручивая кольцо между зубов.

– Знаешь, что я люблю? – спрашивает он, и я ожидаю, что что-то грязное выльется сейчас из его рта. – Твои большие глаза. – Он прикасается пальцем к уголку моего глаза, деликатно его касаясь. – Они прекрасны.

Женщина закатывает глаза, застегивая ремень безопасности и хватая журнал из кармана сидения, расположенного перед ней.

– Знаешь, что я люблю? – спрашиваю я, и он качает головой. – Когда ты лежишь голый в моей постели.

На ее лице появляется отвращение, и она перелистывает страницы, лоб Миши хмурится.

Прикрывая рот рукой, я шепчу ему на ушко. – Она слушает наш разговор и бесится, поэтому я подумала, что могу немного поиздеваться над ней.

Коварная усмешка пересекает его лицо. – Знаешь, что я люблю? Твое голое тело под моим, оно такое горячее и потное…

Она раздраженно фыркает и поворачивается к нам спиной, лицом к проходу.

Усмехаясь, я кусаю кекс. – Это было весело.

– Это было весело, – соглашается он и выключает телефон.

Самолет начинает катиться назад, и это занимает целую вечность, но, наконец, мы взмываем в небо. Я дышу, сжимая пальцы на ногах, не уверенная, почему я завелась, хотя, кажется, что я возложила огромное доверие на пилота.

Пальцы Миши обхватывают мое запястье, и он целует мой скачущий пульс. – Расслабься, все в порядке.

Я прижимаюсь к нему и опускаю голову ему на плечо. Он вытаскивает свой «iPod» и вставляет один наушник себе в ухо. Убирая мои волосы в сторону, второй наушник вставляет в мое ухо.

Миша пролистывает свой плейлист, и секунду спустя звучит акустическая версия «Chalk Line» Strike Anywhere. Версия, которая гораздо мягче оригинала. Опираясь на меня, он подпевает песне, и звук его ангельского голоса убаюкивает меня.

ГЛАВА 12

Миша

Как только самолет приземлился, и мы зарегистрировались в абсурдно причудливом отеле, который заказал мой отец, мы решили пойти на экскурсию. Тротуары забиты, и дорога практически заторможена. На дворе полдень, но прохладно, а здания такие высокие, что вряд ли солнечный свет проникает ниже створок или тротуара. На Элле куртка с капюшоном и перчатки без пальцев, но она дрожит от холода и потягивает свой кофе.

– Ты замерзла, малышка? – спрашиваю я, снимая шапку с головы.

Она кивает, держа кофе близко к губам. – Думаю, я слишком привыкла к погоде Вегаса.

Я встаю позади нее и провожу несколько раз руками вверх и вниз по ее спине, создавая тепло от трения. – Представь, как будет плохо, когда мы вернемся домой на Рождество. В «Звездной роще» в два раза холоднее, чем здесь.

Она пьет кофе, когда я обнимаю ее руками, проводя нас через толпу. – Не думаю, что я поеду куда-то на Рождество.

Я встаю рядом с ней и ловлю ее взгляд. – Что значит, ты не поедешь? Ты не можешь остаться одна на три недели в кампусе.

– Я не хочу возвращаться в пустой дом, Миша, – говорит она. – И я не буду одна. Лила тоже не едет домой.

Мы останавливаемся у пешеходного перехода и ждем вместе с толпой, пока сменится сигнал светофора.

– Ты можешь остаться со мной, – предлагаю я. – Я даже отдам тебе свою кровать.

Она сердито смотрит на меня. – Также как ты заказал нам две кровати в отеле?

– Эй, номер заказал мой отец, – отвечаю я, когда она убирает волосы, попавшие в рот. – Это не моя вина.

– Неужели? – Она закатывает глаза. – Как удобно для тебя.

– Это будет удобно для меня. – Я ступаю по тонкому льду. – Ведь, если я чувствую себя горячим и заведенным, то могу просто заставить тебя закинуть на меня ноги, и ты позволишь мне снова почувствовать тебя. Ты же сама знаешь, что ты шаловливая, когда находишься в темной комнате.

Она взглянула на парня постарше, с тонкими волосами и в очках, который слушает наш разговор с широкой улыбкой на лице. – Этого не произойдет.

Я смотрю пугающим взглядом на извращенца, и он быстро отворачивается. – Это именно то, что произойдет, милая девочка, и ты это знаешь.

Она глотает кофе, чтобы скрыть подавленное выражение. – Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Переплетая свои пальцы с ее, мы идем через улицу вместе с толпой людей, и останавливаемся на другой стороне, чтобы осмотреться.

– Ты хочешь посетить какое-нибудь особенное место, пока мы здесь? – спрашиваю я. – Центральный парк? Мы могли бы покататься на коньках?

Ее голова откидывается назад, она прикрывает глаза и смотрит вверх на Эмпайр-Стейт-Билдинг[16], который тянется к небу. – Я хочу подняться туда.

Моя грудь сжимается от воспоминаний о том моменте, когда она была на мосту, которые сейчас проходят сквозь меня: как она стоит на перекладине над водой, готовая выбросить свою драгоценную жизнь.

– Ты уверена? – проверяю я, медленно выдохнув. – Потому что есть миллион вещей, которые мы можем сделать.

Улыбаясь, она дергает меня за руку. – Да, пошли.

Я выкидываю, как могу из головы воспоминания, и позволяю ей вести себя через улицу, потому что с ней я пойду куда угодно, даже если сам того не хочу.

Элла

Нам пришлось ждать в очереди, чтобы подняться на лифте, но он так быстро доставил нас наверх, что моя голова закружилась. Когда двери открываются, мы выходим наружу, и мой живот скручивает от нервов. Бросив пустой стаканчик из-под кофе в мусорную корзину, я направляюсь к смотровой площадке, которую блокируют решетки.

Миша тащится за мной даже несмотря на то, что он не хочет быть здесь. Это делает его беспокойным, поэтому я переплетаю наши пальцы, заглядывая через решетку на оживленный город, расположившийся внизу. Темнеет, красочные огни мерцают на много километров. И тогда это обрушивается на меня да так внезапно, что кажется, словно ветер нокаутирует меня. Возвращается та же самая беспомощность, что я почувствовала в самолете.

Миша чувствует мое беспокойство, и его руки обвивают мою талию. – Сделай медленный вдох и просто расслабься, наслаждайся пейзажем. – Он покрывает мою шею поцелуями, пока я не возвращаюсь назад.

– Красиво, – шепчу я. – Действительно потрясающе.

Он посасывает чувствительное местечко за ушком, прежде чем отодвинуться. – Так оно и есть.

Дрожа от холода и его прикосновений, я прислоняюсь к нему, и он опускает подбородок мне на макушку. – И это настоящее.

Не многие поймут, что это значит, но он понимает, и его руки сжимаются вокруг меня. Люди бродят вокруг нас, но я по-прежнему стою на месте, выясняя, какого это, иметь безмятежный момент, когда мысли не путаются в моей голове.

Где-то в очереди, я начинаю плакать, но делаю это бесшумно, надеясь, что он не заметит.

Его пальцы касаются моих щек и вытирают слезы. – Почему ты плачешь, милая девочка?

– Эм, просто так... Просто это так нормально, – признаюсь я, вытирая слезы с пальцев. – Извини. Не знаю, почему я веду себя как ребенок.

Он целует меня в голову и подводит ближе. – Ты не ведешь себя как ребенок. Ты ведешь себя естественно.

Чувствуя, как часть ответственности падает с моей груди, я заставляю его руки сжать меня сильнее, не желая когда-либо отпускать его.

* * *

Он прокатил меня на спине до отеля, потому что мои ноги болели от нашей прогулки. Я все время не могла перестать смеяться, потому что люди продолжают странно смотреть на нас, хотя некоторые из них попросту нам завидуют.

Когда мы входим в вестибюль отеля, посыльный, который носит забавную шляпу и застегнутую форму, подходит к нам с суровым взглядом на его строго лице. – Никакого веселья в вестибюле.

Ботинки Миши шаркают по белому мраморному полю. – Абсолютно. Мы оставим это для спальни, – отвечает он, заходя в лифт со мной на спине.

Посыльный хмурится, когда двери закрываются, и Миша машет ему рукой. Я пытаюсь слезть с его спины, но он сцепляет руки под моими ногами, нажав на кнопку нашего этажа, и лифт дергается вверх.

Когда мы приезжаем на наш этаж, он все еще держит меня на спине, проходя через двери и направляясь по длинному коридору в нашу комнату.

Пара среднего возраста проходит мимо, и женщина прижимает руку к сердцу. – О, смотри, Гарольд, молодожены.

Это убивает мое настроение, но Миша смеется, скользя ключом-карточкой в щель, и открывает дверь. Он мягко опускает меня вниз, но потом сразу же поднимает меня на руки. – Должен перенести ее через порог, верно? – Он подмигивает женщине, и она сражено улыбается.

Он заносит меня в комнату и пинком закрывает дверь. – Добро пожаловать в номер для молодоженов, где допускаются только грязные дела.

Я бью его по руке, когда он направляется к кровати. – Мы не молодожены, так что перестань притворяться.

Его глаза нечестиво блестят, и он бросает меня на массивную кровать, украшенную белым одеялом и мятными леденцами на подушках. Мое тело подпрыгивает, когда я падаю на матрац, и я переворачиваюсь на живот, сужая на него глаза, в то время как он истерически смеется.

– Я собираюсь заставить тебя заплатить за это, – предупреждаю я с темным взглядом. – Ты очень, очень ужасный.

Он отходит к своей сумке на диване. – Жду не дождусь этого.

Я перекатываюсь на спину и прикрываю рукой лоб, рассматривая потолок, чувствуя себя счастливой, и отчаянно хочу это удержать. – Бьюсь об заклад, что ты ждешь.

Мгновение спустя, он запрыгивает на меня, опираясь на руки как раз вовремя, чтобы не раздавить мое тело. – Я знаю, что мы должны сделать.

– Ни в коем случае. Независимо от того, что выйдет из твоего рта, я не хочу это слышать, – отвечаю я, и он захватывает мои руки над головой. – Ты в одном из своих настроений.

– В каком настроении?

– Когда все, что ты скажешь, будет содержать в себе интим. Ты знаешь, я часто задавалась вопросом, сохраняешь ли ты его только для меня, или же ты проделываешь это со всеми девушками, с которыми спишь.

Его челюсть напрягается, и он уклоняется от меня, все еще сжимая мои запястья. – Ты же прекрасно знаешь, я никогда ни с кем не был так долго, чтобы у нас с ними могло получиться нечто серьезное.

Наше счастливое настроение испарилось из-за меня, и я не хотела, чтобы это заканчивалось. – Скажи, что ты хочешь сделать, и не сдерживайся.

Его голубые глаза сверкают, словно океан в солнечном свете. – Мы должны побороться.

Я качаю головой из стороны в сторону. – Ни в коем случае. В последний раз, когда я с тобой боролась, ты сидел на мне, около десяти минут, надрывая свою задницу от смеха, потому что я не могла подняться.

– Во-первых, рассказывай свою историю правильно. Я захватил тебя, а не сидел на тебе, —отвечает он. – А во-вторых, я оставался на тебе так долго, потому что каждый раз, когда ты пыталась выбраться, твое тело терлось об меня, и я заводился.

– Нам было пятнадцать, – оспариваю я. – Тогда ты еще не смотрел так на меня.

– Мне было пятнадцать, – парирует он. – И ты была девушкой.

Я хихикаю от его тупой улыбки. – Хорошо, давай поборемся, но я не буду сдерживаться.

Посасывая кольцо в губе, он поднимается на кровати, выскальзывает из своей рубашки, и бросает ее на пол. – Как и я.

Я опускаю лицо на руки, качая головой, признавая, что собираюсь попасть в неприятности, но Анна сказала мне, быть судьей ситуации. Прямо сейчас, я веселюсь и не хочу, чтобы это закончилось, так что я поднимаюсь на ноги и встаю на матрац.

– Только ничего не сломай, – предупреждаю я, указывая на стеклянные лампы по всей комнате, и картины на стенах. – Меня в том числе.

Он мрачно улыбается. – О, поверь мне, у меня на тебя огромные планы, когда я выиграю.

Я начинаю двигаться к краю кровати, но он понимает мое движение и блокирует мой путь руками по обеим сторонам от меня.

Сбросив его, я быстро проношусь на другую сторону, но затем кружусь и возвращаюсь, чтобы проскочить мимо, и, спрыгнув на пол, бегу к дивану.

– Это не должна быть игра в догонялки, – он обходит диван, приближаясь ко мне, и я мчусь к другой стороне. – Ты должна, по крайней мере, прижать меня к полу.

Я бросаюсь к ванной, рассуждая, следует ли запереться там. – Как только я буду на расстоянии вытянутой руки, я знаю, что проиграю.

Он преследует меня, его руки сгибаются, и он щелкает костяшками пальцев. – Давай же, брось мне вызов. Ты знаешь, что хочешь этого. Ну, если ты, конечно, не слишком напугана.

Он намеренно пытается забраться мне под кожу, и это работает. Я ищу решение, и улыбаюсь, когда нахожу одно. Дрожащими пальцами, я хватаюсь за край своей футболки, снимаю ее через голову, и встряхиваю волосами.

Он неторопливо поглощает мою голую кожу и черный лифчик. – Отличный шаг.

Я приближаюсь к нему, он повторяет мои шаги, так что мы встречаемся в центре комнаты. Я протягиваю ему руку, никакого плана, лишь коснуться пальцами мускул его живота, но он хватает меня за запястье и соединяет наши тела.

Он поднимает меня, мои ноги обхватывают его бедра, его длинные ноги несут нас к кровати.

– Это не борьба, – говорю я, откинув голову назад, смеясь.

Его губы растягиваются в заговорщицкой улыбке, он откидывает волосы с моих глаз. – Я не собираюсь бросать тебя на пол, чтобы сделать это.