Текст книги "Вечность Эллы и Миши (ЛП)"

Автор книги: Джессика Соренсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Пожалуйста, поторопись и скажи мне, – просит она. – Потому что ты чертовски пугаешь меня прямо сейчас.

– Я думаю... – Я остановился, вспоминая свою маму и папу, и как все для них обернулось. —Ничего. Честно, это было не очень важно.

Ее лицо опускается. – Нет, этот взгляд на твоем лице – не ничего. С каких пор ты скрываешь что-то от меня?

– Я ничего не скрываю от тебя. – Я просто подожду немного, пока мы об не будем на одной волне. – Теперь, иди сюда.

Я сажусь и беру ее грудь в свой рот, всасывая ее сосок и отвлекая ее. Когда мой рот отстраняется, она тяжело дышит и свет отражается в ее глазах. Обхватывая ее рукой за голову, я приближаю ее губы к своим и толкаюсь членом в нее. Она горячо дышит мне в губы, и мгновение спустя, мы оба забываем о разговоре.

ГЛАВА 3

Элла

Прошла неделя после поездки в Лос-Анджелес, и я дерьмово чувствовала себя все это время. Миша был очень занят, и я едва с ним говорила. Плюс, Лила начала встречаться с Престоном, и ее никогда не было рядом. Мои мышцы болели при ходьбе, голова все время раскалывалась, и выполнять каждое задание в университете было утомительным.

Я ждала снаружи офиса терапевта, сидя с сумкой на коленях, когда получила сообщение от брата.

Дин:Позвони мне как можно скорее.

Я:Не могу. Я на встрече.

Дин:Не будь ребенком. ПОЗВОНИ МНЕ.

Мой психиатр выходит из кабинета и жестом показывает мне входить, в то время как мой телефон снова пищит. Я выключаю его и сажусь на стул напротив стола, украшенного табличкой с фамилией, кружкой заполненной ручками и высокой стопкой папок.

Ее зовут Анна, она молода, может ей чуть больше двадцати, со светлыми волосами, которые коротко подстрижены до подбородка. Каждый раз, когда я ее вижу, она в брючном костюме. Сегодня, черный, в тонкую полоску.

– Здравствуй, Элла, – она садится за свой стол, надевая прямоугольные очки и беря папку с моим файлом. – Как прошли твои выходные?

– Интересно, – отвечаю я. – Мягко говоря.

Замечая мой тон, она смотрит на меня. – И что было в них интересного?

Я провожу пальцами вдоль своей татуировку бесконечности. – Я ездила навестить Мишу в Лос-Анджелес.

Она открывает блокнот. – И как все прошло?

Я колеблюсь. – Хорошо, по-моему.

Она что-то записывает на бумаге. – Ты кажешься неуверенной.

Я сутулюсь на стуле и складываю руки. – Просто... ну, каждый раз, когда я еду, чтобы увидеть его, или он приезжает ко мне, становится тяжелее прощаться.

Она кладет ручку и записную книжку на стол и снимает очки. – Всегда тяжело говорить «до свидания», но иногда это необходимо, чтобы двигаться дальше по жизни.

– Я не хочу уходить от него, – паника прорывается через меня, как торнадо. – Я люблю Мишу.

– Это не то, о чем я говорю, – быстро объясняет она. – Я говорю, что говорить «до свидания» – это самая тяжелая часть жизни.

Ненавижу, когда она играет в игры разума. – Вы имеете в виду мою мать? Потому что в прошлый раз я вам сказала, что я пережила это.

– Элла, ты не пережила это, – говорит она. – В противном случае, ты бы этого не говорила.

Я облокачиваюсь на ручку кресла, и кладу подбородок на руку. – Тогда что надо делать с этим прощанием?

– Это связано с тобой. – Она берет мяту из банки и помещает ее в рот. – И ты борешься с тем, чтобы прощаться с этими вещами: твоей виной за маму и отца, твоей болью, твоими чувствами. У тебя очень трудное время, чтобы отпустить твое прошлое.

– Я это знаю, – соглашаюсь я. – Но я работаю над этим.

Она делает паузу, постукивая пальцем по столу. – Скажи мне вот что, где ты видишь себя через год или два?

– Я не знаю... Я действительно не думала об этом много.

– Попробуй подумать об этом минуту, если можешь.

Я поднимаю подбородок и стараюсь сосредоточиться на вопросе, но все, что я могу видеть, – это Миша и я, на этом чертовом мосту, когда он падает в воду.

– Я не знаю, – я цепляюсь за подлокотники кресла, когда мой пульс ускоряется. – Я, правда, не... Черт возьми.

– Расслабься, Элла, все будет в порядке, – она открывает ящик стола и достает другую папку. – Я думаю, мы могли бы начать оценку твоей тревоги и депрессии.

Я сузила на нее глаза. – Ни в коем случае.

– Элла, я думаю, это важно…

Я соскакиваю со стула и закидываю сумку на плечо. – Я не говорю об этом.

Она говорит что-то еще, но я уже за дверью. Я не буду обсуждать психическое заболевание. Я не больна. Не больна.

Выкидывая разговор из головы, я включаю телефон и читаю сообщение, которое мне послал Дин: « Папа покинул лечебницу, позвони мне сейчас...» Что? Я нажимаю кнопку быстрого набора, выходя наружу на солнечный свет, и прикладывая телефон к уху.

– Какого черта ты выключила свой телефон? – рявкает он.

– Я говорила тебе. Я была на встрече. – Я иду через двор, петляя между людьми и уклоняясь от Фрисби[5], летящего по воздуху.

– Хорошо, тебе надо вернуться домой, – приказывает он. – Папа сбежал, и никто не может его найти.

– Я позвоню маме Миши, узнать, если она видела его и знает где он. Если он дома. – Я начала вешать трубку.

– Я уже связался с ней. – Он кажется раздраженным. – Она на отдыхе с каким-то парнем, с которым она встречается.

– Ох... – Я даже не знала, что его мама встречается с кем-то. – Тогда что же нам делать?

– Поезжай туда и проверь его, – говорит он, будто это моя обязанность.

– Почему ты не можешь сделать этого?

– Потому что у меня есть работа и планы на свадьбу – это называется жизнь.

– У меня тоже есть жизнь, – спорю я, достигнув границы травы. – И мы всегда можем кому-то позвонить. Мы можем позвонить Денни.

– Тогда позвони Денни, – говорит он, и я слышу голос Кэролайн на заднем плане. – Слушай, мне нужно идти, хорошо? Позвони Денни и сообщи мне что происходит, как только ты узнаешь. – Он кладет трубку.

Разочарованная, я открываю контакты в телефоне и ищу номер бара Денни. К тому времени, как я позвонила, я уже бежала по лестнице в нашу с Лилой двухкомнатную квартиру.

Кто-то снимает трубку после четвертого звонка. – Привет, бар «Выпивка и еда», это Денни.

– Эм... да, это Элла. Элла Дэниелс. Я просто думала, может, мой отец был там, или ты видел его.

– Да, он показался тут этим утром, – колеблется он. – Я думал, что он в лечебнице.

– Очевидно, он сам себя выписал. – Я достаю ключи от дома из своей сумки и открываю дверь. – Насколько он плох?

– Я буду честен с тобой, Элла. Он очень плох, – говорит он прямо. – Он появился этим утром, и пьет с тех самых пор. Без остановки. Я предложил ему поехать домой, но он отказался.

Я закрываю дверь и бросаю ключи на стойку. – Ты можешь присмотреть за ним немного, пока я не разберусь, что с ним делать?

– Я думаю, что да, – говорит он с неохотой. – Слушай, Элла, я понимаю твою ситуацию, но мне надо следить за баром... и когда он доходит до такого состояния, то создает много проблем. Я не против помогать, но до тех пор, пока это не сказывается на моем бизнесе.

– Я буду так быстро, как только смогу, – обещаю я. – И я, правда, очень сожалею из-за этого.

Он вздыхает. – Все хорошо. Я знаю, что это для тебя тяжело. Я имею в виду, что ты еще ребенок.

Я никогда не была ребенком. Не совсем. Я мыла посуду и убирала дом, когда мне было шесть, готовила еду в восемь, и следила за тем, чтобы мама принимала свои лекарства в десять лет.

Я попрощалась и повесила трубку, опускаясь на замшевый диван. Квартира маленькая, с белыми стенами и бежевым ковром, в углу телевизор. Между кухней и гостиной небольшая обеденная зона. Место пахнет корицей, и раковина заполнена посудой.

Я зажимаю пальцами нос. – Черт... Кому я должна звонить? – Моя рука падает на колени, и я звоню Итану.

Он отвечает после третьего гудка. – Хорошо, это очень странно. Ты никогда не звонишь мне.

– У меня есть к тебе просьба, – я замолкаю, набираясь смелости. – Пожалуйста, можешь забрать моего отца из бара Денни, и побыть с ним, пока я не приеду?

Он молчит секунду. – Да, я могу это сделать.

– Спасибо, – говорю я с благодарностью. – Я приеду так скоро, как только смогу. Обещаю. Двенадцать часов максимум.

– Не убей себя, добираясь сюда, Элла. Я сказал, что все будет хорошо, так что приезжай, как сможешь.

– Хорошо. Позвоню, когда буду в пути.

– Звучит отлично.

Я вешаю трубку и бросаю телефон на кофейный столик, думая, где, черт возьми, я найду машину. Я начинаю звонить Мише, но останавливаю себя. Я не говорила с ним в течение дня, и последнее, чего я хочу, это позвонить ему и начать реветь.

Кроме того, он ничего не сможет с этим поделать.

Он колесит по всей стране.

Миша

– Если ты продолжить попадать в неправильную ноту, – предупреждаю я Наоми. – Я собираюсь убрать гитару.

Мы сидим на кровати в квартире-студии, с нашими гитарами на коленях. По всему полу валяется грязное белье, и мусор заполняет весь стол. Дилан и Чейз в баре, пытаются повеселиться. На мне пижамные штаны без рубашки, волосы Наоми мокрые и собраны на голове, потому что она только вышла из душа.

– Не будь придурком, – шутит она, дергая за резинку так, что ее влажные волосы падают на ее плечи. – Нота, которую я играю, звучит намного лучше, чем та, которую ты думаешь, мы должны взять.

Я качаю головой и бренчу по струнам своей гитары. – Это все зависит.

Она играет аккорд и перекрикивает шум. – От чего?

– Играешь ли ты в комнате, наполненной глухими людьми, – я безжалостно улыбаюсь.

Она закатывает глаза и кладет гитару на кровать. – Иногда ты такой засранец.

Она права, но для этого есть причина. Два дня назад, я осматривал достопримечательности и искал здание, где, как я слышал, работает мой отец. Я только что поговорил по телефону с мамой, она сказала, что собирается в отпуск с каким-то чуваком, в два раза младше ее, и что мой отец сейчас живет в Нью-Йорке.

Я лишь хотел увидеть, где он работает, других причин не было, лишь любопытство. Пока я стоял перед зданием, мужчина прошел рядом со мной, направляясь за такси. Это был мой отец, и я начал отворачиваться, но он увидел меня и махнул рукой. Я хотел развернуться, показав ему средний палец, но ничего не мог сделать, кроме как стоять там, как маленький ребенок.

Он подошел ко мне с удивленным выражением на лице. Он был в черном костюме и пальто, и смотрел на меня глазами, точно такими же, как и мои. – Миша, что ты здесь делаешь?

– Я живу здесь некоторое время. – Мой тон был резким. – Что ты здесь делаешь?

Он указал на возвышающееся здание с металлической наружностью.

– Меня перевели сюда работать две недели назад. Я звонил твоей маме и сказал об этом.

Я притворился, что не знаю этого. – Тебе, правда, надо перестать звонить ей. Ей не надо с тобой разговаривать.

Он посмотрел на меня, и его выражение лица стало холодным. – Так почему ты живешь в Нью-Йорке?

Я играю с цепочкой на своих джинсах, выпрямив плечи, когда толпа людей проталкивается мимо меня. – У моей группы концерты в одном из здешних клубов в этом месяце.

Снисходительный взгляд появляется на его лице. – Почему я не удивлен? Я должен был знать, что ты делаешь нечто подобное.

Я сжал руку в кулак, борясь с тем, чтобы не ударить его. – Что, черт возьми, это должно значить?

Он оглядел людей, проходящих мимо нас, будто волновался, что кто-то подслушает нас. – Слушай, Миша, я ничего не имел в виду. Я должен идти.

Я повернулся к нему спиной и ушел. По пути назад в квартиру, я понял, что мой отец всегда был полным кретином. Даже когда он все еще был моим отцом, он придирался к каждой мелочи, которую я делал, и говорил мне, что я часто был неправ.

– Эй, – Наоми хлопает руками перед моим лицом, и я вздрагиваю. – Ты полностью ушел в себя.

Я аккуратно ставлю свою гитару на пол и облокачиваюсь на подголовник. – Я думал, ты идешь веселиться сегодня вечером.

Она пожимает плечами и растягивается на кровати на животе, скрестив руки и положив на них подбородок. – Нет желания сегодня. Кроме того, в последнее время ты кажешься не в себе, и я не хочу оставлять тебя одного, чтобы ты утонул в своей скорби.

– Я не тону в своей скорби. – Я делаю глоток содовой. – Я просто в замешательстве.

– По поводу чего?

– По поводу некоторых вещей.

Она садится рядом со мной, так что мы оба смотрим на ноги, на кровати. – Это снова из-за Эллы, не так ли?

– Я не хочу говорить об этом. – Я ставлю содовую на ночной столик и немного кручу ее. – Я не комфортно себя чувствую, говоря с тобой об этом.

Она сжимает губы, тягостно о чем-то думая. – Почему нет? Раньше ты говорил.

– Только потому, что я был пьян, и я становлюсь немного болтливым, когда я такой. – Я не могу говорить с Наоми о том, что происходит в моей голове, потому что я обещал Элле рассказывать ей первой. – В принципе, я со всеми разговариваю, когда я пьян.

– Не притворяйся, что ты ненавидишь разговаривать со мной, Миша, – говорит она. – Я знаю, тебе нравится. Ты просто слишком ослеплен собственными ощущениями.

Я растерян. – О чем, черт побери, ты говоришь?

Внезапно, она склоняется ко мне с закрытыми глазами и открытыми губам, заставая меня врасплох, пытаясь поцеловать меня. Пряди ее волос ниспадают на ее лицо, и на секунду, я неподвижен, думая о том, чтобы позволить ей сделать это – позволить ей отвлечь меня от дерьма, творящегося в моей голове.

Когда все мои чувства к Элле просыпаются во мне, я отодвигаюсь, практически отползая к тумбочке, чтобы оказаться вне зоны ее досягаемости. – Что, черт возьми, ты делаешь?

Ее глаза распахиваются, и ее зрачки огромные. – Давай же, Миша. Не пытайся говорить мне, что ты не думал об этом.

Я медленно качаю головой. – Неа, не думал. Ни разу. – Ее щеки краснеют, и я ощущаю себя придурком. – Слушай, я сожалею, но ты знаешь, что я чувствую к Элле, так что не знаю, почему ты вообще попыталась.

Она соскальзывает ногами с края кровати и поворачивается ко мне спиной. – Не похоже, что ты любишь ее так же сильно. Ты даже не разговариваешь с ней по телефону все свое свободное время, как делал это раньше.

– Это потому, что я пытаюсь разобраться в некоторых вещах. – Я похлопал ее по спине, потому что могу сказать, что она вот-вот заплачет. Вся ситуация какая-то неудобная. – Ты будешь в порядке?

Она отдергивает плечо и отмахивается от моей руки, прежде чем убежать в ванну. Дверь захлопывается, и тонкие стены грохочут.

Я поднимаю гитару с пола и плюхаюсь на кровать, играя свою любимую песню. Восемь месяцев назад, я бы полностью отдался ее предложению, но больше нет. Это был большой поворот.

В этот момент я понял, о чем думал последнюю неделю.

Элла – моя. То, что я к ней чувствую, никогда не изменится. Я всегда буду любить ее, но она нужна мне здесь, а не за тысячи километров.

Как я должен сказать ей, что, я готов быть ее будущим, когда знаю, что она понятия не имеет, какое у нее будущее?

ГЛАВА 4

Элла

Я начала думать, будет ли вся моя жизнь такой, если я всегда буду возвращаться в «Звездную рощу», в дом, который связан с моим детством.

Дом выглядел так же: сломанный дождевой желоб, мешки для мусора, накопленные возле дома, и нож для кустарников все еще балансирует на блоке перед гаражом. Облицовка дома облупляется, и несколько веток с дерева упали у окна.

Грузовик Итана припаркован на подъездной дорожке, и он сидит на заднем дворе на ступеньках, играя в своем телефоне. Я вылезла из арендованной машины, которая выглядит как транспортное средство для клоунов.

Итан смотрит вверх и выгибает брови на машину. – Что, черт возьми, это такое?

– Она самая дешевая в прокате. – Я сажусь рядом с ним на ступени и вытягиваю ноги перед собой. – Он внутри?

– Да, он отключился на диване, как только я привез его домой. – Он убирает свой телефон и закатывает рукава своей серой рубашки, открывая свои обширные татуировки.

– У тебя появилась новая, – я указываю на тату с цитатой на латинском.

Кивая, он прикасается к линиям пальцем. – Пару недель назад.

Смотря на Мишин дом, я спрашиваю, – Насколько он был плох, выбираясь из бара?

Он наклоняет голову вперед, смотря на землю, и его черные волосы падают на лицо. – Он был занозой в заднице, пока мы ехали сюда. И замахнулся на Денни, когда мы вели его к машине.

Я откинулась назад, упираясь руками в ступеньку перед собой. – Мне жаль, что тебе пришлось забирать его. Я просто не могла придумать, кому еще позвонить.

– Я не злюсь, что сделал это. Я злюсь, что тебе пришлось проделать весь этот путь, чтобы позаботиться о нем, – он звучит напряженно.

– Что? – Путаница захватила мой мозг.

Он играет с потрепанной областью на коленке своих джинсов. – Думаю, это дерьмово, когда дети должны вести себя как родители.

– Мы все еще говорим обо мне? – спрашиваю я, смотря на него. – Или есть что-то еще, чем ты хочешь поделиться... что-то, что происходит с тобой.

– Я в порядке. – Он подталкивает меня плечом. – Это история для другого раза.

– Но ты никогда не делишься своими историями, – я напоминаю ему.

– Ни с кем, – парирует он. – За исключением Миши.

– Да, я догадываюсь, – говорю я вслух, и он посылает мне забавный взгляд. – Неважно. Я собираюсь проведать своего отца, возможно, потом мы сможем где-то поесть. Я угощаю, так как тебе пришлось иметь дело с этим дерьмом.

– Это и правда угощение? – шутит он с саркастической усмешкой. – Ужин с тобой?

Я гримасничаю и иду на кухню, и дверь-ширма захлопывается за мной. Частицы пыли парят в воздухе, и я машу рукой перед лицом. – Господи, пахнет так, будто здесь мертвое животное.

– Это потому, что никто не убирал здесь после моего отъезда.

Отец появляется в дверном проеме, на нем мешковатая зеленая футболка и джинсы с жирными пятнами. Его кожа приобрела немного загара после того, как я видела его в последний раз, и он выглядит даже моложе, но его глаза, как обычно, налиты кровью. Он не пьян, но с похмелья, что может быть в равной степени плохо.

– Я думала, что убралась. – Я осматриваю коричневые столешницы, все еще заставленные бутылками водки и текилы, и стол, заваленный просроченными счетами. – Пап, почему ты покинул лечебницу?

Он плюхается на стул за кухонным столом, плечи сгорбились и его голова падает на руки. – Они пытались поговорить со мной о твоей матери.

Во мне нарастает беспокойство от сложности ситуации. – Уверена, для тебя это было трудно, но побег не решит проблему. Станет лишь хуже. Доверься мне, я знаю.

– Довериться тебе. – Он поднимает голову и потирает подбородок. – Довериться тебе, как доверил следить за твоей матерью той ночью. – Он повторяет слова, которые говорил мне, когда мы пытались отправить его на реабилитацию.

Будто меня ударили в живот, и я прижимаю к нему руку, чтобы заставить свои легкие работать. – Мне жаль.

Его глаза расширяются, и он быстро встает на ноги, стул падает на пол. – Элла, я не это имел в виду. Иногда я говорю вещи... и я не знаю, почему.

– Все в порядке. – Прямо как мне говорила мой терапевт, я дышу через внутреннюю боль, возвращаясь к двери. – Я иду поужинать. Ты что-то хочешь?

Он качает головой и его глаза становятся влажными. – Элла, я, правда, не имел это в виду.

– Я знаю. – Я сбегаю через заднюю дверь и глубоко вдыхаю свежий воздух.

Итан смотрит на меня и поднимается на ноги. – Я думал прокатиться, и мы можем взять мой грузовик, потому что я ни за что на свете не заберусь в эту клоунскую машину.

Я бы обняла его прямо сейчас, но не стала. – Звучит отлично.

* * *

Мы сидим в его грузовике, едим французскую фри и гамбургеры, неоновый свет освещает кабину. Итан смотрит на одну из официанток, наклонившуюся, чтобы принять заказ у машины, которая стояла рядом с нами. Между нами было тихо.

– Ты слышал, что он сказал мне, правда? – наконец спросила я, перемешивая соус своим фри.

Он вытаскивает маринованный огурец из гамбургера, вытягивая лицо, когда бросает его на поднос, прикрепленный к окну. – Немного. Кроме того, нет ничего, чего я бы уже не слышал.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. – Я жую фри, сканируя его глазами в ожидании объяснений.

– Я говорю, что родители отстой.

– И не хочешь вдаваться в подробности.

– Не совсем.

Когда тишина снова нарастает, он выпускает раздраженный вздох. – Ты помнишь, во втором классе, как я всегда приходил в школу с синяками?

Я делаю глоток содовой и ставлю ее обратно в держатель. – Это не тот год, когда ты сломал руку?

– И это среди прочего. – Он хмурит лоб, уставившись в ветровое стекло. – В тот год мой отец пристрастился к болеутоляющим, и он всегда был из-за чего-то расстроен... вернее сказать из-за всего. И он любил вымещать это на моих братьях, мне, маме – в основном на тех, на ком мог.

Во мне что-то щелкнуло от того, что он сказал. – Я этого не знала... Мне жаль.

– Никто не знает. Даже Миша. – Он комкает обертку от гамбургера и бросает ее на поднос. – Так что да, я знаю, что родители могут быть придурками по отношению к своим детям, но в наших случаях, это было больше, из-за их пристрастий, чем из-за того, что они чувствуют.

Я не была уверена, что сказать, кроме как «спасибо».

Он убирает пустую чашку из-под соуса на поднос, и тяжесть в кабине улетучивается. – Ты должна мне больше времени, не только потому, что я забрал твоего отца, но и за то, что делюсь. Я ненавижу это делать.

– Ха-ха. – Я передаю ему свой мусор, и улыбка на его лице увеличивается.

С другой стороны от нас, выжимая двигатель, заезжает синий «Камаро»[6]. Майки на водительском сидении, качает головой в такт музыке, которая вырывается из его стерео. Все те чувства, когда Миша из-за него врезался на своем «Шевели» в дерево, промчались сквозь меня.

– Чертов мудак, – бормочет Итан себе под нос, включая двигатель и позволяя ему реветь, выжимая газ.

Я закатываю на него глаза. – Что ты делаешь? Ты в грузовике.

– В нем Hemi[7], – говорит он фальшивым южным акцентом. – Ты знаешь, что он ездит вокруг, хвастаясь тем, что победил на гонке?

– Какого дьявола Грэнтфорд Дэвис там с Майки? – в шоке спрашиваю я, уставившись на заднее окно Камаро. – Я думала, они ненавидят друг друга?

Итан начинает смеяться. – Теперь Грэнтфорд маленькая сучка Майки из-за проигранной гонки. В принципе, он должен делать все, что ему говорит Майки. Это была часть ставки.

Миша был бы в восторге, если бы знал это. Он всегда винил Грэнтфорда за ту ночь на мосту, даже если я – нет. Тем не менее, это все еще заставляло меня улыбаться, видя Грэнтфорда на заднем сидении в его ковбойской шляпе и несчастным взглядом на лице.

Я надавливаю пальцем на консоль, пока Майки кричи нам что-то грязное через музыку.

– У тебя на лице такой взгляд, будто ты хочешь втянуть нас в проблему. – Он допивает остатки своего напитка и бросает его на поднос.

– Чувствую, что немного начинаю проблему. На самом деле, мне это нужно. – Смотря на Майки через тонированные стекла, я поднимаю свой наполовину полный коктейль. – Ты помнишь то время, когда мы ехали по главной улице, и я швырнула этот коктейль в стекло припаркованной машины, потому что Миша подзадорил меня.

– Ты хочешь вновь пережить это? – Желтые огни отражаются в его карих глазах. – Потому что, если я правильно помню, из-за этого мы попали в глубокое дерьмо – Миша и я получили по нашим задницам.

– Этого не будет, – заверяю я его. – И в любом случае, я не собираюсь бросать это в его машину. Я собираюсь бросить стакан в открытое окно, прямо ему на колени. – Он молчит, потирая рукой подбородок, и я добавляю, – Ты «за» или нет?

– Конечно я «за». Я всегда «за». – Он опускает руку на руль. – Я просто думаю о лучшем способе оторваться от него, когда он попытается преследовать нас.

Я взглянула на Майки, кричащего на одну из официанток на роликах. – Думаешь, будет?

Итан сжимает рычаг переключения. – Может быть... с ним друзья.

Я начала опускать окно. – Это, правда, важно, если он будет? Дело в том, что я знаю, ты можешь надрать его задницу.

Он кивает. – Правда, но с ним в машине Денни Фаррен и этот парень чертовски огромен.

Я вытягиваю руку из окна. – Ты хочешь, чтобы я сделала это?

– Сделай это, – говорит он, когда подходит официантка, чтобы забрать поднос с окна, и Итан бросает пару долларов чаевых. – Мы просто будем ехать, пока не скроемся от него... О да, черт, я сделаю это. Я поведу грузовик по объездному холму. Его «Камаро» никогда не будет в состоянии преодолеть холм, за исключением, если он не хочет угробить свою машину.

– Просто постарайся не убить нас. – Я опускаю окно и машу пальцами в сторону Майки.

Его брови сходятся вместе. – Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Я думал, что ты сбежала.

Сжав стакан в руке, я высовываю голову из окна. – Я хожу в университет. Ты знаешь, это место, где учатся... О, погоди, ты вероятно не знаешь.

– Просто сделай это, – кашляет Итан в руку. – И давай спасаться.

– Тебе лучше прислушаться, – насмехается он, проводя рукой в своих черных волосах. – Или однажды кто-то навсегда закроет твой рот.

Я хлопаю ресницами и щелкаю пальцами, бросая коктейль прямо в открытое окно.

Когда тот приземляется ему на колени, он выкрикивает проклятия и подпрыгивает, ударяясь головой об потолок. – Ты – сука.

– Поехали, – командую я, быстро поднимая окно.

Шины визжат, когда Итан отъезжает, чуть не задавив старушку. Крутя руль, он сжигает резину на парковке. Звук «Камаро» Майки слышится за нами, когда мы быстро едем в сторону выезда. Я снова чувствую себя ребенком и хочу ощутить свободу, но когда придет время идти домой, все будет закончено.

Майки приближается к бамперу грузовика и начинает мигать нам фарами. Итан ускоряется, дома и деревья размываются, пока подъем не появляется в поле зрения в стороне от дороги. Подъем должен быть въездом на дорогу, ведущую к местечку, где несовершеннолетние любили веселиться, но когда несколько людей – включая Мишу – повязали, город заблокировал его забором и грунтовым холмом.

– Ты едешь слишком быстро, – предупреждаю я, схватившись за ручку над головой. – Ты собираешься разбиться?

– Расслабься, я сделаю это. – Он переключает на низкую передачу.

– Я просто беспокоюсь о твоем грузовике. – Я упираюсь ногой в приборную панель, чтобы удержаться на сидении. – Но, если тебе не важно, тогда ускоряйся любым способом.

Он смеется и выжимает педаль в пол. Двигатель ревет, и шины визжат, грузовик летит прямо вверх по склону. На краткий момент мы находимся в воздухе, а затем тяжело падаем на землю. Я бросаюсь вперед от толчка и ударяюсь головой о приборную панель, когда машина подпрыгивает, останавливаясь.

– Ах, думаю, я только что расколол свой череп, – жалуется Итан, схватившись за голову.

– Мы вдвоем это сделали. – Я касаюсь чувствительного места на своей голове и поворачиваюсь на своем месте, чтобы посмотреть назад. Фары светят в стороне от холма, и тень Майки появляется на вершине, рядом с тремя другими.

– Тебе лучше ехать. – Я махнула рукой Итану, чтобы он двигался дальше. – Мы можем проехать по холму.

Он задумывается и едет вниз по скалистому полю, оставляя их на расстоянии. Как только мы оказываемся на грунтовой дороге и заезжаем далеко в лес, мы оба расслабляемся.

– Подожди минутку, – осеняет меня. – Что ты собираешься делать, когда он придет за тобой?

– Я думал о том, чтобы уехать из этого места. – Он резко поворачивает влево, направляя грузовик в сторону от дороги, которая ведет нас обратно к нашим домам. – Думаю, сейчас такое же хорошее время, как и любое другое, чтобы сделать это.

– Ты собираешься просто взять и уйти? – Я боком повернулась на сидении, чтобы посмотреть на него. – И куда отправишься?

– Я думаю об одиночной поездке, как в «Диких условиях»[8] только на колесах, а не ногах.

– Как ни странно, но я вообще-то могу представить, как ты это делаешь.

На его лице появилась тень улыбки, пока он выводит машину на дорогу. Мы не говорили остаток пути, но это приятная тишина. Когда он подкидывает меня до дома, я снова благодарю его и говорю, что он должен поехать со мной и Лилой на свадьбу, так как это тоже своего рода путешествие. Он говорит, что подумает об этом.

Я захожу внутрь, оставляя беззаботный вечер позади, чтобы столкнуться лицом к лицу со своими демонами.