Текст книги "Вечность Эллы и Миши (ЛП)"

Автор книги: Джессика Соренсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

* * *

– Она не берет трубку, – бормочу я, пересекая гостиную.

Дорожка старая, коричневая и с дырками, а стены этого противного оттенка зеленого, что напоминает рвоту.

– Что если она сбежала снова?

– Чувак, успокойся, – Итан открывает пачку сыра и садится обратно на кожаный диван, у которого нет подлокотника. – Я писал Лиле, и она говорит, что они просто вышли перекусить.

Потирая лоб, я шлепаюсь в кресло и сбиваю пустую бутылку газировки, чтобы поставить ноги на столик.

– Господи, почему в наших отношениях постоянно эти перепады?

Итан отрывает полоску сыра и закатывает глаза.

– Потому что у вас обоих проблемы, к тому же вы не хотите говорить о них друг с другом, чтобы уберечь один другого от боли.

Я краду горсть конфет с тарелки, которую мама выставила на кофейный столик.

– И опять, что ты читал? Потому что ты сегодня, правда, в ударе.

Он срывает обертку и бросает её на стол.

– Просто я рядом с вами целую вечность и у меня есть глаза. Плюс, моя мама ведет себя подобным образом с моим отцом. Она позволяет ему выходить сухим из воды лишь потому, что боится противостояния.

– Это то, что мы делаем? – я обдумываю это.

Его глаза расширяются в насмешке.

– Гм, да. Это то, что вы делаете с детства, – он поднимается, стряхивая крошки с джинсов. – Может если бы вы были абсолютно честны друг с другом хоть раз – вы были бы в порядке. Мне нужно идти. Моя мама хочет, чтобы я купил чертову ветчину на обед, – доставая ключи из кармана, он уходит к задней двери. – Ради Бога, это канун рождества. Я не знаю, как она думает, я собираюсь найти её.

– Ты мудрый мужчина, Итан, – выкрикиваю я, зная, что сейчас вызову немного раздражения у него и у себя, но слова должны быть сказаны. – Спасибо, что разъяснил все мне.

– Не считай меня странным, потому что я сказал, что думаю, – он выходит наружу, и дверь закрывается.

Я беспокойно переключаю каналы, пока не открывается задняя дверь. Моя мама и Томас заходят внутрь.

– Привет, парень, как дела? – он кивает мне головой, пока садится на диван. На нем свободные штаны, коричневые рабочие сапоги и белая футболка с пятном. – Ты смотришь игру?

Я бросаю пульт на стол.

– Я выгляжу как кто-то, кто смотрел бы игру?

Он смотрит на татуировку на моей руке, пирсинг в губе и мою черную футболку и джинсы.

– Ммм… я не знаю.

Заставляя себя не закатывать глаза, я встаю с дивана и встречаюсь с мамой на кухне.

– Хорошо, я не понимаю этого.

Она выгружает продукты с пакета в холодильник и бросает на меня взгляд через дверь холодильника.

– Что ты не понимаешь?

Я указываю большим пальцем над своим плечом на гостиную, где Томас переключает каналы.

– Он похож на идиота.

– Он действительно хороший, Миша, – она шарит в пакете и достает от туда несколько банок тыквы. – И он делает меня счастливой.

Я оглядываю её белую рубашку на пуговицах, завязанную на талии в узел и джинсы со стразами.

– Он вынуждает тебя странно одеваться.

– Ну, я одеваюсь моложе, – она поднимает подбородок с уверенностью. – Я потеряла большую часть своей молодости и, если я хочу сейчас развлекаться, то я могу это делать.

– Потому что у тебя был я? – я краду у неё пачку чипсов. – Или из-за папы?

Она качает головой, пока я открываю пачку.

– Нет, ты был лучшим, что случалось со мной. Я потеряла молодость из-за своего выбора, но сейчас я бы хотела получить немного молодости обратно и чуть-чуть развлечься.

Я бросаю взгляд на Томаса, который смеется над чем-то по телевизору.

– С ним?

Она закрывает шкафчик.

– С ним.

Я хватаю горсть чипсов, мусоря на полу.

– Хорошо, если это то, чего ты хочешь сейчас, тогда я отступаю, – я хрущу костяшками пальцев. – Но если он обидит тебя, я дам ему по морде.

Она ерошит мои волосы, будто я все ещё ребенок, потом достает из холодильника две бутылки пива и идет в гостиную.

– И если ты хочешь помириться с Эллой, ты должен знать, что я только что видела, как она забиралась в свой дом через окно.

Я собираю чипсы, которые уронил на пол.

– Как ты узнала, что мы поссорились?

Она смеется.

– Милый, когда вы двое соритесь, весь мир знает.

– Я не имею понятия, что она имеет в виду, но я надеваю куртку и выхожу наружу в леденящий холод.

Снег падает с неба и укрывает землю, когда я подхожу к металлическому забору. Металл замораживает мои ладони, когда я перепрыгиваю через него и стучу в заднюю дверь.

После двух стуков Лила открыла. Она была в розовых сапогах с мехом поверху, пальто, шляпе и шарфе.

– Да?

– Холодно? – шучу я, пытаясь поднять настроение, но она только хмурится. – Прости, не лучшее время для шуток, да?

Она складывает руки, её синие глаза очень недоброжелательны.

– Ты знаешь, как долго я подстрекала её довериться тебе – говорила, как сильно ты любишь её и никогда не обидишь? Ты разрушил ее, и я выгляжу, как лгунья.

– Я собираюсь исправить это, – настаиваю я, подступая к порогу, надеясь, что она отступит и впустит меня.

Она остается на месте, блокируя проход.

– Перед тем как я впущу тебя, ты должен пообещать, что больше не будешь пить, когда ты расстроен и больше не будешь причинять ей боль. Клянусь Богом, если ты продолжить делать ей больно, я вырву серьгу из твоей губы.

Я кладу руку на рот, чтобы защитить свои губы.

– Я обещаю, больше никогда.

Она отступает, чтобы впустить меня и закрывает за нами дверь.

– Она наверху в своей комнате.

Я направляюсь к лестнице.

– Знаешь, Лила, а ты твердый орешек. Не многие люди насмелятся угрожать кольцу в губе.

– Ну, я не большинство, – выкрикивает она. – Элла моя лучшая подруга и ей нужна защита. Обычно это делаешь ты, но в этот раз она нуждается в ней из-за тебя.

Я оставляю её в кухне и поднимаюсь по лестнице. В доме холодно, и звук музыки плывет по воздуху: «One Thing» в исполнении «Finger Eleven». Дверь в ванную, где умерла её мама, широко открыта, и там что-то цветное по всему кафелю.

– Элла, – говорю я, идя к двери. – Ты здесь?

Она выходит из своей комнаты с полной рукой маркеров и её глаза расширяются, когда она видит меня.

– Как ты попал внутрь?

– Лила впустила меня, —объясняю я, мое дыхание замерзает передо мной. – Ты не включила отопление?

Она качает головой и проходит мимо меня по направлению к ванной. Она одета в кожаную куртку и перчатки без пальцев. Когда она достигает ванной, она приседает и рисует что-то на полу.

Я осторожно приближаюсь, зная, что это должно быть чем-то важным.

– Милая девочка, что ты делаешь?

Она рисует черную линию вдоль плитки.

– Я делаю святилище… И не называй меня милой девочкой, пожалуйста.

Я приседаю позади неё и задерживаю дыхание, когда кладу руки ей на плечи. Она не сбрасывает их, но напрягается под моим прикосновением.

– Ты не представляешь, как сильно я сожалею.

Она рисует круг вокруг женщины с крыльями и кексом в руке.

– Тебе незачем сожалеть. Никто не злится на тебя.

Моя бровь заламывается в недоумении.

– Тогда что не так?

Она закрашивает глаз ангела и потом закрашивает огонек на свечке в кексе.

– Что я была права – насчет всего.

Я сдвигаю её волосы на одну сторону, когда она пишет: « Я люблю тебя»под ногами ангела.

– Права на счет чего?

Она пишет: « Я люблю тебя, мама, и счастливого запоздалого дня рождения».Закрывая маркер, она встает и разворачивается ко мне лицом.

– Что я разрушаю тебя.

Мои глаза резко расширяются, когда она протискивается мимо меня и идет в спальню. Это было совсем не то, чего я ожидал.

Я догоняю её как раз тогда, когда она собирается закрыть дверь и выставляю руку, открывая дверь.

– Ты не разрушаешь меня, Элла Мэй. Как ты вообще могла о таком подумать?

– Я думаю, потому что это, правда, – она швыряет маркеры на тумбочку. – Мои проблемы разрушают тебя, так или иначе.

Я прикусываю губу, работая над сохранением ровного голоса.

– Ты знаешь, так же как и я, что когда люди пьяны, они говорят обидные вещи, которые не имею в виду.

Она тяжело сглатывает.

– Но иногда они имеют это в виду.

– Я не имел это в виду. Обещаю. Господи, я бы хотел иметь что-то вроде повтора, потому что тогда бы я ударил себя даже за мысли о тех вещах.

– Повтора нет, – она тихо дышит. – И я не думаю, что должна все ещё делать это – мне даже не следовало это начинать. Предполагалось, что я буду держаться за пределами отношений до тех пор, пока не разберусь в своем дерьме, но каждый раз, когда я с тобой, это невозможно. Все что тебе нужно, это посмотреть на меня, и я будто тону.

– Я не совсем уверен, что понимаю, о чем ты, – осторожно говорю я. – Это хорошо или плохо?

Она разочарованно вздыхает, падает на кровать и кладет лицо на руки.

– Это было бы хорошей вещью, если бы я не была так разбита… Когда я с тобой, каждая часть меня поглощена тобой.

Я забираюсь к ней на кровать и осторожно кладу руку ей на спину.

– Ты знаешь, это самая правдивая вещь, которую ты мне сказала.

Она бросает на меня взгляд через завесу каштановых волос.

– Я знаю.

Я убираю волосы с её лица.

– Итан говорил мне сегодня странные вещи. Что может ты и я должны быть более честными друг с другом, вместо того, чтобы пытаться защитить друг друга.

– Думаю, ты был достаточно честен в гараже, – холодно отвечает она. – Миша, если ты хочешь уйти, делай это сейчас, потому что если вещи станут глубже, я клянусь, это убьет меня в следующий раз.

– Ты не представляешь, как важна для меня, – я встаю с кровати и предлагаю ей руку, зная, что это время излить души друг другу. – Пойдешь кое-куда со мной?

Она подозрительно смотрит на мою поданную руку.

– Куда?

– Это секрет, – я подмигиваю ей, притворяясь спокойным, хотя на самом деле я в ужасе от мысли, что она не пойдет со мной, что я разрушил все, над чем, так тяжело работал с ней. – Но я обещаю, что буду хорошим.

Она кладет свою руку в мою, доверяя мне, и я снова могу дышать. Я мысленно клянусь, что никогда не причиню ей боль снова.

ГЛАВА 17

Элла

– Хорошо, иногда я совсем не понимаю тебя, – мой взгляд сканирует парк полный погнутых и сломанных решеток и пустых мечтаний. Это детская площадка, на которой мы росли, но здесь проходило больше наркосделок, нежели детских игр. Карусель изогнута, а у качели нет сидения. Цепи качели ржавые, а горка погребена в снегу.

Он тащит меня к качелям с большой усмешкой на лице.

– Не могу поверить, что ты не помнишь. – Он очищает сидение от снега и садится. – Это вроде как, лучшее воспоминание моего детства.

Я стряхиваю снег с соседней качели и сажусь на неё, оборачивая пальцы вокруг холодных металлических цепей.

– Ты имеешь в виду, когда мы заключили соглашение? Я помню это.

Он отклоняется назад и подбирает ноги, взмывая к небу.

– Да, но ты помнишь, что мы делали, перед тем как заключили соглашение?

Я качаюсь взад и вперед, пока снег высыпается из цепей.

– Мы играли в правду.

Тормозя с помощью ботинок, он останавливает качели и поворачивается лицом ко мне.

– Так ты все же помнишь.

– Конечно, я помню. – Я закатываю глаза и кружусь один раз с выпрямленными ногами. – Это был день, когда ты заставил меня признаться, что я никогда ни с кем не целовалась раньше.

Его ухмылка становится шире.

– И день, когда я впервые тебя поцеловал.

Я сжимаю свою челюсть, чтобы не улыбаться.

– Только потому, что я была слишком наивна, чтобы увидеть, что ты играешь со мной.

– Мне было четырнадцать, – говорит он. – Я не играл с тобой. Мне просто было интересно, какого это поцеловать лучшего друга, потому как все остальные девчонки, с которыми я встречался, не делали многого для меня.

Я толкаю его ногу носком.

– Ты такой врун.

Он крестится.

– Сейчас я полностью правдив. Итан продолжал болтовню о его потрясающих интрижках, и я просто не понимал этого. Каждый раз, когда я был с девушкой, было чувство, что должно быть что-то большее.

Я сдерживаю смех.

– И тот поцелуй удовлетворил твои самые дикие фантазии?

– О да, – он надменно улыбается. – Я не мог перестать, целыми днями, думать о том, какие мягкие у тебя губы, – его глаза скрываются в тени. – Но что я, действительно, думаю, подлило топлива в мою одержимость тобой, случилось примерно полтора года спустя: я увидел тебя голой, расхаживающей по своей комнате.

Я тычу в его голень ногой.

– Ты не видел.

Он гордо улыбается и указывает пальцем на качели, на которых мы сидим.

– О нет, не видел. Эти качели не для того, чтобы на них лежать, помнишь?

Я позволяю качели качаться вперед и назад.

– Что ж, пока мы рассказываем правду, однажды у меня был неприличный сон о тебе.

В тусклом свете фонарного столба, его глаза сверкают как снег.

– Что конкретно происходило в этом неприличном сне?

Я качаю ногами, заставляя качели подниматься выше, когда отклоняюсь назад.

– Это секрет, который я никогда не расскажу.

– Я называю это фигней. – Он отталкивается, присоединяясь ко мне в небе. – Давай же, милая девочка. Ты знаешь, как долго я думал, что это односторонняя влюбленность?

Я смеюсь над собой, когда мои щеки пылают от воспоминаний о сне.

– Миша, это слишком неловко.

Он ловит цепь моей качели и прочно ставит ноги в снег, резко дергая нас, чтобы остановиться.

– Давай же, это сведет меня с ума.

Наши лица разделяют миллиметры, и его дыхание горячее напротив моих щек.

Смотрю в землю, мои волосы падают на часть моего лица:

– Мне приснилось, что у нас был секс на капоте твоей машины.

Он смахивает мои волосы назад, и взгляд на его лице говорит мне, что он увлечен.

– Ты была на спине или я перегнул тебя через капот?

Мои замерзшие щеки начинают пылать.

– Я была сверху на тебе на капоте.

Он потирает подбородок, низко смеясь.

– Мы сделаем это, пока мы здесь.

Я шлепаю его по руке.

– Предполагалось, что мы не будем спешить…и после того, что случилось в…

Он закрывает мне рот рукой.

– Вот почему я привел тебя сюда, чтобы сказать тебе правду. Ты должна понять, что я чувствую к тебе, и я подумал, что это хорошее место, так как именно здесь все и началось.

– Ты хочешь снова поиграть в правду?

– Я хочу снова поиграть в правду.

Мы смотрим на тихую улицу. Скоро праздники, и снегопад закрыл всех в окрестностях. Это хорошо, и это было моим любимым временем года, когда я была ребенком.

– Я делаю тебя несчастным? – вдруг спрашиваю я.

Он быстро качает головой.

– Никогда. Ни разу. Грустным, да. Несчастным, нет. – Он глубоко вздыхает. – У тебя было что-то с Блейком?

Моя голова резко поворачивается к нему.

– Это твой вопрос?

Он пожимает плечами.

– Мне нужно знать.

– Нет. Я даже никогда не думала об этом, – говорю я. – Что насчет тебя? У тебя было что-то с кем-то в дороге?

Он закатывает глаза, будто этой самый смешной вопрос, который он когда-либо слышал.

– Даже, когда я думал, что ты изменила мне, и хотел вернуться к своим старым привычкам, я просто не мог, – он останавливается. – Хотя, Наоми пыталась поцеловать меня.

Я сжимаю челюсть, когда злость сочится сквозь меня.

– Лила была права.

Он набрасывает капюшон себе на голову и засовывает руки в рукава.

– Насчет чего?

– Что Наоми неравнодушна к тебе.

– Вот откуда вся эта стервозность в Лос-Анджелесе?

Я киваю.

– Да, она нечаянно услышала, как Наоми поливала меня дерьмом.

– Почему ты ничего не сказала? – спрашивает он

– Потому что я доверяла тебе, – я пожимаю плечами. – И я не хотела начинать проблемы.

Он проводит холодным пальцем по моей губе, и это посылает дрожь по моему телу.

– Я хочу, чтобы ты была более честна со мной. Я не хочу, чтобы ты боялась говорить мне о чем-то.

– Ты скрываешь некоторые вещи от меня, – напоминаю я. – Потому что ты не думаешь, что я могу справиться с ними. И мне нужно научиться, как справляться с этим, в противном случае, взрывы неизбежны.

Он перемещает руку к подбородку.

– Как твои панические атаки?

Я сглатываю гигантский ком в горле.

– Да, как они… и тебе нужно решить, хочешь ли ты иметь дело с этим дерьмом до конца своей жизни, потому что я могу держать это под контролем, но иногда некоторые вещи провоцируют это.

– До конца своей жизни? – его голос смягчается. – Ты хочешь этого, Элла Мэй? Ты хочешь меня навсегда, бесконечно, навечно пока смерть не разлучит нас?

На мою грудь давит тяжесть его слов, так что я шучу:

– Ты опять читал словарь синонимов?

– Без шуток. – Он закатывает рукава куртки и показывает на черные линии татуировки символизирующей бесконечность. – Я не прошу тебя выйти за меня, но мне нужно знать, видишь ли ты нас вместе навсегда, потому что я чертовски уверен в том, что я вижу.

Моя душа трепещет от честности в его голубых глазах.

– Но я сломлена.

Он не отводит от меня взгляд.

– Я знаю, во что ввязываюсь, и я хочу этого больше всего на свете, но вопрос в том, хочешь ли ты меня?

Мое сердце порывисто колотится в груди, когда я позволяю щиту вокруг него развеяться в пыль, и слушаю все целиком на этот раз, отталкивая беспокойство.

– Да.

Такое чувство, будто небеса разверзлись, и солнечный свет освободился от туч.

Миша постепенно выдыхает, когда убирает свой взгляд с дороги.

– Черт, я ждал этого вечность.

Я наклоняюсь к нему для поцелуя, но он отстраняется и вместо этого поднимает руку.

– Сейчас мы должны снова заключить соглашение.

– Я не собираюсь плевать на свою руку, – говорю я с отвращением. – И потом мешать свою слюну с твоей.

– Почему? Ты делала это раньше. – Он плюет на свою руку. – К тому же мы делали более грязные вещи, чем это.

Я знаю, что когда сделаю это, возникнут некоторые обязательства.

– У нас так много проблем.

– Я завяжу с алкоголем, если это то, что тебе нужно. Черт, я бы отрезал себе руку, только бы ты позволила мне быть с тобой, – говорит он. – Но, Элла, мы можем ходить кругами, тратя года, надеясь, что мы достигнем идеальности в наших жизнях. Но её не существует. У нас всегда будут проблемы, но до тех пор, пока мы будем работать над ними вместе, я думаю, все будет хорошо.

– Существует так много проблем. – Я снимаю перчатку и плюю на свою дрожащую руку. – Но если это то, чего ты хочешь, тогда я в деле. Хотя, я должна сказать, что отрезание твоей руки будет отвратительным жестом.

– Хорошо, если хочешь, я сохраню руку, – шутит он, потом колеблется, отводя руку в сторону. – Это действительно то, то чего ты хочешь? Потому что все, что я хочу – это чтобы ты была счастлива.

Я копаюсь в голове в поисках правды.

– Я хочу этого больше всего, до тех пор, пока ты обещаешь мне одну вещь.

– Что это?

– Что, если когда-то для тебя это будет слишком, ты бросишь меня, уйдешь, выберешься.

– Это никогда не случится, – гарантирует он мне. – Ты должна иметь немного веры в меня. Ты оставила меня, вырвав мое сердце, и потом вернулась, ведя себя как робот, и ты знаешь что? Мы прошли через это. Ты и я, хорошо или плохо, должны быть вместе. Мы дополняем друг друга.

Слезы угрожают вырваться наружу, а сердце почти останавливается. Для кого-либо другого это будет звучать как заготовка, но я знаю, что это правда. Я поднимаю руку вверх, встречая своей ладонью его.

– Мне нужно, чтобы ты пообещал, просто, чтобы я была спокойна.

– Хорошо, – говорит он терпимо. – Я обещаю, что если все будет очень плохо, я уйду.

Я выдыхаю с облегчением.

– Тогда, я в деле.

Это те же слова, что я сказала во время нашего прошлого уговора, когда мы пообещали сбежать вместе, разжиться красивым домом, хорошей работой и иметь счастливую жизнь.

– Как и я. – Он снова плюет на свою руку. – Хочу быть уверенным, что она достаточно хорошая и скользкая для тебя.

Выдыхая смех, я прижимаю свою ладонь к его, и клянусь, земля останавливается, потому что этот момент – начало вечности.

– Теперь мы должны поцеловаться, – говорит Миша, наклоняясь. – Это традиция.

Я встречаю его на полпути и прижимаю свои губы к его. Его рука ложится мне на щеку, и он мгновенно усиливает поцелуй, лаская мой язык своим. Наше дыхание смешивается, пока цепи качелей не сталкиваются между собой.

Немного отклонившись, он хватает меня за талию и пересаживает меня к себе на колени, так чтобы я была к нему лицом, а мои ноги были просунуты по обе стороны от него.

– Не сбрось нас на землю, – командую я, надевая перчатки, перед тем как обхватить цепи руками. – В последний раз я чуть не сломала руку.

Хитрая улыбка появляется на его лице, когда он подбирает ноги и поднимает нас вверх к небу. Ужасно холодно, и собаки воют на заднем плане, когда кто-то начинает кричать, но я до сих пор могу чувствовать это – легкость, которая приходит, когда ты позволяешь кому-то любить себя полностью.

ГЛАВА 18

Миша

Ранним утром следующего дня Кэролайн позвонила Элле, чтобы спросить, не против ли она, сделать покупки для рождественского ужина. Элла согласилась, и Кэролайн дала ей список всего необходимого. Я был отчасти раздражен, так как Элла заботилась обо всем это дерьме с тех самых пор, когда мы еще были детьми. Дин должен был предложить ей перерыв. Поэтому, после того как мы убрали весь алкоголь из дома, в рамках подготовки к приезду отца Эллы, мы отправились в местный продуктовый магазин.

– Мне нужно кое в чем признаться, – объявил я, когда мы шли по отделу замороженных продуктов. Магазин переполнен людьми, так как сейчас канун Рождества, и все в этом чертовом городе бросились делать покупки в последний день.

– Я не уверена, что хочу услышать твое признание, – отвечает она с улыбкой, когда просматривает список. Она одета в узкую пару джинсов, которые облегают ее бедра, и каждый раз, когда она наклоняется, чтобы взять что-то с нижней полки, я получаю прекрасный вид на ее задницу. – Все было так хорошо.

– Но это важно, и это не дает мне покоя с нашей вчерашней игры в правду, потому что это должно было быть сказано еще вчера. – Я останавливаюсь. – Я хочу, чтобы ты знала, что я говорил с одним музыкальным продюсером из Сан-Диего…

Ее глаза медленно поднимаются от бумаги. – Когда это случилось?

– Это произошло пару дней назад. – Я отодвигаю тележку в сторону, когда старая женщина практически врезается мне в спину. На мне капюшон, и она смотрит на меня так, словно я собираюсь ограбить ее, поэтому я очаровываю ее улыбкой, прежде чем вернуть свое внимание к Элле. – По правде говоря, это не большое дело. Один парень подошел ко мне и протянул визитку, когда я играл в «The Hook Up». Я даже не узнал его имя, но затем погуглил, и оказывается он, действительно, работает на маленькую студию.

– Ты звонил ему? – Она открывает дверь морозильной камеры, чтобы взять пакет замороженного горошка.

Я киваю, забирая пакет из ее рук, и бросаю его в корзину. – Да, он хочет, чтобы я появился на встрече через пару недель.

Она плотнее оборачивает кожаную куртку вокруг себя с озадаченным выражением на лице. – И, что произойдет, если это работа устроит тебя? Ты отправишься в Калифорнию?

– Возможно... – лгу я с сомнением. – Я не позволяю себе много думать о том, «а что если….».

Она добавляет еще один пакет горошка в тележку и идет дальше по проходу. – Если это произойдет? Такое действительно может случиться, ведь ты удивительный.

– Ну, если это случится... – Я прочищаю горло, чувствую себя настоящей девчонкой из-за того, что невероятно сильно нервничаю. – Тогда, я подумываю о том, что, возможно... ты могла бы переехать туда вместе со мной. У них есть несколько университетов неподалеку, поэтому ты сможешь перевестись, и тебе не придется ни от чего отказываться.

Ее глаза расширяются, как я и ожидал. – И мы будем просто …. что? Жить вместе?

– Ну, я не думаю, что мы вместе поедем туда, и будем жить раздельно.

– Жить вместе, – повторяет она. – С тобой?

– Успокойся, хорошо? Ты не должна отвечать сейчас. – Я бросаю пакет чипсов в корзину и толкаю ее вперед. – Просто подумай об этом.

Она вычеркивает ручкой очередной пункт из списка. – Хорошо... Я подумаю об этом.

Я решаю закончить разговор на этой хорошей ноте, благодаря чему он будет поддерживать меня в хорошем настроении весь день.

Элла

Я распаковываю продукты и просматриваю множество просроченных счетов, что накопились в почтовом ящике. В частности, один уведомляет, что дом собирается перейти в собственность банка. Моя грудная клетка сжимается, когда я читаю это, и бумага дрожит в моей нетвердой руке.

– Что случилось? – спрашивает Миша, внезапно возникая позади меня.

– Ничего. – Я засовываю письмо обратно в конверт и сажусь на кухонный стол. – Просто банковские счета, с которыми я понятия не имею, что делать.

Я направляюсь в душ. Я ужасно замерзла, и горячая вода звучала великолепно в данный момент. Плюс, мне нужна минутка в одиночестве, чтобы обдумать его заявление о том, что он хочет, чтобы мы жили вместе. Жить вместе. Мой разум едва осознавал эту мысль.

Миша плетется вслед за мной по лестнице. – Ты должна позволить мне присоединиться к себе, – говорит он с очаровательной улыбкой на лице. – Это может стать подарком на мой день рождения.

– Твой день рождения только завтра, – напоминаю я ему, останавливаясь внизу лестницы. – И, кроме того, мне нужно быстро принять душ, чтобы начать готовить ужин. – Я смотрю на свои часы. – Все соберутся здесь около четырх-пяти часов.

Она прижимает руку к сердцу, с невероятно привлекательным взглядом на лице. – Я быстро. Клянусь.

– Что, именно, ты думаешь, произойдет во время принятия душа? – спрашиваю я, когда его пальцы передвигаются по моим бедрам, чуть ниже подола моей рубашки, и он тянет меня на себя. – Потому что я планирую лишь помыться.

Он медленно качает головой. Огонек пылает в его глазах. – Ни в коем случае. Душ создан для грязных вещей. – Он отталкивает меня от перил к стене, сильно запутывая пальцы в моих волосах и переходя на хриплый шепот:

– Подумай о том, когда последний раз ты и я принимали душ вместе. Как здорово нам тогда было. – Его рука поднимается между моими бедрами, не останавливаясь, пока не достигает верха. Даже через ткань джинсов жар поглощает мою кожу.

Нечто среднее между стоном и хныканьем вырывается из моего рта, и он принимает это за «да», сталкиваясь губами с моими. Я всасываю его язык глубоко в свой рот, расстегивая перед его рубашку и срывая ее на пол.

– У меня нет другой чистой одежды, – бормочу я напротив его губ, пока он ведет нас к ванной комнате, находящейся на первом этаже.

– Мы что-нибудь придумаем, – пытаясь открыть пиком дверь, мы спотыкаемся, но затем восстанавливаем равновесие, и он закрывает дверь прежде, чем снова прикоснуться своими губами к моим. Скользя нежными поцелуями вниз по моему подбородку, он расстегивает пуговицу моих джинов, и я выскальзываю из них, после чего он стягивает с меня рубашку и распускает мои волосы.

Желание в его глазах почти расплавило меня, и мое тело отвечало ему взаимностью. Я быстро расстегиваю свой бюстгальтер, затем хватаю его за пояс джинсов и притягиваю к себе. Когда мои соски задевают его кожу, они мгновенно оживляются. Глаза Миши закрываются, когда его губы находят мои. Желание льется сквозь меня, когда его руки скользят по моей заднице, опаляя жаром, и когда он соединяет наши тела вместе

Двигаясь спиной к ванной, мне удается включить воду, и пар медленно обволакивает комнату. Моя кожа становится влажной, и мои бедра горят от его прикосновений. Я начинаю снимать его джинсы, и он с энтузиазмом мне помогает. После того как остатки нашей одежды исчезают, мы забираемся в душ, и он закрывает занавеску. Я не могу помочь, но улыбаюсь появляющимся воспоминаниям.

Вода каплями стекает вниз с его светлых волос, плавно перемещаясь по его губам и дальше вниз, по его худой груди. Его рука путешествует по моему боку и вдоль живота, но перед тем как он скользит в меня пальцем, я подпрыгиваю и соединяю мои ноги вокруг его талии, удивляя его.

– Я хочу почувствовать тебя в себе, – шепчу я, позволяя моей сдержанности уйти. – Прямо сейчас.

Его веки открыты, а ресницы дрожат от брызг душа. Моя исповедь шокирует нас обоих, и без дополнительных колебаний он подпирает стену рукой и входит в меня.

Мое дыхание становится неровным. Мои ноги, обхватывающие его вокруг бедер, дрожат, когда он погружается глубже в меня. Я едва могу дышать... едва могу думать. Это так хорошо. Когда он достигает пика, я сжимаю свои пальцы на его лопатках.

– Миша, я люблю тебя, – бормочу я между вздохами и понимаю, что это то, чего я хочу. Навсегда.

Миша

Меня пугает, когда она говорит, что хочет, чтобы я был внутри нее. Она никогда не была настолько открытой в вопросах, касающихся ее желаний, и это заводит меня так сильно, что мой член фактически болит.

После того, как я оказываюсь в ней, мне становится чертовски хорошо, и я, скорее всего, не продержусь долго. Вода стекает по нашим телам, делая все вокруг скользким, наделяя нас дополнительным преимуществом. Подпирая стену одной рукой, чтобы удержать нас от падения, я вхожу в нее снова и снова, доводя ее до края. Когда ее голова наклоняется назад, струя из душа стекает вдоль ее груди, я ничего не могу с собой поделать. Я хочу попробовать ее на вкус.

Я опускаю голову к одной из ее грудей и всасываю воду, обводя ее сосок своим языком, пока она не начинает стонать. Ее пальцы запутываются в моих волосах, и она направляет мой рот ближе, требуя большего. И я даю это ей. Жестко. Пока она не выкрикивает мое имя. Я вижу, как капли воды играют на ее ресницах, когда ее голова отклоняется к стене, а ее зеленые глаза тускнеют. Через несколько мгновений я присоединяюсь к ней, громко дыша и пытаясь изо все сил удержать нас.

После того, как мы оба привели наше дыхание в норму, я выскальзываю из нее, выключаю воду, и мы выбираемся из душа. Она оборачивает одно полотенце вокруг себя, а другое завязывает вокруг моей талии. Я чувствую себя таким живым сейчас.

Она прикусывает свою губу, когда наклоняется к стене. – Ты чего улыбаешься?

Я пожимаю плечами, вращая своим языком, чтобы сохранить улыбку, которая становится все больше. – Я не понимаю, о чем ты.

Она целует меня в щеку. – У тебя просто огромная ухмылка на лице, поэтому просто скажи мне, о чем ты думаешь.

– Ты действительно хочешь знать правду? – спрашиваю я. – Потому что она довольно эротичная.

Она кивает головой, и вода с ее мокрых волос стекает вниз, на ее плечи. – Я хочу знать правду.

Я мягко целую ее в губы и шепчу ей в ухо:

– Я думал о том, как мы будем делать это каждый день, когда у нас появится свое собственное жилье.

Ее прерывистое дыхание касается моей щеки, и я переживаю, что она может испугаться моих слов. – Думаю, нам стоит начать пробовать и другие места, помимо душа.

Моя улыбка становится шире, когда я отклоняюсь назад, ища встречи с ее глазами. – Я могу повалить тебя на наш стол. Или еще лучше, я могу перегнуть тебя через перила.

– Я не могу себе представить, чтоб у нас были перила, – задумчиво отвечает она. – Думаю, я просто хочу небольшую квартиру. Ее легче содержать в чистоте.

– Ты заставляешь меня волноваться, Элла Мэй, – говорю я.

– Я рада, ведь мне хочется, чтобы ты был взволнован. – Она снова прикусывает свою нижнюю губу. – Хотя я напугана, ведь это огромный шаг, ты же знаешь.