Текст книги "Последний поцелуй (ЛП)"

Автор книги: Джессика Клэр

Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Мужчина улыбается мне.

– Вы въезжаете в страну по делу или для удовольствия, мисс Браун?

Я смотрю на рот мужчины. Не могу смотреть ему в глаза, потому что они маленькие, как у свиньи. И ещё у него кривой зуб, который выглядывает, когда он говорит, и выглядит, как бивень. Этот человек напоминает мне кабана.

– Вы знаете, что кабан может испытывать оргазм тридцать минут? – спрашиваю я из-за этих размышлений

Рот мужчины выгибается, а лицо хмурится.

– Я... я не уверен, что понимаю...

– Самка не испытает оргазм до тех пор, пока не испытает кабан, – продолжаю я. – Но у самца спиралевидный конец пениса, чтобы как штопор проникать в шейку матки...

– Карен, – кричит мне Василий, – у нас мало времени.

Я моргаю. Я ещё не рассказала об огромном количестве эякулята у кабана.

– Но...

– Работа или отдых? – снова спрашивает мужчина со штампами.

– Отдых, – говорю я, глядя на Василия, и хотя не умею читать выражения лиц, по его холодному взгляду понятно, что он злится.

Я сделала что-то не так.

– Где вы остановитесь? – спрашивает меня таможенник.

– В гостинице.

Я смотрю на Василия, он раздувает ноздри. Интересно, почему.

– Пожалуйста, отойдите, чтобы мы могли проверить ваш багаж. Мужчина делает жест и подходит другой сотрудник таможни в такой же форме. Он берёт мою сумку и кладёт на соседний стол, надевает перчатки и начинает изучать одежду Карен.

Новый таможенник быстро смотрит на меня, копаясь в платьях.

– Где вы остановились?

– Почему все об этом меня спрашивают? – огрызаюсь я.

– Пожалуйста, встаньте здесь, – командует он, указывая на место в нескольких футах от него.

Почти уверена, это не должно было случиться. Я взволнованно прикрываю уши и начинаю напевать.

Василий подходит, сжимая моё плечо, а затем идёт и говорит с таможенником на итальянском языке. Я не понимаю ничего кроме двух слов – Карен и аутизм.

Таможенник смотрит на меня, и его взгляд выражает досаду и жалость, пока он изучает меня. Я продолжаю прикрывать уши и напевать, отвернувшись, не в силах встретиться с его взглядом. Мужчины молчат какое-то мгновение, но затем таможенник застёгивает мою сумку и протягивает мне.

– Паспорт, пожалуйста.

Я отдаю ему паспорт, чтобы проставить печать, но я в ярости. Я так зла, что дрожу. К сожалению, есть одна вещь, которую ненавижу. Когда на меня смотрят, как на дурочку, будто я недееспособная и настолько глупа, что вот-вот начну пускать слюни.

А Василий тот, кто сообщил эту информацию. Он меня предал. Я чувствую боль. Думала, мы друзья. Думала, что нравлюсь ему. Я даже трогала его микробы. Пытаюсь думать логически, когда он кладёт руку мне на спину и выводит меня, но мои мысли возвращаются к аутизму. Аутист.

Будто это меня определяет.

Жалость на лице чиновника.

Я в ярости.

Никто не останавливает нас, когда мы выходим. Водитель с табличкой ожидает нас, Василий кивает ему и отдаёт свою сумку. Затем Василий открывает дверь и рукой приглашает меня. Я сажусь.

Он садится рядом и говорит тихим голосом.

– У меня есть многое, что сказать тебе, когда мы доберёмся до отеля.

Я скрещиваю руки на груди. Мне не нужно ждать отеля.

– Ты больше не дотронешься до меня.

Водитель садится в машину, когда я выплёвываю эти слова, и он смотрит в зеркало заднего вида.

Василий нажимает кнопку на двери, и стеклянная перегородка между нами и водителем поднимается, позволяя нам немного уединиться.

– Мы не будем делать это сейчас, Карен, – угрожающим тоном говорит он.

– Пошёл, ты, Дмитрий. Просто отвали.

Он ругается по-русски.

– Да что я сделал? Я спасал твою задницу.

– Ты заставил этого человека думать, что я умственно отсталая! Ты видел, как он смотрел на меня? Будто я собираюсь спустить штаны или пускать слюни, или что-то в этом роде.

Думала, что Василий другой. Что он заботится о том, как я себя чувствую. А я чувствую себя преданной сильнее, чем когда бы то ни было. Может быть, потому, что я надеялась, что Василий увидит во мне настоящее – оптимизированный компьютер, а не куча разбитых запчастей.

– Ты закатила сцену, – говорит он сквозь стиснутые зубы.

– Я нет!

– Да!

– Даже, если и да, я бы справилась с этим.

– Как, устроив ещё один приступ?

Я сжимаю кулаки, обхватив себя руками и глядя в окно. Это ошибка. За окном проносятся иностранные пейзажи. Пока мы едем по этим улицам, ощущаю себя ещё более неудобно и неуместно. Мне здесь не место. Я не принадлежу этому человеку.

Иногда мне кажется, что я никому не принадлежу, тогда грусть пересиливает мою ярость.

– Я сделал так, что мы гладко вышли оттуда, – говорит он. – В будущем тебе нужно быть внимательной и не рассказывать незнакомцам об оргазмах свиньи, – он качает головой, и их него вырывается короткий лающий смех.

– Я не знаю, откуда это взялось.

Я знаю. Это потому, что я думала о сексе и своих оргазмах. Мои мысли окутаны сексом с тех пор, как Василий скользнул пальцами между моих ног. Так бывает после вкусного обеда. Мне стало интересно, а что произойдёт, если я коснусь Василия так, как он коснулся меня. Я была отвлечена и взволнована перспективой продолжения его изучения.

Во второй раз в своей жизни, я размышляла о приятном сексе, и эта мысль была увлекательной.

Сейчас всё волнение ушло. Он предал меня наихудшим образом. До сих пор он относился ко мне, как к равной. Как к желанной женщине. Я опустила свою защиту, а когда он предал меня, это был как удар под дых.

А сейчас я чувствую себя ещё хуже, чем обычно. И это я ненавижу.

– Мы поужинаем, прежде чем купить новый компьютер, – торжественно говорит он, будто вопрос решён. – Что бы ты хотела поесть?

Я игнорирую его. Раз ему стыдно за то, кто я есть, может, пойти есть в одиночестве. Я больше ничего не хочу делать с ним вместе.

– Карен?

Игнор.

Он касается рукой моей юбки и гладит моё бедро. Это интимная ласка. Я должна сходить с ума оттого, что он переносит микробов на меня, но мне просто больно, больно, больно.

– Ты делаешь вид, что злишься на меня, Карен? – спрашивает он лёгким дразнящим тоном.

Я продолжаю игнорировать его даже тогда, когда мы добираемся до отеля. Мне хочется плакать. Думала, что нашла друга, которого могла бы открыто коснуться, кого-то, кому я могла бы доверять. Кого-то, кто понял бы меня, не смотря на все мои слабости и причуды.

Он предал меня наихудшим образом. Из меня катятся слёзы. Хуже всего то, что я думаю, что он даже не понимает, какую боль он мне причинил. Как он смог? Он нормальный. Я странная.

Машина останавливается у отеля. Я игнорирую его, когда мы выходим. Уверена, вокруг прекрасная архитектура, что там фонтаны и скульптуры. Но всё, что я ощущаю – это море кишащих людей. Я начинаю чесаться, будто по коже ползают муравьи. Мне хочется зайти внутрь, в тёмную тихую комнату и спрятаться. Достать свой ноутбук, начать что-то взламывать и забыть о внешнем мире.

Хотя... у меня нет моей кепки. Тяжёлая грусть наполняет моё тело. Ещё тогда, когда он не хотел возвращаться за моей кепкой, я должна была понять, что он меня не понимает. Я обманывала себя.

Когда мы заходим в нашу комнату, я тихо плачу.

Глава 15

Василий

Я заставил её плакать. Это настоящие слёзы, признаки страдания и боли, а не те, которыми пользуется Елена, чтобы манипулировать мной. Эту боль создал я. Высушенное пустое место у меня в груди медленно проворачивается. Чувствую сильный удар. Затем ещё один.

Кровь бешено несётся по моему телу, вызывая покалывания в конечностях, будто моё тело переживает болезненное пробуждение. Озабоченность, которую я испытывал, когда называл Наоми сиреной и угрозой – ложь. Я сам должен её бояться. Она не меняет меня, а скорее заставляет хотеть изменится. Для неё.

Поднимаясь в лифте на седьмой этаж, я сжимаю руки в кулаки оттого, что мне хочется утешить её, но не знаю, как это сделать. Швейцар идёт вместе с нами по коридору, думая, что мы поругавшиеся новобрачные. Не сомневаюсь, он видел много несчастных пар. Нам не стоит тут задерживаться, потому что он запомнит нас – худую плачущую брюнетку с грубым русским.

Дворецкий просовывает ключ в механический слот, где мерцают огоньки. Я с беспокойством смотрю на молчаливо плачущую Наоми, а он начинает показывать нам комнаты в люксе, открывая двери на террасу. Когда внезапный прилив шума с улицы заставляет её вздрогнуть, я яростно кричу на швейцара, и он с благодарностью выбегает.

Закрыв двери, я задёргиваю занавески, чтобы свет дневного солнца не проникал внутрь. Возможно, ей больно глазам.

В мини-баре я нахожу водку, дешёвое виски, а также бутылки красного и белого вина. Это белое, думаю я. Ей нравятся бесцветные жидкости.

Она стоит в центре большой комнаты и не двигается. Перед ней обеденный стол, а за ним шумная терраса. С другой стороны я замечаю ещё одну дверь на террасу. Я беру девушку за руку и усаживаю на подушки её неподатливое тело.

– На, выпей, – предлагаю я, но звучит грубо, скорее, как приказ, а не предложение.

Вместо этого, она игнорирует меня, обнимая себя за талию, и начинает раскачиваться. Слёзы превращаются в панику. Незнакомое окружение, способ, которым я решил проблему на таможне, шум толпы в аэропорту – всё это сказалось на ней. Вскоре, она дрожит.

Может быть, холодно? Поспешив в спальню, я стягиваю одеяло с кровати, выношу его и накидываю ей на плечи, но её дрожь не уменьшается. Когда солдатам холодно, они собираются вместе и делят тепло друг друга. Близость обеспечивает не только тепло, но и комфорт. Я проскальзываю под одеяло и заключаю Наоми в свои объятия.

Чувствую сквозь пиджак и рубашку её яростную дрожь. Сейчас вблизи я вижу, как она напряжённо совершает повторяющиеся суетливые движения своей головой и шеей. Неконтролируемый характер этих движений сильно отличается от того приступа, который она разыграла перед Алексеем. Знаю, меня больше не обманешь. Не хочу видеть её в таком состоянии в будущем.

– Наоми, прости. Я не должен был это говорить. Ты должна знать, что я считаю тебя самым умным человеком, которого когда-либо встречал. Я обошёл ради тебя весь мир.

Я рассказываю ей о своих длительных поисках императора, о деньгах, которые потратил на это, и тех местах, которые посетил. Рио был моей последней надеждой. Я говорю снова и снова, пока её дрожь не отступает.

– Твоё... – я подбираю медицинский термин, ведь, кажется, аутизм или синдром Аспрегера становятся социальной проблемой. – Твоё состояние ничего не значит для меня. Ты просто Наоми. Блестящая и...

– Повреждённая? – задыхается она.

Чувствую себя неумелым и невежественным.

– Нет. Идеальная. Это я повреждённый.

Она фыркает от отвращения, будто мои слова бессмысленны. Я пробую ещё раз.

– Мы всё так или иначе повреждены. Мне жаль, что я был не осторожен в словах. Это не повторится. Я переживаю, – признаюсь я. – У меня ведь есть оружие на всякий случай, и я не хочу больше сцен.

– Оружие? – она садится, поправляя волосы.

– Да, оружие и ещё дополнительные паспорта. Обычно мы не проходим таможенный контроль, просто штамп и кивок головы. Не понимаю, что изменилось сегодня, – смеюсь я.

– Ты должен был мне сказать. Я могла бы подделать приступ или ещё что-то, – восклицает она.

– Да, я допустил ошибку, – я стараюсь об этом больше не говорить, потому что сейчас она успокаивается.

– Очевидно, – она убирает волосы за уши, не признавая моего широкого жеста.

Я никогда не допускаю ошибок. Это показывает мою слабость, а я не слаб. И всё же я здесь и стою на коленях. Я вскакиваю на ноги.

– Давай поедим, а потом пойдём и купим тебе компьютер.

– А что в меню?

Она начинает открывать ящики и достаёт бумагу, ручки, наклейки, и раскладывает их на рабочей поверхности сначала по цвету, потом по материалу и по размеру. Недовольная любой сортировкой, она перекладывает всё обратно в ящик.

– Ну? – она поворачивается ко мне, будто этого не было. – Еда?

Я моргаю. Раз этого эпизода не было для неё, то и для меня тоже. По крайней мере, у неё исчезли слёзы.

– Мы закажем, что захотим. Скажи что, и это принесут.

– Что угодно? – скептически спрашивает девушка.

Я киваю в ответ. Она качает пальцами у нижней губы, пока думает. Я разглядываю их, желая пробежать языком по этим розовым губам и углубиться внутрь.

– Я хочу пасту лингвини и авокадо. Без соли.

Я заказываю еду, пасту для неё и морепродукты для меня.

– Что с моими словами, Наоми?

Я не могу отпустить это так легко, как она. Мне хочется узнать, как избежать повторения такого в будущем.

Поначалу она не отвечает мне, а вместо этого снова и снова перемещает ручки на столе. Я терпеливо жду, потому что понимаю, ей нужно время, чтобы собрать свои мысли.

– Дело непросто в словах. Я думала, что, возможно, мы друзья. А ты, оказывается, относишься ко мне, как к дуре. Почему ты просто не доверился мне? Я могла бы помочь.

– Мне жаль. Я ошибся. Прошу прощения. Что касается доверия, то ты видела, как обошёлся со мной Алексей. Я никому не могу доверять, даже тем, кто в моей команде. Сделаю всё, чтобы обеспечить тебя информацией или оборудованием, необходимым для выполнения моей задачи. Но нет, не проси меня доверять тебе. Я не смогу.

Она хмурится и начинает думать. Наоми – рациональное существо, она придёт к такому же выводу, что и я.

– Но я не предавала тебя? – утверждает она. – У меня нет причин на это.

Я смог только взглянуть на неё.

– Ты моя пленница. И ты уже обманывала меня.

– Когда? – нагло спрашивает она.

– Значит, у тебя такая короткая память? Когда ты запустила свою программу и сказала, что нет результатов, а потом возник Рим. Тогда ты подделывала свой приступ. Когда...

Она поднимает руку, чтобы прервать меня.

– Верно, но тогда я думала, что ты хочешь убить меня или что-то в этом роде. Сейчас я не думаю, что ты это сделаешь. И я не твоя пленница. Имею в виду, что ты же отпустишь меня, когда получишь свою маленькую картину, верно?

Хотел бы я видеть лицо Томаса, когда она называет Караваджио маленькой картиной, но мне это нравится, ведь полный бред делить власть из-за холста с маслом.

– Как только я получу «Мадонну», ты будешь щедро вознаграждена, и самолёт доставит тебя туда, куда ты захочешь.

В голове возникает образ моей дачи вдали от центра города, окружённый только соснами и снегом. Медленно, будто проверяя слова, я произношу.

– У меня есть уголок к северу от Москвы около Ладожского озера. Там просто, но тихо. Нет никого поблизости. Тебе может понравиться.

Она с энтузиазмом кивает.

– Место, изолированное от людей? Тихое? Записывай меня. Мне нужна спутниковая связь. И возможность доставки. Я люблю заказывать вещи в интернете.

Я не спешу с ответом, представляя Наоми в моём деревенском доме. Сейчас он представляет собой небольшую дачу, как и говорил ей, но я мог бы построить что-то грандиозное, более подходящее ей.

– Да, там есть вертолётная площадка. Посылки можно доставлять в Санкт-Петербург, а оттуда вертолётом доставлять тебе ежедневно.

Это будет дорого, но если Братва перейдёт под мой контроль, цена не будет иметь значения. Мысль о том, чтобы отпустить её далеко от себя, мне не нравится. Некоторые вещи и люди стоят любых затрат. Боюсь, она может стать таким человеком.

– Отлично. С этим я смогу работать, – она складывает руки. – Видишь, мы можем быть идеальной командой. Я могла бы управлять твоими деньгами, ведь очень хорошо прячу деньги. Швейцарские банки по-прежнему хороши, и Кайманы тоже, но сейчас многое можно хранить в США. Менеджеры хедж-фондов очень жадные и принимают переводы из любого места. Кроме того, вложилась в несколько технологических стартапов, чтобы обменять чемоданы денег на акции, которые у них есть. Когда они выйдут, можно будет просто торговать новыми акциями.

Она продолжает объяснять, как можно превратить мои грязные деньги в богатство олигархов. Её слова заставляют меня понять, насколько я был недалёк. Мне нужна маленькая картина, как она её называет, чтобы консолидировать власть. И нужна только Наоми. С её навыками и властью, я мог бы обладать всеми как врагами, так и союзниками. Ведь она могла бы решить не только финансовые проблемы, но и раздобыть секретную информацию. Но мне придётся ей довериться. Её сила сможет поймать меня снова, и я стану пешкой, простым инструментом в её арсенале.

– Это хороший план, – признаю я. – Ты могла бы сделать больше, чем обеспечить богатство братству. Могла бы помочь мне привести всё в порядок, используя их секреты. Но я бы смотрел на тебя и ждал, когда ты станешь Иудой и предашь меня. И не потому, что я тебе не доверяю. Я никому не доверяю. Не принимай это на свой счёт, – добавляю я, обращаясь к её хмурому лицу.

– Конечно, я приму это на свой счёт. Ты оскорбляешь мою честность, – заявляет она. – Даже люди с синдромом Аспрегера могут испытывать боль. На самом деле я разозлилась, а не обиделась. В обиде нет смысла, не то что в злости.

Она продолжает разговоры в таком духе и во время обеда, и в магазине электроники.

– У людей с синдромом Аспрегера есть чувства. Не хочу, чтобы меня называли жуткой или бесчувственной. Кроме того, я не обманщица. Допустим, я обманывала несколько раз, но это была самозащита. Ты должен восхищаться моей уверенностью в себе. Это хорошая черта характера. И слово «странный». Не называй меня странной, жуткой, заторможённой. И глупой.

Когда мы возвращающемся в отель с новым компьютером, она всё ещё детально рассказывает обо всех способах, которыми её оскорбляли в прошлом. Конечно, этого она не признаёт. Она притворяется, что это просто список слов и ситуаций, которые могут её разозлить. И это заставляет меня жалеть её, сколько же боли скрывается за её рационализмом. Я хотел бы найти всех этих людей и расстрелять их. Но, конечно, пришлось бы начать с себя.

Глава 16

Наоми

Сейчас в Италии три часа ночи. Я не могу спать. Приняв душ, я ложусь спать, как советует Василий, так как завтрашний день будет очень загруженным. Но новое место и потеря кепки делают меня беспокойной, поэтому я встаю с постели и беру новый компьютер, чтобы поработать, лёжа на кровати. Установив новое программное обеспечение, я взламываю свой старый компьютер, чтобы увидеть, использует ли его кто-то. Затем копаюсь в глубоком интернете, чтобы добыть больше информации, интересной для Василия. Если мы будем командой, мне надо выполнить свою часть работы.

Итак, для начала, я перевожу Василию дополнительные средства. Это не так сложно. Я перевела все деньги Хадсона на счета Василия. Несмотря на то, что Василий позаботится о скрытии своей личной информации, в интернете доступно всё, если знать, где искать. Просто я начала поиск россиян, рождённых примерно в его дату. На самом деле, я уже несколько дней задавала ему вопросы и запоминала информацию о нём. Он изменил фамилию, но имя осталось прежним, что облегчает жизнь.

Нужно будет поговорить с ним о сокрытии следов в интернете. Я нашла его по дате рождения и данным паспорта с помощью расширенного поиска. Так, я его и достала. А найдя его личные данные, я обнаружила и все поддельные имена. Мне не составило труда взломать все пароли простой программой. Похоже, мне действительно нужно поговорить с Василием о шифровании данных и паролей. Затем я формирую цепочку данных, переводя биткойны на цифровые и валютные биржи. Трудно перевести миллионы долларов в биткойны, но при обмене легко пропустить небольшие суммы. Если делать это часто, то небольшие суммы становятся значительными. Скрипты, которые я запустила, переводят небольшие количества за миллисекунды. А когда кто-то выяснит, что я сделала, я уже исчезну.

Затем ищу информацию о покупателе «Мадонны» Василия. Помню его имя, хотя и удалила информацию о поиске. Его зовут Эмиль Ройер-Менард. Он известен в Европе, как подпольный продавец необычных вещей. Я выяснила, что он находится в Италии под поддельным именем и проводит время на гедонистических вечеринках, о которых подробно рассказано на сайтах о подчинении. Раньше я о таком и не слышала, но теперь потратила часы на тему покорности и отношений госпожа-раб, пока Василий не появился в дверном проёме. Он разглядывает меня. Точнее, моё тело. Затем он берёт себя в руки и входит в комнату.

– Что ты делаешь, Наоми?

– Ты знал, что некоторые люди по-прежнему используют пояс верности в качестве контроля над оргазмами? Ключ отдаётся доминирующему в отношениях партнёру, чтобы он мог...

– Это захватывающе, – прерывает он терпеливым голосом. – Но почему ты изучаешь доминантные отношения в шесть утра? И где твоя одежда?

Я смотрю вниз. Конечно же, лифчик отсутствует.

– Я сплю голая.

– Ты не спишь, но всё ещё голая.

– Я думала и взяла компьютер, чтобы поработать. Наверное, упустила этот момент.

– Одевайся, и мы пойдём на завтрак, – говорит он мне, тщательно избегая меня взглядом.

– Это безопасно?

– Да, – говорит он под моим сомневающимся взглядом. – Голубевы, вероятно, не знают, что мы в Италии. Другие конкурирующие организации будут искать либо в Рио, либо ждать в Москве. А мы будем максимально наедаться, наслаждаясь нашими тостами. И я возьму свой пистолет. Этого хватит?

Я раздумываю мгновение.

– А я могу взять пистолет?

– Ох, но тебе же негде спрятать его, – говорит он, указывая на мою наготу.

– Я могу надеть штаны.

У него искривляются губы в улыбке.

– Это была шутка, Наоми.

– Ох, – улыбаюсь я ему, ведь глупо думать, чтобы спрятать пистолет без одежды, и раздумывая мгновение, исправляю своё заявление. – Вообще-то я могу спрятать оружие внутри себя...

– Одевайся, – говорит он, прерывая мой бессвязный лепет. – Потом завтрак.

– Это потому, что ты мне не доверяешь?

– Это потому, что тебе опасно находится в чужой стране с оружием. Ты можешь привлечь, больше внимания, чем привыкла. Если кто-то увидит тебя с оружием, то может решить, что ты знаешь, как его использовать. А ты знаешь, как его использовать? – спрашивает он, вглядываясь мне в лицо.

– Не знаю, но могу научиться, – радостно говорю я ему.

– Тогда сначала научишься, а потом получишь пистолет.

– Звучит подозрительно, как проблема с доверием.

– Не могу доверять тебе, Наоми, – говорит он, внимательно изучая меня.

По какой-то причине, у меня возникает странное желание заставить его подойти и сесть рядом со мной обнажённой. Интересно, как он будет выглядеть без одежды. Эта странная мысль для такого человека, как я, и это заставляет меня не доверять себе.

– Я буду доверять тебе больше, если ты поделишься со мной тайной, – признаю я, вставая с постели, чтобы одеться, если я ещё полежу, то продолжу представлять его рядом с собой. – Расскажи мне секрет, и я не обману тебя с пистолетом.

Он раздумывает минуту, наблюдая, как я приближаюсь. Когда я прохожу рядом с ним, он подходит ко мне. Мой обычный инстинкт велит мне отскочить от прикосновений к моей голой коже, но я этого не делаю. Убеждаю себя, что хочу увидеть свою реакцию на его прикосновение.

Ради науки.

Он скользит одним пальцем по моей голой руке, посылая дрожь в моё тело и напоминая мне о его прикосновении в самолёте. Не могу дождаться, когда почувствую это снова.

– Мои причины нелюбви к прикосновениям не такие, как у тебя, – говорит он глухими голосом. – И они никак не связаны с микробами.

Моё тело реагирует на его палец.

– Думала, ты расскажешь мне секрет. А это даже я знаю.

У меня ускоряется дыхание, но не из-за паники. Вспоминаю, как он мыл руки в течение пяти минут, а затем трогал меня. Что, если я попрошу его об этом прямо сейчас? Будет ли он голый лежать рядом со мной и прикоснётся ли ко мне чистыми руками, и...

Он смотрит на меня.

– Одевайся. Завтрак. Немедленно.

Точно. Я же должна одеться.

Через пятнадцать минут расчесав волосы, я надеваю бледно-розовое платье-поло с кедами без носков. Мне достаточно удобно, а Василий говорит, что выгляжу как туристка. На нём цветочная гавайская рубашка из мягкого шелковистого материала и сандалии. Ворот рубашки с одной стороны подмят, и я автоматически приближаюсь, чтобы его поправить, но это заставляет его замолчать. У него усиливается дыхание.

– Я не прикоснусь, – обещаю я, поправляя его воротник. – Ты знал, что если на твоём тосте одна столовая ложка арахисового масла, то вероятность того, что ты съешь насекомого четыре целых две десятых, и один к семи, что ты съешь крысиный волос?

– Это не то, что я хотел бы услышать перед завтраком, – говорит он мне. – Идём.

Он перемещает руку на мою спину, чтобы проводить меня к ресторану, который находится в передней части нашей шикарной гостиницы.

Мы заказываем завтрак. Василий берёт апельсиновый сок, а я спрашиваю официанта, в банке ли он. Ведь по данным агентства Министерства здравоохранения и социальных служб США, на каждые двести пятьдесят миллилитров приходится одна личинка. А какие данные в Европе, я не знаю. Он меняет свой заказ на выпечку и кофе. Я заказываю омлет из белков и шпината, а пью воду. Без лимона. Поскольку более семидесяти процентов лимонов заражены микроорганизмами по кожуре, о чём я сообщила Василию.

Он таращится на меня, когда я говорю о безопасных пищевых продуктах.

– Удивительно, что ты ешь хоть что-нибудь. Ведь ты могла бы просто принимать витамины.

– На самом деле, витамины вообще не регулируются агентством Министерства здравоохранения и социальных служб США, и это показывает...

Василий поднимает руки вверх.

– Позволь мне поесть прежде, чем ты расскажешь мне больше.

Пожав плечами, я несколько минут полирую салфеткой свои серебряные приборы и пытаюсь стереть любых микробов, а затем втыкаю их в свой омлет.

– Так, почему ты сегодня утром изучала БДСМ? – спрашивает он, откусывая выпечку, которая оказалась круассаном, и потягивает кофе, выглядящий как латте из Старбакса.

Я поворачиваю тарелку по часовой стрелке, чтобы съесть еду с дальнего конца тарелки.

– Покупатель Мадонны – Эмиль Ройер-Менард. Он часто посещает секс-клубы такого рода.

Он делает паузу и внимательно изучает меня.

– Я не встречал такого имени.

– Это потому, что я удалила все следы поисков прежде, чем мы покинули Рио, – я разрезаю свой омлет. – Тебе стоит есть больше яиц. Это очень безопасный продукт питания, потому что яичная скорлупа предотвращает попадание бактерий в яйцо.

Он отмахивается от моей полезной информации.

– Расскажи мне больше о Ройер-Менарде.

И я рассказываю ему всё, что узнала. Он французский экспат, состоит в фетиш-клубах, любит добывать чрезвычайно редкие предметы, которые затем бесследно исчезают. Его банковский счёт увеличивается с каждым годом, несмотря дорогие покупки, поэтому можно с уверенностью сказать, что он перепродаёт товары покупателям, которые не хотят быть замеченными. (Прим. редактора: Экспа́т  – сленговое название для иностранных специалистов, реже самоназвание)

– Скорее всего, он подготовил твою «Мадонну» и перепродал кому-то ещё.

Василий молчаливо поглощает информацию, не издавая ни звука, кроме звона кофейной чашки. Я наблюдаю за этим, задаваясь вопросом, обеспокоит ли его то, что приложу свой рот туда, где был его. Я очень привыкла к его микробам, мне нравится мысль о том, чтобы попробовать и узнать, какой он на вкус рано утром.

Он щёлкает пальцами перед моим лицом, и я понимаю, что ушла в себя.

– Да? – спрашиваю я.

– Я очень расстроен, Карен. Какую ещё информацию ты утаиваешь от меня? – у него изогнуты губы, и думаю, что разозлила его.

Мгновение я раздумываю, что ещё я от него утаиваю.

– Я энергично мастурбировала прошлой ночью перед сном.

Он облизывает губы.

– Хотя это важная информация, но я имел в виду касательно «Мадонны».

Я пожимаю плечами.

– Теперь ты знаешь всё. Если я узнаю больше, я поделюсь. Мы – команда.

По крайней мере, сейчас. То, что он убил Алексея, чтобы спасти меня, свело нас вместе. Мы едины.

– Думаю, мы должны отправиться туда сегодня.

– Куда туда?

– В секс-клуб. Найти Ройер-Менарда.

Он шепчет низким голосом, что не понять, согласен ли он.

– И что заставляет тебя думать, как нас туда пустят?

– Мы будем под прикрытием. Ты можешь стать моим рабом.

Глава 17

Василий

Поход в секс-шоп никак не облегчил тяжесть моего члена, который уже был наполовину готов, когда я утром наблюдал за ней голой перед компьютером. Моё постоянное отвращение к сексу заменено почти постоянной эрекцией. Мне трудно слушать её голос, наблюдать за ней, вдыхать запах жасмина, который она источает после душа. Будто моё тело сотни лет находилось в покое.

В моём воображении она представала со свирепым видом в кожаных сапогах и ошейнике. Ничего больше. Её тяжёлая грудь подпрыгивала бы при каждом движении высоких каблуков на сапогах. Наклонившись, я смог бы раздвинуть у неё ноги, открыв взгляду её сокровенное. Верёвкой мог бы привязать её руки к талии или связать их над головой, вытянув тело в линию от пола до потолка, что позволило бы мне без помех исследовать её тело.

«Ты будешь моим рабом».

Любая другая женщина ждала бы, что я стану протестовать против идеи подчинения, но Наоми необычная женщина. Для неё это предложение абсолютно рационально, потому что она предпочитает порядок и контроль.

Продавец игнорирует нас. На нас яркая туристическая одежда, видимо, она считает, чтобы мы зашли по ошибке.

Наоми рассматривает предметы, ничего не трогая, но её взгляд то и дело возвращается к кожаному бюстье. По виду оно скорее ошейник и корсет, соединённые сзади кожаными ремнями. Я поднимаю его с витрины и держу перед собой.

– Подчинение и доминирование – это не про действия, а про психические состояния обеих сторон. Настоящая рабыня – радует и стремится исполнить желания своего хозяина, она живёт ради команд своего хозяина, – тихо говорю я, чтобы только она могла слышать. – Рабыня будет носить это, следовать за своим хозяином, каждый дюйм её тела будет дрожать от прикосновений. Когда глаза завистливых зевак будут поедать её грудь, она намокнет в ожидании показать ещё больше на благо своего хозяина.

Наоми почти неслышно перемещается рядом со мной, и через тонкую ткань её одежды безошибочно заметны признаки её желания, ускоренное дыхание и затвердевшие соски.

– Тебе это нравится? – спрашивает она.

Я возвращаю бюстье на витрину со слабым позвякиванием.

– Нет. Я не делюсь. И не позволил бы другим волкам пускать слюни на то, что принадлежит мне.

– Тогда откуда ты знаешь, что делают рабы и доминанты?

– То, что я не предпочитаю проделывать это в спальне, не означает, что я слепой. Многие так усмиряют свои сексуальные аппетиты.

– А как ты их усмиряешь?

– Наоми, если ты не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо посреди этого магазина, перестань задавать вопросы, – угрожаю я.

Удивление вспыхивает в её глазах. Удивление и... возможно, интерес? Она осматривает меня, чтобы увидеть доказательства моего возбуждения, и снова я застываю под её взглядом.

– Значит, мы не пойдём? – разочарование тяжестью повисло в её вопросе.