Текст книги "Последний поцелуй (ЛП)"
Автор книги: Джессика Клэр
Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
– Освобождаться.
Я переворачиваю кушетку набок, потому что её основание прочнее других частей, встаю на колени и складываю свои яйца на неё.
– Твой брат? За ним наблюдают?
– Да, каждый час и каждый день, – звук его голоса слабеет с каждым словом.
– Ты можешь с ним контактировать? Есть безопасное место, где он может побыть пару часов?
Он кусает губу и смотрит на меня с нарастающим ужасом.
– Ты же не думаешь использовать это?
– Я не собачка на поводке, – говорю я, поднимая бюст в воздух.
– Стой! – кричит он.
Я замираю на полпути бюста к моим яйцам.
– Что ты делаешь? – спрашивает он.
У него вздымается грудь, будто это ему только что измельчили яички.
– Освобождаюсь от поводка.
– Не понимаю, – говорит он, приближаясь ко мне. – Как тебе это поможет?
– После того, как я разобью свои яйца, смогу убрать цепь и свободно двигать правой рукой.
– Ты сумасшедший, как и твоя девушка.
– Возможно, – я оголяю зубы в зловещей улыбке. – Это первый комплимент, сделанный тобой.
– Возьми, – он бросает мне тонкий блестящий предмет. – Я прячу его за ушами, когда знаю, что она запрёт меня надолго, чтобы освободиться.
Я ловлю предмет. Это тонкая металлическая отвёртка с крючком на конце.
– Спасибо.
Через пару мгновений я освобождаю его и себя.
– Что ты будешь делать теперь?
– Найду Илофа, конечно. Он единственный, у кого есть оружие. Мы обезвредим его, спасём Наоми, убьём Елену, возьмём картину и уйдём.
– Ты сделаешь всё это?
Я подбрасываю отвёртку в воздух.
– Да. Я найду меч и проткну Елену столько раз, что она станет похожа на сито, истекающее кровью.
На это раз он с силой сжимает зубы.
– Где Илоф?
– Смотрит где-то порно на своём телефоне, хотя должен охранять Наоми.
Не могу отодрать цепь от болта, что приковывает меня к полу, но они послужат моей прекрасной цели. Я поднимаю его и прокручиваю несколько раз, измеряя силу и скорость вращения. Да, мне это подойдёт.
– Пойдём, держись позади меня.
Он кивает. Я отпираю замок и немного приоткрываю дверь. В прихожей пусто. Крадусь в направлении к гостиной.
– Твоя подруга в другой стороне, – шепчет он.
Я прижимаю палец к губам, чтобы заставить его замолчать.
Мне хочется знать, кто ещё находится в квартире, кроме Елены, Илофа, Наоми, этого слуги, мальчика и меня. Проведя разведку, никого не обнаруживаю, но нахожу две груды одежды. Я одеваюсь, и мальчик делает то же самое. Обыскиваю шкафы, но, как и подозреваю, здесь мало оружия. В одном из ящиков нахожу ножницы и отдаю их мальчику.
В гостиной ничего не нахожу, кроме подиума с небольшой маленькой кожаной скамьёй. Вокруг него обустроена мебель для идеального просмотра, но сейчас она пустует.
Возвращаюсь мыслями к Илофу и Наоми. Прислушиваюсь, но за дверью тихо. Медленно открыв замок, не желаю шуметь, чтобы не предупреждать Илофа о нашем присутствии. Передвигаю мальчика влево от дверного проёма и показываю, чтобы он открыл дверь. Таким образом, стена защитит его, если Илоф подойдёт к двери, и я увижу его.
На сигнал моего кивка мальчик открывает дверь, и защёлка издаёт тихий звук. Но даже он достаточно громкий, потому что Илоф дёргается со стула, достаёт пистолет и стреляет в дверь. Мы с мальчиком отпрыгиваем назад. Деревянные щепки летят в стороны, когда пуля пробивает дверь и впечатывается в бетонную стену. Медленно показываю мальчику, чтобы он опустился. Он немедленно подчиняется.
– Идём в кабинет, – кричу я, но показываю на комнату, в которой мы только что были.
Он кивает и быстро ползёт по коридору. Илоф перезаряжает. Вскочив, опускаю голову к животу.
Он снова хрюкает и стреляет, но попадает в пол позади меня, а инерция отталкивает его обратно в комнату. Я бегу, пока его спина не упрётся в стену или книжный шкаф. Несколько предметов на нас падают, но я их почти не замечаю. Адреналин в крови действует на меня. Я наматываю цепочку на кулак и ударяю его, но задеваю только мельком. Он пытается оттолкнуть меня и бьёт коленом в грудь, но я держусь. Так близко он не сможет произвести смертельный выстрел.
Но пуля рикошетом может навредить Наоми, которая лежит на кушетке. Не вижу никаких повреждений на её теле, но меня бесит, что он прикасался к ней и видел её чистейшие великолепие. Только поэтому он должен умереть.
Хотел бы я ради неё убить его тысячу раз. Моя ярость даёт мне сил защищать её.
Он ударяет меня локтем в плечо, но на этот раз и я ударяю его в лицо, которое щёлкается об стену. Я получаю ещё два удара в окровавленный нос, прежде чем достаю свою цепь и обматываю её вокруг его шеи.
Бросив пистолет, он тянет руку к подбородку и пытается укусить меня. Щёлкнув запястьем, разматываю цепь, отворачиваю его от Наоми и снова набрасываю цепь на шею. Одним движением я освобождаюсь от его рук и натягиваю цепь обеими руками.
Он цепляется за свою шею. Илоф – большой мужчина, но он слишком долго служил Елене. Молодой боец на улице, возможно, и смог бы противостоять уменьшенной силе, но не Илоф. Он задыхается от нехватки воздуха, но я только тяну и давлю ещё сильнее. Если он не умрёт так, возможно, я просто оторву его голову от тела.
Цепь в моих руках краснеет от моей крови, потому что звенья врезаются в мою кожу.
– Василий, на тебе его кровь, – замечает Наоми из гостиной.
Она приподнимается в своей лежачей позиции, но выглядит слишком слабой, чтобы стоять.
– Да, мне нужно будет принять душ после этого, – я сильнее напрягаюсь. – Вставай, возьми пистолет.
Она медленно поднимается.
– Который сейчас час?
Я качаю головой.
– Пистолет, Наоми.
– Мне нужно узнать время.
Она взволнована, но у меня нет часов, чтобы ответить ей. По крайней мере, она отвечает мне, значит, с ней всё в порядке.
– Ты тупая шлюха, – выдыхает Илоф.
В нём ещё много воздуха, как в мешке. Я поднимаю колено и бью его в спину.
– Не знаю, сколько времени, Наоми. Пожалуйста, дорогая, пистолет.
– Мне нужно знать время, – повторяет она.
Она не может себя контролировать.
– Мы вышли через два часа, – говорит мальчик с порога.
– О, это нехорошо, – отвечает она, и наконец, выходит из гостиной и подходит к пистолету.
Я маневрирую с Илофом вокруг неё, но когда, наконец, его тело сгибается, я отпускаю его.
– Но мы уходим. Это хорошо, – говорит мальчик.
Наоми вручает мне пистолет. Я стреляю из него в Илофа. Никто из нас даже не вздрагивает.
Я сгребаю её в объятия и прячу лицо в её волосы, чувствуя слабость в коленях от радости, что она жива.
– Ты ранена?
Я отстраняю её от себя и быстро осматриваю. Кажется, она не пострадала, но многие травмы не видны снаружи.
– Нет. Ты пришёл вовремя, но Дениэл приедет только через десять часов, – она трёт голову, как обычно делает это с кепкой. – Ты пришёл вовремя.
Я ничего больше не слышу, целуя её в макушку и в лоб. Мне требуется ещё одна минута, чтобы успокоиться и осознать, что она жива и здорова. Я целую её в губы, проникая в рот языком.
Она мгновенно отвечает и набрасывается на меня, разрушая изнутри.
Мы отрываемся друг от друга, задохнувшись от нашей страсти.
– Дениэл?
Наконец, её слова доходят до меня, но прежде чем она успевает объяснить, чувствую запах дыма.
Я проверяю магазин. Осталось шесть пуль. Дурак Илоф потратил на нас семь выстрелов. В коридоре я вижу дым, идущий из кабинета.
– Найди служебный лифт, – говорю я мальчику, и он убегает.
Дым пробирается в зал, но сквозь дверной проём замечаю, как на полу горит Караваджио.
– Нет, – кричу я, и бегу вперёд.
Прохожу сквозь пламя, но дыма слишком много, а картина старая и хрупкая. Рядом со мной раздаётся смех сумасшедшей женщины.
Повернувшись, я хватаю Елену и трясу за плечи, пока у неё зубы не ударяются друг об друга, но она продолжает смеяться.
– Что ты сделала? – требую я ответа.
Ужас охлаждает мою кровь, превращая меня в камень. Слышу ледяные слова Достонеева, провозглашающие, что богат, ленив и хочет картину. Эта глупая чёртова картина. Жизнь моей сестры зависит от того, отдам ли я ему картину. Я бы хотел убить Елену сто раз подряд.
Она снова хихикает.
– Ты так сильно хочешь картину, что пожертвуешь своей мужественностью? Что свяжешь себя с другой женщиной? Нет, – усмехается она. – Тебе достанется только пепел.
Я закрываю рукой её рот. Сделка, которую я заключил с Достонеевым ради безопасности моей сестры, горит прямо передо мной. А я наблюдаю, как пламя пожирает её жизнь, оставляя только дым и пепел.
Глава 34
Наоми
Я всё ещё чувствую действие транквилизатора, когда иду за Василием в заполненную дымом комнату. Елена сидит на одном из своих кресел и смеётся, как сумасшедшая, когда Василий спасает картину Караваджио, топча сапогом. На самом деле, это бесполезно, картине пятьсот лет, и она сделана из холста и масла. Если от неё что-то останется, то это будет чудо.
Предмет, который мы так долго искали, святой Грааль Василия, причина наших безумных скитаний по Европе – сейчас просто обугленная рамка со скрученными кусками холста. Всё кончено.
Ошеломлённая и сонная, я наблюдаю, как Василий поднимает картину за угол, обжигается и трясёт пальцем. Он навредит себе.
Нам нужен огнетушитель. Практичность берёт верх, и игнорируя сумасшедшую хихикающую Елену, иду на поиски огнетушителя, пока мой волк не уничтожил отпечатки своих пальцев. Выхожу из комнаты, переступаю через тело Илофа и мчусь по коридору. Во второй комнате я обнаруживаю знакомый красный баллон рядом с корзиной яиц Фаберже и срываю его со стены. Возвращаюсь в комнату и отрываю шланг от огнетушителя. Теперь горит одна из штор. Василий на полу пытается соединить края обгоревшей картины, а Елена просто улыбается ему, будто выиграла в лотерею.
Почему все бредят этой картиной, когда мир вокруг горит?
Я тушу горящую драпировку и другие участки огня. Теперь в комнате только дым и мы трое.
– Ты опоздала, – говорит Елена насмешливым голосом. – Караваджио превращён в пепел, как надежды бедного Васи на Братву.
Она снова начинает смеяться.
Она злит меня, поэтому я поворачиваюсь и направляю на неё шланг, запуская струю ей в лицо.
– Заткнись.
Елена кашляет и плюётся, а я подхожу к Василию с огнетушителем под мышкой. Смотрю на части, которые он пытается сложить, но ничего в них не указывает на то, что когда-то это был знаменитый триптих, созданный рукой настоящего мастера. Не разобрать ни волка, ни Мадонну. Теперь это похоже на мазню, которую оплакивает мой волк.
– Что теперь, Василий? – спрашиваю я.
Он игнорирует меня, и весь язык его тела сигнализирует о том, что этот человек побеждён. Я начинаю думать, что, возможно, эта картина символизировала больше, чем он может признать. Либо это, либо присутствие ужасной Елены сломало его желание лидерства. К сожалению, это не Василий, к которому я привыкла. Этот человек собирает сажу. Если так необходима неприятная картина, возможно, стоит купить другую. Может быть, даже с ослиным ублюдком.
Ослы в моём сознании в последнее время занимают много места.
Я созерцаю эту картину, когда кто-то набрасывается на меня сзади, сбивая на пол. Падаю на огнетушитель, и он врезается мне в рёбра, заставляя задохнуться от боли в лёгких. Я задыхаюсь на ковре, когда она поднимается надо мной, как злобная паукообразная обезьяна.
– Шлюха, – кричит она. – Тварь!
Должно быть, ей не понравилось, что я закрыла ей рот огнетушителем. Думаю, как это было тупо, пока пытаюсь отдышаться.
Она врезается ногтями в мою голову и тянет полосы назад, и я кричу от боли.
– Василий, – кричу я. – Помоги!
Я не сильна в физическом бою. Моё привычное оружие – боты, коды и скрипты. Беспомощно цепляюсь за ковёр, пытаясь скинуть с себя тяжёлую тушу.
– Василий!
– Отойди от неё, Елена, – говорит Василий, и слышу опасность в его голосе.
Я хватаю её за руки, но она тянет мои волосы назад так, что не могу шевельнуться.
Затем раздаётся громкий треск, и на мгновение задумываюсь, что она сломала мне спину. И я падаю назад, а она на меня сверху.
Кашляю и чувствую, как горят у меня рёбра. Может быть, они сломаны. Из меня вырывается стон, когда Елена отваливается от меня, а Василий своими большими руками помогает мне встать прямо. Он ласкает меня, передвигая руками по мне такими нежными движениями, что я узнаю эти прикосновения.
– Ты ранена, милая?
Я провожу рукой по своим рёбрам и прижимаюсь к его большой груди.
– Думаю, у меня впали лёгкие.
– Нет, – говорит он ровным странным голосом. – Иначе ты не смогла бы прокричать моё имя.
Он не похож на себя обычного, поэтому я смотрю вверх. Но он не смотрит на меня, и его взгляд упирается в женщину, лежащую на ковре. Глаза у Елены открыты, а шея странно изогнута, и она не движется. Тот треск, что я услышала, был переломом шеи. Василий убил её.
Мне даже не жаль её. Она была сукой.
– Отличная работа, – говорю я ему.
– Это было легко, – бесшумно бормочет он. – Просто один щелчок, и все проблемы решены, кроме одной. Теперь у Братвы нет лидера. Мы превратимся в пыль, как муравьи без королевы.
Я хмурюсь. Это звучит поразительно, это не мой Василий. Я хлопаю его по плечу, вытирая пятна сажи с его рукава.
– По мне так ты теперь главный.
– Нет, – говорит он мягким голосом, продолжая смотреть на мёртвое тело Елены. – Картина испорчена. С её помощью мог бы показать им, что я непросто солдат. А теперь я просто ещё один амбициозный выскочка.
– У тебя всё ещё есть картина, – указываю я. – Просто ей необходимы реставрационные работы.
Вспоминаю о меме в интернете о пожилой итальянке, которая пыталась восстановить бесценную картину с Иисусом и полностью уничтожила её. Её картина больше напоминала оплавленную голову, чем шедевр. Думаю, «Мадонна и волк», узнав о подобном обращении, безумно хихикали бы.
Василий касается моей щеки, гладя большим пальцем.
– Сейчас не до смеха, милая.
Его прикосновения нежны, но слова напоминают упрёк. Не могу судить, расстроен ли он из-за меня, поэтому захожу с другой стороны.
– Скажи мне, Василий, что меняет картина?
– Что ты имеешь в виду?
Одной ногой я подталкиваю обгоревшую раму. Даже это небольшое движение заставляет мои рёбра гореть, но я игнорирую их.
– Расскажи, что делает картина, – повторяю я. – Как она делает тебя лидером?
Его ошеломлённый взгляд исчезает, глаза сужаются, и он становится больше похож на самого себя. Пальцами он продолжает гладить мою щеку, развозя микробов. Я решаю, что мне нравятся его микробы, и мне нравится он.
– «Петровичи» владели «Мадонной» годами. Это был символ нашей власти.
– У неё была картина, – указываю я. – А теперь она лежит на ковре со сломанной шеей.
У него губы вытягиваются в линию – признак того, что Василию не нравятся мои аргументы.
– Разве ваша группа, не уважающая человека, у которого была картина, сожгла бы её? Это большой мятеж. Кроме того, динь-дон! Ведьма мертва. Ты её убил. И не можешь быть единственным, кто её не ненавидел. Чёрт, да я знала её пять минут и уже возненавидела её. А как насчёт того, что счёта твоих врагов опустели в твою пользу? Разве они не в проигрыше уже?
Он продолжает гладить мою щеку и молчит. Наконец, он выдаёт.
– Возможно... возможно, ты права.
– Конечно, я права, – отвечаю я, рассмеявшись, что он может в таком сомневаться.
Я всегда права. Мой разум – хранилище знаний. Не сообщаю ему об этом потому, что он и так это знает. Наверное, просто отвлёкся или забыл.
– И что ты будешь делать теперь? – спрашивает он меня.
– Ждать Дениэла, – отвечаю я. – Он будет здесь через несколько часов. Полагаю, нам стоит быть где-то поблизости, чтобы объяснить ему, что мы больше не нуждаемся в его услугах.
Мне становится немного грустно от этих слов.
Потому что, на самом деле, это место, где наши пути расходятся. Василий возьмёт свою Братву, а я... ну... я сделаю что-нибудь с собой. Поеду домой, наверное. Вернусь в мир анонимных взломов и игр с банковскими счётами, чтобы развеять скуку.
Василий не хочет этого слышать, но правда в том, что со мной ему быть нельзя. Его авторитет будет подорван. Люди подумают, что раз он связался с сумасшедшей женщиной, то и сам не в себе, или идиот. Я не смогу быть с ним открыто, потому что меня никто не поймёт.
Конечно, Василий хотел бы иметь меня при себе. Спрятать в лесу на даче. Думаю, такие маленькие рамки звучали неплохо раньше. Мир, тишина и порядок. Не нужно ничего делать, кроме работы на компьютере для помощи Василию в каких-нибудь взломах.
Но... я поменяла мнение. Больше не уверена, что всё ещё хочу уединённого мира и заключения. Вспоминаю часы, проведённые в квартире Василия. Там было удивительно одиноко. За короткое время я привыкла, что мой волк всегда рядом, осыпает меня вопросами, дразнит и занимается сексом. Ласкает меня. Находит мою точку G. Заказывает мне определённые обеды, которые, как он знает, я буду есть, потому что заботится обо мне. Думаю о жизни на его далеко запрятанной даче, где буду видеть его, только если он отложит свои дела и найдёт в графике время заняться со мной сексом.
Это не жизнь, ненастоящая. Не хочу быть последней.
Поэтому я поеду домой с Дениэлом, а Василий будет управлять Братвой своим железным кулаком, как и всегда.
Глава 35
Василий
– Давай, идёмте, – я указываю жестом на Наоми и мальчика.
Переполох приводит к тому, что персонал, нанятый для проведения вечеринок, мечется. Я машу пистолетом на них.
– Уходите, вам нечего здесь делать, – кричу я им по-русски.
Они разлетаются, как мухи.
– Почему ты не убил её раньше? – спрашивает меня мальчик.
– Не так давно я убил её брата. Убийство Елены так скоро дестабилизировало бы организацию. Когда совет предложил мне контроль за выполнение небольшой задачки, я схватился за это. Я был бы убит вскоре после этого. Моя ошибка. Я недооценил её, и мы все пострадали.
– Но ты же Василий Петрович, – протестует мальчик. – Я слышал о тебе. «Волк Петрович». Неправильно вдохнёшь, и он убьёт тебя. Даже, если ты ему родная сестра.
Упоминание о Кате заставляет мои колени согнуться. Убийство Елены не сможет отмотать время назад и восстановить картину в целости. Сегодня я стал мишенью не только Петровичей, но и Достонеевых. Моя сестра – цель. Прекрасная блестящая женщина, которую я полюбил, стоит передо мной и тоже является целью.
Я пойду к Достонееву и пожертвую жизнью, умоляя о жизни для моей сестры и защиты Наоми.
– Если я появлюсь перед советом с пустыми руками, меня убьют. Мне лучше уйти. Наоми, я смогу защитить тебя, пока не придёт твой брат. А ты, малыш, сможешь сбежать в безопасное место со своим братом?
– Но ты всё ещё можешь быть лидером.
Мальчик похож на собаку, вцепившуюся в кость. Он её не отпустит.
– Теперь я никто.
– А кто ты был раньше? – спрашивает он.
– И раньше я был никем. Я вылез из грязи, нищеты и мусора.
Наоми кладёт руку мне на плечо.
– Я пойду за тобой.
– Как и я.
– Я тоже, – пищит десятилетний мальчик.
Старший мальчик спас его, пока мы с Наоми были заняты Еленой.
Я смотрю на них.
– Без Братвы у меня ничего нет. Всё, что у меня есть, принадлежит Братве.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Наоми.
Мальчик вставляет.
– Это правда. Когда Братва принимает тебя, то даёт тебе всё, но временно, на определённый период, пока ты в банде. Когда ты уходишь, то уходишь только с тем, с чем пришёл.
Я показываю Наоми мои пустые руки.
– Когда я вошёл в банду, мне было десять, у меня была только сестра. Поэтому я ухожу ни с чем.
Она чешет голову.
– Но у меня есть деньги и доступ ко всему. Сможем ли мы купить себе дорогу?
– Нет, – качаю я головой, смущённый её щедростью.
Как она хочет остаться с кем-то вроде меня? Испорченным и осквернённым?
– Братство строится на верности.
– Так что бы сделал глава Братвы в случае переворота?
– Он созвал бы своих солдат домой, – отвечаю я ей. – Задумал бы проверки на верность. Посмотрел бы, какие люди остались верны, независимо от того, подвергаются ли новые правила сомнениям. А затем произведёт зачистку и установит свои правила.
– Тогда сделай это, – отвечает Наоми, гладя мой рукав.
Мальчишка рядом с ней кивает.
– Многие последуют за тобой. Солдаты говорят о тебе с благоговением.
Он говорит то, что я хочу услышать, и только потому, что боится остаться один. Я беру за руку Наоми, потому что мне нужно утешение от её прикосновения.
– Иди домой, мальчик. Раз у Братвы «Петровича» нет лидера, начнётся кровавая бойня. Иди домой и защити себя и брата.
После некоторой нерешительности он кивает и убегает.
– Идём в какое-нибудь безопасное место.
Она не протестует.
Я отвезу её в другой безопасный дом. В будущем не смогу дать ей многое. Если мне выпадет шанс выбраться живым, то мне придётся взяться за оружие и стать киллером, как Николай. Человеком без верности.
– Можешь принять душ, пока я позвоню сестре.
Наоми крутится вокруг меня.
– Твоя сестра не умерла?
Смущённый, я понимаю, что никогда не рассказывал ей свою самую большую тайну. Я так привык притворяться, что у меня нет сестры. Чувствую, как у меня на лице появляется улыбка.
– Нет. Она жива, – улыбка исчезает. – Я заключил сделку с другим дьяволом, чтобы сохранить её в безопасности, потом притворился, что убил её и не видел с тех пор много лет.
– Ох, Василий, – выдыхает она. – Так долго не видеть сестру.
Я тожественно киваю.
– Слишком долго.
– Все считают твою сестру мёртвой?
– Да. Всё. Всё, кроме тебя и того дьявола.
По выражению её лица могу судить, что ей нравится быть единственным обладателем этих знаний.
– А что, если ты умрёшь? Как она узнаёт?
– Достонеев, человек, которому я хотел отдать картину после того, как получу поддержку совета. Его люди охраняли мою сестру с двенадцати лет.
– А что, если ты не умрёшь, а будешь схвачен?
– Ей всё рано надо жить, будто я мёртв, потому что не сдамся без боя.
– По логике, тебе нужно пойти и рассказать им, что произошло. Что у Елены была картина, она её сожгла, чтобы сломать братство. Все будут сердиться на неё и поддержат тебя.
– Думаешь?
Не могу перестать смотреть на неё. Как скоро я стану её воспоминанием? Интересно, будет ли сегодня последний раз, когда она позволит прикоснуться к себе.
– Да. Хочешь со мной в душ? Выглядишь так, будто хочешь. Обычно я не могу считывать сигналы с лица, но твоё тело становится напряжённее, а скулы более заметными. Ты хочешь трахнуть меня. И твой член виднеется.
Она указывает мне на пояс.
Слежу за её пальцем, чтобы увидеть непристойность своих брюк.
– Он всегда твердеет рядом с тобой, Наоми.
– Тогда приходи в душ. Буду ждать тебя.
Я бездумно набираю номер.
– Вася, что случилось? Сейчас неположенное время.
– Тише, Катя, – говорю я, всё ещё глядя на Наоми.
Она блуждает по моей крошечной квартире. Как и в прошлой квартире, здесь только одна комната с кроватью и столиком. Но есть ванная комната.
– Я не смог получить картину. Елена как-то узнала о моих планах и уничтожила картину, прежде чем я смог отдать её братьям.
– Глупая сука, – ругается Катя. – Жаль, что меня там не было. Я бы сломала ей шею, как ветку.
Я кашляю.
– На самом деле, это сделал я.
– Сделал? – говорит она радостным голосом, но затем более подавленно. – И что теперь? Что насчёт Достонеева?
– Не знаю, что решит завтрашний совет. Возможно...
Я делаю паузу, чтобы эмоции не взяли верх надо мной. Я не видел Катю десять лет. С тех самых пор, как убил её.
– Это может быть, моя последняя ночь. Тебе нужно спрятаться.
Она начинает плакать.
– Нет. Нет, Вася. Беги. Беги сегодня вечером. Иди ко мне. Я скопила много денег из тех, что ты присылал. Мы можем поехать в Америку и найти работу. Я могла бы быть официанткой. А ты... ты мог... мог бы...
Она теряется, потому что, кроме убийства, для меня нет подходящих занятий.
– Я люблю тебя, Катя. Уходи. Не жди, что я снова позвоню. Считай меня мёртвым. Возможно, если меня не станет, мои враги позабудут о тебе. Люблю тебя.
Мне кажется, что моя голова слишком большая и тяжёлая для моей шеи. Печаль обволакивает меня, и понимаю, что не могу отпустить телефон, потому что он моя единственная связь с сестрой.
Не знаю, как долго сижу, сжимая в руках телефон. Наоми стоит рядом, и от неё пахнет свежестью и чистотой. У неё кожа выглядит блестящей и мягкой.
– Моя сестра, – ворчу я. – Она останется без меня. И ты.
Не могу заставить себя формулировать слова.
– Я могу присмотреть за твоей сестрой. Дениэл присмотрит за нами обеими, – говорит Наоми.
Вскакиваю на ноги, раз завтра мой последний день, то сегодня мне хочется быть внутри Наоми до тех пор, пока не умру.
– Идём, – она тянет меня за руку. – Вода заставит почувствовать себя лучше. Это доказано.
– Ну, раз ты так говоришь, значит, это правда, – я провожу рукой по её чистым волосам. – Ты присоединишься ко мне?
Она кивает, хотя уже высохла. Кажется, мы созданы друг для друга.
В душе вода медленно омывает нас, и мы молчим. Наблюдаю, как капельки формируют потоки на розовой коже Наоми, и начинаю проходить языком по их путям. Один поток течёт по возвышенности её груди и обрывается над соском. Я сосу сначала его, а затем другой. Чувствую, как работа моего рта ускоряет её сердечный ритм, а соски становятся твёрдыми.
Двигаясь ниже, окунаю язык в пупок на её животе. Там такая чувствительная область, что она зарывается пальцами в мой череп. Ещё ниже нахожу терпкую жидкость, бегущую по её бедру. Я опускаюсь на колени. Острые ощущения оживляют меня и укрепляют мою эрекцию.
Я нежно поднимаю её ногу себе на плечо.
– Говори со мной, Наоми. Расскажи мне, что я с тобой делаю.
Мне нужно слышать, как она говорит о своём удовольствии.
– Ах, ты собираешь лизать мой клитор, верно? Ну, я надеюсь, что так. Мне это больше всего нравится, хотя мне нравится, когда внутри твой член. Было бы здорово, если бы ты смог лизать и трахать меня одновременно.
– Я могу.
Я рад, что она хочет использовать игрушки, и опечален, что, возможно, не смогу наслаждаться ими вместе с ней. Мысль о другом человеке рядом с ней злит меня, и падаю на пол, как зверь. Сегодня заставлю её кончить столько раз, что любой, кто будет после меня, станет разочарованием. Я останавливаюсь напротив её крошечного клитора.
Она впивается ногтями в кожу моей головы.
– Почему ты остановился? Мне очень нравился твой язык на моём клиторе и подбородок между бёдер.
– Да? – спрашиваю я, и поворачиваюсь, чтобы поцеловать её ногу. – Я остановился, потому что подумал о тебе с другим мужчиной между ног, и это разозлило меня. Но мне не хочется, чтобы ты была одинокой и неудовлетворённой всю оставшуюся жизнь.
Она дёргает меня за волосы и поднимает мне голову, заставляя встретиться с ней взглядом. Как всегда их синева шокирует. Она смотрит мне в глаза секунды, может быть, две, а потом отводит глаза. Знаю, она всё ещё смотрит на меня, хотя взгляд отведён в сторону.
– У меня никогда не будет никого, кроме тебя, – обещает она. – Так что тебе лучше исправить всё завтра.
Я поднимаю и насаживаю её на себя, потому что не могу ждать больше не минуты, пока её киска окружит меня.
– В этом мире нет чувства лучше, чем когда твои мягкие мокрые стеночки обнимают меня, – задыхаюсь я.
Согнув колени, прижимаю её к стене.
– Пометь меня своими ногтями, Наоми. Чтобы завтра я вспомнил, ради чего борюсь.
Она зарывается ногтями мне в плечо, прикусывая ухо зубами. Когда вхожу и выхожу из неё, её влагалище, будто сосёт мой член.
Я неустанно трахаю её, не обращая внимания на то, что вода становится холодной, и душ слишком мал для таких упражнений. Всё, чего хочу – трахать её, трахать и трахать, пока не превращусь в скелет.
Открыв дверь ванной, несу её на кровать, держа на себе так, что мы не неразлучны.
Поднимаю её ноги вертикально вверх и сжимаю их.
– Ты почувствуешь меня на всю глубину.
С давлением медленно вхожу в неё, чтобы понять, насколько могу продвинуться, не причинив ей вреда.
– Потрогай себя, Надя.
По её просьбе я называю её уменьшительно-ласкательным именем. Она говорила, что раз я зову сестру Катя, а те, кто меня любят, называют Вася, то и ей нужно какое-то особенное имя.
Так она стала Надей. Наоми, Надя, для меня нет разницы, как её называть. Она – моё всё.
Моё начало и мой конец.
Если это наш последний раз, я запомню его. И моя душа найдёт её снова и снова, пока однажды мы не будем вместе навсегда.
Она медленно и осторожно надавливает пальцами на ложбинку между её ног.
– Ты делаешь это лучше, – признаётся она.
Одной рукой обнимаю её за плечи, а другой давлю на её тело, опуская колени к кровати, затем обхватываю её бёдра и кладу большой палец на её пальцы.
– Трогай себя, – повторяю я, ощущая её движения под своей рукой. – Чувствуешь свою влажность? Своё возбуждение?
Я глубоко вдыхаю.
– Чувствую твой запах. После того, как закончу тебя трахать, мне хочется, чтобы ты села мне на лицо. И я буду вылизывать тебя, пока ты снова не кончишь, а мой рот, горло и губы не будут полностью покрыты твоими соками. Но сначала ты должна кончить.
Выхожу из неё, переворачиваю на живот и снова вхожу в неё, прежде чем она успевает перевести дух. Она растягивается под меня, и мой член становится толще, тяжелее и длиннее, чем раньше.
С каждым ударом из неё вырывается стон одобрения и поощрения. Она поднимает бёдра вверх. Я вдалбливаюсь в неё, всё глубже зарывая головку члена. Мне кажется, я никогда не смогу насытиться ею. Мой разум омрачён необходимостью и желанием. Могу видеть только одно. Наоми, Надя. Моя.
Я просовываю руку и касаюсь её там, где это так нужно ей. Её киска распухает и растягивается для моей руки. Бьюсь о её задницу, а её дыхание становится тяжелее и сильнее. Чувствую, как вокруг члена и под рукой, она сжимается в экстазе. Исступление превращается в ярость, и я бешено врываюсь в неё, пока моё горячее семя не прорывается в её бесконечность.
Мокрые от душа и нашей страсти, мы падаем на кровать. Откидываю одеяло, и мы залазим на сухую простынь. Для двух людей, которые не любят прикосновения, мы слишком цепляемся друг за друга. А когда наступает ночь, мы любим друг друга снова и снова.
– Я люблю тебя, Надя, – шепчу я ей в волосы. – Я прожил достойную жизнь, раз у меня была возможность любить тебя.
Глава 36
Наоми
Он сдался. Такое странно видеть. Выражение лица Василия всё так же нечитаемо для меня, но у него опущены плечи так, что сердце разрывается от разочарования. Считает, что завтра встретит свой конец в руках Братвы, за которую так тяжело боролся.
И всё из-за глупой картины. Я бы смогла найти ему нормальную подделку. Если ему нужна живопись, я нарисую всё, что угодно. Хотя она вышла бы такой же уродливой как та, что сожжена Еленой. Но им, похоже, нужна именно эта картина. Этого я не понимаю, и никогда не понимала искусства.
Но понимаю Василия. И понимаю его отчаяние.
Поэтому целую и ласкаю его, пока часы тикают. Мой волк отчаянно нуждается в помощи. И в следующий раз он берёт меня ещё более дико. Я отвечаю натурой, царапаю и кусаю его, причиняя боль, как он любит. К тому моменту, как он покрытый потом обмяк на мне, у него щека краснеет от моих пощёчин, а шея от царапин.
