Текст книги "Последний поцелуй (ЛП)"
Автор книги: Джессика Клэр
Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Елена научила меня ненавидеть.
А эта женщина? Она учит меня любви.
Для неё и своей сестры я найду мир, даже если мне придётся убить всех на юге Москвы, чтобы добиться этого.
– Я не против быть здесь, потому что здесь только твои микробы. С твоими микробами всё в порядке. Но у меня есть доступ к большим деньгам, поэтому если хочешь, мы можем купить квартиру побольше, – она смотрит на меня сквозь ресницы. – Если ты не злишься на меня, что я испортила всё в клубе.
– Нет, – яростно говорю я, и сделав два шага, сгребаю её в объятия.
Конечно, она не смотрит на меня, но мне всё равно. Она видит меня.
– Ты была храброй. Очень храброй. Выкинь это из головы, Наоми. Мне жаль, что тебе пришлось увидеть все эти ужасные вещи. Меня нужно избить за то, что привёл тебя туда.
– Но тебе же понравится, – усмехается она, довольная своей маленькой шуткой.
Беспокойство уступает место смеху, и я не могу сдержать улыбки от её забавного вида.
– Да, возможно, это не наказание для меня. Тогда надо мучить меня по-другому.
– Почему тебе это нравится? Поняла, тебе не нравятся нежные прикосновения. Чем сильнее я тебя кусаю или царапаю, тем лучше тебе. Думаю, это делает тебя мазохистом, – она как обычно отвечает на вопросы за меня. – А меня это делает садистом, раз мне нравится, как тебя это возбуждает?
– Эти ярлыки ничего не значат, Наоми. Мне нравятся твои прикосновения, потому что они твои. Ничего больше.
Это не вся правда, но мне не хочется рассказывать о своём грязном прошлом. Она будет смотреть на меня с ужасом и отвращением, как на того любителя ослов, если узнаёт, что я делал.
Она пожимает плечами.
– Ты молчалив, с тех пор как мы покинули Венецию. Подумала, ты разозлился. Помнишь же, что я не умею считывать людей?
Я крепко сжимаю её руки.
– Не хочу, чтобы ты беспокоилась. Елена Петрович вызвала меня. Я должен пойти и узнать, чего она хочет. Как только всё закончится, отвезу тебя на дачу, и мы начнём её реконструкцию.
Ухожу на кухню, открываю дверцу под раковиной и достаю оттуда брикет наличных.
– Здесь есть доллары и евро, если тебе понадобится.
Наоми едва смотрит на деньги. Она водит пальцем по покрывалу на кровати, и её движения кажутся потерянными. Беру пистолет и дополнительный магазин. Несомненно, Елена меня обыщет, но я смогу их пронести.
– Это она звонила тебе на телефон, когда мы приехали?
– Да, она.
– Кто она? – шепчет Наоми, и я почти не слышу вопроса.
Стыжусь того, что приношу в жизнь Наоми столько грязи, и сожалею, что могу принести ещё больше. Но она заслуживает того, чтобы знать. Знать, кого она приняла в своё тело. Знать, кто заявляет, что защитит её.
– Она – дочь старейшего пахана, босса Братвы. Одна из последних настоящих «Петровичей». Остальные... – я подбираю подходящее слово. – Содействуют семье в выданных ролях. Когда присоединился к семье, нас сестрой отдали Елене, пока я не доказал, что могу стать жестоким солдатом, поэтому стал боевиком. Боевики – лакеи семьи. Мы насаждали волю «Петровичей». Когда Сергей пришёл к власти после смерти своего отца, то заставил меня возглавить боевиков. Но он не доверял мне и правильно делал, ведь я задумал его убить. Теперь он умер, и думаю, я больше не солдат Братвы, потому что слишком стар для этого. Женщина не может вести за собой мужчин. Я говорю так, не потому что женщины слабые, а потому что мы, русские мужчины, упрямые. Но старая гвардия не обратилась ко мне. Они говорят, я не «Петрович», несмотря на то, что служил им два десятилетия. Не могу убить Елену так быстро после смерти Сергея, мне никто не поверит. Поэтому, когда совет решил проверить меня и велел добыть эту картину, я принял вызов и зацепился за идею о том, что это может привести к безболезненной революции. Но я вернулся. Теперь картина должно быть в руках у Елены, и пойду к ней посмотреть, какую угрозу она представляет, а потом вернусь к тебе.
– Звучит опасно. Возможно, мне стоит пойти с тобой, – Наоми продолжает гладить рисунок на простынях.
– Нет. Останься и жди меня. Скоро вернусь к тебе.
Я затаиваю дыхание. Мне хочется молить, чтобы она ждала меня всегда, несмотря ни на что, но не делаю этого. Не могу. Она склоняет голову, а я принимаю это, как маленькое согласие, и начинаю собираться в респектабельный район к Елене.
Находясь в городе, Елена Петрович останавливается на Остоженке в большом пентхаусе «Золотая миля». Когда был жив её отец, они жили на Тверской, где роскошные дома когда-то населяли цари. Но старые бархатные жилые дома с позолоченной отделкой и барельефными потолками уступили место современным резиденциям из мрамора и хрома.
– Василий Кузнецов Петрович, – представляюсь я в домофон.
Швейцар кивает, показывая на дальний лифт. Наблюдаю, как он вводит ключ-код от пентхауса.
Пока лифт поднимается вверх, слуга Елены – мальчик лет пятнадцати, судя по пушку на лице, коротко кланяется мне. Ослепительно белые стены и мраморный пол. В главной гостиной почти нет других цветов. На полу плюшевый белый ковёр, а на нём низкие белые кожаные диваны, повёрнутые к панорамным окнам с видом на город.
– Вася! Наконец-то ты здесь, – кричит Елена, и ко мне летит смесь шёлка, каштановых волос и аромата «Шанель».
Елена всегда пользуется «Шанель». Этот запах вызывает у меня приступ тошноты.
– Ты должен увидеть моё последнее приобретение. Я получила его только вчера.
Она ведёт меня за руку по коридору, который заканчивается открытой дверью в кабинет с ореховым покрытием. Внутри всё ослепительно белое и стеклянное, хотя зная Елену, может быть, и хрустальное, а перед столом с белым кожаным креслом два стула. Справа от стола расположен подвешенный триптих.
– Как тебе? – она бросает мне вызов своей лукавой улыбкой, но я не попадусь на эту приманку.
– Думаю, повесить это в своём кабинете, значит, получить нежелательные вопросы.
Как вижу, квартира Елены не отличается хорошей безопасностью. Мне будет легко его забрать.
– Не дуйся, Вася. На днях мне позвонил владелец и спросил, почему волк «Петровичей» ошивается возле него. Я разыграла дурочку, ведь не знала, что ты прошёл всю Италию в поисках какой-то тусклой живописи.
Реальная цель моей отлучки была раскрыта. Совет послал меня в эту поездку, надеясь, что я не только потерплю неудачу, но и в процессе погибну. Они всё время сотрудничали с Еленой. Когда я подошёл слишком близко к цели, они потянули за ниточки и вернули обратно в Россию. Сколько же людей меня предало?
Единственное, что мне мешает уйти прямо сейчас – это желание узнать секреты Елены, пока она злорадствует.
– Почему ты не сказал, что хочешь эту картину, я бы тебе доставила её?
– Моё задание заключалось в том, чтобы добыть его для Братвы. Если это был просто тест, то, похоже, я преуспел. Я нашёл её, и теперь она вернулась в лоно семьи.
Сжатой улыбкой она выдаёт своё разочарование, сжимая руки в кулаки, будто хочет ударить меня.
«О, моя дорогая Елена, ты хочешь этого не так сильно, как я хочу задушить тебя».
– Вася, я чувствую, ты отдаляешься от меня. Слышала, у тебя был компаньон в тех заведениях, которые, думала, ты не захочешь посещать. Возможно, годы служения моей семье изменили тебя?
– Я такой же, как и всегда, – отвечаю я, максимально концентрируясь, чтобы подавить дрожь и страх.
Не хочу, чтобы этой женщине стало известно о Наоми.
– У тебя есть секреты от меня, и мне это не нравится, – она садится в кресло, скрещивая ноги в туфлях с красными подошвами. – Стоит ли напоминать тебе, что мы вместе договорились о твоём повышении от солдата к генералу? Боюсь, ты забыл всё, что я для тебя сделала, – её слова сочатся разочарованием. – В конце концов, скольких глупых маленьких мальчишек отправляли на обучение в Кембридж?
– Твой брат устроит моё повышение после смерти Александра.
– Но это я сказала ему так сделать, и ты это знаешь! – восклицает она, упираясь стопами в пол. – Посмотри на всё, что я сделала для тебя! Ты единственный из мальчишек «Петровичей», кто учился в Кембридже. Договорилась об этом и о твоей сестре. Я сделала всё это, Вася, чтобы мы могли вместе управлять этой семьёй, – её тон голоса становится острым и холодным, как кончик сосульки. – Но ты убежал в Италию на охоту за сокровищами. Ты должен был прийти ко мне, когда тебе дали это задание. Тебе не нужна мифическая картина, чтобы защищать Братву, как свою собственную семью. Ты нужен мне и не только мне. Тот факт, что ты отправился на эту охоту без предупреждения или совета, заставил меня беспокоиться, что ты сбился с пути.
Итак, в совете только несколько предателей. Наверняка, Томас Климент. Он открыл то заседание, выдвинул меня и Елену, явно опасаясь потери её статуса.
Я служу Братве, а не одному человеку. Это был приказ совета.
– Ты должен был просто убить их, как убил моего брата.
Мы смотрим друг на друга, потому что она впервые высказывает подозрение, которое другие держат в себе.
– Я не убивал твоего брата. Это сделал Николай Андрушко, и мы избавились от него.
– У меня проблемы с доверием, – вздыхает она.
Она гладит одной своей рукой другую, словно телёнок трётся о мамку. Елена – красивая женщина. Без сомнения, любой мужчина отметил бы это, но у меня внутри нет ничего, кроме ненависти.
– Мне нужно, чтобы ты снова доказал свою верность. Как тогда, когда я попросила тебя убить свою сестру.
Да, она должна умереть. Я убью её, заберу Наоми и исчезну. В этом мире есть другие тихие и отдалённые места.
Слышу шелест и вижу шёлк её плаща в пол... меня отбрасывает в воспоминания моих первых дней здесь. Когда мой член реагировал на женские прикосновения без понимания. Когда моё тело реагировало на отвратительные раздражители, а я научился ненавидеть себя.
У меня сжимается желудок, а яйца съёживаются. Чувствую себя таким же грязным, как Наоми, покрытая кровью и семенем осла. Всё это было так давно, когда мне приказывали служить ей. Я с трудом верю, что она хочет меня. Я слишком стар, покрыт шрамами и волосами. Тогда мне было четырнадцать лет. Тогда она решила, что Александр возьмёт меня на обучение. Её разочаровывали мои толстые пальцы и волосатые яйца. Это был один из лучших дней в моей жизни.
– Чего ты хочешь от меня?
Она разливается смехом.
– Я дам тебе выбор, Вася, потому что забочусь о тебе.
Она хлопает в ладоши, и я вижу, как слуга вводит в комнату молодого голого мальчика. Ему лет десять, может быть, одиннадцать. Трудно сказать. Но до пубертатного возраста. Волос нигде нет, кроме головы.
У меня пересыхает во рту, а язык кажется огромным. Он смотрит на меня светящимися глазами. В них страх, отвращение и замешательство. У него член твёрдый и красный. Слуга тоже молод, едва старше пленника, и ни на кого не смотрит, а прижимает руку к боку.
– Отойди, дорогой, ты загораживаешь проход, – Елена велит мальчикам пройти дальше в комнату.
Входят ещё два человека, и в этот раз я не могу сдержать свою злость. Илоф Явлинский ведёт испуганную Наоми. Этот головорез известен на улицах своим насилием над женщинами. Я планировал уничтожить его и других, когда захвачу контроль над Братвой.
При виде Наоми в его руках на меня наваливается страх, быстро сменившийся яростью. Я готов на жертвы, но что взять со святой Наоми, которая виновата только в том, что любит меня? Нет, такая несправедливость не произойдёт. Мне хочется броситься вперёд, разодрать горло Илофа и сожрать его, как настоящий волк.
Я буду мучить его, засуну его в подвале на даче в лесу и буду навещать ежемесячно, чтобы нанести новые увечья. Он будет умолять о смерти, но я не дам.
Наоми держится одной рукой за бейсболку, и у неё двигаются губы. Она ищет внутреннюю силу, а я молюсь, чтобы она нашла её.
Что бы ни хотела Елена, я сделаю. Сделаю, а потом буду отмывать себя три дня, и молить о прощении. Но затем вернусь и заберу картину, чтобы отдать Достонееву, а Елена Петрович станет лишь нелепым воспоминанием.
– Ну, вот, мы всё здесь. Чудесно, – Елена снова хлопает. – Вася, вот, твой тест на верность. У тебя три варианта. Мой новый посвящённый, Григорий, может удовлетворить меня. Ему десять лет, и у него было лишь несколько уроков. Может, ты мог бы дать ему пару советов, как прикасаться ко мне? Ведь у меня никогда не было такого хорошего ученика, как ты.
При этих словах Наоми вздрагивает. Она больше никогда не позволит мне коснуться себя.
– Или ты можешь наблюдать, как Илоф насилует твою женщину. Это будет не так физически приятно для меня, но возможно, станет развлечением. Не знаю. Нам придётся проверить это.
– А третий вариант? – спрашиваю я.
Всё, что она предлагает, не подходит мне, раз другие страдают.
Елена щёлкает языком.
– Как всегда защитник? Мне всегда было странно, что у тебя и Николая так сильны защитные инстинкты. Ведь вас учили только убивать. Почему тебя волнует эта шлюха и этот мудак? Они одноразовые. Одна женщина? Один мальчик? Их можно заменить. Но ты, Вася, ты мне нужен. Я обучила тебя, воспитала и поставила, как свою правую руку, чтобы руководить Братвой. Ты – консильери27, если говорить испанскими терминами, учитывая твой маленький отпуск, – хихикает она.
– Какой третий вариант? – повторяю я.
Вздохнув, она открывает ящик стола и достаёт тонкий длинный нож.
– Ты станешь евнухом28. Раз ты так хочешь пожертвовать собой, тогда пожертвуй своей мужественностью и снова стань моим волком. Какая женщина ещё захочет тебя? – ухмыляется она. – Конечно, Илоф не отрежет тебе член. В этом нет необходимости. Он только разрежет твои яйца и удалит содержимое.
Я смотрю на Наоми, потому что она таращится на меня. Её синие глаза такие чистые, как небеса.
– Ты примешь меня? – спрашиваю я.
У неё округляются брови, но я говорю ей своим взглядом, что у меня есть руки, чтобы прикасаться к ней, и рот, чтобы целовать её. Могу подарить ей наслаждение пальцами, языком и игрушками. Мне не нужен мой член, если она примет меня, когда мы здесь закончим.
Я смотрю в её большие синие глаза, пока они не становятся единственным, что я вижу. Нет Братвы, Москвы, России и Елены. Не чувствую страха, которого опасался. Её взгляд – это выражение... любви? Точно неуверен, но он приветствует меня, прощает и утешает.
– Я сделаю это, – говорю я Елене, но не отвожу взгляд от Наоми. – Позволь им уйти, и можешь взять из моего тела всё, что захочешь.
Глава 32
Наоми
Мне не так сильно понравилась Россия, как я надеялась.
Василий оставил меня одну в квартире. Час или два я развлекала себя сама. Нашла чистящие средства, вымыла и вычистила всё. Приготовила несколько блюд. Выстирала постельное бельё. Отмыла маленький холодильник. А потом мне стало скучно.
В квартире нет интернета, а мой новенький ноутбук бесполезен без него. Василий мог бы раздать мне вай-фай с телефона, но он слишком далеко. Я со всем усердием работаю на компьютере, кодируя теоретические сценарии, и проверяю их. Но это бесполезно, если нельзя ничего проверить в интернете. Я быстро устаю от этой игры. Можно было бы использовать и мой телефон, как точку доступа, но скорость будет слишком медленной, чтобы сделать что-то полезное. Я надуваю губы.
Василия всё ещё нет, и я звоню своему брату Дениэлу, чтобы поболтать.
– О, чертовски вовремя, – приветствует он меня. – Я надеялся, что вскоре услышу тебя. Думал, ты позвонишь мне из Италии. Почему я вдруг стал миллионером? Десять раз подряд?
– Я почистила несколько счетов противников Василия.
– И перевела мне? Ты ненавидишь меня так сильно?
Он выдыхает, а я слышу женский голос на том конце телефона.
– Я совсем не ненавижу тебя. Удивлена, что ты не знаешь.
– Сарказм, сестрёнка. Сарказм.
– Ох. Ну не волнуйся, ты заплатил налоги, якобы за продажу недвижимости и других вещей. На твоих банковских счётах всё будет выглядеть чисто.
– Господи Иисусе, Наоми. Ты не можешь просто так раздавать незаконно добытые деньги. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда я это увидел.
– Тебе стоит проверить холестерин, – советую я ему. – Ты слишком молод для сердечного приступа. Как Рэйган? Ей нравится ранчо?
– Рэйган красивая и милая, очаровательная и обходительная. И в узких джинсах у неё лучшая задница, которую я когда-либо видел.
Слышу женский смех на фоне.
– Она стоит рядом. Хочешь поговорить с ней?
– Зачем? – озадаченно спрашиваю я.
– Просто поздороваться?
– Но мне нечего ей сказать после того, как поздороваюсь.
– Точно. Она может не понять наших разговоров. Думаю, я продолжу разговор.
У него голос тёплый, хотя слова убийственны. У нас много раз был подобный разговор. Из-за синдрома Аспергера я груба с людьми и не сильна в разговорах. Дениэлу не раз приходилось сглаживать углы за меня. Не уверена, что Дениэл успокоился, но я продолжаю.
Мне хочется рассказать Дениэлу о тех местах, где я побывала, и что видела. Он будет впечатлён тем, что его маленькая сестра интроверт была во Флоренции и Венеции, и каталась на поезде. Но Василий предупреждал меня об упоминании конкретных мест, и я меняю тему.
– Ты знал, что есть люди, которые любят трахать ослов? Я видела такого. Не до конца уверена, добрался ли он до влагалища осла, хотя и мог бы с помощью специальной подставки для ног. Наверное, осёл был обучен стоять без движения на месте, хотя это вряд ли легко. То есть, вот, сразу покупают осла, готового для скотоложства, или кто-то покупает осла, а потом медленно обучает его...
– Эй, стоп, стоп, стоп, – выдыхает Дениэл в телефон. – В какое чёртово место привёл тебя Василий, что ты видела, как трахают осла. Дай ему телефон немедленно.
Я хмурюсь.
– Дениэл, я буду с тобой разговаривать. Это было плохое место, но не волнуйся. Все умерли.
– Что?
– Осёл выжил, – уверяю я его.
– Наоми, – говорит Дениэл ровным голосом. – Дай телефон этому сукиному сыну сейчас же.
– Василий ушёл к Елене Петрович, – говорю я ему. – Я прячусь, пока он не вернётся. И тогда мы снова будем заниматься сексом. Может быть, не один раз.
– О, боже, кто-нибудь, пожалуйста, сожгите мои уши, – стонет Дениэл в трубку. – Я убью этого ублюдка за то, что он воспользовался тобой.
– Лучше не надо, – говорю я ему, нахмурившись. – Я не хочу, чтобы ты убивал Василия.
– Сарказм, сестричка, – снова замечает Дениэл.
Я выдыхаю. Всегда сарказм. Никогда не смогу этого понять. Дениэл был снайпером в армии и наверняка сможет убить Василия. Вероятно, мне стоит предупредить его, когда он вернётся.
Раздаётся мягкий стук в дверь.
Я раздумчиво склоняю голову и смотрю на настенные часы. Василий не должен вернуться так быстро. Никто не должен знать, что я здесь. Это нехорошо.
– Кто-то пришёл, – тихо говорю я Дениэлу в трубку. – Что-то плохое случилось с Василием.
– Куда ты сказала он ушёл? Рейган, дай мне ручку.
– К Елене Петрович. Она вызвала его. Вероятно, она узнала, что я здесь.
Я говорю тихо, но за дверью снова стучат и дёргают дверную ручку. Скоро они попытаются сломать дверь. Им не нужно застать меня с телефоном или Дениэл будет в опасности.
– Ты можешь приехать? – быстро шепчу я.
– Дай мне тринадцать часов, и я буду с тобой при полном параде, – тревожным голосом говорит Дениэл. – Иди с ними, делай всё, что они говорят, но оставайся живой. Живой. Я люблю тебя, сестрёнка.
Вешаю трубку и прячу телефон между подушками в кресле.
– Иду, – кричу я, подходя к двери.
Я быстро смотрю на пачку денег под раковиной, но вряд ли смогу подкупить того, кто пришёл за мной. Лучше делать, как сказал Дениэл, и дождаться, когда он придёт.
Поэтому я открываю дверь и выдавливаю из себя улыбку, надеясь, она выглядит счастливой.
– Да?
Мужчина, стоящий за дверью, одет в чёрный костюм, но тот выглядит дешёвым и неподходящим. Он худощавый с впалыми щеками и высокого роста. У него жирные волосы, явно давно немытые, а нос сломан в нескольких местах. Он улыбается мне в ответ.
– Тебе нужно пойти со мной, – у него сильный акцент, похожий на акцент Василия. – Твой друг Вася в опасности.
На мгновение у меня сердце пропускает удар. Василий в опасности. Но потом я обдумываю ситуацию. Василий не послал бы этого незнакомца, так что он врёт. Но я должна притвориться, что не знаю этого.
– О, нет, – говорю я. – Ты можешь отвезти меня к нему.
– Конечно, – говорит мужчина, усмехаясь слишком широко, чтобы это было естественно.
Мы подходим к чёрному седану с тонированными окнами, и мужчина открывает мне заднюю дверь.
Я сажусь. На водительском месте сидит ещё один мужчина. Он едва оглядывает меня в зеркало заднего вида, и автомобиль трогается с места. Тощий человек садится впереди, посылая мне ещё одну лживую улыбку, и что-то бормочет водителю. Они оба смеются.
– Где Василий? – спрашиваю я. – Куда мы едем?
Они снова смеются и продолжают говорить по-русски, игнорируя меня. На данный момент я почти уверена, что они смеются над тем, как я доверчива. Вероятно, они называют меня глупой, раз пошла с ними, не задавая вопросов.
Но у моих действий есть цель. Эти люди отвезут меня к Елене Петрович, которая владеет Караваджио и... Василием.
А Дениэл будет там через двенадцать часов и пятьдесят пять минут.
Сейчас.
Когда я увидела Василия в следующий раз, мне не пришлось скрывать свой страх. Я напугана этим огромным местом, богато украшенным мебелью, и тем фактом, что с нами голый мальчик с широко раскрытыми глазами. Елена Петрович красивая и тоже обнажённая, хотя мне не нравится её лицо.
Особенно она не понравилась мне после того, как предложила, чтобы мужчина, держащий меня, Илоф, изнасиловал меня. А потом самое ужасное.
– Конечно, Илоф не отрежет тебе член. В этом нет необходимости. Он только разрежет твои яйца и удалит содержимое.
Звук её голоса раздражает.
Я пытаюсь понять, действительно ли это серьёзная угроза? Неужели? И тогда Василий посылает мне интенсивный глубокий взгляд. Если он пытается передать что-то взглядом, то я не улавливаю.
– Я сделаю это, – говорит Василий. – Позволь им уйти, и можешь взять из моего тела всё, что захочешь.
С меня хватит этого дерьма.
– Это невероятно тупо, – говорю я. – Ты худший кастратор, если считаешь, что вырезание яиц станет эффектным методом кастрации.
Елена поворачивается ко мне с отвисшей челюстью. У неё краснеет лицо, а меня переполняет радость.
– Нет, Наоми, – начинает Василий.
– Серьёзно. Это детские штучки, – подчёркиваю я. – Самое глупое наказание, о котором я когда-либо слышала. Ты что думаешь, что каждый мужчина с раком яичек, которому удалили их, внезапно становится кастратом? Это идиотизм и абсурд. Любой человек с более чем двумя извилинами, знал бы, что мужчина и без яичек может иметь эрекцию и заниматься сексом. Удаление яичек приведёт к потере способности вырабатывать сперму и уменьшению тестостерона. Хотя могу добавить, что последний, может быть, увеличен с помощью медикаментов, и проблемы с сексом исчезнут совсем. Так что, на самом деле, всё, что ты делаешь, неумелый киносценарий, который вообще не решит проблему. Почему бы не удалить ему селезёнку, и притворится, что он стал евнухом? – фыркаю я, удивляясь своей удачной штуке, и даже поднимаю палец. – Ох, посмотри, у меня порез от бумаги. Должно быть, я теперь евнух!
– Кто-нибудь заткните её, – говорит Елена раздражающим жёстким голосом. – Или я вырежу язык этой суки.
– Почему бы не просто кастрировать меня?– издеваюсь я.
Все смотрят на меня так, будто я сумасшедшая, включая Василия. Илоф сжимает руку на мне сильнее, но я игнорирую это давление. У меня есть план: тянуть время. Елена Петрович не убьёт меня. Я нужна ей, чтобы сдерживать Василия. Если бы она хотела, чтобы я умерла, мне бы пустили пулю в голову ещё в квартире. Зная и используя это, я продолжаю подкалывать её.
– Ты же знаешь, что нельзя просто верить всему, что написано в интернете, да?
– Эта сука твоя, Илоф, – рычит она.
У неё вздымается грудь от гнева, а выражение лица темнеет и становится уродливым. Полагаю, она теряет контроль над собой.
– Я передумала. Я заберу яйца Василия, а ты можешь изнасиловать шлюху.
По комнате разносится низкое рычание, и я понимаю, что это Василий. У него сжимаются руки в кулаки, а на его лице появляется безумный взгляд.
– Ты не трахнешь её, – говорит он ледяным тоном. – Только через мой труп.
Елена подходит к своему халату и накидывает его на своё тело. Она что-то кричит, когда мужчина, держащий меня, достаёт пистолет.
– Нет! – кричу я, но он направляет пистолет мне в плечо и стреляет прежде, чем я успеваю дёрнуться.
Василий не успевает обрушить свою ярость на Илофа, потому что в его сильную грудь влетает дротик. Он падает к нашим ногам, и я понимаю, что это действует успокоительное, а не смерть. Этот человек не вооружён для убийства. Елена хочет, чтобы мы оба были живы.
В комнате воцаряется тишина. Елена кладёт руку на свою грудь и что-то бормочет по-русски. Голый мальчик и слуга бегут к Василию, хватают его под руки и тащат через комнату.
– Ну, – через мгновение говорит мне Елена по-английски. – Тебя переполняет решимость погубить мои радости сегодня вечером. Теперь придётся запереть вас в камере и ждать, пока Вася очнётся. Я хочу, чтобы он осознал свою кастрацию.
– Бесполезную кастрацию, – подчёркиваю я.
– Тварь, – говорит она насмешливым голосом. – Наслаждайся своим временем с Илофом.
Мужчина, держащий меня за руку, хватает меня и вытаскивает из комнаты. Я оборачиваюсь и вижу, безвольное тело Василия, которое медленно тащат по ковру Елены.
«Продержись одиннадцать с половиной часов», – мысленно говорю я Василию. – «Дениэл идёт».
Мы проходим сквозь несколько бальных залов, а затем Илоф захлопывает и запирает дверь. Я плохо читаю выражения лиц, но в выражении лица Илофа без сомнений написана злость, когда он смотрит на меня сверху вниз.
С тревогой делаю шаг назад.
– Не трогай меня, – говорю я, встав за стул позади себя.
Я боюсь и признаю это. У меня есть план, надеюсь, он сработает. А если нет, будет очень, очень плохо.
Он продолжает наступать. Он бросается ко мне и хватает меня рукой за запястье, словно змея, тянет и ставит перед собой.
– На колени, – говорит он, удивительно сильно толкая меня и заставляя опуститься.
Я падаю на колени, не в силах сопротивляться, а он начинает расстёгивать штаны. Когда он вытаскивает свой член, я приступаю к следующей части своего плана.
Закатив глаза, начинаю биться в конвульсиях. Моё тело напрягается в подделывании приступа.
С такого ракурса не могу его увидеть, но слышу, как его дыхание прерывается, когда я падаю на ковёр. Теперь он не станет пытаться засунуть свой член мне в рот. Ведь у меня изогнута спина, а слюни растекаются по телу для убедительности приступа.
– Что, бл*дь? – пугается он.
Слышу щелчок затвора, но не выстрел, он выпускает ещё один дротик. Боль пронзает мою грудь, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как Илоф оглядывается, выискивая наблюдателей.
Погружаясь в бессознательное состояние, я начинаю думать, что, возможно, мой хороший план не так уж и хорош.
Глава 33
Василий
Я прихожу в себя в плюшевой комнате, когда наркотик отступает. Молодой слуга сидит, скрестив ноги, прикованный к полу. Он голый, и по небрежности его позы, я могу судить, что это обычное место и положение. Младшего мальчика не видно.
– Почему ты здесь?
Он пожимает плечами. Для пятнадцатилетнего мальчика он уже слишком много пережил.
– Думаю, она попросит меня доставить удовольствие тебе. Или, может быть, тебя доставить удовольствие мне. Ты очень старый, но у неё, похоже, особая привязанность к тебе.
Мне хочется рассказать молодому человеку, что я родился уже старым. Бедность делает тебя таким. Дотрагиваюсь до своего паха, но не чувствую боли.
Мальчик это замечает.
– Тебя не тронули. Думаю, сумасшедшая девушка убеждает их не причинять тебе вреда.
– Не называй её сумасшедшей, – я посылаю ему мрачную улыбку, чтобы смягчить фразу.
Он закатывает глаза. Мне не стоит и пытаться. Он слишком много смотрит американского телевидения. Русские мальчики не закатывают глаза.
– Она третирует твоего брата или сестру?
Он изучает меня с удивлением, а затем подозрительно сужает глаза. Думает, что единственный. Как можно быть таким наивным? Но он мне нужен, чтобы двигаться дальше. Я должен убедить его, что сейчас время действовать, а не ждать.
– Брата. Как ты узнал?
Я начинаю проверять свои узлы и говорю.
– Так, она убеждает себя в том, что не злая. Ты, я и другие – бессильные, как она говорит. Когда она охотится, то ищет тех, у кого есть уязвимое место. Иногда ты задаёшься вопросом, стоит ли тебе просто убить себя и тех, кого ты любишь, чтобы положить всему этому конец. Опустить, наконец, дамоклов меч29, который обезглавит тебя, но положить конец страданиям.
– Но, если ты уйдёшь, то тот, ради кого ты жертвовал собой все эти годы, останется без защиты.
Он слушает меня. Его дерзкая ленивая поза заменяется выражением бдительности. Он встаёт и поднимает свою цепь с земли.
– Итак. Ты возьмёшь меч и власть в свои руки.
Он насмехается.
– Если бы это было так просто, я сделал бы это много лет назад. Она постоянно следит за мной и моим братом. У всех её щенков есть наблюдатели. Если не делаешь так, как она просит, твоё слабое место, – он выплёвывает эту фразу, будто грязь попала в рот, – предстаёт перед тобой. На первый раз – предупреждение. На второй...
– На второй раз она заставляет их страдать, – перебиваю я. – По крайней мере, она не меняется. Я хорошо её знаю.
– Но ты всё ещё собачка на её поводке, – усмехается он. – У тебя нет меча, а твою сумасшедшую подругу усыпили. Теперь вы оба будете выполнять её приказы, как ручные медведи в цирке.
– Это один из вариантов, – соглашаюсь я. – Но, может быть, и по-другому.
Он хочет отвернуться, но искра возможности слишком сильно сверкает, чтобы её игнорировать.
– Я не верю, что ты сможешь что-то изменить.
– Следи за мной, – отвечаю я.
У меня на запястье цепь, конец которой прикреплён болтами к полу. Несколько рывков и платина сдвигается. Другая тонкая цепь намотана на основание моего члена и яиц и прикреплена к моему запястью так, что я не могу поднять ведущую руку выше плеча, иначе цепь тянет за яйца. Если бы у меня были свободны обе руки... Я оглядываюсь в поисках чего-то маленького и тяжёлого, чтобы использовать. Позади меня гипсовый бюст стоит в нише, а ещё диван и стол. С бюстом будет проще всего.
– Где она держит мою подругу? – спрашиваю я, схватив бюст и подбросив в воздух.
Он не так тяжёл, как хотелось бы, но несколько ударов выдержит.
– Следующая дверь. Елена обзванивает друзей, приглашая на импровизированную вечеринку.
– У кого здесь есть оружие?
Елена не носит оружие и не знает, как им пользоваться. Ей кажется, оружие не подходит её образу богатой дворянки. Мы её оружие.
– Илоф. А потом телохранители гостей, – он осторожно смотрит на меня. – Что ты будешь с этим делать? – спрашивает он, указывая подбородком на бюст.
