Текст книги "Последний поцелуй (ЛП)"
Автор книги: Джессика Клэр
Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Несмотря на то, что он прижимает меня телом к матрасу, мы довольны. В этот раз я не жалуюсь на микробов и грязь. И не подчёркиваю, что он дважды кончил в меня без презерватива. Если через несколько часов ему предстоит умереть, то мне хочется, чтобы все его микробы и жидкости были во мне.
Но ему лучше не умирать, иначе я потеряю голову и начну убивать людей.
После всего он целует меня в губы и говорит.
– Час близок. Мы должны одеться и приготовиться.
Мне хочется протестовать, снова затащить его на себя и совершить ещё один акт любви, но не делаю этого. Я в панике. Не хочу, чтобы Василию причинили вред. Стараюсь успокоиться, используя безотказный научный метод. Но сейчас он сбивает меня с толку.
Я задаюсь вопросом, убьёт ли Братва Василия?
Нужно провести анализ прошлого, но на это нет времени.
Следующий шаг – построить гипотезу. Не могу её построить, не поддаваясь эмоциональным суждениям. Моё сердце кричит, что они не причинят ему вреда, они не посмеют. Но мой логичный разум не знает, как всё пройдёт. У меня недостаточно информации о Братве и переворотах. Однако Василий, кажется, думает, что конец близок, и это очень пугает меня.
После того, как гипотеза выстроена, нужно её проверить. Но проверка произойдёт, когда Василий приблизится к Братве. И либо его изрешетят пулями, либо отпустят с миром.
Моё дыхание учащается так, что грудь начинает болеть. Когда Василий заканчивает одеваться, поправляю его галстук и глажу воротник, который едва прикрывает следы, которые я на нём оставила.
– Тебе не нужно уходить сразу, – говорю я ему. – Может, дать им несколько дней, чтобы остыли, посмотреть, как всё само утрясётся...
Василий хватает за подбородок, наклоняется и смотрит на меня, пока я не посмотрю на него. Несмотря на то, что мне трудно поддерживать зрительный контакт, я смотрю на него.
– Нет, – тихо говорит он. – Я волк. Я не прячусь от своих людей. Какое бы решение они ни приняли, соглашусь с ним.
– Мы могли бы вернуться в постель, – говорю я в отчаянии, начиная растягивать его рубашку. – Ты мог бы снова найти мою точку G...
Он накрывает своей рукой мою.
– Всё будет так, как должно быть, – говорит он мне.
Мне хочется указать на то, что он не борется. Не понимаю, почему он этого не делает, ведь он же волк. Он – Братва. Он – их создатель. И если они решат уничтожить его, он поймёт. Это я ничего не понимаю и никого не прошу.
Убираю руку и наблюдаю, как он снова застёгивает пуговицы.
– Тогда пойдём на поиски Дениэла.
Я не упоминаю совет. Не хочу даже думать о том, что он существует и может принять решение о судьбе моего волка.
Мы сохраняем молчание, пока едем в машине до штаб-квартиры Братвы. Полагаю, нам совсем нечего сказать друг другу. Когда подъезжаем к дверям в комнату, где совет выносит решения, там стоит мужчина с винтовкой в руках.
– Даниэл, – радостно говорю я. – Мы здесь!
– Наоми!
Он мчится ко мне, перебрасывая винтовку за спину.
– Слава Господу! – он подбегает ко мне, хватая меня в могучие объятия, а я неловко терплю это.
Как и всегда, кажется, что он выжимает меня.
– Знаю, тебе не нравятся объятия, но, чёрт возьми, потерпишь для старшего брата.
– Да, – говорю я ему, хотя чувствую облегчение, когда он отпускает меня.
У Дениэла блестят глаза, когда он отступает и хвалит.
– Хорошая кепка, – говорит он, пробегая пальцами по краю козырька.
– Старую я потеряла, когда Голубевы пытались нас убить, – говорю я ему.
У него сужаются блестящие глаза, и он смотрит на Василия.
– Думал, ты сказал, моя сестра будет в безопасности, чёртов ты козёл.
– Она в безопасности, – говорит ему Василий.
И это правда.
У Дениэла искривляется рот так, что я понимаю, ссора ещё не окончена.
– Как я понимаю, Голубевы ещё и причина смены цвета волос? – он смотрит на Василия. – Ты забыл про брови.
Я машу руками.
– Брови в данный момент не важны.
– Точно, – говорит Дениэл. – Где, чёрт возьми, вы двое были? – спрашивает он. – Я простоял здесь кучу времени, переживая за вас.
– Извини, – говорю я ему. – Мне нужно было попрощаться с Василием. Он расстроен.
Василий откашливается, прерывая нас.
– Слишком открыто.
Я моргаю.
– Прости. Мне нужно было солгать?
– Своему брату? Да. Когда говоришь о сексе? Всегда.
Он смотрит на Василия.
– Не собираешься попросить у меня прощения?
– Не сегодня утром, – говорит Василий бесцветным голосом.
– Позор. Мне хочется выпороть тебя, раз ты посмел коснуться моей сестры.
– Не стоит, – останавливаю я Дениэла. – Его это возбуждает. Если ему понадобится порка, это сделаю я.
– Слишком открыто. Господи Иисусе. Мне нужен отбеливатель для мозгов, – Дениэл сжимает руками своё лицо. – Даже не хочу спрашивать о царапинах на его шее.
– О, это мои, – гордо говорю я Дениэлу. – Ты бы видел его пенис.
– А-а-а-а-ах! – мой брат машет руками в воздухе. – Можем ли мы, пожалуйста, не разговаривать? Сестрёнка, я рад видеть тебя целой и невредимой.
Он сжимает мне руку, хотя знает, мне это не нравится. Но я терплю, поскольку Дениэлу это нужно.
– Даже рад видеть мрачное лицо Василия, раз он сохранил тебя в безопасности.
– Сохранил, – говорю я ему. – Я даже не возражаю против его микробов и спермы.
Это своеобразное признание в любви от меня, и я смотрю на Василия, желая, чтобы он смог прочитать его на моём лице. Ему нравится слышать такое? Или наоборот, делает его печальным, раз скоро его ждёт казнь за дверью, которую караулил Дениэл. Тайная ужасная часть меня надеется, что он, услышав мои слова, передумает, схватит меня за руку, и мы убежим на дачу, о которой он говорил. Там я позволю ему наполнять меня спермой так часто, как ему нравится, и буду любить его каждую секунду.
До тех пор, пока он не умрёт.
– А теперь ты говоришь мне это дерьмо, чтобы прогнать меня, – говорит Дениэл. – Я заплачу тебе миллион долларов, если ты больше никогда не скажешь слова «Василий» и «сперма» своему дорогому брату.
– Я дала тебе этот миллион, – с лёгкостью отвечаю я Дениэлу, но моё беспокойство выдают пальцы.
Не могу перестать теребить козырёк своей кепки. В зале абсолютно тихо. Мне интересно, что происходит за дверью, которую охранял Дениэл.
– Ты можешь забрать его, – говорит Дениэл.
– Я не…
Василий обрывает мои протесты, взяв меня за подбородок.
– Прибереги деньги, Наоми. Они тебе могут понадобиться, если я исчезну.
Нет, нет, нет. Не хочу этого слышать. Поворачиваюсь к Василию и начинаю поправлять его галстук. Он искривляется совсем чуть-чуть, но мне нравится делать это. Я поправляю узел и провожу пальцами по тёмному шёлку.
– О чём он говорит? – спрашивает Дениэл.
Василий быстро пересказывает всё, что произошло. Сжигание картины. Смерть Елены.
– Тебе нужно узнать, что там внутри, – говорит Дениэл, понижая голос.
Очевидно, наш предыдущий разговор был для всех, кто мог услышать, но этот касается только нас.
– Всё плохо? – спрашивает Василий.
– Скорее... интересно, – отвечает Дениэл. – Честно говоря, не знаю, плохо это или хорошо.
Мне не кажется это интересным. Отчаянно разглаживаю пиджак Василия, дёргая рукава, чтобы они легли правильно. Пальцами проверяю пуговицы, чтобы не было заломов. У него немного подросли волосы, и начинает проглядывать светлый цвет рядом с тёмно-коричневым, что смотрится странно на его голове. Я убираю длинную прядь с его лба и заправляю её за ухо.
– Надя, – мягко говорит он. – Я хорошо выгляжу.
– Твой галстук лежит криво, – отвечаю я. – Мне нужно снять его и завязать правильно.
Но я этого не делаю, а лишь глажу и глажу ткань.
– Тебе необязательно туда идти, – говорю я, боясь слёз. – Мы можем развернуться и сбежать. Могу перевести деньги на тайные счёта. Вместе мы найдём другую дачу, где сможем спрятаться.
– Не могу, – мягко говорит он, снова поглаживая пальцами мою щеку. – Я волк, несмотря ни на что.
Несколько раз я моргаю, пытаясь успокоиться. Пытаюсь не плакать. Василий не любит, когда я плачу.
– Я уже говорила тебе, что ничего и никого не люблю. Но это не так. Я люблю тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты пошёл со мной.
Не хочу его потерять. Ни сейчас и никогда.
Он поднимает моё лицо к себе, наклоняется и аккуратно прижимается губами к моим в лёгком поцелуе. Затем он отпускает меня, глядя на Дениэла.
– Всегда держи её позади себя, – говорит он. – Если начнётся кровопролитие, я не хочу, чтобы она пострадала.
Дениэл вытаскивает из кобуры два пистолета.
– Я понял.
Мне хочется вцепиться в ногу Василия и умолять его не уходить, но он поворачивается и смотрит на двойные двери. За ними его будущее, каким бы длинным или коротким оно ни было.
Затем он открывает двери и входит внутрь. Там в ряды стоят стулья, на которых сидят мужчины. Это расстрел? Я продвигаюсь вперёд, волоча за собой Дениэла, как щит. Должна увидеть, что произойдёт.
Когда вхожу в комнату, все подбираются. Здесь сидят минимум тридцать человек, и все они молоды. Не вижу ни одного бородатого или седого. И у всех на лицах такое же непроницаемое выражение, которое я видела у Василия много раз. Это Братва. Убийцы. Все они одеты в одинаковые тёмные мягкие костюмы, что могли бы смешаться.
У всех на коленях лежит оружие.
Когда Василий проходит, я восхищаюсь его широкими плечами и формами. Он самый большой из всех, гордый и неуступчивый. Он не попросит прощения у этих людей. Он сможет говорить с ними смело, несмотря на то, что все они вооружены. У меня перехватывает дыхание от того, какой он великолепный.
Он – волк.
Он обращается к ним, говоря по-русски.
– Елена Петрович мертва. Я убил её.
Они молча принимают это.
Он продолжает говорить, видимо о том, что произошло. Ничего не могу понять и решаю, мне нужно выучить русский язык, чтобы участвовать в будущих беседах, если они будут. Представляю слова Василия, который он рассказывает. Да, да, Елена была той ещё сукой. Буйной сукой, которая покусилась на мою сладкую Наоми, поэтому у меня не было выбора, кроме, как избавится от её сумасшедшей задницы. Теперь вы будете целовать мне ноги и благодарить за это.
Я перефразирую, конечно. Реальные слова, наверняка, мрачнее, потому что никто не улыбается.
Василий говорит одни слова, затем опускает руки, как бы говоря, что закончил. Воцаряется тишина.
В первом ряду встаёт один человек. Это старший мальчик, сбежавший с Василием. Под его прекрасным костюмом виднеется пистолет. Когда он встаёт, у меня в горле поднимается волна паники. Неужели он собирается убить Василия за то, что он больше не в Братве?
Но, к моему удивлению, он поворачивает пистолет и протягивает Василию. Он говорит что-то длинное и драматичное. Не понимаю ни слова, кроме волка. Но предложение оружия даёт мне надежду. Наблюдаю, как один за одним, каждый достаёт оружие и поворачивает прикладом лицом к Василию. Это предложение Василию.
И мне не нужно знать русский, чтобы понять, они хотят видеть его своим лидером.
Глава 37
Василий
Я подхожу к толпе, начистившей своё оружие. Здесь около тридцати моих братьев, которые смотрят на меня с лицами, полными мрачных ожиданий.
Что здесь произошло?
Каким-то образом Наоми организовала бескровный переворот. В своей ограниченности, я не увидел потенциал своих братьев. Я ошибся, не доверяя им.
Если бы не её любовь и вера в меня, я был бы мёртв или в бегах. Я не стоял бы здесь в качестве лидера Братвы. Это будет непростой переход. Аутсайдеры бросят нам вызов за территорию и власть.
Но мы молоды, сильны и по-своему идеалистичны.
Я вершил свои тёмные дела со многими из них с целью расширения, или, по крайней мере, защиты власти Петровичей. Но, что Братва сделала для нас? Я подхожу к концу ряда и поворачиваюсь к собравшейся группе. У меня сердце переполняется эмоциями, что я едва могу подобрать слова, но начинаю говорить.
– Когда был мальчишкой, то думал, что будучи волком спасу своих близких. Но вскоре понял, чтобы быть волком «Петровичей», означает не иметь любимых. Братва всегда на первом месте, да?
Всё до одного закивали.
– И если мы не ставили Братву на первое место, то солдат или боевик отправлялся, чтобы вернуть нас на место. Боевики и не хотели причинять боль, но знали, что неповиновение угрожает тем, кого они считают дорогими людьми. Мать, отец, брат, любимая.
«Или сестра», – говорю я уже про себя.
– Однажды утром я проснулся один в своей постели и подумал, что это не лучше, чем в коммунистической России. Когда наши деды боялись ссылок в трудовые лагеря, где их ждала смерть от рук Советов.
Я поднимаю ладони в знаке капитуляции.
– Думаю, больше не хочу быть волком. Я отправился на поиски прославленного Караваджио, который висел на стенах Братского дворца на протяжении столетия, пока его не потерял Сергей. Я здесь, чтобы сказать вам, что Караваджио потерян. Превратился в пыль.
По комнате разносится волна бормотания.
– Мне нечего предложить вам с точки зрения власти или денег.
Наоми кашляет, но прекращает под моим взглядом.
– Ничего, кроме моего оружия, моего тела и моей клятвы. Буду сражаться за вас, чтобы вы могли жить без страха за своих близких и свою душу.
Опускаю руки вдоль тела и жду.
Игорёк идёт вперёд, берёт меня за руку и кладёт в неё тяжёлое кольцо с печатью. Я хмурюсь, но он молчит, ожидая реакции. Кольцо выполнено из серебра с глубоким рисунком. Неумелая работа человека, чистящего кольцо, открывает голову волка.
– Белоснежный волк живёт в самом суровом климате, в самых холодных землях, и всё равно процветает. Этот гордый зверь убил всех своих конкурентов и поднялся над своими соперниками, чтобы жить со своей стаей в снегу, во льду и сибирской тундре. Серый волк – выживший.
Он сжимает мне руку и целует волка.
– Мы твоя стая, волк Вася. Тебе выбирать, можешь съесть «Петровичей» или остаться с ними. Скажи нам, и мы последуем за тобой.
Звук тридцати пуль, выпущенных в унисон, наполняет воздух зловещей гармонией. Один за другим, боевики выходят вперёд, и целует кольцо. Это неудобно и нелепо, но ритуал необходим, возможно, и для меня самого.
– Теперь пришло время для испытания на верность? – спрашивает Наоми громким шёпотом.
Игорёк наклоняет голову, чтобы скрыть улыбку.
– Нет, Наоми, у них нет времени на это. Василию придётся работать быстро.
– Ты должен называть его Васей, Дениэл. Так его все друзья называют. Прозвища используют люди, у которых есть привязанность друг к другу, – сообщает Наоми своему брату, который смотрит на неё так, будто она несёт какую-то тарабарщину.
– У меня нет привязанности к этому мудаку, – возражает он. – Я здесь из-за тебя.
Я вмешиваюсь, притягивая её к себе, прежде чем это перерастёт в родственную ссору.
– Дениэл прав. Нам нужно действовать быстро.
Я обращаюсь к Игорьку. Он станет вторым после меня.
– Нам нужно созвать встречу старейшин. Если большинство старейшин будет возражать против нас, мы уйдём и создадим собственную организацию.
– На какие средства? – спрашивает Стефан – новый боевик, только что поднявшийся из низов.
– У нас много денег, – утверждает Наоми.
Я качаю головой, и Дениэл отводит её в сторону. Ей нужно прекратить говорить. Мне не хочется, чтобы Братва узнала о её ценности. В этот период неопределённости её можно использовать, как козырь. Не позволю, чтобы это произошло. Чем больше она показывает свою значимость, тем скорее станет мишенью.
– Сейчас не время беспокоится о деньгах, – намекаю я, но уже вижу, как боевики с интересом смотрят на Наоми, и я поджимаю губы. – Созовите встречу.
Игорёк кивает. Он подходит к двум парням, и они вместе выходят за дверь.
– Как ты узнаёшь, соврут ли они тебе, если скажут, что последуют за тобой? – спрашивает Наоми.
– Я буду наблюдать за ними.
– Могу организовать полиграф, – говорит она.
– Как?
– Полиграф измеряет дыхание и сердечный ритм. Много показателей укажут на ложь. У настоящих социопатов это не сработает, но твои испытуемые будут застигнуты врасплох, так что наблюдение даст результаты.
Не могу сдержать улыбку, изгибающую мои губы. Она чудо.
– Что тебе нужно?
Она описывает необходимое оборудование, и я посылаю двух боевиков для покупки.
– У некоторых телефонов есть монитор сердечного ритма. Попросишь их поместить палец на экран. Фотодиоды из часов мы наклеим на шею. Таким образом, мы замерим пульс в двух точках. А я буду следить за результатами, – она показывает на свой компьютер на столе.
– Я приехал не для того, чтобы смотреть, как моя сестра превращается в пушечное мясо, – добавляет Дениэл, собирая ноутбук, затем относит его и другие коробки в угол комнаты, таким образом, экранируя Наоми от остальной части комнаты.
– Ничего не увижу отсюда, – жалуется Наоми, поднимая ноутбук, смотрит на меня и с невероятным усилием встречает мой взгляд. – Пожалуйста, Вася. Я хочу сесть рядом с тобой.
Не могу отказывать ей. Я машу Дениэлу, чтобы тот отодвинулся. Он смотрит на меня, но не шевелится. Но когда Наоми толкает его, он отступает. Беру пальцами её за подбородок и говорю.
– Если ты сядешь рядом со мной, то не должна говорить. И должна делать всё, что я скажу. Как в клубе.
– Какой клуб? Тот, в котором ты убил Эмиля? Или тот, в котором ты убил любителя ослов?
Естественно Дениэл взрывается.
– Господи Иисусе, чёртово ты дерьмо! Что, чёрт возьми, ты делал с моей сестрой? Это неприемлемо.
– Дениэл, ты мог бы отчитать меня в другое время, а? – я киваю на боевиков, которые с невозмутимым видом наблюдают за нами.
Он скалит зубы, но кивает.
– Остальные идите готовиться к встрече.
Большинство боевиков уходит, но некоторые остаются. Некоторые пришли в Братву ни с чем. Наш командир Александр, убитый Сергеев, собирал сирот с улицы. Обращайся с ними хорошо, и они слепо последуют за тобой. Он не ошибался. Я был верным с десятилетнего возраста и делал всё, что хотела от меня Братва. Но когда Елена пыталась манипулировать мной, угрожая моей сестре, недовольство росло в моей душе, а преданность с каждым днём заменялась на ненависть.
Смотрю в окно, там серые маленькие улицы и разбитые машины.
Наоми кладёт свою маленькую руку на подоконник рядом с моей рукой. Между нами разительный контраст. У неё бледная и прекрасная рука с элегантными пальцами, которые творят необычные вещи. У меня руки в шрамах и ранах. Они выглядят, как руки человека, который старше меня на два десятилетия. Она не должна чувствовать, будто вынуждена остаться со мной. Я забрал её из одного плена и поместил в другой. Одно то, что Дениэл не снял голову у меня с плеч, говорит о его чести и уважении. Для меня было бы привилегией, если бы такой человек, как Дениэл, называл меня Васей.
– Когда всё закончится, дача твоя, Наоми, – прохрипел я.
Эти слова трудно говорить спокойно, и они, словно дротики в воздухе, которые я хотел бы сломать.
– Что значит моя? – у неё сужаются глаза, а я отвожу взгляд в окно.
Унылый пейзаж отражает моё душевное состояние.
– Значит, только твоя. Я не появлюсь там без твоего приглашения, – говорю я.
– Не понимаю, – нетерпеливо говорит она. – Ты знаешь, что должен быть со мной прямолинейным. Так мне нравится. Ты...
Она прерывается из-за волнения в дверях. Игорёк и ещё двое мужчин приводят старейшин. Что бы она ни хотела сказать, ей придётся подождать, ведь собрание начинается.
– Что происходит? – раздражённо спрашивает Георгий.
Томас, самый спокойный и серьёзный из старших, кивает головой.
– Ты принёс нам Караваджио?
– Пожалуйста, присаживайтесь, – я машу руками в сторону стола. – Как видите, у каждого есть датчик. Если хотите говорить, приложите к нему палец. А этот диод на шею.
Сажусь во главе стола рядом с проводами Наоми. Некоторые из лидеров делают, как я попросил. Другие нет. Хватаю за руку, сидящего рядом Георгия.
– Ты не хочешь участвовать, Георгий?
Он усмехается.
– Я не твой лакей.
С небольшим сожалением я стреляю ему в плечо. За столом воцаряется шокированное молчание. Я повторяю свою просьбу.
– Пожалуйста, убедитесь, что все датчики замеряют ваш пульс. Или мы будем стрелять в вас до тех пор, пока пульс не исчезнет совсем.
Томас снова говорит.
– Где Караваджио? Мы сказали, что проголосуем за тебя, как за босса, если ты принесёшь картину, знаменующую возвращение славы «Петровичей».
– Караваджио превратился в пыль, и Елена мертва.
Пульс некоторых подпрыгивает, я вижу всплеск в линиях сердечного ритма на экране в программе Наоми.
– Тогда ты покончил с Братвой, – вздыхает Георгий.
У него бледнеет лицо от боли и огнестрельного ранения.
Игнорируя Георгия, я обращаюсь к остальным.
– У вас, старейшины, есть выбор. Вы можете последовать за мной, как за главой Братвы «Петровичей», или я и все боевики уйдут, и мы сформируем наше собственное братство. И в борьбе за власть и территорию, Петровичи станут нашей первой целью.
Я сжимаю руки в кулаки, откидываясь назад.
– Итак, выбирать вам. Уйти или стать единым фронтом с нами. Что вы будете делать?
Георгий, бледный, как снег, наклоняется вперёд и говорит.
– Ты думаешь, что сын шлюхи сможет вести нас за собой? Никогда.
– Один голос против. Кто ещё?
В конце стола откашливается Пётр.
– Я пойду за тобой, Вася. Ты всегда нравился мне.
– Ох, он лжёт. Смотри, Василий, – прерывает нас Наоми.
Графики подпрыгивают. Не совсем понимаю, на что я смотрю, но потом изучаю выражение лица Наоми. Она рада, что машина работает.
– Спроси ещё что-нибудь, чтобы он снова соврал.
– Ты боишься эту женщину?
– Нет, – усмехается Пётр, но не может посмотреть мне в глаза.
График снова подпрыгивает. Она хлопает.
– Мне нравится это. Он боится меня. Это, во-первых. Спроси его, голубое ли небо. Для проверки.
– Небо голубое?
Он не отвечает. Я поднимаю пистолет.
– Пётр, небо голубое?
Он угрюмо говорит.
– Да.
– Трава зелёная?
– Да.
– Любишь ли ты водку?
Колебание.
– Нет.
– Всё это правда, – говорит Наоми. – Задай ему ещё один вопрос. Насиловал ли он женщину?
– Насиловал, Пётр?
Он поджимает губы.
– Нет.
График сходит с ума.
– Ложь, – хмурится она.
Поднимаю оружие и дважды стреляю в него. Первый раз между глаз и второй в сердце для того, чтобы показать хорошие манеры.
Георгий встаёт из-за стола и идёт к двери. Игорёк стреляет в него, прежде чем тот успевает дойти до конца стола.
– Это грёбаное шоу, – рычит Дениэл позади меня. – Тебе нужно кончать это, прежде чем пострадает кто-то, кто дорог нам.
Он намекает на Наоми.
– Положите пальцы на экраны телефонов, пожалуйста, – прошу я.
Из-за суматохи люди убирают руки с устройств, но моей команде все подчиняются. Теперь они будут говорить правду или умрут. Всё просто.
– Мне не нравилось, как Сергей и Елена вели дела Братвы. Они прогнили изнутри. При другом поколении это братство умрёт. Ты этого хочешь?
Многие кивают головами.
– Правда, – говорит Наоми.
– Хотел бы, чтобы мы двигались вместе под новым режимом. Мы будем делиться с нашими людьми, как Братва в прошлом. Предоставлять им щедрые возможности для получения образования, жилья и других предметов первой необходимости. Если вы верны Братве, то получите всё. Верность не будет оплачиваться сексуальным рабством или выбиваться угрозами членам семьи. Любой, кто станет частью Братвы, будет здесь потому, что хочет этого, а не потому, что его шантажировали.
– Нас будет меньше, и мы будем слабее, – предупреждает Томас.
– Тогда нас будет меньше. Но мы не будем слабее. Сегодня мы сильны настолько, насколько верны. Когда мы избавимся от всех предателей, неверных и недовольных, тогда мы станем истинным братством. Потому что будем служить вместе, зная, что не можем разочаровать своих братьев. Но не потому, что боимся расправы. Страх – это то, что мы будем разжигать в наших врагах. Но никогда в наших братьях.
– Тогда да, я с тобой, – говорит Томас.
Как только Томас соглашается, остальные следуют за ним, кроме одного человека, который колеблется. Я отмечаю его нежелание и мысленно обещаю себе понаблюдать за ним.
– Встреча окончена, – я встаю и жду, когда все уйдут.
Но Игорёк останавливает их.
– Поцелуйте кольцо, – приказывает Игорёк.
Томас колеблется, но затем поворачивается, шагая ко мне. Томас – пожилой вояка, и странно видеть, как он наклоняется, чтобы поцеловать мою руку.
– Я обещаю свою преданность Волку, – затем он поднимает мою руку. – Да здравствует Волк!
Боевики громко поддерживают его, а старейшины пока наблюдают. Один за другим они подходят и целуют моё кольцо. Наоми стоит позади меня, положив руку мне на плечо, пока мужчины заканчивают выказывать своё почтение.
Глава 38
Наоми
Василий у власти. Как король, он собирает дань со своих людей и отвечает им соответственно со всей серьёзностью. А я каждый раз внутри смеюсь, как гагара, когда пара кислых старых губ прижимается к кольцу Василия.
Потом я отчищаю кольцо от микробов.
Мой волк высоко поднялся, и выглядит гордым. Это всё, чего он когда-либо хотел или мечтал. Его путь будет не простым, но если кто и сможет выгрызть своё место снова, то это Василий. Он носит решимость, как вторую кожу.
Мне немного грустно, что меня не будет здесь, чтобы увидеть это.
Хорошо, мне очень грустно.
Но теперь, когда картина исчезла, а Василий встал у власти, мне не нужно больше находиться рядом с ним. Конечно, я оставлю ему все инструменты. Буду держать его банковский счёт полным и защищённым, и гарантировать, что у моего волка всегда будет достаточно денег, чтобы управлять своей организацией. Мне нужно быть рядом с ним, чтобы быть полезной, но моё тело будет скучать по его телу.
И я буду скучать по его микробам, по его волчьей улыбке и по тому, как он гладит мою кожу, будто я самая прекрасная вещь, которую он когда-либо трогал. Буду скучать по его провокациям и ласкам, и как он слушал мои сумасшедшие разговоры. Он, на самом деле, их слушал, а не делал вид.
Василий встречается со своими боевиками допоздна. Им нужно многое обсудить, текущие рабочие места, нынешние и будущие враги Петровичей, следы банды по всему миру. У Петровичей грязная империя, и грязь нужно убрать. Василий тот, кто сделает это. Он настолько занят, что какое-то время назад я ухожу в другую комнату. Мне нужно побыть подальше от людей и шума. Дениэл зависает вместе со мной в изысканном кабинете, разглядывая смехотворную обстановку, время от времени отпуская шуточки.
– Как думаешь, Рейган понравилась бы ваза, раскрашенная голыми младенцами?
– Херувимами30, – поправляю я его, не отрываясь от экрана монитора.
Я и так знаю, о какой вазе он говорит. Она безвкусная и отвратительная, но гордо стоит на каминной полке в безвкусной и отвратительной комнате.
– А Рейган собирает фарфор?
– Фарфор? Что за гадость? Чёрт, это уродство, – слышу, как он ставит вазу обратно на полку. – Тот, кто руководил этим местом раньше, любил ужасно серьёзное дерьмо.
– Это стиль рококо, – говорю я ему.
– Это очень дерьмовый стиль.
У меня уже глаза болят от бесконечных оборок, безвкусных завитков, ярких цветов и резных фигурок. Вспоминаю о бледной белой даче, которую с тоской упоминал Василий. Но этому не бывать.
Мне не хочется быть там одной, рядом с ним, но не вместе. И знаю, он не сможет быть там со мной, раз рассчитывает управлять своей империей. Это просто не сработает. У меня сердце болит от осознания. Продолжаю смотреть в компьютер, перемещая средства с любых незаконных счетов, чтобы пополнить счета Василия.
Я обчистила его врагов, а это значит, они придут за ним. Но они бы пришли в любом случае после перестановок в руководстве. Так что пусть у него будет достаточно денег, чтобы давать на лапу.
– Как думаешь, сколько ещё Василий пробудет там? – спрашивает Дениэл, и слышу зевок в его голосе. – Рейган скоро захочет, чтобы я вернулся домой. Ей всё ещё плохо быть одной долгое время.
Он говорит легко, но слышу напряжение в его голосе. Он беспокоится о ней и очень хочет вернуться.
Полагаю, я тянула столько, сколько могла. С сожалением, прикусив губу, я закрываю ноутбук.
– Я готова.
Я не готова. Нет. Мне хочется вбежать в соседнюю комнату, схватить Василия за руку и цепляться за неё, будто это что-то изменит. Но так я только подчеркну, насколько ему не нужна. Поэтому мне пора идти. Мне хочется плакать. Хочу закопать своё лицо в какую-нибудь антибактериальную среду и проплакать несколько дней, но не стану, ведь это огорчит Дениэла. А я тогда ещё больше расстроюсь, и у нас будет бесконечный круг несчастных эмоций. Я ухожу в себя не в состоянии обработать все эмоции.
Это не такая уж плохая идея, но хочу запомнить своё последнее время в России. Это холодная и неумолимая страна, такая же, как Василий.
– Ты хочешь попрощаться с Василием, прежде чем уйти? – спрашивает меня Дениэл.
Да, но это глупо. Знаю, в конечном итоге, не смогу контролировать себя, не справлюсь с эмоциями и расплачусь. Поэтому качаю головой и просовываю ноутбук под мышку.
– Просто пойдём, – говорю я.
– Может ли твой родной брат высказать, что это плохая идея? Потому что я действительно предпочёл бы, чтобы разъярённый русский не последовал за нами в аэропорт, думая, что я похитил тебя. Мне очень нравятся мои яйца, и хочу их сохранить.
– Василию не нужны яйца, – говорю я. – Он любит женщин.
Дениэл выдыхает позади меня.
– Сарказм, сестра.
Точно.
– Ты же знаешь, что я плохо разбираюсь в этом, – раздражённо говорю я. – Говори прямо.
– Я говорю, – продолжает Дениэл, подходит ко мне и берёт меня за плечи, аккуратно, не касаясь кожи, он разворачивает меня. – Чтобы ты не убегала, как курица.
Он направляет меня к двери.
С кончика моего языка уже срывается информация о том, что курицы довольно быстрые бегуны, но вдруг понимаю, что Василий стоит в дверях.
Ох.
Я моргаю, а затем опускаю взгляд. Сейчас кажется, что смотреть в эти голубые глаза слишком тяжело. Вместо этого осматриваю его одежду, которая идеально сидит на его большой мускулистой фигуре. По сторонам у него сжаты кулаки. Тело напряжено.
– Куда вы? – спрашивает он с сильным акцентом, верный признак того, что он взволнован. Может, устал. День был долгим для нас всех.
– Моя прекрасная сестра сбегает, – говорит Дениэл. – А я догадываюсь, тебе есть, что сказать на это.
– Ты сейчас меня очень раздражаешь, Дениэл, – говорю я брату, подбирая губы, чтобы перестать хмуриться, ведь мне нужно выглядеть спокойной. – И, да, Василий, мы с Дениэлом уходим, чтобы поехать домой. Ты во главе, мы тебе больше не нужны.
Он сжимает кулаки с такой силой, что я вижу, как белеют костяшки.
– Ты уходишь? Почему?
Дениэл убирает с меня руки.
– Здесь мне нужно ускользнуть. Я буду в соседней комнате, если понадоблюсь тебе, сестра.
– Ну, и кто теперь трус, – издеваюсь я над ним, но не двигаюсь.
Правда в том, что трус здесь я. Я пытаюсь убежать.
Поставив ноутбук на соседний стол, беспомощно провожу по нему пальцами, затем снимаю кепку и сжимаю её в руках.
Василий двигается вперёд и встаёт передо мной так близко, что теперь я в упор смотрю на пуговицу на его рубашки. Слышу, как закрывается дверь, и Дениэл выходит из комнаты. Он прикасается к моему подбородку тёплыми пальцами, это единственные пальцы, которые мне нравятся. Поднимает мне голову вверх, пока мы не встречаемся взглядами.
