Текст книги "Последний поцелуй (ЛП)"

Автор книги: Джессика Клэр

Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Это поможет мне прикоснуться к тебе только в тех местах, которых ты пожелаешь. Ведь теперь я могу снять с тебя штаны?

Она секунду колеблется, а затем откидывается назад, вытягивает руки над головой, а бёдра провокационно выгибает вверх. Её поза – не что иное, как приглашение. Больше я не жду слов. Достаточно. Трясущимися руками я расстёгиваю её брюки, раскрывая простые белые трусики, которые так же эротичны, как любая смесь атласа и кружева. Когда-нибудь я украшу её. Я бы хотел увидеть, как красный шёлк контрастирует с её гладкой кожей, или как чёрное кружево покрывает её белые волосики.

У меня скручивает большие пальцы от ожидания увидеть ещё больше её восхитительной плоти. Я вижу мокрое пятнышко на хлопке, наверное, от её прикосновений к себе.

– Мне нравится хлопок, – говорит она, и в воздухе снова появляется защитная сила, которую она обычно скрывает.

– Ты красивая женщина, Наоми.

– Вероятно, ты видел более сексуальное нижнее бельё.

– Нет, – отвечаю я, не в силах отвезти взгляд от её ядра.

Я полностью стягиваю с неё штаны, пожирая голодным взглядом её нижнюю половину. Уже представляю, как она выглядит под белой тканью. Будет ли её нижняя шевелюра дикой и буйной или аккуратно побритой? Её губки будут розовыми или коричневыми? Сколько прикосновений потребуется, пока влага не побежит по её бёдрам?

– Нет, – повторяю я более сильным голосом, – я не видел ничего сексуальнее. Скажи мне, Наоми, где тебя потрогать сначала?

Глава 12

Наоми

Я не решаюсь ответить. Немного обеспокоена и взволнована. Обеспокоена тем, что он каким-то образом пропустил пятно на руках. Взволнована тем, что поняла, зачем он помыл лицо. Он хочет засунуть его между моих ног и облизать меня там.

Такого никогда раньше не было. Я даже не думала об этом. Это кажется слишком злым даже для моих собственных фантазий. Усмехаюсь при мысли о том, что Василий обнаруживает, что его красивое лицо всё мокрое от моей промежности. Ему ведь не нравятся прикосновения так же, как и мне. Что, если и к жидкостям у него такое же отталкивающее отношение, как у меня?

– Ты выглядишь... несчастной. Может, мне снова помыться?

Я облизываю губы, раздумывая.

– Может быть, ещё минуту.

Я застопорилась, когда он покорно засовывает руки под кран, и удивляюсь ему. Он наблюдал за мной гораздо пристальнее, чем я предполагала. Он уже разгадал некоторые из моих особенностей: мои поддельные судороги, моё желание пить оттуда, где пил он. Никто, как правило, не интересуется Наоми Хейс, чтобы понять, что я делаю, и почему я это делаю. Но этот человек наблюдает за мной, как ястреб, и использует наблюдения.

Не уверена, нравится ли мне быть понятой. Это делает меня уязвимой. Тем более что он застал меня за мастурбацией.

Наконец, он поворачивается, демонстрирует свои руки и вытирает их бумажным полотенцем.

– Я сейчас взволнована, – говорю я, садясь на кровать. – Думаю, мне стоит вернуться в ванную и закончить самой.

– Нет, – говорит он, и в его голосе слышен игривый намёк. – Ты согласилась, чтобы я помог тебе. Подумай, что я могу сделать для тебя, Наоми, – теперь его голос успокаивает, становится вкусным и тягучим, как мёд. – Подумай, как мои пальцы и губы могут двигаться, доставляя тебе удовольствие. Подумай, как я буду сосать твой маленький клитор, пока ты не сможешь это выдержать. И тогда я буду сосать ещё сильнее.

Я вздрагиваю от визуального представления этих возбуждающих картин. Правда в том, что я хочу испытать то, что он предлагает, но боюсь. Боюсь, что мне не понравится, и тогда я буду чувствовать себя ещё большим профаном и более странной, чем когда-либо прежде.

А что, если я разочарую Василия? Станет ли он думать, что это из-за того, как функционирует мой мозг? Не хочу, чтобы он воспринимал меня, как больную. И волнуюсь, что не смогу испытать то удовольствие, которое он хочет дать мне. Всё это заставляет меня беспокоиться. И практически дрожу, когда он жестом заставляет меня усесться обратно.

– Итак, – говорит он, усаживаясь напротив. – Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал.

Он кладёт руки на колени ладонями вниз, словно предохраняя их от прикосновения ко мне.

По какой-то причине, его деловой подход заставляет меня чувствовать себя немного лучше. Я говорю себе, что это ещё один научный эксперимент. Мы сейчас проверяем гипотезу.

– Я думаю, – бормочу я, размышляя и облизывая сухие губы. – Думаю, что мне сложно будет кончить, даже, если ты мне поможешь.

– Я в это не верю, – заявляет он всё ещё деловым тоном. – Ты позволишь мне прикасаться к себе свободно?

Я киваю. Только так научный эксперимент сработает.

– Я не должна влиять на тебя.

– Разве не должна? – он приподнимает одну бровь.

Ох. Понимаю, что он прав. Если у меня будет контрольная точка для этого эксперимента, мне нужно сохранить все остальные переменные постоянными. Значит, он должен прикасаться ко мне так, как я ему говорю. Иначе, невозможно будет определить, дело в Василии и том, что он делает, или в самих движениях. Я киваю.

– Очень хорошо.

Я снова сажусь, широко расставляя ноги.

– Ты снимешь свои трусики?

Я обдумываю это. Раньше я трогала себя через трусики и без них. Прямой контакт с кожей сработал лучше.

– Трусики долой.

– Мне снять их?

Я ценю, что он позволяет мне контролировать ситуацию. Чувствую себя более уверенно, зная, что мы следуем научным принципам.

– Раз ты собираешься прикасаться ко мне на этот раз, значит, ты должен их снять, – говорю я, покорно сплетая ноги в ожидании.

Он прижимает руки к моим бёдрам, такие чистые и немного прохладные от воды. Я невольно вздрагиваю, и его взгляд приближается к моему лицу.

– Ты не хочешь ввести стоп-слово?

– Стоп-слово?

– Слово, которое ты скажешь, если захочешь всё прекратить.

Я хмурюсь.

– Разве ты не остановишься, если я просто скажу «нет».

– Некоторые женщины говорят «нет», а имеют в виду «да».

Думаю, некоторые женщины просто глупы, но не говорю этого вслух.

– Хорошо. Стоп-слово.

– Выбери какое-нибудь, которое не используешь в обычном разговоре.

Я раздумываю минуту.

– Диспепсия.

У него поднимаются брови в замешательстве.

– Диспепсия? Что это значит? – спрашивает он по-русски.

Несмотря на незнание русского языка, я понимаю, что он спрашивает.

– Это научный термин для расстройства желудка. Однако если бы у меня был разговор, то я бы сказала просто «расстройство желудка». Поэтому «диспепсия» не всплывёт в обычном разговоре. Это хорошее слово, чтобы использовать.

Он смотрит на меня, а затем откидывает голову и смеётся.

Чувствую себя немного задетой этим смехом и не понимаю этого.

– Что смешного?

– Ты никогда не станешь предсказуемой, правда, Наоми?

– Я вполне предсказуема, – отвечаю я ему, притягивая трусики, так как он смеётся надо мной. – Мне нравится есть одно и то же, спать в одном и том же положении. Я считаю ступеньки, когда иду по ним. Я ем еду по часовой стрелке, мне не нравится странное количество вещей. Ты поймёшь, что я очень предсказуема по-своему.

– Совершенно верно, – говорит он, но всё ещё улыбается, когда берёт мои трусики и снимает, прежде чем я успеваю остановить его.

Ощущаю прикосновение его пальцев около моих голеней и чувствую, как ещё одна волна дрожи надвигается на меня. Мне не нравится, когда меня трогают, но его обычная ласка не вызывает у меня отвращения. Чувствую дрожь и слабость, но это не плохо. Требуется дальнейшее изучение. Я пододвигаю ногу к его руке.

– Сделай так ещё раз.

– Тебе нравится?

– Не уверена.

Он снова скользит пальцами по моим икрам, лаская их, и я ощущаю странный трепет. Не уверена, хочу ли я его пнуть. Пока нет. Я смотрю на его руки, блуждающие на моих ногах. Они похожи на руки скульптора, работающего с мрамором. Ласковые. Требующие. Соблазнительные.

У него большие руки. Наблюдаю, как они скользят по моей коже, и отмечаю различия в тоне. Его кожа более золотистая, а моя бледная, молочная, ведь последние два года я провела в темнице. У него пальцы больше моих и мозолистые, а ногти коротко подстрижены.

– Это прикосновение тебе приятно? – спрашивает он.

Очевидно, что я должна дать ему обратную связь, но не знаю, что сказать.

– Я нахожу его странным и волнующим, – в конце концов, говорю я. – Тревожащим.

– Но приятным? Секс ведь не расслабляет. Он подталкивает твоё тело, сердце и ум к краю, чтобы ты могла насладиться катастрофой.

Мне определённо кажется, что я двигаюсь к чему-то. Но молчу, и он останавливается, опираясь руками на мои ноги.

Я хмурюсь и немного шевелюсь.

– Разве ты не хочешь подняться выше?

Его глаза кажутся очень синими, когда он смотрит на меня и улыбается. Думаю, это означает, что он счастлив. Или доволен. Или пытается казаться таким ради меня.

– Да, я хочу подняться выше. Но хочешь ли ты этого?

– Мне нужно больше стимулов для подтверждения своей гипотезы, – говорю я, снова раскрывая ноги. – Чувствую, нам нужно быстрее двигаться к центральной области, а то мне понадобится очень много времени, если ты будешь возиться только с моими ногами.

У него трясутся плечи, а голова опускается. Я хмурюсь, заметив, как он дрожит, а потом до меня доходит слабое приглушённое фырканье.

– Ты смеёшься надо мной?

Это очень печально. Внезапно, ощущаю себя такой глупой, и сдвигаю ноги так сильно, что коленки врезаются друг в друга.

– Я не смеюсь над тобой, – бормочет он, явно стараясь скрыть факт, что смеётся. – Просто мысль о том, что часами ласкаю твои ноги и жду от тебя оргазма.

Я нахмуриваюсь и обнимаю свои ноги.

– Я больше не хочу это делать. Уходи.

– Нет, – говорит он, и одним плавным движением притягивает моё тело к себе. – Ты всё ещё нервничаешь. Всё ещё боишься. Это очевидно, ты ведёшь себя, как девственница, и хмуришься от неловкости. Я не причиню тебе вреда, Наоми. Не занесу на тебя кучу микробов и грязи. У меня чистые руки, – он поднимает руки в воздух и трясёт ими, как бы демонстрируя. – Они не коснутся ничего, кроме тебя.

Он гладит рукой мой подбородок.

Я снова дрожу, но не от отвращения. Эта дрожь приятная. Чувствую, как моя грудь вздрагивает в ответ, и скольжу рукой между ног к пульсирующему островку, чтобы почувствовать себя хорошо.

– Сейчас, – шепчет он, и его лицо так близко, что я могу разглядеть мельчайшие морщинки вокруг глаз, его тёмно-русые ресницы и плотно сжатый рот. – Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе?

Я киваю и выдыхаю, когда его большой палец скользит по моей нижней губе. Я должна думать о бактериях конъюнктивита, которые скачут по нашей коже, но всё, на чём я могу сосредоточиться – это смутное возбуждение, которое дарит его прикосновение. Мой пульс подпрыгивает, и понимаю, что сейчас от его разговоров и прикосновений, я возбуждаюсь также, как когда мастурбировала в ванной.

Он отводит руку и обнимает меня за плечо, а другую руку заводит мне за спину. Я прижимаюсь к его груди, чувствуя себя странно защищённой в таких объятиях. Затем Василий снова поднимает пальцы в воздух, привлекая моё внимание. Смотрю, как его рука двигается к моему колену и давит на него, подталкивая мои ноги друг к другу.

У меня нет сил протестовать. Я хочу этого. Хочу знать, что произойдёт, когда он будет трогать меня. Я пульсирую и страдаю от потребности, а моё дыхание становится прерывистым и коротким.

– Ты всё ещё беспокоишься? – спрашивает он тихим голосом.

– Нет, – шепчу я соответствующим тоном. – Я изнываю.

Он тихо стонет, скользя рукой по внутренней поверхности моего бедра и передвигая пальцами по моей ноге. Василий медленно двигается и накрывает мою киску. Он чувствует жар, исходящий от неё. Такое прикосновение к моей коже вызывает во мне тревогу.

– Ты такая мокрая, – бормочет он, и с удовольствием замечаю, что его дыхание учащается так же, как и моё, а одним из его пальцев давит вперёд, раздвигая губы моей киски. – Очень мокрая.

– Ничего не могу с этим поделать. Это естественная реакция на стимуляцию, но я понимаю, что тебя это беспокоит...

– Мне это нравится.

Его голос становится гортанным рычанием в моё ухо, отчего я дрожу. Я не понимаю, как близко он ко мне прижимается, пока не чувствую его дыхание на моей шее. Он поворачивает ко мне голову так, будто хочет рассказать мне все секреты.

– Мне нравится, что ты мокрая для меня.

– Я не знаю...

Я начинаю протестовать, но он касается пальцами моего клитора, и я задыхаюсь, полностью отвлекаясь на это быстрое прикосновение. Прикосновение другого человека ощущается совсем по-другому. Очень отличается. Интенсивнее. Влажнее. Я хватаю его за запястья и сильнее прижимаю его руку к своей плоти, прося большего.

– Наоми, скажи мне, чего ты хочешь.

– Больше, – я снова прижимаю его руку и дёргаю бёдрами. – Начни с чётного ритма, обводи клитор по кругу. Со временем ускоряйся и увеличивай силу давления. Можешь изменить узор движений, но не останавливайся, пока я не кончу.

Он снова смеётся, и я напрягаюсь. Но затем его палец совершает крошечные круги на моём клиторе, как я ему и сказала.

– Мне нравится то, что ты говоришь мне, чего хочешь. Не играешь в игры.

Я в замешательстве. Разве он сам этого не просил? Но затем к первому пальцу присоединятся второй, снова обводя широкие круги вокруг моего клитора, добавив к ним дополнительные надавливания. Кажется, он забирает из меня всю плоть через свои пальцы. Но... мне нравится это.

– Да, именно так, – говорю я, закрывая глаза и падая ему на плечо.

У меня широко разведены колени, а бёдра невольно начинают двигаться, следуя за движениями его пальцев.

– Тебе нравится? – его грубый голос звучит слишком близко к моему лицу.

Я киваю, не открывая глаз, позволяя ощущениям захватить меня.

– Когда это делаешь ты, ощущения намного лучше, – говорю я ему, а затем вскрикиваю, когда один из его пальцев прикасается ниже и глубже.

– Что ты делаешь?

– Мне показалось, ты хочешь больших прикосновений.

Он хмурится носом мне в лицо. Я надавливаю на него, потому что нуждаюсь в его ласках, но мне нужно, чтобы он касался моего клитора.

– Ты испугалась?

– Нет, но мне больше нравятся те прикосновения, – говорю я, когда его пальцы обводят круг. – Это делает мне больно.

– Оно заставляет твоё влагалище испытывать болезненную жажду, – говорит он мне. – Когда-нибудь ты позволишь мне заполнить его для тебя.

Я не отвечаю. Мне не нужно это, потому что он ещё раз касается пальцем моего входа, а затем убирает руку. Я кладу свои пальцы поверх его, и понимаю, что чувствую себя слишком хорошо, чтобы открыть глаза и отказаться от этих ощущений. Чувствую, что теперь его большой палец работает над моим клитором, а другой его палец снова проталкивается глубже в меня, и задыхаюсь от этого погружения.

Я оседлала его руку.

Он бормочет что-то по-русски, и чувствую, как его рот прижимается к моему лбу.

Затем он, будто автомобиль, переключает передачу, и быстро нажимает большим пальцем на мой клитор. Его скорость так велика, что мне кажется, что он вибрирует, а эти движения синхронизированы с пальцем глубоко внутри меня.

Я никогда не испытывала таких потрясающих двойных ощущений.

Я прикусываю губу, и мои чувства с шумными стонами вырываются наружу, а руки судорожно хватаются за его рубашку. Не знаю, что мне нужно, но это слишком много. Это потрясающе и в два раза мощнее, чем всё, что я когда-либо испытывала, когда удовлетворяла себя саму.

– Стоп, стоп, – выдыхаю я, но сдавливаю его руки между бёдрами. – Василий, стой. Василий!

– Продолжай так называть меня по имени, Наоми.

– Василий, пожалуйста, – я тяну его за рубашку, практически прижимаюсь к нему, извиваясь под его рукой. – Мне нужно что-то большее, не так быстро, но больше. Ещё больше!

Но он продолжает надавливать на мой клитор и гладить пальцем внутри меня. Его не остановить, он движется всё быстрее.

И внезапно моё тело больше не справляется с этим. Я лопаюсь. Из горла вырывается тяжёлый захлёбывающийся стон, и моё тело сжимается. Я кончаю, кончаю, кончаю, бесконечно кончаю!

Чувствую, как меня разрывает радость, пальцы на ногах скручивает, а воздух выходит из лёгких. Я хватаю воздух ртом, как умирающая рыба, и хватаюсь за его рубашку.

Гипотезы? Разрушены.

Глава 13

Василий

Мы недвижимы. Я держу большой палец на её клиторе, три других пальца в её влагалище, а мои губы у неё на лбу. Это всё, что нас связывает, но я чувствую её везде. Её возбуждение просачивается в мои поры, пульсируя в моей крови и задевая каждое нервное окончание.

Она знает об этом? Понял ли её блестящий интеллектуальный, основанный на фактах ум, что она проникла в моё существо? Она не сирена, а богиня, которая может повелевать мной одним лишь властным взглядом. Я хочу спуститься вниз по кровати и целовать её ноги, ожидая команды. Она ведьма, а я её волк.

«Повелевай мной», – думаю я. – «Скажи, что мне делать».

Я ещё никогда не испытывал такого пьянеющего чувства, когда Наоми просила меня о большем. Она плохо знает своё тело и собственные оргазмы, чтобы понять, что боль – просто прелюдия к большому удовольствию.

Какого бы это было, заняться сексом с женщиной, не испытывая стыда? Почти слышал, как она говорила: «Лизни меня своим языком. Коснись меня своими пальцами. Нажми сильнее. Укуси меня. Трахни меня. Люби меня».

Люби меня? Не знаю, откуда взялась эта мысль, но это опасно. Любовь – нежная эмоция. А Василий Петрович не знает нежности. Он знает награды и наказания. Нежности нет места в моей жизни.

Я вытаскиваю пальцы и стискиваю зубы от её мягкого стона и её роскошной, нежной, гладкой возбуждённости, что издаёт звук. Сексуальный звук. Звук, от которого мой член жаждет её. С огромным усилием против её магнетической силы я откидываюсь назад.

Но я не могу перестать смотреть на её потрясающее тело и её розовые опухшие от прилива крови и недавнего возбуждения складочки. Они покрыты выделением её оргазма. У меня рот сводит от желания их попробовать. Я облизываю губы, представляя её смазку на своём языке. Этот образ будет преследовать меня. Когда я закрываю глаза, то вижу её лицо во время оргазма, слышу её горячие стоны, чувствую сжатие её влагалища вокруг моих пальцев.

– Значит, было хорошо? – хрипло выговариваю я.

– Да. Это было хорошо. Хотя «хорошо» неподходящий термин.

Чувствую, как изменяется выражение моего лица, пока она говорит.

– Нехорошо? Я почувствовал, как твоё тело взорвалось в моих руках. Ты откидывалась назад и содрогалась от экстаза.

– Содрогалась от экстаза – это подходит. Я согласна с твоим описанием. Взрыв был бы подходящим термином. Хотя мне показалось, что я разбилась на сотни маленьких кусочков, но это описание было бы неточным, ведь я всё ещё в одном месте. Но в конце, когда я сказала тебе остановиться, а ты отказался и продолжил давить большим пальцем... это ведь был твой большой палец?

Она почти не ждёт моего ответа.

– Когда ты давил своим пальцем, мне казалось, я теряю контроль. Поэтому я бы приняла термин «взорвалась в твоих руках», как приемлемое описание, – она выжидающе моргает. – Мы можем сделать это снова или твоим пальцам нужно восстановиться?

Я заставляю руки сжаться в кулаки, чтобы не упасть между её ног, и не молить о возможности прикоснуться к ней. Мне нужно дистанцироваться от неё, чтобы солгать.

– Да, моим пальцам нужно восстановиться.

– Я так и думала.

Она поджимает ноги и закручивается в маленький шарик.

– Они двигались очень быстро. Полагаю, они болят. Хотя никогда не думала, что пальцы могут болеть. Но ведь они сделаны из мышц, костей и сухожилий, а следовательно, будут страдать от тех же симптомов, что и другие части тела.

Её слова становятся сонными, пока она продолжает рассуждать об усталости разных частей тела. Быстро помыв руки, я накидываю на неё одеяло и сажусь в кресло у двери капитана, неохотно пристёгивая ремень. Будто тонкая полоска ткани и металлическая застёжка удержат меня подальше от Наоми.

Повернувшись к ней спиной, я закрываю лицо ладонью. Где мои цели? План состоял в том, чтобы найти Императора, заполучить «Мадонну», вернуться домой и получить полную власть над бандой «Петровичей», вернув мою сестру домой. Удовлетворить просьбу Достонеева о «Мадонне» я собирался после того, как предоставлю её совету. Но все планы срывает нахождение Наоми.

Напрягаю слух, чтобы расслышать звуки позади себя. И только, когда её дыхание успокаивается и замедляется в подтверждение сна, я позволяю себе расслабиться. Опускаю спинку кресла, глубоко опустившись в кремовую кожу. Мысленно я подмечаю, что креслу нужен ремонт.

Один за другим я пересматриваю список дел, которые нужно решить после посадки. Сначала позвонить в штаб-квартиру Братвы. Мне нужно узнать, когда и с кем последний раз говорил Алексей. Кому из членов ещё можно доверять? В глубине души я оплакивал потерю Алексея. Он был хорошим солдатом, способным понять приказ и выполнить его без лишнего контроля с моей стороны.

Возможно, стоит обратиться за помощью к Томасу. Я не доверяю ему, но мог бы заставить его думать, что считаю его ценным. Этого может быть достаточно, чтобы пробудить в нём нужную верность и сдержать Братву, пока я нахожусь на этом маленьком задании.

Сестре тоже нужно позвонить. Охранники Достонеева охраняют её, за последние годы я позволял себе минимум контактов с ней. Парни не знают, кого они охраняют. Они только знают, что им хорошо платят за защиту маленькой девочки. Женщины, поправляю я себя. Катя не любит, когда её называют девочкой, но я всё помню. Она была призраком девушки, когда я её отослал, то есть, когда притворился, что убил её, чтобы Елена Петрович не могла её схватить и использовать против меня.

Когда Кате было двенадцать лет, я не позволил подарить её мужчине. Для меня стала очевидной моя слабость, либо Катю убьют в качестве наказания за моё неподчинение, либо грязно используют. Я вызвался убить её сам, и в семнадцать лет заработал себе соответствующую репутацию. Другая женщина заподозрила бы мою уловку, но Елене льстила моя готовность убивать. Секс был предпочтительнее смерти. В конце концов, я сам выбрал этот путь. Секс над смертью. Но не для Кати. Я решил подчиниться Елене ради Кати, чтобы моей сестре не пришлось испытывать то же самое, что и мне, но в других руках.

Я сжёг её и триумфально доставил прах Елене. Я всё записал, чтобы Елена поверила в реальность происходящего. Одним поступком я укрепился, как лоялист, готовый на всё для Елены и Братвы. Для других мой поступок был отвратительным, но породил настоящий страх. Я стал Василием Петровичем – аморальным человеком, готовым убить даже родную сестру.

Но ничего из этого не было на самом деле. Я пошёл к Достонееву и обещал что угодно. Он пригласил волшебника, с которым при использовании дыма и зеркал, мы подделали смерть Кати. Сейчас она прячется, ожидая, когда я её освобожу. «Мадонну» нужно купить. Долги нужно отдавать.

Чтобы вернуть мою сестру.

Мне нужен список дел и обязанностей. В этом смысле я такой же странный, как Наоми. Наконец, я успокоенно вздыхаю и засыпаю. Полёт был долгим, я часто просыпаюсь, но снова заставляю себя спать. Моё тело нуждается в отдыхе, ведь в Риме меня ждёт охота. Пилот выходит, чтобы предупредить, что мы приземлимся через тридцать минут. Я поднимаюсь и киваю ему. С явным удовлетворением замечаю, что Наоми всё ещё спит. Я её измотал.

Пилот уходит, чтобы приступить к посадке, а я переодеваюсь в серый костюм из маленького шкафа. Там же находится форменное платье стюардессы и дорожная сумка. Эта одежда подойдёт Наоми намного больше, чем яркие туристические шмотки. Я открываю сумку, нахожу чистое нижнее бельё, брюки и белую блузку. Это подойдёт Наоми. Не хочу проносить украденный багаж через таможню. Пилот позаботится о нём в свой следующий полёт.

Ему, как и остальному персоналу, хорошо платят, чтобы чётко выполнять задачи, не задавая лишних вопросов. На полу также ожидают короткие полуботинки и кожаные лоферы четырнадцатого размера. Наблюдаю за телом Наоми, одиноко лежащим на кровати и наполовину прикрытым одеялом. Под ним она обнажена. Не могу остановить воспоминания о том, как сладко она бьётся в конвульсиях от моих пальцев, как хватает меня за плечи и называет по имени.

Я посильнее затягиваю узел галстука, чтобы вернуть своё внимание к более важным вопросам. Мой член не важен. Чувство её мягкого влагалища вокруг моей плоти неважно. Единственное, что важно, это «Мадонна».

Я решительно прерываю эти внутренние ведения и надеваю пиджак. Он, в отличие от рубашки и брюк, сидит свободно, что позволяет мне спрятать под ним пистолет.

Я летаю частными самолётами не потому, что слишком хорош для общественных авиалиний, а потому, что никуда не могу пойти без оружия в кобуре под мышкой и ножа на ноге. В портфеле в шкафу я нахожу ещё один пистолет, шесть магазинов и пачку наличных. Засовываю деньги в карман, так как мне придётся дать несколько взяток, когда мы прилетим.

Просматриваю брони, которые сделал из самолёта. Мы могли бы остановиться в туристическом месте на Виа деи Кондотти или вдоль Посольства Роу на Виа Витторио Венето. Но Хасслер находится на вершине холма, с которого видно большую часть Рима. Это самое безопасное место. Замечаю, что один из номеров выходит на Испанскую Лестницу. Идеально. Я смогу видеть, как приближаются враги.

– Наоми, – зову я, стоя в двух шагах от кровати.

Я не могу приблизиться ближе к её сетям. Уважаю её силу и знаю свои пределы.

Она поворачивается, и её сладкие груди колышутся в движении прежде, чем остановиться. Она воплощение искушения. Я отступаю. Она моргает, пока её взгляд не задерживается на мне. Меня, как всегда, поражает их яркий ясный цвет. Но также быстро её взгляд, встретившись с моим, скользит по моей щеке, а затем сосредотачивается на моём ухе.

– Пришло время просыпаться. Вставай, одевайся и составь мне список необходимого оборудования. Я хочу купить всё, чтобы достичь нашей цели и завершить дела.

Она поднимается и садится, а одеяло спускается ниже, открывая её бледный живот и идеальный пупок. Затем она откидывает простыни, оголяя идеальные ноги. Ах, боже, я этого не выдержу. Ухожу к своему креслу и пристёгиваюсь в смехотворной попытке сдержать себя. Я пойду на всё, чтобы контролировать себя. Цепляюсь за подлокотник, пытаясь найти силы, чтобы противостоять ей.

Я хрипло говорю ей.

– В шкафу есть одежда, надевай. Помни, что ты Карен Браун. Мы пара, впервые проводим вместе отпуск. Мы познакомились, когда ты училась в Санкт-Петербурге.

– А почему не в Москве? – спрашивает она, обнажённой прогуливаясь по самолёту.

Знает ли она, как это на меня влияет и делает ли это нарочно? Если так, я боготворю её ум, даже проклиная собственную слабость. Но учитывая её общее недоумение по многим вопросам, она, вероятно, не понимает, что её обнажённое тело настолько красиво, чтобы заставить человека пойти на преступление. Делаю глубокий вдох, стараясь успокоить своё возбуждающееся тело.

– В Санкт-Петербурге программы обучения для студентов из-за границы распространены шире. Многие считают его более культурным.

– А это не так? – она вытаскивает сумку с туалетными принадлежностями и продолжает одеваться.

Я закрываю глаза, чтобы не напасть на неё.

– Москва – сердце России. Санкт-Петербург – платье, которое мы надели, чтобы произвести впечатление на всех европейцев.

– А где твой дом?

– Банда «Петровича» контролирует Западный административный округ, один из двенадцати районов Москвы. Это на юго-западе от центра города.

– Ты всем им управляешь?

– Нет. В окрестности проживает более миллиона человек. Большинство из них законопослушные граждане. Их мы не контролируем. Мы их защищаем, – говорю я, потому что Братва сильна в обеспечении порядка. – Есть несколько членов городского совета, которые консультируются с нами, над ними стоит префект, а над ним мэр Москвы. Бюрократические связи хорошо развиты, ничего не случится без десятка согласований. А согласования можно пересматривать. Комитеты, которые контролируют и подрядчиков и кормят префектов, тоже должны получать своё. Поэтому люди приходят за помощью к нам. А мы можем её быстро предоставить. И вершить правосудие. Братва заботится и защищает тех, кто входит в окружение.

– А если не входишь в окружение?

– Тогда нужно искать кого-то ещё.

– Звучит, как большая головная боль. И тебе это нравится?

Я улыбаюсь, слыша недоверие в её голосе.

– Да.

Звуки её переодевания прекращаются, что заставляет меня открыть глаза. Но когда я вижу Наоми в простом платье цвета морской волны, которое подчёркивает каждый изгиб её тела, задаюсь вопросом, не должен ли выколоть себе глаза, ведь этот вид ещё сильнее влечёт меня к ней. Я скучаю по её светлым волосам, но брюнетка из неё получилась выдающаяся. Тёмный цвет волос контрастирует с её светлой кожей и углубляет цвет глаз. Я теряю голову от этой женщины. Хочу снова взять её на этой кровати, трахать её, пока не услышу восторженных криков.

Стискиваю зубы, чтобы взять себя в руки, и просматриваю документы, чтобы без проблем пройти таможенный контроль, передавая их ей.

– Мы приземлимся в аэропорту Чампино. Там нас ждёт арендованный автомобиль. Держи сумку в одной руке, а в другой паспорт. Они поставят в нём штамп. Иди прямо к арендованному автомобилю. Не говори без необходимости. Теперь повтори мне моё имя.

Она закатывает глаза, будто чертовски устала от меня.

– Дмитрий Лужков. Мы познакомились в Санкт-Петербурге, когда я была в Летнем саду в Русском музее. Ты прогуливался с матерью и любовался статуями, а я фотографировала берега Невы.

– Очень хорошо.

– Я гений. Мне не нужно повторять дважды.

– Тогда у тебя не должно быть никаких проблем. Следуй моим указаниям, когда мы приземлимся.

Глава 14

Наоми

Я запоминаю все детали, которые выдал Василий о наших «отношениях». Но он забыл кое-что о людях с синдромом Аспрегера. Мы легко отвлекаемся. И нам не нравятся новые места. Аэропорт Чампино переполнен людьми, спешащими со своими сумками, как муравьи на пикнике. Я напугана толпой и незнанием аэропорта. Он кажется таким большим и чужим. С этим я плохо справляюсь. Мне нравятся удобные и знакомые вещи.

Тем не менее, я справляюсь и стараюсь не отвлекаться. Я следую за Василием, то есть за Дмитрием, и за его широкими плечами, которые расталкивают толпу. Мы стоим в очереди на таможню. Он не разговаривает со мной, что прекрасно. Я слишком перегружена происходящим вокруг, чтобы вести умный разговор. Я напеваю песенку про паучка, но здесь так шумно, что едва себя слышу.

«Не волнуйся, Наоми», – говорю я себе. – «Ты же не хочешь сделать Василия несчастным».

Это правда, не хочу. Я всё ещё окутана тёплыми чувствами к нему, потому что он дал мне оргазм в самолёте. Хочу ещё один, когда мы приедем в отель, а если он будет раздражён, вряд ли мне удастся его убедить. Думаю об оргазмах, когда Василий/Дмитрий подаёт свой паспорт. Человек с печатью говорит с ним. Василий/Дмитрий что-то отвечает. Они смеются. Печать в его паспорте, он движется дальше. Я подхожу к месту, где он только что стоял, протягиваю паспорт и жду. Рядом кричит ребёнок, и мои нервы, взрываясь, трещат.