Текст книги "Белая книга призраков (ЛП)"

Автор книги: Джесси Миддлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

III

   Первый вечер, проведенный мною в Килман Кастле, был очень приятным. Мы с Бетти болтали о старых временах, пока мой хозяин не перешел от пассивного сдерживания зевоты (что ему плохо удавалось), к более активным мерам, сказав довольно сурово:

   – Бетти, Кеннет почти не спал прошлой ночью, так что сегодня нам следует уложить его пораньше. Уже поздно – половина двенадцатого. Слышишь собак?

   Как только он это сказал, раздался шумный лай многих собак, что называется, «на все голоса»; поднявшись до крещендо гнева, вызванного страхом, а затем стихнув в крещендо собачьего горя.

   Большая шотландская борзая, которую звали Оскар, лежавшая на овчинном коврике в холле, добавила длинную, глубокую страдальческую ноту к общей мелодии.

   – Собаки увидели луну? – спросил я. – Что за странный шум они устроили!

   – Сегодня луны нет, – ответил О'Коннолл. – Но здешние собаки всегда так поступают. Это одна из мелочей, которым не стоит искать объяснения. Они безошибочно отмечают половину двенадцатого, так что мы можем устанавливать по ним часы.

   – Возможно, всему виной какая-то тень? – предположил я.

   – Я тоже так подумал, и мы переселили их на другую сторону дома, но все осталось по-прежнему. Не нужно спрашивать об этом Бетти, а то она всю ночь станет рассказывать тебе какую-нибудь дурацкую историю о привидениях. А теперь, Бетти, может быть, нам всем лечь спать? Не хочешь ли виски с содовой, Гордон, прежде чем лечь?

   Пока мы пили местное вино, я спросил О'Коннолла, не знает ли он какой-нибудь истории о привидениях, связанной с замком.

   Он с любопытством взглянул на меня и рассмеялся.

   – Привидении? У нас их тут пара дюжин, или даже больше, дорогой друг. Но, конечно же, вы не верите в подобную чепуху?

   Я улыбнулся.

   Мой хозяин продолжал.

   – Я прожил здесь всю свою жизнь, часто – совсем один, и ни разу не видел ничего, что не мог бы объяснить естественными причинами, – электричеством, знаешь ли, и все такое. Конечно, шумов хватает, но какой старый дом свободен от них? По большей части, это всего лишь крысы. Причиной призраков, которые здесь появляются, обычно служит вот это, – он постучал по бутылке. – Слуги выпивают. У нас имеется старая кухарка, которая постоянно что-нибудь видит, но за ее омлеты ей можно простить все ее грехи. Если что-то и выводит меня из себя, так это, когда люди в этом доме начинают говорить о духах и призраках.

   – А что об этом думает Бетти? Неужели она прислушивается к подобным глупостям? Я мог бы поклясться, что она – единственная женщина в мире, которая этого не делает.

   Мой хозяин сердито затянулся трубкой и выпустил клуб дыма, прежде чем ответить.

   – В прошлом году у нее в голове поселились тараканы, и с тех пор она стала пугливой, как кошка. Это очень плохо; я сам всегда думал, что она обладает здравым смыслом, – поэтому я на ней и женился. – Это было произнесено с полным пренебрежением к любой сентиментальности. – Совсем недавно она попыталась уговорить меня покинуть замок на месяц, поскольку, как говорят, именно в ноябре здесь наиболее часто случаются какие-то таинственные проявления; хотя, скорее всего, это обусловлено самыми темными ночами! Бетти скорее умрет, чем поднимется наверх ночью одна. Это ее пугает; и мне бы хотелось, чтобы ты снова наставил ее на путь истинный.

   Я ни на мгновение не поверил, будто Бетти и в самом деле боится. Она, несомненно, сыграла с мужем какую-то шутку. Поэтому я решил быть осмотрительнее, поскольку в прошлом моя кузина иногда позволяла себе всякие детские розыгрыши.

   Мы поднялись по широкой дубовой лестнице в одно из крыльев, а затем, по галерее, вышли в коридор.

   Забавная маленькая дверца в стене, высотой примерно мне по плечи, возбудила мое любопытство, и Морис О'Коннолл, воспользовавшись своими шестью футами и несколькими дюймами, распахнул ее, чтобы показать мне узкую винтовую лестницу, скрывавшуюся за ней. Порыв холодного воздуха едва не погасил свечи, и он поспешно закрыл дверь, показавшуюся мне очень массивной.

   – Она обита железом, – объяснил Морис. – Во время восстания девяносто восьмого года наша семья, да и все протестанты со всей округи укрылись там. Однако я не стану пересказывать вам все наши легенды. У моей жены это получается лучше; если она не знает подходящей, она тут же придумывает ее на ходу.

   Возведя таким образом клевету на правдивость Бетти, он показал мне мою комнату и, убедившись, что у меня имеется все необходимое, пожелал мне спокойной ночи и удалился. Комната была длинной и узкой, с камином в углу. Пол – из полированного тополя, на нем лежала пара ковриков. К своему удовольствию, я увидел вместо обычной кровати с тяжелыми занавесями, – вполне в духе дома, – кровать современного изготовления с плетеным матрасом.

   Я запер дверь на ключ, чтобы уберечься от привидений, – или шутников, – и начал неторопливо раздеваться, как вдруг услышал чье-то тяжелое дыхание.

   – Эге! – подумал я. – А вот и нетерпеливый дух, явившийся поддержать честь дома!

   Затем мне вспомнились слова О'Коннолла о слугах и выпивке. Ужас! Еще не хватало, чтобы это оказалась кухарка!

   Я прислушался; тяжелое дыхание явственно доносилось из-под кровати.

   Схватив кочергу, я яростно взмахнул ею и потребовал, чтобы скрывающийся там вылез.

   Раздался шум, и оттуда выползла толстая пожилая фокстерьерша, продемонстрировав в извиняющейся улыбке несколько оставшихся передних зубов, с раболепной приветливостью помахивая хвостом.

   Поскольку старушка казалась милой представительницей своей породы и, по-видимому, была недавно вымыта карболовым мылом, я решил позволить ей побыть моей гостьей на эту ночь, даже если она заявилась без приглашения. Поэтому я бросил на пол плед, и она принялась устраивать себе постель в углу у камина, почесываясь и поворачиваясь вокруг самое себя; наконец, удовлетворенно хмыкнув, свернулась калачиком, с наглым бесстыдством наблюдая за моими туалетными делами и виляя хвостом всякий раз, когда ловила мой взгляд.

   Я положил коробку спичек и поставил свечу у своей постели, и вскоре заснул; последним моим воспоминанием было прерывистое дыхание собаки; меня охватило блаженное беспамятство без сновидений.

   Совершенно неожиданно я был разбужен холодным носом, прижатым к моей щеке, и двумя передними лапами с длинными когтями, яростно царапавшимися в попытке забраться на мою постель; через некоторое время я обнаружил, что мой друг фокстерьерша стоит у меня на груди, сильно дрожа и жалобно поскуливая.

   – Ах ты, неблагодарная маленькая скотина, – сердито сказал я, отнюдь не нежно сталкивая ее на пол, но через мгновение она уже встала и изо всех сил пыталась забраться ко мне под одеяло.

   – Даже не думай, – сказал я, снова ее спихивая. В комнате было совсем темно, а поскольку, когда я ложился, огонь пылал довольно ярко, то я решил, что проспал довольно долго.

   Совершенно взбешенный, когда собака попыталась забраться в мою кровать в третий раз, я опять грубо столкнул ее на пол, и на этот раз услышал, как она забилась под нее, в самый дальний угол, и сидит там, дрожа так сильно, что сотрясалась кровать.

   К этому времени я окончательно проснулся и, испугавшись, что причинил собаке боль, поднял руку и щелкнул пальцами, чтобы позвать ее и приласкать.

   Внезапно, моя рука коснулась другой, мягкой, прохладной, с температурой, заметно ниже моей собственной плоти.

   Сказать, что я был удивлен, значит не сказать ничего! Через несколько секунд, другая рука отпустила мою, и почти одновременно я услышал тяжелое скольжение, как если бы в ногах кровати на пол упало большое тело. Затем, в абсолютной тишине комнаты, раздался глубокий человеческий стон и едва различимые слова, как кажется, молитвы.

   Голос, – если это можно было назвать голосом, – снова перешел на стон; собака под моей кроватью издала резкий, хриплый лай, принялась кусать и царапать деревянные панели. Убежденный, что какой-то шутник проник неизвестным образом в мою комнату, я чиркнул спичкой и зажег свечу, а затем вскочил с постели и крикнул: «Кто там? Что это?»

   Я на мгновение зажмурился от внезапного света, а когда открыл глаза и взглянул на то место, откуда раздавался стон, то никого там не увидел.

   Комната была абсолютно пуста и находилась в точно таком состоянии, в каком была, когда я ложился спать. Все было в полном порядке, ничего не сдвинуто; я не заметил ничего, что могло бы объяснить слышанный мною шум.

   Я попробовал открыть дверь. Она по-прежнему была заперта. Я осмотрел стены, – они были окрашены, а не оклеены обоями, – осмотрел всю мебель и, наконец, опустившись на колени в ногах кровати, поднял свечу и заглянул под нее.

   В углу затаился фокстерьер, но больше ничего не было видно. Отполированые доски отражали свет моей свечи; совершенно озадаченный, я поднялся, но при этом ощутил, что рука, которой я опирался в пол, была влажной.

   Я поднес ладонь к свету и увидел, что кончики моих пальцев покрыты пятнами, напоминающими кровь, и, отвернув ковер, обнаружил темное пятно, простиравшееся в одну сторону на два фута и на три-четыре – в другую.

   Я инстинктивно взглянул на потолок, но на его побеленной поверхности не было заметно никаких следов. Сверху ничего капать не могло. Пятно было влажным, но не мокрым; а на ощупь – теплым, словно жидкость, что бы она собой ни представляла, была пролита совсем недавно. Я снова осмотрел кончики своих пальцев. Пятна, повторяю, были очень похожи на кровь. Я поспешно смыл их в тазу, а затем еще раз внимательно осмотрел комнату.

   Ставни были закрыты, дверь – заперта, шкафов в стенах не имелось, в камине все еще горел огонь. Я осторожно простучал стены и не обнаружил ни малейшего намека на какую-либо пустоту или потайную дверь; но, когда я это сделал, мой здравый смысл возмутился моей собственной глупостью, – панели выглядели так, что не могли скрывать ничего тайного.

   Но если надо мной сыграли злую шутку, то куда делся шутник?

   Одно из возможных объяснений я с негодованием отверг, поскольку знал: я бодрствую и нахожусь в здравом рассудке, – и вовсе не являюсь жертвой бреда или кошмара наяву.

   С минуту я раздумывал, не записать ли мне в подробностях то, что случилось, но тут у меня в голове промелькнула вполне здравая мысль. Я взглянул на часы и обнаружил, что уже почти три. Лучше было согреть дрожащие руки и ноги в постели, чем продолжать мерзнуть, записывая то, во что никто не поверит, потому что, в конце концов, я ничего не видел, а кто в состоянии поверить стонам и шепоту без каких-либо доказательств? Упоминание фокстерьера в столь важном документе нисколько не придаст ему важности в глазах Общества, исследующего оккультные явления.

   Поэтому я опять забрался в свое гнездышко, сначала выманив собаку из ее угла и, желая иметь себе компанию, пусть даже и в лице маленькой зверушки, взял ее к себе в постель.

   На некоторое время я оставил свечу гореть; затем, поскольку не было слышно никаких звуков, я потушил ее, призвал бога сна, уснул и проспал до самого утра, не будучи никем и ничем потревожен.

   Наутро, закончив одеваться, я откинул коврик в ногах кровати, сгорая от любопытства увидеть, что там такое. Действительно, я обнаружил темное пятно, то самое, какое видел ночью, с той только разницей, что оно уже не было мокрым, а таким, словно высохло давным-давно.

IV

   В тот день должна была состояться охота, и, кроме нас, О'Коннелл ожидал прибытия нескольких соседей и офицеров из ближнего гарнизона. Бетти отвела меня в сторонку и сказала, что ее подруга «с ямочками и приданым» также должна приехать; я должен действовать решительно и не позволить «дорогому» капитану Эдеру целиком завладеть вниманием молодой женщины, а «брать быка за рога и побеждать».

   Мисс Димплс, – так я буду именовать девицу, чьи прелести Бетти обрисовала столь яркими красками, – приехала вместе с «дорогим» капитаном Эдером, – высоким темноволосым головорезом, подло опередившим меня в борьбе за внимание юной леди. Я обнаружил, что он является всеобщим любимцем; О'Коннолл охарактеризовал его как «одного из немногих порядочных солдат», ему известных, в то время как Бетти... Бетти была в его отношении просто безжалостна!

   Нас с Эдером проводили в такое место, где, к своей великой радости, я утер ему нос вальдшнепом. Он, правда, добыл два длинных хвоста, которых я необъяснимым образом не заметил, но все знают, насколько вальдшнеп ценнее фазана.

   Мы отлично поохотились, и настреляли много птиц, водившихся в окрестностях в изобилии. Что же касается кроликов, то их было здесь еще больше, чем птиц.

   Бетти и девица с ямочками на щеках пообедали с нами, а после обеда мы снова отправились на охоту. Мисс Димплс отказалась от моего общества в пользу капитана Эдера, и Бетти стало меня жалко.

   – Кеннет, ты хорошо спал... прошлой ночью? – с волнением спросила она, когда мы шли рядом.

   – А ты думаешь, что-то могло мне помешать? – ответил я, пристально глядя на нее. – Разумеется, я спал хорошо. И, тем не менее, если это удобно, нельзя ли мне перебраться в комнату, выходящую на запад? Моя теперешняя комната выходит окнами на восток, а мне это никогда особенно не нравилось.

   – Значит, ты что-то видел, – тихо сказала она.

   – Ничего, – беззаботно ответил я.

   – Не пытайся меня обмануть, Кеннет, я знаю тебя так хорошо, что тебе это не удастся.

   – Честное индийское, Бетти, я не видел никакого, даже самого маленького духа. – Я говорил с улыбкой, до ночи было еще далеко. – Но, сказать по правде, мне показалось, я раз или два слышал что-то вроде стона, и хотя, вероятно, это было всего лишь плодом моего воображения, я предпочел бы больше не слышать ничего подобного. Кстати, существует ли какая-нибудь история, связанная с этой комнатой, с пятном на полу?

   Я видел, как она покраснела под моим пристальным взглядом.

   – Значит, Морис тебе ничего не сказал?

   Я покачал головой.

   – Видишь ли, на эту комнату жаловались и до тебя; на самом деле, мы никого в нее не помещаем. Эта комната называется «грязная дыра»; говорят, что пятно на полу, – это кровь человека, которого ударил ножом его брат. Два О'Коннолла поссорились из-за владения замком и подрались, и умирающий брат проклял другого, вознеся молитву, чтобы ни один из старших сыновей не унаследовал его напрямую от своего отца. Морис унаследовал его от своего деда, хотя у него был старший брат. Я верю, что проклятие действует. Комната была заброшена в течение пятнадцати лет или даже больше, когда мы решили привести ее в порядок. Пятно несколько раз удаляли, но каждый раз, через несколько часов, оно проступает снова, и никто не знает, отчего это происходит. Морис не верит ни одной из этих историй, потому что слышал их за свою жизнь великое множество. Он считает, что один человек рассказывает историю другому, и они, придя в соответствующее состояние, конечно же, воображают, что видят призраков. Поэтому, когда ты приехал, он настоял на том, чтобы тебя поместили туда, поскольку, по его мнению, ты не веришь ни в какую чепуху, и мы сможем доказать, что все эти истории – глупые выдумки.

   Не знаю, оценил ли я тогда в полной мере добрый эксперимент О'Коннелла за мой счет. Однако сказал Бетти, что он был совершенно прав, поскольку лучшего человека, чтобы развеять фантазии о призраках, не найти.

   – Я распоряжусь, чтобы тебя переселили сегодня же вечером, – продолжала моя кузина. – Только не рассказывай мне, что видел, – я сделал протестующее движение, – или слышал, потому что, Кеннетт, – не смейся надо мной, я сама ненавижу себя за свою глупость, – я часто нервничаю сильнее, чем могу это выразить словами.

   – Ты нервничаешь, Бетти! Мне стыдно за тебя! Что с тобой произошло?

   Она перебила меня.

   – Я не могу этого объяснить. Единственное описание того, что хоть отдаленно напоминает мои чувства, имеется где-то в Библии; там говорится о том, что сердце человека становится водой. Я никогда прежде не испытывала ни малейшего страха, приезжая сюда, хотя, конечно, слышала всевозможные истории, и у меня были бесконечные неприятности со слугами, которые могли уйти в любой момент, напуганные до судорог. Когда люди, живущие здесь, говорили, будто что-то видели, я только смеялась и заявляла, что это просто чепуха, и хотя мы постоянно слышали ничем не объяснимые звуки, – звон цепей от входной двери по лестнице и по галерее, шаги, вздохи, крики, шорохи, стуки, – они никогда не пугали меня. Даже когда внезапно вспыхивали огни, а на стенах появлялись языки пламени и огненные буквы, – мы видели их, только Морис не желал в этом признаваться, – мне было только любопытно и досадно, потому что я не могла правдоподобно объяснить себе их появление. Но, Кеннетт, год назад, в ноябре прошлого года, я увидела это, и с тех пор больше никогда не чувствовала себя, как прежде, и никогда больше не буду чувствовать.

   – Ноябрь – сезон, когда ваше общество духов наиболее активно? – легкомысленно спросил я, пытаясь ободрить бледную, очень серьезную Бетти.

   – Да, почти все истории случились в этом месяце, хотя странности происходят в течение всего года. Именно в ноябре, как говорят, видели мертвых марширующих солдат.

   – Да у вас здесь, похоже, целый склад привидений.

   – Их очень много, и я не помню всех, но постараюсь вспомнить хотя бы тех, кого видели за последние шесть лет. Во-первых, конечно, есть баньши. Она появляется на террасе и предвещает смерть в семье. Есть еще призрак графа Десмонда, завывающий в дымоходе, где он прятался и умер от удушья. Монах в сутане с капюшоном входит в одно окно и выходит в другое, в доме священника; это крыло за синей комнатой, в которой теперь расположена моя спальня. Насколько мне известно, его видели три человека, – не слуги, потому что их истории многочисленны и не стоят выеденного яйца. Затем, является маленький старичок в коротком зеленом сюртуке, бриджах до колен, чулках и ярких пряжках на башмаках, держащий в руке кожаную сумку. Его видела едва ли не дюжина свидетелей. Иногда он один, иногда его сопровождает маленькая старушка, под стать ему, с худыми руками, в длинных черных перчатках, в старомодном платье и высоком головном уборе, – так ее описывают. Их видела моя мать; или третья фигура – старик, одетый как священник, с хитрым выражением лица. Она видела всех троих вместе несколько раз.

   – Эти призраки наносят вам какой-нибудь вред, разговаривают с вами, или что-нибудь в таком роде?

   – Зеленый старик пытается заговорить с людьми, но еще никто не набрался храбрости взять у него интервью. В доме священника, кроме того, появляется дородный человек в грубой одежде, похожий на крестьянина; он поднимает тяжелую бочку наверх по задней лестнице флигеля, рядом со спальнями прислуги, а затем позволяет ей скатиться вниз со страшным шумом.

   Я от души посмеялся над этим призраком, а Бетти, тем временем, продолжала.

   – Затем, появляется еще женщина в обносках, с красным платком на лице; она дважды вскрикивает и исчезает. На той же лестнице, что и мужчина с бочкой. Их видели бесчисленные слуги, и...

   – Моя дорогая Бетти, ты хочешь сказать, что веришь этим бабушкиным сказкам?

   – Не знаю, – честно призналась она. – Я ничего против этого не имею. Я рассказываю тебе все это потому, что пытаюсь сообщить полный список всех, кто, как говорят, появлялся в Кастле, с тех пор как я вышла замуж и живу здесь.

   – Продолжай, моя дорогая.

   – Еще, – продолжала Бетти, – появляется высокая темноволосая женщина в шелковом историческом платье алого цвета, которое шуршит. Она бродит по голубой комнате, всегда использовавшейся как детская, и рыдает в ногах детских кроватей. Ее видели наша последняя няня и две-три служанки. Говорят, эту несчастную похитил один из О'Конноллов, и вскоре после того, как ее привезли в замок, у нее родился ребенок, которого О'Коннолл пригрозил убить, если она не выйдет за него замуж, а когда она дала согласие, он заколол ребенка у нее на глазах, сказав, что не может заботиться о ней и ребенке одновременно. На следующий день ее нашли мертвой, – она покончила с собой тем самым ножом, каким был убит ее ребенок.

   – Какими милыми, благородными манерами отличались О'Коннеллы!

   – Это были просто разбойники, грабившие и убивавшие без малейших угрызений совести, – сказала Бетти. – На галерее разыгрывается сцена, которую однажды видела я сама, а кроме меня еще несколько человек в прошедшие времена. Когда-то два О'Коннолла влюбились в одну и ту же девушку. Они пытались похитить ее, и, наконец, одному из них это удалось. Другой брат, вернувшись в замок в ярости от постигшего его разочарования, обнаружил девушку в его стенах. Между братьями вспыхнула жестокая ссора; девушка выбежала из комнаты, в которой они находились, все трое, и с криком побежала по галерее. – Пусть она достанется тому, кто ее поймает! – крикнул один из братьев, когда они оба бросились вдогонку. Похититель поймал ее первым и с торжествуюшим возгласом поднял на руки.

   – Можешь оставить ее себе! – воскликнул его брат, но, говоря это, выхватил меч и пронзил ее.

   Эта сцена до сих пор повторяется в галерее.

   Бетти с большим воодушевлением поведала мне эту милую легенду.

   – Ах, – воскликнул я, – скажи, что это происходит в голубом свете. Эта история – ничто, без голубого света.

   – Не знаю, есть ли там голубой свет, – ответила она. – Но замок на какое-то время освещается, когда возникает эта сцена. Я сама это видела – один раз.

   – Каким образом это случилось? Когда?

   – Мы возвращались с охоты, две девушки, остановившиеся здесь, и я. Мы сильно припозднились, было так темно, что мне пришлось вести лошадь в поводу. Когда мы оказались в пределах видимости замка, я увидела желтый свет, пробивающийся сквозь щели ставен во флигеле и из холла. Конечно, вся остальная часть была погружена во тьму. Совершенно неожиданно из всех окон замка, а также часовни, хлынул ослепительный поток белого света. Я едва успела воскликнуть: «Вы только посмотрите!», как он погас так же внезапно, как вспыхнул.

   – Кто-то осматривал замок с фонарем или чем-то еще, – рискнул предположить я.

   – Никто не осмелится подняться по винтовой лестнице в часовню в такой час, уверяю тебя! Кроме того, мне неизвестно, что могло бы стать причиной такого яркого света, кроме электричества.

   – Возможно, вспышка молнии.

   – Я и не ожидала, что кто-то мне поверит. Я видела, и это все, что я могу сказать.

   – Ты пыталась найти этому объяснение?

   – Конечно, – сердито ответила моя кузина. – Думаешь, мне нравится, если такие вещи происходят в месте, где я намереваюсь жить до конца моей земной жизни, а мои дети – после меня? Извини, Кеннет, я вовсе не собиралась на тебя набрасываться, – с сожалением произнесла она. – Но когда люди говорят так, будто думают, что человек из кожи вон лезет, лишь бы придумать вещи, которые только мешают жить, меня это раздражает. Я никогда не рассказываю эти истории, потому что люди в них попросту не верят, а если и верят, то приписывают в лучшем случае разыгравшейся фантазии, а в худшем – слабоумию.

   – Бетти, ты знаешь, что я...

   – Ты – «Кеннет», а не «люди». Но вернемся к призракам. Появляется что-то массивное, которое ложится на кровати, храпит, и люди ощущают тяжесть огромного тела, давящего на них, в комнате, в доме священника, но ничего не видят. Никто, насколько мне известно, не видел того, кто делает это, – только слышал и чувствовал. Есть еще что-то, что видят очень маленькие дети, кошки и собаки, но больше никто. К счастью, когда дети подрастают, они, кажется, теряют способность видеть это. Мои дети видели это, когда были совсем маленькими и еще не умели говорить; у них начинались судороги. Мои кошки пугаются, шипят, царапаются и мечутся по занавескам; а собаки – о! – всего за день или два до твоего приезда мы с Морисом сидели в курительной комнате с четырьмя или пятью собаками, и вдруг все они, разом, с бешеным лаем бросились в прихожую. А затем, так же разом, бросились назад, ощетинившись и поджав хвосты, выглядя очень испуганными, – и старый Оскар был среди них. Морис выбежал, но ничего не увидел, однако никакие уговоры не могли заставить собак снова выйти; они забрались под кресла и диваны, дрожа и отказываясь вылезать.

   – Твой муж не пытался с этим разобраться?

   – Нет. Это, пожалуй, все призраки, которых я помню в доме. Снаружи их еще больше. На самом деле, я ничуть не удивлена, потому что округа – настоящий Армагеддон. Нельзя начать копать, чтобы не обнаружить в изобилии черепа и кости.

   – Почему бы вам не сдать это место людям, интересующимся оккультными явлениями? – предложил я. – С таким очаровательным ассортиментом привидений они согласились бы арендовать его за любую цену.

   – Мне бы хотелось, чтобы Морис это сделал, – ответила Бетти, – или чтобы кто-нибудь приехал сюда и все выяснил. Но, подобно всем ирландцам, он обожает каждый камень и травинку, которые принадлежат ему, и не хочет слышать о том, что в этом месте присутствует что-то сверхъестественное. Однажды одна моя знакомая захотела прислать пастора с книгой, колокольчиком и свечой, чтобы «изгнать» привидение, которое она видела, и Морис пришел в ярость; а когда я предложила пригласить одного своего знакомого, который очень хорошо разбирается в подобных вещах, он и слышать об этом не захотел. Он так сердится на деревенских жителей, когда те отказываются прийти сюда после наступления темноты и говорят, что здесь «мрачно», то есть плохо. Что касается меня, то он думает, что я быстро становлюсь пригодной для ближайшего сумасшедшего дома, потому что я прихожу в ужас от одной только мысли, что увижу это снова.

   – Ты не могла бы рассказать мне, что видела своими глазами? О'Коннолл сказал, что ты чего-то сильно испугалась.

   – Если хочешь, я расскажу тебе, Кеннет, но, конечно, ты найдешь этому какое-нибудь правдоподобное и совершенно невозможное «естественное» объяснение. Но я и не жду, что ты поверишь хоть одному моему слову.

   – В ноябре прошлого года мы устраивали здесь охоту; среди прочих присутствовали моя сестра Грейс и один из моих братьев – милый старина Тед. Так вот, мы весь день бродили наравне с мужчинами, так что все устали и рано легли спать. Я обошла комнаты девочек, затем надела халат и причесалась, после чего отослала служанку спать. Мы с Морисом были единственными обитателями Красного крыла, рядом с комнатой, в которой ты спал прошлой ночью, и больше никого по ту сторону башни не было. Я услышала шум в холле, вышла на лестничную площадку, прошла по галерее и огляделась. Я увидела Мориса, который сам тушил лампы. В руке он держал зажженную свечу и, по-видимому, собирался лечь спать.

   – Морис, – окликнула я его, – принеси мне, пожалуйста, из гостиной последний номер «Современного обозрения». Я хочу прочитать в нем одну статью.

   – Ладно, – крикнул он в ответ, – я как раз иду спать.

   Морис оставил гореть одну лампу и прошел в гостиную, а я, облокотившись на угол балюстрады галереи, ждала, когда он вернется. Помнится, я размышляла о том, чем бы заняться на следующий день, отправляясь на охоту с мистером Блейкни.

   Внезапно две руки легли мне на плечи. Я резко обернулась и увидела, так же ясно, как вижу сейчас тебя, серое «нечто», стоящее в паре футов от меня, с поднятыми вверх согнутыми руками, словно проклиная меня. Я не могу описать словами, насколько ужасным было это «нечто», сама его неопределенность делала страшное видение еще более ужасным. По форме это был человек, ростом немного ниже меня; я могла различить только очертания больших черных дыр, похожих на глаза и резкие черты лица; но вся остальная фигура, – голова, лицо, руки и все остальное, – была каким-то грязным, синевато-серым туманом, по виду напоминая обыкновенную вату. Но, ах! как зловеще, отвратительно и просто дьявольски! Мои друзья, сведущие в оккультных вещах, говорят: это было то, что они называют элементалем.

   Мой язык прилип к нёбу, я почувствовала, как каждый волосок на моей голове отделился и зашевелился. Затем чары рассеялись.

   Я повернулась – к счастью, наружу – на открытую галерею, и с криком помчалась по коридору, вниз по лестнице, через коридор в дом священника, где спала моя сестра. Оказавшись в ее комнате, я чуть не упала в обморок, но, взяв себя в руки, сумела заставить мужа и брата, которые, услышав крики, бросились на помощь, понять, что в галерее есть «нечто», напугавшее меня. Они отправились туда и тщательно все обыскали, но ничего не нашли. Мой брат видел это всего одно мгновение, и ты знаешь, что он умер. Говорят, что видеть это – очень плохой знак.

   Бетти на мгновение прервалась, чтобы вытереть глаза, а затем продолжила.

   – Вскоре я пришла в себя, и, хотя мои зубы не переставали стучать в течение получаса, спокойно рассказала им о том, что видела. Морис тогда ужасно испугался, но теперь он заявляет, что у меня случилась истерика, потому что на спину мне прыгнула кошка.

   Бетти совсем побледнела, рассказывая о своем приключении, но сумела улыбнуться, произнеся слово «истерика».

   – Наверное, это был какой-то фокус, Бетти!

   – Кто мог разыграть меня, или кто мог быть в этой части дома? Я допускаю, что, возможно, какой-то неизвестный мне враг придумал превосходный план, чтобы припугнуть меня, но это маловероятно; я видело это... Ах! что толку говорить? Одно я знаю точно: если я когда-нибудь встречу это снова, то сойду с ума или умру в ту же минуту. Не имея никакого желания оказаться в сумасшедшем доме, я принимаю все меры предосторожности, чтобы предотвратить такую возможность. Я перебралась из этого крыла дома, оставив комнаты для таких сильных духом людей, как ты. Кроме того, я заставляю горничную сидеть в моей комнате, пока не приходит Морис. Ну вот, Кеннет, я тебя предупреждала; ты, конечно же, теперь считаешь меня полной дурой... но, Кеннет, если бы ты только видел это!

   – Можешь быть уверена, Бетти, если я увижу эту вату, то всажу в нее пулю калибра 450, и пусть шутник пожалеет самого себя. Это все, что я могу сказать.

   Я действительно намеревался поступить именно так.

   Наш разговор перешел к другим темам, и к тому времени, когда сгущающиеся сумерки отправили нас в дом пить чай с горячими пирожками, я уже не думал о сонме призраков, о котором рассказала мне моя кузина.

   Бетти и «дорогой» капитан Эдер, оставшийся ночевать в замке, сидели после чая на каминном табурете перед очагом, лениво о чем-то сплетничая, так что мисс Димплс вынуждена была, за неимением лучшей компании, уделить немного внимания мне, и к тому времени, когда прозвучал гонг, мы обсуждали то, что интересовало нас обоих, достигнув этой интересной точки разговора с помощью хроматической гаммы танцев, охоты, стрельбы, пьес, книг, религиозных верований (мисс Димплс стала бы агрессивным агностиком, если бы знала, как этого достичь), видений, телепатии, и хиромантии (мисс Димплс предсказала мне судьбу, сделав забавную запись, основанную на романах известного военного писателя); мы согласились, что темы не были должным образом обсуждены и решили при первой возможности продолжить.