Текст книги "Серая книга призраков (ЛП)"

Автор книги: Джесси Миддлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

   Те поспешили ему на помощь, в том числе и тот, кто недавно в запальчивости дал клятву. Он не успел добежать до фермы, как вдруг, не издав не звука, упал мертвым.

   Причина заключалась в болезни сердца, и никак не была связана с данной им клятвой, поскольку фермер, естественно, никому о ссоре с несчастным каменщиком не рассказал.

   Время шло, дом с камином был закончен. Первыми, кто в нем поселились, были дедушка и бабушка миссис Мозер; в комнате с камином они устроили спальню.

   Едва они в нем расположились, их, по ночам, стали беспокоить таинственные звуки. Каждый раз они слышали звон мастерка каменщика и постукивание деревянной ручки о кирпичи. В ночной тишине они отчетливо различали в спальне звуки, сопровождающие работу каменщика – соскабливание раствора, укладывание кирпичей на место и, конечно, ужасный скрежет шпателя.

   Напуганные до полусмерти, они боялись зажечь свет и посмотреть, в чем дело, но однажды ночью шум стал таким громким и ужасным, что они не смогли его вынести. Однако прежде чем свеча была зажжена, они оба отчетливо увидели стоящего у камина человека, в одежде каменщика, усердно занимающегося своей работой. Бабушка миссис Мозер громко закричала, фигура повернулась в ее сторону, а затем исчезла. Встревоженые, старики поднялись и обыскали дом, но никого не нашли; входная дверь, как обычно, была заперта; но они были слишком взволнованы, чтобы уснуть, и бодрствовали до утра.

   В оставшееся время их никто не потревожил. На следующий день они рассказали о случившемся соседям: о человеке, пришедшем из деревни, которого они никогда прежде не видели. Соседи сразу узнали по данному им описанию каменщика, умершего от сердечного приступа, который клал камин. Фермер, услышав рассказ, был очень удивлен и поведал о ссоре и произнесенной клятве, по всей видимости, послужившей причиной случившегося.

   Как ни странно, несмотря на то, что пожилая пара еще некоторое время жила в доме, с той ночи странные звуки прекратились. Миссис Мозер часто слышала рассказ бабушки и дедушки об этом происшествии, и утверждает, – нет ни малейшего сомнения в том, что они и в самом деле это видели. По всей видимости, откровение фермера каким-то образом повлияло на призрак, поскольку он больше никогда никого не беспокоил. Должно быть, признание фермера разрешило каменщика от данного им обета, и его беспокойный дух, освобожденный от последствий его клятвы, наконец-то обрел покой.

   Мисс Глэдис Батт (которую я знаю лично) любезно поведала мне о следующем истинном происшествии, случившемся с ее друзьями. Я изменяю их имена, уважая пожелание мисс Батт.

   Английская семья, по фамилии Гарднер, мать и три дочери, поселилась в бельгийском городе Брюгге. Арендная плата была настолько малой, что они сразу заподозрили, – с домом что-то не так; наведя справки, они узнали, что у него репутация посещаемого, но, поскольку не верили в призраков, они просто поздравили себя с тем, что арендовали его так дешево.

   Однажды ночью, вскоре после того, как они переехали, старшая дочь, некоторое время отсутствовавшая дома, вернулась, и ее разместили в большой пустой комнате, в которой прежде никто из членов семьи не ночевал.

   Мисс Гарднер легла спать и крепко спала до середины ночи, когда вдруг проснулась, услышав, как часы пробили двенадцать. Она также услышала странный шум, будто в комнате кто-то присутствует и, проснувшись окончательно, села на кровати и огляделась.

   На противоположной стороне комнаты почти всю стену занимали раздвижные двери, отделявшие комнату от соседней, также большой и пустой, первоначально составлявшую часть той, в которой она спала.

   Шум, казалось, исходит из-за раздвижных дверей, и, пока она смотрела, те открылись, и она ясно увидела комнату позади них. Там, к ее величайшему удивлению, она увидела четырех мужчин, в испанских платьях, игравших в карты за круглым столом.

   Изумленная, она не могла издать ни звука, а просто неподвижно сидела в кровати и смотрела. Вдруг один из игроков отбросил свои карты и начал в чем-то упрекать другого. Они ожесточенно спорили, и, хотя не было слышно ни слова, это вполне можно было понять по их жестам. Внезапно тот, которого обвиняли, выхватил кинжал и ударил своего противника прямо в сердце, с жестокой радостью наблюдая за тем, как тот опрокинулся назад.

   Мисс Гарднер лишилась чувств и упала на подушку. Когда она пришла в себя, в комнате было темно, она ничего не видела, но, будучи не в силах заснуть снова, по причине расстроенных чувств, она зажгла лампу, взяла книгу и читала до рассвета.

   Утром она рассказала матери и сестрам о своем удивительном ночном опыте, разумеется, с обычным в подобных случаях результатом. Ей сказали, что это был всего лишь сон. Она настаивала, что бодрствовала, и тогда ее мать предложила лечь с ней ночью, чтобы та могла хорошенько выспаться, ни о чем не беспокоясь.

   Миссис Гарднер так и сделала; в полночь сцена, случившаяся накануне ночью, повторилась. Двери раздвинулись, испанцы сидели за столом и играли в карты. Затем случилась ссора, закончившаяся смертью одного из них. Мать и дочь проснулись одновременно, и видели все от начала до конца. На следующий день комната была освобождена, а миссис Гарднер стала расспрашивать друзей и соседей по поводу дома. Она узнала, что случившаяся в нем история хорошо известна. Более того, все, кто когда-либо спал в комнате, где спали они с дочерью, видели то же самое, что видели они. В Брюгге это ни для кого не было секретом.

   Поскольку дом был арендован на год, они решили остаться в нем, и больше не испытывали никаких неудобств, но комнату, в которой произошла трагедия, закрыли, и в ней никогда больше никто не спал.

   Пять или шесть лет спустя та же семья получила еще один уникальный опыт, который подтвердил их веру в призраков, но вряд ли был желателен.

   Они арендовали дом во Франции, в одной из южных провинций; старшая дочь к тому времени вышла замуж, у нее родился маленький ребенок.

   Однажды она заметила своего ребенка, возрастом примерно одиннадцать месяцев, улыбающегося и выглядывающего из кроватки так, будто кто-то склонился над ним.

   Малышка радовалась, ворковала и протягивала ручки, но миссис Миллер никого не видела в комнате, позвала няню и рассказала ей о случившемся.

   Снова и снова казалось, будто ребенка ласкают невидимые руки. Она ворковала, смеялась и смотрела вверх самым странным образом, так, что ее мать посчитала такое поведение необычным, и догадалась, что рядом с кроваткой незримо присутствует какой-то призрачный гость.

   Однажды няня увидела старушку, поднимавшуюся вверх по лестнице, ведущей в детскую. Она была одета в старомодное платье со стоячим воротником и черные туфли на высоком красном каблуке. Она была небольшой и милой, с пышными седыми волосами. Когда няня вошла в детскую, здесь никого не оказалось, хотя лестница вела только сюда.

   Вскоре после этого старушка снова появилась, некоторые члены семьи видели ее на лестнице. Когда она проходила мимо них, они ощущали легкое дунование. К ней привыкли, и стали называть ее Дороти. Как ни странно, почти единственным членом семьи, не видевшим ее, была мать ребенка, хотя именно она первой увидела призрачную карточную игру в Брюгге.

   Две следующие истории были рассказаны мне известным лондонским издателем. Он попросил меня не называть его имя, но заверил, что каждое слово в них – правда, и что он может в этом поручиться.

   Когда мистер Грэхем (я назову его так) был мальчиком лет десяти или около того, родители его жили в доме на севере Англии. Он совершенно не боялся темноты и всегда спал в комнате один. Дом был построен в виде буквы "Т", и его комната находилась в конце, отделенная от других длинным коридором. Если бы он закричал, то его, вероятно, не услышали бы, но, имея совершенно здоровые нервы, он не знал, что такое страх.

   Однажды вечером он лег спать, как обычно, уснул, и проснулся в тусклом утреннем свете, ощущая страх, без всякой видимой причины. В комнате никого не было, но ужас навалился на него; он вскочил с кровати и направился в комнату матери на другом конце дома. Когда он вышел в коридор, то увидел стоящую там, лицом к нему, и преграждающую ему путь, фигуру монаха в плаще с капюшоном. Лица он разглядеть не мог, но голова в капюшоне была наклонена вперед, и у него сложилось впечатление, что эта фигура просто дышит злом. Он не подумал, что это может быть призрак, поскольку никогда не слышал о таких вещах, как привидения, но был так напуган, что едва не лишился чувств.

   Он понимал, что чтобы попасть в комнату матери, ему придется пройти мимо монаха, а также – что если он попытается вернуться в свою комнату, фигура может последовать за ним, поэтому он решил бежать! Привидение занимало большую часть узкого коридора, поэтому он опустил голову и помчался прямо на него! Проскочив призрак насквозь, он побежал в комнату матери, крича во весь голос, но перед тем как покинуть коридор, обернулся, и снова увидел фигуру, мрачную и торжественную, на этот раз повернутую к нему спиной.

   Родители успокаивали его, говорили, что виной всему его воображение, – обычную в подобных случаях чушь. Они осмотрели коридор, но никакой фигуры в нем уже не было, и больше о ней не было сказано ни слова; но воспоминание об ужасном монахе сохранилось у него, как самое страшное воспоминание его детства.

   Прошло два года, семья покинула дом на севере и переехала жить в местечко, неподалеку от Лондона.

   Однажды к ним приехал гость из северной части страны, уроженец места, в котором они жили прежде. Во время его визита мальчик рассказал ему о своем видении и о том, как был напуган им. Гость внимательно посмотрел на него и сказал, что это любопытно, «поскольку дом, в котором вы жили, был построен на месте старого монастыря».

   В этом, вероятно, и крылось объяснение случившегося, причем мистер Грэхем утверждал, что никто из членов семьи не знал об этом обстоятельстве.

   Второй эпизод с участием призрака случился в очень старом доме мистера Грэхема, в Эппинг Форест.

   Около трех лет назад, во время болезни жены, он занял в доме комнату, до этого никогда не использовавшуюся.

   Однажды, посреди ночи, он был испуган, услышав возле уха звук, похожий на выстрел из револьвера или пистолета и, вскочив, принялся осматривать комнату.

   Поскольку ничего не обычного видно не было, он, миновав лестничную площадку, вошел в комнату жены, взглянуть, не случилось ли чего с ней, но обнаружил, что она тихо спит с ребенком, поэтому удалился, не став ее будить, и обыскал весь дом – безрезультатно.

   В следующие одну или две ночи ничего не случилось. Затем повторилось снова. Звук выстрела разбудил мистера Грэхема от крепкого сна, и он снова осмотрел дом.

   На этот раз он был абсолютно уверен, что в его комнате стреляли из револьвера, хотя не было ничего, что могло бы объяснить этот шум; поэтому он, крайне удивленный, снова лег спать.

   Потом звук повторялся еще несколько ночей. Безуспешно обыскав дом, он пришел к выводу, что, по всей видимости, столкнулся с чем-то сверхъестественным, и на следующее утро рассказал обо всем жене. Ее очень позабавила мысль о том, чтобы жить в доме с привидениями, и она сказала, что ему, наверное, все это приснилось. Но он больше не стал ночевать в этой комнате.

   В следующий раз выстрел был услышан, когда дом был полон гостей, и одному из слуг разрешили спать в этой комнате. Утром служанка спросила, не стрелял ли кто-нибудь ночью из револьвера, потому что, по ее словам, она слышала выстрел, страшно ее напугавший. Мистер Грэхем, слышавший ее вопрос, сказал ей, что виной всему – ее воображение, но при этом многозначительно посмотрел на свою жену, до сих пор скрептически относившуюся к возможности сверхъестественного проявления. Однако та нисколько не верила в такую возможность, и превратила комнату в детскую.

   Спустя месяц или два, после того как дети стали спать в ней, старший мальчик, возрастом пяти лет, пришел к отцу и спросил:

   – Папа, а почему в моей комнате ночью постоянно слышатся звуки выстрелов?

   Мистер Грэхем дал обычное объяснение, – все дело в воображении, – и на этом вопрос был закрыт. Но звуки не прекращались. Мальчик слышал их два или три раза. Ничего необычного за ними не следовало, никакой призрак не появлялся, но таинственные выстрелы были, очевидно, результатом какой-то трагедии, случившейся в комнате в старые времена, но было ли это убийство или самоубийство – кто знает?

   Другой лондонский издатель, хорошо известный в литературном и научном мире, любезно поведал мне следующую историю, имеющую отношение к членам его семьи, которую я назову «Распятие из слоновой кости».

   – Много лет назад, – рассказывал мистер N., – когда мы были детьми и жили в доме в далеком графстве, у нас был двоюродный брат по имени Джон, которого мы все не любили, потому что он был бледным, вялым, религиозным мальчиком, не принимавшим участия в наших играх и забавах. Моя мама была очень привязана к нему, а он – к ней; на самом деле, мне кажется, он нравился ей даже больше собственных детей; во всяком случае, не меньше.

   Врачи обнаружили у бедного мальчика чахотку и порекомендовали отправиться в Египет, в качестве последнего шанса на исцеление.

   Перед тем, как отправиться в путешествие, Джон зашел к нам в дом попрощаться, и принес моей матери, а его дорогой тете Терезе, как он ее называл, красивое распятие из слоновой кости в качестве подарка. Оно было около десяти дюймов в высоту, не из тех, которые вешают на стену, а стоящее на подставке.

   Моя мать была в восторге от подарка племянника и настаивала на том, чтобы поместить его на большой деревянный кронштейн, висевший высоко, вне досягаемости, над ее кроватью, что вызвало гнев моего отца, бывшего протестантом, и считавшим все распятия «штучками Рима».

   Когда мой кузен уезжал, мы все пошли на вокзал проводить его. Расставание с моей матерью было самым трогательным, а его последними словами были: «Прощайте, тетя. В следующий раз мы встретимся на небесах. Но я пришлю вам сообщение».

   Три или четыре месяца спустя мы устроили вечеринку в своем саду; перед самым прибытием гостей моя мама пошла в свою комнату, надеть шляпку. Вскоре раздался громкий крик, и одна из горничных, прибежав в ее комнату, нашла ее лежащей на кровати в обмороке. Когда она пришла в себя настолько, что смогла говорить, то сказала, что, войдя в комнату, вспомнила о племяннике и подумала, как он там, когда вдруг распятие, на которое он взглянула, упало с кронштейна. Кронштейн был прочно вделан в стену, находился по-прежнему вне пределов досягаемости, а распятие, по уверению моей матери, было слишком тяжелым, чтобы его могло свалить ветром. Почему же тогда оно упало? Конечно, отец и мы все пытались ее успокоить, но она сразу догадалась, – что-то случилось, и ее самые страшные опасения оправдались, поскольку тем же вечером, в половине седьмого, из Египта пришла телеграмма, в которой сообщалось: бедный кузен умер в тот самый момент, когда упало распятие.

   Свидетельствую, что все произошло именно так, как я рассказал; могу еще добавить, какое глубокое впечатление это произвело на всех нас и наших соседей. Спустя много лет, будучи молодым человеком, я колебался между верой и неверием, и, могу сказать, этот случай был одной из причин, помешавшей мне стать атеистом.

СЕМЕЙНЫЕ ЛЕГЕНДЫ

КРИЧАЩИЙ ЧЕРЕП

   Эта история – необыкновенная легенда о кричащем черепе Бертон Агнес Холла, резиденции семьи Бойнтон.

   Эта история посвящена необыкновенной легенде о кричащем черепе Бертон Агнес Холла, резиденции семьи Бойнтон. Бойнтоны, жившие в Бойнтоне в течение значительного периода, стали обладателями Бертон Агнес Холла в начале XVII века посредством брака сэра Мэтью Бойнтона, первого баронета, с дочерью и наследницей сэра Гриффита; это имя до сих пор сохраняется в семье; настоящий баронет, восемнадцатый по прямой линии, носит имя сэр Гриффит Бойнтон. С именем и поместьем семья Бойнтон также унаследовала легенду о кричащем черепе – за подлинные факты, как сохранила их семейная традиция, я должна поблагодарить сэра Гриффита Бойнтона, оказавшегося настолько любезным, чтобы прочитать и исправить мою версию легенды.

   Бертон Агнес Холл, расположенный между Дриффилдом и Брайдлингтоном, в Восточном Ридинге, Йоркшир, является поместьем, связанным с настолько странной и сверхъестественной загадкой, что почти не имеет себе равных среди легендарных старинных английских особняков.

   Во времена правления королевы Елизаветы поместье, на протяжении многих веков передававшееся по наследству семьям де Сомервилля и Гриффита, перешло в единоличное владение трех сестер, принадлежавших к последней семье, ставшими сонаследницами, вместе с окружащей его значительной семейной собственностью.

   Эти три дамы имели очень высокое представление о достоинстве и значительности своей линии, а потому, получив во владение старый ветхий особняк, служивший много лет пристанищем их предкам, посчитали его слишком не соответствующим модному архитектурному стилю их времени для великих семей. Они обладали значительным богатством, и собирались использовать его на то, чтобы построить поместье, долженствовавшее затмить все прочие в той местности, – даже принадлежавшее могущественным графам Нортумберлендским, – превзойдя их красотой архитектуры, дизайна и украшений.

   Младшей сестре, Энн Гриффит, эта мысль была особенно по душе, и даже в снах она видела великолепное жилище, которое должно было стать их домом. Ее разум стал почти одержим видениями красоты, в своем воображении она видела, как из земли вырастает, словно вылепленный невидимыми пальцами, пышный дом, подобный сказочным дворцам Арабских ночей.

   Едва приняв решение, сестры взялись за дело всерьез: пригласили лучших архитекторов, каменщиков, плотников, за большие деньги приобрели материалы. Им понадобились услуги Иниго Джонса, знаменитого архитектора, и Рубенса, художника, – для художественного оформления интерьера; сестры заполнили комнаты и коридоры произведениями резчиков, картинами и скульптурами, расточая богатство на каждую часть нового Бертон Агнес Холла.

   Интерес Энн к дому постоянно возрастал. Она растворялась в нем, не думая ни о чем, кроме него. Когда он был закончен, она постоянно бродила по коридорам, любовалась картинами здесь, а скульптурами – там; размышляла над дальнейшим украшением и так почти совершенного жилища, осматривая окружавшие ее сокровища.

   Как-то днем, вскоре после того, как сестры обосновались в своем новом доме, Энн Гриффит решила посетить Сент-Квентин в Гарфэме, находившийся примерно в миле от поместья. Она сказала, что пойдет пешком и вернется обратно до наступления ночи, а поскольку у нее была привычка долго гулять по окрестностям, сестры не пытались ее отговорить. Одна из них, однако, предложила ей взять с собой ее любимую собаку, поскольку после ликвидации монастырей местность была переполнена нищими, которые не могли более рассчитывать на гостеприимство щедрых монахов и приставали к прохожим с требованием милостыни, иногда даже с угрозами.

   Энн не боялась нищих, но, с улыбкой кликнув собаку, отправилась по пустынной дороге, ведущей в Гарфэм. Ей никто не попался, но, подходя к колодцу Святого Иоанна, она увидела двух грубо выглядящих мужчин, спавших, или просто лежавших на траве. Поскольку она должна была пройти рядом с ними, она осторожно двигалась вдоль обочины, но это оказалось напрасным, поскольку при ее приближении один из мужчин поднялся и попросил у нее подаяния.

   Энн раскрыла сумочку и протянула ему несколько монет, но, когда она делала это, жадный взгляд мужчины упал на драгоценное кольцо на ее пальце, и он велел ей снять его и отдать ему.

   – Это – кольцо моей матери и семейная реликвия, – возразила Энн.

   – Реликвия, или не реликвия, а мы желаем получить его, красавица, – со смехом сказал другой нищий, – так что снимай его, или, клянусь Святым Иоанном, я тебе помогу.

   Энн принялась громко звать на помощь, собака залаяла, но жилищ рядом не было, и сердце у нее сжалось.

   – Прекрати кричать! – крикнул нищий, схватил ее за руку и начал снимать кольцо.

   Бедная Энн закричала еще громче, после чего негодяй, разраженный этим, схватил палку и нанес ей сильный удар по голове, отчего она упала на землю.

   В этот момент на дороге кто-то показался, и нищие поспешно скрылись, не сняв кольца и оставив Энн лежать на обочине дороги без сознания.

   Жители деревни осторожно перенесли ее в Гарфэм Холл, где леди Сент-Квентин ухаживала за ней и привела ее в сознание. На следующий день она поправилась настолько, что смогла вернуться домой, но, несмотря на заботу любящих сестер, все равно страдала от последствий нанесенного удара и пришла в состояние нервного истощения, от которого не оправилась. Через несколько дней она умерла и была похоронена в церкви Бертон Агнес.

   Теперь пришло время рассказать самую странную часть истории. В последние минуты жизни Энн то теряла сознание, то снова приходила в себя; при этом ее страстная любовь к прекрасному дому, казалось, доминировала над всеми остальными чувствами. Она понимала, что вот-вот покинет его, и ее душа, казалось, цеплялась за то место, которое она так любила. Когда она почувствовала приближение смерти, то позвала сестер к своей постели и сказала им, что конец близок, прибавив торжественным тоном:

   – Сестры, я никогда не упокоюсь на погосте, если хотя бы часть меня не останется в этом доме. Поклянитесь мне, что как только душа моя расстанется с телом, моя голова будет отделена от него и сохранена в этих стенах. Ни в коем случае не удаляйте ее отсюда. Сообщите всем, кому в будущем суждено жить под крышей этого дома, что если они не подчинятся этому моему предсмертному желанию, мой дух, вернувшись, устроит такое возмущение, что дом станет совершенно непригоден для проживания.

   Конечно, сестры не собирались принимать всерьез предсмертные слова бедной Энн, тем более, выполнять ее просьбу, но, чтобы успокоить умирающую девушку, обещали все сделать согласно ее словам. Энн сразу успокоилась и вскоре после этого тихо скончалась, и ее тело, совершенно целое, было погребено в семейном склепе.

   Спустя неделю после похорон, ровно в тот день, когда умерла Энн, обитатели дома были разбужены страшным грохотом в одной из комнат наверху. Подумав, что упала картина или предмет мебели, двое слуг отправились туда, чтобы выяснить причину шума, но там все оказалось в полном порядке. Обитатели дома пребывали в тревожном ожидании, но остаток ночи прошел спокойно, а утренние поиски снова не привели к установлению возможной причины шума.

   В ту же ночь и тот же час, спустя еще одну неделю, несколько тяжелых дверей в доме принялись хлопать, без видимой причины. Встревоженные обитатели, страшно напуганные, поспешили в том направлении, откуда раздавался звук; но стоило им осмотреть одну часть дома, как двери начинали грохотать в другой, а когда к ним подходили, оказывались закрытыми и запертыми. Наконец, шум стих, сестры и слуги легли спать.

   На следующей неделе, в ту же ночь, живущие в доме были встревожены, услышав шаги многочисленных людей, спешивших по комнатам и коридорам, сопровождаемые душераздирающими стонами и криками.

   На этот раз перепуганные домочадцы не решились встать с кроватей, и тряслись от страха, накрывшись одеялами. На утро все слуги уволились.

   Две сестры, перепуганные сверх меры, искали совета у соседей, сэра Уильяма Сент-Квентина и викария Бертон Агнес. Они со слезами на глазах признались, что Энн в последние мгновения перед смертью обратилась к ним с просьбой, которую они обещали исполнить, но не стали этого делать, и рассказали об ее угрозе, что если ее тело или какая-то часть ее тела не останется в доме, она будет преследовать Бертон Агнес до Судного дня.

   Выслушав их рассказ, викарий предположил, что если гроб Энн будет вскрыт, это может пролить свет на тайну шума, и его предложение было принято. Страшное зрелище предстало их глазам, когда крышка была поднята. Тело находилось в неповрежденном состоянии, но голова была отделена от него, и ухмыляющийся череп вселил ужас в сердца смотревших на него.

   Это было воспринято как знак, который надеялся найти викарий.

   – Пусть череп перенесут в Холл, – сказали сестры, – потому что пока этого не будет сделано, душа нашей умершей сестры никогда не успокоится.

   Ужасную реликвию с должным почтением принесли в Холл и положили на стол, и с ее появлением призрачный ночной шум перестал тревожить сестер, место снова обрело спокойствие.

   Череп до сих пор хранится в кирпичной стене Бертон Агнес Холла и известен как «счастье Бойнтонов». Было предпринято несколько попыток удалить его, но каждый раз после этого появлялся шум и крики. Как-то раз служанка выбросила его из окна на верх проезжавшей мимо телеги с грузом соломы; но в тот момент, когда он упал на нее, лошади, тянувшие телегу, остановились, и их ничем невозможно было заставить продолжать двигаться, пока череп не был удален; после этого они потянули свой груз, как ни в чем не бывало. В другой раз один из Бойнтонов закопал череп в саду, но стоны и вопли вынудили снова откопать его.

   На одном из семейных портретов в Бертон Агнес изображены все три сестры в нарядах елизаветинских времен, а в верхней комнате висит единственный портрет Энн Гриффит – «Старушки Нэнси», как непочтительно называют ее жители деревни – в длинном платье с воротником. Ее предсмертное желание исполнено, поскольку ее череп будет покоиться, пока не рассыплется в прах, в доме Бойнтонов, – память об одной из самых странных страниц в книге семейной истории.

   Примечание автора. – Еще один «кричащий череп» хранится в Беттискомбе, в Дорсетшире. Это череп слуги-негра, заявившего перед смертью, что его дух не успокоится, пока тело его не будет похоронено в родной земле. Несмотря на это, он был похоронен на кладбище Беттискомба, и почти сразу из могилы стали раздаваться ужасные крики, а в доме, в котором он умер, слышались странные звуки. Это продолжалось до тех пор, пока тело не было эксгумировано, но каждый раз, как только предпринимались попытки повторно похоронить его, крики начинались снова, пока, наконец, череп не было решено оставить в доме, где он и хранился. По одной из легенд, негр прислуживал священнику, поссорился со своим хозяином и убил его.

ЛЕДЯНОЙ МАЛЬЧИК ИЗ ХИЛТОНА

   Эта странная легенда связана с ранними временами старинного пограничного замка Хилтон, вера в которую до сих пор сохранилась среди жителей графства Дархэм. Предлагаемая версия была любезно прочитана и заверена настоящим лордом Хилтоном.

   Замок Хилтон, в Дархэме, древний оплот могущественных баронов Хилтонов, служит обиталищем призраку «Ледяного мальчика», о которой сложены песни и легенды.

   История гласит, что в темные века некий барон Хилтон, бывший чрезмерно вспыльчивым и несдержанным, приказал подать лошадь, собираясь отправиться в соседнюю деревню.

   В назначенное время та подана не была, барон ждал и распалялся гневом.

   Наконец, в ярости, барон направился на конюшню, где нашел конюха, долженствовавшего приготовить лошадь, спокойно спящим на куче соломы, без сомнения, пребывая в нежных юношеских фантазиях, блаженно улыбаясь и не чувствуя приближения своего разгневанного хозяина.

   С проклятиями, барон схватил вилы (по другим – косу) и, ударив несчастного мальчика по голове, убил его одним ударом. Затем, в смятении, замер. Он намеревался только сильно ударить мальчика, но единственный нанесенный удар пришелся в такое место, что тот умер, прежде чем барон осознал, что произошло. Барон опустился на колени и удостоверился, что жизнь покинула тело конюха. Тогда он прикрыл его соломой до ночи, когда, тайком вернувшись в конюшню, отнес тело к пруду, привязал к нему камни и бросил в самом глубоком месте.

   Шло время, но дух мертвого мальчика не обрел покоя и вернулся в замок, чтобы мстить. Он являлся, измученный, выглядевший страшно, по ночам, и рассказы о его появлениях начали распространяться по окрестностям. В основном он посещал комнаты слуг, но иногда, принимая облик фэйри или пикси, пугал всех обитателей замка.

   Можно было услышать, в оставленной на ночь в идеальном порядке кухне, как мальчик развлекается, разбрасывая оловянные кастрюли и сковороды, и переставляя местами фарфоровые чашки и блюдца. Если же в кухне царил беспорядок, то, наоборот, наутро все можно было найти в идеальном порядке, каждый предмет на своем месте.

   Слуги часто намеренно оставляли кухню в беспорядке, чтобы к рассвету она была убрана, а также потому что боялись делать обратное, ибо, в таком случае, воспользовавшись часами между наступлением темноты и рассветом, мертвый мальчик переворачивал в ней все вверх дном.

   Излишне говорить, что слуги жили в состоянии страха. Одна из горничных боялась его в особенности, по той причине, что она испытывала слабость к сливкам и пристрастилась лакомиться этим вкусным молочным продуктом, когда полагала, что рядом никого нет. Однажды, когда она в очередной раз зачерпнула сливки из кувшина, ледяной мальчик внезапно появился перед ней и сказал:

   – Ты все пробуешь, пробуешь и пробуешь, но никогда не давала попробовать ледяному мальчику.

   Услышав его голос, перепуганная горничная выронила ложку и убежала из чулана, поклявшись, что никогда больше не войдет в него и не приблизится к кувшину со сливками.

   Наконец, доведенные едва ли не до безумия слуги решили изгнать мальчика из замка и устроили тайное совещание, собираясь найти лучшее средство избавить замок от его присутствия. Тем не менее, ледяной мальчик, похоже, узнал о заговоре против него, потому что глубокой ночью его часто слышали, напевающим странную, монотонную мелодию.

   Это для меня, это для меня,

   Желудь падает с дерева,

   Чтобы вырасти в лесу,

   Чтобы из него сделали колыбель,

   Чтобы в ней качали ребенка,

   Чтобы он вырос большим.

   Это для меня.

   Слуги, тем не менее, были полны решимости избавиться от него, поэтому, спросив совета у мудрой старой женщины, оставили на видном месте зеленый плащ с капюшоном. В ту ночь, вместо того, чтобы лечь спать, они сели у камина и ждали появления мальчика.

   В полночь ледяной мальчик проскользнул на кухню и некоторое время стоял у камина. Затем, увидев зеленый плащ, надел его, чтобы посмотреть, как он на нем сидит. Очарованный своей новой одеждой, он начал резвиться, пританцовывать и прыгать по кухонному полу.