Текст книги "Погоня за «оборотнем»"

Автор книги: Джерри Остер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 16

Во сне Шираз привиделся Хоулин Вулф, приглашающий ее за кулисы, за которыми он начал избивать ее гитарой за то, что во время его выступления она разговаривала и хихикала. Гитара разлетелась на кусочки. Из нее посыпался снег, заполнивший зеленую комнату. Он почему-то летел вверх, как в детском стеклянном пресс-папье. Снег был холодным, и она озябла; Она во сне попыталась нащупать простыню, отброшенную ею куда-то, но не могла пошевелиться. Тогда ей захотелось проснуться окончательно. Она перевернулась на спину и лежала так, пока снег не растаял.

Шираз вновь попыталась перевернуться, но ей это не удалось. Она услышала смех женщины. Нет, не во сне. Этот смех раздавался здесь, в спальне яхты, и он был радостным, радостным оттого, что у кого-то появилась возможность осуществить то, на что надеялись, но не рассчитывали.

В открытое окно подул бриз. Штора заколыхалась и на мгновение замерла. Обратный поток воздуха втянул ее в оконный проем. От сквозняка абсолютно голую Шираз зазнобило. Это было странным – она никогда не спала нагая. Даже в самые душные ночи она любила ощущать прикосновение просторной хлопковой сорочки.

Ее кто-то раздел и связал, и именно поэтому она не могла пошевелиться. Ей связали ноги и руки, закрепив концы веревок к ножкам кровати. Веревки врезались в кисти и лодыжки.

– Кто здесь?

Загремела посуда. Нет, не посуда. Звуки были более глухие. Что-то похожее на…

На что?

– Ну, развяжите же, ради бога.

Траурный голос, неестественно глухой. «Невозмутимый Д» говорит: «Остынь, сука», – и снова смех, на этот раз презрительный. Смех женщины. Так могла смеяться лишь женщина над женщиной. Над мужчиной женщины так злорадно не смеются.

– Это ты, да? – слабым голосом спросила Шираз.

Снова звуки гремящей посуды. Или… чего-то еще.

– Дай мне посмотреть на тебя… Включи свет, сука.

Шираз увидела приближающуюся к ней тень, ощутила резкий поток воздуха и удар. Она была еще в сознании, чтобы увернуться, но полностью избежать удара ей не удалось. В ушах зазвенело.

– Господи. Иисусе. Дьявол. Боже. О черт, не надо, не надо.

Клещи, металлические клещи ухватили ее за подбородок и развернули голову в горизонтальное положение. Хватка была не сильной, но крепкой, не оставляющей надежды на спасение. Шираз открыла глаза. Постепенно привыкая к темноте, она смогла увидеть… Смогла увидеть… Увидеть…

– Ради бога, не надо меня больше бить.

Существо похлопало металлическими пальцами Шираз по щеке. Его металлический клюв приблизился к ее лицу. Металлическое дыхание существа было отрывистым и требовательным.

– Ш-ш-и-р-а-а-а-з.

– Это ты, да?

– Шираз, Шираз, Шираз.

Нет. Оно не могло… Нет. Оно не будет…

Но она ошиблась.

Металлические пальцы существа уже были почти на бедрах, неуклюже лаская их царапающим движением.

– Не надо. Пожалуйста, не надо.

– Шираз.

– Пожалуйста.

– Ш-ш-ш.

– О боже.

– Это из божьих рук.

– Пожалуйста.

– Это из божьих рук.

– Пожалуйста, умоляю, пожалуйста.

– Это в моих руках.

Шираз пронзительно закричала. Металлические пальцы вошли в нее один за другим.

– Вот так.

Пронзительный крик.

– Вот так, вот так.

Пронзительный крик.

– Вот так.

Стон.

– Вот так. Вот так. Вот так.

Шираз затихла.

– Да, да, да, Шираз. О, Шираз, да. О, боже, да. О, Шираз.

* * *

На светофоре загорелся зеленый свет. Мервин Нидлмэн тронулся с места и углубился в мысли: «Пит Роз. Все говорят – он слишком стар. Я читал газеты и знаю, что он на десять лет моложе меня. Забавно получается – когда мне было тридцать два или тридцать три, а Пит Роз тогда только начинал играть, я смотрел на него и думал: „Вот он – взрослый человек, а я в сравнении с ним просто ребенок“. Не один Пит Роз, а все бейсболисты. Это оттого, что ребенком считаешь атлетов взрослыми мужчинами. Даже тогда, когда сам становишься мужчиной, продолжаешь воспринимать их так же. Хотя к тому времени, когда тебе исполняется тридцать два-тридцать три, игроки уже моложе тебя. Вот когда исполняется пятьдесят пять-шестьдесят – вот тогда, наверное, будет видна разница в возрасте.

А вот и другой пример – Ева Мария Сейнт. Фильм „Водораздел“. Вышел когда? В пятидесятых. Там она играет девятнадцати-двадцатилетнюю девушку, а Карл Малден – священника. Я потерял голову из-за нее – она была примерно моего возраста, – к нему я относился уважительно из-за роли, которую он играл. И вот пару месяцев назад по телевизору повторно крутят фильм о враче из „зеленых беретов“, убившем, как говорили, жену и детей в шестидесятых годах, как раз после шумихи с Мэнсоном. Впервые я посмотрел его года два назад, но в то время не обратил внимания на некоторые моменты, а именно: Карл Малден в фильме играет отца жены, тестя врача, а кто играет жену, жену Карла Малдена? Ева Мария Сейнт. Это все равно, что нарисовать две кривые, как мы по математике чертили. Одна кривая – это моя жизнь, а другая кривая – Евы Марии Сейнт. Затем чертим еще две кривые: одна кривая – это жизнь Евы Марии Сейнт, а вот эта кривая – я, смотрящий на Еву Марию Сейнт и на прожитые ею годы и сравнивающий ее возраст и мой».

– Не могли бы вы повернуть на светофоре?

– Да, конечно, но ведь вам не сюда. Вы попросили отвезти на автобусную станцию в Порт-Оторэти.

– Можно остановить в середине квартала?

– Да, конечно, но ведь здесь пустырь. На твоем месте, приятель, я бы не пошел пешком в этом месте. Это нехорошее…

– Заглуши двигатель.

– Да ты что? Эй, у тебя что? Пистолет?

– Тебе, наверное, хочется знать, Мервин, больно ли это? Нет, тебе не будет больно.

– Послушай, приятель, я отдам тебе все, что у меня есть, только не…

Глава 17

Ник Айвори лежал навзничь и целился в пустую бутылку «Джим Бим».

– Юный Кристофер Болтон. Два румба. Справа по борту.

Стоя коленом на банкетке перед туалетным столиком, Рэчел водила по стакану трубочкой, скрученной из банкноты.

– Скэлли пришел, – сообщил Кит Болтон. – Вместе с этой женщиной, Сейнт Майкл.

Он стоял в дверном проеме и изображал полное безразличие. На самом деле он здорово переживал из-за того, что в последнее время он не мог без стука входить к Рэчел.

– Входи, Кит, входи. Не стесняйся. Здесь только мы, голые дикари.

Болтон нерешительно вошел в комнату.

– От Скэлли можно ждать неприятностей, я думаю.

– Догадки вносят дополнительную путаницу, Кит. – Рэчел все еще водила по стакану трубочкой. – Скэлли мне нужен. До тех пор, пока у меня не будет своих «мулов», я с ним связана одной веревочкой.

Она раскрутила банкноту. Увидев, что та была достоинством в один доллар, Рэчел скомкала ее и бросила на пол. Она стояла, выпрямившись, прикрыв глаза, чтобы полнее ощутить подъем от принятого наркотика.

Айвори лежал, свернувшись калачиком, не выпуская из рук бутылку.

– В этом есть лирика. Если спокоен я. Стихи писал. Если я не успокоен. Получается, моя радость?

Болтон повел носом, испытывая острое желание принять кокаин, понимая, что во власти Рэчел дать его ему или нет.

– Тебе не стоит злиться из-за Грейс. То, что с ней произошло, уже в прошлом. Это было чистой случайностью. Откуда мне было знать, что разобьют ее фургон?

Рэчел склонила правое и затем левое плечо, и ее шелковая сорочка плавно опустилась на пол – так растекается по столу вино. Она критически осмотрела себя в зеркале, потрогала бледные соски кончиками пальцев.

– Случайные вещи происходят с теми, кто к ним склонен.

– Опять лирика пошла, – прокомментировал Айвори. – Тебя как прорвало на нее, Рэч.

– Но ведь мы получили, что хотели, разве не так? – Болтону вдруг стало жарко. Он часто потел в последнее время. Особенно с тех пор, как Рэчел стала употреблять местоимение «я», а не «мы», как она это делала раньше. – Я хочу сказать, мы теперь основные игроки, не так ли? Мы ведь этого добивались? Все оборачивается как нельзя лучше, как ты считаешь?

Рэчел рывком распахнула створки платяного шкафа, стала перед ним, упершись руками в бока, и поглядела на одежду, как бы говоря: «Ну-с?..».

– Скэлли может оказаться стукачом, «нарком», вот в чем дело, – настаивал Болтон. – И Ник такого же мнения.

Он пожалел о том, что сказал – в былые времена он и Рэчел имели общих любовников, мужчин и женщин, но Ником Айвори она с ним не делилась. А раз так, то он считал Ника лишним.

Рэчел перебирала белье, откладывая его тыльной стороной ладони, как воспитатель, шлепками наказывающий детей. Она прекратила это занятие, отступив от шкафа и вновь уперев руки в бока.

– Ник не думает, Кит. У него давно заклинило мозги. Он все делает движением тела.

Айвори перевернулся в кровати и поднял бутылку, салютуя:

– Она права, приятель, – он постучал по своей голове. – Мои мозги зациклены на траханье.

Рэчел, не глядя, как человек, использующий последний шанс, протянула руку в шкаф и сдернула с вешалки черные шелковые брюки. Она встряхнула их и надела.

– Позволь мне рассказать тебе кое-что о «нарках», Кит. Я тебе уже говорила об этом, но еще раз напомню в надежде, что на этот раз до тебя дойдет. Какого цвета «нарки»?

Айвори лежал на кровати и любовался собой в отражении зеркала на потолке.

– Нарки… – они красные, с голубым узором в горошек.

Болтон отрицательно покачал головой.

– Ты имеешь в виду… Что ты этим хочешь сказать?

Рэчел достала из ящичка шкафа шелковый лифчик цвета слоновой кости и стала его надевать.

– Они белые, а этот цвет является ведущим в этой стране. Какого цвета «дилеры», «толкачи» и наркоманы?

– Ну, это же легкий вопрос, Кит, – поддразнивал Кита Айвори. – Ну, давай же, Кит. Ты ведь знаешь. Выдавай ответ, парень. Ч-ч. Ч-ч…

– Черного, – закончил Болтон.

– Браво, Кит. Ты чертовски догадлив. До встречи на следующей неделе. Тогда ты будешь необыкновенно догадлив.

Рэчел стояла перед зеркалом, поправляя «колоски» на короткой стрижке.

– Не кажется ли тебе, что если черные «дилеры» и черные «толкачи» будут превращать в наркоманов как можно больше черных, – а если этого не делать, то они станут выдвигать требования, – не кажется ли тебе, что именно в интересах белых людей и белых «нарков» – не вмешиваться? Наркотики, Кит, это своеобразное новое рабство, самый совершенный геноцид.

– Великолепно сказано, – воскликнул Айвори. – Если кафирские «дилеры», если кафирские «толкачи»… Как это ты выразилась, Рэч?

Болтон искоса поглядывал на остатки кокаина на туалетном столике. Иногда, даже не вдыхая наркотик, а лишь сделав это мысленно, он мог набраться храбрости, как если бы нанюхался на самом деле. Он решил попробовать и на этот раз.

– Но ведь «нарк», которого ты замочила, был… Ты сказала, что он… Вся операция была… Зачем же ты тогда его замочила?

Рэчел нашла пару черных босоножек на низких каблуках, бросила их на пол и, держась рукой за створку шкафа, стала их надевать.

– Я запрещаю тебе так говорить. Ты выражаешься как… как бандит.

– Как ужасно, Кит. Ты такие выражения употребляешь. Чертовски ужасные выражения.

Болтон понуро опустил голову:

– Мне не нравятся все эти убийства.

Айвори потянулся и почесал мошонку:

– Закрой свою коробочку, Кит. Черт тебя побери.

Рэчел приблизилась к Болтону. Приподняв пальцем подбородок, она пристально посмотрела ему в глаза:

– Мы играем наверняка, Кит. Убивать необходимо. Для верности. Если понадобится убивать еще, мы будем убивать. Неважно, нравится тебе это или нет. А теперь иди встречать гостей. Мы сейчас выйдем.

Он хотел сказать ей в ответ, чтобы она сама шла встречать своих долбаных гостей. Если она трахалась с другими, то он не собирался в это время встречать гостей. Он хотел многое высказать, но вместо этого повернулся и вышел.

Айвори сел на кровати:

– Как ты считаешь, может ли юный Кристофер стать совершенно бесполезным? А, Рэч?

Рэчел смочила палец и ткнула его в остатки кокаина.

– Мне он еще нужен для деловых контактов. – Рэчел потерла пальцем нос и десны. – Одевайся. Поговорим со Скэлли и с этой женщиной, Сейнт Майкл. Посмотрим, так ли она хороша, как ты говоришь.

– Хороша. В высшей степени хороша.

* * *

Облокотившись на парапет террасы, Скэлли смотрел вниз на Бимен-Плейс. «Ты не пьешь спиртного. Ты не нюхаешь кокаин. Не куришь „травку“ и даже сигареты. Должно быть, ты „нарк“. Если, конечно, не монахиня. Только монахини не носят таких платьев, как ты».

Сюзан стояла, прислонившись спиной к парапету. В руках она держала стакан с газированной водой, прижав его к открытой груди. Она наслаждалась прохладой напитка. Платье было конфисковано из гардероба любовницы корсиканского контрабандиста, который был взят в роскошных апартаментах в южной части Центрального парка. Он был арестован в момент передачи «нарку» десяти килограммов героина в сумке «Гуччи». Контрабандист сидел в тюрьме, любовницу выслали из страны, а гардероб конфисковала полиция. Арест производил не просто «нарк», а ее муж Пол. За платье ей следовало благодарить его.

– Будь осторожна с этими людьми, – предупредил ее Скэлли. – Будь очень осторожна.

Скэлли вносил путаницу в планы Сюзан. Он был у нее как бельмо на глазу. Она не ожидала, что Скэлли будет крутиться вокруг нее. Она знала его биографию, и это также служило помехой, но ее интересовало, много ли он знал и о чем мог догадываться, и что из его догадок было плодом неприязни к людям, которых он подозревал. Ей также не нравилось, что его отношение к ней отличалось от того, как он относился к остальным. Что было причиной? Ее аристократические манеры или их недостаток? А может, это объяснялось тем, что, когда он грубо поцеловал ее, она ответила ему грубым ударом, в какой-то степени подыгрывая ему по его правилам?

Сюзан сняла пивную бутылку с кромки парапета:

– Кому уж и быть осторожным, так это тебе.

Скэлли сделал большой глоток из бутылки и поставил ее на прежнее место.

– Видишь вон те огни? Стадион Шиа. Ты не любительница бейсбола? Ну нет, конечно же, нет.

Сюзан внимательным взглядом осматривала гостей, танцующих под музыку «Карз», раздававшуюся из стереосистемы. Танцующие парочки в зале вдыхали «соду» из серебряных флакончиков, передавая их друг другу. Они беззвучно шевелили губами, а блуждающие взгляды не замечали партнеров.

– Поло, я угадал? Теннис, но только не гольф – тебе не нравится следить за игрой, переходя с места на место под палящим солнцем. Скачки, состязания на приз, матчи некоторых футбольных команд колледжей, гонки на спортивных автомобилях, бой быков – вот что ты любишь после того, как проведешь утро, лежа на пляже в полной неподвижности… Я книгу читаю об одном бейсболисте, он играл в младшей лиге, и описываемые события не выдуманы. Он пишет об одной новой игре, наклболе. Ты о ней не слышала. Богачи не интересуются бейсболом, если у них, конечно, нет своей собственной команды. Но даже и в этом случае они ни черта в ней не смыслят. Так вот, в этой игре подающий не имеет возможности контролировать мяч – он захватывает его кончиками пальцев и бросает. Мяч в полете не вращается, а парит, и потоки воздуха задают ему направление движения, он может взмыть вверх, может опуститься – трудно предугадать, как он себя поведет. Ни подающий, ни отбивающий, ни принимающий этого не знают. Чтобы стать хорошим игроком, подающий должен отдаться во власть мяча и всего лишь бросить его. Это удается сделать только простому по натуре человеку.

Сюзан еще раз посмотрела на сверкающие огни. Ей стало интересно. Он говорил, как Джо Кук, – его бейсбол был сродни жизни.

– Я хочу стать таким человеком.

– А каким он должен быть, Тед? – В этот момент в дверях террасы появилась Рэчел. Освещенная льющимся из комнаты светом, она казалась обнаженной до пояса. Сюзан услышала, как Скэлли издал возглас восхищения. Она сама ощутила легкий трепет.

Рэчел стояла, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Меня зовут Рэчел Филлипс. Вы Сюзан Сейнт Майкл из Сан-Франциско. Вы не знакомы с Пэтси Феллон и Стивеном Литлджонс?

«Не играй, не неси чепухи, не притворяйся».

– Нет.

– В самом деле? Довольно странно.

– Это что? Допрос?

Рэчел улыбнулась. Время проверки еще не наступило. Она спустилась по ступенькам на террасу и подала Сюзан руку. Сюзан сделала вид, что этого не заметила. Рэчел рассмеялась:

– Прошу прощения. Конечно же, это не был допрос. Проверку вы прошли на «отлично», что показало качество товара. Полагаю, что и наш тоже неплохого качества.

– От моих клиентов жалоб не поступало.

– А кто, если не секрет, ваши клиенты?

– А ваши?

Рэчел снова рассмеялась:

– Что вы пьете?

– Спасибо, мне этого достаточно.

Рэчел взяла стакан из рук Сюзан и сделала глоток:

– Газированная вода.

– Мне кажется, она «нарк», – сказал Скэлли. – Она не пьет спиртного, не нюхает кокаина и даже не курит.

Рэчел поставила стакан:

– Она здесь по делу. Такими вещами, о которых ты говоришь, занимаются в другое время. – Она взяла руку Сюзан в свою. – Пойдем, поищем место, где мы могли бы поговорить. Извини нас, Тед.

Они уже подходили к двери гостиной, когда Кит Болтон протиснулся между танцующими и встал на их пути:

– Ты меня не узнаешь?

Он мог не называть своего имени. Сюзан сразу признала в нем состоятельного типа из Хэмптонса, о котором рассказывала Грейс Льюис, типа со связями среди богатых людей. Это был человек Гарри Кельнера, пижон из Нью-Йорка, худощавый, прилично одетый, платиновый блондин с карими глазами. Этот тип, находясь в Лос-Анджелесе, останавливался в «Мармонте», если выбирал гостиницу, а мог жить и в «Райот», если предпочитал трущобы. Сюзан он мог и не говорить ничего, для нее было ясно, что он лишь статист.

– Что такое, Кит? – с неприязнью в голосе спросила Рэчел. Когда Болтон, пробормотав извинения, отошел, Рэчел еще крепче сжала руку Сюзан и повела ее через толпу.

Сюзан следовала за ней, скрывая внутренний страх. До сих пор ей было легко выдавать себя за ту, кем она на самом деле не была, потому что имела дело с мужчинами. Не удавалось ли это Сюзан потому, что всю свою предыдущую жизнь она притворялась перед мужчинами, а они видели в ней именно ту женщину, которую создавало их воображение? Накануне выпуска, как это называл Барнс, поскольку официальной церемонии не проводилось, у них состоялся разговор.

– Это не терапевтический сеанс, Сюзан, – начал Барнс, – но мне хочется, чтобы ты заглянула в себя и попыталась понять себя лучше. Виды спорта, которыми ты занималась в школе и колледже, включая стрельбу, – не были ли они выбраны потому, что отец хотел видеть в тебе сына?

– Может быть, оно так и было.

– Почему твои родители не решились завести еще детей?

– У них не было достаточно денег. Я им никогда такого вопроса не задавала, но считаю, что это было причиной. Мне нравилось быть единственным ребенком. Тебе ведь тоже?

– А этот парень, с которым ты была, ветеран Вьетнама?

– Его зовут Джо Кук.

– Он напичкал тебя радикальными идеями, он изменил твои довольно консервативные взгляды если и не на радикальные, то, по меньшей мере, на либеральные.

– Когда я его повстречала, то верила, что Америка знает, что делает. Он предположил, что на самом деле она не была готова к современной действительности – партизанской войне, например. Должна сказать, это меня просветило без всякого радикализма. И такой была не я одна. И не он первый сделал такое предположение.

– Если бы не он, у тебя бы наступило прозрение?

– Так что, это он был моим отцом, желавшим видеть во мне мальчика?

– Ты была его Элизой Дулитл, Галатеей. Что тебе больше нравится.

– Он был моим другом, – сказала Сюзан.

– … Вы, ты и Пол, вначале стали заглядываться друг на друга, потом стали любовниками, и ты забросила Джо.

– Да, ему тяжко пришлось. Я была для него неродившимся сыном, которого он так хотел.

– Если говорить конкретнее, ты не сопротивлялась сложившимся обстоятельствам, как ты не сопротивлялась в этом отцу, как ты…

– К чему ты клонишь, Джон? Это ведь не терапевтический сеанс, а? Мне это понадобится для выполнения задания?

– Ты привыкла играть с мужчинами. Мои наблюдения за твоими взаимоотношениями с женщинами, как в профессиональном, так и в личном плане, говорят о том, что с ними ты ведешь себя более естественно. Я слышал, как ты отшила Риту, когда она этого заслужила. Я слышал, как ты ее хвалила, и она в том случае также этого заслуживала. Это может создать тебе проблемы при выполнении оперативного задания. Мне трудно представить себе, что ты будешь сострадать дуракам, которые попадутся тебе на пути. Очень богатые люди значительно отличаются от нас с тобой, и разница не в том, что у них больше денег. У них взгляды. Я бы даже сказал, что у них другое мировоззрение оттого, что значительную часть времени они проводят в узком кругу им подобных, в местах уединенных, они затворники и замкнутые люди. Послушай, ты можешь приладиться к их образу жизни – одеваться, как они, говорить и вести себя так же, принять их стиль, пользоваться их жаргоном и выучить их родословную, но будет труднее, труднее и опаснее научиться думать, как они. Ты слышала старую песенку об истинных бостонцах, каботинцах и лоулянцах и о Боге? Суть в том, что, кто бы из них не заговаривал с Богом, он сразу навострял уши. Эти люди не привыкли отказываться от своего, у них даже и в мыслях нет чего-то не получить. И если это применимо для мужчин, то для женщин приемлемо вдвойне.

…Сюзан и Рэчел прошли через гостиную на южную сторону террасы. С высоты Манхэттен выглядел уютным, как игрушечный город. Однако Рэчел смотрела не на город, а на Сюзан.

– Мне нужен еще «Э» и «В». Ты можешь достать?

Сюзан села на ступеньки, не дав Рэчел возможности и дальше испытующе смотреть на нее.

– Только не в таких количествах и не сразу. Такие трансконтинентальные сделки не эффективны как для тебя, так и для меня. Я могу помочь тебе связаться кое с кем, имеющим доступ к наркотическим средствам, которые выдаются по рецепту здесь, на востоке. Для меня эти лекарства были пробным камнем. В планах у меня заняться тем, что ты делаешь здесь, в Калифорнии. У этого штата репутация лидирующего по потреблению наркотиков. Все дело в том, что он довольно далеко от Нью-Йорка, до него лететь три часа.

– Как тебе удалось приобрести эти связи? – спросила Рэчел.

– А кто делает тебе прически? – ответила вопросом на вопрос Сюзан. «И недавно ли ты подстриглась? Не ты ли замочила моего мужа? Ты ведь это сделала, ты? Это слишком просто понять. Оттого что жизнь слишком проста? Хорошие люди, плохие люди – и тех, и других стало бы меньше, если сократить эти категории по принципу пола, расы, возрасту, общественному положению и стране проживания, а из тех, что остались бы, большого выбора не будет». Труднее было решить, что делать. Во времена Дикого Запада она бы укокошила Рэчел и вышвырнула ее за порог, а потом ушла, и на этом дело бы закончилось. Но тогда были сутяжнические времена и улицы кишели негодяями, боявшимися закона не больше падающих облаков.

Рэчел расхохоталась:

– Завтра мы все летим в Саутхэмптон. Не хочешь к нам присоединиться? Будет Ник, он живет рядом с пляжем. Ты произвела на него впечатление. Делом лучше заняться там, я считаю. Там чувствуешь себя не так напряженно, как здесь, и не надо спешить. – Как бы в подтверждение напряженности обстановки над головой Рэчел раздался хлопок, и небо озарилось золотистыми огнями. Послышался повторный хлопок, и на этот раз в небе расцвели синие и ярко-красные огоньки.

– Это что еще?..

Рэчел посмотрела на Сюзан через плечо и протянула ей руку:

– Посмотри.

Это были не просто огоньки, а салют. Сюзан слышала свистящий звук пускаемых с барж на Ист-Ривер ракет, которые взрывались в небе, рассыпаясь на шарики, зонтики и кружочки. Разноцветные огоньки отражались в реке. Дым начал окутывать ее, отчего река стала похожа на Стикс.

– С какой стати?

Рэчел обняла за плечи Сюзан:

– Сегодня Четвертое июля.

Сюзан вздрогнула от неожиданного прикосновения Рэчел. Она при этом вспомнила, что сегодня ее день рождения.

* * *

– Ах, Сью, – сказала Боб-2. – Как неудачно получилось. Кэрри дома нет.

– Как нет! Уже первый час ночи.

– Она поехала к Дженифер, Сью. Они пошли смотреть фейерверк, и Кэрри там заночует. Вечером на Ист-Ривер был праздничный салют. Да что с тобой, Сью? Ты что-то не договариваешь.

– Кэрри в порядке?

– Как обычно.

– … Как Боб?

– Тоже хорошо.

– А ты?

– Хорошо. А ты-то как, Сью?

– Все в порядке. – Если не принимать во внимание, что звонок Сюзан был грубейшим нарушением всех инструкций.

– Кэрри не забыла о твоем дне рождения, Сью.

– Передай ей, что я ее люблю.

– Ты не могла бы еще позвонить нам, Сью? Кэрри вернется в два или три часа дня.

– … Нет.

– Как жаль.

– Доброй ночи, Боб.

– Доброй ночи, Сью. С днем рождения.

Сюзан повесила телефонную трубку. Она звонила из кабинета Рэчел. В коридоре Тед Скэлли также повесил трубку. Он видел, как она проскользнула в кабинет, и стала набирать номер. Скэлли воспользовался параллельным телефоном, чтобы подслушать разговор.