Текст книги "Всем спокойной ночи"

Автор книги: Дженнифер Вайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16

– Может, я придумываю то, чего нет? – спросила я у Джейни, когда дозвонилась до нее.

Мы с детьми находились дома. После дебоша в приемной Кевина Долана я подобрала осколки стекла и конфеты, выписала чек за разбитую вазу, накормила детей поздним ленчем и усадила за стол с миской черники и настольной игрой.

– Ты? – удивилась Джейни, сидя за своим столом в «Нью-Йорк найт».

Я слышала, как ее пальцы проворно стучали по клавиатуре.

– Нет.

– Но я думаю, – я крутанула юлу и продвинула свой кубик вперед, – что у нее был роман с тем самым адвокатом, который являлся лучшим другом ее мужа.

Джейни изобразила вежливую заинтересованность.

– Рассказывай. Только шифруйся при детях.

Вместо этого я ушла с телефоном в ванную и шепотом доложила о своем разговоре с Кевином. И о том, как его взгляд затуманивался, когда он говорил о счастье Китти. И о том, что его жена была знакома с покойной еще в 1992 году.

– Кстати, он заявил, что прекрасно к ней относился.

– Ну и что? Я тоже прекрасно к тебе отношусь. Это вовсе не означает, что я хочу спать с тобой, а потом убить тебя.

– Это уже кое-что. Информация. И я знаю больше, чем полиция.

Разговаривая с Джейни, я считала подозреваемых на пальцах.

– Могла быть няня, потому что она спала с Филом.

– Или Фил мог нанять кого-нибудь для этого грязного дела, чтобы стать свободным и наслаждаться счастьем с няней, – добавила Джейни.

– Мотив имелся и у Лоры Линн Бэйд – аванс за книгу, – продолжила я. – Или это мог быть Кевин Долан, потому что он любил Китти и не мог ее заполучить.

– Ты пришла к такому выводу только на основании вашей беседы?

– Это предположение. И мог быть какой-нибудь абсолютно случайный псих из Интернета. Выследил ее через Интернет.

– Копай дальше. А у меня дела, – произнесла Джейни и положила трубку, поскольку у нее зазвонил телефон на другой линии.

– Мамочка, – спросила Софи, когда я вернулась к игре, – а кто сделал миссис Кавано мертвой?

– А что, дети разговаривали об этом на площадке?

Она покосилась на меня.

– Нет, мамочка, это ты разговаривала об этом по телефону с тетей Джейни Великолепной.

Я не могла сдержать улыбку.

– Это тетя Джейни попросила так ее называть?

– Она считает, что это ее настоящее имя.

– Тристан говорил об этом, – сообщил Джек баском.

Я попыталась посадить Софи к себе на колени. Совсем как на картинах Нормана Рокуэлла, изображающих матерей-утешительниц. Софи бросила на меня быстрый взгляд, в котором явно читалось «чего-ты-меня-дурачишь». И вывернулась из моих материнских объятий. Я откашлялась.

– Ну да, конечно, миссис Кавано, она умерла, и полиция ищет того, кто это сделал.

– Кто сделал ее мертвой, – сказала Софи.

– Зачем? – спросил Джек, крутя юлу из настольной игры.

– Ну…

Я глубоко вздохнула, и слезы защипали мне глаза. «Была ли она счастлива?» – хотел знать Филипп Кавано.

– Никто пока не знает.

Я торопливо вытерла глаза, надеясь, что дети не заметят.

– А почему ты плачешь? – спросила Софи.

– Потому что все это очень печально.

Сэм протянул мне свою салфетку, а потом уставился на меня большими карими глазами.

– Почему?

– Ну… Она была чьей-то мамой.

Губы у меня дрожали, и слезы подступили к глазам. Что бы я ни думала о Китти – о ее политических взглядах, о ее семейной жизни, о дорогах, которые она выбирала, – то, что я сказала, было правдой.

Глава 17

В ту новогоднюю ночь, после того как мы сбежали из «Ло-Ки-инн», я потащила Эвана вниз по ступенькам в метро, потом в поезд, затем вверх по ступенькам, в наш дом и в лифт.

Все путешествие было, как в тумане – сладостные поцелуи, обрывочные признания: «Ты такая… Не могу поверить… Я хочу… Мне необходимо…»

Его руки скользнули мне под свитер. Я потерлась губами о бледную полоску кожи на затылке под волосами, которую заметила еще во время нашей самой первой встречи. Эван запустил руки мне в волосы, тянул и дергал их, пока они не рассыпались по плечам. Мы не могли насытиться друг другом.

Каждый раз, читая эту фразу в книгах, я усмехалась, но теперь точно знала, что имелось в виду.

– Я давно мечтал дотронуться до тебя, – прошептал Эван, целуя меня в шею в лифте.

Мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок – еще одно клише. Чувствовала, что мое сердце расцветает, как цветок. Он думал обо мне, мечтал дотронуться до меня. И если бы весь мир ушел в небытие той ночью, я бы ушла счастливой, зная об этом.

Шатаясь, мы миновали коридор. Я неуклюже искала ключи.

– Похоже, ты пытаешься меня соблазнить, – сказал Эван, когда мы, спотыкаясь, вошли.

Потом его пальто сползло на пол, мои туфли упали. Мы пробирались ко мне в спальню, поскальзываясь, почти падая, ударяясь о стены, зная, что утром будем в синяках, и совершенно об этом не беспокоясь.

Эван рухнул на мою постель и зарылся лицом в подушку. Я прилегла рядом с ним, ожидая, что он повернется ко мне, произнесет мое имя, посмотрит на меня смеющимися глазами, снова поцелует меня и скажет: «Вот и ты, моя единственная». Но Эван молчал. А когда наконец начал издавать звуки, это были отнюдь не признания в любви, произнесенные страстным шепотом. Это был храп.

– Эван? – Я легонько толкнула его локтем.

Я потрясла его за плечо. Храп стал громче. Я нагнулась и поцеловала Эвана в щеку, затем куснула мочку уха. Он не просыпался. Я расстегнула две верхние пуговицы на его накрахмаленной рубашке с защипами, закрыла глаза и постаралась уснуть.

Через каждые несколько минут Эван метался по кровати, судорожно ворочался с боку на бок и почти сталкивал меня. Я тихо поднялась и села рядом с ним, скрестив ноги и наблюдая, как поднимается и опадает его грудь, как под закрытыми веками вращаются глазные яблоки. «Я люблю тебя», – прошептала я в темноте.

В три часа ночи мой переполненный мочевой пузырь победил романтические планы провести всю ночь рядом с Эваном, мечтая о нашем будущем счастье. Я на цыпочках выбралась из комнаты, пошла по коридору и чуть не заорала, почувствовав на своем плече чью-то руку.

– Что происходит? – прошептала Джейни.

Ее парик а-ля Тина Тернер съехал набок, а маска для сна леопардовой расцветки была сдвинута высоко на лоб.

– Эван спит, – ответила я.

– Он вырубился, – поправила Джейни. – Что обычно и случается, если попробовать выпить все в Нью-Джерси. А я, между прочим, полночи не спала, беспокоилась.

Дверь в ее спальню приоткрылась, оттуда крадучись выбрался молодой человек азиатской наружности, в бейсболке, стыдливо сделал Джейни ручкой и проскользнул мимо нас.

– Значит, беспокоилась? – усмехнулась я.

– Да. А что, беспокоиться нужно в одиночку? Ты меня бросила, а публика требовала песню на бис. Что мне оставалось делать?

– Ты пела с этим парнем?

– Хм…

Джейни закусила губу, когда дверь ее спальни снова распахнулась, и еще двое молодых людей смущенно и быстро кивнули, выскользнув прочь.

– Господи, Джейни, твоя спальня, как шляпа фокусника. – Я с притворным ужасом уставилась на ее дверь. – Может, у тебя там еще и карлик прячется?

– Не твое дело, – огрызнулась она. – Должен же кто-нибудь быть у меня на подпевках. Без бэк-вокала «Nutbush» никак не спеть. Да и не об этом речь.

Я прошла мимо нее к туалету.

Когда я вернулась, Джейни с дивана поманила меня пальчиком. Я вздохнула, понимая, что она не примет «нет» за ответ. Подруга швырнула мне одеяло – небольшое такое одеяльце, которое Си подарил нам на новоселье, – и я накрыла им коленки.

– Итак?

Я глубоко вздохнула и не смогла удержаться от широкой улыбки.

– Я ему нравлюсь.

– Да, ты ему нравишься, Кейт. Это никогда и не подвергалось сомнению. Вопрос в другом: собирается ли он порвать с Мишель?

Моя улыбка исчезла. О Мишель мы не говорили. Вообще, если подумать, то мы ни о чем не говорили. Мы были слишком заняты поцелуями. Но разве поступки не говорят громче, чем слова?

– Мне нужно вернуться к нему.

Джейни неодобрительно покачала головой.

– Поверни его на бок, чтобы собственной блевотиной не подавился, – проворчала она и обняла меня.

Я тихо открыла дверь в спальню. Сгорбившийся Эван сидел на моем розово-кремовом стеганом одеяле и выглядел в луче света от уличного фонаря, проскользнувшем в комнату через жалюзи, глубоко несчастным и осунувшимся.

– Кейт, – пробормотал он.

Я с усилием сглотнула, внезапно почувствовав головокружение, и сделала отчаянную попытку вернуться к нашей былой легкой трепотне.

– Да уж, – кивнула я. – Неловко получилось.

Я селя рядом с Эваном, неуверенно протянула руку и дотронулась до беззащитного местечка сзади на шее. Он вздрогнул.

«Нет, – подумала я. – Это не дрожь, а содрогание».

Эван потер лицо руками, потом почесал голову, старательно избегая встретиться со мною взглядом. Я услышала его глубокий вздох. Казалось, время замедлило свой бег, чтобы дать мне шанс навечно вписать в память каждую деталь этой сцены, чтобы всю оставшуюся жизнь я могла в любой момент снова и снова проигрывать ее в памяти. Я видела тени, которые отбрасывала на стену настольная лампа, свет уличного фонаря посеребрил щетину на щеках Эвана. Я видела, как перекрутился его пояс, а голова опустилась, когда Эван произнес:

– Кейт.

Я вскочила с кровати. Вспомнила, как мама вечно поучала меня насчет моей осанки. «Плечи назад, Кейт! Грудь вперед! Не горбись! От этого ты меньше не станешь!» И вот я откинула плечи назад. Выставила грудь вперед. Напрягла с опорой на диафрагму мускулы живота, оставшиеся со времен моего пения. И собралась с духом, догадываясь, что Эван собирается сказать, еще до того, как он открыл рот. Зная, как больно мне будет услышать его слова.

– Извини, – пробормотал он. – Я не хотел, чтобы так все случилось. Ты мой друг, а я…

В горле Эвана что-то булькнуло, когда он сглотнул. Он снова потер лицо руками.

– Я не такой человек, который…

Я посмотрела на него, понимая, что могу разрядить обстановку. «Ой, да брось ты, все в порядке, не парься, Новый год, мы выпили, никому от этого не хуже, без обид, возвращайся к своей Мишель, и давай об этом никогда не вспоминать».

Я стояла неподвижно, не хватало еще, чтобы Эван заметил, что я вся дрожу. Но не могла сдержать слезы, что катились у меня из глаз.

– Я думала… – Голос у меня прервался. – Я думала, ты…

Он печально посмотрел на меня.

– Ох, Кейти. Ты просто великолепна. Но Мишель и я… ну, ты же знаешь. Если бы я был свободен… если бы я встретил тебя первой…

«Она обманывает тебя! – хотелось мне крикнуть. – Она обманывает тебя с Мистером Кудрявые Волосы, и у меня есть доказательства! Она никогда не будет любить тебя так, как я!»

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – произнес Эван.

Он пошевелился на кровати, поднял руку и медленно потер лоб.

– Ты заслуживаешь кого-нибудь более достойного. – Он облизал губы.

– Ты достойный, – промолвила я.

Мои губы онемели, и язык, казалось, распух во рту.

«Мы оба достойные». Но я знала, что если это скажу, то превращусь в просительницу. И если уж мне придется выйти из этой спальни без Эвана в качестве моего бойфренда, по крайней мере, я собиралась выйти оттуда, сохранив гордость.

– Кейти, с тобой все будет в порядке? – спросил он.

– Естественно.

Я заставила себя произнести эти слова, да еще и придать им обманчивое беспечное звучание. Он потер лоб.

– Мне нужно идти. Может, Мишель оставила дома сообщение.

«А может, тебе пора начать обзванивать красавчиков из рекламы шампуня?» – злорадно подумала я.

Я открыла ему дверь, впустив в комнату свет из коридора. Эван медленно встал с кровати, и я двинулась за ним. У самого порога он повернулся ко мне и попытался что-то сказать. Я занялась чем-то у кухонной раковины, чтобы не смотреть на него, и открыла оба крана на полную силу, чтобы не слышать.

За следующие три часа я перебрала свой шкаф, затолкала в мешки для мусора все вещи, что были мне малы, исполняя это действо, как епитимью за то, что слишком много попросила у вселенной.

В шесть часов приняла душ, оделась, побросала в рюкзак кое-какую одежду и чистое белье. Вытащила пальто из шкафа, шапку и шарф и перчатки. Проверила, взяла ли с собой кошелек и мобильник, и вынула паспорт из коробки из-под обуви в шкафу.

Я вышла из квартиры, миновала коридор, постояла перед дверью Эвана, сжала трясущиеся руки в кулаки и досчитала до десяти, давая ему еще один последний шанс выйти ко мне, сказать, что был не прав, сожалеет, любит меня больше, чем когда-либо любил ее, что нам суждено быть вместе, и я – его единственная.

Дверь осталась закрытой.

Я заставила себя подойти к лифту, нажать кнопку и выйти на холодную темную улицу. Поймала такси на углу Гринвич и Джейни-стрит. «Куда поедем, дорогуша?» – спросил таксист. «Аэропорт Кеннеди», – ответила я.

Я прижалась лбом к холодному стеклу окна и смотрела на город: автобусы и такси, мусорные баки, переполненные пустыми зелеными бутылками из-под шампанского и лентами серпантина. В сточных канавах валялись скомканные поролоновые банданы с надписью «Счастливого Нового года».

Стойка «Бритиш Эйрлайнс» работала. Своей кредиткой я оплатила первый рейс в Хитроу.

Моя мать находилась в Лондоне, и даже если бы она не стала разговаривать со мной и утешать меня, Лондон оказался первым местом, пришедшим мне в голову.

И самым отдаленным, куда я могла сбежать.

Глава 18

На следующий день я накормила детей ленчем и уложила их поспать (мальчики действительно спали, а Софи тихонько лежала в своей кроватке, перелистывая «Вог», который она убедила меня взять для нее в библиотеке).

Я зашла на сайт, один из немногих 1700 сайтов, блогов и онлайн-журналов, утверждающих, что консервативная блондинка, самая свежая любимица массмедиа, на самом деле глупа, тупа, всегда не права, дезориентирована, слишком амбициозна, очень любит себя, опасна для женщин всего мира и несет личную ответственность за гибель феминизма в новом тысячелетии и за нарушения питания у молодых девиц.

Именно этот сайт первым сообщил, что Китти Кавано писала за Лору Линн Бэйд. На главной странице была размещена нелестная фотография Лоры с дьявольскими рожками, торчащими из гривы блондинистых волос и мультипликационными языками пламени. В самом низу страницы жирным шрифтом восемнадцатым размером красными буквами бежали слова: «Лгунья, лгунья! На воре и шапка горит: раскрыта тайна – кто писал за Лору Линн Бэйд!»

Я щелкнула «Пропустить заставку», и передо мной открылся список всех статей о смерти Китти Кавано и разоблачительная информация о том, что именно она писала колонку «Хорошая мать».

Я медленно прошлась вниз по списку, делая заметки, выписывая биографические данные – девичья фамилия Китти (Верри), город, где она родилась (Истхем, Массачусетс, как на открытке, которую я видела). Внизу страницы была еще одна ссылка. «Информация, нажимать здесь». Когда я щелкнула по этой ссылке, открылся e-mail с уже вбитым адресом [email protected]. В строке «Тема» было написано: «Запрос информации». Я стерла слово «информация» и оставила только «запрос».

Было пятнадцать минут четвертого, а значит, у меня оставалось всего лишь пятнадцать минут до того момента, когда Софи разбудит братцев, и вся троица спустится вниз, потребует еды или поехать в парк, или, господи спаси и помилуй, снова поиграть в «Карамельную страну».

«Здравствуйте, – напечатала я. – Я…»

Пальцы замерли над клавиатурой. Что я, собственно, собой представляю? «Замужняя мать троих детей, сидящая, как в ловушке, в пригороде Коннектикута, пшеничного пояса Америки, у которой слишком много свободного времени и которая просто наткнулась на мертвое тело своей соседки…» – единственное, что пришло мне на ум.

«Я аспирантка, изучаю гендерные проблемы, – напечатала я, решив, что в какой-то период моей жизни это было правдой. – Мое исследование представляет собой феминистскую критику использования труда писательниц-невидимок, поскольку это не что иное, как санкционированное обществом самоуничтожение женщины». Вот так. Звучит настолько бессмысленно, что в итоге может оказаться и правдой.

«Хотела бы задать вам несколько вопросов о Лоре Линн Бэйд и Китти Кавано. Вы можете связаться со мной по этому телефону от 8:30 до 11:45 по понедельникам, средам и пятницам». Я указала номер своего телефона, напечатала подпись и отослала по электронной почте.

Софи брела вниз по лестнице, зажав Страшилу под мышкой, братья тянулись за ней, отставая на пару ступенек.

– Ноноко, – потребовала она. Ее детское словечко для «молоко».

Я подхватила Софи на руки и понюхала волосы, ожидая ощутить милое невинное дуновение «Джонсон энд Джонсон. Нет больше слез». Вместо этого в нос мне ударил запах чего-то дорогого и скорее всего французского, поскольку Софи обожала отрывать образцы парфюма из модных журналов.

Зазвонил телефон. Я прижала трубку под подбородком и перекинула Софи на бедро.

– Алло?

– Понедельник, среда, пятница от 8:30 до 11:45? – услышала я удивленный молодой женский голос. – Я просто обязана была позвонить немедленно, чтобы выяснить, не в тюрьме ли вы сидите.

– Нет, не в тюрьме.

Я помогла Софи и мальчикам забраться в их высокие стульчики и направилась к холодильнику достать что-нибудь поесть.

– Нет, я… заочница с тремя детьми, и в это время они в садике, – объяснила я, вынимая три стаканчика с пудингом и плюхая их на стол.

– Трое малышей в садике…

Голос у нее был лукавый, ироничный. Голос молодой женщины, живущей – отдирая крышечки у стаканчиков, я украдкой взглянула на определившийся номер – код города 212.[15]15
  Престижный код Нью-Йорка на Манхэттене.


[Закрыть]

– Меня зовут Тара Сингх из организации «Радикальные мамы».

– Мама, – заканючила Софи, потому что Джек слизнул верхушку ее пудинга.

Я строго посмотрела на нее и глубоко вздохнула.

– Ого! – восхитилась Тара Сингх. – Похоже, вы заняты выше крыши.

– Да уж, – откликнулась я, отняла у Джека стаканчик Софи и раздала всем ложки.

– Послушайте, если вы не против встретиться со мной, то я часто бываю в городе.

– А вот и нет, – авторитетно заявила Софи, тыкая ложку в свой стаканчик.

Я бросила на нее яростный взгляд и покрепче прижала телефон к себе. Слишком поздно. Тара Сингх хихикнула.

– В любом случае, можем мы встретиться и выпить по чашечке кофе или чего-нибудь покрепче?

– Разумеется, – ответила она. – Сейчас загляну в свой ежедневник…

Я представила эту женщину: топ на бретельках, джинсы с низкой талией, ботинки на толстой подошве. И последний мазок – закинутый за плечи армейско-флотский рюкзак с пришпиленным значком, символом мира. Хипповая мамочка.

– Как насчет завтра?

Завтра как раз была пятница. С утра дети отправлялись на занятия. Потом у мальчиков контрольная встреча с логопедом – раз в полгода. Они занимались с логопедом целый год, с того момента, когда им исполнилось два, а они все еще говорили только по несколько слов каждый. После девяти месяцев занятий наша высокооплачиваемая логопед с самыми крутыми дипломами заявила, что, по ее мнению, мальчики могли говорить. Просто предпочитали, чтобы Софи делала это за них.

Наверное, я попрошу Грейси посидеть с детьми, или Бен сумеет вернуться домой пораньше и накормить их ужином. Тогда я могла бы принарядиться, одеться посолиднее, встретиться с Тарой Сингх и выпить чего-нибудь, а потом поужинать с Джейни. Или даже с папой. Я вдруг ощутила вину за то, что я о нем совсем забыла.

– Давайте сходим в какое-нибудь респектабельное заведение? – предложила я.

Тара рассмеялась снисходительным смехом, которым смеются жители Нью-Йорка, общаясь с выходцами из пригородов, чье знание города порой основано на адаптированном «Сексе в большом городе».

– Респектабельное заведение? Хорошо. – И она протарахтела название и адрес.

– Пастис, Девяносто девятая авеню, – повторила я, записывая адрес розовым мелком на оборотной стороне коричневого бумажного пакета.

– Вы не сказали, где учитесь.

– Муниципальный колледж Апчерча, – слетело у меня с языка с такой легкостью, словно я произносила это название всю жизнь.

Я закончила разговор вовремя, успев перехватить у Софи недоеденный стаканчик с пудингом, которым она как раз собиралась запустить в своих братьев.

– Веди себя как следует!

Софи ласково посмотрела на меня.

– Мама, ты врешь, – заявила она.

Я подхватила дочь и расцеловала в обе щеки, очень удивив ее. Она захихикала, а потом оттолкнула меня.

– Я не вру, – объяснила я, выгребая остатки из стаканчиков и бросая их в мусорное ведро. – Я просто рассказываю сказку.

Конечно, я не совсем верно представляла Тару Сингх, но была не так уж далека от действительности.

Джинсы с низкой талией наличествовали. Поверх топа симпатичного рдеюще-розового цвета надет подчеркивающий фигуру вельветовый пиджак кофейного цвета. Обручальное кольцо отсутствовало. На левом нагрудном кармане приколото единственное украшение – миниатюрный значок со словами «Мамы тоже люди».

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, – произнесла я, опускаясь на шаткий деревянный стул с плетеной спинкой.

Я снова находилась там, где жила раньше. Теперь здесь было гораздо шикарнее, если под словом «шикарно» подразумевать жару, шум и толпы красивых людей, причем ни один из них не ел ничего такого, что я могла бы назвать едой.

Пока я брала в руки меню, газель с короткой, почти мужской стрижкой задумчиво разглядывала зеленую фасоль у себя на тарелке.

– Это я вам благодарна, – ответила Тара, перелистывая меню.

Женщина с зеленой фасолью нахмурившись посмотрела на свою тарелку, потыкала стручки пальцем и подозвала официанта.

– Тут есть масло? – услышала я ее вопрос.

Я попыталась устроиться поудобнее на крошечном стульчике, но поняла, что это мне не грозит, по крайней мере в этой жизни. Когда подошел официант, я заказала стакан шардоне и, в пику даме с зеленой фасолью без масла, попросила принести мне чизбургер и картошку фри.

– Мне то же самое, – сказала Тара Сингх. – С диетической колой.

Она положила меню на стол. Я вытащила свой блокнот. Тара усмехнулась, увидев это чудо, и с притворным сочувствием покачала головой.

– Итак, у Лоры Линн Бэйд была писательца-невидимка, – торжествующе заявила она. – Мертвая писательца-невидимка. Похоже, Рождество в этом году наступило гораздо раньше!

– А как вы об этом узнали?

Она загадочно улыбнулась и расправила салфетку на коленях.

– Вообще-то, мы получили анонимную наводку. Сообщение. Но когда я позвонила в «Контент», чтобы проверить, там этого не отрицали.

– Когда вы получили сообщение?

Тара поиграла вилкой.

– Фактически в день смерти Китти.

– И вы понятия не имеете, кто отправитель?

Она покачала головой.

– Конечно, я сохранила его и отдала в полицию, но пока что…

– Вы ведь какое-то время следили за карьерой Лоры Линн Бэйд?

Тара кивнула, все еще улыбаясь. Губы с помадой сливового цвета раздвинулись, и показались квадратные белые зубы. На коже цвета кофе не было ни единой морщинки. Я подумала, сколько же ей лет – двадцать три? Двадцать четыре? Слишком молода, чтобы быть матерью.

– Я знаю, о чем вы думаете, – произнесла Тара.

Я подняла брови и ждала.

– Вы хотели бы спросить, верю ли я в то, что Лора Линн Бэйд могла убить Китти Кавано? Ответ – вполне возможно.

«Возможно», записала я.

– Эта сука на все способна, – добавила Тара. – Вплоть до убийства. Она психованная, и не только потому, что это телегенично. Она…

Тара улыбнулась еще шире и сделала жест, который я не видела со времен моих собственных игр на детской площадке: она приставила указательный палец к виску и покрутила его.

– Чокнутая, – подсказала я.

– Она лежала в психбольнице. Как раз перед тем, как умер ее отец. Легла на месяц в какую-то клинику в Пенсильвании. Ее команда заявила, что она переутомилась. Я вас умоляю, – сказала Тара, вращая выразительными глазами. – Если вы переутомились, вам надо выспаться, а не ложиться в «Хэппи медоуз».

Я нацарапала «Хэппи медоуз» и решила спросить свою верную осведомительницу Мэри Элизабет, слышала ли она что-нибудь об этом.

– Видите ли, работа, которую я пишу, посвящена феномену уничтожения информации о себе как акту подрывной деятельности. Я имею в виду писательниц в истории литературы, которые предпочитали скрываться под псевдонимами. Или сочиняли под мужскими именами, или просто анонимно, и тем самым подрывали патриархальный… иерархический…

Черт побери! Лет семь назад я бы несла эту чушь так же красиво и убедительно.

– Вы считаете, что убийство могло быть делом рук Лоры Линн? Она могла бы быть очень даже очевидной подозреваемой.

– Пусть даже она абсолютно очевидная подозреваемая, пусть даже она убила курицу, несущую золотые яйца! Я повторяю – эта сука пси-хо-пат-ка.

Тара постучала соломинкой по столу, пока та не прорвала белую бумажную обертку.

– Вы слышали, как она запустила банкой диетической колы в голову журналиста Криса Мэттьюза?

– Да как-то…

– Понимаю, это звучит как городская сплетня, но так оно и было. На нашем веб-сайте есть видео.

– Итак, насколько я понимаю, вопрос заключается в том, есть ли у нее алиби.

– Разумеется, есть! – воскликнула Тара. – В тот день, когда убили Китти, Лора выступала в Вашингтоне с обращением к женщинам, объединившимся в борьбе за будущее Америки.

– Ясно, – кивнула я, записывая информацию.

– У меня тоже есть алиби! На случай, если у вас возникнут вопросы, – произнесла Тара, скорчив кислую рожицу. – Не знаю, как вы, но копы интересовались.

– Ну, еще бы, если у вас сайт «Умри, Лора Линн Бэйд».

Взрыв смеха Тары раскатился по залу и заставил даму с зеленой фасолью бросить на нас укоризненный взгляд.

– Извините, – пробормотала она, – неужели вы думаете, что я бы так выставила себя напоказ?

Хороший вопрос.

– Да и сам факт, что у Лоры есть алиби, еще не доказывает ее непричастность.

– Но как же так?

– Может, Китти захотела получить свою долю, – заметила Тара, складывая обертку от соломинки до тех пор, пока та не превратилась в тоненькую полоску. – Потребовала долю от зарплаты Лоры… Или чтобы ее имя появилось на материалах. А может, она угрожала рассказать миру не только то, что Лора писала эту поганую колонку не сама, но также раскрыть ту простую истину, что теснее всего с собственным сыном Лора Линн Бэйд соприкасалась во время фотосессий.

– Итак. – Сложила я части головоломки вместе. – Вы полагаете, будто Лора Линн Бэйд наняла кого-то для убийства Китти Кавано.

– Вот именно. Она могла помахать пачкой в десять тысяч долларов без налогообложения перед носом какого-нибудь «молодого республиканца», оказавшегося на мели с кучей долгов по кредитам. Почему бы и нет?

Она откинулась на стуле, удовлетворенно поглядывая на официантку, несущую наши бургеры.

– И ведь Лора Линн Бэйд была активисткой движения за право на рождение – ох, прошу прощения – сторонницей прав нерожденных американцев. Как вам это нравится? Нерожденные американцы. Интересно, а кто же тогда мы с вами – рожденные или родившиеся? Неважно. Борцы против абортов и фанаты права на оружие – в этой диаграмме Венна[16]16
  Диаграмма Венна показывает все возможные отношения между множествами или событиями из некоторого семейства.


[Закрыть] область перекрывания достаточно велика. И Лора Линн Бэйд их святая покровительница.

Тара кивнула и принялась за свой бургер.

– Представляю, как она обращается к кому-нибудь из этих спецов по убийствам, показывает фото Китти и говорит: «Эта женщина – враг неродившихся американцев». Или что она угрожает Лоре Линн Бэйд. Или что она занимается сексом с контрацептивами. – И она снова задохнулась от смеха. – Я прямо вижу, как все это было.

– А как насчет Китти Кавано?

– Вы пишете о самоуничтожении? – поинтересовалась Тара, и я кивнула.

– Тогда она то, что вам надо. Документальных свидетельств о ней немного. Выросла в Кейп-Код. Окончила Хэнфилд в девяносто первом, а потом я ничего не могла найти о ней до девяносто пятого года, когда она начала писать для больничного вестника. В девяностые опубликовала кое-что в женских журналах – «Редбук», «Космо». В основном на темы здоровья, типа истории о молодых женщинах с раком груди или «Десять диет для крепких костей». Никакой политики, насколько мне известно. Вскоре вышла замуж, переехала в Коннектикут, а потом начала писать для Лоры Линн Бэйд.

Тара откусила от бургера, вытерла губы и посмотрела на меня.

– А вы, вообще-то, знали ее? Верила ли она сама во всю эту чушь или просто сочиняла ее?

– Я не знаю, – ответила я и положила бургер.

Мне показалось, что сейчас я меньше знаю о таинственной Китти Кавано, чем когда думала, что она просто одна из тех супермамочек Апчерча, чье существование вселяло в мою душу комплекс неполноценности.

– А хотите, я вам скажу кое-что? – произнесла Тара. Она уселась поудобнее, пригладила лацканы своего пиджака и продолжила: – На фотографиях она выглядит… какой-то милой. Не то что Лора Линн Бэйд, та всегда выглядит так, будто готова плюнуть тебе в лицо. Китти же выглядела так, что хотелось стать ее подругой, правда?

Я кивнула, вспоминая свои встречи с ней: Китти в парке, Китти в супермаркете, Китти кивком здоровается со мной на футбольном поле или накрывает стол на выставке-продаже поделок в нашей «Красной тачке», там у нее всегда находилось доброе слово для каждого ребенка. И разве не была она всегда дружелюбной ко мне… и к моим детям? Китти всегда улыбалась.

Я-то считала, что она самодовольно ухмыляется, глядя на мою дешевую одежду, на моих непоседливых деток, на то, каким хаотичным был мой образ жизни по сравнению с ее жизнью… А вдруг ее улыбки были просто улыбками? Вдруг моя собственная неуверенность в себе помешала нам лучше узнать друг друга и, может, даже стать подругами?

– Китти ведь раньше жила в Нью-Йорке?

– Да. В разных местах, – ответила Тара. – В Парк-Слоун, потом в Челси, затем в Уэст-Виллидж.

Я перевернула страничку блокнота, и в ушах у меня прозвучал голос Китти по телефону: «У нас есть общий друг…»

– Вам встречалось имя Эван Маккейн в связи с Китти? Или с Лорой Линн Бэйд?

Тара покачала головой.

– Нет, а кто он?

– Да так, никто, – сказала я и захлопнула блокнот.

После того как я прикончила свой бургер, показала Таре фотографии своих детей и полюбовалась на ее снимки, поблагодарила за то, что она уделила мне время и поделилась своими догадками, я вышла из ресторана, достала мобильник и наконец ответила на звонок Эвана Маккейна.

Мое сообщение было коротким и любезным: «Эван, это Кейт Кляйн. Мне нужно поговорить с тобой». Потом мой номер телефона. И в конце: «До свидания».

Я сунула телефон в карман и огляделась вокруг: людской водоворот вихрем несся по булыжной мостовой Гансвурт-стрит. Все выглядели на двадцать лет моложе меня, их умная болтовня взлетала к беззвездному черному небу, как снежинки, которым вдруг вздумалось лететь снизу вверх. На юношах были вязаные шапочки с помпонами на макушке – еще одно модное веяние, прошедшее мимо меня. А девушки обмотали вокруг шеи узкие полосатые вязаные шарфы двойными и тройными узлами.

Я посмотрела на себя: шерстяное пальто трехлетней давности, свитер Джейни, холщевая торба вместо сумки, поношенные черные ботинки. Потом вздохнула и направилась в центр, чтобы встретиться с отцом.