Текст книги "Чайная роза"

Автор книги: Дженнифер Доннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Они с Гарри закончили поздно, уже после семи, но Томми домой не торопился. Рядом с ним была Милли. Когда хозяин пригласил молодых людей на ужин, у Джо сжалось сердце. Он собирался съездить в Уайтчепл и встретиться с Фионой. Они не виделись уже две недели. Джо волновался за нее, но отвергнуть приглашение Питерсона было нельзя. Томми попросил их привести себя в порядок и прийти в «Сардини» – итальянский ресторан в двух кварталах от Ковент-Гардена. Бедный Джо, который ни разу не был в ресторане, ударился в панику. Наверное, он не пойдет: у него есть только рабочая одежда. Гарри дал другу сюртук, который стал мал ему самому, рубашку и галстук. Из двух собственных брюк Джо выбрал те, что понаряднее.

Слава богу, зал ресторана освещался только свечами, подсвечниками для которых служили винные бутылки, поэтому никто не заметил, что сюртук и брюки Джо не сочетаются друг с другом. С бульоном и закусками Джо справился прекрасно и споткнулся лишь тогда, когда принесли пасту. Томми и Гарри смеялись, следя за его попытками справиться с этим блюдом, но потом Милли показала Джо, как следует накручивать макароны на вилку. Она посыпала его спагетти пармезаном и стирала с его подбородка томатный соус. У девушки было хорошее настроение; она рассказывала, как продвигается подготовка к празднованию годовщины раскрытия «порохового заговора». Покончив с ужином, они вместе вернулись Ковент-Гарден, а потом Томми и Милли уехали.

Джо получил громадное удовольствие, но совесть мучила его ужасно. Сегодняшний вечер он должен был провести в Уайтчепле. Фиона побледнела, похудела и тосковала по отцу. Он вел себя как последняя свинья. Любимая нуждалась в нем, а где он был? Пировал в «Сардини». Джо помнил, как провожал Фиону домой после прогулки у реки в день похорон ее отца. Помнил, как Фиона вцепилась в него перед уходом. У него разрывалось сердце. Оставить ее в такую минуту было преступлением, но что он мог сделать? Пару дней Джо хотелось бросить все, приехать на Монтегью-стрит и остаться с любимой. Но чём бы это кончилось? Он вернулся бы к отцу и клал в их жестяную банку пенни вместо фунтов. А на должности Мартина Уилсона ему будут платить еще больше – конечно, если он ее получит. Нет, бросать работу нельзя. Его присутствие Фиону не излечит; может быть, девушке станет немного легче, но боль не пройдет.

Джо встал со стула, разворошил угли и пошел умываться. Пора спать. Вытирая лицо, он посмотрел в окно. Лондонское небо было удивительно ясным. Звезды сияли вовсю. Одна из них часто подмигивала ему. Может быть, та же звезда подмигивает и Фионе? Может быть, Фиона тоже смотрит на нее из окна и думает о своем любимом? Джо сказал звезде, что любит Фиону, и попросил ее хранить девушку.

Потом разделся, лег в постель, задремал и увидел во сне возлюбленную. Скоро он накопит сумму, нужную для открытия их магазина, уйдет от Питерсона, и они с Фионой всегда будут вместе. Поженятся, и это трудное время, которое они провели в разлуке, закончится. Скоро. Очень скоро.

Глава двенадцатая

Фиона рассматривала копченую селедку, лежавшую на прилавке в рыбном ряду. Была пятница, но на рынок она пришла одна. Мать не могла справиться с жутким кашлем, и Фиона не хотела, чтобы та выходила на сырой октябрьский воздух. Призывы торговцев девушку не радовали; она равнодушно смотрела на их красивые витрины и ломала себе голову, как купить чаю на четверых всего за шесть пенсов.

– Почем селедка? – спросила она торговца.

– Большие – по два пенса штука. – Он показал на рыбу помельче. – А эти – две за три пенса.

– Я возьму две маленькие. – Она положила пакет с рыбой в сумку, поверх картошки, купленной у Бристоу, и груш, которыми ее угостила Роза.

Груши Фиона любила, но доброта тети Розы сильно отдавала благотворительностью. И все же она приняла подарок; Сими обожал груши, и ей хотелось порадовать брата. Она немного поболтала с миссис Бристоу о Джо и его долгожданном повышении. Обе получали от него письма каждую неделю, но не видели уже месяц. Фиона ужасно скучала по жениху. Хотелось написать ему; так было бы легче перенести разлуку. Но стоило ей отложить несколько пенни на бумагу и марки, как срочно требовалось что-то купить: хлеб, носки Сими, а матери – полоскание для горла.

Фиона не сомневалась, что кашель матери вызван сырыми стенами их нового жилья в Адамс-Корте. Дом стоял рядом с единственной колонкой, которая текла днем и ночью. Двор был вечно залит водой, а в комнатах было сыро и холодно.

Адамс-Корт представлял собой короткий мрачный тупик, отделенный узким проходом от Варден-стрит. Друг напротив друга стояли приземистые двухэтажные дома, разделенные семью футами брусчатки. Финнеганы занимали переднюю комнату на первом этаже дома номер двенадцать. Накануне переезда мать взяла Фиону с собой и показала ей новое жилье. Кейт узнала о нем от подруги Лилли. Раньше там жил жених Лилли, но после свадьбы они переехали в комнату побольше, на другом берегу реки. Здесь не было ни раковины, ни платяного шкафа. Одежду придется вешать на гвозди. Площадь комнаты составляла около двадцати квадратных ярдов. Они будут вынуждены продать почти всю мебель. Комната Фионе ужасно не понравилась, но когда мать с надеждой и тревогой спросила, что она думает об этом, девушка ответила, что, когда они привыкнут к тесноте, здесь будет вполне терпимо. Точнее, очень неплохо.

Старые друзья и соседи делали все, чтобы Финнеганы остались на Монтегью-стрит. Предлагали им место в битком набитых домах, но эти предложения диктовались добротой, а не практичностью, и мать не могла их принять. Родди тоже пытался помочь.

Фионе не полагалось об этом знать, но она знала. Однажды вечером он пришел после дежурства, и Кейт заварила ему чай. Дверь в детскую была открыта, и Фиона слышала, как они обсуждали тяжбу Кейт с «Чаем Бертона». А потом Родди ни с того ни с сего предложил маме выйти за него замуж.

– Кейт, я знаю, ты меня не любишь, – сказал он. – И я этого не жду. Куда мне до Падди… Я знаю, как вы любили друг друга. Речь не о том. Просто… ну… я мог бы позаботиться о тебе и детях. Продолжал бы жить в своей комнате, ты в своей, и все шло бы как прежде. Не нужно уезжать.

Потом Фиона услышала плач матери и тревожный голос Родди:

– Ради бога, извини. Я не собирался тебя расстраивать. Просто хотел помочь. Господи, какая же я бестолочь…

– Нет, Родди, ты не бестолочь, – ответила мать. – Ты очень хороший человек. Любая женщина была бы рада выйти за тебя. Я заплакала, потому что это очень трогательно. На свете мало людей, готовых отказаться от собственного счастья ради счастья других. Но ты не должен сажать себе на шею чужую семью. Тебе следует жениться на Грейс. Все знают, что она тебе нравится, вот и женись на ней. А мы как-нибудь справимся.

Ой ли? Фиона в этом сомневалась. В последнее время внутренний голос постоянно напоминал девушке, что денег у них совсем мало. Жалованья, которое получали она и Чарли, едва хватало на оплату жилья; на еду оставалось совсем чуть-чуть. Где взять деньги на все остальное? Что они будут делать, когда Эйлин понадобится одежда или у кого-нибудь прохудится обувь? Этот внутренний голос парализовывал. Он кричал и вопил, а ответов у Фионы не было. Она молила Бога о помощи. Просила дать ей силы справиться с потерями и смелость, необходимую для того, чтобы смотреть в будущее. Но ответа не получила. Казалось, Бог ее не слушал.

Когда на Фирну нападало уныние, она лезла в карман, нащупывала синий камень, подаренный Джо, крепко сжимала его, представляла любимое лицо и напоминала себе об их магазине, их мечтах и совместной жизни. В один прекрасный день. Уже скоро. Их сбережения в жестяной банке продолжали расти. С каждым письмом сумма становилась все больше. В последнем письме Джо написал, что, если дела и дальше будут идти так же хорошо, вскоре они смогут пожениться. Прочитав это, Фиона обрадовалась, но ее радость оказалась недолгой. Нет, со свадьбой придется подождать. Семья нуждалась в ее жалованье. Мать все еще ждала компенсации от «Чая Бертона» за смерть отца. Речь шла о двадцати фунтах, которые позволили бы ей снять жилье получше и создать более прочную основу для себя и малышей. Фиона понимала, что пока деньги не поступят, уйти ей не удастся.

Она прошла мимо мясного ряда, не поднимая глаз. Ах, если бы можно было купить хороший кусок мяса, который мать приготовила бы с картошкой и соусом! Но денег на мясо не хватало. А даже если бы и хватило, готовить все равно было не на чем. Плиты в комнате не имелось, только камин с узкой решеткой, на которую можно было поставить одну кастрюлю. Фиона тосковала по еде, которую прежде готовила мать. Иногда единственным горячим блюдом в их осиротевшей семье был чай.

Сегодняшний ужин будет скудным. Они с Сими станут есть вареную картошку с хлебом и маргарином. Масло слишком дорого. Чарли и мать будут есть то же самое и копченую селедку, Чарли нужны силы, чтобы работать на пивоварне, а Кейт необходимо поправиться. Кашель ее изнуряет. Иногда она кашляет так сильно, что краснеет от удушья. Может быть, завтра Чарли принесет несколько лишних пенсов. Если это случится, она купит кусок баранины подешевле и сварит его с морковью и картошкой. Может быть, это добавит матери сил.

Фиона купила буханку хлеба, четверть фунта маргарина и пошла домой. Жадные пальцы тумана тянулись к жаркому оранжевому пламени газовых фонарей, отбрасывавших на улицы зловещий мигающий свет. Туман двигался как живое существо, обволакивал прилавки, приглушал звуки и закрывал видимость.

Девушка дрожала. Идти сквозь туман – то же, что кутаться в мокрое одеяло. Сумка была тяжелой, Фиона проголодалась, а ноги ныли. После того как она дала необдуманный совет мистеру Бертону, мистер Минтон, чувствовавший себя обойденным, стал нагружать Фиону еще сильнее. Требовал, чтобы по вечерам девушка мыла чайные совки, вытирала столы и подметала пол. Желая вернуться домой как можно раньше, усталая Фиона поддалась искушению и решила сократить путь.

Она свернула с Хай-стрит на затянутую туманом Барроу-стрит, где стояли разрушенные доходные дома с пустыми оконными и дверными проемами. Все фонари здесь были разбиты. Улица была темной и пустынной; пройдя по ней ярдов двадцать, Фиона пожалела о своем решении. Девушка помнила страх, испытанный в тот момент, когда ее схватил Сид Мэлоун. А вдруг он видел ее на рынке и пошел следом? И этот Джек-потрошитель… Три недели назад, в конце сентября, он убил еще двух женщин за одну ночь – Элизабет Страйд на Бернер-стрит и Кэтрин Эддоус на Митр-сквер. Все только об этом и говорили. Тогда Фиона, еще оплакивавшая отца, не обращала на это внимания, но теперь задумалась. И Бернер-стрит, и Митр-сквер находились неподалеку от Барроу-стрит. Джека еще не поймали. Он может быть где угодно. Если Фиона закричит, никто ее не услышит… «Прекрати! – прикрикнула она на себя. – Все это глупости. Ты будешь дома не через двадцать минут, а через десять!»

Нужно было как-то отвлечься. Девушка заставила себя думать о новых соседях. Справа от них жила Фрэнсис Сойер; Чарли говорил, что эта женщина… э-э… принимает гостей. Слева – мистер Хэнсон, которого Фиона называла мистером Рукоблудом. Он всегда ходил с расстегнутой ширинкой и подсматривал за ней и другими женщинами через трещины в двери сортира. Слава богу, в их доме жили люди приличные. Каменщик мистер Дженсен, занимавший заднюю комнату верхнего этажа, был человеком необщительным. Вдова миссис Кокс, жившая в передней комнате второго этажа, часто кричала на двух своих сыновей. Самыми симпатичными из всех оказались Джим и Люси Брэди из задней комнаты на первом этаже. Джим всегда находил время поиграть с Сими, а Люси, ждавшая первенца, ежедневно пила чай с Кейт и расспрашивала ее о родах и уходе за младенцами.

Жить бок о бок с таким количеством незнакомых людей было тяжело. Со временем они найдут место получше, но для этого нужны деньги. Фиона, не желавшая сидеть сложа руки и ждать чека от «Чая Бертона», обходила местные магазины, где можно было бы работать по выходным. Пока ей не везло, но кое-кто из владельцев записал ее имя. Мать начала мастерить шелковые цветы для отделки рождественских нарядов. Чарли помогал тоже. Когда Фиона думала, что денег хватит только на хлеб и маргарин, он приносил несколько шиллингов, выигранных в кулачных боях, и тогда они ели мясную запеканку или рыбу с жареной картошкой.

Фиона погрузилась в свои мысли и услышала позади шаги только тогда, когда добралась до середины Барроу-стрит. «Это пустяки, – быстро сказала она себе. Просто еще одна девушка идет с рынка домой». Но внутренний голос негромко ответил, что поступь слишком тяжелая для девушки. Фиона возразила ему, что, судя по звуку, человек находится не так уж близко. «Это из-за тумана, – ответил внутренний голос. – Он приглушает звуки и создает впечатление, что все находится дальше, чем на самом деле». Фиона прижала к себе сумку и прибавила шагу. Человек тоже пошел быстрее. Сомнений больше не оставалось: ее преследовали. Фиона бросилась бежать.

Туман мешал видеть конец улицы, но девушка знала, что до него недалеко. «Там будут люди, – сказала она себе. – Они помогут». Фиона бежала во весь опор, но чувствовала, что ее догоняют. Шаги становились все слышнее, и постепенно до нее дошло, что убежать не удастся. Испуганная девушка повернулась и крикнула:

– Кто здесь?

– Тсс, не бойтесь, – ответил ей мужской голос. – Я не причиню вам вреда. Меня зовут Дэви О’Нил. Я должен поговорить с вами.

– Я… я вас не знаю. Не подходите ко мне, – заикаясь, выдавила Фиона. Девушка хотела убежать, но мужчина схватил ее за руку. Она уронила сумку и попыталась закричать, однако незнакомец успел зажать ей рот.

– Не надо! – прошипел он. – Я же сказал, что должен поговорить с вами.

Фиона посмотрела ему в глаза. В них стояло отчаяние. Это был сумасшедший. Джек-потрошитель собственной персоной. И он собирался убить ее не сходя с места. Девушка издала сдавленный вопль и закрыла глаза, не желая видеть его ужасный нож.

– Я отпущу вас, но только не убегайте. – Она кивнула. Когда руки незнакомца разжались, Фиона открыла глаза. – Прошу прощения, что напугал вас, – продолжил он. – Я хотел поговорить с вами на рынке, но боялся, что за нами наблюдают.

Она кивнула снова, пытаясь сохранять спокойствие. Точнее, пытаясь успокоить безумца. Фиона не прислушивалась к его словам; это не имело смысла. Перед ней стоял сумасшедший, а сумасшедшие – люди опасные. Злить их нельзя.

Человек обвел взглядом ее лицо, на котором застыл испуг.

– Вы действительно не знаете меня? Я – Дэви О’Нил… Неужели не помните?

Внезапно Фиона вспомнила, что знает его. Во всяком случае, по имени. О’Нил, дознание… Именно он пролил смазку, на которой поскользнулся ее отец.

– Д-да, помню. Но…

– Меня обвинили в несчастном случае с Падди, но я тут ни при чем. Да, Каррен велел мне смазать лебедку, но я ничего не пролил. Вытер все механизмы, как положено. Когда я закончил работу, нигде не было ни капли жира. Клянусь вам!

– Но если вы не… то как…

– Я должен был сказать кому-то, что это не моя вина. Некоторые со мной вообще не разговаривают. Вы – дочь Падди, я должен был вам об этом сказать. – Он оглянулся по сторонам. – Мне пора.

– Подождите! – Фиона схватила его за рукав. – О чем вы говорите? Если вы не проливали смазку, то как она там оказалась? Я не понимаю…

О’Нил освободился:

– Я больше ничего не могу вам сказать. Мне надо идти.

– Нет, подождите! Пожалуйста!

– Не могу! – О’Нил выглядел затравленным. Он сделал шаг в сторону, но вдруг повернулся и сказал: – Вы работаете на чаеразвесочной фабрике, так?

– Да…

– Держитесь подальше от тред-юнионов. Вы слышите меня? – хрипло спросил он. – Без вашего отца ячейка Уоппинга рассыпалась, но Тиллет пытается ее восстановить. Ходят слухи, что в нее хотят принять и девушек с фабрики. Не делайте этого. Обещайте мне…

– При чем здесь тред-юнионы?

– Обещайте!

– Ладно, обещаю! Но хотя бы скажите почему!

Не сказав больше ни слова, О’Нил исчез в тумане. Фиона хотела побежать за ним, но ноги не слушались. Боже, как он ее напугал! Нужно держать себя в руках, иначе мама увидит, что она расстроена, спросит, в чем дело, а у Фионы не хватит духу рассказать о случившемся. Девушка была озадачена и не знала, как относиться к словам О’Нила. Должно быть, он выжил из ума. Шел за ней по улице. Выскочил из тумана, как привидение. Наверное, его мучит совесть.

А вдруг он сказал правду? Если это так, то почему поскользнулся отец? Фиона ощущала неловкость. Она уже думала об этом после похорон, когда мистер Фаррелл и мистер Долан удивлялись тому, что ее отец, с которым никогда ничего не случалось, вдруг разбился насмерть. Тогда эта беседа и собственные мысли показались ей абсурдными. Во всем было виновато отчаяние. Но теперь…

Что означали слова Дэви О’Нила? Что он не проливал смазку или что смазки не было вообще? Но ведь полицейские, проводившие дознание, обнаружили пятно. Дядя Родди сам читал отчет и сказал, что какой-то жир там был. Что еще говорил этот О’Нил? «Некоторые со мной вообще не разговаривают…» На смену страху пришел гнев. Все ясно: докеры сердятся на Дэви и обвиняют его в смерти отца. Бойкотируют его; наверное, ему трудно найти работу. О’Нил хочет, чтобы Фиона заступилась за него. Сказала людям, что он не виноват в смерти Падди. Эгоистичный ублюдок! Ее отец мертв, семья голодает, а он думает только о том, как бы вернуть уважение товарищей. Ну и черт с ним. У нее других забот хватает… Проклятый недоумок! Крался за ней и что-то бормотал о тред-юнионах. Уговаривал не вступать. Как будто у нее есть деньги на взносы!

Она провела дрожащей рукой по лбу и пригладила волосы. Нужно поскорее убраться с Барроу-стрит. Встречи с одним чокнутым вполне достаточно, второго она ждать не собирается. Фиона продолжала злиться. Хотелось кому-нибудь рассказать о происшедшем. Чарли ее поймет, но станет отчитывать за попытку срезать путь, а она не в том настроении, чтобы отругиваться. Нет, она ничего никому не скажет. Просто забудет эту историю. Фиона подняла сумку. Покупки из нее не высыпались, но груши наверняка побились. Она пощупала рыбу. Слава богу, селедки были целы. Девушка пошла дальше, что-то бормоча себе под нос. Если она еще раз случайно встретит этого болвана, то скажет ему пару теплых слов…

Глава тринадцатая

Несколько оборванных беспризорников рылись в мягкой глине под Старой лестницей на манер птичек, выкапывая из нее куски меди, угля и пустые бутылки. Фиона следила за тем, как они шли вдоль берега, набивали карманы и быстро убегали, торопясь продать свои сокровища старьевщику.

Они с Джо сидели на своем обычном месте. Фиона знала эту часть реки как свои пять пальцев. Все здесь было ей знакомо – пенистые волны, пристань Батлера на другом берегу, сильный запах чая. Все знакомо и в то же время казалось чужим.

С самого утра, когда на пороге их дома неожиданно появился Джо, она не могла избавиться от чувства, что ее любимый как-то изменился. Фиона не могла понять, в чем заключается это изменение, но Джо стал другим. На нем были красивый светло-зеленый твидовый сюртук, подаренный Гарри, крахмальная белая рубашка и новые шерстяные брюки, купленные для поездки в Корнуолл с Томми Питерсоном. В этом наряде он выглядел не неряшливым помощником рыночного торговца, а уверенным в себе молодым человеком, подающим большие надежды.

Фиона надела темно-синюю юбку, белую блузку и серую шаль. Осеннее воскресенье выдалось ветреным, и она была рада предлогу накинуть шаль, прикрывавшую неумело заштопанную дыру в рукаве. Новая одежда Джо подчеркивала убожество ее собственной. Фиона испытывала неловкость, которой раньше рядом с ним никогда не чувствовала.

Джо пребывал в хорошем настроении; он доволен работой, Питерсоном и самим собой. «Так и должно быть, – думала Фиона. – Он не проработал на новом месте и двух месяцев, а уже подумывает о повышении». Имя Питерсона не сходило у него с языка – Томми то, Томми сё… Когда Джо говорил о возможности занять пост главного закупщика, его лицо сияло. Он рассказывал о поездке в Корнуолл и жизни в шикарной гостинице. Сыпал торговыми терминами, смысла которых она не понимала. Фиона пыталась радоваться за него, но ничего не получалось.

– …рад сообщить, что теперь в нашей банке восемнадцать фунтов и шесть пенсов, – сказал Джо, заставив Фиону отвлечься от грустных мыслей.

Она почувствовала себя пристыженной:

– А у меня ничего нет. Может быть, на следующей неделе…

– Не переживай. Я кладу туда деньги за нас двоих.

Фиона помрачнела. В том, что он клал деньги за них двоих, не было ничего хорошего. Это их общая мечта, разве не так? Их общий магазин. Она тоже хотела сделать свой вклад. Магазин должен стать плодом усилий и жертв не одного Джо. Неужели он этого не понимает?

Джо взял ее руку в ладони и погладил.

– Милая, у тебя руки огрубели, – сказал он, посмотрев на кисть Фионы. – Нужно будет купить тебе крем.

– Спасибо, у меня есть, – лаконично ответила девушка и сунула обе руки в карманы юбки. Конечно, никакого крема у нее не было. Но она не хотела его подачек. Казалось, Джо критиковал ее. Ее руки всегда были грубыми. Как и у всех остальных. За исключением леди. Нежные руки бывают у леди, а не у таких упаковщиц чая, как она. «Конечно, у Милли руки белее», – мрачно подумала она.

– Фи, что случилось? – спросил Джо, заметив хмурое выражение лица девушки.

Фиона чувствовала себя несчастной. Джо пытался заботиться о ней. Сделал ее родным сюрприз, явившись с огромной корзиной фруктов и овощей. Выдал корзину за подарок, хотя прекрасно знал, что для Финнеганов это предмет первой необходимости. Принес ее матери конфеты, а Сими – раскрашенного деревянного солдатика. При виде игрушки лицо мальчика засветилось как лампа. А Фионе Джо подарил шесть красных роз. Он был добр к ней; с какой стати она расстраивается и чувствует себя обиженной?

– Ничего, – солгала девушка и заставила себя улыбнуться. Не стоило портить первый день, который они проводили вместе после долгой разлуки.

– Извини, Фи. Я слишком много говорю о работе. Наверное, тебе надоело. – Он обнял любимую, привлек к себе и поцеловал.

Страхи Фионы тут же рассеялись. Они снова вместе. Сидят вдвоем, обнимаются и целуются. На мгновение можно забыть о Питерсоне, болезни матери, тесной комнате и отсутствии денег.

– Фи, мне хочется проводить с тобой больше времени. Я не могу бёз тебя.

– Но ведь сейчас мы вместе, – весело ответила она. – А пятого ноября ты приедешь снова. До Дня Гая Фокса осталось недолго – всего две недели. – Разговоры о Празднике поднимали ей настроение. – Мы все придем на костер, который устроят на Монтегью-стрит. Не могу представить себе, что можно отмечать День Гая Фокса в другом месте. – Фиона сжала его руку. – Ты приедешь на весь день или только на вечер?

Он отвернулся.

– Джо…

– Фиона, я не смогу приехать.

– Не сможешь? – горестно воскликнула она. – Но почему? Неужели Питерсон хочет заставить тебя работать даже в праздник?

– Дело не в этом. Томми устраивает большой прием, и я должен на нем присутствовать.

– Зачем? Неужели ты не можешь вежливо отказаться и уехать домой?

– Не могу. Там соберутся все служащие. В этот вечер Томми раздает премии и повышает людей в должности. Фиона, если я не пойду, это станет для него пощечиной. Пожалуйста, не злись. Тут я ничего не могу поделать.

А Фиона ничего не могла поделать со своей обидой и разочарованием. День Гая Фокса был для обитателей Монтегью-стрит большим событием. Все дети делали собственные чучела Фокса, все соседи собирались на костер и пускали ракеты. В это время влюбленных официально объявляли женихом и невестой, и Фиона надеялась во всеуслышание сообщить, что они с Джо обручились. Ей хотелось немного повеселиться, но теперь эта мечта рассеялась как дым.

– Милли там будет?

– Думаю, да. Прием устраивают в их доме.

Фиона немного помолчала, а потом спросила:

– Ты за ней ухаживаешь?

– Что?

– Ты влюбился в нее?

– Нет! Черт побери, Фиона, ты опять за свое?

– Извини, я ошиблась, – язвительно ответила девушка. – Ты любишь не Милли, а Томми, верно? Должно быть, так. Все время проводишь с ним.

Джо вспыхнул.

– Фиона, чего ты от меня хочешь? – воскликнул он. – Хочешь, чтобы я уволился? – Он продолжил, не дав ей ответить: – Я думал об этом, потому что хотел быть с тобой. Но не уволился, поскольку это пошло бы нам во вред. Я хочу получить повышение и заработать побольше. Тогда мы откроем магазин, и я смогу позаботиться о тебе.

– Я не прошу заботиться обо мне! – крикнула в ответ Фиона. – Просто хочу чаще тебя видеть! – У нее задрожали губы. Но плакать Фиона не собиралась; ею владел гнев. – Думаешь, мне было легко после смерти папы? Если бы ты хоть изредка появлялся здесь. Только для того, чтобы поговорить…

– Фи, ты знаешь, что я не мог. Так будет не всегда. Потерпи еще немного. Я чувствую себя ужасно, но ничего поделать не могу. Невозможно быть в двух местах одновременно. Пожалуйста, не заставляй меня испытывать чувство вины.

Фиона хотела ответить, но прикусила язык. Чувство вины. Она заставляет Джо испытывать чувство вины… У нее похолодело в животе и затошнило от стыда. Она закрыла глаза и представила себе Джо рядом с Гарри и Милли. Они гуляют, смеются, непринужденно болтают о Томми, шутят, рассматривают ярко освещенные витрины, заходят в магазины и пьют там чай. Зачем Джо возвращаться сюда, в унылый Уайтчепл, если он может быть с ними? Зачем Джо выслушивать ее жалобы, если он может слышать смех Милли? С Милли ей не тягаться; Фиона выглядит нищенкой и оборванкой. Старая шаль, огрубевшие руки. «Все сравнения не в мою пользу, – с ужасом думала девушка. Я даже не в состоянии положить шесть пенсов в банку из-под какао». Теперь все стало ясно: у Джо появилась новая жизнь, он встречается с интересными людьми и занимается интересной работой. Двигается вперед и не хочет, чтобы ему мешали. Она стала для него обузой. Он так не сказал, но этого и не требуется. Вот и ладно. Она слишком горда, чтобы быть кому-то обузой… Фиона несколько раз моргнула, а потом встала.

– Ты куда?

– Домой.

– Продолжаешь злиться?

– Нет, все в порядке, – спокойно сказала она, не желая давать воли гневу и повышать голос. Милли наверняка этого не делает. – Тебе пора возвращаться к Питерсону. А мне – домой. Сегодня у реки холодновато.

Джо тоже встал:

– Я провожу.

– Спасибо, не надо.

– Не говори ерунды. Путь неблизкий. Если ты действительно хочешь домой, тогда пошли.

Фиона повернулась к нему:

– Нет, я сказала! Оставь меня в покое! Езжай в свой чертов Ковент-Гарден! Я не хочу слышать, что у меня грубые руки, что нужно потерпеть и что ты проведешь День Гая Фокса с Милли Питерсон!

– Я проведу его не с Милли! Просто пойду на прием! Какая вожжа попала тебе под хвост? Что ни делаю, все не так! – сердито воскликнул Джо. – Сама говоришь, что хочешь чаще видеть меня, но когда я приезжаю, ты торопишься домой. Почему ты такая злая?

– Без всякой причины. Просто так. Я потеряла отца, потеряла дом, а теперь теряю своего парня. Лучше некуда!

– Фиона, мне действительно очень жаль, что так вышло. Но меня ты не теряешь. Я стараюсь ради нашей общей пользы. Какого черта? Чего ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты стал прежним Джо, – ответила Фиона, стремительно поднялась по лестнице и исчезла. Девушка бежала по Хай-стрит мимо пристаней и складов по направлению к Гравел-лейн и Уайтчеплу. Она больше ничего не понимала. Все потеряло смысл. Джо сказал, что старается ради их общей пользы. Ради того, чтобы они могли открыть магазин. Его слова должны были ее утешить, но этого не случилось.

Если Джо действительно хочет скорее открыть магазин, то почему так стремится к повышению по службе? Разве не он сам сказал, что у них уже восемнадцать фунтов и шесть пенсов? Иными словами, до желанных двадцати пяти фунтов не хватает еще семи. Джо вовсе не нужно становиться главным закупщиком, для этого достаточно жалованья за несколько месяцев. Потом он сможет уйти, и они откроют свой магазин. Что он делает? Зачем ему эта работа?

Добравшись до Гравел-лейн, Фиона побежала еще быстрее. Девушка тяжело дышала, ноги налились свинцом, но она продолжала бежать, чтобы не слышать звучавший в мозгу голос, отвечавший на ее вопросы: «Затем, что магазин ему больше не нужен. И ты не нужна тоже».

На глазах у разгоряченных зрителей Чарли Финнеган снял рубашку и повесил ее на спинку стула. Потом завел локти за спину, расправил плечи и выпятил грудь. Люди жадно разглядывали его напрягшиеся мускулы, обращая внимание на сильные предплечья и мощные кулаки. Толпа одобрительно загудела. Ставки увеличились, монеты переходили из рук в руки.

Чарли бесстрастно осмотрел помещение. В «Тадж-Махале» он выступал впервые. Этот старый концертный зал переделали в спортивный совсем недавно. Его владелец, Денни Куинн, перестроил здание, убрал сцену и ряды стульев, но сохранил красивые люстры, бра и цветастые обои. В результате возникло большое, хорошо освещенное пространство, идеально подходящее для собачьих, петушиных и кулачных боев.

Публика тоже понравилась ему. В основном это были рабочие, но попадались и джентльмены. Он заметил в толпе Томаса Шихана по кличке Котелок. Этот человек, никогда не снимавший черной шляпы, был самым знаменитым бандитом Восточного Лондона. У него имелась доля во всех местных публичных домах и игорных притонах. Владельцы пристаней платили ему за «защиту», трактирщики – за охрану витрин. А дураки, отказывавшиеся отрезать Котелку кусок пирога, вскоре плыли по Темзе лицом вниз.

Присутствие Шихана было свидетельством того, что здесь идет крупная игра. На второстепенные бои этот человек время не тратил. Чарли был доволен: выходило, что им интересуются. Он знал, что парни, понравившиеся Куинну и выступавшие в «Тадж-Махале» постоянно, получали не только призовые, но и часть вечерней выручки. Однако сегодня он дрался бесплатно: прежде чем взять к себе нового парня, Куинн устраивал ему проверку. Чарли решил произвести на него впечатление.

Когда ударили в колокол, Чарли и его противник вышли на середину зала и протянули руки судье. Тот повернул их ладонями вверх, убедился, что там ничего не зажато, а потом жестом отправил каждого в свой угол – противоположные концы круга, образованного зрителями.

Чарли обвел взглядом соперника. Парень был знакомый – Сид Мэлоун из той же пивоварни, в которой работал Чарли. Он жил в Лэмбете, на другом берегу реки. Сид не был лондонцем. По словам их мастера Билли Хьюсона, после смерти матери он приехал в город из деревни. У Сида не имелось ни родных, ни друзей. Он был задирой и вечно лез в драку, но раньше Чарли с ним не сталкивался. Пока несколько месяцев назад Сид не решил приударить за Фионой. Пригласил ее в пивную, а когда Фиона отказалась, попытался затащить ее в переулок. Она сломала ему нос одним ударом; не сильным, но удачно направленным. Конечно, ей просто повезло, но Мэлоун затаил на нее зло. Он хотел восстановите свою гордость и не придумал лучшего способа, чем избить до полусмерти ее брата. Они с Чарли оказались одного рост и возраста. Волосы у Мэлоуна тоже были рыжие, но он был не так крепко сбит. Чарли думал, что одолеет его, однако Сид говорил, что каждый дерется лучше, если у него есть для этого повод.