Текст книги "Нам здесь не место"

Автор книги: Дженни Торрес Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Пульга

Уже вечер. Мама вернулась домой с работы.

Я различаю ее лицо, хотя перед глазами вспыхивают желтые и оранжевые пятна. Слышу, как она кричит:

– Mi hijo! Сынок! Боже, да что с тобой случилось?!

Мама стоит на коленях перед диваном, на котором я вырубился. Ее глаза мгновенно наполняются слезами и паникой.

– Что случилось? Что случилось? – требовательно повторяет она.

Мне нужна пауза, чтобы подумать.

Я стараюсь все вспомнить: Рэй, сарайчик, схватка с Чико…

– Просто подрался, – тихо говорю я.

– С кем?!

– С пацанами из школы…

Чико робко стоит в дверном проеме между кухней и гостиной.

– Рего quien?! – восклицает мама. – Кто это с тобой сделал?

Я трясу головой:

– Не волнуйся.

– Не волноваться?! Ты приходишь домой в таком виде и думаешь, что я не буду волноваться?! – Она замечает Чико: – Рассказывай!

– Эти ребята опять повторяли всякие гадости про мою мамиту, – тихо произносит он. – Пульга вмешался, и они… – Его голос срывается, он мотает головой и начинает плакать.

– Опять? – спрашивает мама, и я слышу в ее голосе сомнение. Она оборачивается и пристально смотрит на меня.

Я выдерживаю ее взгляд и говорю:

– Да.

– Как их зовут? Я должна поговорить с директором.

– Не надо, мама. Забудь об этом. Дело прошлое, – пытаюсь я успокоить ее.

Если она начнет раскапывать эту историю и разворошит осиное гнездо, нам всем мало не покажется.

Мама пристально смотрит на меня.

– Мам, мы просто все передрались. Пожалуйста, дай мне еще чуть-чуть поспать, – прошу я ее и улыбаюсь, желая показать, что все это ерунда, но мама вдруг садится на краешек дивана и кладет мне на голову свою мягкую руку. Я морщусь от прикосновения, но в то же время мне становится приятно.

– Больше не дерись, – шепчет она.

– О’кей, – отвечаю я. – Обещаю.

Я опять засыпаю, а когда открываю глаза, вокруг совсем темно. Входная дверь заперта на засов, которым служит деревянная доска. Впервые за долгое время я лежу не в нашей с Чико комнате. Жужжит вентилятор: мама притащила его сюда из своей спальни и поставила так, чтобы на меня дуло. В целом ощущение такое, будто я попал под самосвал.

Мне тут же вспоминается один парень. Он ехал на грузовике, кузов которого был забит арбузами.

А мы с мамой катили сзади на ее мотороллере, и мне было, наверное, всего лет восемь. Парень сидел на крыше кабины, как птичка, и, когда грузовик тряхнуло на колдобине, он упал с большой высоты прямо на проезжую часть. Мамин мотороллер был достаточно далеко, и она успела затормозить.

«Стой тут», – велела она и вместе с остальными людьми, которые побросали свои мотоциклы и велосипеды, бросилась парню на помощь. Кто-то махал руками водителям, чтобы те остановились. И я тоже не остался у мотороллера. Я испугался, мне хотелось быть с мамой, поэтому я пошел за ней и увидел парня.

Он напомнил мне распятого Христа, потому что его голову окружала кровь, руки были раскинуты в разные стороны, а глаза закатились так, что видны были одни белки. Вот только его нога была вывернута под странным углом.

Несколько арбузов тоже выпало из кузова – зелено-белая полосатая кожура треснула, обнажив спелую мякоть. Я помню красные, алые и розовые брызги на асфальте. Каждый раз, вонзая зубы в ломоть арбуза, я вспоминаю о том парне. Каким бы сладким ни был арбуз, во рту всегда появляется привкус железа, как будто мякоть пропитана кровью, и с моих губ стекает не только сок.

Я не помню, куда мы тогда ехали, но не забыл, что добраться до места нам не удалось: я так расплакался, что маме пришлось отвезти меня домой. Потом я весь день и всю ночь думал об этом парне. Он мне приснился. Я даже спросил маму, как она считает, выживет он или нет, и она сказала: «Да, hijo, сынок, выживет».

Но я сомневаюсь в этом. Просто мне кажется, иногда нам остается лишь солгать тем, кого мы любим, чтобы они не сломались.

Я поднимаюсь, не обращая внимания на ломоту во всем теле, выключаю вентилятор и отношу его в мамину комнату. Ее дверь открыта, и я вижу, что мама спит на кровати. Включив вентилятор, я направляюсь к двери и слышу, как хнычет Чико, которому, наверное, снится его мами та. Или дон Фелисио. А может, надгробные памятники на кладбище, Рэй или наша драка.

Я подхожу к Чико и очень осторожно стараюсь разбудить его, но он все равно подскакивает и стонет.

– Это всего лишь я. – Мне не хочется его пугать. – Это Пульга.

– Что случилось? Они пришли?

– Нет, просто тебе снился плохой сон.

Я слышу, как он несколько раз глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться. Подкравшись к окну, я чуть-чуть отодвигаю занавеску, высматривая снаружи очертания человеческих фигур, выискивая Рэя. Но никого не видно. Потом, уже окончательно проснувшись, я возвращаюсь к другу и, опасаясь, что кто-то у дома пытается нас подслушивать, едва слышно шепчу:

– Нам надо бежать отсюда. Крошка права. Иначе случится что-нибудь очень плохое. Если мы не свалим, случится что-то ужасное.

Я слышу, как Чико делает еще один глубокий вдох. Он знает, что пришло время осуществлять планы, которые мы строили задолго до этой ночи. Теперь нам пригодится вся та информация, которую мы смогли почерпнуть из разговоров возле лавки дона Фелисио или когда чья-то мать, проходя мимо нашего двора, останавливалась, чтобы пожаловаться маме на то, что ее сын уехал и она никогда больше его не увидит.

Мы слушали и узнавали, что уехавшие сперва садились на автобус до столицы, потом на других автобусах добирались до границы с Мексикой, а там переправлялись через реку Сучьяте. Мы собирали эту информацию в ожидании того дня, когда она нам пригодится, когда нам придется проделать тот же путь.

– Мы должны сбежать, – шепчу я.

– Я знаю… – откликается Чико.

Вот и все, что было сказано. Я забираюсь в свою постель. Завтра мы решим когда. А сегодня достаточно принять решение.

Я снова проваливаюсь в черноту, думая об арбузах и крови, о нас с Чико, дерущихся, словно псы, о Рэе с его парнями, которые азартно наблюдают, будто сделавшие ставки игроки.

Но никому из них нас не победить.

Крошка

Через неделю после того, как я побывала у Летиции, Рэй требует, чтобы мы с младенцем сели к нему в машину.

– Поедем сегодня кататься как настоящая семья. У меня для тебя сюрприз, – говорит он.

– Нет, Рэй, пожалуйста. Мы пока ничего не сказали маме, и…

Но он, словно бы не слыша меня, идет к кроватке, достает младенца и, небрежно держа его на сгибе одной руки, обхватывает меня другой рукой. Его пальцы впиваются мне в кожу, и он тащит меня к своему автомобилю, припаркованному прямо перед нашим домом.

Потом он заталкивает меня на пассажирское сиденье, с грохотом захлопывает дверцу и устраивается на месте водителя. Сердце трепещет у меня в груди, грозя вот-вот разорваться.

– Рэй…

– Замолчи, – бросает он, поворачивая ключ зажигания. Младенец все еще у него. Я смотрю на свисающую маленькую ножку, и меня охватывает непреодолимое желание забрать ребенка, спасти его от Рэя. – Хватит уже так переживать насчет своей мамочки. Ты больше ей не принадлежишь, не ясно разве? Теперь ты принадлежишь мне.

Рэй берет мою руку, резко притягивает к себе, целует мои пальцы и улыбается. Он уже готов передать мне младенца, когда улыбка на его лице вдруг сменяется странным выражением.

– Боже, Крошка, да что с тобой случилось? – Он окидывает взглядом мою футболку, линялые шорты в пятнах отбеливателя и пляжные шлепанцы. – Нет, так не пойдет. Вернись домой и надень красивое платье. Приведи себя в порядок.

Меня бросает в дрожь, но я слишком боюсь его, чтобы ослушаться, поэтому киваю, открываю дверцу, а потом замираю. Тело отказывается подчиняться, когда я думаю о том, что младенец останется тут, наедине с Рэем. Я не хочу этого ребенка, но какая-то часть меня сопротивляется. Я застываю слишком надолго.

– Иди! – кричит Рэй.

Младенец плачет. Не хватало только разозлить Рэя, поэтому я встаю и иду к входной двери нашего дома.

Когда я поворачиваюсь к этому монстру спиной, я словно взлетаю вверх и с высоты вижу миллион вариантов развития событий.

Вижу, как иду вперед, а он открывает дверцу автомобиля, поднимает пистолет и целится мне в спину. Как он нажимает на спусковой крючок, и горячая пуля со свистом вылетает из дула. Она вонзается мне в спину, и мое тело выгибается дугой, прежде чем я падаю наземь, и пуля взрывается у меня внутри. Я вижу, как он подходит ко мне и швыряет младенца на мое тело. А еще я вижу, как мама подбегает к дому, когда мы оба лежим на земле. Я слышу ее крики и рыдания, вижу, как она падает на колени рядом с нами.

– Эй! – окликает Рэй.

Может быть, он хочет, чтобы я повернулась к нему лицом, когда он нажмет на курок.

– Крошка!

Я медленно оборачиваюсь, надеясь, что Рэй не увидит слез в моих глазах. Он наполовину вылез из машины, младенец так и лежит у него на сгибе локтя, но пистолета в руках Рэя нет.

– Ты только недолго, о’кей? – говорит он.

Я киваю.

Если он меня не прикончит, то, может быть, уедет сейчас вместе с младенцем. И тогда часть моих страшных молитв будет услышана и исполнится самым ужасным образом. Это будет Божья кара за то, что я смела просить о таких вещах.

А может, Рэй увезет меня с младенцем в какое-нибудь пустынное место и там убьет нас обоих, решив найти другую, более достойную его девушку.

Я пересекаю двор и захожу в дом. Делаю все так, как он велел. Платье я выбираю в красный цветочек: если мама найдет меня убитой, кровь на нем будет не так заметна. Я надеваю его, приглаживаю волосы, наношу на губы блеск. Обуваюсь в черные туфельки без каблуков.

Я верю, что Бог не оставит меня, и даже начинаю надеяться, что Рэй действительно в меня влюблен. Ведь если это так, он меня не убьет. А еще я внезапно осознаю, что, когда смерть кажется неизбежной, хочется лишь одного – жить. Ради этого я готова на что угодно.

Я раздумываю, не оставить ли маме записку, но не могу найти ни бумаги, ни ручки, и к тому же не знаю, что написать. И еще мне надо спешить, потому что я не хочу, чтобы Рэй вышел из себя.

Но прежде чем выйти, я останавливаюсь у окна и смотрю на него, смотрю, как он держит младенца и копается у себя в телефоне. И в какой-то момент меня охватывает желание забрать деньги, выскочить в заднюю дверь и бежать так быстро, как только возможно. Я могу это сделать прямо сейчас, вычеркнув их обоих из своей жизни.

И в то же время я понимаю, что не могу оставить этого младенца вот так, на руках у Рэя. И пусть мне хочется бежать немедленно, я знаю, что без плана мне далеко не уйти: Рэй легко найдет меня, не пройдет и часа. Поэтому я открываю дверь и снова выхожу во двор.

Рэй смотрит на меня и улыбается. И я обещаю себе, что, если смогу выбраться живой из этой переделки, найду в себе силы бежать. Дождусь, когда у мамы будет выходной, оставлю с ней ребенка и отпрошусь на рынок.

Назад я больше не вернусь.

Пульга

– Эй, pendejo, придурок, давай внимательно! – орет. Нестор. В руках у него пистолет. – Магазин вставляется вот так, дошло?

Я вздрагиваю от резкого щелчка.

– Потом взводишь курок. – Металлический лязг отдается звоном в ушах. – И готово дело, можно палить. Запоминай, понял?

Когда Нестор вкладывает точно такой же пистолет мне в руку, она начинает дрожать, а колени слабеют.

– Давай, будь мужиком, а не мокрой курицей, – велит он, заметив мой испуг.

Он кудахчет и смеется, но при этом по-дружески подталкивает меня локтем – вот так запросто, словно мы теперь одна семья. Торо, парень с кольцом в носу, который в ночь убийства дона Фели свистел под нашим окном, смотрит на нас и тоже хохочет.

Уже три дня подряд Нестор подбирает нас с Чико, когда мы идем в школу, и привозит в тот же самый сарайчик. Вчера он швырнул нам сэндвичи, чтобы мы позавтракали, и отвез за город пострелять. Он вопил от радости, когда у нас что-то стало получаться.

Сегодня, когда мы уходим, он дает мне пистолет. Чико испуганно смотрит на нас.

– Отнесете вот по этому адресу. – Нестор протягивает Чико рюкзак и сует мне в руку скомканную бумажку. – И заберете деньги. Без них не возвращайтесь, ясно?

Мне страшно даже посмотреть на рюкзак. Я не спрашиваю, что в нем. Не хочу этого знать. Я и так каждое утро просыпаюсь потный от страха, а сегодня, когда у меня в кармане штанов лежит пистолет, мне кажется, что тело вообще отказывается служить, словно скелет внутри меня рассыпался в труху.

– Ты думаешь, там не захотят платить? – спрашиваю я Нестора.

Тот кривит губы.

– Ну, короче… имелись у нас с ними проблемки в прошлом. Но Рэй разобрался, там жесть была, поэтому не думаю, что у вас будет'загвоздка. – Он пожимает плечами. – Сделайте так, чтобы вам отдали деньги, вот и всё. Вы же хотите доказать Рэю свою преданность, чтобы он вам верил.

– Ага… конечно, – говорю я, а сердце начинает бешено частить.

– Хорошо. – Нестор бросает мне ключи от одного из мотороллеров Рэя, на которых мы теперь разъезжаем, и кричит: – Задело, парни!

Мы с Чико слушаемся и беремся за дело.

Лавируя среди машин, мы встраиваемся в их поток и выныриваем из него снова. На головаху нас темные жаркие шлемы, но Рэй настаивает на них: не из-за безопасности, а ради анонимности. Благодаря шлемам можно не опасаться, что кто-то узнает нас и доложит об этом маме. К тому же в сарае мы снимаем школьную форму и переодеваемся в уличное.

Теперь мы с Чико разъезжаем по улицам в качестве парней Рэя. Кто бы мог подумать! Но если мы откажемся ему подчиняться, если расскажем кому-то обо всем или не будем вести себя так, словно благодарны Рэю, то однажды ночью проснемся у себя в комнате от знакомого металлического щелчка и лязга.

Чико так долго не выдержит – это мне уже ясно. Он подскакивает от каждого звука в доме, от мотоциклетного выхлопа, долетающего с улицы. Он перестал есть. Я протяну дольше, во всяком случае, смогу какое-то время продержаться. Но не знаю, насколько у меня хватит сил.

«Мы должны бежать! Мы должны бежать!» – Я слышу этот крик у себя в голове каждый раз, когда сажусь в машину Нестора. Глядя на маму, я все время жду, когда она наконец спросит, почему на прошлой неделе мы не были в школе. Но, едва подумав о побеге, о том, чтобы купить билет на автобус, который поможет нам уехать отсюда, о необходимости первого шага, я понимаю, что не могу его сделать.

Думаю, мама заметила что-то неладное. «Веди себя как обычно», – твержу я Чико. «Веди себя как обычно», – твержу я себе. Но неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем мама обнаружит, насколько все плохо.

Я еду через рынок и вспоминаю о тех двух парнях на мотоцикле, что убили мамиту Чико. А еще – о нас самих, о том, что однажды мы тоже станем такими. Я поддаю газу, чтобы оставить позади и воспоминания, и мысли. Потом еще раз смотрю на адрес. Мы подъезжаем к лавке на другом конце города, заколоченной, как и магазинчик дона Фелисио.

Припарковав мотороллер, мы с Чико медленно идем к задней двери.

– Стоять! – Парень, которого мы не заметили, выступает из тени деревьев позади лавки. Он целится в нас из какого-то автоматического оружия. – Руки вверх!

Мы немедленно выполняем приказ.

Он высокий и тощий, пушка у него в руках чуть ли не больше его самого. Судя по лицу, ему ненамного больше лет, чем мне.

– Вы от Рэя?

Я киваю.

– Да, hermano, братан… то есть да, извини. Вот. – Я делаю жест в сторону рюкзака на спине у Чико.

Парень подходит ближе. Он смотрит на меня, переводит взгляд туда, где в районе пояса штанов можно легко разглядеть очертания пистолета, который навязал мне Нестор.

– Даже не думай за него хвататься, hermano, – говорит он. – Не опускай руки и потопали. – Парень показывает на заднюю дверь и делает знак, чтоб мы шли вперед.

Внутри за складным столиком сидит какой-то парень и считает деньги.

– Пацаны от Рэя пришли, – говорит ему тот, что с пушкой.

Парень отрывает взгляд от купюр и, увидев нас, смеется.

– Серьезно?!

Мы с Чико переглядываемся.

– Вы же, черт бы вас побрал, молокососы! – И он хохочет, мотая головой. – Вот ведь гад! Рэй действительно меня проверяет, – говорит он парню с пушкой.

Они смотрят друг на друга, и в этих взглядах без труда можно прочесть их безмолвную беседу:

«Этих можно легко вырубить. И забрать все дерьмо даром».

«Я знаю, куда деть тела».

«Да без проблем».

«Но Рэй… он становится все круче».

«Ага».

«Лучше с ним не бодаться».

«Заметано».

«Забери рюкзак у пухлого».

«Понял».

Тот, что с пушкой, снимает с плеч Чико рюкзак и исчезает с ним в подсобке. Парень за столом не сводит с меня глаз, пока его напарник не возвращается. Он показывает большой палец и сует парню пустой рюкзак.

–^; Вроде как у нас всё о’кей, – говорит тот, но не шевелится.

А потом протягивает мне пустой незастегнутый рюкзак.

Я чувствую страх Чико, его желание сорваться с места и убежать. «Веди себя как обычно! Как обычно!»

– Нужно передать это Рэю? спрашиваю я парня, глядя в пустой рюкзак. Я стараюсь говорить нормальным голосом, но слышу, какой он напряженный и подрагивающий. – И что ты сказал: «У нас всё о’кей»?

Парень цыкает зубом и фыркает. Потом берету меня рюкзак, сует в него скатанные в рулон купюры и швыряет его мне.

– Валите отсюда, – бросает он.

Вперед выходит тот, что с оружием, и подталкивает нас к выходу.

Чико дрожит, натягивая на себя рюкзак.

Отъезжая от лавки на мотороллере, я разворачиваюсь с такой скоростью, что чуть не приканчиваю нас обоих. «Мы должны убраться отсюда», – думаю я, а нам вслед несется долгий, громкий гудок автобуса. «Мы должны убраться отсюда», – крутится в голове, когда мы снова проносимся через рынок и едем обратно к складу. И когда Нестор начинает аплодировать при нашем появлении, а пронзительный свист Торо наполняет все помещение.

– Рэй будет доволен, – говорит Нестор.

«Мы должны убраться отсюда!» Эта мысль не покидает меня, когда мы снова садимся на мотороллер и мчимся на автостанцию.

Я достаю деньги, которые забрал из маминого тайника, и протягиваю их девушке в окошке кассы. Руки трясутся так сильно, что мне едва удается отсчитать нужное для покупки билетов количество купюр.

«Мы должны убраться отсюда!»

Крошка

Он выезжает из города на автостраду и едет в сторону Гондураса.

Я смотрю на тонированные стекла и понимаю: незачем, беспокоиться о том, что кто-нибудь увидит меня с Рэем. Можно долбить в окна и орать, прося о помощи, никто ничего не увидит.

Когда мы подъезжаем к границе, мое сердце начинает колотиться как сумасшедшее. А когда пограничник просто машет рукой, пропуская нас, кажется, что оно сейчас просто выскочит через рот.

– Видишь, Крошка, говорит Рэй, – какие у меня уже связи? Люди начинают понимать, как вести себя со мной.

– Да-да, конечно. Ты этого заслуживаешь. – Я смотрю в окно. Младенец теперь на руках у меня.

Рэй резко сворачивает с дороги, и я думаю: «Вот оно! Тут-то я и умру».

Мы петляем по каким-то проселкам, и мне становится ясно, совершенно ясно, что здесь Даже тела моего не найдут.

– Я хочу показать тебе очень важное для меня место, Крошка.

Какое-то время мы петляем по дорогам, и наконец я вижу впереди песок и воду.

Может быть, он хочет меня утопить?

– Выходи, – говорит он, останавливаясь и вылезая из машины. Ноги у меня как ватные, но я подчиняюсь. – Вот тут я решил, что не собираюсь жить как ничтожество, Крошка. Приехал сюда как-то вечером и решил взять всё в свои руки. Буду сам рулить своей судьбой. Брать все, что мне захочется, и ни перед кем не отчитываться. И избавляться от каждого, кто встанет у меня на пути.

Он берет мою руку.

– Боже, да ты вся дрожишь! Я хотел сделать тебе сюрприз, но, может, ты уже догадалась. – Он лезет в карман. – Закрой глаза, Крошка.

Я делаю, как он сказал, повторяя про себя Господню молитву. И чувствую, как Рэй надевает на палец моей левой руки кольцо.

– Можешь открыть, – говорит он.

Я делаю, как он велит, и вижу огромный бриллиант, который нелепо смотрится на моем цыплячьем пальце. Рэй целует мне руку.

– Вот, – говорит он, – хочу, чтобы ты знала: оно не краденое. Ты должна знать, что я его купил, это важно. – Он разглядывает бриллиант, смотрит, как тот блестит. – Это кольцо твоей судьбы.

Стоя на пустынном пляже, я киваю, пока Рэй рассказывает мне, как мы будем счастливы.

Я таращусь на кольцо и вижу свое будущее с Рэем.

Легкие сжимаются у меня в груди, из нее вырывается ужасный звук, ноги подкашиваются, и я опускаюсь на колени, по-прежнему держа младенца. Темная фигура Рэя возвышается над нами.

Я едва могу разглядеть его лицо.

– Я знал, что ты обалдеешь от восторга, – произносит он, и его голос доносится будто издалека.

Рэй грубо поднимает меня и ведет к машине. Когда мы выезжаем на автостраду, младенец начинает пронзительно плакать, а я все смотрю на дорогу, но не вижу ничего, кроме долгих, долгих-долгих лет, которые ждут впереди.

Когда Рэй поддает газу, я кошусь на ручку дверцы. Но умирать мне не хочется.

Он целует меня перед моим домом, прямо в машине, стекла которой опущены, и всякий прохожий может нас увидеть.

– Нам больше не нужно прятаться, понимаешь? – шепчет он мне на ухо. – Завтра я вернусь. И лучше бы тебе к тому времени рассказать обо всем своей матери, потому что завтра вечером ты поедешь со мной домой.

Воздух густ от влажной жары, но я холодею от потрясения и шепчу:

– Завтра вечером?

Рэй улыбается.

– И меня не волнует, понравится ли это твоей мамочке, – Он берет мою руку, поднимает ее и говорит: – Посмотри на это кольцо. – У меня перед глазами все плывет. Мир будто окутывает густой туман. – Смотри, говорю. – Он сильнее сжимает мою РУКУ.

Когда я киваю и смотрю на кольцо, что-то внутри меня будто ломается:

– Оно… красивое.

Рэй целует кольцо, целует меня. Его телефон начинает жужжать, и он, отстранившись, бросает взгляд на экран:

– Мне надо ехать.

Я киваю, быстро открываю дверь автомобиля и выхожу, стремясь как можно скорее оказаться подальше от него.

– Эй, так не забудь, завтра вечером! – кричит он, перед тем как уехать.

А я, оцепенев, замираю на месте. Все кажется ненастоящим. Я смотрю на соседскую девочку, которая таращится на меня, стоя в дверях дома напротив, и не уверена в том, что она реальна. Смотрю на дорогу и жду, что сейчас по улице хлынет поток воды и унесет меня прочь. Потому что все это не может происходить на самом деле. Просто не может.

Окутавший меня туман пронзает звук двигателя, и я вижу, как прямо в наш двор въезжает мотороллер и направляется ко мне.

Я знаю – это Пульга и Чико. Знаю еще до того, как они снимают шлемы. Ребята что-то говорят мне, но я не понимаю смысла. Тогда Пульга начинает меня трясти, и его голос становится все отчетливее, а слова все понятнее.

– Что с тобой случилось? – спрашивает он. – Почему ты так дрожишь?

Я смотрю на него, на них обоих, и пытаюсь понять, почему они тут, если должны быть в школе. Почему приехали на неизвестно чьем мотороллере. И почему у них такие озабоченные лица. Может, они мне только мерещатся? И все остальное тоже.

– Вы настоящие? – Я смотрю на Пульгу.

– Слушай, у меня нет времени все тебе подробно объяснять… – говорит он и все оглядывается через плечо, словно ожидая, что в любую минуту может появиться кто-то еще. – Ты была права. Происходит кое-что плохое. По-настоящему плохое, Крошка.

Младенец плачет. Мое сердце колотится быстрее. Все вокруг становится четче.

– Что? Пульга, в чем дело?! Что случилось?

– Слушай, Крошка! Мы собираемся свалить отсюда. Мы должны уехать сегодня ночью. – Он говорит высоким голосом, нахмурившись. – Помнишь, что ты говорила? Ты сказала, что мы должны бежать. Ты была права. Вот мы и сбежим, все втроем, о’кей?

– На север, на Ля Бестии. В Соединенные Штаты, – шепчет Чико.

– Что? Что вы такое говорите?

– Я говорю, что мы должны уехать, – объясняет Пульга.

Я смотрю, как его рука, скользнув мимо пистолета за поясом, тянется в задний карман, достает билет на автобус и сует его мне.

– Встретимся там, ладно? Ночью. Автобус в три часа, поняла? Приходи, Крошка.

Младенец плачет, но я киваю, смотрю на билет и киваю:

– О’кей.

– Пока еще не слишком поздно, – роняет Пульга, когда ребята снова забираются на мотороллер.

Я смотрю, как они уезжают. Стою и слушаю звук мотора, пока он не стихает и пока вновь не воцаряется тишина.

Маленькая девочка по-прежнему наблюдает за мной, стоя у своей двери.

«Это все по-настоящему?» – гадаю я.

Опустив взгляд, я таращусь на билет в руке.

Да, это все по-настоящему.