Текст книги "Как поцеловать своего врага (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

Леннокс

Я срываю ещё один заказ с принтера и быстро его просматриваю. Доска уже забита, и этот заказ точно не обрадует поваров на соте. У них и так шесть позиций в работе, а я собираюсь добавить ещё три.

– Новый заказ, – выкрикиваю я. – Два морских гребешка, один палтус и филе – средней прожарки.

Слушаю, как повара подтверждают заказ, и переключаюсь на следующий.

– Подача: вырезка, пирог с курицей и свиная грудинка, – объявляю я.

Слева от меня Гриффин выругался, и кастрюля с грохотом ударилась о плиту.

– Гриффин, как там соус?

– Работаю над этим, – отвечает он.

В окно подачи скользят две тарелки – осталась только вырезка. Зак стоит у гриля, но вся суть блюда – в яблочном соусе с бренди. Без соуса Гриффина мы не сможем отправить на стол ни одной тарелки с этого заказа.

– За спиной! – кричит кто-то, за чем следует ещё один поток ругани.

Я морщусь. Обстановка на кухне бодрая, но ритма не хватает. Поваров будто слишком много: мешаются, спотыкаются друг о друга. Уже дважды блюда ушли в зал до того, как я успел их проверить – это недопустимо. Всё должно работать чётко: я – последний, кто смотрит на тарелку, чтобы убедиться, что каждое блюдо на уровне, который я считаю достойным для своего зала.

Но когда приходится самому выправлять пересоленный крабовый суп – хит нашего меню – или подменять Зака, потому что он прикрывает салатного повара, который уже в четвёртый раз за две недели не вышел, – сложно удержать всё под контролем.

Зак выкладывает вырезку, добавляет обожжённую брокколини и грибное ризотто.

Гриффин тут же появляется с ковшиком, готовый полить соусом, но он слишком жидкий. Я поднимаю руку, вовремя его останавливая.

– Подожди. – Макаю мизинец в соус и пробую. – Жидкий. И сладости не хватает. – Я смотрю на него. – Что это?

Возле Гриффина появляется Уиллоу.

– Я же говорила, он не уварился. – Она тянется за сотейником. – Дай сюда, я исправлю.

– У нас нет времени на переделки, – рявкает Гриффин. – Уварка требует времени.

– Да, но я могу загустить его бур манье. Это не идеально, но лучше, чем так.

Гриффин колеблется, сжав ручку сотейника, челюсть напряжена.

– Пусть делает, – говорю я. – А ты иди помоги Бриттани с заготовками. Уиллоу, ты сегодня соусье.

– На заготовки? Я? – Гриффин смотрит на меня с недоверием.

– Ты сегодня не в форме, дружище. А у нас нет права на ещё одну ошибку. Иди. Позже поговорим.

– Есть, шеф, – бурчит он и уходит, оставляя Уиллоу одну у станции с соусами.

Я беру следующий заказ и выкрикиваю его, но на секунду замираю – у задней двери стоит Тэйтум. Не знаю, зачем она пришла сюда в такой час, но её взгляд скользит по кухне, будто она что-то изучает, оценивает мою работу. Неприятное чувство – или, может, защитная реакция? – поднимается во мне. Странно. Наше старое соперничество давно сменилось чем-то более… приятным. Уже несколько недель я не ощущал с ней настоящей конкуренции. Но Хоторон сейчас – моё сердце и душа. Любая критика будет восприниматься остро.

– Один лосось, одно филе – блю рэр, – повторяю я, когда повара не откликаются. – Зак, лосось и филе – блю рэр!

– Лосось и филе – блю рэр, – повторяет Зак. – Но я завален, шеф.

Я слышу раздражение в его голосе, но ничем не могу помочь. Заказы не утихнут ещё как минимум полчаса.

– Уиллоу, времени нет. Соус нужен прямо сейчас.

– Готово. Вот он, – говорит она, подходя с сотейником. Я пробую, встречаюсь с ней взглядом.

– Отлично.

Она улыбается.

– Спасибо, шеф.

Она поливает вырезку, я вытираю капли соуса с края тарелки и передаю её официанту за спиной.

Бросаю последний взгляд в сторону Тэйтум, но её уже нет.

* * *

Далеко за полночь, когда последний гость уже покинул ресторан, я сижу посреди чистой кухни, передо мной – открытый блокнот, и просматриваю отзывы за вечер. Это длинный список – я делал пометки во время финальной проверки, общаясь с поварами и официантами.

В целом вечер прошёл нормально. Гости остались довольны, а это самое главное. Даже под давлением и в условиях нехватки рук мои повара не жертвуют качеством блюд. Но я вижу, насколько они устали, как начинают раздражаться друг на друга – и я не хочу, чтобы они чувствовали себя так в конце смены. Нужно что-то подправить в нашем процессе, вот только я пока не понимаю, с чего начать.

И ещё есть проблема с Гриффином. Возможно, ему просто нужно больше обучения. А может, он просто не тянет.

В животе скручивается узел тревоги. Мне ещё ни разу не приходилось никого увольнять, и желания пробовать нет.

Я вздыхаю и читаю последние пункты в списке. Официанты передали две жалобы на то, что лосось был пересолен. Примерно столько же – на крабовый суп.

Рядом появляется Зак.

– Я ухожу, – говорит он, закинув сумку на плечо. – Увидимся завтра, дружище.

Я киваю, не отрывая взгляда от списка перед собой.

– Эй, ты в порядке? – спрашивает он.

– Пытаюсь понять, у нас проблема с солью или с персоналом.

– А-а, – говорит он. – Хороший вопрос.

С другого конца кухни скрипит дверь, и я поднимаю глаза: Тэйтум идёт к нам с маленьким блюдом в руках. Я не видел её с того момента, как заметил на кухне в разгар ужина. У неё давно уже всё затихло, так что её появление – неожиданность.

Но совсем не неприятная. И я вдруг начинаю надеяться, что в этом блюде что-то для меня.

На ней больше нет шефского кителя – только чёрная майка, плотно облегающая её фигуру, а кудри свободно падают на плечи. Я... совсем не помню, чтобы у неё были такие формы в кулинарной школе.

Зак издаёт приглушённый звук одобрения, и меня это раздражает до предела. Я глухо бурчу:

– Руки прочь, Зак.

Он приподнимает бровь.

– А, вот как?

Я не знаю, как ему ответить – сам не понимаю, откуда у меня эта реакция.

– Нет, – говорю я. – Но и для тебя – не «вот как».

Тэйтум останавливается прямо напротив нас.

– Брокколини я не отдам, Эллиот, – говорю я. – Так что даже не проси.

В прошлый раз, когда мы делили поставку продуктов, до драки не дошло, но если бы я не пожертвовал пятью килограммами брюссельской капусты ради брокколини, кто знает, как бы всё кончилось.

– Можешь оставить брокколини, – говорит она. – Я пришла вернуть вот это. – Она вытаскивает фотографию, которую я приклеил к её двери на днях, и кидает на стол. – Нашла на подошве ботинка. Решила, может, тебе будет приятно вернуть.

– Да ладно, – говорю я. – Только не говори, что не рассмеялась.

Её губы дёргаются, в глазах пляшут искорки, но она держится.

– Понятия не имею, о чём ты. – Она прочищает горло и отводит взгляд. – Вообще-то, я пришла к Заку. – Она улыбается моему су-шефу, тепло и по-дружески. – Я так рада, что ты ещё здесь.

Что? Зак? Она рада, что здесь Зак?

Я словно возвращаюсь в школу: вижу, как Эйприл Хендерсон вручает валентинку моему другу Боу вместо меня.

– Ага?

Зак бросает на меня взгляд, потом делает шаг вперёд, скрещивает руки – мышцы на бицепсах напрягаются. Тэйтум кладёт ладонь ему на руку, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вскочить, не оттащить Зака от неё и не вышвырнуть за дверь.

– Мне нужна твоя помощь, – говорит Тэйтум. – Я экспериментирую с новым салатным соусом. Хочу подать его на девичнике в следующем месяце. Нужно произвести хорошее впечатление – мне правда хочется, чтобы все в Стоунбруке меня полюбили.

Она на секунду смотрит на меня, потом снова возвращает взгляд на Зака. Хочет, чтобы все её полюбили? А почему мне так хочется, чтобы речь шла только обо мне?

– Попробуешь и скажешь, что думаешь? – Она протягивает ему блюдо.

– Конечно. – Зак ставит сумку, берёт соус и подносит к носу.

Я смотрю, как раздражение во мне нарастает с каждой секундой. Когда они вообще успели так сдружиться? Мы с трудом находим время даже просто на обед – о каком «подружиться» вообще речь? Особенно у Тэйтум: она ведь обслуживает завтраки, обеды и ужины.

Это всё не складывается, если только они не встречались вне кухни. Я сжимаю кулак и упираю его в бедро – пусть хоть это ощущение удерживает меня в реальности. Я не ревную Зака. У меня нет причин ревновать Зака.

Зак нюхает соус с таким усердием, будто он ищет кролика, как гончая. Потом макает палец и пробует.

Морщится, лицо кривится.

– Ох... – наконец говорит он. – Это... – Он прочищает горло и сглатывает. – Это что – лимон?

Тэйтум смотрит на него широко раскрытыми глазами, будто невинная душа.

– Думаю, ты переборщила с лимоном, – наконец произносит Зак, потирая подбородок.

– Серьёзно? – спрашивает Тэйтум. Потом наконец смотрит на меня. – Странно. Я использовала рецепт, который дал мне Леннокс.

От меня? Когда это она могла получить от меня рецепт?

Зак переводит на меня взгляд, приподнимает брови.

– Правда?

Хватит. Мне это всё уже надоело.

– Дай сюда, – говорю я и тянусь за соусом.

– В своё время он обеспечил Ленноксу кучу внимания в кулинарной школе, – говорит Тэйтум, пока Зак передаёт мне блюдо. – Уверена, он помнит.

Я пробую соус и её слова догоняют меня на секунду позже.

Я морщусь. Вкус настолько кислый, что сводит челюсть.

Соус отвратителен. Но не просто отвратителен – он мне знаком.

Я должен был догадаться.

Вся эта сцена, где Тэйтум просит Зака попробовать её соус, казалась подозрительной. А её наигранная невинность – слишком уж она старалась выглядеть искренней.

Я поднимаю глаза и вижу, как она стоит, широко улыбаясь, прикусывая нижнюю губу и уперев руки в бока.

Нет, это не улыбка. Это ухмылка. А в глазах – чистое озорство.

Меня стопроцентно разыграли.

– Ха-ха-ха. Очень смешно, – говорю я сухо.

– Подожди, что? Что смешного? – спрашивает Зак.

Тэйтум наклоняется к стойке, опирается подбородком на ладонь.

– Ну как тебе? В соусе действительно перебор с лимоном? Я ведь хотела, чтобы он был… деликатным.

Лимон в этом соусе такой же «деликатный», как фура, несущаяся по шоссе. Точно такой же был в соусе, с которым я с треском провалился на одном из заданий в кулинарной школе. До сих пор не понимаю, что на меня тогда нашло – я выжал сок из трёх лимонов в простой соус. Наверное, хотел рискнуть, показать, что могу нарушить правила и всё равно выдать шедевр. Но чтобы уравновесить такую кислоту, сахара пришлось бы добавить столько, что получился бы лимонад. Когда я это понял, было уже поздно.

Преподаватель потом несколько недель приводил меня в пример, рассказывая, как делать не надо.

Я отодвигаю блюдо на стойку.

– Как ты вообще запомнила этот рецепт?

– Честно? При таком количестве лимона остальная часть рецепта вообще имеет значение?

Я закатываю глаза.

– Никогда не забуду, как ты тогда выглядела, – говорю с лёгкой издёвкой. – Почти такая же самодовольная, как сейчас.

– Я до сих пор не понимаю, что здесь происходит, – вмешивается Зак.

– Я не была самодовольной, – резко говорит Тэйтум. И мне почему-то нравится, что она не отрывает от меня взгляда, даже отвечая не ему, а мне.

– Да ну? – фыркаю я. – Ты тогда буквально обежала круг по кухне, когда преподаватель назвал мой соус катастрофой.

Она склоняется чуть ближе.

– Может, я просто радовалась, что великого Леннокса Хоторона наконец опустили с небес на землю.

– Алло! – возмущается Зак. – Вы двое, вы вообще в курсе, что я здесь? Кто-нибудь объяснит, в чём суть?

– Великого Леннокса Хоторона? – переспрашиваю я. – Ну ты даёшь, «золотая девочка» Кристофера Эллиотта. Как там папочка, кстати?

Она закатывает глаза.

– Золотая девочка? Сказал парень, который работает на семейной ферме.

Я встаю и нависаю над стойкой, наклоняясь к ней так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Кладу ладони на прохладную нержавейку:

– Ферма может и принадлежит семье, но ресторан – мой. Это я работаю. Это я делаю его успешным.

Слова звучат неубедительно даже для самого себя, особенно после такой тяжёлой смены, но при Тэйтум я не собираюсь сомневаться.

Она усмехается.

– Должно быть, это очень тяжело – так вкалывать, таская с собой такое огромное эго. У тебя, наверное, мышцы на плечах как у бодибилдера.

Теперь моя очередь ухмыльнуться.

– Могу показать тебе мышцы на плечах, если ты покажешь свои бабушкины трусики.

– Всё, я пас, – заявляет Зак и пятится к двери. – Пойду домой. Вы, вроде, и без меня справитесь?

– Нам не нужен ты, – одновременно говорим мы с Тэйтум.

Зак что-то бурчит себе под нос, выходя за дверь, но мне уже всё равно – главное, он ушёл.

Тэйтум скрещивает руки на груди и смотрит на меня вызывающе.

– Всё ещё мечтаешь о моём белье, да, Леннокс? Может, тебе стоит почаще выходить из дома и отвлечься от мыслей о том, что никогда не случится.

Это её «никогда» цепляет меня сильнее, чем задело бы две недели назад. Я не до конца понимаю почему. Знаю только одно: Тэйтум Эллиотт мне начинает действовать на нервы.

Я наклоняюсь ещё ближе – так близко, что вижу золотистые крапинки в её серо-голубых глазах.

– Никогда не случится? – повторяю я. Склоняю голову, будто изучаю её. – Обещаешь?

Её лицо становится строже, но только не глаза. В них по-прежнему играет озорство, словно ей это общение доставляет столько же удовольствия, сколько и мне.

– Обещаю. Клянусь. Гарантирую, – говорит она. – Как тебе больше нравится.

Я опускаю взгляд на её губы… и тут же возвращаю его обратно. Потому что она сказала никогда. Потому что между нами ничего нет. Потому что я точно не думаю о том, как целовать Тэйтум Эллиотт.

Поцеловать её – это безумие.

Глупость.

Безрассудство.

Я отстраняюсь, выпрямляюсь, прочищаю горло и мысленно записываю себе: никогда больше не смотреть Тэйтум в глаза.

– Ну, это даже к лучшему, – наконец говорю я.

– Однозначно к лучшему, – подхватывает она. Встает прямо напротив, копируя мою позу. – Хорошо, что мы всё поняли.

Я сглатываю. Похоже, мы и правда всё поняли. Вот только не то, что озвучили вслух.

– Ты и Зак? – спрашиваю я, не подумав. Просто хочу понять, почему они так вольготно чувствовали себя друг с другом. И тут же жалею – прозвучало ревниво, а я не хочу дарить Тэйтум такое удовлетворение.

– Мы просто друзья, – говорит она. – Хотя, по правде говоря, это тебя не касается.

Я пожимаю плечами, будто мне и правда всё равно. Будто это не самый важный разговор, который у нас когда-либо был.

– Это касается меня, если ты отвлекаешь моего су-шефа.

– Тем, что дружу с ним? Это у тебя в правилах прописано? Дружить с коллегами запрещено?

Я поджимаю губы. Попалась. Я ведь и правда не против, чтобы кто-то с кем-то встречался на работе, если это не мешает делу. Так что оснований лезть в это у меня ноль.

– Мне всё равно, с кем ты дружишь, – говорю я. – Просто было любопытно. Делай что хочешь. – Я бросаю взгляд на стоящее между нами блюдо. – Только не вздумай подавать это где-нибудь.

Она смотрит туда же, но взгляд сразу соскальзывает с миски и цепляется за мой список с заметками, который я изучал до её появления. Она склоняется чуть вбок, будто хочет прочитать, что там написано, и я тут же вырываю тетрадь из-под её взгляда, захлопываю и бросаю на табурет рядом.

Тон Тэйтум меняется, а в глазах появляется мягкость.

– Я раньше делала то же самое, – говорит она, будто напрочь забыла нашу перепалку. – Просматривала жалобы в конце смены.

– Скорее, благодарности, – парирую я слишком поспешно.

Она кивает, но потом чуть склоняет голову набок и долго смотрит на меня.

– Леннокс, если тебе когда-нибудь захочется поговорить о работе, я всегда готова выслушать.

Я приподнимаю бровь. Мы постоянно говорим о работе, так что она явно намекает на что-то конкретное.

И, судя по всему, одной приподнятой брови ей хватает, чтобы продолжить.

– Я не говорю, что тебе нужна помощь, – быстро добавляет она, нервно теребя руки, – но я пять лет управляла кухней в два раза больше твоей. И кое-что знаю об эффективности. Возможно… возможно, я заметила пару мелочей, которые могли бы тебе помочь.

Я вспоминаю, как она стояла у задней двери кухни, внимательно разглядывая всё, что я делал.

– Так вот чем ты там занималась? – спрашиваю я. – Шпионила?

– Нет! Конечно нет, – резко отвечает она. – Просто проходила мимо. – Она качает головой. – Это были всего лишь пара мимолётных наблюдений. Ничего особенного. Скорее в духе «если тебе интересно». Я уверена, у тебя и так всё отлично работает.

Во мне загорается уязвлённая гордость. Начинает зудеть под кожей, вызывая раздражение. Значит, каждый раз, проходя через мою кухню, она выискивает слабые места? Подумывает, как бы вмешаться и всё наладить?

И всё же… только что я сам размышлял, как улучшить процессы. Трудно не заинтересоваться её «наблюдениями».

Но это же Тэйтум Эллиотт. Тэйтум чёртова Эллиотт. Я могу отпускать шуточки и спорить с ней о брюссельской капусте – но это всё поверхностное.

А кухня? Моя работа? Моя жизнь? Это совсем другой уровень. И я не уверен, что готов впустить туда Тэйтум, даже несмотря на то, что в последнее время мы начали ладить.

– Спасибо, но нет, – слышу я собственный голос. – У меня всё под контролем.

Ничего у меня не под контролем. Но я разберусь. У меня есть опыт. Знания. Да, есть несколько проблем, но я их решу. Я всё исправлю.

Тэйтум внимательно смотрит на меня, будто видит, как в голове у меня идёт настоящая внутренняя борьба.

– Просить о помощи – это нормально, Леннокс, – наконец говорит она мягко.

И пусть её слова звучат спокойно и бережно, от них всё равно становится не по себе.

Я не должен нуждаться в помощи. Я сказал своей семье, что справлюсь. Что подниму этот ресторан.

Они вложились в Хоторон, потому что поверили мне. Потому что доверяют.

И я не подведу их.

Я отталкиваюсь от стойки.

– Я ценю это, Тэйтум. Правда. Но у меня всё хорошо. Всё идёт как надо.

Она кивает и отступает на шаг.

– Я уверена, что так и есть, – просто говорит она.

Но огонёк в её глазах исчез, и вместо него – тревога. Именно это выражение я потом буду вспоминать весь остаток вечера.

Глава 7

Тэйтум

Честно говоря, мне, наверное, стоит купить зимнее пальто. Формально уже почти весна, но погода, похоже, об этом не в курсе. Так или иначе, март в западной части Северной Каролины – это совсем не март в Южной Калифорнии.

Я натягиваю самые тёплые леггинсы и термобельё, потом – ещё один лонгслив и худи. Да, в этом всём я выгляжу немного массивнее, чем хотелось бы, но хотя бы не замёрзну.

Наконец укутанная, я хватаю поводок Тоби, и мы спускаемся по лестнице на прогулку в конце дня. Поводок, возможно, и не понадобится – если только не попадутся козы, Тоби будет вести себя нормально. Но я всё равно беру его с собой на всякий случай. Особенно после того, как Леннокс напугал меня разговорами о медведях.

У подножия лестницы я останавливаюсь и бросаю взгляд в сторону кухни. Свет выключен, и меня охватывает приятное ощущение, что рабочий день точно закончился. Сегодня у нас был и завтрак, и обед, но всего двадцать пять гостей – меньше половины от обычного количества. Я работала с урезанным штатом, и смена прошла довольно спокойно. Когда я ушла наверх, посудомойки ещё домывали последние тарелки, а Джесси драила плиту, так что я рада, что они управились быстро.

Мне было немного неловко уйти пораньше, но Тоби в последние дни почти не выходил на улицу. Нам обоим нужен долгий, хороший променад по ферме.

Снаружи мы проходим мимо огорода Леннокса, и Тоби останавливается, чтобы пометить своё новое любимое место.

– Тоби! – шиплю я, но, если честно, во мне всё ещё кипит раздражение из-за того, как Леннокс отмахнулся от моего предложения помочь с его кухней. Может, мне вообще всё равно, где Тоби справляет нужду.

Может, мне и Леннокс не так уж и важен.

Упрямый, гордый мужчина. Да я ведь не хотела его задеть. Честно, я даже не собиралась ничего предлагать. Просто увидела его записи – и вспомнила, каково это.

У него и правда тяжёлая работа. Я просто хотела, чтобы он знал: он не один.

Но нет. Леннокс ни в ком не нуждается. Особенно во мне.

– Пошли, Тоб, – говорю я, уводя его с грядок обратно на дорожку. Мы обходим огромное пастбище под рестораном, проходим мимо павильона, где весной и летом будут проходить свадьбы и другие мероприятия.

Оливия рассказала мне о тропинке, которая уходит в лес с противоположной стороны от главной дороги, так что мы переходим через дорогу и находим её. Она ведёт мимо родника, затем поднимается в гору – настолько круто, что мои квадрицепсы начинают гореть – и выводит нас к сараю с козами. Оттуда мы идём к фермерскому дому, потом выходим на тропу, предназначенную для гостей, которые хотят добраться до ресторана живописным путём.

Когда я несу блюда на ужин в заготовочный цех за фермерским домом, я обычно иду по главной дороге. Но эта тропинка, извивающаяся через лес, выглядит прямо как из сказки – особенно с беседкой, украшенной гирляндами, которые горят весь год. Могу только представить, сколько свадебных фото здесь было сделано.

Возможно, дело в том, как вся ферма уютно вписана в горы, но кажется, будто вокруг полно маленьких карманов уединения – таких мест, где ты в двух шагах от ресторана, полного гостей, или сарая с козами, или сада с рабочими, но всё равно ощущаешь себя совершенно одной.

Именно это мне и было нужно, когда я устроилась на эту работу. Не то чтобы управлять кейтерингом – это не стресс. Но давление тут совсем другое. Всё не так личностно, как тогда, когда папа следил за каждым моим решением, контролировал мою карьеру до мельчайших деталей – настолько, насколько я ему позволяла.

Я опускаюсь на ступеньки беседки, пока Тоби уходит понюхать что-то под деревьями. На телефоне пролистываю с полдюжины сообщений от отца – все за последние двенадцать часов.

Пока я не ответила ни на одно. Но если так и дальше продолжу, он может пойти на крайние меры. Например, позвонить. Или, что ещё хуже, прилететь сюда, чтобы поговорить лично.

Наверное, это несправедливо. Скорее всего, он просто волнуется. Но если я с ним заговорю, он начнёт уговаривать меня вернуться домой, а на такую битву у меня сейчас нет сил. Прежде чем отвечать ему, я отвлекаюсь и пишу сестре. Немного Бри – её юмора и жизнерадостности – и я, возможно, наберусь смелости, чтобы противостоять папиным уговорам.

Тэйтум: Скажи мне, что я могу ответить папе.

Вместо сообщения Бри тут же звонит.

– Конечно можешь, – говорит она, когда я беру трубку. – Ты сильная, независимая женщина, которой не нужен ни он, ни его деньги.

– Я сильная, – повторяю я. – Я и правда такая.

– Именно. – Её голос звучит напряжённо, с каким-то странным звуком на фоне.

– Бри, что ты делаешь?

– Йогу, – отвечает она сквозь очередной стон. – Врач говорит, что если я укреплю пресс, то перестану мочиться каждый раз, как смеюсь.

– О господи. Это что, серьёзно? Такое бывает?

– Добро пожаловать в материнство, детка, – говорит Бри. – Близнецы разбомбили моё тело. Приятно, правда?

– Настоящий подарок, который продолжает радовать, – говорю я. – Не буду тебя отвлекать. Мне просто нужно было услышать, что я сильная.

– Ты очень сильная, – говорит она. – Не давай ему собой манипулировать, Тэйтум. Ты живёшь свою жизнь. Просто скажи «нет» чувству вины!

Меня накрывает волна благодарности к сестре и всей её чудной, бесподобной натуре.

– Спасибо, Бри.

Я сбрасываю вызов и открываю ветку сообщений с папой.

Папа: Ты видела обновлённое предложение, которое студия прислала на почту? Обрати внимание на зарплату. Я настоял, чтобы они её удвоили и они согласились. Дай знать, когда будешь готова подписать.

Папа: Удвоили, Тэйтум.

Папа: Ты заметила этот момент?

Папа: Такие предложения, знаешь ли, не каждый день выпадают.

Папа: Это ещё и прайм-тайм. Они правда в восторге. Осталось только, чтобы ты согласилась.

В последнем сообщении у него начинает проскакивать раздражение.

Папа: Студия не будет ждать вечно, Тэйтум. Мне срочно нужно знать, что ты думаешь.

Я вздыхаю и постукиваю телефоном по ладони.

Я понимаю, что получить предложение вести кулинарное шоу в прайм-тайм на центральном телеканале – это большое дело. О таком мечтают шефы по всей стране. Тем более что шоу задумывается как совместный проект – что-то вроде отцовско-дочернего поединка на кухне. Нас обоих.

Но когда это предложение только поступило? Я почувствовала, что задыхаюсь. Это была просто очередная строчка в бесконечном списке всего, на что папа давил за эти годы. Открыть ресторан. Подписать его контракты по мерчендайзу. Стать шефом в Le Vin. И теперь – телешоу, плечом к плечу с ним.

Прошло три дня с момента, как он рассказал мне о шоу, прежде чем я подала заявку на работу шефом кейтеринга в Стоунбруке.

Но я до сих пор так и не отказала официально. Я просто сказала, что не готова согласиться.

Терпение папы заканчивается, но я не собираюсь прогибаться.

За всю свою жизнь я ни разу не принимала решения по карьере без того, чтобы его мнение не нависало надо мной. Может, я и соглашусь на это шоу, но только если сама этого захочу. И я возьму столько времени и расстояния, сколько мне нужно, чтобы это понять.

Собравшись с духом, я печатаю ответ на его сообщения:

Тэйтум: Пап, если они не хотят ждать – пусть не ждут. Я не готова. И я даже не уверена, что хочу этого.

Ответ прилетает мгновенно, будто он всё это время сидел и ждал, когда я отзовусь на первое сообщение, отправленное ещё прошлой ночью.

Папа: Не глупи, Тэйтум. Рано или поздно ты перебесишься со своей «жизнью на ферме» и передумаешь. Но к тому времени может быть уже поздно.

Эти слова задевают больнее всего. Он редко бывает со мной таким жёстким.

Где-то вдалеке лает Тоби, и я поднимаю голову, вглядываясь в край леса в поисках его чёрно-белой морды. Пока не вижу, но он обычно не исчезает надолго, так что не паникую и продолжаю печатать.

Тэйтум: Значит, это будет на моей совести. Мне здесь нравится, пап. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Прости, что это не тот ответ, которого ты ждал.

И оставь меня в покое с этим.

Тоби снова лает – на этот раз звук тревожный. Я всё ещё его не вижу, и неприятное предчувствие закрадывается внутрь. Я убираю телефон в боковой карман леггинсов и встаю. Подношу пальцы к губам, чтобы свистнуть, но замираю.

Потому что в тени деревьев на краю леса стоит чёрный медведь.

Самый настоящий. Живой. Огромный. Медведь.

Я выдыхаю проклятие и отступаю на ступеньку беседки.

Леннокс говорил, что если со мной будет Тоби, медведи не подойдут.

Он говорил, что медведь испугается меня так же, как я его.

Или он это про рысь говорил?

Как бы то ни было, он точно уверял, что такая ситуация – невозможна.

И тут я замечаю медвежат, играющих у подножия дерева неподалёку.

О боже.

Медвежата означают, что передо мной – мама-медведица. А я точно знаю, что поговорка про «маму-медведицу» – это не просто метафора. Это наука. Такая мама не позволит никому угрожать её детям.

Может, если я просто буду стоять тихо и долго, она уйдёт обратно в лес и уведёт медвежат с собой.

Может…

Тоби выскакивает из зарослей с лаем, как сумасшедший, и мои надежды в ту же секунду рассыпаются в пыль. У меня сердце падает куда-то в живот.

– Тоби, нельзя! – говорю я.

Он умолкает, на мгновение смотрит на меня. Но потом медведица делает несколько шагов вперёд и встаёт на задние лапы.

Тоби отступает, тихо рыча.

Думай, Тэйтум. Просто думай!

Должен же быть какой-то способ отпугнуть медведя. При встрече с гризли, насколько я знаю (спасибо субтитрам на документалке, которую смотрел мой сосед по креслу в самолёте), нужно притвориться мёртвой. Но это не гризли.

А что делают при встрече с чёрными медведями? Тоже притворяются мёртвыми? Или надо орать и пугать их? Что бы там ни было правильно, главное – я совершенно не хочу, чтобы моя собака сцепилась с каким-либо медведем. Ни с бурым, ни с чёрным, ни с белым, ни с гризли, ни с дымчатым. Вообще ни с каким. Я хочу, чтобы медведей было ноль.

Позади меня воздух пронзает громкий выстрел. Я вздрагиваю и оборачиваюсь – и вижу Леннокса, идущего к беседке с охотничьим ружьём в руках.

Я качаю головой и закрываю глаза, будто всё происходящее – просто странный сон, из которого можно выбраться, если резко дёрнуться. Но, когда я снова открываю глаза, Леннокс всё ещё здесь.

Ничего из этого не имеет смысла. Сейчас почти ужин – он должен быть у себя на кухне. Вместо этого он стоит здесь, в шефском кителе, и отпугивает медведя с ружьём.

Я снова смотрю на медведицу. Она опустилась на четыре лапы, медвежата уже рядом с ней. Но низкий глухой рык, доносящийся из её груди, звучит почти как рычание Тоби – и ясно даёт понять, что уходить она пока не собирается.

Тоби делает шаг вперёд и рычит, злобно залаяв. Я никогда не слышала, чтобы он издавал такие звуки.

– Тэйтум, – говорит Леннокс спокойно. – Пройди за мной и перейди к большому дубу. Видишь его?

Я неуверенно киваю.

– Вижу.

– Оттуда позови Тоби. Вдруг он решит подойти к тебе.

– Я… – Я сглатываю. Я понимаю, что он говорит, но не могу заставить себя сдвинуться с места.

– Тэйтум, – голос Леннокса остаётся ровным и спокойным. – Слушай меня. Он не отступает, потому что думает, что ты в опасности. Если он сможет добраться до тебя, не проходя мимо медведя, он, скорее всего, это сделает.

Это наконец доходит до моего сознания, и я заставляю ноги сдвинуться с места, спускаюсь с первой ступеньки и пробираюсь за спиной Леннокса к дубу через лужайку.

– Тоби! – шепчу я. – Иди сюда, малыш!

Он бросает на меня взгляд, потом снова смотрит на медведицу.

– Давай, мальчик, – говорю я, голос дрожит.

Тоби издаёт ещё один короткий рычащий лай и срывается с места, мчится ко мне.

Я опускаюсь на колени и обнимаю его, обхватывая пальцами его ошейник, в тот момент, когда Леннокс делает ещё один выстрел в воздух. Тоби вздрагивает от громкого звука, если бы я его не держала, он бы точно убежал. Но я сжимаю его крепче, и он прижимается ко мне, всем телом, доверчиво.

Медведица дёргается, мотает головой и наконец разворачивается в сторону леса. Медвежата следуют за ней.

Леннокс оказывается передо мной в ту же секунду, ружьё падает рядом, а он хватает меня за плечи, скользит руками вниз по моим рукам, потом поднимает ладони к моему лицу, будто проверяет, цела ли я, не поранилась ли.

– Всё хорошо, – мягко говорит он, проводя большими пальцами по моим щекам, стирая слёзы, о которых я даже не подозревала. – Всё хорошо, – повторяет он.

Я прижимаюсь к нему, глубоко вдыхая, когда его руки обвивают меня за спину. Его объятия – тёплые, сильные, устойчивые. Всё, что мне нужно прямо сейчас.

– Просто дыши, – говорит Леннокс мне на ухо.

Тоби тычется носом мне в ладонь и тихо скуля, и я оставляю руку на его голове – столько же для него, сколько и для себя.

Где-то в глубине сознания я понимаю, что потом, позже, я вспомню многое из этого момента – и про Леннокса тоже.

Как он пахнет.

Как чувствовались его сильные руки вокруг меня.

Как отражалась тревога в его зелёных глазах.

Но сейчас в моей голове крутится только одна мысль:

Я в безопасности. Тоби в безопасности. Мы в безопасности.