Текст книги "Как поцеловать своего врага (ЛП)"
Автор книги: Дженни Проктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Я сама не знаю, зачем защищаю его. Но признать, что карьера отца – обман, значит признать, что и я сама – обман.
В конце концов, всё, что у меня есть, благодаря ему.
Леннокс поднимает руки.
– Я просто говорю, что здесь, похоже, есть закономерность. Ты сама говорила, что думаешь – он выберет славу, а не семью. Он уже однажды так поступил с твоей мамой. И, похоже, утащил её рецепты с собой…
– Ты не знаешь, что он так поступил! – срываюсь я, голос дрожит.
– И теперь он готов сделать это с тобой – заставить тебя взяться за работу, которую ты не хочешь, только чтобы продлить свою славу ещё на чуть-чуть.
Я качаю головой.
– Ты не можешь так говорить. Ты его даже не знаешь.
Он наклоняется вперёд, опираясь локтями о колени.
– Ты права. Не знаю. Но ты – знаешь.
Его слова ударяют, как кулак в живот. Глаза наполняются слезами.
– Знаешь что? Думаю, тебе пора уйти.
– Тэйтум…
– Нет. Мне не нужно, чтобы ты сидел тут и осуждал его. И меня. Он – моя семья, Леннокс. И я – всё, что у него осталось. Тебе легко – с твоей идеальной семьёй и работой, от которой ты в восторге. А ты не знаешь его. Может, ты даже меня не знаешь. Откуда тебе знать – может, я действительно хочу эту работу в Лос-Анджелесе?
Последние слова звучат почти как проклятие, и Леннокс вздрагивает.
Тоби, который всё это время развалился в моём кресле, спрыгивает на пол и подходит к Ленноксу, опуская голову ему на колени.
Я замечаю это. И понимаю, что, несмотря на то, что мы с Ленноксом оба явно на взводе, Тоби идёт не ко мне.
И мне становится только хуже.
Я достаточно осознаю себя, чтобы понимать – перегибаю палку. Что несправедлива. Но каша из чувств внутри такая густая, такая острая, что затмевает всё остальное.
Леннокс закрывает глаза, гладит Тоби по голове, а потом медленно встаёт. Подходит ко мне, останавливаясь совсем близко. Руки на бёдрах, грудь поднимается и опускается – один, второй глубокий вдох.
– Тэйтум, – мягко говорит он и тянется за моей рукой.
Я позволяю ему взять её. Он притягивает меня к себе. Обнимает за спину, и я прижимаюсь к его груди, разрыдавшись.
Он держит меня, пока я плачу. Одной рукой гладит вверх-вниз по спине, пока рыдания не сходят на нет.
– Я знаю тебя, Тэйтум, – шепчет он, целуя меня в висок. – Я тебя знаю, – он чуть напрягается, его руки сжимаются у меня на талии, – и я тебя люблю.
Я замираю, его слова крутятся в голове. Он меня любит.
Он меня любит.
Он меня любит.
– А значит, для меня главное – твоё счастье. Если ты скажешь, что хочешь поехать в Лос-Анджелес. Что работа с отцом сделает тебя счастливой – я поверю. И я отпущу тебя. – Он хрипло всхлипывает и выдыхает, срываясь на сдавленный стон. – Это убьёт меня. Но я сделаю это. Я не буду просить, чтобы ты жертвовала своим счастьем ради моего.
Он отстраняется, его руки скользят от моей талии к плечам. Одну ладонь он поднимает к моему лицу, вытирает слёзы, потом бережно обхватывает щёку и целует.
– Я пойду, – говорит он.
Я киваю, глядя в пол. Если посмотрю в его зелёные глаза, в которых застыла боль, я разрыдаюсь ещё сильнее.
Он отходит, берёт свою сумку. У двери останавливается.
– Тэйтум, думаю, мне нужно немного отдалиться.
– Леннокс, я не хочу, чтобы ты уходил.
– Я тоже не хочу. Но тебе нужно понять, чего ты хочешь. И, думаю, тебе будет проще, если я не буду всё время рядом. Тем более теперь, когда я знаю, что чувствую, я просто не выдержу этого неопределённого состояния. – Он открывает дверь. – Но ты знаешь, где меня найти, ладно? Я здесь. Когда бы ты ни нуждалась. Я рядом.
Он исчезает за дверью. Я слышу его шаги, удаляющиеся вниз по лестнице. Потом опускаюсь прямо на кухонный пол.
Тоби подходит ко мне, прижимается ко мне всем телом, как тёплое одеяло, и кладёт голову мне на грудь.
Мы сидим так долго.
Пока не высыхают слёзы.
Пока дыхание не становится ровным.
Пока логика наконец не развеивает шторм моих эмоций.
Когда у меня затекают ноги, а от холодной плитки немеет всё тело, я медленно поднимаюсь и иду к стопке блокнотов, всё ещё лежащих в гостиной.
Глажу Тоби по голове и иду с блокнотами вниз, на кухню. По пути заглядываю в кладовку и беру бутылку вина.
Если я не могу додуматься до правильного ответа – может, смогу приготовить его.
Обычно это не мой метод. Но если я хочу принять верное решение – мне нужна мамина сила.
И, может быть, её рецепты помогут мне найти её.
Глава 23
Леннокс
С тех пор как открыл Хоторн, я ни разу не брал больничный.
Но сегодня... сегодня я почти готов был.
Совсем не в настроении. Почти не спал – всё переживал за Тэйтум. А ещё злился. Каждый раз, когда думал о её отце, злость обжигала, как раскалённый металл.
Но сидеть без дела не поможет.
Да и если я не приду на работу, Тэйтум подумает, что это из-за неё. Я сказал, что буду держаться подальше, но работать-то могу. Могу видеть её – на работе.
Сердце сжимается. Я хочу её увидеть. Хочу убедиться, что с ней всё в порядке.
Захожу через чёрный вход в ресторан и тут же замираю: у двери в кейтеринговую кухню Тэйтум столпились люди. Все с напряжёнными лицами.
Тревога взмывает в груди, я бросаюсь вперёд.
– Что случилось? Что происходит?
– Мы сами не знаем, – говорит её су-шеф. – Уже всё так было, когда пришли.
Я протискиваюсь в кухню, заставляя себя дышать ровно. Но сцена перед глазами только усиливает беспокойство.
Полный хаос. Всё, что есть на кухне – кастрюли, сковородки, миски – всё на столах. Разделочные доски, ножи, горы овощных очисток. Каждый повар знает: готовя, нужно убирать за собой. Я видел, как Тэйтум управляет этой кухней – чётко, эффективно. Это не похоже на неё. Абсолютно не похоже.
На столе у плиты – семь блюд, идеально приготовленных и выложенных. Рядом – пустая бутылка вина.
Я окидываю кухню взглядом. Нет, уже две бутылки.
И тут меня осеняет.
Тэйтум готовила по рецептам своей матери.
И, похоже, провела здесь всю ночь.
Зак появляется рядом, кладёт руку мне на плечо и кивает в сторону офиса Тэйтум.
Я нахожу её, свернувшуюся клубочком на полу у стола. В качестве подушки – скомканный поварской китель.
Я бросаю взгляд на Зака в дверях.
– Поможешь вывести персонал?
Он кивает и уходит.
Рядом с Тэйтум – пустой бокал. Я ставлю его на стол, а сам опускаюсь на корточки и осторожно поднимаю её на руки. Она тихо стонет, когда я переношу её вес, но не просыпается и не сопротивляется.
Я не знаю, куда ушёл Зак с остальными, но на пути к её квартире мы больше никого не встречаем. К счастью, дверь не заперта, и я легко попадаю внутрь.
Тоби вскакивает, лает – явно встревожен, но тут же идёт за нами в спальню. Я опускаю Тэйтум на кровать, снимаю с неё кроссовки, освобождаю одеяло и укрываю. Наливаю воды и ставлю стакан рядом.
Собираюсь вывести Тоби на прогулку, почти полдень, он, вероятно, с вечера не выходил, как вдруг слышу.
– Леннокс?
Я тут же возвращаюсь и опускаюсь рядом с ней.
– Эй, – говорю, отводя с её лица прядь волос.
Она закрывает глаза от моего прикосновения.
– Я перебрала с вином, – шепчет.
– Знаю, малыш. Вода рядом. Выпей и снова спать.
– Н-н-нет, мне надо работать… мне нужно… – Она пытается приподняться, но тут же морщится и прижимает руку ко лбу.
– Сегодня ты не работаешь, – говорю, мягко укладывая её обратно. – Мы справимся. Я пришлю Уиллоу. А ты отдыхай.
Она кивает, глаза снова закрываются, тело расслабляется.
– Я всю ночь готовила.
– Я видел.
– Я устроила бардак.
– Ничего. Уберём.
Я провожу ладонью по её щеке.
– Я сама бардак, – шепчет она.
Сердце сжимается, а потом наполняется теплом – расползающимся по груди, пальцам, ступням.
Вот оно. Это и есть то самое чувство. Когда понимаешь: ради этой женщины готов на всё.
Я выдыхаю сквозь зубы и усмехаюсь.
Даже уехать в Калифорнию.
Мысль о том, чтобы оставить «Хоторн», оставить ферму, семью, горы – сдавливает грудь. Но я смотрю на Тэйтум – и понимаю: она того стоит.
Я бы уехал. Ради неё – уехал бы.
Наклоняюсь и целую её в щёку, у самого глаза.
– Ты – мой бардак, – шепчу.
Она тянет руку, ловит мою и прижимает к груди.
– Леннокс, я тебя люблю.
Волна тепла захлёстывает снова.
– Я тебя тоже люблю. А теперь отдыхай.
Я выгуливаю Тоби, а потом возвращаюсь. Останавливаюсь в дверях и опускаюсь на корточки, чтобы оказаться с ним на одном уровне. Кладу руки по обе стороны от его мохнатой головы.
– Теперь мы в одной команде. Вместе позаботимся о ней, договорились?
Снимаю с него поводок – и он тут же несётся в спальню. Дверь приоткрыта, я вижу, как он прыгает на кровать и устраивается рядом с Тэйтум.
– Молодец, – тихо говорю я.
Я не знаю, что будет дальше.
Но она любит меня. И я люблю её.
И мы разберёмся. Вместе.
* * *
Моей уверенности хватает ровно до того момента, как Кристофер Эллиот появляется на ферме Стоунбрук.
– Что значит – он снаружи? – бросаю я, застёгивая поварской китель на ходу и направляясь в сторону зала.
– То и значит, – отвечает Зак. – Кристофер Эллиот стоит на парковке и болтает по телефону. А что ещё это может значить?
– Но почему он снаружи? Кто-то с ним говорил?
– Пока нет. Он не один, с ним какие-то деловые люди. Но никто не пытался зайти или постучаться.
Я останавливаюсь у входной двери. Тэйтум сейчас в таком состоянии, что ей нельзя ни видеть, ни тем более разговаривать с отцом. Её безопасность – мой приоритет.
Большинство сотрудников кейтеринга уже наверху, на ферме, обслуживают приём, но если кто-то остался и может случайно проболтаться, что Тэйтум спит в своей квартире, я хочу, чтобы их заранее предупредили.
Я оборачиваюсь к Заку. Чёрт, как же я благодарен, что он снова рядом и готов помочь.
– Слушай. Для Кристофера Эллиота Тэйтум сейчас здесь нет. Пока я не успею её предупредить и не узнаю, как она хочет поступить. Сможешь проследить, чтобы все это поняли?
Он кивает.
– Без проблем.
Я провожу рукой по лицу. Лучше бы утром побрился. После вчерашнего мне плевать, какое впечатление я произведу на Кристофера Эллиота как шеф, но я люблю его дочь. И это лучшая причина постараться выглядеть достойно.
Глубоко вдыхаю, отперев дверь, и выхожу наружу.
– Мистер Эллиот? – спрашиваю, позволяя двери за собой закрыться. Воздух тёплый, азалии у входа в самом цвету.
Отец Тэйтум поворачивается.
– А. Здравствуйте. – Он улыбается. Белоснежные зубы режут взгляд на фоне загорелой кожи. Глаза голубовато-серые, как у Тэйтум, тёплые, приветливые, когда он смотрит на меня.
Я протягиваю руку.
– Леннокс Хоторн. – Возможно, он помнит меня по кулинарной школе, но я предпочитаю не гадать.
Его взгляд поднимается к вывеске над входом.
– А, это ваш ресторан?
– Да. Мы ещё не открыты, но, полагаю, вы приехали к Тэйтум?
– Хотел её удивить, – отвечает он.
Я выдавливаю улыбку.
– Здорово. Но её сейчас нет. Она плохо себя чувствовала с утра и осталась дома. – Я делаю шаг к двери. – Хотите зайти? Выпить чего-нибудь? Я могу ей написать и узнать, когда она сможет вас принять.
Улыбка становится натянутой. Похоже, моё предложение его не радует, но он всё же заходит следом, за ним вся его деловая свита. Представлять их он не собирается, что кажется мне немного высокомерным. Это заставляет меня вспомнить Флинта. Он куда более знаменит, чем этот парень, и всегда окружён целой армией людей – но при этом обязательно объясняет, кто они, откуда и почему важны для него.
Эллиот останавливается у стойки хостес.
– Я был уверен, что Тэйтум живёт здесь. Над кухней, если не ошибаюсь?
– Да, – медленно подтверждаю я. – Это так.
Он разводит руками, словно всё очевидно.
– Может, тогда я сам поднимусь? Просто укажи, куда идти.
– Сэр, я понимаю, как вам хочется увидеться, но она провела тяжёлую ночь. Сейчас она отдыхает. Думаю, ей не понравится, если её потревожат.
Он приподнимает бровь.
– Вы, я смотрю, весьма осведомлены о состоянии моей дочери, мистер Хоторн.
Он окидывает меня холодным, оценивающим взглядом. Каждая мышца у меня напрягается. Я не знаю, что Тэйтум успела рассказать отцу о нас, но интуиция подсказывает: лучше ничего лишнего не говорить.
– Знаете что? Напишите ей. Сообщите, что вы здесь. Она сама спустится, когда будет готова. – Я киваю в сторону бара, где Кассандра, наша бармен, разбирает ящики с вином. – А пока, чувствуйте себя как дома. Угощение за счёт заведения. Если проголодались, могу подать закуски.
Челюсть у него напрягается, взгляд становится колючим.
Я скрещиваю руки на груди, но не отвожу глаз.
Я не стану пресмыкаться перед этим человеком. Особенно если это будет означать, что я толкаю Тэйтум в пасть волкам.
Он, наконец, моргает и натягивает тонкую улыбку.
– Как щедро.
Я поворачиваюсь, но он кашляет, привлекая моё внимание. Я снова оборачиваюсь.
– Если вы не возражаете, – говорит он, – у нас есть кое-какие рабочие вопросы. Можно занять столик? Нужно, чтобы Тэйтум кое-что подписала. Это недолго.
Я сглатываю ком в горле. Стараюсь мыслить рационально, чётко.
Во-первых: Тэйтум меня любит.
Во-вторых: её отец – мастер манипуляции. Приехать с бумагами, чтобы застать врасплох и надавить – в его духе.
В-третьих: если Тэйтум действительно хочет участвовать в шоу с ним, если она верит, что это сделает её счастливой – я не стану стоять у неё на пути.
– Конечно, – отвечаю с натянутой улыбкой. – Всё, что нужно.
Захожу на кухню, и, как я и ожидал, персонал толпится у двери, не подозревая, что внутри меня бушует шторм. Они идут за мной к офису и тут же начинают рассыпаться в вопросах.
– Он крутой?
– Он будет есть у нас?
– Ты пожал ему руку?
– Это было офигенно?
Я поднимаю руки.
– Всё, хватит. – Голос у меня спокойный, но твёрдый. – За работу. Этот человек не пришёл знакомиться с вами. Он здесь не для вас.
– Ну, пока он тут, он мог бы подписать мою кулинарную книгу, – говорит Зак.
– Или одно из меню, – добавляет Дерек.
– Или мой китель, – говорит Уиллоу.
Я натягиваю на лицо улыбку, даже если совсем не до неё.
– Никаких автографов. По крайней мере, пока вы на смене. Что вы делаете в своё личное время – ваше дело. Но давайте помнить, что Кристофер Эллиот здесь как отец Тэйтум, и в первую очередь мы должны уважать её личные границы.
– Подожди. У Тэйтум отец – Кристофер Эллиот? – раздаётся голос Дерека с другого конца кухни.
Уиллоу тут же отвешивает ему подзатыльник.
– Серьёзно? На какой ты планете живёшь?
– На той, где ужин начинается через сорок две минуты, – говорю я. – Не заставляйте меня повторять. Все по местам.
Зак хлопает в ладони.
– Вы слышали. Время пошло. Хочу видеть mise en place (*Mise en place – это французский кулинарный термин, который дословно переводится как «всё на своих местах».) в каждом углу этой кухни. – Смотрит на меня. – Ты как?
Я потираю шею&
– Эм... да. Думаешь, можешь запустить пару закусок?
– Конечно. Без проблем.
Я киваю.
– И, наверное, мне нужно на пару минут выйти. Справишься?
Он кивает.
– Легко. Можешь вообще на весь вечер уйти, если хочешь. Я держу всё под контролем.
Я не колеблюсь, потому что Зак действительно всё держит. Месяц тренировок не прошёл даром. Кухня работает, как часы. И всё это благодаря Тэйтум.
Когда я выхожу через чёрный ход, Тэйтум как раз спускается по ступенькам. Она не в рабочей одежде, и я благодарен за это, но всё равно хотелось бы, чтобы она ещё немного побыла наверху – пусть бы отец понервничал. Как только она меня видит, глаза её округляются:
– Эй! С тобой всё в порядке?
– Эм... – я качаю головой, пытаясь собраться с мыслями. – Тэйтум, твой отец в зале Хоторн.
Лицо её бледнеет.
– Что?
Я киваю.
– Хотел устроить тебе сюрприз.
– Он здесь, – бормочет она, глаза метаются. – Здесь. – Она прикладывает руку к животу, качает головой. – Ох, Леннокс, мне такой сюрприз не нравится.
Я кладу руки ей на плечи и сжимаю их, стараясь придать ей уверенности.
– У него ещё какие-то бумаги с собой. – Я стараюсь говорить спокойно. – Говорит, ты готова подписывать.
– Что? Нет, это... Леннокс, я не просила его приезжать. Клянусь, не просила. Я не хочу ничего подписывать.
Облегчение пробегает по телу. Но сейчас не обо мне. И даже не о нас.
– Я тебе верю, – говорю я как можно спокойнее.
Дыхание Тэйтум выравнивается. Становится глубже.
– Мне надо с ним поговорить, да?
– Думаю, да.
Если она попросит, я останусь рядом. Буду держать её за руку, пока она говорит с отцом. Поддержу, если начнёт сомневаться. Но что-то подсказывает мне: это битва, которую Тэйтум должна выиграть сама.
Я надеюсь, у нас будет тысяча решений, которые мы примем вместе. Тысяча компромиссов. Тысяча жертв – её ради меня и моих ради неё.
Но этот выбор только её.
Она должна сама его сделать. Чтобы знать, что может. Что способна принимать решения не под влиянием отца. И не под влиянием меня.
Она долго смотрит на меня, нахмурившись.
– Ты уходишь?
Я смотрю на неё, взглядом умоляя понять.
– Просто выйду пройтись.
Но попроси меня остаться. Только скажи – и я буду рядом.
В её глазах – вопросы. На миг мне кажется, она может передумать. Но потом она кивает, расправляет плечи.
– Я справлюсь, – говорит она.
Я улыбаюсь, в груди разливается гордость.
– Вот так.
Медленно провожу ладонями по её рукам, задерживаясь у пальцев, сжимаю их в последний раз.
И отпускаю.
Проталкиваюсь обратно на улицу, и быстрым шагом пересекаю парковку. Мне ненавистно уходить. Но я люблю, что могу оставить её и знать, что она справится.
– Леннокс?
Я оборачиваюсь. Она стоит на пандусе, взгляд ясный, глаза горят. Вид её сбивает дыхание. Такая красивая. До боли. До щемящей, невозможной красоты.
– Я тебя найду, – говорит она.
По груди расходится тепло. Я поднимаю руку и прижимаю её к сердцу.
– Я знаю.
Глава 24
Тэйтум
Мне стоило немалых усилий не побежать за Ленноксом, но я поняла всё, что он не сказал вслух.
Мне нужно сделать это самой.
По пути в ресторан Хоторн я забегаю в офис, чтобы взять мамин блокнот. Он пригодится и по делу, в разговоре с отцом, но часть меня просто хочет, чтобы он был со мной. Я опускаю взгляд на потёртую обложку, на мамины изящные буквы в верхнем углу. Всего три слова, по-французски. Перевести было несложно. Рецепты. Путешествия. Истории. Я прижимаю блокнот к груди, и от этого жеста по телу разливается тепло.
Ты справишься, Тэйтум.
Эти слова звучат в моей голове – слова Леннокса, только теперь голосом мамы.
Я улыбаюсь. Может, мне и не нужно справляться совсем одной.
Папа, как оказалось, в зале не один. С ним целая свита, что не должно удивлять, но всё равно немного сбивает с толку. Я узнаю его помощницу и менеджера, а трое других – совершенно незнакомые лица.
Честный разговор при посторонних будет сложнее, но отступать уже поздно.
– Пап, – говорю я, входя в зал.
Глаза его загораются при виде меня, он поднимается и обнимает меня – сухо, по-деловому.
– Уже лучше? Твой друг сказал, что тебе нездоровилось.
– Гораздо лучше. Спасибо, что спросил. – Я отступаю на шаг, сжимая мамин блокнот. – Не верится, что ты здесь.
– Да, дорога длинная, – отвечает он многозначительно, будто я виновата, что он приехал. Он указывает на стол за спиной, заваленный бумагами и ручками. – Присоединишься?
– Можно сначала поговорить? – Я беру его за локоть и отвожу в сторону. Уединения это не даст, но всё же лучше, чем обсуждать всё при посторонних.
Он откашливается и говорит бодро.
– Ну что, думала над нашим предложением?
Нашим. Полгода назад я бы даже не заметила это слово. А теперь оно звучит... совсем неправильно.
– Твоё предложение, пап. Это твоё.
Губы сжимаются в тонкую линию.
– Как великодушно, повесить всю ответственность на меня.
Дай мне сил, мам...
– Это твоя карьера, пап. Я за неё не в ответе.
– Тэйтум, – начинает он снисходительным тоном, – будь разумной. Эти люди проделали долгий путь. Они рассчитывают, что ты подпишешь бумаги.
Я глубоко вдыхаю.
– Мне жаль, что они ехали зря. Но я тебя не просила их сюда везти. Ты хотел, чтобы я подумала, и я подумала. Я не хочу. Мой ответ «нет».
Он хватает меня за руку, челюсть напряжена.
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься, – сквозь зубы говорит он.
Я вырываюсь.
– Я прекрасно понимаю, от чего. А вот ты – нет. Если будешь так себя вести, потеряешь не только партнёра по проекту. Ты больше не будешь со мной так обращаться, пап. Никогда.
Он хмурится, в глазах вспышка злости. Указывает на меня пальцем.
– Ты ведёшь себя неразумно.
– Как мама? Это ты ей говорил, когда вышел в эфир и рассказывал её истории, будто они твои?
Истории, не только рецепты. Именно это стало последней каплей. Папа рассказывал на телевидении её истории. Присваивал себе её предков. Говорил, будто это он учился готовить рататуй на кухне у её дедушки.
Я кладу блокнот на стол рядом.
– У меня есть всё, пап. Все её истории. Все её рецепты. Как ты мог так с ней поступить?
Я жду злости. Напора. Но он опускает плечи, лицо меняется – и на мгновение в его глазах появляется боль. Настоящая. Глубокая. Я впервые вижу его таким – и это пронзает до самой сути.
Но через секунду эмоции исчезают. На лице снова маска. Та, что идеально подходит для камеры.
– Я ничего с ней не сделал, – говорит он, но в голосе нет уверенности. Он словно читает текст, в который уже не верит. – У твоей мамы был дар, да. Но она не хотела его использовать. Заполняла тетради, рассказывала истории – для кого? Ради чего? Я не мог позволить, чтобы всё это пропало даром. В конце концов она разрешила мне использовать их. Вот и вся история. Думаю, всё получилось хорошо – для всех.
Разрешила в конце концов.
В это я ещё могу поверить. После тех месяцев давления, которые он оказал на меня, несложно представить, что мама в итоге тоже сдалась.
– Думаешь, для мамы это хорошо закончилось? – спрашиваю я. – Ты использовал её, пап. И она ушла от нас из-за этого. Я не позволю тебе поступить так же со мной.
Он молчит. Долго. Достаточно, чтобы я успела рассмотреть его лицо и понять, как он устал. Глаза красные по краям, складки у губ и у висков – глубже, чем были раньше.
Он отчаянный. Я это вижу. И он неразумен.
Может быть, однажды он сам это осознает. И мы сможем вернуться назад.
Я делаю шаг вперёд и кладу руку ему на плечо:
– Папочка, тебе тоже не обязательно всё это делать. Ну не подпишут они шоу и что? У тебя была хорошая карьера. Может, теперь время притормозить. Отдохнуть. Жизнь ведь не только в этом.
Плечи его наконец опускаются. В голосе становится меньше напряжения.
– Значит, я приехал сюда, чтобы услышать, что мне пора на пенсию?
Я пожимаю плечами.
– Можешь думать об этом так. А можешь, как о визите к дочери. Познакомиться с мужчиной, которого она любит. Поужинать в потрясающем ресторане.
Он смотрит мне в глаза. В них вопрос.
– Любовь?
Я киваю.
– Сейчас я живу своей жизнью, пап. Хорошей жизнью. И я счастлива. Я ещё долго буду злиться на тебя за то, что ты сделал с мамой. Но мы всё равно семья. Если завтра вечером ты будешь в городе, приходи. Поужинай с нами, со мной и Ленноксом. Я хочу, чтобы ты его узнал. И хочу, чтобы мы расстались по-хорошему.
Я легко сжимаю его руку и выхожу из зала. И с каждым шагом внутри меня поднимается странное, новое ощущение – лёгкость. Свобода. Сила.
Я успеваю дойти до самой парковки, прежде чем понимаю, что это за чувство.
Впервые, возможно, за всю жизнь, я чувствую себя свободной.
* * *
Я обхожу ресторан с другой стороны и быстро пробираюсь внутрь – только чтобы схватить Тоби и переобуться.
Я знаю, где Леннокс. И не могу туда добраться достаточно быстро.
Я уже на полпути к ферме и ломаю голову над тем, помню ли, где точно начинается тропа к уступу, как вдруг вижу Оливию, подъезжающую на Gator. Она тормозит прямо передо мной.
– Эй. Именно тебя и искала.
Я заставляю себя улыбнуться. Стараюсь быть вежливой, хотя последнее, чего сейчас хочется, – это остановиться.
– Привет. Что случилось?
– Я не видела тебя на приёме. Хотела убедиться, что ты в порядке.
– О. Точно. Прости. Мне так жаль. – Только сейчас я вспоминаю, что вообще-то у меня есть работа. – Всё прошло нормально без меня?
– Тэйтум, расслабься, – говорит Оливия. – Я как подруга проверяю. С вечеринкой всё отлично. Твой су-шеф справился на ура.
Я киваю, возможно, даже слишком энергично.
– Хорошо. Отлично. Супер.
Она смотрит на меня в упор.
– А вот ты – не супер, – говорит она, и плечи у меня опускаются.
– Верно, – признаюсь я. – Не супер. Слушай, ты сейчас занята? Просто Леннокс наверху, на уступе, и мне очень нужно его увидеть.
Её глаза расширяются.
– Ооо, это из тех проблем. Садись, подруга. Я доставлю тебя туда в два счёта.
Я помогаю Тоби забраться на заднее сиденье, потом сама сажусь рядом с Оливией, крепко держась за ручку. Я ещё помню, как она водила эту штуку в прошлый раз.
Мы едем в тишине почти всю дорогу, но по лицу Оливии всё написано. К тому моменту, как мы добираемся до знакомого поворота, я едва сдерживаюсь от смеха – видно, как сильно она старается не раскрыть рот.
Она ставит Gator на ручник.
– Ну вот. Тропа прямо там.
Я киваю.
– Леннокс уже водил меня сюда. Я просто не была уверена, что найду вход.
Я выхожу, опираясь ладонями на дверь.
– Спасибо, Лив. Твоя помощь – это много значит для меня.
– Конечно.
Я делаю шаг, но не успеваю и полушага отойти, как Оливия сдаётся.
– Ох, Тэйтум, ну не могу не спросить!
Я оборачиваюсь и улыбаюсь, будто знала, что она это скажет.
Потому что я действительно знала, что она это скажет.
– Только скажи, это будет разговор в духе «я разобью тебе сердце» или «я безумно тебя люблю»? Мне просто нужно понимать, чего ожидать. Ну и знать, какую поддержку Леннокс получит потом.
Я смеюсь и качаю головой.
– Лив! – вздыхаю я с улыбкой.
– Знаю. Я ужасная. – Она пожимает плечами. – Но я – Хоторн. Мы такие.
Это то, что делает семья.
В груди что-то сжимается. Приходит волна одиночества. Я не уверена, что когда-нибудь у меня с отцом будет такая связь. Но у меня есть Бри. И, может, получится наладить что-то с Дэниелом, если постараться.
И у меня есть Леннокс. И вся его семья.
Я смотрю на Оливию и чуть поднимаю плечи:
– Я определённо, безумно, отчаянно влюблена в твоего брата.
Она визжит от радости, выскакивает из Gator и обнимает меня.
– Значит, ты останешься? Больше чем на год-два?
– Может, не в кухне кейтеринга, – говорю я. – Но с Ленноксом? Очень на это надеюсь.
– К чёрту кейтеринг! – говорит Оливия. – А теперь иди и найди своего мужчину.








