Текст книги "Как поцеловать своего врага (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 18

Леннокс

Флинт: Эй. У кого-нибудь есть новости про Леннокса и его новую девушку?

Броуди: Они определённо вместе. Почти такие же безнадёжные, как Перри и Лайла были в своё время.

Перри: Мы не были безнадёжными.

Броуди: Ещё какими были.

Перри: Мы влюблялись. И вообще, ты бы помолчал – мы все наблюдали, как ты страдал по Кейт годами. Годами, Броуди.

Флинт: Он прав. Это было довольно мучительно.

Броуди: Думаешь, тебе было мучительно? Представь, каково было мне.

Флинт: Так Леннокс правда настроен серьёзно? Один я чувствую, что это прям нечто важное?

Броуди: Согласен. Это серьёзно.

Перри: Но она, похоже, на него хорошо влияет. Так что всё правильно.

Леннокс: Может, мне выйти из чата, чтобы вы могли свободно обсуждать мою личную жизнь?

Флинт: ТЫ СКАЗАЛ ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ. ТЫ ЧТО, ВЛЮБИЛСЯ?

Леннокс: Прекрати. Это просто выражение. Без паники.

Леннокс: Но… может быть…

Флинт: ПОДРОБНОСТИ, МУЖИК. ГОВОРИ УЖЕ!

Броуди: ПОЧЕМУ ТЫ НАС КРИЧИШЬ, ФЛИНТ?

Флинт: Извините. Капс лок был включён. Не заметил.

Леннокс: Я сам не понял, как это случилось. Она меня бесила. Я её тоже. А потом вдруг – перестали.

Перри: Она знает, что ты к ней чувствуешь?

Леннокс: Думаю, догадывается. Но прямо мы это не обсуждали. Официально ничего не объявляли.

Перри: Но ты веришь, что она чувствует то же самое?

Броуди: Кейт говорит, она уверена, что чувства взаимные. Судя по разговорам с Тэйтум и наблюдениям.

Флинт: МУЖИК. Ты же знаешь правило – жёнам нельзя читать наши переписки.

Броуди: Извини. Она просто читала через плечо. Передаёт извинения.

Флинт: Уму непостижимо. Привет, Кейт. ИДИ ОБРАТНО.

Броуди: Она говорит, что любит тебя. И ей очень понравилось твоё интервью для Vanity Fair.

Перри: А под этим она имеет в виду, что умеет мастерски гладить по самолюбию, чтобы ты её простил.

Броуди: Перри отлично говорит на языке Кейт.

Флинт: Передай Кейт СПАСИБО, потому что интервью действительно было шикарным. И я её всё равно прощаю, ведь ей приходится делить с тобой постель, а мы все знаем, чем ты пахнешь.

Броуди: Мы что, снова в двенадцать лет играем?

Флинт: Говорю лишь одно – в прошлый раз, когда я катался с тобой в твоей машине, она пахла так, будто в багажнике сгнил весь ручей.

Броуди: Это было снаряжение для каякинга. Не я.

Перри: Иногда это всё-таки ты. Аромат реки. Мы уже привыкли.

Броуди: Лен, помоги. Я действительно так пахну?

Леннокс: Да. Издержки профессии. Обычно от меня несёт луком и чесноком, но Тэйтум это, похоже, даже нравится. Хотя вряд ли Кейт когда-нибудь оценит запах протухшей реки.

Перри: Думаю, у меня лучший вариант по запахам.

Флинт: Ошибаешься, братишка. Потому что от меня пахнет деньгами. Деньги-деньги-деньги.

Броуди: Деньги… и одиночество. Как тебе с этим живётся?

Флинт: Заткнись.

Флинт: Хотя, понял намёк.

Перри: Леннокс, если вы с Тэйтум правда друг другу не безразличны – вот и вся суть.

Леннокс: Думаю, да. Но пока всё неясно. Ей нравится Силвер-Крик, она обожает ферму, но кейтеринг – вряд ли. Не вижу её в этом надолго.

Перри: Эмм... Об этом Оливия должна знать? Что Тэйтум может уйти?

Флинт: Перри. Хватит быть финансовым директором. Побудь братом хоть минуту.

Перри: Верно. Извините. Лишнее.

Леннокс: Уверен, она поговорит с Оливией, когда сама определится. Даже если ей не нравится работа, она никогда нас не бросит. Она останется, пока мы в ней нуждаемся.

Броуди: Но даже без работы – не вижу проблемы. Она всё равно может быть с тобой.

Леннокс: Это правда. Но Силвер-Крик – не центр карьерных возможностей. Я хочу, чтобы она была счастлива, занималась любимым делом. А здесь, боюсь, это невозможно.

Перри: То есть ты боишься, что она уедет?

Леннокс: А если уедет – я останусь с кучей этих… ЧУВСТВ.

Флинт: Ооо. Посмотрите на нашего Леннокса, вся грудь в любви.

Леннокс: Я вас серьёзно сейчас ненавижу.

Броуди: Не хочу быть капитаном Очевидностью, но… дело-то уже сделано, да?

Броуди: Ты уже влюбился. И твои чувства уже нельзя выключить, даже если бы ты захотел.

Перри: Верно. Назад пути нет.

Леннокс: То есть всё? Мне конец?

Флинт: Любовь – это боль, брат.

Перри: Пока не становится чудом. Но до чуда не доберёшься, если не рискнёшь.

Броуди: Абсолютно верно.

Флинт: Говорит человек, который тысячу лет боялся сделать первый шаг.

Броуди: Тоже правда. И я об этом жалею.

Перри: Просто доверься, Лен. Всё сложится. Если вам суждено быть вместе – вы найдёте способ. Здесь или где-то ещё.

Броуди: Просто будь собой. Покажи ей, что значит быть любимой ТОБОЙ. У тебя всё получится. И ты знаешь – мы рядом, если что.

Перри: Всегда.

Перри: И ещё – Лайла говорит, что я пахну яблоками. Это одна из причин, почему она так быстро в меня влюбилась.

Флинт: Сейчас вырвало. Немного. Прямо в рот.

Леннокс: Вы идиоты.

Леннокс: Но всё равно… спасибо.

Глава 19

Тэйтум

Я влюблена в ферму Стоунбрук.

В горах наконец пришла весна, и я не могу быть счастливее. Цветы распускаются, деревья зеленеют, становится теплее, и я много целуюсь.

В кладовке? Есть.

В холодильной камере? Есть.

В моём (наконец-то отремонтированном!) кабинете? Есть.

В подсобке? В беседке на улице? На лестничной площадке у входа? Есть, есть и ещё раз есть.

Мы с Ленноксом наконец устроили тот самый обещанный ужин у него дома, и это определённо было свидание – судя по тому, что мы целовались на всех этапах. До ужина. Во время. И после.

Мы пили кофе у меня. Завтракали в яблоневом саду. Даже обедали с его родителями.

Мы обменялись миллиардом сообщений, среди которых бесчисленные вопросы по викторинам, и я ответила правильно минимум на девяносто процентов. Мы даже успели посмотреть фильм – настоящее чудо в графике, хотя смысла в этом было мало, потому что мы оба уснули на середине.

Но моё любимое место, где я бываю с Ленноксом, – это кухня его ресторана после закрытия. Лучше всего, когда он что-то готовит.

Сегодня он работает над новым специальным блюдом для меню Хоторн, и я превратила готовку в зрелищный спорт – уселась на стол и наблюдаю, как он творит.

Прошло уже несколько недель с начала… чего бы это ни было между нами, и, поверьте, мне всё ещё не надоел этот вид.

После ужина Леннокс снял поварской китель, так что сейчас он в футболке – рукава обтягивают его рельефные бицепсы, а на поясе повязан полосатый фартук.

– Так, пробуй, – говорит Леннокс, поднося ко мне ложку. Последний получас он пытался довести до идеала соус к новому блюду с лососем, и я, если честно, была бы не против смотреть на это всю ночь.

Я пробую соус – яркий, насыщенный вкус сразу взрывается на языке.

– Подожди, а где лимон? – спрашиваю я.

– Убрал, – отвечает он, и в его глазах пляшут озорные огоньки.

– Вкус стал слаще. И лучше. – Я облизываю последние капли с ложки, наконец улавливая весь букет. – Ты выбрал манго.

Он улыбается.

– Работает, да?

– Определённо. Значит, крем-фреш с манговым пюре? Этого хватит?

– Думаю, нет. Хочу использовать и свежий манго. Может, приготовить чатни. Ты голодна? Пожалуй, я готов собрать блюдо полностью.

Я сдерживаю зевок.

– Уже за полночь, но да, я голодна.

Он резко останавливается и разворачивается ко мне.

– Подожди, Тэйтум, тебе лучше лечь спать. У меня такое бывает, но… тебе не обязательно сидеть тут со мной.

Он подходит ближе, обнимает меня за талию, я кладу руки ему на плечи.

Я улыбаюсь и качаю головой.

– Я хочу дождаться. Я правда голодна. И уверена, блюдо получится потрясающим. Ты готовишь, мы едим – и тогда я иду спать.

Это теперь моё новое «нормально». Отодвигаю сон, дела, всё второстепенное – лишь бы проводить с Ленноксом как можно больше времени.

Он наклоняется и целует меня в губы.

– Ты у меня чудо.

Я не отпускаю его, притягиваю обратно к себе – на более долгий, осознанный поцелуй. Провожу руками по его плечам и по изгибу бицепсов, прижимаюсь к нему. Он тихо стонет и углубляет поцелуй.

– Может, мне и не надо сегодня готовить, – шепчет он, не отрываясь от моих губ.

Я мягко отталкиваю его.

– Нет, надо. Ты же сам этого хочешь. И вообще, я действительно хочу есть.

Он ухмыляется.

– Я тоже голоден.

Я смеюсь, отталкивая его сильнее.

– Бесстыдник. А теперь иди. Покорми меня.

Он отходит к холодильнику с широкой улыбкой.

– Покормить тебя? – бросает он через плечо. – И это я бесстыдный?

Ещё один плюс всех очевидных прелестей времени, проведённого с Ленноксом: я начала многое узнавать и о себе. Наблюдая за его процессом, слушая, как он раскладывает блюдо на вкусы, обсуждая, что сработало, а что нет – я всё яснее понимаю, что его мозг работает каким-то волшебным образом, который я ни за что не смогу до конца постичь. Это как видео, где художник пишет картину вверх ногами, и ты сначала думаешь, что это корявый картофель, а потом он переворачивает холст и перед тобой Гарри Стайлс с лукавой улыбкой.

Смысл в том, что гений Леннокса на кухне вне конкуренции. Может, дело в том, что я сама наконец расту, принимаю свои таланты. А может, в его поцелуях, которые делают всё легче. Но та зависть, что жила во мне во времена кулинарной школы, ушла без следа.

Теперь я просто восхищаюсь им. Уважаю. И, возможно, чувствую… нечто большее. Хотя вслух признаваться в этом пока не готова.

– Эй, случайный вопрос, – говорю я, когда он возвращается на кухню с лососем в руках.

– Давай, – отзывается он.

– Что заставило тебя открыть свой ресторан?

Он приподнимает брови.

– Ну, вообще в целом?

Я киваю.

Он кладёт рыбу на прилавок и достаёт нож, нарезая филе на два щедрых куска.

– Ну, если по-простому, готовка – это то, что у меня хорошо получается. Так что всё логично, – говорит он.

– И всё? – спрашиваю я, когда он больше ничего не добавляет. – Сплошная практичность и здравый смысл?

Он поворачивается, вытирает руки о фартук и складывает их на груди.

– Ты будешь смеяться.

– Ни за что.

Он проводит рукой по затылку, будто нервничает – и, скажу честно, выглядит при этом до безумия мило.

– Ладно. Наверное, я просто чувствую ответственность. Еда всегда многое значила для моей семьи, потому что она кормит нас. Всё, что мы получаем от земли, – это дар. А готовка для меня – это способ напитать нас, дать силы, чтобы мы могли отдать что-то взамен. Это отношения – поэтому я стараюсь использовать каждый ингредиент полностью, сводя отходы к минимуму, – он опускает руку и снова поворачивается к рыбе. – Наверное, звучит странно.

Боже мой. Он даже не подозревает, насколько сексуально звучит, когда говорит о готовке.

– По-моему, это совсем не странно, – тихо говорю я. – Это гениально.

Он подходит к плите и наливает масло в сковороду:

– А ты? Почему ты решила готовить?

– Из-за отца, – отвечаю я, не колеблясь. – Но не по той причине, о которой ты подумал.

На сердце становится легко – я понимаю, что собираюсь сказать Ленноксу правду. Без прикрас. Без оглядки на то, что думает Кристофер Эллиотт или кто-то ещё.

– То есть… тебя не вдохновила его потрясающая карьера?

Я качаю головой.

– Нет.

– Тогда почему?

Я пожимаю плечами.

– Это был единственный вариант. Единственная тема для разговоров. Единственная мечта, которую мне позволяли иметь.

Он поднимает сковороду, распределяя масло по дну.

– Но это вообще когда-нибудь была твоя мечта?

– Кто знает? Граница между тем, чего хотела я, и тем, чего хотел для меня отец, всегда была размыта. Но вот что я скажу. Думаю, я мечтаю не готовить гораздо чаще, чем большинство шефов.

Он опускает рыбу в сковороду, и в тишине кухни звук шипения кажется особенно громким. Леннокс бросает взгляд через плечо и пожимает плечами.

– Тогда бросай.

Я тут же фыркаю.

– Я не могу просто взять и бросить.

– Почему?

– Во-первых, у меня работа. Причём важная. Мне нравится работать на Стоунбруке, пусть не всё в кейтеринге вызывает восторг. А во-вторых… я не умею ничего другого.

– Тэйтум. Ты умная. Ты могла бы заняться чем угодно.

То, как легко он слушает меня и говорит о вариантах, разительно отличается от разговоров с отцом. У папы есть только один путь. И это его путь.

Но всё равно – Леннокс говорит об этом так просто. А я не умею просто бросать. До тех пор, пока не вылетела из Le Vin в приступе гнева и обиды, я никогда в жизни ничего не бросала.

Я машу рукой.

– Не знаю. Наверное, это просто усталость говорит.

Леннокс снова смотрит на меня – в его взгляде мелькает беспокойство, но потом он будто прячет его за нейтральной маской.

– Кстати, я официально повысил Уиллоу до соусье – говорил?

– Что? Это потрясающе! – радуюсь я смене темы. – Наверное, она в восторге.

Он кивает.

– И ещё двух поваров перевёл на позиции помощников по соте и грилю. Оба довольны. Уже вижу, что это даст результат.

– Усиливаешь состав. Мудро, Леннокс. Я рада.

Он опускает рыбу в сковороду.

– Это сейчас была спортивная метафора? – ухмыляется он через плечо.

Я закатываю глаза.

– Что поделать – я знаю, как тебя порадовать.

Блюдо с лососем получается волшебным – сладким, лёгким, с тропическими нотками, идеально подходящим для весны.

Леннокс решает, что оно войдёт в меню на следующей неделе. А потом приходит пора расходиться.

Пока мы доели и прибрались, уже почти час ночи. Впрочем, для шефов, начинающих и заканчивающих работу поздно, это не новость. Проблема в том, что у меня и завтра завтрак, и совмещать это с графиком Леннокса становится всё сложнее.

Мы вместе идём к задней двери, останавливаемся у лестницы, ведущей к моей квартире. Я прижимаюсь к нему, обнимаю, он притягивает меня ближе и кладёт щеку мне на макушку. Я закрываю глаза и выдыхаю, позволяя телу полностью опереться на него.

– Ладно, соня, – шепчет он, целуя меня в лоб. – Пора в кроватку.

Я зеваю и отстраняюсь.

– Мы всё ещё встречаемся утром?

– Хочу, но давай в десять, а не в девять. Выспись как следует.

Я поднимаюсь на носочках и целую его в ответ.

– Видишь, ты тоже у меня хороший.

Я поднимаюсь по лестнице, едва не падая от усталости, но едва захожу в квартиру – звонит телефон. Это не в первый раз: Леннокс любит перезванивать через секунду после «спокойной ночи», просто чтобы сказать это ещё раз. Я отвечаю, даже не глядя на экран.

– Не смог без меня, да?

– Тэйтум?

Чёрт.

– Папа?

– Рад, что ты ещё не спишь.

Я опускаюсь на край любимого кресла, напрягаюсь вся. С тех пор как мы с Ленноксом начали встречаться, я игнорировала папины сообщения с олимпийским упорством, так что звонок – логичное развитие. Но мне не нравится, что он застал меня врасплох. Я не успела подготовиться.

Тоби подходит и кладёт голову мне на колени, я провожу пальцами по его шерсти, сразу ощущая благодарность за его уютное присутствие.

– Я только пришла. А ты как?

– Нормально. Занят, как всегда. У вас там как с погодой?

Я нахмуриваюсь. То есть мы просто поболтаем? Немного напряжения уходит из плеч.

– Начинает теплеть, – осторожно говорю я. – Хоторны говорили, что весной на ферме красота, но увидеть всё своими глазами – это нечто. Ты бы не поверил, пап. Здесь как в сказке.

– Очаровательно, – бурчит он, звуча совсем не очарованным.

А вот и он. Тот самый отец, которого я знаю.

– Очень очаровательно, – парирую я, удивляясь, сколько яда в моём голосе. Видимо, я слишком устала, чтобы сдерживаться. И мне просто… надоело, что он всё усложняет.

Папа фыркает, и я внутренне напрягаюсь.

– Ну правда, Тэйтум. Может, хватит уже этого всего? Когда ты возвращаешься домой? Я скучаю. Ты мне нужна.

Я выдыхаю тяжело.

– Ты не нуждаешься во мне, папа. С твоим рестораном всё в порядке. Суки давно должна была стать шефом.

– Речь не о ресторане, – резко отвечает он, голос становится жёстким. – Плевать мне на ресторан.

Я выпрямляюсь, чувствуя, как в груди нарастает тревога. Папа часто бывает неприятным в общении, но обычно это проявляется в пассивной агрессии. Он редко теряет терпение.

– Тогда в чём дело?

Он молчит несколько секунд, а потом тяжело выдыхает.

– Тэйтум, канал не продлевает мой контракт. Вот и вся правда. Если ты не подпишешь соглашение на совместное шоу, меня снимут с эфира.

Я замираю, шок накрывает меня с головой.

– Подожди, что?

– Им больше не нужен я, – повторяет он. – У меня не будет контракта, если ты не согласишься на проект со мной.

Я откидываюсь на спинку кресла, позволяя его словам проникнуть в сознание. Вдруг всё становится до боли ясно.

– Значит, моё возвращение в Лос-Анджелес никогда не было обо мне, – произношу я медленно. – Это всё было ради тебя?

– Тэйтум, ты знаешь, что это не так. Конечно, это ради тебя. Я хочу, чтобы у тебя было всё лучшее. Чтобы у нас обоих было лучшее.

Он говорит искренне, но я слишком хорошо его знаю, чтобы не слышать того, чего он не говорит. Он не скажет, что я гублю его карьеру вместе со своей, но он обязательно так подумает и от этого не легче, будто бы он произнёс это вслух.

– Как канал может так с тобой поступить, папа? После всего, что ты для них сделал.

– Я уже не молод, Тэйтум. А в мире полно молодых, красивых поваров, готовых заявить о себе. Но ты… ты молодая. Красивая. У тебя есть то, что они ищут.

– Удача, что я твоя дочь?

– Удача для нас обоих. И не делай вид, что тебе не нравилось всё, что дала тебе моя известность.

Я провожу рукой по мягкой коже подлокотника.

Папа любит напоминать мне об этом – о том, что его карьера дала мне. Но всё, о чём я сейчас могу думать, – что она может у меня забрать.

Потому что если я вернусь в Калифорнию ради шоу с отцом, мне придётся оставить Стоунбрук.

Оставить Леннокса.

Мы не сможем остаться вместе. Его жизнь здесь – его семья, его ресторан. Не будет никакого компромисса, который устроил бы нас обоих.

Но если я останусь в Силвер-Крике… чем я буду заниматься?

Последние недели я честно задавала себе этот вопрос – и, пожалуй, готова признать вслух, что кейтеринг, да и вообще работа повара на полную ставку – это не то, чего я хочу от жизни. В этом смысле телешоу могло бы подойти лучше. График у него легче. Есть команда шефов и консультантов, которые берут на себя большую часть работы. Я видела, как всё устроено у папы на съёмках. Он может вообще ничего не придумывать сам, если не хочет. Всё по сценарию – даже если на экране кажется спонтанным.

Но это вернёт меня туда, откуда я и убежала в Северную Каролину. Я снова стану играть роль. Притворяться тем, кем не являюсь.

Я, может, и не люблю готовить, но здесь… здесь я настоящая.

И здесь у меня есть Леннокс.

Я прекрасно понимаю, что если я брошу кейтеринг, если вообще больше не захочу готовить, в Силвер-Крике мне будет нечем заняться. Но я не хочу думать об этом, не после того, как несколько часов назад сердце пело от счастья на кухне у Леннокса.

– Я понимаю, что мне есть за что быть благодарной, папа. Но я давно думаю об этом. И не только с тех пор, как приехала в Северную Каролину. Это давно сидит у меня в голове. Я не хочу быть на телевидении. Слава, внимание – всё это больше не для меня. Я не хочу такой жизни.

Он усмехается.

– Ты сейчас звучишь прямо как твоя мать.

Сердце сжимается, а к глазам подступают внезапные слёзы.

– И что? Это плохо?

Голос его становится мягким, почти умоляющим.

– Конечно, нет, Тэйтум. Я не должен был говорить это так, будто это оскорбление. – Он вздыхает. И впервые в жизни звучит по-настоящему усталым. – Просто подумай об этом, ладно? Мы же семья. Столько лет мы были только вдвоём, против всего мира. Вспомни, сколько всего мы пережили вместе. Путешествия, готовка… Это может стать нашей новой главой. Великолепной главой.

Теперь уже я вздыхаю.

– Папа, я просто…

И замолкаю. Я не знаю, чем закончить это предложение.

– Я так много сделал для тебя, Тэйтум, – говорит он. – Всё, что у тебя есть – это потому, что я дал тебе это. Ты обязана мне.

Глухая пустота расползается в груди. Я действительно ему обязана?

Он мой отец. Он дал мне всё. Старался, работал, открыл передо мной тысячи дверей. И он прав – долгое время мы действительно были вдвоём, плечом к плечу. Но разве любовь должна быть долгом? Если я не хочу этой возможности, разве он и правда хочет, чтобы я принесла себя в жертву ради его карьеры?

– Я подумаю, хорошо? Но ничего обещать не буду.

– Ты поступаешь глупо, – резко говорит он.

– Я знаю, что ты так считаешь. Но я взрослая женщина. И имею право принимать решения сама.

– Ты хотя бы взглянула на контракт, который я тебе прислал? Просто прочитай условия. Пару лет. Максимум – пять. И брендовые продукты. Кухонная посуда Тэйтум Эллиот звучит шикарно.

– Я сказала, что подумаю, – я уже на пределе. – Папа, мне нужно идти. Я ужасно устала. Правда. Мне надо поспать.

Я сбрасываю звонок, не дожидаясь, что он ещё скажет.

Кухонная посуда Тэйтум Эллиот?

Смешно даже представить, что когда-то это могло бы меня соблазнить.

И всё же… он – моя семья. А семья должна держаться вместе. Правда?

Я встаю и начинаю ходить по маленькой гостиной. Это несправедливо. Совсем несправедливо. Но… могу ли я отдать ему два года? Пять, как он сказал. И если не отдам – будет ли это концом его карьеры? Хочу ли я жить с этим на совести?

Я так и не нахожу ответа. Когда наконец забираюсь в постель, внутри – только пустота, которую я не чувствовала уже давно. Только когда думаю о Ленноксе – о его поцелуях, о силе его рук – становится чуть легче. И я засыпаю, уносимая этим теплом в сон.