Текст книги "Ожог за ожог (ЛП)"
Автор книги: Дженни Хан
Соавторы: Вивиан Шиван
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Я тоже, – отвечаю я, хотя на самом деле это не так. Я была слишком занята планами мести.
* * *
Летом перед десятым классом я много времени проводила в «Магазинчике Пола», роясь на стеллажах и прослушивая незнакомые группы. На одном из устройств были наушники с очень длинным шнуром, так что я могла сидеть на полу. Я слушала не отдельные песни, а целые альбомы. Пять, шесть, семь.
Несколько раз Ким выпроваживала меня из магазина. Она уже собиралась запирать его на ночь, а я все сидела на полу с закрытыми глазами и, не имея понятия о времени, слушала на полной громкости музыку. Не то чтобы мне больше нечем было заняться. Я всегда была желанным гостем в компании Пэта. Но в общение с чуваками, которым нравятся кроссовые байки, меня надолго не хватало, и вскоре я начинала мечтать о том, чтобы запереть двери, завести все моторы и умереть от отравления угарным газом.
Так что в то время я была ужасным покупателем, чем страшно раздражала Ким. В большинстве случаев я просто проводила в магазине весь день и ничего не покупала. На ее месте я бы, как ворам, запретила себе в нем появляться.
Не знаю, что именно заставило ее в конце концов сжалиться надо мной, но случилось это следующим образом: я попыталась купить в кассе билет на группу «Муссон», которая должна была выступать в гараже. Но имелось ограничение по возрасту – двадцать один год и старше.
Ким раскусила меня в два счета. Она перегнулась через прилавок, окинула меня взглядом и произнесла:
– Тебе сколько, тринадцать?
– Шестнадцать, – переминаясь с ноги на ногу, ответила я.
Она рассмеялась мне в лицо и подняла перед собой билет.
– Кажется, я не расслышала. Сколько, говоришь, тебе лет?
Мне понадобилась всего секунда, чтобы понять, чего она от меня хочет. Я откашлялась и сказала:
– Двадцать один.
Тогда она выгнула одну из своих сильно подведенных бровей.
– И где твое удостоверение личности?
Я прикусила губу, потому что на этот вопрос у меня не было ответа. К счастью, Ким подсказала мне:
– Ты, наверное, оставила его в машине, да?
Я кивнула.
– Ага.
Она вручила мне билет. Я протянула ей десять баксов, но она их не взяла.
– У меня есть несколько бесплатных билетов.
– Ух ты! – воскликнула я. – Спасибо.
– Не благодари. Из работников никто не хочет на них смотреть, так что я буду обслуживать выступление одна. Если ты еще не в курсе, «Муссон» – отстойная группа. Ну, а когда шоу закончится, ты поможешь мне все привести в порядок.
Конечно же, она была права. «Муссон» оказалась ну очень отстойной группой. И все же, это была лучшая ночь в моей жизни.
* * *
Ким отлепляется от меня и заглядывает в глаза.
– Эй, прости, что на прошлой неделе нам не удалось нормально поговорить. Выступление было просто безумным. Группа приехала с опозданием и оказалась настолько пьяна, что едва смогла отыграть концерт. Да и Пол в последнее время ведет себя как мерзавец. Ты застала меня в самое ужасное время. Было…
– Да все нормально, – перебиваю я. Судя по всему, у Ким выдался не такой ужасный день, как у меня, но мне нужно все успеть до отплытия последнего парома на остров. – Можно мне пройти в офис?
Именно там находится ксерокс и компьютер. Они установили на него несколько программ, чтобы делать флаеры для выступлений. Несколько раз я помогала с ними Ким. Сейчас я собираюсь оформить «сочинения» Алекса в очень милом стиле, но так, чтобы никто и никогда не заподозрил, что я имею к этому какое-то отношение. Скорее всего, украшу каким-нибудь слащавым изображением двух единорогов, соприкасающихся друг с другом рогами, или чем-нибудь подобным.
– Да, конечно. – Ким обслуживает парня с ирокезом, после чего тот уходит. – Это что, какой-то школьный проект?
– Гм, скорее, интерес к искусству.
– О, круто. Как поживает твой парень, Алекс? Вы уже собирается укатить в закат на гольфмобиле?
При звуке его имени мне становится больно, но я быстро беру себя в руки.
– Фу-у! – восклицаю я. Когда Алекс уезжал на несколько дней ловить рыбу, я приходила в магазин практически каждый день и много говорила о нем. Боже, просто не верится, как много может измениться всего за пару недель. Я начинаю пятиться в сторону офиса, потому что у меня нет времени с ней болтать.
– Но он был таким милым, Кэт. Тебе нужен милый парень. И ты ему нравилась, я это видела. Думаю, из вас получилась бы хорошая пара.
Я закатываю глаза.
– Просто не могу дождаться, когда закончится этот год, и я свалю в Оберлин. Я уже готова начать новую жизнь. Если застряну здесь еще на год, то, клянусь, я покончу с собой.
– Ладно, я тебя поняла, – поджав губы, отвечает Ким.
Я вижу, что она зла, но мои слова относились не к ней. Ким – самая классная из всех, кого я знаю.
– Ким, я не имела…
– Не знаю, заметила ли ты, но у нас с Полом роман. Вернее, был, пока об этом не узнала его жена. Так что сейчас он ведет себя как полный придурок и ворчит из-за каждого доллара, недостающего в кассе, или по поводу постоянного отсутствия туалетной бумаги в туалете. Он просто мечтает меня уволить и выкинуть из квартиры над магазином. Я это точно знаю.
– Какой ужас, – поражаюсь я. Как никогда искренне. Мне довелось видеть Пола. Он старый и мерзкий.
– Да, – соглашается Ким. – Ну, ты знаешь, где находится ксерокс. Только постарайся сильно не мусорить.
Я чувствую себя мерзавкой, но мне некогда. К тому же, если Ким в дурном настроении, ее лучше оставить в одиночестве.
Пока загружается компьютер, я достаю записную книжку Алекса и начинаю листать ее в поисках стишка потупее «Длиннейшего коридора». Хотя сомневаюсь, что найду что-то. Куда еще тупее.
Вдруг практически в самом начале записной книжки я замечаю произведение под названием «Красная лента». Боже, он такой чудак.
С неба падают зимние звезды, и я могу загадать желание.
Мне нравится, как ты выглядишь в этом свитере.
Давай, как эскимосы, будем носами целоваться всю ночь напролет?
Потому что твоя красная лента привязала меня к тебе навсегда.
Красная лента? Это еще что такое? Метафорическое определение месячных?
О да. Похоже, так оно и есть.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ЛИЛИЯ
Вечер субботы. Рив достал ключи от одного из пустующих летних домиков в Миддлбери, которые обслуживает компания его отца, и мы, погрузившись в машины, отправились туда. Рив только попросил нас снять обувь, чтобы не испачкать ковер, а сам достал из бара непочатую бутылку джина и смешал его со спрайтом. Логично, правда? Он разлил получившийся напиток по стаканчикам всем, кроме себя, потому что в понедельник у него футбольная тренировка и ему нужно явиться на нее бодрым. Во время сезона Рив рьяно блюдет трезвый образ жизни.
Я сижу на полу гостиной, вытянув перед собой ноги. У меня жутко болит тело после недельной тренировки. Для перерыва между таймами Ренни поставила новый номер и заставила нас прогонять его миллион раз. Несколько парней из футбольной команды тоже лежат на полу и обсуждают новую стратегию защиты.
Я уже клюю носом, как вдруг в комнату врывается Ренни, а за ней и Рив.
– У нас потрясная идея! – объявляет она и, пританцовывая, поднимает вверх пустую бутылку пива. – Кто хочет сыграть в бутылочку?
Парни оживляются. Да и я сразу взбодряюсь. Ни за что не останусь ради такого. Быстро встаю и говорю Эшлин:
– Я позвоню тебе завтра.
– Все садятся в круг: мальчик-девочка-мальчик-девочка, – инструктирует Ренни. – Эш, позови народ из джакузи.
Эшлин прикрывает рот и, хихикая, отвечает:
– Серьезно, Рен? Мы что, в седьмом классе?
Ренни недовольно смотрит на нее.
– Эй, это же классика. Мы выпускники, а так создаются воспоминания. – И уже тише, но все равно достаточно громко добавляет: – А еще это отличная возможность поцеловаться с Дереком, Эш.
Лицо Эшлин покрывается пятнами, она вскакивает и идет звать всех внутрь.
Я быстро машу Ренни на прощание, надеясь, что останусь незамеченной, но даже не успеваю выскользнуть из комнаты, как она хватает меня за руку.
– Лил, ты должна остаться, – шипит она, многозначительно глядя на меня. Потом переводит взгляд на Рива и снова на меня. – Пожалуйста. Ты нужна мне.
– Я должна вернуться домой до комендантского часа.
– Сегодня же суббота! Твоя мама всегда разрешает тебе задерживаться по субботам. – Ренни сжимает мою руку, и я понимаю, что она не даст мне уйти. – Всего лишь до полуночи, хорошо?
– Ладно, – со вздохом отвечаю я, – но я не играю, только смотрю.
Она благодарно целует меня в щеку и тянет к уже рассевшейся на полу компании. Среди них, рядом с Эшлин, сидит Алекс с мокрыми после джакузи волосами. Дженн Барнс и Венди Камникар, две десятиклассницы, с которыми дружит Дерек, устраиваются напротив них. Я сажусь между Тайлером Класком и Пи Джеем, вроде бы в круг, но не совсем. Принимаюсь изучать свои волосы на предмет секущихся кончиков, как вдруг Ренни орет «Лилия первая!» и толкает бутылку ко мне.
У меня отвисает челюсть.
– Ренни!
– Не будь занудой, Лил, – с улыбкой отвечает Ренни. – Все должны сыграть. – Я с прищуром смотрю на нее, но та продолжает радостно улыбаться. – Давай, крути.
– Ну же, Лил. Соглашайся, она ведь от тебя не отстанет, – тихо произносит Пи Джей, пихая меня локтем.
Озадаченно глядя на меня, Рив вдруг начинает стучать кулаками по ковру:
– Ли-ли-я! Ли-ли-я!
К нему присоединяются и остальные.
Я окидываю всю компанию сердитым взглядом.
– Боже, ребята! Вы еще такие дети.
Эшлин вращает бутылку и кричит:
– Это за Лил!
Та останавливается и показывает… на Рива.
Я чувствую, как у меня вспыхивают щеки, когда мы встречаемся взглядами. Я уже готова отказаться, но Рив протягивает руку и поворачивает бутылку так, чтобы она указывала на Алекса.
– Думаю, она двигалась скорее в этом направлении, – с ленивой ухмылкой произносит он.
– Эй! – возражаю я. – Это же вмешательство!
Тут Алекс прочищает горло и шутливо говорит:
– Не знаю, что ты там слышала, но я, вопреки расхожему мнению, не заразен.
– Я… я ничего такого и не думала! Просто это против правил.
Я не хочу целовать Рива, но Алекса не хочу целовать еще больше. На самом деле, я никого не хочу целовать. Может, и вообще больше никогда не захочу. По крайней мере, еще долгое время.
Рив выгибает бровь.
– Не знал, что ты так сильно меня хочешь. Я польщен, Чо.
– Я… я вовсе не это имела в виду, и ты это знаешь, – возражаю я, начиная волноваться. Рив всегда так делает. Искажает мои слова.
– Рив, да поцелуй ее уже, – не выдерживает Дерек.
– Ребята, не давите на нее, – торопливо произносит Ренни.
О, так теперь она за меня заступается? Кто бы подумал!
Хорошо, я это сделаю.
Пока ползу в центр круга, я даже не могу нормально вдохнуть. Сажусь на колени и для устойчивости упираюсь ладонями в пол. Рив с самодовольной ухмылкой ме-е-едленно наклоняется ко мне, растягивая это мгновение как можно дольше. Я чувствую, что начинаю паниковать, но держусь изо всех сил, чтобы не отпрянуть от него. Если струшу, то все это заметят и удивятся, а я не могу этого допустить. Я должна вести себя как обычно. Должна притворяться, что я все та же девчонка.
Рив приподнимает мой подбородок, и в этот миг что-то в выражении его лица меняется. Перестав ухмыляться, он пристально смотрит мне в глаза, словно пытается что-то для себя понять. И в последнюю секунду, вместо того чтобы поцеловать в губы, он целует меня в лоб, как это раньше делал мой отец, желая спокойной ночи. Даже не знаю, благодарить ли его за это или обидеться.
– Так не честно! – восклицает Эшлин, грозя Риву пальцем. – Это должен быть поцелуй в губы! Таковы правила.
Пи Джей глубокомысленно кивает.
– Эш права. Таковы правила.
– Да забейте уже, – вмешивается Алекс. – Он ее поцеловал.
Рив хлопает в ладоши.
– Кто следующий?
Я ползком возвращаюсь на свое место. Мне хочется просто уйти домой.
– Теперь очередь Рива, – громко объявляет Ренни.
– Ура! – Рив потирает руки и крутит бутылку.
Часть меня надеется, что она укажет на Ренни, и тогда я смогу быстрее убраться отсюда, а другая – не хочет, чтобы она получила желаемое. Бутылка указывает не на нее, а на Джоша Флетчера, и все взрываются смехом.
– Ну же, Флетч. Не бойся, – говорит Рив. – Я поцелую тебя так же, как Лилию.
– Лучше перекрути бутылку, – предупреждает Джош. – Я не знаю, в каких места побывали твои губы.
Все заканчивается тем, что Рив снова ее раскручивает, и на этот раз она указывает на Ренни. Он с ухмылкой наклоняется к ней, чтобы чмокнуть, но у Ренни другие планы. Она встает на колени и ползет в круг до тех пор, пока не останавливается прямо перед ним. Потом хватает Рива за футболку и, притянув к себе, начинает целовать так, будто хочет съесть его лицо. Сначала он отвечает ей сжатыми губами, но секунду спустя они уже целуются по-настоящему. Ренни даже обнимает его за шею.
Все начинают улюлюкать и просто сходить с ума. Как грустно и мерзко. Ренни выставляет себя полной дурой перед всеми. Особенно перед Ривом. Он уже и так мягко ее отшил. Очевидно же, что он не хочет с ней встречаться, но это только больше распаляет Ренни. Как на нее жалко смотреть.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
МЭРИ
Сеньор Тремонт выкладывает на столе пластиковые овощи в ряд и спрашивает, есть ли добровольцы, чтобы разыграть сценку на испанском рынке. А я лишь тупо улыбаюсь, глядя на пустующий стул Алекса.
Та ночь была самой веселой в моей жизни. Мне понравилось, как мы с Лилией и Кэт крались, надрывали животы от смеха и мчались на машине в темноте. Оказавшись дома, я забралась в кровать и попыталась уснуть, но это было невозможно. Я просто лежала в ночи, очерчивая пальцем цветы на обоях и думая, что для первого дня все прошло даже лучше, чем можно было представить. Дело не только в Риве, но и во мне. Такое чувство, будто нас свела судьба или магия – девчонки вошли в мою жизнь как раз тогда, когда я нуждалась в них больше всего.
Выглянув в окно, я замечаю выходящего из машины Алекса. Женщина – полагаю, его мать – машет ему на прощание и уезжает. Я наблюдаю за тем, как он бежит к главному входу, а потом слышу топот его шагов по паркету. Его даже не заглушает голос сеньора Тремонта, который спорит с сидящей за мной девушкой о том, сколько душистого перца можно купить на три евро.
– Простите за опоздание, сеньор, – вбегая в класс, говорит Алекс. – Я был у врача.
Сеньор Тремонт хмурится, после чего прикладывает к уху ладонь, притворяясь, будто не слышит Алекса.
– En español, Senor Lind. Por favor[8].
Алекс уже на полпути к своему месту. Он останавливается, его плечи поникают, а глаза закатываются к потолку. Мне приходится прикрыть рот, чтобы не засмеяться.
– Yo… yo soy[9]… – пытается выдавить он.
Я опираюсь на локти и опускаю подбородок в ладони. Мне очень, очень, очень хочется, чтобы Лилия и Кэт были сейчас здесь и увидели все своими глазами.
Когда Алекс пытается проспрягать глагол «извините» уже в третий раз, вдруг срабатывает пожарная сирена.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
КЭТ
Как только срабатывает пожарная сирена, я резко захлопываю крышку своей зажигалки «Зиппо». Вовремя, потому что в ней, судя по всему, почти не осталось газа. К тому же металлический корпус чертовски нагрелся. Я дую на него, спрыгиваю с батареи в женском туалете и присаживаюсь на корточки возле двери. Верхняя ее часть сделана из дерева, а нижняя представляет собой тонкую вентиляционную решетку. И через нее я вижу, как мимо к выходу проносятся ноги. Потом слышу, как один из учителей говорит:
– Мы же не планировали на сегодня никаких учений?
А другой ему отвечает:
– Наверное, это настоящая пожарная тревога.
Они настойчиво просят своих учеников поторопиться, предупреждая, что это не учение.
Да уж. Поторопитесь, блин. Мне нужно работать.
Я стаскиваю сумку, просовываю руки через лямки так, чтобы она висела спереди, и открываю ее. Внутри лежат ксерокопии, сделанные мною на прошлой неделе, а также рулон клейкой ленты, который я стащила из кабинета труда. Достаю ее, отрываю полоски и приклеиваю их на руку, чтобы действовать быстрее.
На острове Джар существует только добровольная пожарная охрана, и, по моим подсчетам, им понадобится не меньше десяти минут, чтобы добраться сюда. А чтобы школа опустела – минута-полторы. Как только на горизонте становится чисто, я открываю дверь и бегу.
Коридор, где тусуются выпускники, подходит для моей цели лучше всего, так что я начинаю расклеивать ксерокопии через каждые пару шагов. На двери классов, на шкафчики, на питьевой фонтанчик.
Знаю, это месть от лица Лилии, но, должна признать, происходящее сейчас вызывает у меня просто невероятные эмоции. На прошлой неделе Алекс звонил мне несколько раз. Я, разумеется, не потрудилась ни ответить, ни перезвонить. Он не заслуживает того, чтобы я хоть раз еще с ним заговорила. Со мной только так: ты поступил плохо, ты для меня умер.
Кроме Лилии. Для нее я делаю временное исключение.
В конце коридора я пинком распахиваю дверь на лестницу и, перепрыгивая через две ступеньки, поднимаюсь. По пути, естественно, не забываю расклеивать листовки. Сирена орет так громко, что мне кажется, из ушей вот-вот пойдет кровь. Аварийные лампы излучают яркие вспышки. Помню, когда только перешла в старшую школу, друг моего брата, Люк, дернул пожарную сигнализацию. Его отстранили от занятий на неделю и заставили выплатить большой штраф за потраченное впустую рабочее время пожарной бригады. А потому я ускоряюсь.
Добравшись до лестничной площадки, я пригибаюсь, чтобы меня не было видно из окна, и бегом поднимаюсь на второй этаж, где располагаются шкафчики первогодок. Меня переполняет адреналин, и мне кажется, что я могла бы бежать так целую вечность.
Я думаю о том, как Надя вернется в школу и, увидев лицо Алекса и прочитав его идиотское стихотворение, ужаснется. Сомневаюсь, что она снова захочет покататься на его внедорожнике. Мне чертовски это нравится. Нравится, что Алекса бросит первогодка и что вся школа будет смеяться над его сентиментальной чушью.
Я заканчиваю расклеивать ксерокопии еще в одном коридоре. На этот раз мне понадобилось больше времени, потому что приходилось останавливаться и отрывать клейкую ленту.
Внезапно раздается вой сирен.
У меня осталось мало времени. Жаль, потому что мне не удалось обклеить и половины школы. Я убираю ленту и начинаю просто разбрасывать листы, как конфетти. Так гораздо быстрее. Успеваю закончить с крылом естественных наук и коридором английского. Съехав по перилам черной лестницы, бросаю ксерокопии через плечо.
Не успеваю я спуститься на первый этаж, как в двери врывается бригада пожарных в касках, с фонариками и трещащими рациями.
К счастью, я нахожусь прямо перед актовым залом. Поэтому ныряю внутрь и прячусь в складках большого американского флага. Через секунду влетают двое пожарных. Я задерживаю дыхание и наблюдаю за тем, как свет их фонариков скачет по стенам, потолку и сцене.
Потом они кричат «Чисто!» и возвращаются в коридор, продолжая искать огонь.
Его им найти не удастся, но Алекс получит хороший ожог.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ЛИЛИЯ
У меня даже не было времени на то, чтобы сходить к шкафчику и забрать куртку. Учителя чуть ли не в панике торопили нас по коридорам, будто здание и правда охвачено огнем. На улице сейчас ясно, но для начала сентября довольно прохладно. Я прижимаюсь Эшлин и дрожу в ее объятиях.
– Хочешь мою куртку, Чо? – предлагает Пи Джей.
Я киваю.
– Да, пожалуйста!
Он снимает ее и отдает мне. Я надеваю куртку, а Эшлин, перепрыгивая с ноги на ногу, застегивает на мне молнию. От куртки пахнет плесенью, как в подвале дома у Пи Джея, но это лучше, чем ничего.
– Думаешь, там настоящий пожар? – с надеждой спрашивает она меня. – Может, на опрос не останется времени.
На прошлой неделе у нас были пожарные учения. А сейчас это вовсе на них не похоже. Кажется, учителя об этом тоже ничего не знали. Интересно… может, это дело рук Кэт? Она сказала, что хочет развесить ксерокопии, но даже для нее это слишком смело.
– Может быть, – отвечаю я, когда на парковку залетает пожарная машина добровольцев. Некоторые первогодки начинают хлопать в ладоши и кричать «Пусть сгорит! Пусть сгорит!»
Как это по-детски.
Следующие полчаса мы стоим на парковке, пока пожарные проверяют здание. Я уже не чувствую пальцев ног. Наконец они выходят и сообщают, что все чисто. Тогда учителя загоняют нас обратно в здание.
Попав в крыло для выпускников, я вижу их. Наши плакаты с улыбающимся лицом Алекса и его стихотворением. На шкафчиках, на стенах. Они повсюду.
Алекс тоже их замечает и резко останавливается перед целым скоплением ксерокопий на нескольких шкафчиках.
– Что за… – медленно произносит он.
Рив срывает один плакат и, давясь от смеха, начинает громко зачитывать написанное:
– С неба падают зимние звезды, и я могу загадать желание... Мне нравится, как ты выглядишь в этом свитере. Давай, как эскимосы, будем носами целоваться всю ночь напролет? Потому что твоя красная лента привязала меня к тебе навсегда!»
Это совсем не то стихотворение, которое читала в машине Кэт. То называлось «Длиннейший коридор».
Я тоже срываю плакат и перечитываю его.
Постойте.
Красная лента?
* * *
Это был канун Рождества, я тогда училась в девятом классе. Вся моя семья собралась дома у Алекса Линда на ежегодную праздничную вечеринку. Когда мы окончательно переехали на остров, наши с Алексом мамы крепко сдружились. Они вместе обедали, ходили по магазинам и все в этом духе.
Родители находились внизу. Они пили и общались возле камина. В колонках проигрывателя звучал Элвис Пресли, и нам было слышно его наверху, в комнате Алекса. Все это было до того, как он переехал в домик у бассейна. Раньше весь третий этаж был в его распоряжении. По сути, это была огромная комната отдыха с большими креслами-мешками, настольным футболом и мишенью для игры в дартс. В честь праздника мама Алекса накрыла детям отдельный стол с куриными наггетсами, креветками в кляре и мини-пиццами. Наверняка для того, чтобы мы не спускались вниз и не беспокоили их.
Малышня, включая мою сестру, спорила по поводу того, кто будет следующим кидать дротики. Надя чуть не подралась с восьмилетним мальчиком, по-моему, двоюродным братом Алекса, и мне пришлось их разнимать. Поскольку мы с Алексом были самыми старшими, то и отвечали за всех. На самом деле, я не хотела приходить, ведь Ренни в списке гостей не значилась, но мама настояла на том, чтобы показаться тут всей семьей.
Алекс включил детям DVD, и те притихли. Я сидела за столом, копаясь в компьютере, и поедала рождественское печенье в виде оленя с конфетой «Ред Хот» вместо носа. Алекс лежал в гамаке в нескольких метрах от меня и бренчал на гитаре. У него неплохо получалось.
– Эй, классная повязка, – неожиданно заговорил он.
Я вздрогнула и подняла на него взгляд.
– О, спасибо, – ответила я, касаясь своей макушки. – Вообще-то, это лента.
Мама хотела, чтобы я надела платье. Но я бы чувствовала себя как дура, если бы пришла к Алексу нарядной. Поэтому на мне был ярко-зеленый свитер, клетчатая юбка и красная лента в честь праздника.
– Круто, – сказал он, переводя взгляд обратно на гитару. – Тебе идет красный. Как та кофта, что ты иногда надеваешь.
– Какая кофта?
– Я не помню. – Его веснушчатое лицо стало того же цвета, что и волосы. Он продолжил бренчать на гитаре. – По-моему, ты была в ней в прошлый понедельник.
В понедельник я надевала красное только на физкультуру.
– Это моя спортивная форма из старой школы.
– Ясно, – ответил он. Теперь его лицо было таким же красным, как и моя лента. – Здесь-то мы не носим форму.
– Да, я знаю.
На пару секунд между нами повисла неловкая пауза. Потом Алекс встал и ушел в ванную комнату, а я снова уткнулась в компьютер.
* * *
Боже мой!
Та рождественская вечеринка была аж в девятом классе. Он помнил? Все это время? Не может быть!
Я смотрю на него, а он – на меня, но тут же опускает взгляд. Значит, оно действительно обо мне.
Рядом со мной Эшлин прикрывает рот рукой.
– Боже мой, – хихикает она. – Я и не знала, что Алекс у нас – поэт!
У меня начинает кружиться голова.
– Кто это сделал? – требует ответа Алекс. Он весь покраснел. Да, он определенно расстроен.
Рив загибается от смеха.
– Бро, это та самая песня, над которой ты работал? Да ладно тебе. Не стоит стыдиться. У тебя отлично получилось. Ты – талант.
– Заткнись, Рив.
Мы все наблюдаем за тем, как Алекс принимается срывать плакаты. Интересно, как Кэт умудрилась развесить их так высоко?
– Алекс, мужик, давай, как эскимосы, будем носами целоваться всю ночь напролет? – предлагает Рив, приобнимая друга и снова взрываясь от смеха.
Алекс отталкивает его.
– Это ты сделал?
– Нет! Клянусь твоей красной лентой! – качая головой, отвечает Рив.
Алекс срывает оставшиеся ксерокопии и в ярости уходит, по пути выбрасывая их в мусорное ведро.
Рив начинает напевать стихотворение, и все смеются. Я подхожу и вырываю у него из руки плакат.
– Ты такой придурок, – громко заявляю я, а потом обращаюсь к Эшлин: – Давай вернемся в класс.
Когда мы с Эшлин разворачиваемся и уходим, Рив кричит мне вслед:
– Тебе нужно поработать над чувством юмора, Чо.
Но я не оборачиваюсь. Просто продолжаю идти. Эшлин что-то говорит о стихотворении Алекса или его песне, но я едва обращаю внимание на ее болтовню. Я не могу перестать думать о выражении лица Алекса в тот момент, когда наши взгляды встретились. Неужели я действительно ему так нравлюсь? Но если это правда, то что он делает с моей сестрой? Бессмыслица какая-то.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
МЭРИ
Я чувствую себя совершенно другой. При виде Рива в коридоре не схожу с пути, чтобы избежать с ним встречи. А просто прохожу мимо с высоко поднятой головой, потому что мне наплевать, заметит он меня или нет. Даже если он вдруг меня узнает, как я того хотела в первый день учебы, несмотря на то, что теперь выгляжу иначе, – не важно. Даже если Рив извинится, ему все равно достанется. Механизм уже запущен.
Я слишком долго оставалась в тени. С меня хватит. Поэтому, шагая по коридору, я улыбаюсь всем этим незнакомцам. На уроке биологии, когда Джеймс Терншек делает на бунзеновской горелке слишком сильное пламя и мензурка трескается, я смеюсь вместе с остальными. Мне даже плевать, что нам придется начинать лабораторную сначала.
Под конец дня мне в коридоре встречается Лилия. Я направляюсь на математику, а она стоит возле питьевого фонтанчика, придерживая одной рукой свои длинные черные волосы и нагнувшись над струйкой воды. Я бы продолжила идти дальше, если бы не ее реакция на мое появление. Лилия делает огромные глаза, раза в два больше обычного размера, и слегка дергает головой, как будто хочет поговорить.
Я пытаюсь незаметно остановиться и вернуться назад. Прижав к груди учебники, подхожу и делаю вид, что изучаю объявление студенческого совета на стене.
Как только я оказываюсь рядом с Лилией, та отпускает волосы. Они тут же закрывают ее лицо, а кончики нескольких прядей падают в раковину и намокают. Наверное, Лилия поступает так, чтобы никто не видел, что она со мной разговаривает.
– Встретимся после школы возле бассейна. Хорошо, Мэри? – шепчет она так тихо, что мне приходится напрячь слух, чтобы ее расслышать.
Я киваю, и мы расходимся в разные стороны.
* * *
Бассейн находится в отдельном здании, которое сейчас закрыто на ремонт. Его подготавливают к зиме, к началу плавательного сезона. Заклинившая дверь приоткрыта, поэтому я проскальзываю внутрь.
Я прихожу последней. Лилия и Кэт вместе сидят на высоком кресле спасателя и, склонившись, что-то смотрят в телефоне. Лилия крутит во рту леденец, Кэт теребит рваный край джинсов.
– Привет, – говорю я. – Что вы там смотрите?
Лилия спрыгивает с кресла, от чего ее плиссированная юбка слегка приподнимается. Она отводит леденец в сторону, и теперь белая палочка торчит в уголке рта.
– Кэт сегодня сняла видео, где ученики в столовой распевают песню Алекса.
Кэт спрыгивает следующей, ее ботинки шлепают о цементный пол. Она протягивает мне телефон, чтобы я тоже посмотрела.
– Эти ребята зачитали ее как рэп. Но я слышала и другие вариации: в стиле джаза и тяжелого металла…
– Господи, – удивляюсь я, – может, Алекс действительно пишет хорошие песни? Раз они так заседают у всех в головах.
Кэт разражается смехом, который заполняет все здание и эхом отскакивает от каждой стены и плитки.
– Надо отдать ему должное, эта фигня цепляет. – С этими словами она достает из кармана сигарету и прикуривает ее.
Я начинаю нервничать, потому что Кэт не стоит здесь курить. Но останавливать ее я не собираюсь. Вместо этого спрашиваю:
– Думаете, кто-то подозревает, что за всем этим стоим мы?
Кэт закатывает глаза.
– Никто нас не подозревает. Никто даже не знает, кто ты такая.
Очевидно, заметив, что я обиделась, Лилия добавляет:
– Да. Вот поэтому ты – наше секретное оружие!
– Ага, тихое, но смертельное, – шучу я.
– Как пердеж! – лопаясь от смеха, произносит Кэт.
Я тоже смеюсь, а потом показываю ей средний палец. По-моему, я впервые в жизни это сделала.
На лице Кэт расплывается ухмылка.
– О, вы только посмотрите. Наша милая малышка Мэри превращается в оторву.
– Это не так! – взвизгиваю я немного громче, чем хотела, и тут же прикрываю рот ладонью.
– Да я просто шучу, – отступает Кэт. – Но если серьезно, то мы ужасно хороши.
– Не просто хороши, – поправляет ее Лилия и вытаскивает леденец. Весь ее рот окрашен в ярко-вишневый цвет. – Мы великолепны. – Она опускает взгляд на телефон и начинает стучать по экрану. А потом, так и не глядя на нас, говорит: – А вообще, мы уже сейчас можем остановиться, если захотим.
Мы с Кэт смотрим на нее.
– Что?
Лилия убирает телефон в сумку.
– Я лишь говорю… что мы могли бы пока остановиться и приступить к Ренни и Риву. – Ее голос звучит немного тише, чем раньше.
– Ни за что, подруга! – возражает Кэт. – Завтра будет эпичный денек. Первая футбольная игра сезона. Все будут наблюдать наш план в действии. И это будет наша лучшая работа. Бьюсь об заклад, сегодня я даже не сомкну глаз. Черт, да это как гребаный канун Рождества.
Я вижу, что Кэт не воспринимает Лилию всерьез. Она просто улыбается, думая о завтрашнем дне. Но мне заметен взгляд Лилии. Что-то не так.
– Что изменилось? – спрашиваю я у нее.
Она прикусывает губу.
– Не знаю. Ничего.
– Завтра игра. Мы уже столько сделали.
– Лил, забудь уже о своем чувстве вины, – нетерпеливо замечает Кэт.
– Я думала, что это моя месть, – отвечает Лилия, засовывая руки в карманы. – Разве не я должна решать, когда она заканчивается?
– Зачем нам выходить из игры сейчас? – требует ответа Кэт. – Ты кому-то рассказала? Ты что-то сказала Ренни?
– Нет! Боже, нет, все совсем не так. Понимаете, я уверена: что бы ни происходило между моей сестрой и Алексом, оно закончилось. Так что, Кэт, можешь заново строить с ним отношения. Мне достаточно и того, что он больше не будет ошиваться около моей сестры.
