Текст книги "Миллиардер под прикрытием (ЛП)"
Автор книги: Джеки Эшенден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Ты хочешь меня, Лив. Я знаю это. Я вижу это в твоих глазах.
Она застыла, из нее вырвался последний вздох.
Он прав. Ты хочешь его.
Но не так. Что-то было не так. Она чувствовала это.
Он не сделал никакого движения, чтобы сделать что-то еще, просто прижал ее руку к себе, этот напряженный взгляд удерживал ее в своем плену.
Жар его тела обжигал. Твердый, мускулистый. Загорелая кожа слегка покрытая волосками. Ровное, медленное биение его сердца.
Она была такая хорошая, такая осторожная. Она и представить себе не могла, что прикоснется к нему, потому что не была мазохисткой. Было достаточно плохо безнадежно влюбиться в него, не говоря уже о том, чтобы фантазировать о чем-то другом.
Но теперь она прикасалась к нему, и это было...
Нет. Нет, она не могла этого сделать. Это было слишком близко к тому, чего она так отчаянно хотела, и ей становилось очевидно, что она была для него просто телом. Он не хотел ее. Если чего он и хотел на самом деле, то это секса в первую очередь.
Она отдернула руку от его обнаженной груди.
Только для того, чтобы он сделал еще один шаг вперед, другой рукой скользнул в ее волосы, а его большая ладонь обхватила ее затылок. Прежде чем она успела среагировать, он наклонил голову, и его широкий, красивый рот оказался на ее губах.
Потрясение заставило ее замереть.
Вульф Тейт целовал ее. Вульф Тейт целовал ее.
Если раньше она не могла дышать, то теперь казалось, что весь воздух в мире был высосан и его нигде было взять.
Его губы были мягкие. Этого она не ожидала. Он был таким твердым везде, и все же не было ничего неподатливого в том, как его губы нежно касались ее губ. Ничего напористого. Его дыхание было теплым, и почему-то она не могла перестать дрожать, когда он снова коснулся ее губ легким поцелуем.
Он издал звук, грубый и одобрительный, вдыхая, как будто ее запах был чем-то, что ему нравилось. Затем его язык коснулся ее нижней губы, мягко уговаривая открыться ему.
Дикий огонь разгорался в ее венах, порыв сильного жара охватил ее, обжигая.
У нее закружилась голова. Это был ее первый поцелуй. С единственным мужчиной, с которым она когда-либо хотела быть. Единственный мужчина, которого она когда-либо хотел коснуться.
Это не правда и ты это знаешь.
Сомнение было маленьким, твердым куском льда, сидящим в ее животе, непроницаемым для пламени. Было слишком много странного во всей этой ситуации, слишком много того, чего она не понимала, и она не могла избавиться от чувства, что Вульф не рассказал ей всю историю.
Это означало, что она не могла отдаться этому поцелую. Она не могла позволить ему сделать что-то еще. Другая женщина, возможно, отбросила бы осторожность и взяла бы то, что хотела, даже если бы это было все, что у нее когда-либо было, но Оливия не была такой женщиной.
Вся ее жизнь была посвящена осторожности. Наблюдению и ожиданию, тщательному обдумыванию. И как бы сильно она не хотела Вульфа Тейта, она уже говорила себе, что никогда не получит его, не так, как хотела. Это было то, с чем она смирилась давным-давно. Потому что он не хотел ее. Он не был влюблен в нее так, как она была влюблена в него, и, если бы она позволила себе это, только чтобы потом понять, что все это не правда…
Что ж. Она никогда не оправилась бы от этого.
Он крепко держал ее, давая понять, что она не сможет вырваться, если он не позволит. Поэтому она снова положила руку ему на грудь, стараясь не поддаваться жару, и на секунду задержала ее там.
Он издал еще один грубый звук, его губы приоткрылись на ее губах.
Оливия толкнула его в грудь. Сильно.
Это было похоже на перемещение горы. Потом она поняла, что он, должно быть, позволил ей оттолкнуть себя, потому что было ясно, что у нее не хватило бы сил сдвинуть его с места, если он не захотел, чтобы его двигали. Но в этот момент она почувствовала только то, как его рука соскользнула с ее затылка, когда он отступил на шаг назад.
Не дожидаясь его реакции, она проскользнула мимо него и направилась прямо к двери гостиничного номера. Время уйти. Определенно пора уходить.
Ее сердце бешено билось в ее груди, ее кожа была чувствительной, ее нежные губы тоже. Оливия положила руку на ручку двери и дернула, отчаянно пытаясь выбраться.
Но дверь не открылась.
Она потянула ее снова, сильнее.
Она оставалась закрытой.
– Она заперта, – раздался темный, грубый голос позади нее.
Она проигнорировала его, снова тщетно дергая за ручку, не заботясь о том, что скоро сломает ее, страх начал собираться в глубине ее живота.
– Прости, Лив, – сказал Вульф.
Она резко обернулась, тяжело дыша.
Он стоял в коридоре, его массивная фигура заслоняла свет. Блокируя все. Все, что она могла видеть, были его глаза и жесткий, неумолимый взгляд. Как будто этого нежного, невероятно горячего поцелуя не было.
– Я не могу позволить тебе уйти, – тихо сказал он. – Пока ты не дашь мне то, чего я хочу.
Глава Пятая
Оливия прижалась к двери, прекрасный румянец исчез с ее лица, оставив его бледным, ее глаза были огромными и темными, уставившись на него, как будто у него внезапно выросли крылья, рога и раздвоенные копыта.
Да, он не мог винить ее за это. Он облажался и облажался по-королевски. Ему не следовало упоминать о желании поговорить об отце, это уж точно. В то время он чувствовал, что неправильно использовать ее сочувствие и заботу против нее, но он понимал, что чем дольше он держит ее здесь, тем опаснее это было. Де Сантис, без сомнения, перевернет небо и землю, чтобы найти ее. И если он не будет осторожен, де Сантис узнает, что ее похитил Вульф.
Он не мог позволить этому случиться и дать парню знать о своих намерениях. Он должен получить нужную ему информацию.
Его грубость и озвучивание слова «трахаться» тоже не помогли, он понял это в ту же секунду, когда она покраснела как роза. Некоторых девушек заводят грязные разговоры, но он должен был понять, что Оливия не из таких. Во-первых, она не ругалась, а во-вторых, ей было очень неудобно, когда он спросил, встречается ли она с кем-нибудь.
Заставить ее прикоснуться к нему было началом, потому что он видел, как что-то горячее вспыхнуло в ее взгляде в тот момент, когда он прижал ее ладонь к своей груди, но этот поцелуй...
Да, это было очень большой ошибкой.
Его последняя командировка в восточную Европу была жесткой, холодной и дерьмовой, и поцелуй Оливии... Ну, здесь все было как раз наоборот.
Ее губы были такими мягкими, и она пахла клубникой, ее волосы ощущались шелком под его пальцами. И все, о чем он мог думать, это то, что прошло чертовски много времени с тех пор, как он касался чего-то настолько мягкого. Пробовал что-то настолько сладкое. Он хотел большего, хотел скользнуть языком в ее рот и почувствовать ее вкус, обхватить ее бедра и притянуть к себе, почувствовать тепло ее тела. Настолько, что на мгновение забыл, что должен был делать.
Пока она не толкнула его в грудь, и ему пришлось отпустить ее.
Он мог бы последовать за ней, и, возможно, должен был именно так и поступить. Может быть, ему следовало крепче прижать ее к себе и поцеловать, просунуть руку под ночную рубашку и заставить себя забыть, что она когда-то сопротивлялась. Но эта чертова слабость в груди, это чувство нежелания, остановило его.
Секс – это не то, чего он хотел от нее. Расписание де Сантиса и информация о Дэниеле Мэе были ключевыми целями этой миссии, и поскольку он был слишком слаб, чтобы использовать секс против нее, тогда, возможно, ему придется использовать что-то еще.
Скажи это своему члену.
Вульф проигнорировал эту мысль. Конечно, он был чертовски тверд. Впервые за полгода он был близок с женщиной, и его чертов член не знал, что с этим делать. Помимо очевидного.
Но он все испортил, упустил свой шанс. Он не будет принуждать ее, и если соблазнение не сработает, то придется попробовать что-то другое.
Господи, если бы он лучше планировал, был бы умнее, тогда, возможно, не облажался бы так сильно. Слишком поздно теперь.
В любом случае, она не уйдет, пока он не получит то, чего хочет.
Ее руки были прижаты к двери, как будто она хотела протиснуться через нее и выйти с другой стороны, и он мог видеть ее очевидный страх.
Он пугал ее, что делало это чувство слабости внутри него еще сильнее и злило его. Потому что страх – полезный инструмент, если с ним правильно обращаться.
Или ты можешь просто сказать ей правду.
Конечно, мог.
– Эй, Лив, твой отец убил моего, и моим последним приказом было убить твоего, чтобы я смог наконец вытащить маму из укрытия. Так что, если ты дашь мне информацию о его расписании, чтобы я мог спланировать нападение, плюс достанешь мне все, что у тебя есть на Мэя, чтобы я мог поймать этого урода, это было бы здорово.
Угу. Нет.
– Я не знаю, чего ты хочешь, – сказала Оливия, ее голос был хриплым, и точно не от желания к нему, не в этот раз.
Он не приблизился к ней. С этого момента он должен вести себя осторожнее, и подавление ее страхом или желанием, вероятно, не пойдет ей на пользу. Для них обоих.
Ты ведь знаешь, что теперь можешь помахать ручкой на прощание вашей дружбе?
Еще одна мысль, которую Вульф яростно выбросил из головы. У него никогда не было ее дружбы, так почему это должно иметь значение сейчас, он понятия не имел.
– Да, знаешь, – он старался говорить нейтральным голосом. – Я спрашивал тебя о правительственных контрактах твоего отца. И о Дэниеле Мэе.
Она выпрямилась, вздернув подбородок, и он поймал себя на том, что невольно восхищается тем, как она берет себя в руки, хотя и напугана.
– Я ничего не знаю ни о том, ни о другом, – сказала она со спокойным достоинством. – Как я уже и сказала. Любые государственные контракты заключаются с «DS Corp», и папа не имеет никакого отношения к компании теперь. А что касается Дэниела Мэя, то он…
– Твой отец собирается отдать тебя ему, – решительно перебил Вульф. Пришло время узнать хотя бы часть правды. Она не поверит ему, не тогда, когда она всегда была такой стойкой сторонницей своего отца, но, если он посеет семя сомнения в ее голове, тогда это будет началом.
Он должен что-то сделать, чтобы она не обратилась к властям и не сообщила о нем, как только ее отец умрет. Она была тем «свободным концом», который мог привести к нему. Другой человек справился бы с этим гораздо более жестоким и надежным способом, но это никогда не было вариантом для него. Не тогда, когда было много способов привлечь ее на свою сторону.
Она нахмурилась.
– Что? Что значит, он хочет отдать меня ему?
Вульф засунул руки в карманы джинсов, желая, чтобы его чертов стояк умер, потому что было трудно сосредоточиться, особенно когда он продолжал видеть ее розовые соски через простую белую хлопчатобумажную ночную рубашку. И особенно, когда хлопок натягивался на них, и он мог видеть, что они были твердыми.
– Я имею в виду, – процедил он сквозь зубы, – что твой отец заключил сделку, в рамках которой ты должна выйти замуж за этого придурка.
Оливия моргнула.
– Это смешно. Я ходила на одно свидание с Дэниелом, но только потому, что папа предложил. Он сказал мне, что Дэниел потерял жену в прошлом году и ему было трудно снова начать встречаться, так что я помогла бы ему сломать лед, так сказать. То свидание было катастрофой, и он никогда не спрашивал обо мне снова.
Вульф прищурился, изучая ее. Было ясно, что она верит в то, что говорит, и, черт возьми, возможно, это было правдой. Может быть, Дэниел потерял жену и теперь ему трудно снова ходить на свидания. Но было правдой и то, что Чезаре обещал ее ему, и ему доставляло огромное удовольствие говорить об этом Вульфу.
– В следующий раз ты увидишь, что это нечто большее, чем просто свидание, – сказал он, позволяя ей увидеть правду в его глазах. – Что бы он тебе ни сказал, ты выйдешь замуж за Дэниела Мэя, и он не примет отказа.
Оливия нахмурилась еще сильнее. Потом ее лоб разгладился, и она тихо рассмеялась.
– Это смешно. Папа никогда бы так не поступил. Не знаю, где ты об этом слышал, но это не в папином стиле. Он консервативен, да, но он не из средневековья.
Блядь. Ему придется рассказать ей больше, не так ли?
– Я не просто слышал об этом, – сказал Вульф, глядя прямо в ее голубые глаза. – Твой отец сам мне это сказал.
– Но я не…
– Позавчера. Я сказал ему, что хочу, чтобы он отдал тебя мне, а он ответил, что уже пообещал тебя Дэниелу Мэю, и что Мэй будет очень недоволен, если тебя увидят с кем-то еще.
Ее розовый ротик приоткрылся. Потом закрылся. Затем она прошла мимо него в гостиную, не говоря ни слова. Направляясь прямо к... О черт, нет.
Вульф последовал за ней, едва успев схватить телефон с кофеварки, прежде чем она взяла трубку.
Она ничего не ответила, просто смотрела, как он отодрал телефон от стены и выдернул разъем, чтобы его нельзя было снова подключить, не заменив весь провод.
Бросив бесполезный телефон рядом с кофеваркой, он повернулся и направился в спальню, потому что там тоже был телефон, и он не хотел рисковать.
Когда он вернулся в гостиную, она стояла у окна, скрестив руки на груди. Она не смотрела на него, когда он подошел.
– Значит, теперь я твоя пленница?
– Да, – потому что больше не было смысла все приукрашивать. – Я же сказал, что не отпущу тебя, пока не получу необходимую мне информацию.
– Ты ведь не звонил папе?
– Нет, не звонил.
– Значит, он не знает, что я здесь.
– Нет.
Она повернула голову, пламя чистого гнева вспыхнуло в ее темно-синих глазах.
– Он перевернет весь город вверх дном, чтобы найти меня. Ты знаешь это, не так ли?
Вульф выдержал ее взгляд.
– Конечно, я знаю. Как ты думаешь, почему мы здесь? Что касается остального мира, этот номер забронирован для молодоженов из Флориды для их медового месяца.
– Зачем? – если бы у слова были края, оно бы разрезало его на куски. – Зачем ты все это делаешь?
Его тело не дрогнуло, хотя какая-то часть его глубоко внутри дрогнула. Он сожалел о том, что делал. Было видно, что трещины, уже пробегающие через их дружбу, становятся глубже с каждым словом, которое он произносил, разрушая все.
– Нечто стоящее не приходит без жертвы, Вульф…
Их дружба все равно ничего не значила. Не тогда, когда она всегда была построена на лжи. Его лжи. Так имеет ли значение, если все это закончится? Возможно, даже лучше, потому что тогда, по крайней мере, ему не придется лгать ей. Конечно, ей будет больно, но ничего не поделаешь.
Если ты хочешь омлет, то должен разбить несколько яиц, как говорится.
– Тебя это не касается, – он старался говорить холодно и жестко. Если он собирается положить конец их хрупкой дружбе, то должен сделать это быстро, пока не передумал.
– Меня это не касается? – она недоверчиво посмотрела на него. – Ты похитил меня, Вульф. Тебе нужна информация от меня, и ты не отпустишь меня, пока я не дам ее тебе. Информация о моем отце. Так что, я думаю, что все это действительно касается меня.
– Тебе не нужно знать почему. Все, что тебе нужно знать, это то, что я хочу получить доступ к расписанию твоего отца и деталям его отношений с Дэниелом Мэем.
Ее темная бровь поднялась в полном недоумении.
– Я ничего не знаю о Мэе. А что касается расписания моего отца, почему ты думаешь, что я дам тебе доступ к нему?
Он проигнорировал ее.
– Это ты ведешь дневник своего отца, назначаешь ему встречи. Его бизнес-проекты. У тебя есть доступ к его файлам и всем его личным документам. Даже если ты не знаешь о Мэе, ты должна быть в состоянии найти некоторые записи о его отношениях с твоим отцом. Электронные письма, все такое.
Ее прекрасные губы сжались в тонкую линию.
– Я же сказала. Я ничего об этом не знаю.
Она лжет? Он не мог сказать наверняка.
Да ладно, придурок. Ты знаешь, что она не лжет. Она самый честный человек, которого ты когда-либо встречал.
– Мне нужен доступ к расписанию Чезаре, Лив. Сейчас же.
– Зачем? Для чего? – ее лицо было очень бледным, глаза посинели. И под гневом в них он увидел что-то еще. Что-то, из-за чего заболела его грудь.
Боль.
Он отвернулся от нее и направился к мини-холодильнику, внезапно почувствовав потребность в чем-нибудь покрепче кофе. Наклонившись, он открыл дверцу и достал маленькую бутылочку скотча. Открутив крышку, он сделал глоток прямо из бутылки. Жидкость обожгла горло, заставив его поморщиться.
Господи, она не собирается рассказывать ему что-то добровольно, не так ли? Она была слишком умна. Умнее, чем он. И теперь, когда он практически убил любой шанс использовать рычаги, которые у него были – их дружбу и ее желание к нему – он понятия не имел, что, черт возьми, делать.
Он должен был быть лучше нее. Ради Бога, он же гребаный морской котик. Его отец был бы разочарован тем, как он чертовски запутал всю эту ситуацию. И именно поэтому он отдал компанию Вэну, верно? Потому что Вульф был пистолетом, оружием в чужой руке. Для этого его и готовили. Это все, к чему его готовили.
Он не был стратегом или лидером. И никогда им не будет.
Вульф повернулся и прислонился спиной к стойке над мини-баром, делая еще один глоток виски, алкоголь успокаивающе согревал его.
Оливия стояла у окна, купаясь в бледном зимнем солнце. Она выглядела... свирепой, стоя там, со скрещенными руками и поднятыми крылатыми бровями. Даже надменно. Но весь эффект был подорван тем фактом, что солнечный свет сделал ее ночную рубашку прозрачной, и теперь он определенно мог видеть ее соски.
Его члену это очень понравилось, и внезапно все, о чем он мог думать, был этот проклятый поцелуй. О ее губах и каковы они были на вкус. О ее маленькой руке на его груди и то, что эта рука заставила его почувствовать. Мгновенная вспышка желания, которую он отчаянно пытался подавить.
У него никогда не было такого поцелуя, и уж точно он не ожидал такой бурной реакции.
Иисус Христос. Какого черта с ним происходит? Он должен был быть невосприимчив ко всей этой ерунде.
Она всегда была твоей слабостью, и ты знал это даже тогда.
– Если я отпущу тебя, – произнес он в наступившей тишине, – твой отец отдаст тебя Мэю. Ты действительно этого хочешь?
– Нет, конечно, нет. Но так как это явно то, что ты придумал или неправильно понял, мне не нужно беспокоиться об этом, не так ли?
– Зачем мне лгать тебе об этом?
– Зачем тебе лгать мне о том, что ты звонил папе? Зачем тебе лгать мне о том, что ты хочешь меня? – сарказм прозвучал в ее голосе. – Прости, если теперь я не верю всему, что ты говоришь, Вульф.
Его охватило разочарование, хотя с этим ничего нельзя было поделать. Он солгал ей. На самом деле, он лгал ей годами, так почему она должна верить тому, что он говорил ей теперь? Не было никакой причины.
А теперь он разрушил отношения между ними, хрупкое равновесие их дружбы, сначала используя ее симпатию к нему, чтобы сблизиться, а затем ее влечение к нему для обольщения. Это все равно что пытаться перерезать проволоку на неразорвавшейся бомбе, рубя ее топором.
Но ведь именно так ты обычно и поступаешь, не так ли? Ты даже не знаешь, что такое тонкость.
Но это не было чем-то новым для него, и у него не было времени думать об этом сейчас. Он должен был быстро перетянуть ее на свою сторону. Отчаянные времена требовали отчаянных мер.
– Ты знаешь, почему меня усыновили? – его голос прозвучал странно в тяжелой тишине, и почти сразу же он пожалел об этом.
Она нахмурилась, смена темы разговора явно застала ее врасплох.
– Нет. Какое это имеет отношение к делу?
Дерьмо. Ему ничего не остается, как продолжить.
Он допил остатки виски и отшвырнул бутылку. Положил ладони на край стойки и сжал ее пальцами, крепко вцепившись в него.
– Папа говорил мне, что это из-за моих глаз. Их цвета были холодными и разными. Что они делали меня особенным. Он собирался усыновить только меня, но тут вмешался Вэн и сказал, что мы команда и он не может взять меня без него и Лукаса. Поэтому папа нас всех усыновил.
– О. Я никогда не слышала этого.
Он невесело улыбнулся.
– Это ложь.
– О, – повторила она, переминаясь с ноги на ногу и хмурясь еще больше. – Как это?
– Папа усыновил меня не из-за моих глаз. Он взял меня, потому что мой отец мог быть убит его врагом, – это была не совсем правда, но достаточно близко.
Оливия открыла рот, но ничего не сказала.
– Он усыновил меня, потому что хотел превратить в оружие. Чертову управляемую ракету, которую он запустит в нужное время, чтобы выбить дерьмо из своего врага.
Она опустила руки, хмурое выражение исчезло с ее лица.
– Вульф..., – она сделала шаг к нему и остановилась.
Нет, он ошибся. Снова. Рассказать ей это было ошибкой, потому что чем больше она будет знать, тем больше это будет связывать его с будущим убийством де Сантиса. Но теперь, когда он начал, он не мог заставить себя замолчать. Как будто правда требовала, чтобы ее выпустили, чтобы уравновесить всю ложь, которую он ей рассказал ранее. Как будто он гребаный грешник, исповедующийся священнику, нуждающийся в отпущении грехов.
– Папа просто ждал подходящего момента, чтобы поджечь фитиль.
Она ничего не ответила, просто уставилась на него.
– Пару недель назад, после похорон отца, мы все трое получили от него письма. Они были написаны перед его смертью и должны были быть отданы нам в случае его внезапной смерти. Хочешь знать, что он написал мне? Что моего отца убили, – он оперся о стойку, заставляя себя выдержать ее взгляд. – Это и была спичка от фитиля, Лив. И угадай, кто стал моей целью?
* * *
Она не понимала, зачем он это говорит и что это значит. Очевидно, это должно было что-то значить, потому что в его грубом, скрипучем голосе она услышала острую боль.
Он попятился от нее, прислонившись к столешнице с кофеваркой, и его длинные сильные пальцы вцепились в край, словно он мог упасть, если бы отпустил ее. Этот красивый рот был сжат в жесткую линию, никаких признаков сексуальной, медленно горящей улыбки. Его заросшая щетиной челюсть была плотно сжата, массивные плечи напряжены, создавая впечатление мощного, привязанного животного, готового вырваться в любую секунду.
Выражение его лица определенно было гневным, но она могла видеть в его глазах ту же боль, которую слышала в его голосе.
Он был похож на человека, висящего на волоске от смерти.
Управляемая ракета…
Он спросил ее, кто, по ее мнению, его цель, но она понятия не имела. Она была слишком занята, сосредоточившись на боли в его голосе. Как будто отец, который бил его, что-то значил для него. Но это не могло быть правдой. Почему он пришел к ее отцу за поддержкой? За помощью? Он хотел, по крайней мере, это то, что он всегда говорил ей.
Она сглотнула, ошеломленная.
Сначала поцелуй, а потом он поймал ее в ловушку в коридоре, сказав, что не позволит ей уйти. Жар в его глазах и нотки грубой сексуальности в его голосе полностью исчезли, не оставив у нее сомнений, что все это было притворством, фасадом. Уловка, чтобы заставить ее дать ему информацию, в которой он так отчаянно нуждался. Информации, которую она не собиралась ему давать – да и не могла.
Она злилась на него за это, не говоря уже о том, что злилась на себя за то, что попалась на эту удочку, за то, что не обратила внимания на охватившие ее сомнения. Обидно, что он опустился до того, чтобы использовать ее влечение к нему против нее, использовал их дружбу.
Но увлекаться гневом, обидой или чем-то еще было бы глупо. Ей пришлось отбросить все эти грязные эмоции и сосредоточиться на самом важном. Что означало убраться отсюда подальше от него.
Она покачала головой.
– Я не знаю, кто твоя цель, Вульф, – часть ее – та часть, которая не злилась на него, которая была его другом и всегда им будет – хотела подойти к нему, коснуться его руки, успокоить его боль. Но она осталась на месте.
Полчаса назад она доверила бы ему свою жизнь.
Сейчас? Теперь она не была уверена, что вообще доверяет ему.
– Подумай об этом, – коротко сказал он. – У папы был только один главный враг, который представлял для него угрозу.
Был только один такой человек. Чезаре Де Сантис. Ее отец.
– Нет, – в последнее время она часто повторяет это слово. – Это значит, что папа убил твоего отца. Это смешно. Конечно, он не был самым порядочным человеком, когда возглавлял «DS Corp», но он не стал бы убивать людей.
– Откуда ты знаешь? У тебя есть доказательства, что он этого не делал?
– А у тебя есть доказательства, что он это сделал?
Он отодвинулся от стойки, и она старалась не смотреть на его пресс, злясь на себя за то, что пялится на него.
– Да. У меня есть.
Что-то острое пронзило ее, заставив вздрогнуть, как от внезапного удара топором по стволу дерева.
– Ты можешь так думать, – быстро сказала она. – Но что бы это ни было, ты ошибаешься. Папа никогда бы никого не убил.
Она не верила. Она не могла в это поверить. Ее отец не был святым, она всегда это знала, но он никогда не прибег бы к убийству. Так же, как он никогда не «отдал» бы ее мужчине, которого она даже не знает, на чем так настаивал Вульф.
Отец любил ее. Он нуждался в ней. Он никогда не избавился бы от нее.
Да, у него были свои недостатки, но они были у всех. В глубине души она была уверена, что он хороший человек.
Во всяком случае, все это к делу не относится. Вульф может просто снова манипулировал ею так, как он манипулировал ею ранее. Рассказал ей грустную историю, притворился, что ему больно, и пытался добиться ее сочувствия.
– Ты понятия не имеешь, что за человек твой отец, Лив, – резко сказал он. – Никакого, блядь, понятия.
Она сжала губы, не желая говорить ему, что он снова ошибся, потому что было очевидно, что он не собирается слушать ее.
– Ты действительно думаешь, что я поверю во все это? – вместо этого спросила она. – Ты поцеловал меня не потому, что хотел меня, не так ли? И ты похитил меня не для того, чтобы просто поговорить со мной. Единственная причина, по которой я здесь, единственная причина, по которой ты вообще прикоснулся ко мне, это то, что ты хотел эту информацию, и тебе было все равно, как ты ее получишь.
Черты его лица ожесточились, в глазах вспыхнул опасный огонек.
– Ладно, если хочешь знать правду, то да, именно поэтому ты здесь. Почему я поцеловал тебя. Я не хочу тебя, Лив. Я хочу знать все, что ты знаешь о Дэниеле Мэе. Мне нужен доступ к расписанию твоего отца и его электронной почте. Потому что знаешь, что я сделаю, когда получу их? – он оттолкнулся от стойки. – Я сожгу его чертову империю и его вместе с ней.
Шок от его слов пронзила ее словно нож в бок.
– Зачем? Просто потому, что кто-то сказал тебе, что он убил твоего отца?
– Да, именно так.
– Нет, это безумие. Я имею в виду, да ладно. После всего, что он для тебя сделал? Ты пришел к нему, Вульф. Ты хотел его помощи, и он дал ее тебе. Он ничего не сделал, но…
– Я пришел к нему, потому что так велел мне отец. Потому что он нуждался в Тейте внутри семьи де Сантис и думал, что я был лучшим выбором, – он медленно приближался к ней, словно гигантская пантера, и она почувствовала, как страх ударил ее в грудь. Но она не пошевелилась, шок вокруг нее усилился. – Все недооценивают меня, Лив. Все думают, что я тупой. Но это хорошо, это значит, что я могу летать под прицелом. Так что никто ничего не подозревал, даже твой отец, – он остановился прямо перед ней, глядя на нее сверкающими глазами. – Даже ты.
В ушах стоял странный ревущий звук, и какая-то часть ее смутно осознавала, что теперь она узнала пламя в его глазах, и это была вовсе не боль. Это был гнев.
Осознание всего нахлынуло на нее. О том, как он держал себя так осторожно. Он двигался медленно, как человек с головной болью, не желающий усугублять ее.
Но это не потому, что ему было больно. Потому что он был в ярости.
– Что значит «даже я»? – глупо спросила она.
– Есть причина, по которой я твой друг, Лив. Мне так сказали. Чтобы я мог подобраться к твоему отцу достаточно близко, чтобы убить его.
В этом не было никакого смысла. Ничего из этого не было правдой.
Она уставилась на него, глядя прямо в эти яростные глаза и его грубое красивое лицо. Он уже не был тем несформировавшимся мальчиком, которого она помнила. Он был мужчиной, и на его лице были шрамы. Один возле голубого правого глаза, другой на подбородке. Признаки его миссий, которыми он никогда не делился, вещей, которые он делал, о которых она не знала.
Он должен был быть ее другом, кем-то, кого она хорошо знала, и все же становилось ясно, что она совсем его не знает.
А ты его знала? Или ты просто сказала себе, что знала?
– Я..., – хрипло начала она. – Я тебе не верю.
– Верь во что хочешь, – его рот скривился в нечто похожее на издевку. – Все это правда. Единственное, что тебе нужно знать, это то, что этот чертов фитиль горит, и твой отец под прицелом, – прежде чем она успела что-то сказать, он прошел мимо нее и направился в спальню, захлопнув за собой двойные двери.
Оливия не могла пошевелиться в течение нескольких долгих секунд после того, как эхо удара дверью стихло. В конце концов она подошла к дивану и села, ее ноги дрожали.
Это не могло быть правдой. Не могло. Десять лет дружбы – ложь. Все эти разговоры в библиотеке, ощущение, что она наконец нашла кого-то, с кем можно поговорить, кого-то, кто слушает ее так, как никто никогда не слушал…
Все это было ложью.
Он не был ее другом, потому что она ему нравилась. Он был ее другом, потому что так велел отец. Потому что это дало ему доступ в семью де Сантис.
Боль скрутила ее грудь, пронзив сердце, но тут же гнев заглушил эту боль. Злость на него за то, как он использовал ее, и злость на себя за то, что поверила ему. Она должна была быть умной. И все же она попалась на его крючок. Одной ленивой улыбки было достаточно, чтобы зажечь ее глаза. Одна улыбка, и она была его.
Что-то прохладное скользнуло по ее щеке и упало на тыльную сторону ладони, лежащей на ее коленях.
Она стиснула зубы. Нет, она не могла этого делать. Она не могла сидеть здесь и предаваться горю, гневу и взаимным обвинениям. У нее не было времени, чтобы разбирать все последствия. Сейчас ее главным приоритетом было выбраться отсюда, вернуться домой, уйти от него.
Оливия смахнула еще одну слезу, с трудом сглотнув ком в горле. Затем она решительно отодвинула всю боль, горе и ярость в сторону. Она разберется с этим позже, когда у нее будет время и место, но сейчас ее миссия номер один – выяснить, как, черт возьми, она собирается выбраться из этого гостиничного номера и предупредить отца. Потому что он должен был знать, что Вульф каким-то образом сошел с ума и представляет для него опасность.
Поднявшись с дивана, она прошла по короткому коридору и снова взялась за ручку двери. Все еще заперто, черт возьми.
Нахмурившись, она уставилась на дверь.
Как ему удалось запереть ее изнутри? Очевидно, у него была возможность открыть ее, так как здесь стояли тележки с едой, указывающие на то, что обслуживающие номера привезли их сюда. Так как же он это сделал?