Текст книги "Ангелы одиночества"
Автор книги: Джек Керуак
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
64
Стою я на жарище и не замечаю футбольную свалку позади, на фоне закатного марева на западе, пока проходящий мимо моряк-автостопщик не бросает мне «Давай, парень, маши!»[28] [28] На самом деле он кричит «Signals,go go!», такой футбольный клич, типа «шайбу, шайбу!», но еще его можно понять и в связи со стопом на трассе
[Закрыть], я оглядываюсь, вижу его и играющих ребятишек одновременно и одновременно же останавливается машина с выглядывающим из нее явно заинтересованным лицом, я бегу к ней кидая последний взгляд на футбольную игру, где именно сейчас парнишка пытается обвести защитника и теряет мяч
Запрыгиваю в машину и вижу что водитель смахивает на скрытого гомика, а значит скорей всего добродушный малый, поэтому я напоминаю о моряке "Тот парень тоже стопит", мы его подбираем, и так вот втроем мы сидим на переднем сиденье, закуриваем по сигарете и едем в Сиэттл, вот такие дела.
Бессвязный разговор о Флоте – ну и занудство "Стояли мы в Бремертоне, нас там по субботам иногда выпускали прогуляться, но куда лучше стало когда нас перевели в – " и я закрываю глаза – Немного расспрашиваю водителя о его колледже, Вашингтонском Университете, и он предлагает подбросить меня до кампуса, в общем-то я сам его к этому подвожу, так что мы оставляем морячка где-то на пути (у него явные нелады с чувством прекрасного, едет по трассе и везет с собой бумажный пакет с бельем своей девушки, я думал у него там персики а он даже показал мне лежащий сверху шелковый лифчик)
Кампус Вашингтонского Университета вполне приятный такой, красивый даже, с большими новыми миллионооконными общагами и длинными недавно проложенными пешеходными дорожками от суматошной автотрассы и О целый город в городе, этот колледж, загадочный как китаец, сейчас мне с моим рюкзаком дойти до него полная безнадега, я сажусь в первый автобус в центр, и вскоре мы уже мчимся мимо славных скользящих морских волн, с древними шаландами, и красное солнце тонет за мачтами и навесами, вот так-то лучше, вот это я понимаю, это старый Сиэттл туманов, старый Сиэттл Город затянутый пеленой, тот самый старый Сиэттл о котором я читал в детстве в призрачных детективных книжках, и в Синих Книгах для мужчин, и все о тех самых старых временах когда сотня человек врывались в подвал бальзамировщика, выпивали жидкость для бальзамирования и умирали все, ушанхаивались в Китай, и глинистые отмели – Маленькие домики с морскими чайками.
Следы девушки
на песке
– Кучка высохших водорослей
Сиэттл кораблей – холмов – доков – тотемных шестов – старых локомотивных стрелок вдоль береговой линии – пара, дыма – Скид Роу[29] [29] Skid Row – район дешевых гостиниц, трущобы
[Закрыть], баров – индейцев – Сиэттл моих детских мечтаний, который я вижу теперь в свалке старого проржавевшего барахла огороженной покосившимся в этой общей неразберихе неокрашенным забором
Деревянный дом
блеклая серость
Розовый свет в окошке
Я прошу водителя высадить меня в центре, выпрыгиваю из автобуса и топаю мимо Муниципальных Дворцов и голубей вниз, куда-то в сторону моря, где можно найти Скид роу и чистую хорошую комнатку с кроватью и горячей ванной на первом этаже
Я прохожу всю дорогу до Первой авеню и сворачиваю налево, оставляя позади носящихся по магазинам приезжих и сиэттльцев, и ух-ты! – тут такой всеобщий улет и безумное мельтешение по вечерним тротуарам что у меня чуть глаза от изумления не вылезают – Девушки-индеанки в слаксах, с парнями-индейцами подстриженными под Тони Кертиса – в обнимку – взявшись за руки – славные оклахомские семьи, только что вылезшие из своих машин и идущие в супермаркет за хлебом и мясом – Пьяницы – Двери баров мимо которых я проношусь полны грустной ожидающей человечьей толпой, взмахом руки заказывающей выпивку и глядящей на телевизионный бой Джонни Секстон – Кармен Базилио – Ба-бах! И я воспоминаю что по всей Америке сейчас Вечер Пятницы, и в Нью-Йорке всего десять часов и бой в Гардене только-только начался, и портовые грузчики сидят по барам на Норт Ривер и все как один смотрят этот бой и выпивают по 20 кружек пива каждый, и ФБР-овские шпики сидят в первых рядах публики и делают ставки, их видно на экране, в раскрашенных вручную галстуках из Майами – И считай по всей Америке идет этот Бой по Пятницам Большой Бой! – Даже в Арканзасе его смотрят по бильярдным и в домиках стоящих среди хлопковых полей-клочков – повсюду – Чикаго – Денвер – везде клубы сигарного дыма – и Ах печальные лица, я совсем позабыл их, а теперь увидел и вспомнил что пока я проводил лето в молитвах и прогулках на горных вершинах, среди снегов и камней, затерянных птиц и консервированных бобов, эти люди посасывали сигареты и выпивку и тоже молились и бродили в своих душах, на свой манер – все это вписано шрамами в их лица – Я должен зайти в этот бар.
И я поворачиваю назад и захожу.
Кидаю рюкзак на пол, беру пиво в забитом людьми баре, сажусь за столик за которым сидит уже один старик, лицом ко второму выходу из бара, сворачиваю самокрутку и смотрю на бой и на лица – Тепло, человечность тепла, и в ней есть потенциальная любовь, я чувствую это – У меня сейчас свежий взгляд новичка, я вижу – И я могу сейчас произнести речь, напомнить им обо всем и пробудить – И все же я вижу в этих лицах и скуку "А, знаем, слышали мы такие дела, а мы вот тут внизу все сидели и ждали и молились, и в пятницу вечером смотрели бокс по телевизору – и пили" – И Боже мой они действительно пили! Каждый из них пьян в доску, я вижу это – Сиэттл!
Я ничего не могу предложить им кроме своей идиотской рожи, да и ту я пытаюсь спрятать – Хлопочущему официанту все время приходится переступать через мой рюкзак, я отодвигаю его, он говорит "Спасибо" – За это время Базилио, ничуть не пострадав от слабых ударов Секстона, атакует и прямо таки отметеливает его – это бой мышц против разума, и мышцы победят – Толпа в баре это мышцы Базилио, а я – всего лишь разум – Надо бы мне поспешить отсюда – В полночь они начнут свой собственный бой, юные громилы из кабинки – Надо быть долбанутым буйным мазохистом Джонни О Нью-Йоркцем чтобы приехать в Сиэттл и ввязываться в кабацкие драки! – Тебе нужны шрамы! Познать боль! Что-то я начинаю писать как Селин
Я выхожу и иду искать себе комнату в Скид Роу на ночь.
Ночь в Сиэтле.
Завтра будет дорога на Фриско.
65
Отель «Стивенс» – старый чистый отель, заглянув в большие окна его видишь чистый кафельный пол, плевательницы, обитые кожей стулья, потикивающие часы и сидящего в своей клетушке клерка в очках с серебряной оправой – $1.75 за ночь, дороговато для Скид Роу, но зато нет клопов, это важно – Я снимаю номер и поднимаюсь на лифте с лифтером, третий этаж, и попадаю в свою комнату – Кидаю рюкзак на кресло-качалку, ложусь на кровать Мягкая кровать, чистые простыни, передышка и пристанище до часу дня, когда я должен буду его освободить
Ах Сиэттл, печальные лица в человеческих барах, ведь вы не подозреваете что висите вниз головой – Ваши печальные головы, люди, болтаются в безграничной пустоте, вы бродите по поверхности улиц, или в комнатах своих, перевернутые, ваша мебель тоже перевернута и удерживается гравитацией, и единственное что мешает всему этому хозяйству улететь – это законы сознания вселенной, Бога – Ожидание Бога? Но он безграничен, поэтому существовать не может. Ожидание Комми? Все то же, милый певец Бронкса. Лишь одна вещь первична – материя сознания, и какие бы странные имена и формы не находились для нее, все они сгодятся – эх, я встаю и выхожу купить себе вино и газету.
В ближайшей забегаловке все еще показывают бой, но что еще мне нравится там (на залитой розово-синим неоном улице) так это человек в жилетке старательно выписывающий мелом на огромной доске результаты сегодняшних бейсбольных игр, прямо как в старые времена – Я стою и смотрю.
В газетном киоске, Бог ты мой, тысяча книжек с девочками, демонстрирующими все пышные груди и ляжки этой вселенной – и я понимаю что "Америка рехнулась на сексе, они ненасытны, что-то и где-то тут не так, и скоро эти книжки заполонят все, они покажут все складки и изгибы кроме дыры и соска, они сумасшедшие" – Конечно же, я тоже глазею на них, томясь вместе с другими сексуальными неврастениками.
В конце концов я покупаю Сент-Луисские Спортивные Новости чтобы узнать бейсбольные новости, и журнал "Тайм" почитать что нового в мире и узнать все о том как Эйзенхауэр машет рукой из отправляющегося поезда, и еще бутылку итало-швейцарского Колониального портвейна, дорогого и наверно хорошего думаю я – Со всем этим я топаю назад по улице и вижу комический театрик, "Сходить что ли вечерком на комик-шоу!" хихикаю я (вспомнив Старину Ховарда из Бостона) (к тому же недавно я прочитал о том как Фил Силверс поставил где-то опять древний комик-шоу и как классно у него получилось) – Да – уж точно
И после полутора часов, проведенных в своей комнате потягивая вино (усевшись скинув башмаки на кровати и подложив подушку под спину) и читая о Микки Мэнтле, Лиге Трех-Ай, Южной ассоциации, Западно-Техасской Лиге, о последних переходах из команды в команду, и звездах, и подающем надежду молодняке, и даже читая новости Малой Лиги чтобы узнать имена 10-летних лучших подающих и бегло просматривая Тайм (оказавшийся не таким уж интересным когда тебя переполняют выпивка и улица за окном), я выхожу наружу, осторожно перелив вино в свою флягу (до того она служила мне на трассе для утоления жажды и смачивания красной банданы на голове), засовываю ее в карман куртки и спускаюсь вниз в темноту
Огни неона, китайские ресторанчики
приближаются
Девушки проходят в полумраке
Глаза – чудной парнишка-негр, заопасавшийся вдруг моего осуждения, взглядом, из-за принятой на Юге сегрегации[30] [30] Сегрегация – разделение, это когда на юге Штатов белые черных обижали.
[Закрыть], и я чуть было его не заосуждал, за зашуганность, но не хочу привлекать его внимания и поэтому отвожу глаза – Проходят загадочные филиппинские никто, размахивая руками, их таинственные бильярдные, бары и плавучие ресторанчики – Сюрреалистическая улица, стоящий у стойки полисмен так напрягается увидев меня входящего, будто я собираюсь спереть у него выпивку – Переулки – Проблески древней воды между древними коньками крыш – Луна, восходящая над центром города, чтобы остаться незамеченной в сиянии огней Аптеки Гранта, белом сиянии неподалеку от магазина Тома Мак-Анса, тоже сияющего, открытого, около киношного навеса где показывают Благородную любовь и стоит очередь ожидающих красивых девушек – Бордюры тротуаров, темные переулки, где парни на мощных переделанных машинах[31] [31] Hotrod – это такая старая машина с усовершенствованным мотором, которому добавили силенок.
[Закрыть] разворачиваются с ревом – проверяя моторы своими шинами, скииик! – слышится повсюду в Америке, это бесколесный Чемпион Джо ждет своего часа Америка так велика – И я так люблю ее – И ее великолепие переплавляется и стекает в трущобы, Скид Роу и все эти Таймс-скверы – лица огни глаза
Я сворачиваю в боковые улочки выходящие к морю, сажусь на бордюр тротуара напротив мусорных контейнеров, пью вино и наблюдаю за стариками в Старом Польском Клубе напротив, играющими в пинокль[32] [32] Пинокль – карточная игра
[Закрыть] под коричневатым светом лампочек, среди великолепных зеленых стен и с таймерами отмеряющими время игры – Зууууу! по бухте плывет в океан грузовой корабль Порт Сиэттла, паром из Бремертона осторожно прокладывает себе путь, группки разодетых пассажиров на борту, на окрашенной белым палубе они оставляют непочатую поллитру водки, завернутую в журнал Лайф чтобы какой-нибудь я мог найти ее (как это случилось два месяца назад) и выпить под дождем, плывя неторопливо – Деревья кругом, узкий залив Пиджет Саунд – Разбойничьи гудки буксиров в бухте – Я пью свое вино, теплая ночь, а потом сваливаю оттуда в комик-шоу
И вхожу внутрь как раз вовремя чтобы поспеть на первый номер.
66
Ого, они смогли заполучить сюда Сис Мерриди, девушку с другого берега бухты, ей бы танцевать не в дурацком комик-шоу где она показывает свои груди (идеальные) и ими особо никто не интересуется потому что она не выделывает этих всяких штучек-дрючек – она слишком чистая – а публика в темном зале, вися вниз головой, хочет грязную девку – И грязная девка за кулисами прихорашивается, вися вниз головой перед своим зеркалом у выхода на сцену
Занавес медленно отъезжает, уходит танцовщица Эсси, в темном зале я делаю глоток вина, и под внезапно яркое освещение сцены выходят два клоуна.
Шоу начинается.
На Эйбе шляпа, длинные подтяжки, он их постоянно подтягивает, чокнутая рожа, видно что большой любитель девочек, к тому же постоянно чмокает губами и вообще старый сиэттльский призрак – Слим, его партнер-простак, смазливый и кучерявый, похож на порногероя с похабных открыток которые показывают девушкам
ЭЙБ Где тебя черти носили? СЛИМ Сидел дома деньги считал. ЭЙБ О чем это ты, че за хрень – деньги
* * * *
СЛИМ А я был на кладбище ЭЙБ А там-то ты че делал? СЛИМ Жмурика закапывал[33] [33] Жмурика закапывал – игра слов, stiff – на слэнге значит бумажные деньги и труп одновременно
[Закрыть]
* * * *
такие вот шуточки – Они продолжают тянуть свою невероятную тягомотину на сцене, занавес тут бесхитростный, и вообще бесхитростный такой театрик Все погрязли в тревогах своих – Появляется девушка и идет через сцену – В это время Эйб немного отпивает из бутылки и пытается хитростью заставить Слима допить ее до конца – Все, актеры и публика, смотрят на девушку которая выходит и прохаживается по сцене – Ее походка это произведение искусства Но вот соображать ей бы стоило пошустрей
Они представляют ее, испанская танцовщица, Лолита из Испании, длинные черные волосы, темные глаза и бешеные кастаньеты, и она начинает раздеваться, отбрасывая одежду с криком "Оле!", вскидывая голову и показывая зубы, публика ест глазами ее кремовые плечи и кремовые ноги, она вертится вокруг кастаньет, потом опускается вниз, подносит пальцы к застежке и скидывает платье целиком, под ним изящный покрытый блестками "пояс верности", потом она обхватывает себя руками, танцует, постукивает каблучками и изгибается так что ее волосы струятся к полу, и аккомпаниатор на гармошке (Слим) (спрыгнувший на танцевальную сцену) выдает потрясающий Уайлд-Билловский Джаз – я стучу ногами и ладонями, это настоящий джаз и превосходный! – Лолита начинает носиться по сцене, оказывается у боковой кулисы где приспускает свой лифчик но не скидывает его совсем, и исчезает со сцены по-испански – Пока что она мне нравится больше всех – и я пью за нее в темноте.
Огни загораются опять и опять выходят Эйб со Слимом.
"Так чем же ты занимался на кладбище?" говорит Судья, Слим, сидя за столом, с молотком, и Эйб подсудимый
"Я хоронил там жмурика"
"Ты же знаешь, что это противозаконно"
"Но не в Сиэттле" говорит Эйб и показывает на Лолиту
И Лолита, с очаровательным испанским акцентом, говорит "Он был жмуриком, а я гробовщиком" и то как она произносит это, слегка качнув задом, заставляет весь зал одуреть и театр погружается во тьму, все хохочут, включая меня и крупного негра позади меня, который орет от восторга и колотит по всему попавшемуся под руку, потрясающе
Выходит негр-танцор средних лет чтобы исполнить нам стремительную чечетку, начинает постукивать, но больно уж он стар и к тому же задыхается, ему не дотянуть до конца и музыка пытается подбодрить его (Слим на Гармошке) но здоровяк-негр позади меня начинает выкрикивать "Э-гей, э-ге-гей" (будто хочет сказать "Хорош, иди домой") – Танцор отчаянно пыхтя пытается сказать что-то своим танцем и я молюсь за него чтобы у него все получилось, я сочувствую ему, он только что из Фриско, получил новую работу и должен как-то справиться, я хлопаю с воодушевлением когда он уходит
Вот великая человеческая драма представшая моим всепознавшим в одиночестве глазам – висит перевернутая вниз головой
Пусть же занавес раскроется шире
"А теперь", объявляет в микрофон Слим, "мы представляем нашу сиэттльскую рыженькую КИТТИ О`ГРЕДИ" и тут входит она, Слим хватается за Гармошку, а она высокая, с зелеными глазами, рыжими волосами, и маленькими шажками семенит по сцене
(О Эвереттские Расстрелы, где же был я?)
67
Миленькая мисс О`Греди, так легко представить себе ее с детской коляской – Знакомый типаж, и в один прекрасный день я увижу ее в Балтиморе высунувшейся из краснокирпичного окна, с цветочным горшком подле, и с волосами подкрашенными перманентом – я увижу ее, я видел ее, родинку на ее щеке, мой отец видел шеренги Зигфильдовских[34] [34] Зигфильд, Флоренц – американский театральный режиссер.
[Закрыть] Красоток "А тебе в молодости не приходилось работать в Фоли[35] [35] Фоли (Follies) – имеется в виду «Фоли Берже», парижское кабаре
[Закрыть]"?, спрашивает У. К. Филдс[36] [36] У.К.Филдс – американский актер
[Закрыть] огромную весящую добрых 300 фунтов официантку в «Ланчионэтт» с Тридцатых улиц – и она говорит глядя на его нос, «Есть у тебя кое-что ужасно большое» и отворачивается прочь, а он оглядывает ее сзади, и говорит «У тебя тоже найдется кое-что ужасно немаленькое» – Я увижу ее, в окне среди роз, родинка и пыль, и старые сценические дипломы, и кулисы, кулисы сцены нашего мира Старые Афиши, переулочки, запыленный Шуберт, и кладбищенские поэмы Корсо и состарившийся я – филиппинцы будут мочиться в этом переулке, и пуэрториканский Нью-Йорк падет, ночью – Иисус придет опять 20 июля 1957 в 14.30 – А я увижу (увидел) миленькую хохотушку мисс О`Греди элегантно семенящую по сцене чтобы развлечь заплативших за это клиентов, послушную как котенок. И думаю «А вот и она, Слимова бабенка – Это его девушка – и он носит ей в костюмерную цветы, он старается ей услужить»
Но нет, она старается изо всех сил выглядеть порочной но у нее ничего не получается, она продолжает показывать свои груди (и получает в ответ свист), и тогда Эйб со Слимом, при ярком свете, разыгрывают с ней маленькую сценку.
Теперь Эйб судья, стол, молоток, стук! Они арестовывают Слима за непристойное поведение. И вместе с мисс о`Греди вводят его.
"Ну, так что он совершил непристойного?"
"Ничего не совершил, просто он сам по себе непристоен"
"Почему?"
"Покажи ему Слим"
Слим, в купальном халате, поворачивается спиной к публике и открывает полы халата
Эйб перегибается через судейскую кафедру чтобы рассмотреть и чуть не переваливается "Боже ты мой всемилостивый, не может этого быть! Нет, ну видали вы что-нибудь подобное? Мистер, а вы уверены что это все ваше? Это не только непристойно, это неправильно!" Ну и так далее, гоготанье, музыка, темнота, лучи прожектора, Слим торжествующе объявляет:
"А теперь – Порочная Девчонка – С А Р И Н А !"
И бросается к своей гармошке, грохочуще-протяжная джазовая рулада, и выходит порочная Сарина – По всему залу ураган воодушевления – У нее бегающие кошачьи глаза и лицо грешницы – изящные кошачьи усики – она как маленькая ведьма – без метлы – выходит крадущейся походкой и подергиваясь под ритм.
Тонковласая Сарина
яркая
Востанцевала
68
Она немедленно садится на пол в позу полового сношения и начинает конвульсивно вращать оттопыренным вверх к небесам задом – Она болезненно извивается, с искаженным лицом, оскаленными зубами, растрепанными волосами, плечи ее выгибаются и трясутся – Она стоит на полу опершись на руки и отрабатывает свое перед публикой состоящей из сидящих в темноте мужчин, некоторые из них студенты из колледжа – Свистки! Гармошка выдает низкопробный давай-ложись-а-ну-пригнись блюз – И впрямь до чего ж она порочна с этими ее глазами, бегающими и пустыми, и тем как она ходит в ложу справа и проделывает там все эти тайные грязные штучки с большими шишками и продюсерами, как показывает кусочки своего тела и спрашивает «Да? Нет?» – и сжимается опять и переворачивается и вот теперь кончики ее пальцев скользят к поясу и она медленно снимает платье многообещающими пальцами, крадущимися и медлящими, вот она демонстрирует бедро, еще выше, кусочек лобка, кусочек живота, она переворачивается и обнажает кусочек ягодицы, она высовывает язык – пот сочится у нее изо всех пор – я не могу удержаться и думаю о том что Слим выделывает с ней в костюмерной
К этому времени я уже пьян, выпил слишком много вина, у меня кружится голова и весь темный театр этого мира вращается вокруг своей оси, это безумие, я туманно вспоминаю познанную в горах перевернутость и ух ты, смех, страсть, смрад, секса сласть, что они делают все эти люди сидящие на своих сиденьях в громыхающей волшебной пустоте, хлопающие ладонями и завывающие в такт музыке на девушку? – К чему все эти занавеси, и кулисы, и маски? и эти световые пятна разной яркости, скачущие повсюду и отовсюду, розовые, красные, сердечно-грустные, мальчишески-синие, девчоночьи-зеленые, черные цвета испанской накидки и иссиня-черные? Ух, ох, я не знаю что мне делать, Порочная Сарина уже лежит на сцене на спине и медленно протягивает свои аппетитные чресла какому-то воображаемому Человеко-Богу на небесах, дарящему ей вечное наслаждение – и вскоре улицы будут завалены беременными воздушными шарами и брошенными презервативами и звезды наполнятся спермой и осколками битых бутылок, и стены будут возведены чтобы оградить ее в некоем замке Испанского Безумного Короля, и в стены эти будут зацементированы битые пивные бутылки для того чтобы никто и никогда не смог попасть в обхват ног ее кроме Султанского члена, он единственный коснется соков которыми истекает она сейчас, а потом отправится в свою могилу в которой не будет никаких соков, и в ее могиле вскоре не останется соков после того как исчезнут те темные соки что так ценятся червями, потом пыль, атомы пыли, и будут ли эти атомы атомами пыли или атомами бедер и вагин и пенисов, какая разница, все это Корабль Небесный – Целый мир ревет здесь, в этом театре, и глядя вдаль я вижу неисчислимое горюющее человечество хныкающее при свете свечей, и Иисуса на Кресте, и Будду сидящего под деревом Бо, и Магомета в пещере, и змею, и взошедшее высоко солнце, и все Аккадийско-Шумерские древности, и античные корабли увозящие куртизанку Елену прочь к схваткам последней войны, и разбитое стекло крошечной бесконечности до того крошечной что не остается ничего кроме белоснежного света проникающего повсюду сквозь тьму и солнце дзинь, и электромагнетический гравитационный экстаз протекает насквозь без слова или знака и даже не протекает насквозь и даже вовсе не существует
Но О Сарина приди в мою постель полную горестей, позволь мне нежно любить тебя ночью, долго, у нас будет целая ночь, до рассвета, пока не взойдет солнце Джульеты и не иссякнет пыл Ромео, пока я не удалю свою жажду Самсары у раскрытых твоих как лепесток розовых губ и не оставлю в розовом саду плоти твоей сок спасителя который высохнет и восхнычет тогда еще одно дитя для этой пустоты, приди сладкая Сарина в мои порочные объятия, будь грязной в моем чистом молоке, и отвратительны будут мне собственные выделения оставляемые в твоей молочно возбужденной цисто-яйцеводной полости, твоей клоачной мчистой стержне-дырки через которую хор-газм сочится прячась в тревожной плоти я прижму твои подрагивающие бедра к сердцу своему и стану целовать тебя я в губы в щеки в Лоно и стану я любить тебя везде и будет так
Дойдя да кулисы она скидывает лиф, показывает свои порочные сиськи, исчезает внутри и шоу на этом заканчивается – включается свет – все выходят – А я сижу, вытряхивая себе в глотку последние остатки, с кружащейся головой и безумный.
Все бессмысленно, мир слишком полон волшебства, а мне лучше отправиться назад к своим скалам.
В туалете я ору повару-филиппинцу "отличные девочки, а? Нет, ну ты мне скажи?" и ему неприятно отвечать мне, отвечать бродяге вопящему зачем-то в писсуарной – я возвращаюсь назад, вверх по лестнице, чтобы пересидев киножурнал посмотреть представление опять, может на этот раз Сарина сбросит с себя вообще все и мы увидим и почувствуем бесконечную любовь – Но Боже мой что за муть они показывают! Лесопилки, пыль, дым, серые кадры плещущихся в воде бревен, люди в оловянных шлемах бродящие в серой дождливой ночи и голос диктора "Славные традиции Северо-Запада -" после чего цветные кадры катающихся на водных лыжах, мне этого не выдержать и я покидаю шоу через левый боковой выход, пьяный
Как только я вдыхаю ночной уличный воздух Сиэттла, на холме, у краснокирпичного залитого неоном выхода для актеров появляются Эйб, Слим и цветной танцор-чечеточник торопящиеся и обливающиеся потом чтобы поспеть на следующее представление, даже в обычном темпе на улице чечеточник ужасно пыхтит – я понимаю что у него астма и какая-то серьезная сердечная немочь, ему нельзя так отплясывать и суетиться – на улице Слим выглядит так странно и неприметно что я понимаю что это не он занимается этим с Сариной, должно быть какой-нибудь продюсер в ложе, какой-нибудь лощеный хлыщ – Бедняга Слим – И Эйб, Клоун Занавеса Вечности, здесь он болтает как обычно и так же хохмит, с его крупным живым лицом среди обычной уличной жизни, и я вижу всех их троих как актеров, водевильных персонажей, печальных, печальных Завернувших за угол перехватить рюмашку или быть может слегка перекусить и торопящихся назад на очередное представление – Зарабатывающих на пропитание – Так же как мой отец, ваш отец, все отцы, работающие и зарабатывающие на пропитание на темной печальной Земле
Я смотрю вверх и вижу звезды, все те же самые, одиночество, и ангелы внизу не знающие что они ангелы
И Сарина умрет
И я умру, и вы умрете, все мы умрем, и даже звезды потускнеют, одна за другой, когда-нибудь .