Текст книги "Убить бессмертного, или Электрическая церковь"

Автор книги: Джефф Сомерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19. ПОЧЕМУ Я ЕЩЕ ЖИВ?

10100

Я вышел на кухню, где Мильтон и Таннер соорудили из нескольких ящиков импровизированный стол и разложили скудные припасы. Нормальную еду в наше время найти трудно; обычно мы пробавляемся питательными таблетками, которые иногда раздают ньюйоркцам – когда какому-нибудь аристократу взбредет в голову, что надо бы подкормить бедноту, пока все не перемерли. Таблетки сохраняют жизнь, однако под ложечкой все равно сосет. Как будто постоянно умираешь от голода.

Мильтон присела на коробки и глотнула из фляжки. Потом посмотрела на меня и усмехнулась.

– Веселый тип, а?

Я жестом указал на флягу.

– Дай глоток. Она протянула мне.

– Готовишься к допросу? Мы так и думали.

Я кивнул, тоже сел на коробку и сделал большой глоток. На вкус пойло напоминало бензин. Я не выплюнул его только большим усилием воли; вскоре жжение сменилось теплом, и я рискнул глотнуть второй раз.

– Кит не гарантирует, что мозг Уэста долго протянет без мод-чипа. Пока Кев его держит, но кто знает, насколько его хватит. Нам нужна информация. – Я кашлянул. – Кому-то надо записывать. Кев, по-моему, не умеет писать, Тай будет занят. Остаешься ты. Или твоя сестра.

Она подмигнула.

– Шеф, я читаю твои мысли! Как думаешь, зачем я здесь сижу и баки заливаю? Готовлюсь к разговору с привидением.

Я не отводил взгляда от неровного дерева.

– Ты веришь в эту хрень?

Она подвинула фляжку ко мне, и я снова глотнул – уже вкуснее.

– В привидения? Или в души? – Голос Мильтон затих – она растянулась за ящиками, на полу. – Конечно, Кейтс! А ты нет? Все пророчества сбываются.

Я поперхнулся.

– Пророчества?!

– Нехристь ты окаянная, – вздохнула она. – Откровение Иоанна Богослова. Католические догматы. Почти во всех религиях есть что-то похожее. Разве не понятно? Настал конец света.

Я посмотрел на фляжку. Мильтон выставила руку над ящиком и поболтала. Я вложил в нее фляжку.

– Сам подумай. Мертвые ходят по земле в искусственных телах монахов. Если в твою черепушку не вживлен чип, тебе недоступны ни медицина, ни высокие технологии. Настоящий конец света.

Я встал.

– Что ж, тогда можно больше не трепыхаться.

– Слушай, Кейтс! – Ну?

– Пообещай мне… Я понимаю, мы не друзья, но пообещай как человек человеку. Что прострелишь мне мозги, если из меня захотят сделать монаха. И моей сестре тоже. Договорились? Я кивнул.

– Радость моя, я и не думал, что у тебя другие пожелания. – Я сглотнул. – Подходи в пять, ладно? Будешь записывать.

– Еще раз назовешь меня «радость моя», – крикнула она вслед, – справимся без монахов!

По дороге назад я заблудился в коридорах, похожих на туннели. Зато нашел еще несколько ловушек, которые моя команда приготовила на случай, если нас завтра осадит армия ССБ, монахов или еще какая-нибудь всемирная организация, которой вздумается меня укокошить. Сработано, надо сказать, на совесть. На основных перекрестках были протянуты провода – такими можно убить сразу человек шесть. В стыках пола прятались крошечные заряды, готовые взорваться и засыпать в воронке еще дюжину. Любой, кто захочет сюда ворваться силой, дорого заплатит.

Наконец меня нашел один из дроидов. Излучая запрограммированную вежливость, он привел меня в зал, где уже собрались все остальные, кроме Мильтон. Они стояли вокруг монаха, который не сдвинулся за все время с места – стоял и смотрел прямо перед собой, а его действиями управляли одновременно мод-чип и пульт Кита.

– Ну-ну, наш юный стрелок, – встретила меня Таннер. – Пока команда всю дорогу через океан задыхается в дыму, он путешествует с комфортом, – кисло добавила она.

– Я добавлю к твоей доле одну йену в качестве моральной компенсации, – заявил я. – А теперь заткнись и начнем. Кит, ты сказал, что у нас мало времени?

Кит кивнул и затанцевал вокруг своих приборов.

– Мозг, похоже, в хорошем состоянии, но в нем что-то разлагается. Личность? Душа? Подсознание? Тай не знает. Быть может, он сходит с ума. Каждый раз, когда Тай отключает мод-чип, брат Уэст сходит с ума еще больше. Мистер Гатц пока в некоей степени им управляет – играет роль модчипа, – но это ненадолго. Тай считает, что у вас есть минут пять, а потом брат Уэст перестанет нормально функционировать.

Я внимательно посмотрел на монаха. Он стоял, высоко задрав подбородок, как осужденный на смертную казнь.

– А тогда мы сможем вставить обратно мод-чип вместе со своим собственным набором инструкций?

– Думаю, да. Узнаем точно, только когда это сделаем. Я оглянулся. Заброшенная фабрика, пустынный район.

До места, которое я считал домом, тысячи миль. До смерти – рукой подать. Я почувствовал странное спокойствие, похожее на фатализм. Если сейчас монах вскочит и нас перебьет, я не удивлюсь. И возражать особо не стану. Пришла Мильтон и отдала мне честь.

– Ну, Кит, поехали! – сказал я.

Кит подскочил, утирая лоб все той же грязной тряпкой.

– Прекрасно! Конечно, Тай запишет весь эпизод. На всякий случай. Я отключу чип модификации поведения, мистер Гатц включит свое… э-э, влияние, и вы сможете его допросить.

Я кивнул и обратился ко всем:

– От брата Уэста нам в первую очередь нужна информация об охранной системе главного управления Церкви. Все остальное – мелочи. Поняли? И не лезьте, пока я не закончу.

– Ага-а, – протянула Таннер. – А то мистер Кейтс нас застрелит.

Близнецы начали мне нравиться. К тому же ее слова напомнили мне, что надо срочно искать оружие. Без него я чувствовал себя беззащитным.

– Кит? Гатц?

Оба кивнули. Кит осторожным жестом включил аппаратуру, Гатц снял очки. Монах снова дернулся, и мы замерли. Через секунду монах повернул голову. Явственно прожужжали крошечные моторчики.

– Почему я еще жив? – спросил он. – Я знаю имя мистера Гатца. Я много знаю о мистере Гатце. Мне знакомы имена Кейтс, Кит, Мильтон и Таннер. Но я о вас ничего не знаю.

Кит заметался среди черных коробок, что-то регулируя взмахами рук и мелкими движениями запястья.

– Поразительно, мистер Кейтс! Великолепно! Они используют низшие функции мозга как есть – это снимает необходимость лишнего программирования. Память мозга служит основным средством хранения информации, хотя, очевидно, все данные регулярно пересылаются в общую базу данных Церкви. Используя человеческий мозг, они экономят массу денег, времени и усилий. Нанотехнологии для электронного аналога еще не разработаны. Высшие функции мозга фильтруются мод-чипом, который играет роль нулевой точки.

– Очень любопытно, мистер Кит, – ответил я. – Можно задавать вопросы?

Монах по-птичьи дернул головой и повернулся к Киту.

– Вопросы?

– Ты будешь отвечать на вопросы? Гатц кивнул.

– Будет.

Я откашлялся и шагнул вперед.

– Я тут кое-что разведал. В главное управление ЭЦ один вход с «беспроводным рукопожатием», так?

– Скорее всего, по протоколу Эмблена, – кивнул Кит. Монах дернулся и задрожал.

– Протокол Эмблена… Модифицированный. Спецзаказ. Доктор Эмблен сам подстраивал алгоритм.

Я пожал плечами.

– Не важно. Главное, там установлен микрочип-передатчик, который посылает проверочный код, когда монах приближается. Он наверняка запрограммирован на стирание, если кто-то попытается в него влезть.

Тай рассердился.

– Кейтс, ты кому говоришь? Да Тай эти системы сам проектировал!

– Еще там… – медленно произнес монах, дважды дернув головой, – случайный частотный сдвиг.

– Вот что, – пробормотал я. – А какая защита стоит на входе?

– Проверочное «рукопожатие» посылается широким полем. Нужно дать правильный ответ независимо от точки входа.

– Что происходит, если ответа нет?

– Если… ответ… не получен… включается поле подавления. Этого достаточно. Разумеется, есть охрана из братьев.

– Вот и все. Спасибо, Уэст. – Я с улыбкой повернулся к Киту: – Мы сможем туда пробраться. Тай, найди чип-передатчик. Он наверняка будет спрятан, замаскирован под другой. Когда разберешься, придумаем план.

Кит шевельнул носом.

– Разберусь. Тай во всем разберется. Я кивнул.

– Да, да, Тай – гений. Но если Тай хоть немного напортачит, чип сгорит и станет угольком, ясно? У нас всего одна попытка. Если ты со своими жадными до технологий пальцами ее провалишь – пристрелю.

– Брат Уэст, – обратился я к монаху, – есть ли другие охранные системы, о которых нам следует знать?

Монах повернулся ко мне.

– Системы питания и сетевые устройства находятся только в здании главного управления. Перекрыть ток или прервать поступление информации невозможно. При неавторизованном приближении включается поле подавления. Поле задержит вас до тех пор, пока не отреагируют братья-охранники. Время реакции составляет в среднем шесть секунд.

– На входе ведется видеонаблюдение?

– Да, программы цифрового анализа исследуют каждый фрейм видеокамер. В поле обзора входит весь периметр.

Я выругался. Несколько секунд я молча смотрел на Кита, а он на меня. Я перевел взгляд на монаха.

– Ты нам поможешь? Он резко дернулся.

– Как?

– Поможешь туда пробраться?

Опять тишина, если не считать гула моторчиков монаха. Его тело слегка вибрировало.

– Вы меня убьете?

Я моргнул и сильно сглотнул.

– Убить тебя?

– Да. – Он неловко шагнул вперед и остановился. – Если я помогу вам попасть в аббатство, вы меня убьете?

Он с усилием развел руки в стороны. Я оглянулся и обнаружил, что никто не хочет смотреть мне в глаза. Я сжал кулаки и посмотрел на монаха.

– Идет.

Монах долго не шевелился. Потом один раз, жужжа моторами, кивнул.

– Договорились.

Глава 20. ДАЖЕ ГЛАЗАМ БЫЛО БОЛЬНО НА НЕЕ СМОТРЕТЬ

00110

– Тоска.

Я никак не ответил. По крайней мере на Гатца я мог рассчитывать: он не перережет мне горло. Кит не желает мне зла, думал я, но если со мной что-то случится, от бессонницы тоже страдать не будет. Я даже не был уверен, воспринимает ли он других людей как людей или как продвинутых дроидов. Мильтон и Таннер в деле ради денег, значит, им нельзя доверять. Остается Кев Гатц.

Мы стояли в очереди за благотворительной помощью – в просто Очереди – на Даунинг-стрит. Очередь была такая длинная, как будто в ней половина всех граждан Системы. В нескольких кварталах виднелись покореженные тяжелые ворота из черного металла: одна створка вырвана из петель, вторая – оплавлена. Я присмотрелся и увидел за ними зубчатую каменную кладку с удивительно чистым, не обугленным, знаком: «Даунинг-стрит, г. Вестминстер». Я хотел было спросить, с каких это пор Лондон превратился в Вестминстер, но передумал. Аббатство называют Вестминстерским, и выглядит оно не просто старым, а древним. Может, город переименовали в его честь еще полвека назад, кто знает.

Наверное, некоторые в Очереди – а она тянется по улице на несколько миль – действительно стоят за купонами на питательные таблетки и одежду от богатых лондонских семей, но для большинства это всего лишь место встречи. Мы заключаем там сделки, обычно нелегальные. При свете дня здесь можно увидеть все сливки лондонского андеграунда.

Я пришел за пистолетами.

Наша цель была всего в миле отсюда, за высокой стеной и охранными системами: Вестминстерское аббатство, всемирное управление Электрической церкви. От самого аббатства мало что осталось. Его почти стерли с лица земли Объединение, бунты и простые люди, которые настолько дошли до ручки, что позарились на старые кирпичи. Божьей или еще чьей-нибудь милостью за угольно-черной оградой сохранились одна стена и кусок башни.

День выдался серый и дождливый. От мороси одежда незаметно промокала. Я не спеша шел за Гатцем, а тот расспрашивал людей в Очереди о продавце оружия, которого порекомендовал Кит. У меня в Лондоне не было связей, так что я принял совет Кита и надеялся на лучшее.

Из головы не шел несчастный брат Уэст. Бывало, люди умоляли меня оставить им жизнь. Однако еще никто и никогда не просил о смерти. Я был не прочь взять деньги у Дика Мейрина за убийство, какая мне разница? Теперь, послушав Уэста, я понял, что Мейрин говорил правду: внутри каждого монаха в немом цифровом крике заходится живой человек.

Я шел, держа руки в карманах и старательно притворяясь крутым. По Очереди бродила целая толпа монахов; улыбались всем подряд, вежливо спрашивали, не хочет ли кто послушать рассказ о том, как они пришли в лоно Церкви. Несколько человек согласились: тощие и бледные мужчины и женщины, с пустыми запавшими глазами. Наверное, решили, что если они вступят в ЭЦ, то им больше не придется целый день стоять в очереди за благотворительной помощью. Благотворительной с точки зрения какого-то зажравшегося богатея.

Монахи всем своим видом внушали доверие: чистые, благовоспитанные, спокойные, вежливые и красноречивые. Но каждый раз, когда я смотрел на кого-нибудь из них, я слышал мысленный крик.

Я сжал в карманах кулаки. Вот бы сорвать с каждого пластмассовую рожу!

– Эйв! – Гатц жестом подозвал меня. – Этот парень знает того, кто нам нужен.

Я подошел. Гатц стоял рядом с невысоким, худым и беззубым типом, у которого из угла рта стекала тонкая струйка слюны. Тип ухмыльнулся, и мне захотелось стереть эту ухмылку ударом в челюсть.

– Знаешь Джерри Метерьела? – спросил я. Слюнявый кивнул.

– Жнаю, чештно, – прошепелявил он. – Шейчаш он штоит не ждешь, он жанят. Могу отвешти к нему, жа… пять йен!

Я смерил его холодным взглядом. Гатц посмотрел на меня сквозь очки.

– Надавить на него?

Я поиграл желваками, но твердо ответил:

– Нет.

Есть какие-то правила. Должны быть по крайней мере. Если трахать всех, кто попадает под руку, то как остановиться? Мне сделали честное деловое предложение. Я выудил из кармана кредитный донгл.

– Пять так пять, друг. По факту.

Слюнявый счастливо закивал, брызгая слюной, и повел нас из Очереди. Мы шли минуты две мимо бесконечной и безликой вереницы отчаявшихся людей. Многие что-то обсуждали; некоторые тайком обменивались вещами. Сам город вокруг казался пустынным, заброшенным и невероятно древним. На горизонте обгорелым клыком торчала высокая башня. Улицы выглядели так, словно уже двадцать лет, с тех пор как закончились Бунты, ничего не менялось – каждый камень мостовой, каждое разрушенное здание собирали пыль. Город-призрак.

Слюнявый остановился перед группой людей, на вид более сытых, чем большинство в Очереди.

– Вон Дшерри! Шо шломанным шнобелем.

Я проигнорировал раскрытую ладонь слюнявого и подошел ближе. У одного нос был действительно сломан в нескольких местах и заметно перекошен.

– Ты Джерри Метерьел?

Он смерил взглядом меня и Гатца.

– Ну, может, и я. А ты кто?

Я сощурился и напустил на себя загадочный и смертельно опасный вид. Обычно срабатывает.

– Эйвери Кейтс, из Нью-Йорка.

Джерри секунду на меня смотрел, потом хмыкнул. Значит, имя ему знакомо.

– Парни, тупой штукатур!

Его приятели отошли от нас на пару футов и закурили. А я даже не сразу понял, о чем он. Черт, достали меня эти кокни со своим дурацким сленгом… Теперь ломай голову. Ага, «тупой штукатур» рифмуется с «перекур»!

Неплохо живут, между прочим. Я уже давно не могу себе позволить сигаретку.

– Кейтс из Нью-Йорка, понятно, – проворчал Джерри Метерьел, снова меряя меня взглядом. – Говорят, ты замочил Кендиша. Верно?

Кендиш… Я на секунду задумался, потом вспомнил. Митчелл Кендиш, секретарь Объединенного совета. Руководил расследованием по одному делу с ховерами. Ребята додумались красть прачечные ховеры ССБ, разбирать на запчасти, а потом эти же запчасти продавать ССБ для починки оставшихся ховеров. Гениально. А Кендиш испортил всю малину. Обычно секретарей – именно они день ото дня управляют государством, а не члены Совета – можно подкупить. Секретари еще хуже системных копов, потому что у них нет отдела служебных расследований и никто их не бьет по рукам. Вся долбаная Система работает на подкупе. Волшебная власть йены – тоже система.

А этот самый Кендиш не хотел и слышать о взятках. Поэтому его мне заказали. Я не имел ничего против: секретари тоже не святые, да и цена была подходящая. Убийство Кендиша – мое самое знаменитое дело. И одно из самых удачных: все прошло профессионально, четко, без проблем. Я с грустью вспомнил о кругленькой сумме, которую мне за это заплатили. Я давно ее спустил у Пика на всякую хрень.

– Да, это я замочил Кендиша. Джерри кивнул.

– Ладно, слыхал. Чем могу помочь мистеру Эйвери Кейтсу из Нью-Йорка?

Он прищурился. Я был все еще в краденой одежде, на вид почти новой. Странно, но целых семьдесят два часа никто не пытался меня пристрелить, догнать или избить.

– Конечно, если у мистера есть гнилое дупло.

Так, «гнилое дупло»… Бабло! Я открыто заплатил пять йен слюнявому. Тот радостно заухмылялся.

– Есть, – сказал я. – Где твоя контора?

Джерри Метерьел развел руки и улыбнулся. Зубы у него были бурые и надтреснутые.

– Вся эта рябая курица – моя контора! Скажи только, что нужно.

«Рябая курица»… А, улица. Понятно. Я достал заранее заготовленный список.

– Любые два или три пункта.

Метерьел пробежал глазами список, приподнял бровь и лизнул большой палец.

– Вот это я понимаю!.. Но мне нужны гарантии. Двадцаточка меня бы здорово успокоила, а?

Он показал мне ручной сканер кредиток. Краем глаза я заметил, что неподалеку мелькнула чья-то рыжая голова и спряталась за домом. Я напрягся, однако провел донглом по сканеру; загорелась зеленая лампочка. Джерри Метерьел ухмыльнулся.

– Да не волнуйся ты, Кейтс! Может, ты и монахов боишься?

Я кивнул.

– Боюсь, еще как. Мне нужны чертежи одного здания. Старые, сделанные до Объединения.

Джерри подмигнул.

– Это моя спе-ци-али-зация, Кейтс! Дай только адское семя. Адресок есть?

«Семя» – ну, это просто. Время. Я сунул ему еще один обрывок бумаги.

– Где и когда, мистер Метерьел?

Он секунду смотрел на второй листок, жуя губу.

– Здесь, мистер Кейтс, через двадцать минут.

– Договорились. – Я подался вперед. – Скажи, в квартале отсюда нет рыжей бабы? Не прячется за стеной?

Джерри Метерьел снова усмехнулся, показав гнилые зубы.

– Ешкин кот! Да она давно на тебя зырит! Не из ССБ, точно, а то мы б уже все смылись.

– Спасибо. Встретимся через двадцать минут. Метерьел небрежно помахал рукой и ушел в глубину

Очереди.

Гатц встал рядом со мной.

– Твоя журналистка с телевида? Я едва заметно кивнул.

– Она. Давай попробуем увести ее отсюда.

Мы плохо знали Лондон. В каком-то смысле все города похожи: полуразрушенные, так и не отстроенные после Бунтов, со следами пожаров. Нью-Йорк, особенно Старый Нью-Йорк, древний город, который был еще до того, как урбанизация поглотила все побережье, бурлил людьми, которые еле помещались в убогом жилье и нелегальных барах. На улицах постоянно колыхалась серая масса народа. Конечно, за Двадцать третьей улицей Манхэттена и людей было поменьше, и район побогаче, и все-таки в Нью-Йорке почти не осталось свободного места.

Лондон выглядел иначе. Нет, такой же полуразрушенный и обугленный, но безлюдный. Улицы пустые и кончаются невероятными тупиками. В Манхэттене тебя несет людской поток, и ты точно знаешь, где окажешься. В Лондоне складывалось такое чувство, словно город состоит из одних только извилистых улиц, и у меня от этого зудела кожа. В Нью-Йорке кое-что уже начали восстанавливать: вычищали мусор, заколачивали досками окна, собирали пригодную мебель. Лондон выглядел так, словно целые районы жителей просто пожали плечами, собрали вещи и уехали.

Мы держались справа от грязной реки, на виду у журналистки, пока не вышли на широкую улицу. Грязная бурая взвесь недавно подмыла набережную и теперь заливала половину тротуара.

Мы спрятались за старой кучей щебня и стали ждать. По ту сторону реки торчал полукруг из ржавого металла, похожий на огромное покореженное колесо со спицами. Колесо наполовину утонуло в речном иле и накренилось набок. Я попытался представить, что оно снова ровное и стоит вертикально. В наше время даже трудно подумать, что хоть что-то целое и работает.

Журналистка явилась пару минут спустя. Чистая, причесанная, разодетая как… как мне, блин, и не снилось. Глазам было больно на нее смотреть. Ест настоящую еду, покупает новые шмотки, когда хочется… Девочка от скуки играет в профессионалку. На легальной работе, если не считать полиции, почти не платят. Об этом знают все, кто живет на улицах, как я. Только богачи могут себе позволить иметь работу.

И вот эта девка прошла мимо нас, наглая как сто индейцев. Думала, что с ней ничего не случится, что вся ССБ бросится в бой, если на нее косо посмотрят.

Я молча пошел за ней, протянул руку и ухватил за шею. Прямо сердце запело! Я зажал ей ладонью рот, чтобы не пищала.

– Если напрягу руку, сдохнешь, – прошептал я ей на ушко. – Ясно?

Она кивнула.

– Хорошо. Вы за мной следили, госпожа Харпер. И очень зря. – Перед нами появился Кев. – Не хочу, чтобы журналисты снимали обо мне репортажи… Позвольте представить вам моего коллегу, Кева Гатца. Он намерен посмотреть на вас повнимательнее.

Она напряглась в моих руках. Наверное, верила во все дерьмо, каким нас поливают из телевидов: мол, у них нет ни совести, ни чести, ни души… У некоторых из нас – действительно нет. Однако я тешил себя мыслью, что во мне еще осталась честь, осталось что-то человеческое. Я вдохнул запах ее волос – чистые, надушенные – и сглотнул, подался назад, чтобы между нами оставалась прослойка воздуха.

Гатц поднял очки; я отвел глаза.

– Мадам Харпер, посмотрите на меня, – выдохнул Гатц. Я нахмурился.

– Кит говорил, что тебе не обязательно смотреть в глаза. Харпер взглянула на меня, потом снова на Кева, пытаясь уследить за нами обоими.

Он пожал плечами.

– Ну, не знаю. У меня не получается, если не смотреть. Как будто что-то мешает.

И вдруг – за долю секунды до того, как моего уха коснулось дуло пистолета – я услышал слабое-слабое шуршание плаща, легчайший намек на то, что сзади кто-то стоит. Я не успел мотнуть головой, как пистолет оказался у меня в ухе. Черт возьми, что за реакция?!

– Мистер Кейтс, очень приятно, – тихо произнес низкий голос с сильным ирландским акцентом. – Пожалуйста, попросите вашего друга надеть очки. Я не хотел бы встретиться с ним глазами.

Я еле заметно кивнул.

– Давай, Кев.

Через секунду пистолет отвели от моего уха.

– Очень хорошо, мистер Кейтс! Если угодно, можете обернуться.

Человек говорил спокойно. Казалось, что для него это все игра, что его не беспокоит, решусь ли я нападать. Я отпустил журналистку – она так и осталась под психодавлением – и медленно обернулся. В нескольких футах от меня стоял старик – лет пятидесяти, не меньше, с белыми волосами и румяным лицом. Он был одет во все черное: качественная одежда, неброская. В тусклом свете фонаря блеснул пистолет, небрежно направленный на нас с Гатцем, – «рун» с серебряными накладками.

На чисто выбритом морщинистом лице появилась тень улыбки.

– Красиво двигаетесь, мистер Кейтс! – весело заявил он. – Но у вас есть дурная привычка. Вы думаете, если вы чего-то не видите – скажем, у себя за спиной, – то это не опасно.

Я всмотрелся в его лицо внимательнее. Меня еще не брал на мушку такой древний старик! Кто бы это мог быть…

– Я вас знаю?

Он улыбнулся чуть шире.

– Конечно, знаете, мистер Кейтс! Я был стрелком еще до вашего рождения. Вы наверняка обо мне слышали. Правда, последние несколько лет я скрываюсь, но мне приятно было бы верить, что о моих подвигах во имя Ирландии еще не забыли.

Я помотал головой.

– Вы хотите сказать, что вы Кении Оурел?

Старик молча приподнял белоснежную бровь. Гатц хмыкнул.

– Чушь! Кении Оурелу сейчас было бы пятьдесят. Он уже умер!

Я заколебался: а ведь логично. Кении Оурел – стрелок, который убил больше трехсот человек и ни разу не попал в лапы системщикам, который основал «Дунвару» и отошел отдел богатым и здоровым. Я знал, что мне до него далеко, но я и сам дожил до старости на улицах Нью-Йорка. Не каждый способен подкрасться ко мне средь бела дня.

И мне… мне хотелось в это верить. Вот человек, который всю жизнь перебегал из огня да в полымя и убивал людей. Совсем как я, только лучше. Кении Оурел убивал людей не просто так, не за деньги, а за правое дело. Он работал на организацию «Сирша», боролся за независимость Ирландии. Когда ССБ их закрыла, Оурел основал «Дунвару», компанию киллеров, которые убивали хоть и за деньги, но лишь чиновников Системы или офицеров ССБ. Насколько мне было известно, один Оурел мог убить офицера ССБ и не последовать за своей жертвой… До меня. Кении Оурел – самый лучший стрелок, не такой, как все. Мне очень хотелось, чтобы это оказался он.

– Джентльмены, зовите меня мистером Оурелом. Только не надо прыгать передо мной на задних лапках. Я здесь по делу.

Меня охватила паника. Нет, мать вашу, это не совпадение! Его наняли! Меня ему заказали! Я закрыл глаза. То ли Моудже, то ли сама Электрическая церковь, то ли кто-то еще выложил кучу денег, чтобы меня убил лучший из лучших. Что ж, когда обо мне вспомнят в баре у Пикеринга, то скажут: его замочил человек-легенда. Хоть это утешает.

Я с тоской вспомнил о монахах с ядерными реакторами. О брате Уэсте, который сошел с ума, но будет жить вечно. Я почему-то решил, что сейчас умру.

Я посмотрел на его пистолет: может, как-то увернуться? Нет, дохлый номер. Сердце заколотилось. Я кивнул.

– Ладно.

Не стану я его умолять. Не стану унижаться. Пусть Кенни Оурел уйдет с мыслью: надо же, какой крутой парень попался.

– Неплохое шоу, мистер Кейтс! – Он дослал патрон в патронник. – А теперь скажите, где этот маленький скользкий ублюдок, Тай Кит?