Текст книги "Год зеро"
Автор книги: Джефф Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
16
КУРЬЕР
Последняя неделя мая
Целую неделю Натан Ли тайком бродил по их владениям, прислушиваясь к доносящимся из коридоров загадочным шорохам, старческому бормотанию. Он шпионил за дряхлыми хранителями, когда те, опустившись на колени при свете ламп, корпели над описями имущества, оценивая его стоимость. Натан Ли легко проникал в любое помещение.
Когда-то штат Смитсоновской империи насчитывал более трех тысяч сотрудников. Нынче осталось всего одиннадцать в законсервированном музее. Стараясь не привлекать к себе внимания и подслушивая во время их собраний и трапез, Натан Ли уяснил, что ученые и хранители живут здесь с Рождества. Они обитали в туннелях, ведущих к четырем соседствующим Смитсоновским галереям. Это было унылое существование. Двое покончили с собой. Он нашел их заиндевевшие тела в морозильной камере таксидермиста.
Натан Ли боялся открыться им, не зная, как с ним обойдутся. Ведь если старого Спенсера Бэйрда забавляла его репутация убийцы и каннибала, это отнюдь не означало, что и другие поведут себя так же. Мудрее пока искать ключ к разгадке тайком.
Постепенно он по кусочкам собрал их историю. В декабре прошлого года, накануне полного закрытия правительственных зданий, солдаты перевезли сюда на хранение произведения искусства, артефакты и документы из отдаленных музеев. Замок и соединенные с ним переходами здания до отказа заполнили коробками для архивного хранения документов, картинами, статуями, черепами, египетскими мумиями, коллекциями бабочек и жуков, изобретениями, редкими монетами… и документами из Национального исторического музея – в них-то Натан Ли и надеялся отыскать какие-нибудь сведения об Оксе.
Старички говорили друг с другом о необходимости бережно все сохранить, что бы ни ждало мир впереди – исцеление или вымирание. Подлинная правда заключалась в том, что они были не в силах оторваться от чудес, горами наваленных вокруг них. Иногда Натан Ли видел, как они везут на тележке или несут в руках в свои апартаменты взятых «напрокат» Рембрандтов и бронзовые сосуды династии Хань, будто части мясных туш. «Помирать, так с музыкой». Как-то вечером коллектив собрался послушать женщину-хранителя, сыгравшую замечательное соло Баха на виолончели Страдивари, изготовленной в 1701 году. Натан Ли стоял в тени и покачивался в такт музыке.
Считалось, что «Смитсониан» пребывает в состоянии нескончаемой инвентаризации. Сейчас это было как никогда верно. Несмотря на продолжающуюся месяцами опись имущества, сами хранители понятия не имели, что где искать. Хаос был всепоглощающий. Натан Ли отчаянно пытался привнести какую-то систему в свое расследование, но с каждым часом убеждался, что лабиринт ширится, становясь сложнее и запутаннее, а количество экспонатов только увеличивается. Боевые шлемы лежали вперемешку с лунными камнями между ящиков с документацией времен войн с индейцами. Он пытался составить схему комнат, чтобы не повторяться, но едва ли не каждая линия поиска неожиданно разветвлялась. Туннели не заканчивались тупиками, а переходили в новые. Он спал в пропахших плесенью бомбоубежищах с наставлениями по гражданской обороне и выцарапанными на стенах именами солдат-северян.
Надежды таяли. Можно десяток лет копаться в архивных коробках и так и не найти служебной записки или корешка чека с именем Окса. Он все больше соскальзывал в этот далекий от реальности мир, где смешались день с ночью.
Будучи коллекционерами, эти люди собирали артефакты эпохи чумы: постеры героев Олимпийских игр и кинозвезд, призывающих жертвовать деньги или поддержать усилия государства; журналы со статьями о Вирусе-Z; фотографии жертв, похожих на манекенов из прозрачного пластика; правительственные публикации о карантине судов на рейде, комендантском часе, передвижениях между штатами, заботе о беженцах; аппаратуру для проведения анализов крови и т. д. и т. п. Будучи архивариусами, они заодно сдавали на хранение собственные фотографии, где были запечатлены в ходе рабочего процесса: при открытии или закрытии коробок и ящиков, запирании дверей, а по большому счету – в ожидании конца.
На пятый день он налетел на женщину достаточно пожилую, чтобы приходиться ему бабушкой. Натан Ли не слышал шагов ее ног в белых теннисных туфлях на резиновой подошве и опрокинул женщину на пол. Он склонился над ней.
– Извините, пожалуйста, – пролепетала она.
Он узнал: виолончелистка.
– Вы не ушиблись?
Женщина подняла голову и улыбнулась.
– А, это вы, – сказала она, коснувшись его лица. – Наконец пробились к нам. Мы вас несколько месяцев ждали.
– Давайте помогу, – сказал Натан Ли и взял ее за руку.
– Это замечательно. Значит, продолжаете поиск. Вы должны поведать нам о своих успехах. Мы уже стали терять надежду.
Ее рука дрожала. Женщина явно понятия не имела, кто он, и была так напугана, что Натан Ли мог запросто раствориться в темноте, – бабушка его потом и не вспомнила бы. Тут же Натан Ли решил: довольно прятаться, иначе кого-нибудь из старичков не ровен час хватит инфаркт. В одиночку он ничего здесь не найдет.
– Вы, похоже, меня с кем-то спутали.
– Вовсе нет, – уверяла она. – Он сказал, вы приедете. Еще в ноябре прошлого года.
Натан Ли решил подыграть женщине в ее заблуждении.
– Быстро не получилось, – сказал он.
– А самолеты снова летают? – спросила она.
– Какие самолеты?
Небеса пустовали. Они принадлежали птицам и детским воздушным змеям.
– Он сказал, что должен поспеть на свой рейс.
– Кто «он»?
– Большой человек. Намекнул, что это вопрос национальной безопасности. Заставлял нас усердно трудиться в течение многих дней. Мы собрали артефакты, сколько смогли за такой короткий срок. Затем он умчался, чтобы успеть на военный самолет, оставив нам список работ. К вашему приезду мы все подготовили.
«Большой человек, ворующий артефакты на пороге катастрофы? Не может быть», – подумал он.
– Вы помните его имя?
– Он был исключительно груб, – сказала женщина. Она взяла его за руку. – Пойдемте. Эллисон точно помнит. К тому же вас надо собрать в дорогу.
И она повела его по коридорам. Из темноты, как видения, возникали другие хранители и присоединялись к процессии. Навстречу выплыл Бэйрд:
– Вот вы где! – И похвалился, повернувшись к коллегам: – Этот парень – Свифт. Что я вам говорил?
Вся процессия дошла до обиталища Эллисона – большого кабинета под Галереей Фрира, и, как выяснилось, здесь на самом деле ждали его или кого-то вроде него.
Эллисон временно исполнял обязанности председателя. Выпрямив спину, он восседал за своим столом, по краям которого вытянулись тощие, длинноногие бронзовые фигуры работы Джакометти, со вкусом подсвеченные фонариками. На одной стене красовался кремневый мушкет «Браун Бесс», на другой – акварель Морриса Риппеля с тополями. Стол председателя был по-спартански гол, за исключением фонаря на нем и маленькой изящной статуэтки: обнаженная женщина лежала, опершись на локоть и приподняв бедро, груди были зрелые, полные и дразнящие.
Хранители, возбужденно лепеча, набились в комнату. Их тени затушевали стены.
Бэйрд держался героем.
– Подобрали его: дождь, сам мокрый насквозь, дрожит, словно котенок. Вы себе не представляете, какая там буря.
Натан Ли не стал уточнять, что дождь льет уже неделю.
Эллисон хранил суровый вид, в котором читалось желание призвать собравшихся к порядку.
– Я бы попросил… – прогудел он. Увидев, что Натан Ли смотрит на статуэтку, он придвинул ее чуть ближе к себе и чопорно обронил: – Матисс.
– Как дороги, сынок? – долетел из-за спин мужской голос. – Это правда, что федеральные трассы заминированы?
– Насколько плохо военное положение? – спросил другой.
– В смысле, насколько хорошо? – подхватил кто-то.
– Предали сами себя, вот тебе и военное положение, – сварливо возразил первый голос. Как видно, это был их нескончаемый спор. – Попомните мои слова. Знай я, что нам суждено превратиться в чертов Третий рейх…
– Прошу вас, – сказал Эллисон. – Пожалуйста.
Мало-помалу собравшиеся угомонились.
Эллисон пристально взглянул на Натана Ли.
– Мы знали, что вы тут, – заявил он. – Кое-кто из хранителей решил, что вы обитающий здесь призрак. Я уже было собрался вызвать морских пехотинцев, чтобы отловить вас.
– Это же Свифт, дурень, – хмыкнул Бэйрд. – Я же тебе говорил. Очень нам нужны здесь вонючие копы.
– Я так понимаю, вы закончили приворовывать? – спросил Эллисон.
– Я ищу информацию, – сказал Натан Ли, – о человеке по имени Дэвид Окс.
– Окс, – повторил Эллисон. – Да, профессор был здесь. Он рассказал нам о горе, которое вы принесли ему. Оно несравнимо с теми неприятностями, что вы доставили нам. Сознаете масштаб скандала, разразившегося из-за тела? В Смитсоновском музее! Хищение тела! ФБР. Ревизия из музея «Метрополитен». Бог ты мой! Квитанции, деньги, выплаченные осужденному за убийство! Сколько голов полетело из-за вас, мистер Свифт!
– Хватить разглагольствовать, Эллисон, – оборвал его Бэйрд. – Парень проделал такой путь. А этот Окс – подхалим, каких поискать. Я не верил ни единому его слову…
– Окс был здесь? – спросил Натан Ли.
Эллисон выдвинул ящик стола и нашел папку. В ней был единственный лист с отпечатанным списком. Идя по строчкам кончиком карандаша, он то и дело цыкал, очищая зубы.
– Здесь перечислены сто десять артефактов. Из них профессор забрал двадцать три. Очень торопился. Едва не опоздал на самолет. Страшно переживал. Представляю, каково ему было. Путешествия по суше становились слишком рискованными. Уже тогда. А сейчас? Как вы добрались сюда?
– Кто ищет, тот всегда найдет, – гордо ответил Бэйрд за Натана Ли. – Может, на этот раз ты все-таки выслушаешь меня? Он парень изобретательный.
Сказанное вновь растревожило толпу старцев. Посыпались вопросы.
– Есть свежие новости? Как там, на воле?
– Завершается ли работа над новой вакциной, сэр? – спросила миниатюрная виолончелистка.
Она по-прежнему держала Натана Ли за руку, словно он был бандитом, а она – красавицей.
Эллисон так усердно прочищал горло, что чуть не надсадил его.
– Профессор Окс твердо обещал направить к нам курьера за оставшимися восьмьюдесятью семью артефактами из списка. Однако это должно было произойти шесть месяцев назад.
Они упорно подсовывали ему сценарий Окса. Натану Ли ничего не оставалось, как играть свою роль.
– Вышло дольше, чем я рассчитывал, – виновато сказал он. – «Дороги», как вы выразились.
Это слово у него прозвучало зловеще.
– Молодец, парень, – сказал Бэйрд. – В необжитых землях настоящий ад, ясно вам? – обратился он к остальным.
Те загудели. Им было понятно.
– Я обеспокоен, – продолжал Эллисон.
– Видит бог, – согласился Бэйрд.
Эллисон уронил на стол костяшки пальцев:
– Но ради всего святого, почему они прислали вора?
Кто были эти «они»? Откуда явился сам Окс? И куда уехал?
– Вы хотите, чтобы работа была завершена, Эллисон? – рявкнул Бэйрд. – Времена-то нынче какие варварские! И человек здесь требуется соответствующий. Это не прогулка для слабаков.
Эллисон был явно раздражен.
– Хочу сказать: я знаю, кто вы, мистер Свифт. Все украденное за ту неделю, что вы живете с нами, останется здесь. Вас прислали сюда не просто так. От вас ожидают очень многого.
По правде говоря, Натан Ли и в самом деле приворовывал. Ценные мелочи. Его золотой запас истощился, а ему еще предстояло исследовать страну. Но он не собирался признаваться в своих грехах бюрократу, у которого к тому же не было никаких доказательств.
– У вас все готово к отправке? – спросил Натан Ли.
– Мы сделали то, что было в наших силах, – втянул носом воздух Эллисон. – Все, что нам удалось обнаружить, – это еще тринадцать наименований.
– Тринадцать, – нахмурился Натан Ли. – А мне говорили, восемьдесят семь. – Он протянул руку и выдернул список из рук Эллисона.
Это была опись, напечатанная на фирменном бланке Национальной лаборатории Лос-Аламоса. Натан Ли узнал некоторые артефакты тех времен, когда он занимался раскопками по проекту «Год зеро». Остальные – религиозные безделушки с Ближнего Востока и из Европы, талисманы и святые мощи. Они ни о чем ему не говорили. Но в самом низу перечня торопливой рукой была набросана расписка о принятии двадцати трех предметов. А еще ниже, крупнее, чем это требовалось, – подпись Окса.
«Лос-Аламос?» – удивился про себя Натан Ли.
– Тринадцать – это совсем не мало, – запротестовал Эллисон.
– Но и далеко не восемьдесят семь, – упирался Натан Ли. Он лихорадочно соображал. – Мне нужен транспорт, – заявил он. – Еда в дорогу. Сопроводительные документы и пропуска.
Глаза Эллисона сузились.
– Солидные запросы, – сказал он. – Вы мне напоминаете человека, пытающегося создать проблему из ничего.
– Он всего лишь курьер, – повторил Бэйрд. – И делает, что ему велели.
– Сомневаюсь, – сказал Эллисон.
– Это дело государственной важности, – вступилась виолончелистка. – Мистер Свифт – патриот. Он пришел спасти нас.
– Вы ставите под угрозу дело исцеления, – возразил Эллисон. – У меня там остались дети.
– А у меня – внуки, – подхватил другой.
– Да что вы о себе возомнили, Эллисон? Какое право…
Эллисон пытался стоять на своем. Но их было слишком много.
– Ну так собирайте его в путь! – рявкнул он. – Дайте, что просит, и пусть убирается поскорее.
Собравшиеся стали расходиться. Натан Ли задержался, обернулся. Эллисон нервно заерзал:
– Ну что еще?
Натан Ли поднял статуэтку Матисса и взвесил на ладони. Затем на глазах у всех сунул в карман куртки.
– На удачу, – объявил он.
Дерзость Натана Ли ободрила старичков. Они приветствовали его как героя.
Следующим утром на лужайке перед музеем Натан Ли, налегая на ножной стартер, пытался пробудить к жизни древний мотоцикл «Индиан 101 скаут». Согласно информации на музейной бирке, он был изготовлен в 1928 году. Приземистый крепыш с подпружиненным, как у сельского трактора, сиденьем был мало похож на «харлей» беспечного ездока [47]47
«Беспечный ездок» – фильм Дэнниса Хоппера (1969). (Прим. перев.)
[Закрыть]. «Скаут» – идея Бэйрда, частичка его бесшабашной юности, предназначенная теперь ускорить путешествие курьера. Вряд ли Натан Ли выбрал бы именно его из всей музейной коллекции мотоциклов, но он задолжал старику мечту. По счастью, машина была как новая. Даритель заботливо поменял масло и клапана всего два года назад.
Сначала из выпускной трубы пыхнул белый дым, затем выхлоп очистился. Позаимствованный из Национального музея естественной истории спальный мешок – экспонат покорения горы Эверест – был примотан к рулю, как и мачете с деревянной рукоятью, предположительно то самое, которым пользовался Стэнли во время поисков Ливингстона. Седельные вьюки, подходящие по размеру для его «Скаута», – экспонаты из другого музея – вместили две упаковки артефактов, доверенности с реквизитами Смитсоновского музея, карты, продукты из кухни замка, четыре винные бутылки, заполненные топливом, и книжку сказок для Грейс. Редкие монеты, бриллианты, золото спрятаны в карманах или примотаны скотчем к голеням.
Угрюмые солдаты инженерных войск в поясах для инструментов и касках дожидались команды снова забаррикадировать дверь. Бэйрд и несколько хранителей стояли на зеленой траве, моргая и щурясь на утреннее солнышко.
– Вот уж и июнь на пороге, – сказал ему Бэйрд. – В нашу славную Америку пришло лето. Дожили.
Он заплакал.
– Я вам обязательно расскажу, как управлюсь, – сказал Натан Ли.
Оба знали, что это ложь. Хранители были обречены погибнуть здесь. Бэйрд хлопнул его по спине.
Натан Ли отпустил сцепление и медленно покатил через лужайку с переросшей травой.
– Бог в помощь, – напутствовали его старички.
Все еще пребывая в плену их фантазий, он дал полный газ и с ревом умчался прочь.
17
ЗА ЗАБОРОМ
Июль, два месяца спустя
С рассветом Натан Ли въехал на лошади в индейский поселок Сан-Ильдефонсо. На верху глинобитной арки красовался затейливый деревянный крест. Здесь дислоцировался Третий разведывательный батальон. С заботливостью музейных смотрителей солдаты из кожи вон лезли, чтобы ничего не повредить: им стоило больших трудов сдать танк задним ходом, не обрушив арку и крест.
На башне часовой с биноклем напряженно всматривался в даль. Последние сто ярдов Натану Ли казалось, что тот глядит ему прямо в глаза. Но когда он подъехал и часовой ничего не сказал, Натан Ли оглянулся и увидел ястреба, парящего в утреннем небе. Солдат неотрывно следил за птицей.
Натан Ли спешился и привязал лошадь, кобылу аппалусской породы, чтобы та пощипала травки. Он мало смыслил в лошадях, но они понемногу привыкали друг к другу. Аппалуса любила овес – это он знал точно, но мешок был почти пуст. К его облегчению, травке она, похоже, обрадовалась.
Один из часовых, тощий паренек с мышиного цвета усами, провел его мимо танка. Через площадь они подошли к одноэтажному дому, где квартировали офицеры, и Натан Ли отдал свою медицинскую книжку с данными анализов крови и документы. Часовой велел ему оставаться снаружи, дожидаясь, пока врача поднимут с постели.
Натан Ли закатал рукав, чтобы сделали инъекцию. Его предплечье было уже настолько исколото, будто он выбрался из героинового притона.
– Хочешь сесть? – спросил солдат, кивнув на шезлонг.
Натан Ли отказался, но поблагодарил его.
– Это седло меня доконает.
– Классная лошадка, – похвалил парень.
Перед старой церковью раскинулось маленькое кладбище. На церемониальной киве [48]48
Кива – обрядовое полуподземное помещение у индейцев пуэбло. (Прим. перев.)
[Закрыть]висела табличка «Вход запрещен». Вдоль косяков дверей краснели нити перцев последнего урожая. Пуэбло ушли, забрав даже собак.
– А куда все исчезли? – спросил Натан Ли.
– Словно испарились, как нас увидели. – Паренек показал на запад. – Каньон Чако. Это у них что-то вроде священного места. Большинство индейцев решили там переждать, пока все уляжется. Кое-кто из них вроде нашел работу в лабораториях.
Сделав привал ночью, Натан Ли видел город. Далеко-далеко над долиной сверкали его огни. Во всей Америке лишь в Лос-Аламос стабильно подавалось электричество. Правда, у солдат его не было. На других КПП он узнал, что к солдатским пайкам полагался химпакет для приготовления горячей пищи. А грелись солдаты Третьего разведывательного батальона сосновыми дровами. Тянуло ароматным дымком.
Было начало июля. Пушка огромного танка целила в безлюдную пустыню. Единственным их врагом было время. Кто-то поставил маленькие черные горшочки с пустынными многолетниками на броню танка. Цветы кактуса были желтыми. В тиши заливались луговые жаворонки.
Обстановка расслабленности и покоя сбивала с толку Натана Ли. Последние несколько дней с каждой преодоленной милей он чувствовал себя легче, шел быстрее, без особой опаски. Ощущение это постепенно нарастало, и только нынешним утром он впервые забеспокоился, что его чувство самосохранения уснуло. Слишком много пространства и бед осталось за спиной, чтобы поверить в счастливый конец. Очень важно, говорил он себе, быть в постоянной готовности к худшему. А если Окс переехал? Что, если он здесь вообще не появлялся? Как тогда искать Грейс?
Пока он ждал, с вершины холма внезапно сорвалась птичья стайка – черные точки в огромном небе. Натану Ли не приходилось бывать в Лос-Аламосе, и сейчас он видел, как сама география поспособствовала здесь режиму строгой секретности. Из долины к вершине плато вела единственная дорога: четырехполосная лента вплеталась в крутые склоны пестрых утесов. Меж тонких «пальцев» столовой горы забраться наверх можно – вот только вряд ли удастся сделать это незаметно. На языке военных – господствующая высота.
Через минуту его слуха достигли мощные пульсации вертолетных лопастей. Черные точки оказались не стаей птиц. Шесть вертолетов в рассыпном строю проследовали к северу.
– Охраняем мир и порядок? – спросил он солдата.
– Чистильщики, – ответил тот. – Пошли в города. Охотятся на яйцеголовых.
– Кто это?
Солдат покрутил рукой над головой.
– Ну, эти, безбашенные. Ученые.
Натан Ли не понял: то ли вертолеты разыскивали ученых в отдаленных городах, то ли собирали для них материал. Подошел врач с набором своих инструментов и сделал укол. Вскоре Натану Ли вернули подписанные и проштампованные документы, включая медицинскую книжку. Он прошел мимо танка с его маленьким садом, сел на лошадь и продолжил путь по шоссе 502.
Совсем скоро показался мост через Рио-Гранде. Стремительный поток приобрел шоколадный цвет из-за талых вод поздней весны. Отсюда он напоминал ползущую внизу огромную грязную змею. И Натану Ли вдруг почудилось, будто река уносит все его тревоги и страхи. Он ощутил прилив сил.
– Да не занимаюсь я вновь прибывшими, – сказала Миранда капитану.
– Это вам, – настаивал капитан.
В руках он держал картонную коробку. Капитан был зуни [49]49
Зуни – индейский народ группы пуэбло на юго-западе США. Живут в основном в резервации зуни на западе штата Нью-Мексико, на границе со штатом Аризона. (Прим. перев.)
[Закрыть]лет шестидесяти. Военно-морской отставник с длинными волосами – густыми и седыми. Он отвечал за безопасность всей технической зоны номер три, но после возвращения клонов под опеку Миранды перенес свой кабинет в полуподвал «Альфы». Теперь им приходилось частенько видеться. От этих встреч становилось спокойно на душе: Миранда не предполагала, что найдет в капитане доброго друга.
– Мне некогда, – сказала она.
– Это передали вам.
– Ну, давайте, – вздохнула она.
Миранда запустила руку в коробку, и пальцы сомкнулись на лежавшем сверху письме, пахнувшем дымком сосновых поленьев, когда она развернула его.
– Остатки вашей смитсоновской партии. Довезли прошлой ночью. Как будто. – Последние слова он произнес нараспев.
Миранда взглянула на текст. Бланк Смитсоновского института. Письмо датировано двумя месяцами ранее. «Согласно Вашему запросу… нижеперечисленные тринадцать (13) позиций из смитсоновских коллекций». Миранда пробежалась пальцем вниз по списку: девять реликвий, три фрагмента костей и пузырек для сбора слез.
– А почему «как будто»? – спросила она.
– Человек сказал, что по дороге сюда одну коробку закопал.
– Какой человек?
– Курьер. Вроде бы врач.
Миранда вздохнула. Капитан этим утром был в образе Энди из Мэйберри [50]50
Персонаж сериала «Энди Гриффит шоу». (Прим. перев.)
[Закрыть]. Так он не вел себя ни с кем другим, подметила она. Он, наверное, полагал, что в его обязанности входит иногда вытягивать ее из омута собственных мыслей. Ей даже не нужно было мириться с этим – Миранда просто обитала в ином измерении, позарез занятая не только делами лаборатории, но и всего комплекса. Она остро ощущала, что все науки переплетены, как нити паутины, и была готова ухватиться за малейший шанс на исцеление. Это означало постоянную бдительность. Вот капитан и решил, что ее надо чуток остудить.
– Ну так, – выдохнула она. – Что значит «вроде бы»?
– Начнем с того, что результаты его анализов крови – подделка. Охрана при проверке медицинской книжки в инфракрасном свете обнаружила следы клея. Мы не знаем, кто этот человек. А он не говорит. Заявился сюда верхом на аппалусе.
– Аппалусе?
– Порода лошади.
Миранда постучала пальцем по крышке стола.
– А зачем закопал посылку?
– Хочет поторговаться. Короче, охрана отфутболила его к вам.
– Желает устроиться сюда, – подытожила Миранда.
Каждый день кто-нибудь настойчиво просился «за забор». Здесь был клочок той, прежней Америки, теплое и хорошо освещенное местечко. И полки с продуктами.
– Скажите ему: мест нет.
Так оно и было. Никто не предполагал, что Лос-Аламос так быстро наполнится до краев. Не успели оглянуться, как миссия национальной лаборатории сделалась сентиментальной, говорили специалисты по вооружению. Как только чума вышла из-под контроля, наука в Лос-Аламосе перепрофилировалась: с плутония – на геном человека. На этом холмистом плато с пальцевидными полуостровками, торчащими над долиной Рио-Гранде, где вчерашние творцы бомб основали свой городок, охотники за чумой построили целый город.
Миранда еще помнила привлекательное местечко Норман Рокуэлл – лавку с газировкой, кинотеатр и магазинчик ремесленных товаров. Почти ничего этого не осталось, даже площадки для гольфа, – все снесли, чтобы обеспечить рабочие места и проживание двадцати семи тысячам ученых, персоналу обеспечения и их семьям общим числом около девяноста тысяч. Не считая солдат, расквартированных отдельно в лагерях.
– Здесь особый случай, – сказал капитан. – Прежде чем войти, он удостоверился, что сможет выйти. Он не намерен оставаться – хочет топать дальше.
– Вот как.
– Он договорился, чтобы охранники покормили его лошадь, пока будет улаживать свое дело. Это по вашей части.
– А мы, оказывается, еще и конюшнями занимаемся? Что ему надо?
– Полагаю, ему нужны вы. То есть главный здесь.
– Тогда ему к Кавендишу.
– Да Кавендиш пристрелит его, и делу конец.
– А мне как поступить? Я не господин директор.
– Ни в коем разе. Вы просто Миранда. Эббот, – добавил капитан.
Капитан так и стоял с коробкой в руках. Как и все здесь, он знал: Миранда обладает властью, которой никогда не будет у Кавендиша. Она – дочь Эббота. А с начала эпидемии даже генералы повиновались ему, соглашаясь с мнением Царя науки. Кавендиш мог быть рулевым ЛАНЛ [51]51
Лос-Аламосская национальная лаборатория. (Прим. перев.)
[Закрыть], но им самим руководил Пол Эббот. Кавендиш соблюдал это правило, но явно через силу.
У Миранды с Кавендишем прежде нередко бывали стычки. Их философии разнились как ночь и день. В ее понимании ученые должны иметь прикрепленные к ногам амортизирующие тросы, позволяющие делать гигантские, отчаянные прыжки в неизвестное и благополучно возвращаться, чтобы готовиться к новому прыжку. Они не должны прекращать попыток. Но в понимании Кавендиша, всякий эксперимент для каждого ученого – путешествие в его собственные темные джунгли. Исследователям нельзя выходить на поверхность до того момента, пока желанная добыча не окажется в руках. «Конечная остановка – смерть, – любил он напоминать им. – Провал недопустим».
Эта система была порочной уже оттого, что ошибку в нее ввел сам Кавендиш. Получив после смерти Элис полную власть, он заново создал систему такой, какой хотел видеть ее. Дело в том, что он питал симпатии к неудачникам, по крайней мере определенного типа. Большинство его рекрутов были учеными, испытавшими крупные провалы. Люди, пошедшие на безумный, неоправданный риск и добившиеся результатов по необъяснимым либо случайным причинам. К великой досаде Миранды, Кавендиш воспринимал ее саму как превосходный образец энергичного ученого, способного в конце концов вывернуть микроб наизнанку.
По этой причине в ЛАНЛ молодых исследователей было намного больше, чем пожилых. Все понимали: молодые лучше переносят восемнадцатичасовой рабочий день. К тому же, по убеждению Кавендиша, юные таланты менее привязаны к непреложным парадигмам. Все традиционные иммунологические методы борьбы с вирусом были многократно испробованы бесчисленными учеными еще в самом начале эпидемии: ее не удалось даже ослабить. Требовался прорыв в традиционном мышлении. Кавендишу была нужна безумно смелая, неожиданная, противоречащая здравому смыслу агрессия. Он жаждал еретиков и получил их. Но и они терпели неудачи.
– Мне надо кое-что закончить, – сказала Миранда.
Капитан воспринял это как приглашение: поставил коробку на стул и принялся выкладывать все из нее на стол Миранды.
– Конфисковал у него, – пояснил он.
Прямо на документы он водрузил статуэтку лежащей на боку обнаженной женщины. Она была не крупнее пресс-папье. Далее последовала «Флора Гималаев», самая странная книга, какую когда-нибудь видела Миранда. Обложка покоробилась, книга была сброшюрована вручную из экзотической мешанины листов всех мыслимых типов бумаги. Рядом легла медицинская книжка с результатами анализов крови, заполненная столбиком штампов станций, начиная с аляскинской. «Чарльз Эндрю Боуэн» – имя владельца. Шесть футов два дюйма, сто пятьдесят фунтов, глаза серые. Лицо изможденное, взгляд решительный, блестящая тонкая оправа очков замотана скотчем.
Книга будто сама просилась в руки, и Миранда раскрыла ее. Страницы были заполнены рисунками, пометками и сказками. От одной части к другой менялись запахи: ладан, порох, море. Она листала страницы, задержалась на штампе монгольской визы, потом остановилась на вложенном высохшем растении с крохотными голубыми цветами и корнями настолько длинными, что пришлось уложить их в спираль. Вероятно, какой-то цветок из тундры, приспособившийся к жизни под землей большую часть года.
Книга эта – для ребенка, девочки по имени Грейс, догадалась она.
Миранда взяла со стола свернутую пачку документов. Написанный от руки акт смены собственника подробно излагал покупку лошади: две недели назад, на ранчо близ границы штата Нью-Мехико, за несколько кусочков переплавленного золота. Письмо, из которого следовало, что доктор Боуэн принял роды в Канзасе у женщины, благополучно разрешившейся близнецами. Еще один документ, выданный командиром незаконного вооруженного формирования и разрешающий свободное передвижение его предъявителю: «Боуэн, доктор медицины, спас жизнь одному из моих людей. Прошу оказывать ему всяческое содействие».
Среди бумаг были талоны на армейское питание, розовые купоны на бензин, несколько сотен долларов в бесполезной ныне американской валюте плюс один лотерейный билет конкурса поедателей пирогов, состоявшегося четвертого июля в Ганнибале, штат Миссури.
Наконец она добралась до своего собственного письма на бланке ЛАНЛ почти десятимесячной давности. В нем перечислялись все интересующие ее артефакты, которые помощники смогли отыскать по Интернету в архивах Смитсоновских музеев. Кое-что из перечисленного было ей знакомо как давно обработанные и клонированные материалы.
В самом низу листа была приписка и подпись Окса для ноябрьской отправки.
– Окс, – зло выдохнула она.
Всего неделю назад он ворвался в «Альфу» и оставил свою метку «маленькой смерти» одному из ее исследователей. Проводимая Кавендишем политика депортации «второстепенного» персонала была не чем иным, как бескровной казнью. Он и его клика применяли ее в отношении смутьянов, критиков его режима, даже карикатуристов-любителей. Сотрудница Миранды не сделала ничего плохого – бедная женщина лишь работала под одной с ней крышей. Приказ о депортации был для Миранды еще одним предупредительным выстрелом; капитану еле-еле удалось предотвратить изгнание женщины-исследователя.
– Но Окс сказал нам, что мощей больше не осталось, – проговорила она.
– Может, просто схватил, что успел, и рванул обратно сюда.
– Столько времени прошло, – сказала она. – Месяцы! А ведь нам так нужны эти мощи.
– Насколько я помню, ехать он очень не хотел.
И действительно, Миранда со скандалом отправляла профессора в Вашингтон. Она фактически депортировала Окса, правда на короткий срок, чтобы тот на своей шкуре узнал, каково это – быть изгоем. Помимо всего прочего, то была пустяшная, безрассудная пощечина Кавендишу и его терроризму. Не следовало ей этого делать. Она чувствовала, что только замарала руки. А Окс вернулся буквально через три дня, еще пуще пропитанный ненавистью.
