Текст книги "Женщина без мужчины"
Автор книги: Джастин Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
7
«Вся моя жизнь, от зачатия вплоть до сегодняшнего дня, до этого пасмурного октябрьского утра, связана с Россией, и узы эти крепче цепей каторжника. Я подобно рабу тащусь на привязи за повозкой хозяина. Судьба моего владельца – это и моя судьба. И я не хочу жаловаться на крепостное ярмо, надетое мне на шею. Пятьдесят миллионов русских умерли насильственной смертью за годы, прожитые мною на этом свете, и сейчас вновь эта страна стоит на пороге грозных перемен, сулящих новое кровопролитие.
Тем не менее я выжил, наслаждаюсь покоем и диктую эту запись на ферме, в краях, где уже двести лет не было войн.
За окном моя молодая красивая жена подготавливает цветочные клумбы к зиме. Вечером мы поедем в Нью-Йорк и поужинаем с друзьями. Завтра меня ждет любимая работа. Как чудесно быть американцем! Но я дитя Революции, и это налагает на меня определенные обязательства.
Эта исповедь предназначена для моих детей. Они еще не родились, но я не рискую больше ждать. Люди моего возраста часто умирают неожиданно. Я живу настоящим, но прошлое не дает мне покоя. Россия проснулась и жаждет перемен, но после семидесяти лет преступного правления любые перемены в обществе не обещают ничего хорошего. На любого Горбачева находится свой анти-Горбачев. Под любого реформатора тут же делается подкоп. Чиновник с упорством защищает выбранную им заранее для себя удобную нору. Добрые друзья легко становятся злейшими врагами. Россия велика. В ней всегда найдется достаточное количество молодых людей, способных держать в руках оружие и убивать врагов, чаще всего воображаемых. Стрельбу легче начать, чем прекратить. Пуля не разбирает, кто прав, а кто виноват. Я устал жить, все время с опаской оглядываясь через плечо и ожидая выстрела в спину».
Натали в изумлении смотрела на аппарат, из которого доносился голос Уоллеса. Он предвидел свою смерть! Он знал, что ему грозит опасность! И убийца все-таки смог до него добраться!
«Ребята, я предпочел магнитофон видеозаписи. Незачем вам несколько часов подряд любоваться физиономией глубокого старца. Ваш отец много лгал в своей жизни. Таковы были правила игры, в которой он участвовал, но сейчас он расскажет вам истинную правду. Эта история о далеких днях, но знать ее полезно. Пусть это будет предупреждением об опасности, напоминанием о том, что чудовище живо, точит когти и жаждет свежей крови. Итак, к делу!
Начнем с года 1905-го, за семнадцать лет до моего рождения. Тогда произошла первая русская революция, которая провалилась, но без жертв, конечно, не обошлось. Царь разослал по всей стране карательные отряды. Террору подверглись виновные и невиновные, революционеры и простые обыватели.
Маленькая девочка Рашель Климовицкая, ваша бабушка, испытала его, как говорят в России, «на своей шкуре». Ее отец скрылся от казацких нагаек и от виселицы. Его якобы собирались судить за «политику», на самом же деле его вина была в том, что он подрывал царскую пушную монополию. Он был меховщик и нелегально скупал шкурки у охотников. Политика в моей истории появится потом. Ей предшествовала, как учил Маркс, экономика.
Отец Рашели бежал, но казаки сожгли их жилище, изнасиловали и убили ее мать. Дело происходило на юге Урала, где земли много и тайга недалеко. Рашель и ее брата приютил в своем доме богатый местный землевладелец, человек неплохой, хоть и горький пьяница. Отец их не давал о себе знать, и дети считались сиротами. Очень скоро Рашель повзрослела и превратилась в настоящую красавицу. Дальше события развивались в предсказуемом направлении. Как в банальной мелодраме эпохи немого кино. Но жизнь порой действительно преподносит нам банальнейшие сюжеты… Воспитатель, естественно, влюбился в воспитанницу и под влиянием алкоголя решил овладеть ею. Как раз в сей момент неожиданно вернулся брат юной красавицы, изгнанный из университета за революционную деятельность. Между прочим, за его учебу платил их общий благодетель. Душераздирающая сцена произошла в бильярдной, где стол, обитый зеленым сукном, должен был вот-вот стать любовным ложем. Но бильярдный кий послужил орудием убийства.
Похотливый благодетель упал с раздробленным черепом. Брат и сестра пытались спастись бегством, но удалось это ей одной. Брат же погиб от пули полицейского.
Друзья брата – социалисты-революционеры, сокращенно эсеры, – тайными путями переправили Рашель через Москву в Санкт-Петербург. Целый год заняло это путешествие. Общение с эсерами не прошло для темпераментной, ожесточившейся девушки бесследно. Она прониклась самыми экстремистскими революционными идеями. Кое-что она уже натворила по дороге, ее разыскивали повсюду, и пребывание в столице, где царская охранка была могущественна, стало для нее опасным.
Хочу вам сказать, ребята, что, какие бы изменения ни происходили в России, единственное, что там не меняется и не изменится никогда, – это полицейская система. Она многолика. У нее много названий: КГБ, МВД, ГРУ, но все это единая паутина, в которой трепыхаются мошки – люди, живущие в России, и местные, и иностранцы. К постоянной слежке привыкаешь. Порой она даже забавляет, а иногда и оказывается кстати. Однажды в темном дворе меня подвел фонарик и я не мог разыскать свою дверь. Тогда мой «хвост» любезно посветил мне.
Рашели пришлось покинуть страну. Эсеры переправили ее обычным транзитом через Финляндию, где она проникла на норвежский пароход, следовавший курсом в английский порт Ньюкастл. «Почта» у революционеров работала идеально, «людские» посылки исправно доставлялись в обоих направлениях. Но какое-то звено в цепи лопнуло, и ей пришлось задержаться в Англии без помощи и средств, хотя ее ждала в Нью-Йорке эсеровская иммигрантская община. Но как добраться туда?
К счастью, ваша бабушка владела ремеслом. Она нашла себе работу – шить головные уборы, то, чем занималась в детстве, помогая отцу в мастерской. Скопив деньги на билет в Америку, она села в Ливерпуле на трансатлантический пароход. Представьте себе вашу бабушку – едва восемнадцати лет от роду посреди Атлантики. Несмотря на социалистические убеждения, соседство с пассажирами четвертого класса было ей невмоготу. По ночам она потихоньку выскальзывала из трюмного ада и, минуя барьеры, выходила на верхние прогулочные палубы – сначала третьего, потом второго класса и наконец в одну прекрасную ночь решилась вторгнуться в святая святых – в первый класс. Этот постепенный подъем в высшее общество был длителен и обставлен со всей возможной осторожностью. У нее в распоряжении была лишь одна ценная вещь – великолепная соболья шапка, оставленная отцом при поспешном бегстве. Когда ночной мрак позволял хоть как-то скрыть убогость ее платья, она гордо шествовала мимо стюардов во всеоружии молодости, красоты, с драгоценной боярской шапкой на очаровательной головке.
Именно на таком ночном променаде произошла ее встреча с Джеймсом Стюартом – прапрадедушкой Грека, кузена вашей матери.
Семейное древо Стюартов имеет много ветвей, но все-таки ствол у дерева один и соками одной земли они питаются. Юный Стюарт получил от своих состоятельных родителей все, что они могли ему дать: помимо богатства, прекрасное образование и должность в директорате фамильного банка. Знакомство с русской красавицей взволновало молодого человека до глубины души, а ее рассказы о революции потрясли его воображение. Тогда революция была в моде, у всех на устах. Русские дворяне шли в «бомбометатели», а среди богатеев на Западе находилось немало сочувствующих им. В общем, семена упали в благодатную почву.
Как в старых романах героиня за тяжкие испытания получает вознаграждение от судьбы, в Нью-Йорке Рашель воссоединяется со своим отцом, который благополучно занимался шитьем меховой одежды в Нижнем Ист-Сайде. Радость встречи, объятия, слезы. Туда же в скором времени наведывается и Джеймс Стюарт. Их свидания с Рашелью происходят все чаще, и, к ужасу семьи, он однажды приводит молодую еврейку в свой аристократический дом и «представляет ее ко двору».
Рашель, хотя и хранила это в секрете, поддерживала связь с политическими иммигрантами. Эсеры быстро оценили все выгоды ее дружбы с Джеймсом Стюартом».
Натали вспомнила, что когда-то Уоллес обмолвился об этом факте своей родословной.
– Как? – удивилась тогда Натали. – Твоя мать была социалисткой?
– Ее дважды высылали из Америки. Если хочешь, расспроси об этом тетушку Маргарет.
– Она ни за что не скажет. Для нее социалист в семье позорнее убийцы-маньяка!
– Но ты не бойся, Натали, – пошутил Уоллес. – Эти гены не передаются по наследству.
«…Они поженились и родили двух сыновей – Джеймса и Грегори. Рашель была по-своему наивна и упорно старалась обратить мужа в свою веру, вдалбливая ему в голову мысль, что война в Европе неизбежна. Это будет предсмертная схватка капиталистических акул, уверяла она, за которой неминуемо последует Мировая Революция. Но Джеймс оказался более здравомыслящим, чем о нем думали его родственники.
Из пророчеств Рашели он извлек выгоду. Раз европейские государства передерутся между собой, то они будут просить Штаты помогать им оружием и военным снаряжением. Но Америку и Европу разделяет океан. Значит, рассудил он, понадобятся транспортные суда, много судов. За два года до начала предсказанной его супругой войны он вложил кое-какие средства в покупку и строительство кораблей.
А через несколько лет его состояние превысило все богатство остальных членов дома Стюартов, которые занимались традиционной торговлей с Китаем и не заглядывали в будущее.
Денежный поток, текущий в закрома Джеймса Стюарта, не вызвал у Рашель восторга. Она требовала, чтобы ее муж прекратил свою столь выгодную деятельность. Парадокс был в том, что снабжение оружием стран Антанты затягивало войну и служило целям революционеров-прагматиков. Чем дольше длится война, считали они, тем больше шансов на революционный взрыв в воюющих странах. Но Рашель не могла взирать на события хладнокровно. Ее душа была романтична и чиста, а война была жестокой, грязной и кровавой. Трещина в их отношениях все расширялась. Джеймс не желал расставаться с прибыльным бизнесом. Оба они устали от взаимных ссор и разошлись.
Рашель целиком погрузилась в революционное движение, ушла к своим старым друзьям. Эсеры использовали ее в качестве курьера для доставки нелегальной почты. Нью-йоркская миллионерша, на самом деле тайный агент эсеров, в составе женской благотворительной миссии появилась в Петрограде как раз накануне свержения царя…»
Натали услышала телефонный звонок, но не сразу сообразила, что он прозвучал на записи Уоллеса. Запись оборвалась. Уоллес отключил магнитофон. Сколько времени и с кем продолжался телефонный разговор, Натали не знала. После щелчка и короткой паузы вновь послышался записанный на пленку голос ее мужа:
«На чем я остановился, ребята? А, вспомнил! Петроград… Итак, царя убрали. По всей стране стали образовываться рабочие Советы, а еще через шесть месяцев большевики захватили власть. Я уверен, что для моей матери это была счастливейшая пора в ее жизни. Надежды ее оправдались, мечты осуществились. Она оказалась в самом центре Революции. Она была еще молода, решительна, красива, богата, имела заслуги перед революцией и еще одну бесценную вещь, своего рода охранную грамоту – американский паспорт. Перед ней открывались все двери. Множество людей искали ее покровительства, кое-кто претендовал на близкую дружбу или на нечто большее. Она имела возможность выбирать и сделала свой выбор. В наэлектризованной, взбудораженной атмосфере тех дней любовь вспыхивала мгновенно.
Энергичный, порывистый, непредсказуемый бывший казачий офицер стал героем ее романа. Он со своим отрядом выступил против царской полиции на защиту демонстрантов, когда свергали царя, потом участвовал в штурме Зимнего дворца, где заседало Временное правительство. Большевики не доверяли казакам, но им нужны были храбрые люди, владеющие оружием и умеющие командовать. Они были практичными, эти большевики! Когда образовалась Красная Армия, молодой казак стал быстро подниматься вверх в военной иерархии. И тут Рашель забеременела.
Казалось, что надо плясать от радости, праздновать, кричать «ура» – рождается новый человек для нового общества. Но дела в России изменились к худшему. Стало страшно жить в России! Ленин, который был у власти, принялся расстреливать людей не за их действия и поступки, а за их убеждения. И первыми жертвами стали его политические оппоненты – эсеры, те, кто яростнее всех других боролся против царизма. История подчас очень зло шутит, не правда ли? И разошлись пути моих родителей. Отец связал свою судьбу с Красной Армией. Он верил, что на этом поприще ему светит блестящее будущее, и не желал поступаться карьерой. Мать же вынуждена была бежать. От ареста и расстрела ее спас только американский паспорт. Вновь прощание с российским берегом, вновь грузовой пароход, вновь свинцовые волны Балтики. Все повторилось…
Я родился на корабле во время жестокого шторма и был наречен Уоллесом. Обряд крещения совершил капитан-шотландец, принимавший роды. Таким образом, незаметно пересекать границы России – это у меня заложено в генный код.
Рашель вернулась в Нью-Йорк. Ее муж к тому времени сменил морские перевозки на биржевые спекуляции. Финансовый бум двадцатых годов был в разгаре. Он принял блудную жену обратно и даже согласился с ее условием – усыновить меня, что сделал, впрочем, весьма неохотно. Я уверен, что я единственный еврей-казак, крещенный в баптистской церкви Святого Томаса…»
Натали не могла не рассмеяться. Уоллес продолжал свой рассказ:
«Джеймс Стюарт ненавидел меня. Я был живым напоминанием о неверности его супруги. Он говорил, что простил ее, но он лгал. Он был из тех американских пуритан, для которых супружеское ложе – святыня…»
Натали остановила запись. Значит, Уоллес незаконнорожденный. Для старинного американского рода он приблудный чужак. Этот факт на многое проливает свет. Она вновь нажала кнопку.
«…Он торопился избавиться от меня, и с пяти лет я жил и учился в закрытой частной школе в компании с такими же детьми, покинутыми своими богатыми родителями. Там нам прививали вкусы и, вероятно, предрассудки, характерные для высшего класса Америки, и портили нас как могли, – но это, к счастью, продолжалось недолго, до биржевого краха двадцать девятого года. Рашель предсказывала его – социалисты ведь настоящие провидцы, но Джеймс не послушался ее, и я внезапно очутился дома, потому что за школу нечем стало платить. @KURS = В доме царил ад. Мой приемный отец, разорившись, быстро шел ко дну. Мать, наоборот, воспрянула духом и, используя деньги Коминтерна, ворочала крупными торговыми операциями с Советской Россией. В них принимал участие, как я потом узнал, мой настоящий отец, достигший больших чинов в Красной Армии. Он выступал под партийным псевдонимом «Александр Невский», в честь средневекового русского полководца. Ленин тогда уже был мертв, эсеров поубивали или раскидали по тюрьмам. Прошлые заблуждения моей матери были прощены, а ее положение в Америке приносило Советам немалую выгоду. Русским нужна была американская техника. Хотя Штаты еще не признали официально коммунистический режим, торговля шла хорошо, и мать отдавала всю свою энергию налаживанию коммерческих связей. А энергии ей было не занимать. От нее прямо искры летели, как от динамо-машины. Ей было не до меня.
Существовал на свете лишь один человек, который по-настоящему любил меня и имел время и желание мною заниматься. Это был отец моей матери – скорняк с Даланси-стрит. Дедушка был большой ворчун, и от него очень смешно пахло. Четверть века он прожил в Штатах, но по-английски говорил с ужасным акцентом. Понять его было непросто.
Мы разговаривали по-русски. Он обучал меня своему ремеслу. Мы проходили шаг за шагом весь процесс – отбор материала, дубление, пропитку, кройку, шитье. Я и сейчас, если понадобится, могу сшить любую меховую одежду, получив в руки сырье.
Подростком и юношей я вел двойную жизнь – работал в мастерской еврея-скорняка и играл в поло и теннис с товарищами по привилегированной школе. Но когда я стал старше, то увлекся материнскими идеями о социальной справедливости и стал членом профсоюза меховщиков. Я сменил фамилию на Невски в пятнадцать лет и записался добровольцем в батальон имени Линкольна, чтобы сражаться с фашизмом в Испании.
Мы с матерью приплыли на «Нормандии» в Гавр. Здесь она простилась со мной и отправилась в Россию. Ей пришла в голову «счастливая» мысль – встретиться со Сталиным и уговорить его не расстреливать старых большевиков. Я думаю, что Сталин горячо поблагодарил ее за совет и на прощание даже обнял. На другой день ее арестовали…»
Его ровный спокойный голос вдруг дрогнул, но вряд ли кто-нибудь, кроме Натали, мог заметить эту заминку.
«После гибели Республики в Испании я очутился в Париже. Через русских, которые воевали в Интербригаде, я попытался войти в контакт с моим отцом. Но в тот момент Сталин обратил острие террора против руководства Красной Армии, и Красный Казак исчез бесследно…
В Париже я на свой страх и риск попробовал начать собственную войну с фашизмом. Я связался с людьми, которые тайно вывозили евреев из нацистской Германии. Я еврей наполовину. Мои знания о евреях, их вере и обычаях, я почерпнул, общаясь с дедушкой. Моя мать не вспоминала, что она еврейка. Она была интернационалисткой. Нации для нее не существовали. Мир в ее представлении был населен рабочими и капиталистами.
Когда Сталин заключил пакт с Гитлером, я окончательно расстался с иллюзиями относительно советского режима. Сталин отнял у меня отца и мать. Но нацистов я ненавидел не меньше. У меня были кое-какие знакомства среди торговцев пушниной, а эти люди свободно пересекали границы до и после начала войны, и некоторые из них занимались шпионажем.
Не буду рассказывать, как я завербовался в английскую разведку. Все началось с пустяков, и поначалу мне, тогда еще юнцу, это показалось несерьезным занятием. Встретиться с кем-то и что-то передать… все между делом. Прикрытием мне служила пушная торговля. Но, когда Америка вступила в войну, я узнал к своему удивлению, что уже давно был на примете. Вновь организованная секретная служба в Штатах предложила мне работать на нее. Они послали меня налаживать связь с русскими спецслужбами. Я был парень отчаянный и любопытный. Поэтому согласился.
В Москве я узнал, что Сталин реабилитировал моего отца. Опытных командиров не хватало, и вождь проявил «милосердие».
История жизни мужа и его родителей, рассказываемая им самим с легкой иронией, захватила Натали. Его голос словно обволакивал ее, она ощущала рядом с собой присутствие Уоллеса и на какие-то мгновения забывала о своем несчастье.
«В современной войне с применением танков, казалось бы, нет места для кавалерии, но красные генералы быстро уяснили, что стремительные рейды конников по германским тылам могут быть весьма эффективны, и мой отец в пятьдесят лет вновь был «на коне» и овеян славой.
Мы встретились. Это было свидание отца с сыном, которые никогда раньше не виделись друг с другом. На двое суток отец забыл про войну – ему дали отпуск, – и он целиком отдался радостному чувству того, что у него есть взрослый сын, с которым можно вести мужской разговор, охотиться, пить водку. Мне в жизни никогда не встречался такой буйный и восторженный человек. Я тоже был счастлив в те дни.
Весной сорок пятого года, буквально накануне падения Берлина, отец попал в плен к немцам. Нелепая случайность, конечно! Он слишком увлекся, слишком вырвался со своим эскадроном вперед, догоняя отступающих врагов… К счастью, его освободили из плена американцы.
К тому времени я достаточно хорошо узнал русскую действительность. Возвращенных на родину пленных ждала печальная участь, и я убеждал отца уехать со мною в Америку. Но президент Рузвельт и премьер Черчилль словно ослепли или нарочно спрятали голову в песок. Они не желали видеть, что творится на самом деле, и не слушали криков отчаяния и боли. Было ли это искреннее заблуждение или подлость жестоких политиков – историки до сих пор теряются в догадках. Во всяком случае, они выполнили данное Сталину обещание репатриировать всех русских военнопленных в Россию. Эшелоны увозили несчастных людей прямиком в советские концлагеря.
Мой Красный Казак знал, что ему грозит расстрел или тюрьма. Среди моих знакомых были влиятельные лица, но я получил твердый отказ.
Я смотрел, как поезд увозит отца в Россию. Стоящий с ним рядом в вагоне офицер с воплем ударил кулаком в окно, разбил его и тут же на моих глазах перерезал себе горло осколком стекла. Мой отец держался мужественно. Он хотел жить и на что-то надеялся. Но он был ранен в последнем бою и еще не излечился. Я знал, что зиму в сибирском концлагере ему не пережить…»
Уоллес замолчал. Мертвая тишина нарушалась только тихим шипением ленты. Натали казалось, что она слышит дыхание Уоллеса возле микрофона. Так продолжалось около минуты…
«Желание отомстить – это для дураков, ослепленных ненавистью. Надо жить будущим, а не прошлым. Изменить систему – вот это была бы настоящая месть! А для этого надо прежде всего разоблачить кровожадных чудовищ, показать миру их истинное лицо. Невежество Запада допустило гибель моего отца и миллионов других невинных людей. Черчилль и Рузвельт не желали знать, какое чудовище их союзник Сталин – пусть это остается на их совести… Но равнодушию и самообману должен быть положен конец…»
Снова послышался телефонный звонок, записанный на пленку.
«Простите, ребята, никак не могут оставить меня в покое!»
Щелчки выключения и включения, и вновь голос Уоллеса:
«…Кажется, я сегодня работаю, как диспетчер на АТС. Почему-то я вдруг понадобился очень многим… Я сам надел на себя ярмо… Я как крепостной у барина, который подгоняет меня кнутом. Но рабам тоже позволяют иногда отдохнуть… И тогда вы послушаете мой рассказ о том, как я родился заново и обрел цель, ради которой стоило жить. Два человека сыграли в моей жизни роль провидения. Первым был президент Гарри Трумэн, а много позже – женщина… Ваша мать, ребята! А сейчас пожелайте старику удачи! Черт возьми, везения – вот что мне надо!»
Далее шла чистая пленка. Натали выждала минуту и выключила магнитофон, поняв, что запись кончилась.
Их совместная жизнь прокрутилась в ее памяти, как кадры кинофильма: работа в «Котильоне», деловые встречи, нежный шепот в постели, приемы гостей и ужины в ресторане, букеты цветов, яхта, меха, его отлеты и прилеты… «Как там, в России?» «Без перемен… Царь, Сталин, президент… те же щи в том же котле… Но не тревожься: пока есть тайга, есть и меха…» Обычный бизнес, светская болтовня удачливого купца. И вдруг… такая страсть, такая болезненная причастность к российской действительности, и эта Люба, ее страх и отчаяние, и, наконец, этот потайной телефон…
