Текст книги "Женщина без мужчины"

Автор книги: Джастин Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

22

– К сожалению, я пришла сюда не одна, – проявила осторожность Натали.

– Скажите, кто он, и я отошлю его служить в гарнизон в Забайкалье.

Усмешка младшего Лапшина напоминала ей улыбку Грега Стюарта. За ней крылось многое, неизвестное ей.

– До него не дотянется даже ваша могучая рука. Он сотрудник нашего посольства…

– Тогда я отошлю его в Никарагуа. Шепну Кириченко, что он снабжает валютой фарцовщиков, и его вышлют из страны.

– Я поняла, что вы человек с большими возможностями, но мой соотечественник не заслуживает такой жалкой участи. Я переговорю с ним.

– Даю вам десять минут. Жду вас у выхода.

Генерал Лапшин был или пьян до чертиков, или за ним стояла грозная и неведомая Натали сила.

Натали прошлась по залу, где гости уже отведывали закуски. Она увидела Финни. Он только что позволил себе расслабиться, выпить рюмку и сунуть в рот что-то вкусное. Его лицо при этом утратило каменное выражение.

– Как дела, внучка?

– Я приглашена на ужин. Не здесь.

Финни, казалось, был этим весьма доволен.

– Встретимся за завтраком, в восемь. У вас в гостинице. Мне нужен подробный рапорт. Генерал Лапшин нас интересует.

– Я не сказала вам, что меня пригласил Лапшин!

– Незачем так громко произносить эту фамилию, внучка! Не привлекайте к нему излишнее внимание. Счастливого плавания!

– Зачем он вам? Он просто подвыпивший хвастун.

– «Слуга царю, отец солдатам…» Русские обожают вождей, на которых нет ни пятнышка, но есть жесткость и показная храбрость. Он честен, потому что для него другие ухватили жирный кусок пирога. Теперь он может демонстрировать свою бескорыстность.

– Он не опасен?

– Я тоже был бы для вас опасен, если б Каролин не ждала меня дома!

– О боже! Я становлюсь предметом охоты! – с притворным кокетством воскликнула Натали.

– Не будьте такой красивой, тогда вам ничего не будет грозить!

– А Кириченко мне не угрожает?

– Черт побери! Вы впутали в ваш бизнес и Кириченко?

– Ни в коем случае. Просто меня познакомили с ним.

– Я не знаю, кто такой Кириченко. – Финни быстро оправился от изумления.

– Ой ли? Лапшин сказал, что он большая шишка в КГБ.

– Большие шишки себя не афишируют.

Генерал Лапшин добыл из гардероба ее жакет и обувь и ждал ее в вестибюле, посыпая пеплом горящей сигареты бархатную банкетку.

– Разрешите! – Он ловко снял с нее туфли и обул Натали в высокие сапоги, помог надеть жакет и вывел мимо охраны на снег и ветер.

Вьюга клубилась над вереницей машин, ожидающих гостей. Снежинки, как в калейдоскопе, были окрашены в разные цвета лучами прожекторов и алым светом кремлевских звезд.

– Ах, как красиво! – воскликнула Натали. Она продолжала играль роль светской дамы.

– Все это построили до того, как Колумб открыл вашу Америку. Тут каждый кирпич пропитан кровью – ударь в него, она брызнет! Ну-ка, пригнись, Наталья!

Она увидела вертолет в маскировочной окраске с вращающимися винтами над кабиной и на хвосте.

– Кто вам разрешил посадить здесь вертолет?

– Я не нуждаюсь ни в чьих разрешениях. Я не отчитываюсь ни перед кем!

Через минуту они поднялись в воздух и увидели Кремль и Москву, склонившуюся перед ними, словно в поклоне.

– Иван! – крикнул Лапшин в микрофон радиосвязи. – Ну-ка заставь нашу златоглавую столицу поклониться нам еще раз.

Безмолвный вертолетчик сделал вираж, и земная поверхность накренилась под другим углом. Вертолет взял курс куда-то во тьму.

– И от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней… – пропел Лапшин. – Броня крепка и танки наши быстры… Ваши жирные рождественские индейки боятся нас и готовы откупиться. Только они платят кому попало, у кого руки загребущие. Но дадим им по рукам!

Он с трудом вытащил из кармана объемистую бутыль.

– «Золотое» шампанское. Не пробовала?

– Напробовалась, – сказала Натали, подражая интонациям своей недавней знакомой Елены.

– А из горла? Чтоб дух захватывало?

Лапшин с яростью вырвал опутанную проволокой пробку и начал вливать в себя пенящуюся жидкость.

Натали с ужасом смотрела на него. Наконец он поперхнулся, закашлялся и заявил как ни в чем не бывало:

– Москва кончилась. Начинаются мои владения.

Внизу было темно. Редкие огоньки только подчеркивали безлюдье.

– Люди бегут из деревень, – вдруг трезвым голосом заявил Лапшин. – Им выгоднее перепродавать банки иностранного пива, стоя под снегом и дождем, чтобы получить навар!

Ярость охватила его. Он весь светился, как будто облил себя бензином и поджег.

Когда вертолет начал снижаться, он скомандовал пилоту «Свет!», и озарилось лучами прожекторов заснеженное редколесье, по которому метнулась серая стая.

Натали ахнула:

– Волки?

– Их ближайшие родственники! Любимые мои звери, – с самодовольством ответил не очень трезвый генерал.

Винты вертолета еще не остановились, а Лапшин уже вел Натали, согнувшуюся под вьюгой и ветром, к своему убежищу.

Там было светло и уютно. Ей вспомнились тщательно охраняемые владения Джефферсона Джервиса и зеленые лужайки в поместье супруги Грега Стюарта посреди переполненного людьми Нью-Йорка. Изоляция от суетного мира – вот признак элиты, всегда и везде, во все века и во всех странах.

Александр Лапшин тут же наполнил два высоких граненых стакана прозрачной ледяной жидкостью. Рука его подрагивала, и горлышко графина чуть позвякивало о края хрустальных стаканов.

– Водка? – поинтересовалась Натали.

– Да. Вы что-нибудь имеете против? – агрессивно спросил генерал.

– Нет, ничего… – ответила вежливо Натали, принимая из его пальцев стакан.

– Залпом! – потребовал Лапшин. – У нас так заведено: первую залпом.

Натали выпила жидкость настолько холодную, что она не имела ни запаха, ни вкуса. Только горло ее обожгло огнем. Она надеялась, что Уоллес не шутил, говоря о том, что, если выпить залпом, она меньше пьянит, чем когда ее пьют маленькими глотками на западный манер.

Александр тут же вновь наполнил до краев пустые стаканы. Он жадно жевал бутерброд, молча указывая пальцем на сервированный стол, предлагая и Натали выбрать себе закуску. Золотистые от жира кусочки прозрачной рыбы были разложены на тарелках, икра, копченое мясо, нарезанное щедрыми ломтями, спелые груши и виноград, действительно напоминающий дамские пальчики, – все это радовало взор и вызывало аппетит.

– Наша армия на самообеспечении. От колхозов и совхозов не дождешься нормальной еды, необходимой солдатам.

– И ваши солдаты едят подобную пищу?

– Солдату положен свой рацион. Поэтому каждый солдат мечтает стать генералом. На честолюбии держится армейская доблесть.

– Я думаю, Горбачев поморщился бы, увидев, как мы здесь проводим время, – рискнула пошутить Натали. – Он ведь за трезвый образ жизни.

– Постановления пишутся для рядовых, а не для командиров. Пусть рабочие и крестьяне мнут себе бока в очередях за выделенной им бутылкой. Он только множит ненависть и презрение к себе в народе.

– Он борется против привилегий и роскоши.

– Мы здесь не роскошествуем. Это экспериментальное хозяйство Советской Армии по самообеспечению. Здесь каждый сыт, пьян и нос в табаке! Таких хозяйств множество в ведении Министерства обороны. Вам будет интересно лицезреть, как мы разводим норок? Могу предложить экскурсию по заснеженным полям. На тройке лошадей. «Гайда тройка! Снег клубится у коней из-под копыт!»

– Не считайте меня занудой, но я хочу докопаться до сути вещей. Только лишь армейский порядок может сделать Россию счастливой?

– Без сомнения! – Александр молча вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся, вытолкнув сапогом на ковер сверкающий лаком и хромированной окантовкой пылесос. Он включил его и стал водить щеткой по роскошным коврам, застилающим комнату. Пылесос, яростно гудя, втянул в себя содержимое пепельницы. Натали была уверена, что эта мощная машина втянет и ее самую, если хозяин того пожелает.

– Там что, установлен танковый двигатель?

– Почти угадали, – усмехнулся Александр. – Это продукт конверсии наших ракетных заводов. – Он уменьшил ревущий звук. – Любая домохозяйка может запросто избавиться от надоевшего ей мужа. Достаточно только включить пылесос. Нам обеспечен рынок в Соединенных Штатах.

Натали сделала вид, что оценила его шутку.

– Слишком много шума! – сказала она.

– Ученые подумают, как его уменьшить. На то им даны мозги, которые мы оплачиваем. Тот, кто хорошо работает, тот и неплохо кушает.

– А кто оценивает качество работы?

– Специалисты, такие, как я. Я, например, специалист по танкам.

– Я думала, по вертолетам, – съязвила Натали, вспомнив ночной полет от Кремля над Москвой.

– Вертолет в наше время – это тот же танк, только летающий. Афганская война доказала это.

– Что-то здесь не пахнет коммунизмом по Марксу и Ленину.

– Они были евреи, а мы русские. Мы привыкли брать крепости штурмом, а не осаждать их.

Его взгляд был красноречив. Он готовился к штурму «крепости». Натали предупредила его на случай, если он проявит излишнюю агрессивность:

– Я привыкла бывать на приемах и выслушивать монологи. Это моя работа.

– Коммерция? Торговля?

– Я еще и финансист в прошлом. До встречи с Уоллесом.

– Он научил вас, как развязывать языки. Я это понял, но мне наплевать, кому и что вы передадите. – Александр в одиночку выпил свой стакан водки. Новая порция алкоголя повергла его в мрачное настроение.

– Вы хотели показать мне норок. Ваш питомник.

– Не думаю, что вам это интересно. Вы их навидались достаточно.

– Только в виде шкурок. Выдубленных и подготовленных к шитью. И никогда живьем.

– Сейчас темно. Слишком темно… на дворе, – повторил он зловеще. – И холодно, и голодно. Голод – не тетка, есть у нас такая поговорка!

– Вы лишили меня кремлевской трапезы.

– Я вас накормлю.

Его сильные пальцы впились в руку Натали. Он провел ее через анфиладу низеньких темных комнат и усадил за уже накрытый на двоих стол. В камине жарко горели дрова. Отблески огня отражались в хрустале и серебре столовых приборов.

– Ваши военные еще не изобрели скатерть-самобранку?

– Пока нет. Зато у нас есть Надежда, Надя – единственная и неповторимая.

Колыхая широкими бедрами, вплыла Надя, обтянутая военной формой. Впереди своего выдающегося бюста, достойного премии на конкурсе «Мисс Мира», она несла поднос с горячими яствами.

– Госпожа Невская специально приехала из Америки, чтобы отведать твоего супчика, Надюша. Познакомьтесь, Наталья. Вот кто кормит и поит нашу Советскую Армию.

Надя тут же залилась румянцем. Ее крепкая сильная ладонь коснулась руки Натали. Это было рукопожатие не только поварихи-служанки и не только армейской спортсменки, это было прикосновение разъяренной от ревности любовницы.

– Екатерина Великая ела суп и щи утром, днем и вечером. И потчевала ими своих фельдмаршалов. Потом, после приема у императрицы, они дома вдосталь наедались свежего мясца.

Александр, как хищник, отрывал зубами куски от жареного бифштекса.

– Наша пища вам не по вкусу? – осведомился он, заметив, что Натали только попробовала предложенные ей кушанья.

– Я наелась. Вдоволь. – Истинно русские выражения действовали на молодого Лапшина успокаивающе.

– Тогда пойдем наверх, пить кофий! Надька, подай его туда. С бренди, да получше! – Лапшин, казалось, играл роль Распутина из старых голливудских лент.

«Наверх» – означало лечь с ним в постель. Натали представила, как она убегает отсюда: поднимает тяжелые металлические засовы, выскакивает во двор, освещенный прожекторами, и под улюлюканье одичавших в этой глуши солдат спасается от преследующей ее стаи волков. Пугающая перспектива!

Она пошла вслед за покачивающимся на ходу военачальником на второй этаж. В каждой комнате он зажигал и гасил люстры, демонстрируя афганские и персидские ковры, европейский фарфор и серебро, скандинавскую мебель, смесь роскоши и дурного вкуса. Его кровать была необъятна, как Тихий океан, и окружена зеркалами в металлических рамах.

– Если хочешь освежиться… – не очень отчетливо пробормотал Александр и указал на дверь, ведущую в ванную.

Натали вошла туда и взглянула на свое отражение в зеркале. После вспышки желания при встрече с юным Стефаном она не испытывала ни к кому сексуального влечения. «Захочу ли я заниматься любовью с этим генералом после того, как он стянет с себя сапоги и все остальное?..» – размышляла Натали, встретившись взглядом сама с собой перед огромным зеркалом, украшавшим ванную.

Лапшин ждал ее на полпути между дверью из ванной и двуспальной кроватью. Сцена соблазнения была срежиссирована в меру его вкуса и таланта. Принесенные из теплицы свежесрезанные цветы, схваченные по дороге морозцем, увядали в роскошной вазе. Серебряный поднос с рюмками и графином, доверху наполненным коньяком, был водружен на ночной столик у изголовья. В спальне пахло духами «Мадам Роша».

Оттягивая решительный момент, Натали оглядела комнату, скользнула взглядом по пузатому комоду и с удивлением увидела среди коллекции пепельниц томик Солженицына.

– Вы даже почитываете Солженицына?

– Собираетесь донести на меня Кириченко? – ухмыльнулся Лапшин. – Уж он-то прочитал его от корки до корки.

– А вы?

– «В круге первом». Солженицын чувствует Россию, как никто другой, из современных писателей. Какая она была и какой должна стать вновь! Духовной и свободной от отравы западного материализма.

– Вы верующий?

– Мне слишком поздно обращаться к Богу. Я слишком много знаю. Если Господь позволил людям совершить столько подлостей, то лучше б его не было… Но я солдат… а солдат должен во что-то верить. Когда идет на смерть.

– Вы идеалист.

– Все военные люди идеалисты. В конце концов, они рискуют жизнью. Им хочется знать, ради чего.

«Или Лапшин не так уж пьян, или русские люди чем пьянее, тем больше вдаются в философию», – сделала вывод Натали.

– Вы женаты? – решилась спросить Натали.

– Я лишился жены так же, как и вы мужа. Я одинок, как и вы.

– Ее убили?

– Вас интересуют подробности?

– Не рассказывайте, если это вам тяжело…

– Наоборот. Подходящий момент, чтобы излить душу. – Молодой Лапшин оскалил зубы в ухмылке. Он стал похож на волка, загнанного в ловушку и готового к последней смертельной схватке. – Она была со мной в Кабуле. Я был на боевой операции, а она хозяйничала на кухне в нашей квартире в офицерском городке. Кто мог знать, что «духи» – душманы выпустят ракету и она попадет именно туда, где жены ждали своих мужей.

– Боже мой! – воскликнула Натали.

– Но она готовила еду не для меня, а для своего любовника. Для тыловой крысы, подобной товарищу Кириченко. Этих типов мы ненавидели больше, чем моджахетдинов. С ними мы встречались на поле боя, а эти гады шептались у нас за спиной, строчили доносы и трахали наших женщин. Ракета накрыла обоих голубчиков. И хозяйку, и гостя. Их кусочки собрали, сожгли вместе и ссыпали в одну урну. Мне нет дела, где ее захоронили. У армии и КГБ свои давние счеты! С первых лет революции. И КГБ по этим счетам скоро заплатит. А неизвестному душману я благодарен. Он выполнил за меня часть работы…

Натали не очень верила рассказу молодого генерала. Скорее всего он сам, собственноручно, снарядом или миной разнес в клочки свою жену, ее любовника… свою любовь. Он явно был способен совершить такой поступок.

Александр вдруг рассмеялся.

– Вы подумали, что я вам рассказываю страшные сказки? Глупый пьяный дядя напугал до смерти бедную девочку.

– Душераздирающая история. – Натали вздохнула с облегчением. Ситуация, казалось, разрядилась.

– Но правдивая.

– Кое-что вы в ней переврали…

– Конечно! Чтобы выглядеть перед вами поинтереснее. Но женщину не обманешь. Тем более такую опытную, как Наталья Невски! – Генерал рассмеялся. – Теперь я вам расскажу правду без прикрас. Я был молод и глуп, когда женился. Отец противился как мог и оказался в конце концов прав. Моджахетдин избавил меня от мерзкой процедуры развода и помог мне сделать карьеру. У нас ведь принято, что советский офицер должен быть морально устойчив и иметь крепкую семью. Мне повезло. Я вернулся в Москву генералом, да еще «с сединою на висках», как поется в песне, пережившим потерю горячо любимой супруги. Только вы, Наталья, знаете мою тайну. Что из этого следует?

Шутил или не шутил Александр? По его виду трудно было догадаться. Только что он был, казалось, пьян в стельку, а теперь выглядел трезвым, собранным, как хищный зверь, готовый к прыжку. В полутьме спальни его глаза светились желтыми огоньками, как два зажженных фонарика. Натали коснулась рюмки дрожащими пальцами. Александр наклонил графин и стал лить в рюмку коньяк.

– Достаточно, – сказала Натали, отводя рюмку в сторону. Капля коньяка упала на ее запястье.

Александр слизнул каплю языком. Натали встрепенулась. Коньяк выплеснулся из рюмки.

– Я вас смутил? – осведомился Александр.

– Скорее вы меня удивили, – солгала Натали.

С первого же момента их встречи в Кремле Натали ожидала подобных действий с его стороны. Женщина всегда инстинктивно чувствует, когда мужчина желает ее. Но его поступок был не похож на ординарный поцелуй и возбудил в ней ответную тягу к мужчине, склонившемуся над ней. Может быть, сказывалось то, что уже три месяца к ее рукам, губам, телу никто не прикасался…

Он развернул белоснежный платок.

– Разрешите, я вытру вашу руку?

– Не беспокойтесь.

– Я вижу, вы где-то поранились. Откуда у вас эта царапина?

– Я утром работала на стройке…

– Вот это да! Помогали строить коммунизм?

– Восстанавливала Китай-город.

– Зачем?

– Люблю находить для себя экзотические занятия во время поездок в чужие страны, – безбожно лгала Натали, а рука ее помимо воли тянулась, чтобы погладить жесткий ежик волос на его голове. Она убеждала себя, что ее воля достаточно сильна, чтобы вовремя остановиться у самого края…

Но остановило ее совсем другое. Ей бросилась в глаза фотография в рамке возле кровати. Молодая женщина, снятая среди цветущих магнолий, вероятно, в парке какого-то санатория. Александр перехватил ее взгляд и, предупреждая все вопросы, сказал:

– Моя девушка.

– Одна из многих?

– Нет. Одна-единственная! – Александр не умел или не хотел лгать. Это Натали поняла сразу.

Лицо девушки показалось ей знакомым. Она вгляделась пристальнее. Да, это она! Та самая блондинка, застрелившая Уоллеса!

23

– Где она сейчас?

– Далеко отсюда.

Лапшин вновь принялся поглаживать ее руку. Натали не противилась. Но теперь не желание руководило ее поступками, а злоба, бешеная ненависть к этому человеку и его любовнице. Когда он поднес ее пальцы к своему лицу, ей хотелось запустить острые ногти прямо ему в глаза. С трудом она сдерживала себя. Она действовала, как автомат, повинуясь приказам мозга, точно рассчитывавшего ее дальнейшее поведение. Натали приказала себе улыбаться и вести себя так, будто она не узнала лицо на фотографии. Она продолжала изображать из себя молодую вдову, никак не решавшуюся поддаться уловкам соблазнителя под предлогом чисто женской ревности.

– Как ее зовут?

– Дина.

– Чем она занимается?

– Тебе обязательно это знать?

– Желательно. Ее парень ухаживает за мной. Я чувствую себя перед ней виноватой.

– Ты предпочитаешь, чтобы я не целовал тебя?

– Так было бы лучше. По крайней мере сейчас.

Она взяла в руки фотографию. Лицо убийцы словно притягивало ее. Какой у этой девушки дикий и в то же время властный взгляд! Она из тех, кто не останавливается ни перед чем. Она уже это доказала.

– Вы по-прежнему встречаетесь?

– Когда она этого захочет. У нее такой характер и такое воспитание… Она богатая наследница! – Лапшин усмехнулся. – Вроде меня. Мы два сапога пара. Ее отец до недавних пор пребывал в заоблачных высотах. Ее главная страсть – мотаться по миру. Правда, теперь стало меньше возможностей прожигать жизнь, чем при стариках-генсеках.

– Если ей нравится роскошный образ жизни, то она, наверное, часто сюда наведывается?

– Она считает, что я живу, как спартанец. Она помешана на роскоши. Она многое повидала на Западе и отравилась завистью к тамошним богатеям. Роскошь – наркотик, к ней привыкаешь. Если ее заставляют жить скромнее, она приходит в ярость.

– Ты не очень-то лестно о ней отзываешься.

– Неправда. Я восхищаюсь ее принципом – все или ничего! Она будоражит меня и подталкивает…

– Куда?

– Есть группа в армии… Мы потеряли свое влияние в Политбюро, но хотим вернуть отобранное у нас. Мои товарищи сделали ставку на меня.

– И Дина?

– Это ее инициатива.

– Почему ты, а не кто-то другой? – осторожно поинтересовалась Натали.

– Я молод. Я воевал на настоящей войне. И я верен своим друзьям.

– Дина хочет, чтобы ты стал ее мужем?

– Она еще посмотрит, как далеко я продвинусь.

Он забрал у Натали фотографию и поставил ее на место.

– Поговорим лучше о тебе. У тебя есть любимый мужчина?

– Я еще не оправилась от потери…

– Ты не изменяла мужу?

– Никогда. Я была безумно в него влюблена.

– И даже мысль не возникала? – с сомнением спросил Александр.

Натали вспомнила Грега Стюарта, но решительно покачала головой.

– Мой старик говорил, что Уоллес был хорошим парнем.

– Не просто хорошим, а очень хорошим.

– Это фраза из какого-то старого кино. Кажется, ее произносила Мэй Вест.

– Откуда такая эрудиция?

– Я служил военным атташе в Париже. Работа – не бей лежачего. От скуки я просмотрел, наверное, миллион фильмов. А это правда, что Василия застрелили? – Резкая перемена темы разговора удивила Натали.

– Я думала, об этом все знают.

– Я читал американские газеты. Не очень правдоподобная история. Какая-то сексуальная блондинка с револьвером. Полиция поймала ее?

– Они считают, что она улизнула в Европу.

– Удобная отговорка, чтобы заморозить расследование.

– Я тоже так думаю.

– Не понимаю, как вообще такое могло случиться?

«Что он делает? Играет со мной в кошки-мышки? Разумеется, он все знает. Зачем же тогда выставил напоказ фото Дины?» – мысли в голове Натали сменяли друг друга с лихорадочной быстротой.

– Ты не собираешься снова замуж?

– Пока это не входит в мои планы. Ты первый соблазнитель, которого я подпустила так близко к себе после смерти мужа.

– Я не соблазнитель.

– Ты таковым выглядишь.

– По-моему, ты ко мне равнодушна.

Их взгляды скрестились. У него были необыкновенные глаза. Словно освещенные изнутри, они постоянно меняли свой цвет.

– Если Дина сейчас войдет сюда, она тебя пристрелит.

– Нет! – твердо возразил Лапшин. – Она убьет тебя. Я ей нужен. Она занесла меня в свой список. Я для нее тот белый конь, на котором победитель въезжает в захваченный город.

– Тогда мне лучше вовремя удалиться. – Натали проскользнула мимо него и направилась в гостиную.

Лапшин попытался задержать ее.

– Я пошутил. Дины здесь нет!

– А где же она?

– В Нью-Йорке. Она служит по линии МИДа.

– Если она там частая гостья, а ты навестишь ее, мы можем втроем пообедать…

– Она в Нью-Йорке впервые. Занимается подготовкой визита Горбачева.

– Когда он вылетает? Может быть, я еще застану Дину?

– Четырнадцатого февраля.

– В Валентинов день?

– У вас это День влюбленных. Неплохо бы его отмечать и в России.

– Мне пора.

– Останься.

– Я понимаю, что ты мне предлагаешь, но я не готова. Кроме того, я обещала Дэвиду Финни встретиться с ним за ранним завтраком. Он опасался, что ты меня изнасилуешь, – не очень удачно пошутила Натали.

– Финни пригласил тебя не на завтрак, а на допрос. Это его работа.

– Что мне ему сообщить?

– Что Советская Армия повержена, а генеральское сердце разбито.

Натали невмоготу было придерживаться в беседе фривольного тона, но она все-таки решилась еще раз забросить удочку:

– Я скажу ему, что приложу все старания, чтобы помочь представителю доблестной армии занять место в Политбюро.

– А вот об этом говорить ему не надо. Я был неблагоразумен и болтлив. Не следуй моему примеру.

– Не думаю, что советский генерал стал бы болтать языком в обществе иностранки без веских на то причин.

Глаза Лапшина сверкнули и опять поменяли цвет.

– Ответ истинного дипломата! Пошли, я покажу тебе своих зверушек.

– Там же темно!

– В темноте они даже красивее, – настаивал он и позвонил, чтобы принесли шубы. В ожидании он разлил водку по рюмкам.

На дворе похолодало. Фонари не горели, царила кромешная тьма.

– Зажгите хоть что-нибудь! – попросила Натали.

– От света ночь становится еще чернее. Возьми меня под руку…

Он не был немощным инвалидом. Сквозь рукава шубы и мундира она ощутила твердый бицепс. Он шагал быстро и уверенно находил дорогу в темноте. Постепенно и ее глаза стали привыкать к темноте. Снег голубовато светился. Порыв ветра донес до нее запах животных. Они ступили под навес.

– Что это за шум?

– Норки ведут ночной образ жизни.

Натали слышался скрежет коготков о металлическую проволоку, шуршание маленьких тел, падающих на твердую землю и вновь яростно атакующих преграду. В клетках шла возня. Норки встревоженно пищали. От пронзительного звука закладывало в ушах.

– На воле они охотятся в эти часы. Даже через сорок поколений, проживших в клетках, норка, если ее выпустить, тут же начинает искать и находит реку. Наследственная память. – Лапшин включил фонарик.

Сотни глаз мгновенно сверкнули перед Натали – зеленых, красных… Александр водил лучом вдоль длинного уходящего во мрак коридора. Тускло поблескивали проволочные стенки клеток. За ними кипела жизнь. Зверьки покинули свои деревянные ящички-берлоги и прижались к проволоке. Они все, как один, уставились на неожиданных пришельцев. Натали поежилась.

– Они совсем не боятся нас.

– Они ничего не боятся. Им неведомо, что с них сдерут шкуру. Они уверены, что смогут убить всякое живое существо, встреченное ими на пути, даже большего размера, чем они сами. Самки наиболее опасны. Им нравится убивать без всякой цели, лишь для удовольствия. Одна сбежала из клетки в прошлом месяце, переплыла реку и успела прикончить пятьдесят кур-несушек.

– У них глаза светятся по-разному.

– Разная наследственность. Мы стараемся разнообразить оттенки меха.

– Уоллес здесь бывал?

– Хватит о нем. Выбрось его из головы!

– Он у меня в сердце!

– Как трогательно! Я чуть не плачу! – Лапшин быстро пошел с фонарем по коридору. Натали почти побежала вслед за ним, боясь остаться одной в темноте.

– Так он был здесь?

– Конечно. И надавал кучу советов.

Но не это было главным, что интересовало Натали. Она мучилась вопросом: почему Лапшин показал ей фотографию Дины? Задумавшись, она споткнулась и оперлась рукой о проволочную сетку. С быстротой молнии Лапшин рванул ее за руку. За проволокой мелькнули крохотные острые зубки. Натали в панике отскочила.

– Поосторожнее, миссис Невски! – Он направил фонарь в глубь клетки. Там метались зверьки без хвостов. – Они откусывают хвосты друг у друга.

– Я замерзла, – сказала Натали, тяжело дыша. – Уйдем отсюда.

Он снова взял ее под руку.

– Что вы здесь делаете, миссис Невски?

– Здесь?!

– Нет. Вообще в нашей стране.

– Я покупаю меха.

– Они лучше, чем американские? Или скандинавские?

– Пойдемте на свет. Я не могу разговаривать в темноте и в таком шуме. В аду, наверное, так же страшно.

Они покинули зверинец под навесом.

– Вы так и не ответили мне!

– Американцы и скандинавы повысили цены на пятьдесят процентов в этом году. Я хотела разжиться товаром в России.

– Но, говорят, наши норки не так хороши… Мне кажется, вы приехали не за товаром. Вы хотите окунуться в прошлое вашего убитого мужа?

– Я имею на это право.

Лапшин молчал.

– Есть и другая причина.

– Какая?

– Мои поставщики не верят, что я могу управлять фирмой. Я собираюсь это им доказать… Хоть я и женщина, но я хозяйка «Котильона». Они посмотрят, как я поведу дела в Ленинграде.

– Однако вы сейчас не в Ленинграде, а в Москве.

– Я решила отдохнуть. – Чтобы сбить его с толку и не вдаваться в подробные объяснения, Натали принялась разыгрывать из себя беспомощную и удрученную всякими напастями вдову. – У меня сдали нервы… Все смотрят на меня свысока, не верят мне. Я не выдержала и сбежала.

– Так оставайтесь здесь со мной. Не возвращайтесь в Ленинград.

– Меня начнут искать и обязательно разыщут. Пожалуйста, доставьте меня в город…

Он принес с собой в вертолет бутылку водки и пил всю дорогу. Когда внизу замерцали московские огни, он пробормотал:

– Я не хочу этого, не хочу…

– Чего? – участливо спросила Натали, но не получила ответа.

За завтраком Финни поинтересовался:

– Как все прошло?

– Сначала большая чашка крепкого кофе, потом разговоры.

Подали кофе. Натали с жадностью глотнула горячий напиток.

– Генерал Лапшин предупреждал меня, что это будет допрос.

– Не совсем. Мне, конечно, приятно завтракать в обществе красивой женщины, но дело есть дело. Выкладывайте, что там творилось?

– Он мистик.

– Кто? Лапшин?

– Слышали бы вы, как он рассуждает о загробной жизни и прочих подобных материях.

– Вот уж не подумал бы!

– Ветераны войны, видимо, все немножко чокнутые.

– Я сам ветеран Вьетнама.

– Вот никогда не подумала бы! Мы с вами обменялись сюрпризами.

Финни выглядел гораздо старше своих лет. Трудно было представить его в обстановке боевых действий. Сегодня утром он был не в настроении и не склонен шутить.

– Лапшин был пьян?

– В меру. Скажите, вы знали, что мой муж консультировал звероводов в маршальском питомнике?

Финни пожал плечами.

– Какое-то время, по моим сведениям, он провел там.

– Я была на этой ферме.

– Не может быть! Это же чертова даль.

– Не знаю. Вертолет долетел очень быстро.

– Вертолет? Вы шутите?

– Конечно, в это трудно поверить. Военный вертолет поднимался и садился прямо в Кремле.

– Вот отчаянный человек, этот Александр Лапшин…

– Он как избалованный ребенок. От него можно ждать чего угодно.

– Он приставал к вам?

– Поаккуратней, мистер Финни…

Финни застыл с раскрытым от возмущения ртом. Потом переменил тон:

– Я извиняюсь, но это редкий случай получить ценную информацию. Вы провели ночь с видным советским генералом.

– Я не провела с ним ночь в вашем понимании. Лапшин очень интересный собеседник. – Натали намазала масло на хлеб и откусила кусочек. – Между прочим, у него есть невеста. Она занята подготовкой визита Горбачева в Америку. Сейчас она в Нью-Йорке, в советской миссии при ООН. Ее зовут Дина. Дочь высокопоставленного папы. Служит кем-то в МИДе. Вы не знаете ничего про нее?

– Кто ее отец?

– Был членом ЦК. Больше Лапшин ничего мне не сообщил.

– Почему она вас так интересует?

– Хочу знать, насколько у них с Лапшиным все серьезно, – мило улыбнулась Натали.

– Я постараюсь выяснить, кто она, – неохотно пообещал Финни. – Где мне вас искать?

– Вечером я возвращаюсь в Ленинград, в «Асторию».

– А днем? Вы договорились о свидании с Лапшиным?

– Нет. Поброжу по городу. Поработаю еще раз на прощание в Китай-городе. Финни, скажите мне откровенно, что-то зреет в воздухе? Мой отец предсказывал новую гражданскую войну в России.

– Ну, я бы мягко сказал, он драматизирует ситуацию. Может, конечно, ему известно то, что скрыто от меня. Хотя вряд ли. На мой взгляд, расстановка сил такова: горбачевцы затеяли реформы, понимая, что это последний шанс вытащить из глубокой ямы Советский Союз и мировой коммунизм. Старая брежневская элита и чиновники, разумеется, против этого. Для них такие перемены означают потерю теплых местечек и привилегий. Существует еще армейская верхушка, которая недовольна тем, что ее постепенно оттесняют от власти и урезают военные расходы. И всеми движет одно общее чувство – страх. Если вы лишились при социализме выгодной работы, места наверху, вам крышка, вы – никто. Сравните судьбу ушедшего в отставку советского бюрократа и, например, вашего отца в Штатах. Его уволили с государственной службы, но у него остались хорошее собственное жилье в Нью-Йорке, собственный автомобиль, пенсия, у него далеко не бедная дочь – владелица фирмы, наконец, он может использовать свои способности, зарабатывая деньги преподаванием или публикованием мемуаров и статей. Жизнь не останавливается, когда ты уходишь в отставку. Здесь же все по-другому. Тебя вышибли – значит, вышибли в полном смысле этого слова. Если ты не воровал тайком, то не смог накопить на безбедную жизнь. Рядовой порядочный представитель номенклатуры имеет за душой только то, что ему выделяли партия и государство. Казенная квартира, казенная дача, чаще всего казенная машина и даже казенная мебель. Своего личного у него с гулькин нос. Повторяю, если он не воровал и не брал больших взяток. Как вы думаете, сохранит ли Лапшин свою дачу, питомник, вертолет и прислугу, если его вежливо попросят с его армейской должности? То, что партия дала, она же может забрать обратно. А такие верные слуги партии, как Кириченко, бдительно следят, чтобы коммунисты не обрастали лишним жирком.