Текст книги "Книга Мертвых(СИ)"

Автор книги: Джал Халгаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Спрыгнув с уступа, он ринулся вперед, занося для удара меч. Женщина заметила его только в самый последний момент. Она заградилась от него руками, вскрикнула, но старый разбойник с ревом вонзил меч в ее живот и прокрутил его в ране, чтобы быть уверенным, что она умрет.

Женщина свалилась на снег, заливая его своей кровью. Она лежала без движения, однако он видел, как судорожно вздымается ее грудь в порыве глотнуть еще хоть каплю живительного воздуха.

Убийца снова замахнулся, желая завершить начатое, и вдруг замер.

Он видел стрелу, глубоко засевшую в его груди, и человека, спускающегося с гор. А потом рухнул вниз и провалился во тьму.

Таков был конец Йорика Тени, самого старого из всех известных воров и убийц Ерифейма.

А зверь тем временем заканчивал свой кровавый пир. Сплошь пронзенный клинками с серебряным напылением и утыканный тяжелыми арбалетными болтами, в своем безумном помешательстве Ликаон убивал все живое, что видел перед собой. Из тех остатков банды убийц, что уже праздновали свою победу над одиноким оборотнем, лишенным возможности сражаться в полную силу, остался лишь один.

Выживший попытался сбежать, но израненный монстр легко догнал его двумя прыжками и одним движением непропорционально огромных когтистых лап разорвал его тело на две части.

Внутренности с отвратным хлюпаньем вывалились из трупа. Фыркнув, чудовище откинуло части тела в стороны. Оно пошатнулось. Свалившись в замерзшую лужу крови, Ликаон застонал, ощущая себя так, будто его засунули под пресс и стали без предупреждения сжимать его до нормальных размеров, дробя кости и плоть.

Он выдохся. Пелена боя спала с глаз, и невероятная боль вновь вернулась, пронзая его разум ледяными зазубренными кольями.

Он не знал, как еще терпит все это, как он еще остается живым, несмотря на множество смертельных ран, и хотел как можно быстрее закрыть глаза и уйти на покой, распрощавшись с жестоким миром.

Но его снова прервали.

Краем целого глаза он заметил, как кто-то подходит к нему слева. Высокий мужчина, закутанный в шубу, спускался с гор, и на руках у него лежало... тело?

– Хорошо выгляжу, да? – прохрипел он и закашлялся, сотрясаясь от сдавленных рыданий.

– Я бы так не сказал, – тон Августа не предвещал ничего хорошего. Остановившись рядом, он положил женщину на снег и выпрямился, сжимая в руках свой кинжал. – Она погибла из-за тебя. Ты послал ее ко мне!

– Я тебя умоляю, не мели чепухи, балбес. Ох, как же больно говорить...

– Так не говори, я итак все знаю.

– Пф! Ты туп как яйцо, а то вообще безмозглое! Ты думаешь, если бы не я, она бы была жива? Ошибаешься. Убийцы пришли за ней, а не за мной, и я, как видишь, не в лучшем... положении.

– Их мог подкупить ты, чтобы уговорить меня тебе помочь.

– Совсем дурак? Стал бы я сейчас валяться перед тобой в виде кучки полудохлого мяса, если бы это были мои люди? Можешь отвернуться, даже я... боюсь на себя сейчас смотреть, – он взял паузу, чтобы передохнуть, и продолжил: – Как я понял из их лепета, их подослал какой-то владелец замка из Ерифейма. Ее схватили по дороге сюда, и этот "хозяин" положил на нее глаз. А она сбежала. Прихватила с собой еще любимую наложницу данного господ... кха!.. В пути последнюю подстрелили, она погибла от ран. Охотники, что за ними гнались, скинули всю вину на нее. Вот и конец сказки.

– Ты хотел, чтобы она уговорила меня тебе помочь, так?

– Ага.

– Но почему именно она? Я ее даже не знаю!

– Ты так уверен? – Ликаон измученно улыбнулся. – Помнится, когда-то она жила под крылышком некого Карпина, рабовладельца и ярого борца с пиратами. И звали ее...

– Марилька! – изумленно выдохнул Август, присаживаясь рядом. Дрожащими пальцами он откинул с лица женщины слипшиеся от пота и крови пряди и стиснул зубы. – И вот я хороню еще одного друга...

– Ты еще расплачься, идиот. Она бы погибла так и так, бессмысленно тратить время на самотерзания, особенно для такого дебила как ты. Просрал все, просрал всех, а теперь строит из себя мученика и тарится в долбаных горах, а еще отказывается выполнить мою единственную просьбу!

Ликаон отхаркнул кровь, скопившуюся в гортани.

– Единственную просьбу? – вспыхнул Август. – Ты просишь открыть расселину между мирами с помощью моей крови!

– А тебе что, сложно отлить мне пинту-другую?

– Нет! Ты хоть знаешь, что может случиться с миром после такого катаклизма?

– Плевать! – Волк сжал пальцы в кулак, подаваясь вперед. – Я хочу вернуться домой, ясно тебе? Я хочу увидеть жену, увидеть своих детей и жить своей жизнью! Ты хоть представляешь, что такое иметь семью, одинокий ты урод? Ты хоть знаешь, как мне больно при одной мысли о том, что мои дети остались без отца, хотя я все еще жив? А-а-а!..

Он прервался, хватаясь за развороченную грудь.

– Ничего ты не знаешь... – успокоившись, пробормотал он и закрыл глаза. – И если не хочешь мне помочь, то отлично. Если все, что я сделал для тебя, это пустой звук, то прекрасно! Тогда я сдохну здесь. Нет-нет, можешь не напрягаться, просто засыпь мой труп снегом или скорми его свиньям, мне без разницы.

– Ликаон...

– Йен. Меня зовут Йен, ясно тебе?

– Йен, – прочистив горло, сказал Август, – мне честно жаль, но я не могу...

– Заткнись. Ради бога заткнись и помоги мне спасти эту несчастную женщину. Сам-то ты снова не сможешь сделать нихрена!

– Она мертва...

– Молчи. Ты слышишь, как бьется ее сердце? А я слышу. И если бы ты был один, она бы точно погибла, но ей повезло, что кроме тебя, идиота, здесь есть еще и издыхающий Волк, способный передать ей остаток своих сил для заживления ран. Вытащи из меня это все!

– Ты не выдержишь.

– Выдержу! – рявкнул оборотень. – Я пережил одну смерть, и трижды оказывался на краю гибели, и сейчас выживу. Выдергивай, быстрее!

Кивнув, Август принялся вынимать из его тела клинки и болты, глубоко засевшие в ранах, и Ликаону оставалось только терпеть боль и проклинать этого человека, что стоит на пути к его семье.

Действительно, в нем была его последняя надежда, и только его кровь, бессмертная кровь, могла взаимодействовать с Амнелом и разорвать ткань миров для создания одного единственного портала прочь отсюда. Кроме него кандидатов больше не наблюдалось.

Попытавшись подняться, Ликаон вдруг ощутил слабость и стал падать на локтях, но Август успел его подхватить и поднял на ватные ноги, едва способные удержать тело в вертикальном положении.

– Поднеси меня к ее шее, ну же! – зашипел на него Волк.

– А она после этого не?..

Ликаон чуть не расхохотался.

– Разве тебе это важно? Она умирает, олух, и каждая секунда на счету.

Тот смутился и послушно опустил его рядом с лежащей в снегу женщиной, чья грудь уже почти не шевелилась. Волк стиснул зубы, стараясь не упасть в обморок, и подполз чуть ближе.

– Нет, не станет, – глухо ответил он переминающемуся с ноги на ногу Августу. – Она или выживет, или умрет.

Охотник вдруг осторожно положил руку ему на плечо.

– Спасибо, – тихо прошептал он, украдкой озираясь по сторонам: люди не могли не заметить жестокой схватки и сейчас, наверное, уже строчили доклад властям. – И мне действительно жаль.

Волк лишь фыркнул в ответ.

– Не жаль, – выдохнул он сквозь зубы. – Никому из вас не жаль, и я не требую. Не нужна мне ваша жалость... Я всегда был один, один и сдохну. Невелика беда для мира.

Выпустив клыки, Ликаон вздохнул. Он убрал с ее шеи налипшие волосы и осторожно куснул в шею, закрывая глаза. А потом вдохнул и замер, ощущая, как тускнеет в голове разум, и тело медленно погибает, освобождая его от уз плоти.

Перед смертью он ни о чем не думал. Он мог лишь радоваться тому, что сделал все, что только мог сделать, пусть и вышло все криво и до боли глупо. Он надеялся, что план сработает...

Йен Рейнгольц уснул в последний раз и больше никогда не проснулся.

ГЛАВА 4

Кто не задумывался о смерти? В конце концов, всем когда-нибудь настанет каюк, даже бессмертным, которые так и хвастают своей неуязвимостью. Все умрут, все умрет, и Смерть пожнет свои плоды, не взирая на то, как хорошо ты от нее прячешься.

Лично я побывал во многих странах. За свои сорок лет с копейкой лет я облазил какие только можно уголки света, и видел столько культур, что у любого историка сварились бы мозги, возьмись он описывать все мелочи верований нашего многочисленного народа.

Например, на Равнине чаще всего встречаются люди, верящие в Рай и Ад, в Господа и Дьявола, а чуть дальше на юге живут племена Тику, поклоняющиеся языческим богам-близнецам Рорку и Торку. Кажется, они представляли собой в их понимании день и ночь, добро и зло, и Тику делили абсолютно все вещи на принадлежность либо Рорку, либо Торку. Жизнь их была проста до крайности, и они выглядели... счастливыми? Нет. Скорее необремененными.

Я не спорю, они в чем-то правы. За последние лет пять-десять я много пересмотрел свои убеждения и сошелся на том, что добро и зло, светлое и темное все-таки существует, но они сплетаются между собой и порождают краски, о которых мы даже не могли мечтать. В веровании Тику оборотная сторона медали заключалась именно в этом порочном абсолюте, не раз становившимся камнем преткновения, из-за чего разгорались межплеменные войны, в ходе которых погибала треть всего населения южан.

Но разве церкви Равнины лучше? Да, они выглядят цивилизованными, но в свою очередь очень часто за словами священников стоит не вера в их бога, а корыстное желание обогатиться или заполучить над людьми власть, окутывая их паутиной лжи и обмана.

Если обычаи Тику можно открыто считать варварскими и устаревшими, то необычайный прогресс "Господа и Дьявола" заставляет меня только с печалью качать головой и наблюдать, как честные и добрые (впрочем, не всегда) люди жертвуют последнюю краюху хлеба церкви, надеясь на благословление и иллюзорную мечту "все станет лучше, надо только потерпеть" и "после смерти я попаду в Рай, где буду счастлив".

А инквизиция?

Я наблюдал за ними. Я слышал, как кричат от боли женщины, задыхаясь от дыма, идущего у них из-под ног, и видел изуродованных мужчин, которые едва выползали из темниц, угодив туда за обвинение в колдовстве, даже если они не умели читать!

А еще земля: почти все лорды и леди тех земель, желая захватить еще хотя бы один жухлый участок земли, использовали эту веру и уничтожали фермеров, освобождая тем самым желаемое.

Впрочем, вера всегда подразумевала кровь и обман. Я не могу отрицать, что нередко она спасает людей и помогает им жить дальше, но мое сердце каждый раз обливается кровью, когда я вижу, как это великолепное создание человеческого разума используется во вред.

Однако, что же все-таки есть смерть? Рай или Ад? Забвение или перерождение? Вечные муки или вечное молчание? Этот ответ мы получим только тогда, когда вздохнем в последний раз и погибнем.

Август, этот редкостный инфантильный дубень, всегда говорил, что умеет выживать. Я же сейчас скромно заявлю, что умею жить даже в смерти. Ну разве не прелестно?

И если нашего бессмертного великана с удивительно маленьким... мозгом частенько спасала удача, то я всегда полагался на свой ум и просто удивительное чувство юмора, не раз открывавшее мне замки на дверях и сердцах прекрасных дам. Ну, это я вру. Двери я обычно открываю ломом.

Однажды я уже был мертв, и вспоминаю тот миг предательства и смерти с дрожью в голосе, но тогда мне помогли вернуться даже против моей же воли, но теперь все изменилось: я остался один.

В первый раз я не помнил, что со мной происходило в тот год, когда мое тело по крупицам вбирало витавшие в воздухе осколки души, и теперь случилось то же самое. Сначала меня окутала тьма, полная боли и отчаяния, а потом все оказалось таким далеким, что мне стало все равно. Я просто отдался погибели и отпустил себя.

А потом очнулся. Нет, я не ожил – в конце концов, дважды такое счастье привалить не может, – а просто очнулся, ощущая, как прохладный ветер из открытого окна нежно обдувает лицо, и в глаза светит ненавистное – и такое прелестное, просто жуть! – солнце.

Значит, все сработало?

Мир передо мной зашатался. Я поднялся (при всем при этом я даже не чувствовал, что шевелю ногами!), прошел к стулу и сел, переводя взгляд на зеркало. Оттуда на меня смотрела Селеста – слегка потрепанная, с красными от бессонницы глазами и красивым, слегка опухшим лицом, но, тем не менее, живая.

– Ты... – она запнулась, откашлялась. – Ты меня слышишь?

– Да, – ответил я и вдруг понял, что не шевелю губами.

Женщина вздрогнула и поежилась, продолжая смотреть на себя в зеркало.

– Ты меня видишь?

Я попытался вздохнуть, однако и это у меня вышло только в ее мыслях.

– Вижу, вижу, не беспокойся. Кстати, застегни-ка ты пуговичку на груди, а? Я не спорю, тело у тебя прехорошенькое, но мне как-то неуютно. Я ж, получается, нахожусь сейчас в тебе и совсем не в том смысле, который бы предпочел!

Она стиснула кулаки, стараясь не возмутиться, но пуговичку застегнула.

– Во, так-то лучше, – я хихикнул. – Итак, девица, о чем хотели поговорить?

– Так значит, это правда...

– Агась, я туточки. А ты думала, я так легко сдохну? Нет, дорогуша, я к тебе привязался, да и извечная тьма меня чего-то не очень прельщает. Что, хочешь выгнать? Уверяю тебя, ничего не...

– Нет, – прервала она мою болтовню. – Наоборот, хотела поблагодарить за... все. Даже если это был твой подлый план, я все равно хочу сказать спасибо. И за то, что спас, и за то, что воскресил.

– Милочка, я не Господь Бог, я людей не воскрешаю. Хотя и тот, наверное, не особо старается... Перенаселение, знаешь ли, вся фигня. Но сейчас не об этом. Я просто пожертвовал остатками своей силы и заживил твои раны. Остальное твой организм довершил сам по себе.

Коротко кивнув, женщина вздохнула.

– А ты знал, что такое случится?

– Мог предположить.

Я заворочался. Непривычно как-то было понимать себя в качестве одного лишь голоса и мысли, без ног и рук. И, кажется, страшно. Черт, как же страшно!

Я застонал и попытался взять себя в руки. Что же, уже ничего не изменишь и придется привыкать. А еще можно захватить это тело и стать бабой, что мне тоже не очень-то нравилось. Да и как его захватить? До этих знаний я еще не дошел, так что решил освоиться по пути.

– Выходит, понадеялся на случай? – она слабо улыбнулась.

– Угу. Итак, дорогуша, что будем делать дальше? Например, можем отправится в Нара'трезим и завалиться в корчму "У кукушки", там делают просто прелестные ставки на бои. Я знаю там одного маленького махинатора, срубим бабла и будем бухать дни на пролет! Не жизнь, а малина!

– Нет. У меня есть идея получше, – ее улыбка стала еще шире.

Я тоже улыбнулся – по крайней мере, попытался поверить, что улыбаюсь, – а потом довольно рассмеялся.

– Я же говорил: по собственной воле все идет гораздо быстрее. Где наш Август?

– Спит.

Ее щеки вдруг покрылись румянцем. Я застонал еще громче.

– Блин, женщина, не обязательно было с ним спать, я же теперь с тобой... в тебе! Фу, фу, фу!

– Можешь не болтать хотя бы секунду?

– Не-а, не могу, это мой злой рок. Ничего, привыкнешь, а теперь поднимай свою – нашу! – задницу со стульчика и пошли мутузить этого старого интригана. А еще лучше взять его за... кхм, кое-что и отрезать!

Я еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным. Я ощущал себя просто ущербным, но спустя несколько секунд "новой" жизни вдруг понял, что четко могу ощущать ее эмоции, отдаленно слышать ее мысли и разделять свои с ней. Сначала это меня совсем не обрадовало, однако потом до меня дошло, насколько я соскучился по обычной душевной близости.

Я остался без тела. И я был рад. Примечательно, не так ли? Походу пора лечить свою больную головку...

***

Я всегда считал себя гением, однако сейчас эта моя гениальность перешла все границы. В первый же день я понял, что не зря выбрал своим «вместилищем» именно Селесту. Эта примечательная личность, как мне сразу показалось, прошла многое и многое преодолела, и я в этом убедился, как только она меня призвала из глубин своего разума и даже не удивилась.

Примечательно, не правда ли?

А проведя вместе с ней уже целых три дня и едва свыкаясь со своим нынешним состоянием, до меня, наконец, доперло, что у Селесты когда-то в прошлом уже был опыт общения с голосами в голове. Я уже думал, что она того, психованная, но потом нашарил в ее воспоминаниях месяц пленения в магических темницах Ерифейма, и все встало на свои места.

Днем мы обычно совершенствовались в общении друг с другом. Я несколько раз уже видел подобную технику, и нередко оба разума, запертые в одной голове, конфликтовали друг с другом за право владения телом, и один из них почти всегда растворялся в другом (то ись погибал), либо оба сходили с ума. У нас, кажется, все шло пока нормально...

За исключением того – ясен пень! – что каждую проклятую ночь женщина тыкалась носом в подушку и плакала. Она знала, что я рядом, и понимала, что я за ней наблюдаю (больше мне ничего не оставалось делать), но все равно не могла себя сдержать.

– Пресвятые помидоры, женщина! – не выдержал я в одну из таких "восхитительных" ночей. – Прекрати строить из себя хряка и плачь уже нормально, а! Я не знаю, что лучше слышать: твое это постоянное хрюканье или нормальные бабские слезы!

– П-прости, – пролепетала она в подушку.

Не знаю, зачем она разговаривала со мной вслух, ведь я итак слышал ее мысли, но решил, что лучше ее сейчас не трогать.

– Да ладно...

Если б я мог, я бы вздохнул. Она была разбита, я это чувствовал. Селеста едва держала себя в руках днем, и к ночи ее самообладание иссякало. Я хотел узнать, что с ней случилось, однако она не отвечала, и я подумал, что в ее мысли сейчас лучше не лезть, прошлый раз итак обошелся для нас двумя минутами "сурьезного" разговора.

Может быть, это все из-за меня? Или из-за того, что я сделал? Вполне вероятно, что она, как обычный человек, невольно корила себя за смерть той дюжины и еще одного.

И если бы я только мог, я бы ее утешил. Обнял бы, не знаю, и что-нибудь сказал. Сейчас же я первого сделать не мог, а второе казалось мне бесполезным, потому что она итак меня прекрасно слышала.

На следующую ночь я сдался. Мой разум итак трещал от бесконечной беготни между столиками и миленьким воркованием с посетителями, так что при свете луны я хотел отдохнуть, а не трястись от рыданий и вдаваться в депрессию.

– Так, хватит! – пожалуй, слишком резко прервал ее я. – Что случилось?

– Я... – Селеста шмыгнула носом. – Я не знаю.

– Чего? – не понял я.

– Не знаю! – вспыхнула женщина. – Просто не знаю, ясно тебе? Днем я чувствую себя как обычно, а когда остаюсь одна, то... – она запнулась. – Мне плохо.

– Это я и сам вижу прекрасно. Одно, дорогуша, ты забываешь: теперь ты не одна. Можешь считать это проклятием или даром одного дохлого Волка, а я теперь неотрывно связан с твоей больной головушкой. По крайней мере, на ближайшие лет пять.

– Пять? А что потом?

– Без понятия, – черт, как же я хотел хотя бы дернуть плечом или показать язык! – Я много думал о своем выборе, много чего изучал. В конце концов, не зря же я перешерстил всю башню магов Равнины и забабахал себе репутацию мастера порталов и чернокнижника, э? Думаю, наши разумы постепенно сливаются в единое целое – это природа, е-мое, и просто так она мирится с двумя головами на одном теле не будет! Если, конечно, это не мутант какой...

– Значит, через пять лет мы станем одним человеком? Как это возможно?

Я задумался. Заметил, что она, наконец, успокоилась и вытерла слезы со щек, и попытался ухмыльнуться. Дело сделано, однако!

– Еще б знать. Скорее всего мы просто сольемся. Этот процесс будет медленным и иногда мучительным – могу поспорить, посмотри на тебя сейчас кто другой, он бы точно счел тебя сбрендившей! Но я давно заметил, что именно такие истощающие и долгие вещи делают результат неожиданным. Время – клевая штука. И поразительно дурацкая.

– Это точно, – вздохнула Селеста.

Мы замолчали и просто смотрели в потолок. Я все еще не свыкся с тем, что теперь являюсь только голосом в ее голове, так что ощущал себя не в своей тарелке, убеждая себя, что все пройдет.

Скоро я увижу их. Конечно, сначала их надо найти, но разве ж это беда? С помощью магии можно творить и не такие штуки, а в последнем я себя за десять с лишним лет малость понатаскал.

– Расскажи что-нибудь, – вдруг попросила меня женщина, отбросив душное одеяло в сторону и сложив руки на животе.

– Чего? Я тебе что, сказочник, что ли, женщина?

– Нет, я не прошу тебя сочинять! Расскажи про свою жизнь, прошлую жизнь, к которой ты хочешь вернуться. Я... я ведь чувствую тебя, но только сверху. И столько крови... – она задохнулась, стараясь удержать мысли в порядке. – Тебе больно, я права? Почему? Что было в прошлом, Йен?

Я словно становился меньше с каждым словом. Ее вопросы с каждым разом все сильнее пронзали мое отсутствующее сердце, и я ответил:

– Дружба, предательство, смерть, любовь, тьма. Достаточно?

– Размыто.

На меня внезапно накатили воспоминания. Я полностью отдался этому потоку. Он подхватил меня и закинул в такие дали моего сознания, что я содрогнулся. Я никогда не считал себя жертвой и всегда недолюбливал людей, сетующих на свою судьбу, но сейчас мне вдруг стало так плохо, что если б я мог, я бы заплакал. Неожиданно, да?

Вдвойне неожиданностью для меня стало то, что Селеста снова зарыдала.

– Дебил! – воскликнул я, когда на меня наконец дошло происходящее. Черт, как я сам не догадался? Что за тупая башка, однако же! Придурок, долб!.. Кхм, опустим это плохое слово и продолжим дальше.

Я мгновенно спохватился и заставил себя отбросить плохие воспоминания в сторону. Пару секунд помедлив, я сконцентрировался и расслабился, ощущая, как спина Селесты перестает вздрагивать, и женщина медленно успокаивается, от усталости сразу же погружаясь в сон.

Что за чудеса, а? Теперь придется следить не только за ней, но и за собой тоже.

Еще одним минусом моего нынешнего состояния оказалось полное отсутствие потребности спать, и всю ночь я провел в размышлениях, стараясь не поддаваться эмоциям и дать женщине выспаться. Плохо я на нее влиял, однако, но я вообще уже привык, что меняю каждого человека, что становится мне ближе трех шагов, исключительно в темную сторону. Ну и что? Тьма – тоже сила, и люди порой забывают, что сила вообще не имеет предназначения, цвета. Только существа, использующие силу, могут выбирать между злом или добром.

Ладно, что-то я слишком уж поддался философствованию и запутался в собственных мыслях. Пора бы уже определиться со следующей целью и приступать к действию.

К сожалению, на следующую ночь Селесту снова прорвало на откровения.

– Семь лет назад я жила в Лоринде – ну, знаешь, небольшой портовый городок далеко на юге. Ты там был?

– Нет. Но слышал.

– Туго мне пришлось. Жарко там было как в пекле, а море рядом почти не давало о себе знать. Даже корабли там ходили редко: оно смердело помойкой, и мусор, плавающий в нем, мешал кораблям подойти к пристани. Представляешь?

– Представляешь, – с готовностью ответил я. – И что занесло тебя в эту дырень?

– А ты как думаешь? Бежала. Я хотела найти работу, а тут оказалось, что женщины в Лоринде – самый ходовой товар. Вот попала, да? А на корабле мне даже никто не сказал!

– Их подкупили, ясень пень.

– Вот и я так думаю, – кивнула Селеста, буравя взглядом потолок (черт, я даже с закрытыми глазами смогу описать на нем каждую царапину, во бред!). – Только я ногу поставила на причал, а меня сразу же скрутили и отправили на невольничий рынок.

– Встань, – прервал я ее, заметив, что она дрожит.

– Зачем?

– Хватит глупых вопросов, женщина, я просто хочу тебе помочь! Встань и иди, я просто жажду увидеть свою могилу.

Кивнув, Селеста поднялась с кровати. Она натянула на себя толстую теплую шубу, одела сапоги и вышла наружу, направляясь к горам. Там, у самого склона, нам открылся едва заметный вход внутрь, занесенный снегом.

Женщина, убедившись, что нас никто не видит, вошла внутрь и сразу же остановилась.

– Пришли, – ее голос слегка дрожал от холода.

Я замолчал. Я смотрел на большую горку промерзлой земли, где покоились мои убийцы, а потом перевел взгляд чуть выше.

– Иди вон туда, видишь? Там дует меньше, и тепло от земли поможет тебе согреться.

– Ты чувствуешь холод? – удивилась она, но совета все-таки послушалась.

– Естественно!

Умостившись в углу, мы еще крепче укутались в меха и вздохнули.

– Примечательно, не правда ли? Я сижу на кладбище четырнадцати трупов и разговариваю сама с собой, – Селеста хихикнула. – Кто бы увидел, сразу бы отправил отсюда вон!

Я фыркнул.

– Пить надо было меньше.

– Это да... Так зачем мы сюда пришли?

Я пару секунд промолчал, думая, что можно сказать (вернее, составляя мысль, так как кроме нее меня все равно никто не слышал).

– Видишь эту могилу?

– Да. Она же твоя.

– Вот. И я вижу. И знаешь, что я чувствую?

– Да, – снова сказала она.

– Черт! Ну никак с тобой не поговоришь! Ладно, короче, вот моя могила, там валяется мой бездыханный труп и отдыхает после сорока лет приличной жизни – заслужил. А что я? Я сижу тут с тобой и смотрю на этот "гроб" – кстати, могли бы хотя бы гроб отгрохать! – и ничего не чувствую. Я к чему: тело – всего лишь тело. Да, оно несомненно несет в себе просто огромнейший смысл, в нем и есть жизнь, однако оно по-прежнему остается одним большим мешком крови и костей. Если там с тобой...

– Я поняла, спасибо, – Селеста пожевала губу. – Но мне еще повезло. Я видела, как некоторых приносили в жертву прямо там – они поклонялись какой-то злой богине-ворону. О "кровавом орле" слышал?

– Еще бы.

– Так вот там было нечто похожее. Я молилась богам, чтобы меня миновала эта участь. Конечно, я бы скорее умерла, чем стала рабыней какой-нибудь похотливой свиньи, но так я умирать не хотела.

– Понимаю, – слушая завывания ветра снаружи ответил я. – И куда же ты попала?

– Сначала никуда. Я жила с другими рабами две недели, питалась червями и отбросами, и среди питья грязная сточная вода казалась мне настоящей амброзией. А потом меня отправили в бордель. Меня отмыли, накормили и относились лучше, чем когда я жила в подземельях, но все мы знали, какова моя судьба.

– Ты совсем не обязана...

– Нет, дослушай!

Все мое естество вздрогнуло от ее тона. Я ожидал, что сейчас на меня накатит волна отчаяния, однако ее не последовало. Вместо этого я почувствовал... смирение? Вот это уже интересно. И никаких тебе соплей!

– Их было много. Очень много. Наверное, в такие моменты начинаешь по-другому относиться к своей красоте... А еще они были разные: одни приносили с собой бутылку-другую вина, и оно помогало мне забыться, другие же оказывались настолько жестокими, что наутро я едва вылезала из постели, избитая до полусмерти. И каждый раз, день за днем...

– Хватит! Зачем все это? Зачем ты мне это рассказываешь?

– Я к тому, что у нас обоих есть свои демоны, так ведь? – Селеста улыбнулась. – Готов ли ты к тому, что вскоре мы станем единым целым, Йен Рейнгольц?

Я фыркнул.

– Пф! Вообще-то я должен был тебе это говорить.

– Ты спас меня, я тебе благодарна.

– Ох, остановись, я сейчас расплачусь, – недовольно проворчал я, и она вдруг рассмеялась. Я застонал. – Однажды наши демоны познакомятся, Селеста, и не сомневаюсь, они станцуют джангу в наших мозгах. Однажды. Но не сейчас.

– Ты мне не веришь?

– Я в твоей башке, дура, как я могу тебе не верить? А сейчас поднимай свой зад и возвращайся домой, мне уже холодно. А еще лучше пошли к Гедину и растормошим его на ящик вина, э?

– Заманчивое предложение, – усмехнувшись, Селеста.

– Ну вот! И хватит хандрить. Впереди у нас такое приключение, о котором ты и мечтать не могла, женщина, и отбрось к херам свои сопливые штучки!

– Сопливые штучки? Ха! Я тебя чувствую, забыл? У меня сейчас такое ощущение, что это ты сейчас расплачешься!

– Чего-о-о? Что за мысли тебе в голову лезут?

– Ты!

– Брехня, я сейчас думаю только о баре, так что топай быстрее.

– Гедин, наверное, уже спит...

– Угу. А волки кроликов жрут только из чистого гуманизма, чтобы те нам на крыльцо не гадили. Нифига он не спит, Гедин твой, а опять свои запасы лакает. В одиночестве. Во жук, старик, во жук!

Я ощутил ее радость и улыбнулся (это я по привычке так говорю). Нет, эта дама совсем не обычная, гори мои кости! Мне повезло, что я встретил именно ее. А может, это и есть судьба, и Холхост все-таки услышал мои мольбы?..

Хотя нет, во всем виновато мое долбаное самомнение!

***

Признаться, ночь прошла на славу. Она была бы еще лучше, если бы я мог пить и есть собственными руками, но теперь я не чувствовал голода и тихонько мирился со своим новым положением, перенимая ощущение опьянения от Селесты, которая вливала в глотку вино так, будто собиралась поджечь себя на масленицу вместо чучела.

Очнулись мы только к следующему обеду, заботливо перенесенные в одну из комнат таверны Гедином. Уж не знаю, как у старика силенок хватило перетащить женщину на второй этаж, а это вызвало у меня уважение: в его вчерашнем состоянии я бы не дошел даже до нужника и опорожнился бы на месте.

Кстати, Селесту тоже приперло, и мы сидели сейчас в весьма примечательном месте...

– Дьявол! – пробормотала она под нос, густо краснея.

– Расслабься, это физиология. Ничего постыдного тут нет, – едва сдерживая смех, успокоил я ее.

– Легко тебе говорить!

– У тебя есть хотя бы своя рука, чтобы подтереться, а я сижу тут и вижу твоими глазами. Кому сейчас хуже, э?

– Определенно мне, потому что в моей башке сейчас сидит проклятый извращенец!

– Что? – я возмутился. – Брехня! Поклеп! Почему проклятый? Нормальный я!

Селеста фыркнула и рассмеялась.

– Это определенно минусы нашего сотрудничества.

– Ясен пень.

Ну, это была малость передышка. А потом снова перед глазами замелькали столы, пьяные рожи, весьма миловидные официанточки (тут женщина хорошенько тряхнула меня в голове, чтобы я усмирил свои фантазии) и просто тонна подносов, так что я сконцентрировался и потушил свет, удивляясь, что мне это так легко удалось.

Я погрузился во тьму и задумался. А что я еще могу сделать? Интересно, в моем нынешнем положении есть хоть какие-то плюсы?

Один из них я вскоре нашел. Когда меня вконец достали голоса, я напряг свой уставший разум, и в нем будто что-то вспыхнуло, и затем я потерял сознание. Нет, я все еще продолжал ощущать себя и ее, однако словно погрузился в долгожданный сон в теплой приятной постели.

Не знаю... Мне на миг показалось, что я еще ребенок, мирно дремлющий в утробе матери.

– Эй, ты все еще здесь? Йен! – испуганно бормотала Селеста перед зеркалом. – Черт, надеюсь, ты там снова не сдох... Йен!

– Здесь я, здесь, чего орать? Смотри, опять соседи пожалуются. Забыла, как они выли тут и все осматривали, где ж трупаки, м?