Текст книги "Книга Мертвых(СИ)"

Автор книги: Джал Халгаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Не беда. Легко можно подобрать оружие с земли. Либо просто вырвать челюсть.

Стряхнув с руки кровь, я глянул на лучника.

Кто сказал, что у лучника нет чести? Он стоит позади, он убивает издалека, но тоже проливает кровь. Он видит смерть и... бежит. Нет, он трус.

Я поднял с земли тяжелый молот. Рука не несколько секунд стала больше, поросла шерстью. Когти вонзились в потертую рукоять. Крики, столько криков.

Прочертив в воздухе кривую дугу, боевой молот с хлюпаньем достиг его затылка.

Вот и все. Коротко и ясно, никакой рисовки.

Я повернулся к девочке. Она жалась к дереву, подтянув колени к груди. Ее изорванное грязное платье непонятного серого цвета едва держалось на окровавленных плечах, усеянных потными черными волосами.

Лицо... Не лицо, настоящая маска. Каменная, заплаканная, не выражала никаких эмоций. Она отгородилась от мира, заставила себя покинуть собственное тело и сейчас больше напоминала бездушную куклу.

Я стянул с трупа одежду, только затем притронулся к ее руке. В ответ она лишь вздрогнула.

– Я вернусь через три часа. Принесу еду. Будешь здесь, значит хочешь жить. Уйдешь, я за тобой не пойду.

Надо бы убрать трупы...

Сколько ей? Лет двенадцать, не больше. В таком возрасте пережить нечто подобное губительно, особенно для разума. Я прослежу за ней – не хочу, надо, – если за три дня не добьюсь от нее ответа, убью. Так легче. И для меня, и для нее.

У меня есть три часа. До ближайшей деревни, где можно раздобыть нормальную горячую еду и чистую воду, около сорока минут пути. На обратную дорогу вместе с мешком – все пятьдесят. Остальное время можно потратить на поиски подходящей одежды.

Впрочем, последнюю я опять стянул с мертвеца. Повезло, что человек попался разговорчивый. И мой размер. Даже сапоги оказались впору. Подходящее платье для девочки заставило меня побегать.

Я отыскал харчевню легко. В таких местах она обычно стоит с краю и отличается просто удивительным скоплением народа по вечерам. В некоторых деревнях такие места кажутся приличными, в других же, как в этом, находится настоящее скопление шлюх, служащих как неверным мужьям, так и уставшим путникам.

Свой заказ я ждал несоизмеримо долго – полчаса. Назад идти придется быстро.

Я завернул мясо и овощи в тряпицу и купил для них чистый мешок. Взял два бурдюка воды и бутылку вина для себя. Стоило мне выйти наружу, как передо мной предстал какой-то бродяга. Отдаю ему должное, мятая кольчуга и большой топор придавали ему воинственный вид, зато по-девичьи гладкое красивое лицо вызывало лишь отвращение.

– Такие, как ты, убили моего брата! – заревел незнакомец.

– Да что ты говоришь, – холодно ответил я. – Я много кого убил. Может, среди них и был твой брат. Нападай, закончим это быстро. У меня дела.

И он напал. Довольно глупо. Я даже не успел подумать, о ком он говорил. Может, и не обо мне вовсе.

Не сделав и шести шагов, гигант рухнул на колени, пронзенный в грудь кровожадным клинком. Я выдернул рукоять, оказался за его спиной и опустил меч вниз.

С хрустом он рассек ключицу и остановился только в брюхе.

Тяжело было бы проделать такое с обычным мечом, но Кейнекен никогда не мог считаться "обычным".

Я оставил его труп позади и поторопился назад.

Девочка сидела там же. По ее позе у меня возникло такое впечатление, будто она вообще не шевелилась, только смотрела на одну точку на земле перед собой и едва заметно дрожала.

Я не знал, что еще можно сказать, только разложил перед ней еду и сунул в руки бурдюк с водой. Положил свернутое платье рядом.

– Пей. И ешь. Иначе сдохнешь, как они, – я махнул рукой на смердящие трупы. – Лучше сразу попроси меня тебя убить. Так легче.

Она не ответила, даже виду не подала.

Что поделать, пришлось убирать трупы. Их я закопал чуть поодаль, рыл яму два часа, вместо лопаты используя сломанную доску от телеги. Вот с лошадьми возникла проблема, пришлось использовать лапы и делать крюк, чтобы обойти девочку: ни к чему ей сейчас видеть еще и Волка.

Свалил обломки телеги в одну кучу. Подумал, что легче было бы спалить все вместе с трупами, а потом вспомнил про хлипкие сухие деревья и решил оставить все как есть.

Я вернулся к девочке. Вместе мы посидели в молчании прелестных четыре часа. К еде она так и не притронулась, хоть в животе у нее урчало весьма сильно, да и судя по всему в горле тоже пересохло прилично.

Сильная, пусть и сломленная. Бывает.

Я утрамбовал траву, подтащил камешки и сложил их в круг. Чтобы развести костер, пришлось поднатужиться: огонь мне был не нужен, зато хищников он отгоняет просто прекрасно, особенно ночью.

Я поднялся с земли и сказал:

– Вернусь завтра на закате. Надеюсь, ты выживешь.

Напоследок убедившись, что рядом нет никого, кто бы мог ей навредить, я ушел достаточно в лес и обратился в Волка, спрятавшись под сенью кустов терновника.

Я снова думал. Она сломлена – нет, сломана, как и я. Телом я ощущал себя прекрасно, но разум мой трещал по швам, будто некто просто отнял большую часть моей жизни и присвоил ее себе. Девочка же сломалась и там, и там. Такие раны не заживают, только не так.

Сквозь сон я заворчал.

Два сломанных человека – перебор для этого проклятого места.

ГЛАВА 6

Она проснулась с первыми лучами солнца. Хорошее настроение, почти сравнимое со счастьем, давно не радовало ее душу, и теперь она решила использовать его сполна.

Женщина потянулась, разминая затекшие от лежания на камнях конечности, и рывком поднялась на ноги, пару раз подпрыгнув на месте, чтобы разогнать кровь и прийти в чувства.

Костер уже догорал, от него оставались тлеющие угли, но она знала, какова бывает природа, так что позаботилась и хорошенько присыпала очаг землей, чтобы не разыгрался лесной пожар. Конечно, сочная влажная трава мало годится на роль топлива, однако искры при таком ветре могли запросто достичь сухих листьев деревьев.

Селеста стряхнула с платья пыль и дорожную грязь. Она достала из своей сумки маленькое зеркальце на простенькой деревянной ручке и глянула на свое отражение.

Она с неприязнью поморщилась: надо бы отмыть с себя дорожную грязь.

К счастью, за несколько лет беспрестанных странствий она научилась находить воду даже там, где ее, казалось, вообще нет. Этому искусству ее научило далекое племя дикарей на западе, которые при первой встрече едва ее не сожрали заживо.

Присев на корточки, она коснулась травы и довольно улыбнулась. Наконец, вновь дорога, вновь приключения! Она уже думала, что больше никогда не почувствует этого невероятного возбуждения, вынужденная скрываться от бесчисленных врагов, но вот же он – шанс!

Селеста прикинула в голове наброски самодельных карт, определила местоположение гор и примерную длину горных хребтов. Припомнив рельеф местности, женщина закинула вещи на плечо и двинулась в путь, по привычке поправляя глубокий разрез на груди, служащий... так сказать, определенной цели.

Усмехнувшись, она сказала:

– Ну что, Йен, где моя еда, а? У меня живот, между прочим, уже урчит! Раз подбил меня на такое путешествие, изволь кормить даму.

Она приготовилась к еще одному словесному потоку любителя потрепать языком, несчастьем засланного к ней в голову, а в ответ получила тишину. Пустоту, витавшую в ее разуме, она заметила только сейчас, и та настолько поразила ее, что странница пошатнулась.

Ей стало плохо. Опора ушла из-под ног, Селеста обессиленно упала на траву.

Она замерла, стиснула руки в кулак и застонала. На лбу проступил пот, ее тело лихорадило, а через секунду все вдруг прошло.

– Дьявол! Что за говно со мной творится?

Сплюнув кровь – неудачно прикусила язык, – женщина снова поднялась на ноги. Она мысленно позвала своего "сожителя", и тот вновь не отозвался. Может, пропал?

Она внезапно поняла, что эта мысль вызывает у нее беспокойство. Если б он что-то значил, он ведь просто открыл ей путь к свободе! Почему же так страшно?

Вздохнув, Селеста решила, что он просто обиделся из-за вчерашнего и теперь действует ей на нервы. Ей богу, сущий мальчишка! Как будто ребенок вдруг вырос за один день и оказался в теле взрослого мужчины, едва ли понимая настоящую жизнь.

Но ей он все равно нравится. После всех этих серьезных мужчин, строящих из себя героев и машущих здоровенными мечами в попытке доказать свое превосходство над другими, Йен казался обычным деревенским простачком, щелкающим семечки на заборе. Из-за его шутовских наклонностей, порой переходящих все границы, никто не считал его достойным противником, и он этим пользовался.

Зачем? Она задавалась этим вопросом с той секунды, что Йен поселился в ее голове, и никак не могла найти ответ. Может быть, он говорил правду? Может, ему действительно просто хотелось повеселиться?

– Ну что, мой ручной волчонок, искупаемся? – решилась она уязвить его самолюбие, когда наконец вышла к воде.

Со стоном облегчения женщина стянула с себя пропахшие потом брюки, сапоги, сняла платье и пару секунд постояла на месте, осматривая свое тело, чтобы заставить Волка расколоться.

– Да скажи ты уже что-нибудь! – снова молчание. – Ну и хрен с тобой.

Фыркнув, она погрузилась в небольшой круглый пруд под миниатюрным водопадом.

Ледяная вода заставила ее дыхание на мгновение замереть. Кожа покрылась мурашками. Селеста резко выдохнула и напрягла все мышцы разом, чтобы унять дрожь.

– Ох, как хорошо...

Она ощущала, как по телу медленно разливается живительная прохлада. Наконец-то она снова стала собой, и теперь ей совершенно не хотелось больше скрывать свою натуру. А натура у нее, мягко говоря, была та еще.

Она отплыла подальше, скрываясь в тени камней.

Слабый ручеек воды омывал ее тело, и Селеста с благоговением прикрыла глаза, полностью отдаваясь собственным чувствам.

Пока ее вдруг не прервал насмешливый голос:

– Не хочу вас беспокоить, миледи, но я просто обязан спросить, что вы делаете в лесу моего короля.

– Дьявол! – от неожиданности она вскрикнула.

Приподняв веки, она зашипела: доспехи мужчины в солнечном свете сияли так, что слепило глаза, и слезы почти сразу же потекли по щекам.

– Ты еще кто такой? И отойди в тень, дай разглядеть лицо!

– Как пожелает госпожа странница.

Рыцарь поклонился и послушно сделал три шага назад, усмиряя шедшее от него сияние.

– Думаю, тебе стоит представиться.

– И то верно, – он снова поклонился. – Сир Грейсон Тенелом к вашим услугам, миледи. Могу я попросить назвать вас и ваше имя?

– Селеста.

– Селеста и-и-и... все?

– Все. Есть возражения? – его взгляд, с которым он смотрел на ее тело, раздражал женщину больше тем, что в нем читалась вовсе не похоть или желание, а не скрытая насмешка. Где-то она это уже видела!

– Никаких. Итак, Селеста, теперь перейдем к главному, – рыцарь снова подошел чуть ближе, намеренно позволяя свету отражаться от начищенных металлических пластин. – Кто вы? Что завело вас в личные владения моего короля? Вы в одиночестве гуляете по лесу, а ведь чаща – опасное место для дамы.

– Я не одна.

– Вы еще и лгунья, – сразу же ответил он. – Я прекрасно знаю, что одни, миледи.

– Откуда?

Рыцарь ухмыльнулся, развел руки.

– Мой нос еще не забился от старости, моя госпожа. Я могу учуять лань за милю и прекрасно чую даже самую молодую лисицу за три. Тем более видите этот знак? – мужчина провел пальцем по выступающему силуэту морды волка на нагруднике. – Первый рыцарь, доверенный короля. Следовательно, самый лучший.

– Самый лучший хвастун или воин? Извини, я не очень понимаю, о чем ты вообще говоришь.

Сир Грейсон снова свел губы в своей самой обворожительной улыбке. Его глаза хищно блеснули желтизной.

– О, – протянула Селеста. – О-о-о...

***

Она возвышалась надо мной, дикая, сумасшедшая. Ее черные окровавленные волосы развевались на ветру. Каждый подстегнутый воздушным потоком локон напоминал шипящую змею, скалящую на меня клыки, и каждая капля срывающейся с них крови была подобна яду, сочащемуся из маленькой пасти.

И сама, бледная как ночь, во вспышках молний она напоминала мне Лиссу, давно забытую языческую богиню безумия, кровавого помешательства.

– Подчинись, – сверхъестественный голос, оторвавшийся от бледных линий тонких губ, совсем не казался девчачьим. – Подчинись.

Она говорила спокойно, но сила, находящаяся в этих словах, заставляла меня дрожать и спину покрываться мелкой сыпью чистого холода.

Я закричал. Деформирующееся тело билось в конвульсиях.

Я не желал обращаться, однако мое собственное тело меня не слушалось. Ребра хрустели, расширяясь в диаметре, и сердце билось все чаще и чаще, едва вынося резкое изменение роста и веса.

Я сопротивлялся из всех сил. Проиграл самому себе.

– Не... А-а-а!

Крик сорвался. Он перешел в протяжный волчий вой, полным тоски, и луна, будто в ответ на мою мольбу, вспыхнула ярче тысячи солнц, отдаваясь отголоском прежнего безумства в темных закоулках моего разума.

Девочка подошла ближе. Я силился поднять голову. Вышло криво.

Она протянула руку вперед, невидящим взглядом смотря перед собой, и какая-то дикая необузданная сила заставила меня перед ней склониться.

– Подчинись, – в третий раз повторила она, и я не мог противиться.

Ее холодная ладонь коснулась моей головы в месте между поджатыми от ужаса ушами. Она склонилась ближе, коснулась щекой шерсти возле правого глаза и обвила второй рукой мою шею.

– Я всегда любила существ твоего рода, – прошептал звенящий голос взрослой женщины. – Я желала иметь при себе хотя бы парочку таких, как ты, но моя злая сестрица всегда мне отказывала. А потом меня забыли. И знаешь, чего я сейчас хочу больше всего?

Сверкнула молния. От бледной холодной кожи вдруг начал исходить дикий жар. Шкура в местах ее прикосновений опалилась, неимоверно воняло гарью.

Я попробовал выбраться из ее объятий и не смог. Для двенадцатилетней девочки сил у нее было необычайно много. Я гадал, кто она. Может, из-за нее моя память так пострадала? Я хотел верить, что и тот мужчина, ведущий на меня охоту, тоже принадлежит ей. Хотел верить, что сейчас все закончится...

Я был неправ.

– Я хочу безумства мести! Ты доказал свою полезность. Ты разрушил храм этой чертовой Райны и пролил кровь святых. Разве не это есть кровавое помешательство? Пусть к этому руку приложила моя сестра, но именно ты меня пробудил.

Девочка стиснула в кулаке клочок моей серой шерсти и поцеловала в уголок губ, томно проводя языком по частоколу острых желтых зубов.

– Прекрасен... Как ты прекрасен. Думаешь, сестрица обидится, если я возьму тебя себе?

Дождь застучал по листьям. Каждая капля, попавшая на ее тело, шипела, и на ее месте оставался ярко-красный отпечаток, светящийся в ночи.

Я заскулил.

– Грешно использовать тебя как обычного кобеля-осеменителя, – о чем она говорит? – О, я видела плоды ее – твоих! – трудов. Превосходные экземпляры, а время и эволюция делают их еще сильнее. Но ты, мой прелестный раб, лучший. Первый. Ты создан для большего.

Мой разум подавили, будто я еще не миновал совершеннолетия. Я стал рабом.

– Сохрани девочке жизнь. Когда придет время, я явлюсь к тебе в ее теле, – она отстранилась и посмотрела мне в глаза, мрачно ухмыляясь. – Кто знает, может, ты заслужишь большего, чем просто поцелуя.

Напоследок она сказала:

– Убей их. Убей их всех. Подари мне реки их проклятой крови.

Девочка вскрикнула. Она отшатнулась назад. Сияние и жар от ее кожи пропали, и в глаза вернулась та потерянность, из которой я пытался ее вытащить и натолкнулся на спящий внутри нее дух.

Она открыла рот. Думал, она закричит. Ошибся.

Девчонка высунула свой язык и сжал челюсти. Кусок окровавленной плоти скатился по ее платью и шлепнулся в пыль на землю. Захлебываясь кровью и визжа от боли, бедняжка рухнула на колени. Из ее рта ручьем лилась алеющая жидкость.

Я хотел оставить ее умирать. За последнюю неделю на нее навалилось слишком много бед, и милосерднее ее просто убить.

Но я помнил наказ безымянной богини – тот раскаленным клеймом отпечатался в моей страдающей памяти.

Я обратился, оделся, закрепил Кейнекен за спиной и поднял девочку на руки.

Она дрожала. Кровь хлестала из раны, и дождь лил сверху, будто сами небеса страдали. Громыхали молнии. Каждая вспышка освещала ее изувеченное тело, и я все больше убеждался в неотвратимости ее смерти.

А как же богиня? Я боялся, что она – еще одна галлюцинация. Уж лучше верить в свое служение чему-то настоль сверхъестественному, чем убедиться в собственном безумие.

О чем она говорила? Чего хотела? Мутные фразы, непонятные слова. Не думать.

Я ничего не мог сделать. Поэтому я бежал.

Пока я блуждал по деревне прошлым днем, дожидаясь еды, я слышал о местном лекаре. По слухам, он жил в лесу в часе ходьбы от селения и лечил только самых нуждающихся за весьма приличную сумму. Чем я не нуждающийся?

Нашел я его легко: от его жилища смердело травами и дерьмом, что кучей лежало на заднем дворе рядом с маленьким огородом.

Я выбил дверь ногой.

Старик с криком вскочил с кровати. Он судорожно пытался натянуть спавшие штаны, но старые узловатые пальцы отказывались слушаться.

– Нужна помощь, – рыкнул я на него и переложил девочку на кровать, оттолкнув хозяина в сторону. – Быстро.

– Я не!.. – пытался он возразить.

Я осклабился. Одним тренированным движением я вынул Кейнекен из ножен и вонзил его в пол, разрубая мизинец на правой ноге. Тот взвыл. Я схватил его за шею и стиснул кадык, перекрывая воздуху путь в легкие.

– Еще раз раскроешь свой рот не по делу, я отгрызу твои губы!

Он увидел всплеск желтизны в моих глазах и вдруг согнулся, склоняя голову. Впервые человек при виде крупицы моей настоящей натуры не испугался, а выказал знаки уважения!

– Так вы из них, господин, – пролепетал он. – Тогда все будет в лучшем виде. Ваше желание для меня – закон, господин.

Я не стал задавать вопросы. Я всегда успею их задать, и если девочка умрет, то именно мой голос старик услышит последним.

Я указал на девочку и прикрикнул:

– Быстро!

Старик сорвался с места. Он хромал, сжимал губы и тихо стонал, когда приходилось опираться на раненую ногу, из которой хлестала кровь. Он попросился перевязать увечье, но я запретил: теперь в его интересах завершить все как надо.

Отдаю ему должное, дело он свое знал. Конечно, сравниться с хорошими городскими лекарями он не мог. Даже инструменты его больше напоминали самодельные и едва ли подходили для работы с больными.

Его руки мелькали над лицом обморочной девочки. В воздухе запахло сухими травами, которые старик перетирал в порошок.

Он смешивал растения с мазями, промывал рану и нажимал на какие-то точки на ее теле, даже не стесняясь стягивать с нее платье. Я напрягся. Хотелось вогнать клинок в его глазницу. Пришлось сдержаться: он единственное, что может ее спасти.

Я вдруг понял, что волнуюсь. Заживающий ожог на лице горел, и сердце было неспокойно. Прошла бездушная холодность, и я будто прошел через очищающий огонь.

Неужели я исцелен? Нет. Это лишь ощущения. Слишком зыбкие, чтобы обращать на них внимание.

Я вышел на улицу, оставляя старика делать свое дело. Дождь к тому времени уже прекратится, и небо очистилось. На востоке сияло марево восходящего солнца.

Я опустился на колени и закрыл глаза. Как я устал...

Проснулся я от легкого прикосновения к плечу. Старик стоял в дверях с перевязанной ногой. Увидев, что я обратил на него внимание, он снова поклонился и сказал:

– Теперь все в руках богов, господин. Я сделал все, что мог, и хотел бы попросить не лишать меня жизни.

– Посмотрим. Зависит от результата.

Он вздрогнул. На его бледном лице проступила маска страдания.

– Бесполезно, старик. Я не тот, кто убирает клинок перед стариками и детьми.

– Но это несправедливо! Вы принесли мне ее слишком поздно, у меня нет и шанса сохранить ей жизнь! Даже с моими умениями и травами я ничего не могу сделать.

– Она не истекла кровью.

– Это еще не значит, что она не скончается от лихорадки или заражения крови – все может случится. Я не властен над смертью. Никто...

– Значит, ты уже ничего не можешь сделать?

Старик с облегчением кивнул.

– У меня только один вопрос: про кого ты говорил, когда увидел мои глаза? Здесь живет еще кто-то из моего рода?

– Я думал, вы знаете, господин. Все эти земли находятся во владениях Волков. Говорят, на новый престол Голиции порочат Йариха, вожака вашей стаи.

Я сглотнул. Вожака, значит.

В голове витали вопросы. Какого рожна тут появилась стая Волков? Я точно знаю, что я последний, тогда о ком говорит этот полоумный старик?

Он не лгал. Сколько прошло лет? Храм Райны... Сто! Как такое возможно? Почему я еще жив? Выходит, вся новая стая – мои потомки? Кому это нужно? Проводница! Ольха? Умерла!

Я закричал.

– С вами все в порядке?

Я развернулся. Кейнекен вылетел из ножен и со свистом разрубил шею старика. Труп упал к моим ногам. Пролилась кровь. Все равно я не смог успокоиться.

Столько лет, столько прожитых лет, и я не помню целиком ни единого проклятого года. Я должен был освободиться, должен был все вспомнить, узнать врагов и убить их – всех до единого!

Ольха! Я убежал от нее. Я видел ее предательство и засунул ее образ так глубоко в свое сознание, что только теперь осознал горечь потери. Даже если она дожила до преклонного возраста, даже если уже стала старухой, она уже погибла. Почему я не постарел?

Все шансы потеряны, все дороги закрыты.

"Забудь", – шептали голоса. Я снова забывал, но на этот раз в моих мыслях пробудилась сила неназванной богини, и я смог разогнать туман.

Я доковылял до постели, в которой лежала девочка. Ее дыхание выровнялось, тело перестало лихорадить. Я ощущал связь, все еще чувствовал повисшее в воздухе обещание. Я вспомнил. Желал отомстить.

Меня использовали. Теперь я использую ее, чтобы добиться своего возмездия. Один за одним все мои враги падут.

Будто в ответ на мои мысли девочка закашлялась. Она забилась в истерике, хотела что-то сказать, но изо рта у нее вырывалось лишь бессвязное мычание. От этого она будто обезумела.

Я схватил ее за плечи, усадил обратно. За это получил ногой в живот. Поганка цапнула меня за палец и едва не вырвалась. Я успел схватить ее за шею и осторожно сжать, заставляя ее вновь упасть в обморок.

Она выжила. Но сможет ли жить? Не повредили ли испытания ее рассудок хуже, чем мой? Я слышал, сосуды для богов в древности часто сходили с ума. Если, конечно, боги существовали. Тогда кто приходил ко мне?

Она должна жить, сказал я себе, и она будет. Я помогу. В ответ на небольшую услугу со стороны ее покровительницы. А сейчас мне надо подумать. Она будет только мешать.

Я провел у ее кровати весь день, так и не сомкнув глаз. Спать не хотелось, есть и пить – тоже. В моей голове роились мысли, они жалили разум и приносили еще больше ненужной мне боли.

Я не пытался думать. Я пытался прекратить свои страдания. Может быть, провалы в моей памяти делали только лучше?

Нет! Я не какой-то сопляк, прячущийся от собственных чувств. И я смогу их принять, переживу их и возрожусь в собственном пепле.

Я смотрел на девочку и гадал, в чьей игре я снова оказался пешкой. На ум приходила только старуха-Проводница. Похоже, она моими силами решила возродить свою стаю. Для каких целей? Что ей нужно? И кто вторая?

Ее снова лихорадило. Я поил ее из кадки холодной водой, пытался накормить. Не получилось: рана причиняла ей невыносимую боль, и девочка кричала каждый раз, когда я к ней прикасался. Пришлось напоить ее знакомым отваром и снова погрузить в сон.

Так снова наступила ночь. Она принесла не только тьму.

Из размышлений меня вывел лязг стальных доспехов и грохот тяжелых латных сапог о вязкую грязную землю.

Я поднялся со стула. Кейнекен приветственно зашипел в ножнах.

Медленно открыв дверь, я вышел на порог и обнажил меч. В нескольких метрах от меня стоял воин, укутанный в темное. Его плащ медленно развивался в такт порывам ветра и открывал взгляду великолепные доспехи из чисто-черной стали. Без изображений, без хвастовства, только мощь во всем ее великолепии.

Охотник вытянул из ножен на поясе свой клинок, сжимая большую рукоять тяжелыми латными перчатками. На каждой красовались острые серебряные шипы.

– Долго я тебя искал, – откинув назад капюшон, сказал мужчина.

– Охотник, правильно? – память медленно и болезненно возвращалась.

– Так и есть, Йен, так и есть, – он улыбнулся. – Столько совместной истории, а все стерто из твоей памяти проклятой богиней. Теперь ты не под ее защитой. Сейчас все решится.

Я склонил голову вбок.

– Может быть. Но сначала ты ответишь на мои вопросы.

Охотник рассмеялся.

– Ответить на них не так уж и сложно, они до боли предсказуемы. Почти сотня лет прошла с начала нашего противостояния, волчонок, и это правда.

– Ты не умер.

– Я не умер. Я Охотник, забыл? В нас обоих поддерживала жизнь магия Проводницы. А что до твоего второго вопроса, то твоя прелестная ученица уже давно умерла от старости. Ей повезло больше, чем тебе: она умерла в своей постели.

– Как? – я боролся с желанием кинуться в бой.

– Весьма печально, – он пожал плечами. – Смерть всегда печальна. Ольха хотя бы ушла из жизни в окружении детей и внуков.

– Детей? – я обессиленно выдохнул.

– Естественно. Никто не ждет пропавших без вести, Йен. Она не такая глупая девочка, чтобы угробить жизнь в ожидании своего потерянного Волка, которого опоила и лишила воли одна злая богиня.

– Я помню ее... Я был с ней перед тем как уйти. Она предала меня! Но как?

Я сел на ступеньки и сжал голову, роясь в своей памяти.

– Очень просто. Могу сказать тебе, в том ее возрасте любовью она занималась просто восхитительно, – он поднял свою руку и сжал ее в кулак. – Я до сих пор помню вкус ее губ, волчонок, и жар ее бедер. Я...

Я не выдержал. С криком я ринулся вперед и ударил изо всех сил сверху-вниз, желая насадить его голову на свой клинок.

Охотник легко парировал удар. Сталь столкнулась со сталью, мы отступили. На его лице играла жестокая усмешка.

– А через девять месяцев она разродилась. Конечно, меня с ней рядом не было, я не люблю детей и уж точно не видел себя примерным семьянином. Я взял ее только из-за тебя, хотел заставить тебя действовать. Что сделал ты?

Я сглотнул.

– Я ушел. И она забрала меня к себе, подарила забвение.

– Сбежал! Ты сбежал от меня, Волк!

Выпад, удар. Его массивный клинок врезался в меня с правого бока, и я едва успел заблокировать атаку. Та оказалась настолько мощной, что я свалился на землю.

– Она родила. Кого?

Я перекатился на живот и вскочил на ноги, отражая очередной удар двуручником.

– Девочка и мальчик. О, она страдала очень долго. Она вглядывалась в их лица и видела меня в их глазах. Винила себя, винила тебя, ты ведь так просто ушел. А потом просто вышла замуж. Это все, вся история ее никчемной жизни. Теперь ты можешь погибнуть навсегда со спокойным сердцем.

Я рванулся вперед. Поднырнул под хук справа, развернулся на каблуках и за секунду оказался за его спиной. Времени было мало. Несмотря на тяжесть доспехов, Охотник почти ничуть не убавил в скорости.

Я полоснул его по плечу. Ничего, только царапина на латах.

Я развернулся, хотел в одной мощной атаке опустить Кейнекен на его голову. Клинок устремился к плоти. Я победно взревел, но тот внезапно лязгнул и ушел в сторону, будто натолкнулся на невидимую преграду.

Охотник нанес ответный удар, прочертив своим мечом убийственную дугу, и я с криком свалился на землю. Я попробовал приподняться, не получилась. Огромная рана на груди, сквозь которую виднелись ребра, грозилась стать решающей.

– Быстро, – он поджал губы, возвышаясь надо мной для последнего удара. – И ради этого я бегал за тобой целых сто лет? Многих тварей ты породил. Часть я уже уничтожил. Часть мне предстоит уничтожить.

Я хотел его убить. И готов был пожертвовать ради этого собственной жизнью.

Кейнекен – не только невидимый меч, способный превращаться по желанию владельца в кнут. Я еще не помнил, как он попал ко мне в руки, но за время обладания им я хорошо изучил способности призрачного клинка. Призрачным он назывался не только из-за своей способности скрываться.

Я сжал рукоять и быстро пробормотал несколько заученных слов.

Двуручник Охотника ринулся вниз. Он прошел сквозь меня и вонзился в землю острием, глубоко застревая в зыбкой почве.

– Что?..

Я взлетел на ноги, изо всех сил рубанул Кейнекеном по диагонали, и Охотник вскрикнул, когда на его лице проступила длинная кровавая полоса. Он взялся за свой меч и сделал выпад, вонзая его мне в сердце, но тот лишь прошел сквозь мое иллюзорное тело.

– Не только ты умеешь управляться с магией. Она тебя уже не защищает, я прав?

С этими словами я вогнал клинок в его глазницу.

– Меньше надо было болтать. Сто лет насмарку.

Он рухнул передо мной на колени. Я снова закричал от раздирающей меня изнутри ярости и снес его голову с плеч, чтобы он больше никогда не смог подняться на ноги.

– Будь ты проклят! А хотя что я говорю? Ты итак проклят.

Я стряхнул с Кейнекена кровь и воткнул его в спину трупа.

Ноги подкосились. Теперь они снова стали осязаемыми, и кровь продолжила хлестать из груди ручьем. Я рухнул на спину рядом с мертвым Охотником, слушая, как затихает собственное сердце.

Я не хотел умирать, не было никакого покоя и белого света в конце туннеля. Я отчаянно хватался за жизнь, хоть и понимал, что вечно избегать смерти не смогу. Неужели вот мой конец? Неужели я жил лишь для того, чтобы какая-то сверхъестественная старуха использовала моих потомков как солдат для собственной армии?

Мне жаль, что я не успел попрощаться с Ольхой, жаль, что я не смог вернуться, вспомнить, но это уже в прошлом. Я ничего не смогу исправить. Я хотел верить, что Охотник говорил правду: ему незачем врать.

Сиплый крик вырвался изо рта – это Кейнекен требовал своей жертвы. Магия никогда не дается просто так.

– Подожди, прошу, – молил я меч. Он все равно бы не понял. Его рукоять разгоралась потусторонним синим свечением, и чем больше света проклятый клинок приносил в этот мир, тем быстрее меня затягивало в тот.

Вдруг рядом проползла какая-то горбатая тень.

Со стоном я перевернулся на живот, чтобы разглядеть безобразную фигуру болотной кикиморы, медленно заползающей в дом. Девочка!

– Стой, сука!

Пальцы утопали в грязи, ноги не слушались. Я полз вперед, пытался добраться хотя бы до порога, чтобы перехватить тварь в дверях. Понял, что не смогу. Да и зачем? Я итак уже ходячий труп.

Я едва преодолел три полных шага, когда бородавочная мразь уже выбиралась из избы, и в ее руках был большой мешок, чем-то напоминающий одеяло, которым я укрыл девочку.

– Пошла вон! Убирайся!

Бесполезно. Тварь посмотрела на меня зелеными глазами из-под своих пропахших тиной патл, и ее лягушачьи губы расплылись в отвратной победной ухмылке.

Перехватив покрепче мешок, кикимора закинула его на плечо и вприпрыжку побежала в лес, и я еще долго слышал шлепанье ее перепончатых пальцев по свежим лужам.