355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дж. Лоуренс » Почему тебя похитили (ЛП) » Текст книги (страница 5)
Почему тебя похитили (ЛП)
  • Текст добавлен: 8 сентября 2021, 06:03

Текст книги "Почему тебя похитили (ЛП)"


Автор книги: Дж. Лоуренс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 8

Мэри – все − наоборот
Йоханнесбург, 2021

Кирстен привлекает внимание официанта и жестом запрашивает смену блюд. Она сидит одна в «У Молли Кью», ретро-ресторане, единственном в Йоханнесбурге, где всё ещё есть молекулярная кухня.

Это ее любимый ресторан, и Джеймс забронировал им столик на первый вечер после своего возвращения домой. Любимое гастрономическое приключение Кирстен. Ей нравится здесь «чистота» вкусов: фигуры, которые она видит и ощущает, такие живые и четкие.

Она пьет их фирменный коктейль «Не кровавая Мэри-Все-Наоборот». Водка, перемешанная с томатным соком и перечной эссенцией. Они подают его с тонким и длинным замороженным кусочком сельдерея. Кирстен делает глоток и чувствует, как перед ней возникают кристаллические фигуры. Не такой крепкий, как первый напиток, но все же жесткий.

Чертов закон убывающей доходности.

Позже вечером коктейли становятся все более крепкими, осязаемыми: алкоголь всегда усиливает выраженность проявлений ее синестезии. Внезапно, она ощущает губы, коснувшиеся ее лба, теплую руку на ее спине. Она смаргивает изображения кристаллов и видит Джеймса.

− Котенок! Я скучал по тебе.

Она вскакивает, чтобы обнять его, вдыхает его запах у изгиба шеи. Он пахнет Зимбабве: дезинфицирующим средством для рук и салоном самолёта. А также жевательной резинкой «Мисвак», давно потерявшей вкус. Некоторое время они держат друг друга в объятиях.

− Я тоже по тебе скучала.

Целоваться с Джеймсом всегда оранжево: разных оттенков оранжевого, в зависимости от настроения поцелуя. Поцелуи за завтраком обычно цвета свежих жёлтых лютиков, поцелуи во время секса − цвета заката, также поцелуи бывают любящими, дружескими, сердитыми, виноватыми (пыльца, полированная сосна, резиновая уточка, куркума, соответственно). Его энергетика теплого желто-оранжево-рубинового цвета. Сладкая и вибрирующая. Мармеладный Джеймс.

Они садятся, и Кирстен заказывает для него крафтовое пиво, хмельной эль: он не пьет коктейли. Он всегда громко смеётся, когда они смотрят старые фильмы, где Джеймс Бонд пьет мартини.

− Как дела в клинике?

Он слегка загорел, несмотря на его привычное фанатичное желание использовать «SPF−100», а его рукава из хлопка помялись. Он устал, но все равно выглядит отлично.

− Нехватка персонала и финансирования, уйма пациентов: больные дети, младенцы. Было сложно уехать.

Какой-то кусочек в Кирстен разлетается на осколки. Он берет ее за руку.

− Конечно же, я предпочел бы быть с тобой, а не где-то там, но просто так много…

− Я понимаю, − говорит она, смотря в сторону. Легче быть с людьми, которым можешь помочь.

− Так много младенцев голодные и брошенные. Не так, как здесь, − произносит он.

− Не так, как здесь, − соглашается она. Как можно бросить ребенка? «Почему эти сучки могут рожать детей, − думает она. − Когда я не могу?»

− Я вижу, как процветает торговля младенцами через границу. Когда ты наблюдаешь таких детей, у тебя возникает чувство, что их родители с радостью расстанутся с ними за пару сотен тысяч ранд.

− Ужасно, − произносит Кирстен, хмурясь. − Им стоит прописать в законе, что нужно для начала получить лицензию на родительство, прежде чем позволять им продолжать род.

− Ты же шутишь, − говорит Джеймс, но она говорит вполне серьезно.

Они заказывают комплексный обед. Им приносят комплимент от шеф-повара − желе из шардоне с древесными нотками и розовой бальзамической икрой, а затем азиатское крудо с прослойкой из авокадового суфле и сорбет из васаби. Они молчат, пробуя новые блюда и давая Кирстен возможность оценить все фигуры, цвета и текстуры вкусов. Сорбет из васаби посылает сюрикены ниндзя в ее мозг. Невероятное ощущение.

− А как у тебя дела? − интересуется Джеймс. − Как ты держалась, пока меня не было?

− У меня был очень интересный уикенд, − отвечает девушка, отправляя в рот последний кусочек васаби и чувствуя, как заострённые края звёзд исчезают. − Я нашла причину, по которой я такая… ни как все.

Джеймс медленно делает большой глоток своего пива. Они много раз обсуждали это прежде.

Одной из проблем в постоянных отношениях является то, что одни и те же проблемы обсуждаются много раз и это становятся скучными до невозможности. По крайней мере, теперь, ей есть что добавить.

Мужчина смотрит на нее, оценивая ее настроение, и снимает свои очки. Кирстен чувствует, как про себя он вздыхает.

− Котенок, с тобой все в порядке.

− Нет, немного не в порядке.

− Хорошо, лишь немного. Но так можно сказать о любом человеке. Просто ты чуть больше осознаешь свою ненормальность, чем обычный человек, потому что ты…

− Особенная?

− Это не то, что я хотел сказать, но пусть будет так.

Они улыбнулись друг другу, и это напомнило ей времена, когда они только начали встречаться в университете. Тогда еще они оба все видели в розовом свете.

−Ты имеешь в виду свою синестезию?

− Нет, синестезия на моей светлой стороне. Я говорю о темной стороне.

− «Черная дыра», − произносит он. Боже, как он ненавидит это.

Когда она была ребенком, она пыталась объяснить родителям, что это такое, думая, что «Черная дыра» есть и у них, что это обязательное условие человеческого существования. Но они проявляли недовольство и теряли терпение, как сейчас делает Джеймс. Возможно, с одной «Черной дырой» они еще могли справиться, но не в сочетании с синестезией. Это вызвало между ними «разрыв»: холодное, пустое пространство, которое легко можно было игнорировать.

Однажды, когда Кирстен училась в начальной школе, она попыталась объяснить эту пустоту своей матери. Мама разозлилась и умчалась прочь, оставив ее дома одну. Когда минуты превратились в часы, а солнце начало опускаться за горизонт, она пошла в дом к соседям: молодой паре, которые в замешательстве усадили ее у телевизора. Они напоили ее чаем ройбуш с молоком и подсохшими бисквитами «Мэри», пока шепотом разговаривали по телефону. После, они сели в гостиной вместе с ней, заводя неловкий разговор. Спустя время фары автомобиля ее матери осветили их гостиную, объявив с яркой враждебностью о ее возвращении. Это был не первый и не последний раз, когда мать оставляла ее одну.

В конце концов, от отчаянья, ее отец принес Минги − мяукающий пушистый комочек, надеясь, что котенок залатает «Черную дыру», но он не смог. После этого девушка никогда не говорила об этом, не желая доставлять родителям беспокойство. Теперь они умерли, а беспокоиться стал Джеймс.

− И? − подтолкнул он. − В чем причина?

Она разгладила на столе скатерть в горошек, а затем произнесла слова вслух: медленно, четко, прислушиваясь к своему собственному голосу.

− Я думаю, меня удочерили.

Джеймс нахмурился.

− Что?

− Кеке приезжала с визитом, пока тебя не было. Она обнаружила кое-что… ну, короче говоря, моя мать сделала гистероэктомию еще до моего рождения.

Она позволила ему осознать эту мысль. Джеймс молча пялился на нее во все глаза.

− И, − продолжает Кирстен, вытаскивая свидетельство о рождении и вырезку из журнала из своей сумки. − Посмотри на это. Этот дешевый сертификат, вероятно, создан в «CorelDRAW». Ты знаешь, что нет ни одной моей фотографии в младенчестве? Ни одной.

Девушка переворачивает изображение ребенка, чтобы показать название журнала и дату на другой стороне. Джеймс выглядит потрясенным. Она не винит его. Кирстен сама до сих пор не может в это поверить. Он выхватывает у нее фотографию и принимается изучать ее.

− Я знаю! − восклицает она. − Разве это не безумие? Меня удочерили!

Женщина за соседним столиком поглядывает на них с любопытством, и девушка понижает голос.

− Так что есть причина, почему я не ощущала с ними связи. Почему я всегда чувствовала себя чужой.

− Каждый человек чувствует свою чужеродность. Это передается по наследству: чувство, что мы не принадлежим этому месту, этим людям. Как иронично, ведь это ощущение ‒ единственное, что нас объединяет.

− Да, хорошо, но… с ума сойти, верно? Ты понимаешь, что это значит? У меня где-то может быть семья!

Джеймс притих. Он выглядит обеспокоенным.

− Ну? − она спрашивает его, как будто у него может быть ответ.

− Извини, я не знаю, что сказать. То есть, это довольно шокирующе. Если это правда.

− Мне нужно найти их.

− Что ты имеешь в виду?

− Что, черт побери, я могу иметь в виду? Я собираюсь узнать, кто мои настоящие родители. И встретиться с ними. Позвать их на какое-нибудь гребаное чаепитие с тортом.

− Не думаю, что это хорошая идея.

− Знала, что ты так скажешь.

− Ты несправедлива.

− Той ночью… той ночью их убили, − произносит Кирстен.

Джеймс кладет свои руки поверх ее.

− Моя мать позвонила мне. Она сказала, что ей нужно мне что-то рассказать и это не может ждать.

− Почему ты не… сказала мне?

− Она была расстроена, ее речь была сбивчивой. Я подумала, она… что у нее один из ее приступов.

У Кэрол появились признаки ранней болезни Альцгеймера. Ей не поставили диагноз, но симптомы деменции беспокоили их в течение года, а затем стали проявляться все чаще. Кирстен представляла себе болезнь, как облако ваты цвета молочной сыворотки, которое накрыло голову ее матери (Гнездо из перьев). Как и о многих проблемах, ее родители не любили говорить об этом.

Джеймс заглянул в ее вечно меняющие цвет глаза (Шум моря).

− Ты должен понять меня! Это мой шанс найти свою недостающую часть. Кроме того, дело не только во мне: это ради нас. Чтобы узнать медицинскую историю моей биологической матери… это может помочь нам выяснить… как решить проблему с бесплодием.

− Хотел бы я, чтобы тебе было достаточно меня, − прошептал он (Куркума в воздухе). Кирстен пытается улыбнуться. Они оба знают, что это никогда не случиться.

Он делает глоток своего пива.

− У нас нет проблемы с бесплодием.

− Ты серьезно? Мы пытаемся зачать ребенка несколько лет.

− В наши дни это нормально.

Между ними опускается морозная вуаль.

− Я чувствую надежду, − говорит Джеймс. − И разочарование. Я хочу ребенка так же сильно, как и ты.

− Чушь, − говорит она, хотя знает, что это причинит ему боль.

− Послушай, чем меньше ты из-за этого переживаешь…

Кирстен сжимает руки в кулаки.

− Вариант не переживать уже не рассматривается. Пожалуйста, выбери другой гребаный вариант.

Им приносят курицу, трюфели и зеленый горошек с выпаренным соусом из какао и чили. Подача красивая, но Кирстен кипит внутри и не представляет, как сможет сейчас есть.

− Послушай, − произносит она, отодвигая свой стул. − Сегодня вечером мы с Кекс собираемся выпить. Мне пора идти.

− Котенок, пожалуйста, не будь такой.

Она встает.

− Увидимся позже.


***

Сет покидает здание «Фонтус» в восемь тридцать. Ему нравится его новая работа: составление вкусовых карт и моделирование производственного процесса. Это как торчать в Диснейленде после серьезной химинженерии, которой он занимался в «Фармакс». Плюс, в кампусе у них есть все, о чем можно только мечтать: спортзал, СПА, химчистка, комната с распыляемыми в воздухе витаминами, корпоративные велосипеды, рестораны, детский сад (по большей части пустой), виртуальная боулинг дорожка, капсулы для сна. Для персонала все бесплатно. У них даже проходят вечера дегустации вин и встречи книжного клуба. Дни гольфа, игровые ночи. Группы поддержки в связи с бесплодием. Ночевки. Огромное здание похоже на полноценный курорт. Как будто они не хотят, чтобы их работники покидали помещения. Сет удивлен, что они не запустили брачное агентство, чтобы все ублюдки были одной большой семьей. Или борделем.

Все сотрудники выглядят аккуратными и ухоженными: хорошо одетые, подтянутые, с чистой кожей. Редко встретишь индивидуальные детали − никаких «Смадж» или татуировок. Определенно, никаких легких наркотиков, насколько он может судить.

Ласка оказался еще худшим «яйцечленом», чем он думал. Он буквально нависал над его плечом, пока Сет работал. Ему с трудом удавалось заниматься творчеством, когда за ним наблюдали, особенно, этот говнюк. Ему нужно экспериментировать и проводить тесты, а это включает в себя движение и переключение между множеством различных программ и приложений, а это нельзя сделать, когда водянистые глаза следят за твоим монитором.

Хуже всего было то, что это крайне мешало ему выполнять свою настоящую работу (его работу в «Альба»), которая была истинной причиной его присутствия здесь. Сет сильно раздражен, почти в гневе и ему нужно выпустить пар. Он нюхает кокаиновую дорожку, уже третью сегодня, и решает отправиться в «СкайБар».


***

Кирстен ловит тук-тук для короткой поездки в центр города. Она не может избавиться от ощущения, что за ней наблюдают, и выискивает за своим плечом Джеймса. Должно быть, он последовал за ней из ресторана. Но каждый раз, когда ей кажется, что она что-то слышит или улавливает уголком глаза, там никого не оказывается. Несмотря на многолюдность, девушка начинает испытывать страх.

Когда Кирстен добирается до бара, Кекелетсо уже на месте и добывает номер какой-то незнакомки. Как только у нее это получается, они улыбаются друг другу, женщина целует Кеке в щеку и поглаживает ее руку. Подруга надела кружевной топ, открывающий ее красивую татуировку с нано-чернилами. Сейчас татуировка бледно серого цвета, так что Кеке, должно быть, недавно повторила укол.

«СкайБар» находится на последнем этаже самого высокого небоскреба в Южной Африке. Здесь пять сотен этажей, стеклянные лифты с каждой стороны. Они часто посещают бесконечно длинный бассейн в форме буквы «С». Он располагается снаружи и огибает практически все здание. Сейчас его осушили и заполнили экзотическими растениями с листьями-длиннее-чем-жизнь и висячими усиками. Основная привлекательность клуба заключается в том, что здесь всегда интересная толпа, отличное сочетание черных и иных миллионеров, представителей богемы, спортивных звезд, туристов и гонщиков.

− Эй, − приветствует она Кеке, − ну и толпа здесь! Я думала, мы встречаемся только в девять тридцать.

Кеке машет женщине на прощание.

− Я решила прийти пораньше, наладить социальные связи.

− Так теперь это называют детки?

Кеке улыбается, и Кирстен кладет руку на все еще теплый барный стул, который больше представляет собой выражение постмодернизма, чем то, на чем можно сидеть.

− Серьезно, ее хорошо иметь в списке контактов. Работает на АНК.

− Тьфу ты, − произносит Кирстен, − а я думала, что моя жизнь скучна.

− Очевидно, она мазохистка.

− Эти мазохисты могут пригодиться.

Кеке заказывает им пару бутылок пива, дважды нажимает на кнопку «чаевые», и бармен, подмигнув, приносит заказанное. Нужная сумма будет списана со счета системой «KFID» после нашего ухода.

− Так, а почему ты пришла так рано? Я думала, что Мармеладный сегодня поведет тебя куда-нибудь. Что произошло, он продинамил тебя? В Зимбабве снова нет бензина? Нет воды? Нет трапов у самолета?

− Лучше бы продинамил.

− Ох, дерьмо. Извини. Еще одна ссора?

− А−р−г−х… я так устала говорить о собственных проблемах. Пошло оно все. Что мы здесь празднуем?

− Ну… могу я поделиться с тобой секретом? − спрашивает Кеке с озорством в глазах.

− Але, − произносит Кирстен, − с кем ещё ты можешь поделиться?

− Никому не рассказывай, даже Мармеладному.

Не впервой. Кирстен кивает.

− Я собираюсь написать об одной крупной истории. Очень крупной. Я бы хотела похвастаться, что провела недели кропотливой журналисткой работы, но, на самом деле, она свалилась на меня чуть ли не с неба. Все, что мне надо было сделать − проверить факты.

− Другими словами, всем твоим Друзьям С Привилегиями оставалось проверить факты.

− Ага.

− Эй? Кто тебе рассказал? Зачем кому-то просто передавать тебе историю? И почему именно тебе?

− Я не знаю. Боги *баного цирка, называющегося журналистикой, решили мне улыбнуться! Почему информаторы этим занимаются? Ради справедливости? Мести? Это пришло на мой «СкайБокс» без сообщения и без подписи. Просто изображение маленького зелёного кролика, которое исчезло, как только я нажала на него.

− Странно, − произносит Кирстен.

− Знаю. Но послушай вот что. Ты знаешь эту замедляющую-возраст супер-дорогую бьюти-салонную-клинику-пластической-хирургии в Саксонволде? «Табула Раса». Они были первыми СПА в Южной Африке, приобретшими «Ликсэир» − комнату с витаминизированным воздухом. Те, у которых не так давно были заголовки про их генную терапию «FOXO»? Те, у которых все белое? Как будто слепнешь, когда заходишь внутрь?

− Слышала о них, но никогда там не была. На мою зарплату фрилансера их услуги себе не позволишь.

− Повезло тебе. Весь этот белый цвет на самом деле скрывает много черного.

− Дай угадаю. Они подменяют своих клиентов из плоти и крови на «Квинботов» с гладкой кожей?

− Хуже, − отвечает Кекелетсо.

− Ха, − произносит Кирстен. − А что?

− Они покупают отбракованные эмбрионы из сомнительных гинекологических клиник, изымают у них стволовые клетки, а затем вкалывают их в лица своих клиентов.

Кирстен перестает улыбаться.

− Не может быть, − говорит она.

− Изначально, я тоже так подумала, что это не может быть правдой. Но отчёт пришел от анонима, работающего на них. Он проник в систему и нашел подтверждение сотен транзакций. Изображения, видео, чего только нет.

− Это чудовищно! Ужасно! Лучше бы ты мне не рассказывала. Это не может быть правдой.

− Прости, − извиняется Кеке. − Мне нужно было с кем-то поделиться. Я несколько дней думала об этом, пока ждала подтверждения.

− В каком мире мы живём? − спрашивает Кирстен.

− В том, где еще есть люди, которые хотят вывести таких ублюдков на чистую воду. Если бы нечто такое произошло пятьдесят лет назад, мы бы никогда в этом не разобрались. Спасибо тебе, интернет, помогающий нам ‒ правдоискателям.

− За правдоискателей! − провозглашает Кирстен, поднимая свой напиток в тосте. − А ещё, ха-ха.

− Что?

− Тебе не кажется это забавным? Название? «Табула Раса» обозначает чистый лист, так ведь? Что-то вроде: «Приходите к нам старые и морщинистые, а уходите с лицом гладким, как чистый лист».

− И с промытыми мозгами, − добавляет Кеке.

− Только вот теперь это место будет называться «Черной клиникой».

− Поэтично!

− Ты права, это забавно. Хах!

− Или было бы забавно, не будь все так печально.

− Верно, − Кеке хмурится. − Ты знаешь, как говорят.

− Скажи мне.

− Если ты не смеёшься, ты плачешь.

− История моей жизни. Мои поздравления. Это большая гребаная история. Я прямо ощущаю на горизонте награду за отличную журналистскую работу. Ура!

− Хотела бы я оправдать эти лавры. Котенок… есть ещё кое-что, − произносит Кеке с сомнением.

− Что такое?

− У меня есть информация. О тебе. И о твоих родителях.

Кеке облизывает губы, готовясь произнести следующую фразу.

− Тебе это не понравится.


***

Под густые звуки электро-хауса, Сет плавно приближается к пьяной женщине в кимоно на суперстеклянном танцполе. Проще танцевать, когда не смотришь вниз: с высоты пятисот этажей, как вертиго, от взгляда вниз ноги лишаются ритма. Обычно ему нравится смешанная толпа в «СкайБар», но сегодня он чувствует себя не в своей тарелке. Напитки на вкус не так хороши, женщины не такие привлекательные, как обычно. Слишком много народа. Чуть раньше он пробовал принять больше кокса, но в таком настроении, это пустая трата порошка. Обычно, он бы уже трахнул эту девушку в бассейне с растениями или в общей ванной комнате, но сегодня ему это кажется не стоящим хлопот. От этой мысли ему становится совсем тошно. Он стареет? Работа в корпоративном окружении высасывает из него индивидуальность? Что дальше? Будет носить костюм с галстуком? Бейджик? Слуховой аппарат? Вступит в клуб «Фонтус D&D»? Заведет страницу на «Фейсбук»? Женится? Станет принимать «Виагру»? Он непроизвольно вздрогнул. Чем быстрее он закончит там работу и двинется дальше, тем лучше.

Он бросает попытки развлечься, оставляет свой напиток, сбрасывает с плеч кимоно и отправляется на пост охраны забрать свою куртку и пистолет. Маневрируя среди массы теплых тел, блокирующих ему путь, он приближается к бару. Продвигаясь вперёд, мужчина ощущает вибрацию, его тело пронзает электрический ток. От удивления он встаёт, как вкопанный. Вокруг человеческое море − его касается так много людей − и он оглядывается вокруг, пытаясь выяснить, почувствовал ли это кто-либо ещё. Но никто вокруг не показывает никаких признаков.

Какого хрена это было?


***

Кирстен складывается пополам, и Кеке хватает ее за руку.

− Ты в порядке?

− Боже, − шепчет она. − Какого хрена?

− Что?

− Я очень странно себя чувствую.

− Твоя синесте-фигня?

Медленно, девушка начинает выпрямляться, уперев руки в бедра.

− Грёбаный ад. Я так не думаю. Больше похоже на разряд на электрическом стуле. Ты ничего не почувствовала?

Подруга качает головой.

− Должно быть, я к чему-то прикоснулась.

Она оглядывается в поисках того, что могло ударить ее током.

− Здесь очень многолюдно. Может это как−то связано с перегрузкой чувств.

Кеке, кажется, не верит.

− Боже мой, женщина, чем больше лет мы дружим, тем страннее ты становишься.

− Ничего. Я в порядке. Порази меня, − говорит она Кеке. − Я выдержу.

− Ты не была удочерена, − говорит Кеке.

− Что? − переспрашивает Кирстен, держа ладонь у уха.

− Тебя не удочерили! − выкрикивает Кеке.

− Бессмыслица какая-то.

− Я знаю, − говорит Кеке. − Но мой друг с привилегиями знает свое дело. Нет никаких записей, что родители тебя удочерили, или что тебя отправили на удочерение. Он самый лучший хакер из тех, что я знаю. Если Марко ничего не нашел, поверь мне ‒ искать нечего.

Кирстен не знает, что сказать.

− Это было нелегко. Я сама искала информацию. Последний приют был закрыт в две тысячи шестнадцатом году, и информацию о нем найти сложно… там достаточно красной ленты, чтобы задушить всех бюрократов на планете. Такое ощущение, что раз сейчас усыновление больше не происходит, это стало закрытой главой в истории Южной Африки.

− Полагаю, в этом есть смысл. Теперь, когда младенцы ‒ редкое явление, никто не хочет вспоминать о времени, когда сотни их росли в ужасных учреждениях.

− Еще одно наследие вируса иммунодефицита. Больше не будет сирот, больных СПИД.

− И кризиса бесплодия. Больше никаких детей, точка.

На лице Кирстен на мгновение отражается боль.

− Прости, я знаю, что для тебя это сложно.

− Нет. То есть, конечно, сложно, но по другим причинам. Так ты уверена? Никаких записей об удочерении?

− Если быть точнее, никаких записей о твоем рождении. Вообще.

Кирстен предполагала, что свидетельство о рождении было подделкой. Она рассмеялась.

− Ты хочешь сказать, что меня не существует? Я призрак? Неудивительно, что я ощущаю пустоту. Теперь все начинает обретать смысл!

− Не совсем призрак, но, определенно, твое происхождение стоит под большим вопросом. Нам просто нужно узнать, что произошло. Я имею в виду, если это то, что тебе нужно. Или ты можешь просто забыть отчет об аутопсии. Возвращайся к нормальной жизни. Вероятно, это будет разумно.

− Исключено. Кроме того, моя жизнь никогда не была обычной. Мне нужно узнать правду.

Кеке осушает остатки своего напитка.

− Я надеялась, что ты так скажешь.


***

Сет смотрит на голограмму часов на стене своей спальни уже, кажется, в сотый раз с тех пор, как лег в постель. Он размышляет о том, стоит ли ему принять таблетку снотворного или достаточно. Мужчина уже выпил две таблетки «Траникс», так что еще одна, вероятно, будет лишней, особенно, после всего, что он выпил сегодня. До его ушей доносится рок-лирика.

− Сэнди, − произносит он комнате.

− Да, Сет, − мурлычет голос квартиры.

− Поставь песню «Slumber is For Corpses».

Через три барабанных удара в акустической системе сменяется песня.

Сет закрывает глаза, и какое-то время просто слушает. Затем тянется через кровать за снотворным и высыпает одну таблетку себе на ладонь. «Пох*й,» ‒ думает он, и проглатывает таблетку, не запивая. Мужчина чувствует себя крайне недовольным своей жизнью. По шкале Качества жизни он оценивает ее на тридцать два из ста.

Едва зайдя домой, он сразу вошел в сеть «Альба», чтобы проверить есть ли новые сообщения, но зеленого кролика там не оказалось. Сет поискал чат-бота, разбирающегося в философии квантовых алгоритмов, но не смог отыскать достаточно интересного. Полчаса он смотрел ужасную ультра-реалити программу о подземных играх: «NinjaJitsu» и «Punch−Rugby», а затем пошел в постель. Он был один так долго, но все еще не мог привыкнуть к этому чувству. Такими ночами его жизнь представляется ему одной большой, пустой ямой. Он простое число, а простые числа всегда одиноки.

Даже анимационному графическому роману на его «Тайл» не удается заинтересовать мужчину. Сет просто ложится обратно и наблюдает, как переворачиваются красные цифры голограммы. Полночь. У него нет настроения даже подрочить.


***

Они покидают «СкайБар» около полуночи. Кирстен видит по глазам Кеке, что та собирается позвонить кому-нибудь из своих секс-контактов.

− Береги себя, − говорит Кеке, надевая шлем. Она перебрасывает ногу через гладкий электробайк, опускает подножку и заводит мотор. Когда подруга с ревом стартует, Кирстен машет ей на прощание.

Стоя в монохромном прямоугольном помещении почти пустого, плохо освещенного нижнего этажа парковки, Кирстен ощущает себя взвинченной, дерзкой, сексуально возбужденной, и совсем не в настроении идти домой. Если бы она была одинока, она бы вернулась в бар, подцепила бы кого-нибудь и показала бы ему свои таланты.

Ей иногда не хватает острых ощущений от первого секса с незнакомцем: первого раздевания, первого соска во рту, рук, тянущих за волосы, а затем чувства пьянящего облегчения от первого заполняющего толчка, ощущения чужих губ на ее губах. Это не имеет ничего общего с любовью или привязанностью. Просто думая об этом, Кирстен чувствует, как ее дыхание учащается, а нижняя часть ее тела пульсирует. Джеймс внимательный любовник, но его либидо гораздо слабее ее. Добавьте к этому тринадцать лет старомодной моногамии и такие ночи станут вечным соблазном. С алкоголем, гуляющим в крови, ей хочется принять одно из многочисленных предложений. В конце концов, если никто не узнает, никому не будет больно. Она никогда не изменяла Джеймсу, но в такие периоды, когда она зла на него, зла на мир, она чувствует сильное, мятежное безрассудство.

Мысль о том, чтобы познакомиться с кем-то в баре, кто ничего не знает о ее проблемах, соблазнительна. Она может притвориться другим человеком. Быть более легкомысленной: той, кто не так много думает. Придумать себе фальшивое имя, жить одной из тех параллельных жизней, которые наводняют ее подсознание, хоть и всего на несколько часов. Подбросить несколько жёлтых звёзд адреналина в кровь. Заняться грязным сексом.

Но она этого не сделает, не сможет жить с виной на душе. Кирстен может и имеет дюжину недостатков, но она не изменщица. Проклятая с рождения честностью и верностью, она не так уж отличается от лабрадора, как частенько поговаривает Кеке.

Ни одни отношения не бывают гладкими. Она приказывает себе думать головой и сердцем, делая решительный шаг в направлении автобусной остановки.

Неподалеку человеческая фигура делает шаг к ней из-за машины, и Кирстен подскакивает.

Боже! Она шарит по карманам в поисках своего перцового баллончика.

Фигура медленно приближается. Не найдя непослушными пальцами перцовый баллончик, девушка решает сбежать. Однако, нижний этаж парковки практически не освещен, исключая участок у выхода, а человек стоит между ним и светом. Кирстен прищуривается, прикрывает глаза, пытаясь разглядеть лицо незнакомца.

− Привет?

Она говорит громко, пытаясь выглядеть сильной и уверенной. Фигура замедляется, но продолжает свое движение к ней, скользя молча, но осторожно. И тут Кирстен понимает, что это тот человек, что следил за ней этой ночью. От испуга, девушку начинает лихорадить и она потеет.

− Не бойся, − произносит нетвердый женский голос.

− Чего вам надо? − на грани срыва выкрикивает Кирстен. Она представляет себя, просыпающуюся завтра в ванне с грязным льдом, с неровными зелёными швами (Водорослевые Нити) там, где раньше были ее почки. Но такого рода вещи уже в прошлом. Теперь органы печатают на принтере.

− У меня для тебя кое-что есть.

Теперь Кирстен может различить ее лицо: скуластое и андрогинное, с подходящей стрижкой. Костлявая фигура скрывается в поношенной одежде: обтягивающие джинсы с высокой посадкой и спортивная кофта, покрытая собачьей шерстью. Никакой косметики не на ее пересохших губах, не на глазах, бегающих вокруг. Сжатые в кулаки руки.

− Держитесь от меня подальше! − кричит Кирстен. − Не приближайтесь!

− У меня для тебя кое-что есть, − снова повторяет женщина.

Боже правый. Что? Нож? Шприц? Прохладная тряпка с хлороформом?

− Я здесь не для того, чтобы навредить тебе, − говорит незнакомка, приближаясь в своих грязных кроссовках. От неё пахнет сушеным инжиром и соусом барбекю. Вонь врезается Кирстен в нос ‒ это огромная серая занавеска, готовящаяся ее задушить. У женщины на глазах засохшие следы ото сна. Кирстен испытывает отвращение и тошноту.

− Я здесь, чтобы предупредить тебя.

Ее глаза блестят из-под челки.

− Есть люди, люди, которые хотят навредить нам.

− Нам?

− Тебе и мне, и другим четверым.

− Шести людям?

− Семи! Семи! Один уже мертв!

Вот черт.

− Он был первым в списке. Он спел песню. Человек музыки. Теперь он мертв. Мы опоздали. Теперь я предупреждаю тебя.

Кирстен пытается обойти женщину, но та блокирует ей путь.

− Я тоже не поверила, когда она сказала мне, − произносит она. − Но она сказала, что я должна найти тебя! Должна предупредить тебя. Должна передать тебе список.

Женщина берет ее за руку, и от ощущения ее липких пальцев Кирстен передергивает. Женщина вдавливает холодный предмет ей в руку и сжимает вокруг него пальцы Кирстен. Новая волна запаха соуса для барбекю обдает Кирстен, и она испытывает позыв к рвоте.

− Опасность реальна. Не ходи в полицию, они тоже в этом замешаны! Они пешки. Никому не рассказывай. Никому не доверяй. Мы упадем, как костяшки домино, − произносит она, мягко прищелкнув пальцами. Щелк, щелк, шелк. − Костяшки домино. ‒

Она щелкает семь раз. − Никому не доверяй! Даже людям, которых любишь.

Сердце Кристин грохочет у нее в ушах, часы предупреждают о резком скачке кровяного давления. Женщина поворачивается и уходит прочь. Через несколько шагов, она поворачивается и шепчет:

− Будь осторожна, Кейт.

− Меня зовут Кирстен!

− Да, − произносит женщина. − Твоя Кирстен, моя Бетти, Кейт. Бетти−Барбара. Кирстен−Кейт.

Кирстен опускает взгляд вниз, разжимает руку и видит маленький серебристый ключ.


***

− Слава Господу! − выдыхает Кирстен, когда замечает Джеймса. Напуганная сумасшедшей женщиной на парковке, она позвонила ему и попросила забрать. Девушка ожидает его в ярком круглосуточном чайном магазинчике за углом от бара. Она встаёт слишком быстро, чтобы обнять мужчину, и сшибает свою чашку и блюдце на пол, где они сначала идут трещинами, а затем разбиваются на осколки, как в замедленной съемке. Они неуклюже пытаются собрать осколки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю