Текст книги "Черное на черном (ЛП)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Но Блэк снова его перебил.
– ...Если она хочет вернуться к тебе, я не стану её останавливать, – голос Блэка сделался холоднее. – Но я бы на твоём месте не стал обнадёживаться. Что касается моего возраста, брат, мы не выбираем эти вещи. Они выбирают нас. Ты это знаешь.
Пистолет снова выстрелил, в этот раз ближе, с другого угла.
Я понятия не имела, как он это сделал, но должно быть, Йен каким-то образом направлял свой голос, заставляя его звучать так, будто он доносится с дальнего конца той рампы. Теперь выстрелы нацелились выше, с более близкого угла, попадая почти прямиком за каменное основание.
– Шевелитесь! – прорычал Блэк. – Сейчас же!
Я услышала, как Ник что-то крикнул, когда выстрелы полились с обеих сторон прямо перед тем, как Ник и Энджел подобрались в мою сторону. Они прокрались вдоль низкой стороны каменного основания, добравшись до места, где притаилась я, но Блэка с ними не было.
– Какого хера? – спросила я, когда Энджел добралась до меня и стиснула мою руку. – Где Блэк?
– Ниже у стены, – сказал Ник, указывая подбородком.
Я начала подниматься на ноги, но Ник схватил меня обеими ладонями за руки, с силой отдёрнув назад.
– Проклятье, Мириам... нет! К нему никак не добраться так, чтоб тебя не разнесло на кусочки! – Ник нахмурился, до боли сжимая меня, когда я начала сопротивляться. – В любом случае, он уже сказал, что оторвёт мне башку и насрёт мне в шею, если я выпущу тебя в поле зрения Йена. Если честно, пожалуй, это единственное из всего сказанного им, с чем я полностью согласен...
– Что он делает? – рявкнула я, все ещё пытаясь вырваться из рук Ника.
– У него граната, – сказала мне Энджел, снова держа пистолет. – Думаю, у него обязательно должен быть план, док...
Я издала невесёлый смешок, подавляя слезы.
– У него всегда есть проклятый план. Это не значит, что этот план не является откровенным безумием...
Я снова попыталась встать, но Ник дёрнул меня вниз. Меня укололо чувством вины, когда я увидела, как он при этом вздрогнул от боли. Он и так побледнел ещё сильнее от попыток удержать меня. Выражения его лица оказалось почти достаточно, чтобы я перестала бороться. Почти.
– Он сказал нам не ждать. Сразу выбираться через дверь, – сказала Энджел, поднимая пистолет. – Он сказал, что для этого нам не понадобится граната... сказал мне, где прострелить замок.
– Вот же ж кусок дерьма, е*учий мудацкий ублюдок... – злобно взорвалась я.
Глаза Энджел расширились, но она никак это не прокомментировала.
Я резко перевела взгляд на Ника.
– У него твой пистолет?
Ник кивнул.
– Оба. У меня пистолет Энджел с транквилизатором.
Энджел посмотрела на Ника, бросив на меня открытый извиняющийся взгляд.
– Ты можешь удержать её здесь? Думаю, Блэк был прав.
Ник кивнул, мрачно поджав губы и глядя на меня.
– Я её держу. Она никуда не денется.
– Ладно. Я к двери, – сказала Энджел, вскакивая на ноги.
– Блэк был прав? – я наградила Ника тяжёлым взглядом. – Прав по поводу чего?
Ник наблюдал за мной настороженным взглядом.
– Он сказал, что ты не будешь... – он поколебался, затем сказал прямо. – Он сказал, что ты не будешь здравомыслящей, Мириам. Он сказал, что ты ничего не сможешь поделать с собой. Что ты скорее всего учудишь что-то безумное, если посчитаешь, что он в опасности. Он сказал, что нам понадобится удерживать тебя и, вероятно, вытаскивать отсюда силой...
– Безумное? – я издала изумлённый смешок. – Я могу сделать что-то безумное? Ты имеешь в виду такое безумное, как стычка с Йеном один на один, когда мой живот только что проткнули стеклянным штырём? Такое безумное?
Ник продолжал изучать моё лицо, нахмурившись и поджав губы. Он смотрел на меня почти так, будто не узнавал меня.
– Блэк сказал, что ты сейчас проходишь через что-то. Связанное с тем, кем вы с ним являетесь. Он сказал, это временно, но я должен признать, Мири... я беспокоюсь о тебе. Ты уже неделями сама не своя. И прямо сейчас, ты ведёшь себя как...
– Я сама не своя? – эти слова буквально взорвали меня. – Ты беспокоишься об этом? Сейчас? О том, что я могу проходить через кое-какие изменения? Ты только что обрёк моего проклятого бойфренда на расстрел психопата... и ты беспокоишься, что я больше не «твоя Мири»? Так, что ли? Я правильно расслышала?
– Мири, Иисусе, – пальцы Ника сильнее стиснули мои руки. – Тебе нужно успокоиться. Пожалуйста... попытайся успокоиться. Его глаза резче сфокусировались, губы поджались. – Послушай. Я последний, кто станет защищать Блэка, но в данный момент он прав. Он втянул тебя в этот бардак. Он прав, вытаскивая тебя из него. Любой ценой...
– Серьёзно? – перебила я. – Блэк втянул меня в это? Потому что я-то думала, что это ты познакомил меня с Йеном, Ник. Или я неправильно запомнила?
Ник отшатнулся, как будто я только что ударила его по лицу. Его глаза расширились, рот приоткрылся прямо перед тем, как он жёстко стиснул челюсти, заиграв желваками.
– Мири, – сказал он. – Ты знаешь, каким охрененно виноватым я чувствую себя из-за этого...
– Тогда прекрати притворяться, что это Блэк втянул меня в это! – рявкнула я. – Блэк этого не делал! А Йен играл тобой точно так же, как играл мной. Ты правда думаешь, что я этого не знаю? Черт, да даже Йен на кого-то работал...
– На кого, Мири? – Ник слегка встряхнул меня, стиснув зубы. – На этого парня Счастливчика? Это он стоит за этим? Если да, почему? Почему эти люди тебя преследуют? Чего они хотят?
– Откуда, черт подери, мне знать? – я издала очередной короткий смешок, борясь со слезами. – Черт, ты с таким же успехом можешь винить моих родителей за то, что они влюбились друг в друга и родили меня. Эти люди преследовали меня с детства... или ты правда думал, что все это началось в тот день, когда Блэк показался в полицейском участке?
Глаза Ника раскрывались все сильнее, чем дольше я говорила.
Почему-то это только сильнее меня разозлило.
– Иисусе, Ник... используй свои мозги! Вся моя семья мертва. Ты думал, что это тоже совпадение?
Ник вздрогнул, его лицо все ещё отражало этот шок.
И все же я видела, как он думает, как вращаются эти шестерёнки копа и специального агента в его голове, пока он уставился на меня. Я также увидела, как он кое-что осознал.
Или, возможно, правда всего лишь наконец-то отложилась в его голове.
– Ты действительно... такая как они. Не так ли, Мири?
Я издала неверящий смешок, с которым едва не пролились слезы. Задохнувшись ими, я посмотрела мимо него туда, где выстрелы вновь участились.
– Мири, – произнёс Ник. – Мири, подожди, я...
– Ник. Просто прекрати, ладно? Прекрати, – я покачала головой, подавляя этот прилив чувств. – Я не могу ответить на твои вопросы. Не могу. Единственный, кто, возможно, может – это Блэк... а он, вероятно, умрёт, так что нам обоим дерьмово не повезло.
Мои собственные слова ударили меня под дых, поднимая очередную тошнотворную волну иррационального страха.
Я уже в открытую боролась с Ником. Он крепче стиснул меня. Когда я высвободила одну руку, чтобы замахнуться на него, он развернул меня, хватая сзади в медвежьи объятия, прижимая обе мои руки здоровой рукой и силой поднимая на ноги. Я знала, что это должно было причинить ему боль из-за дырки в плече, но он даже не дёрнулся, стискивая меня.
Я пыталась высвободиться, но тщетно. Ник был тяжелее меня примерно на 45 килограммов, и все это мышцы.
– Отпусти меня, проклятье! – взорвалась я, когда вырваться не получилось.
– Не бывать этому.
Энджел появилась рядом со мной.
Не говоря больше ни слова, они оба удерживали меня, наполовину волоча в другую сторону комнаты к экстренному выходу. Я знала, что Энджел сумела открыть дверь, точно так же, как знала, что Блэк не собирался следовать за нами, по крайней мере, не сразу же. Я не знала, откуда мне известно последнее, но я чувствовала это каждой клеточкой тела – даже сквозь перестрелку по другую сторону статуи.
«Блэк! – позвала я его в своём сознании. – Не делай этого, пожалуйста! Что бы ты ни делал... не надо. Пожалуйста, не надо... Пожалуйста...»
Я ощутила, как он содрогнулся, из него хлынул завиток боли, от которого перехватило дыхание.
Затем моя голова взорвалась болью.
Как будто кто-то врезал меня прямо промеж глаз.
Я вынуждена была отстраниться. С моих губ сорвался стон, Энджел и Ник продолжали тащить меня к двери, которую подпирал один ботинок Энджел. Что-то капало с моего лица, и я посмотрела вниз на кровавые капли, осознав, что у меня идёт кровь из носа. Даже со всей этой болью, даже сквозь молчание Блэка и шок от вида собственной крови, я ощущала кое-какие вещи.
Мой страх усилился, когда я осознала, что чувствую.
Похвальба Блэка тоже была полной чушью.
Он говорил Йену правду... не мне. Он готов был умереть, лишь бы не дать Йену добраться до меня. И он был прикован к тому месту, на котором находился.
Он не мог отойти от стены, не дав Йену убить себя.
Его единственной надеждой было бросить гранату, как только он почувствует Йена достаточно близко. Он не сумеет бежать, так что ему придётся бросить её достаточно далеко, чтобы его самого не задело – и это беспокоило его, потому что рана в боку затрудняла бросок. Более того, он знал, что Йен устремится за разумом Ника и Энджел в ту же секунду, как только они выйдут за пределы способности Блэка прикрывать их, так что ему нужно правильно выбрать момент вне зависимости от того, как близко будет Йен. Йен уже по кусочкам отщипывал защиту Блэка, ударяя по нему так, как он только что ударил по мне, только ещё хуже.
По той же причине Блэк не ответил мне.
Я чувствовала его беспокойство. Я также чувствовала, как он ждёт... когда мы выйдем за дверь, когда Йен подойдёт ближе, когда Йен попытается последовать за нами или предпримет что-то в отношении Энджел или Ника.
Этот страх во мне усилился, становясь таким интенсивным, что я не могла думать. Я изо всех сил боролась с Ником и Энджел. Ошеломив их внезапной жестокостью своих попыток, я почти вырвалась, но Ник сумел дёрнуть меня назад и стиснуть ещё сильнее. В этот раз я ощутила его боль своей спиной и боком, ощутила, как каждый мускул его тела напрягается, как он старается удержать меня. Энджел кинулась вперёд, чтобы распахнуть дверь.
Она схватилась за ручку, широко раскрыла дверь...
Но этот дверной проем больше не пустовал.
Глава 14. Вспомнить прошлое
Там стояли четыре мужчины в костюмах, высокие, со странно яркими глазами и лицами, лишёнными выражения.
Ник резко остановился, крепче сжимая хватку на моей груди.
Энджел тоже застыла. Как и я.
Несколько долгих мгновений мы все просто стояли там, глядя друг на друга. Только тогда я опустила взгляд на их руки и увидела автоматические винтовки. Я таращилась на это оружие, и все, о чем я могла думать – все кончено. Чем бы это ни было, все наконец-то закончилось.
Я знала это, не имея представления, что означал этот конец.
В этот самый момент в комнате зажегся свет. Голос эхом отразился от каменных стен. Он донёсся сверху, скорее всего, из главной системы оповещения музея.
– Положите своё оружие. Сейчас же.
Выстрелы немедленно прекратились.
Я мельком видела Йена и Блэка, задыхавшихся и поднявших взгляд на этот голос с потолка. Я чувствовала, что они оба знали, кто именно говорит. Однако это ещё не все. Должно быть, я все ещё была довольно сильно связана с Блэком, потому что я также видела их.
В смысле я видела остальных солдат, которые бесшумно заполнили комнату.
Они вошли с лестниц и рамп по обе стороны от Крылатой Победы.
Почти все они навели оружие на Йена и Блэка. Я насчитала больше дюжины. Все мужчины. Все высокие, одетые в костюмы и вооружённые автоматическим оружием. Винтовки, которые они несли, выглядели странно технологичными – как будто их модифицировали, частично компьютеризировали.
Двое солдат подошли по лестницам прямо к Блэку, прицелившись ему в голову.
Я видела ещё четверых, стоявших над Йеном.
Я видела, что остальные рассеялись по комнате, наведя прицелы на одного из них или на обоих. В те же несколько секунд я осознала, что не могу получать всю эту информацию от Блэка. Кто-то ещё показывал мне планировку комнаты.
Кто бы ни навёл оружие на Блэка и Йена, он же показывал всем нам – по крайней мере, троим с экстрасенсорными способностями – причину, по которой мы должны подчиниться.
Последовала очередная тяжёлая пауза.
– ...Я не сказал прекратить огонь. Я сказал положить оружие. Это ваше последнее предупреждение.
Последовал лязг металла, когда Йен и Блэк оба бросили оружие, которое держали в руках.
Я видела, как Блэк тяжело дышит возле низкой стены, его лицо побледнело, руки подняты в воздух.
Он истекал кровью. Слишком сильно. Честно говоря, достаточно сильно, чтобы перепугать меня до чёртиков. Его кровь пропитала длинную рубашку, которую он повязал на пояс, от крови потемнел кожаный ремень, который он затянул поверх. Свежая струйка крови сочилась от линии роста волос – предположительно царапина в результате одного из выстрелов Йена, или же открылась старая рана головы.
Ник отпустил меня.
Я повернулась и увидела, как он уставился на четверых видящих, стоявших на пороге экстренного выхода.
Потому что само собой они были видящими.
И само собой, Ник увидел то же, что и я, то есть в плане внешности.
Все четверо были красивыми, поразительно красивыми, со смутно угадывающимися азиатскими чертами и странными идеальными губами. У всех были глаза странного цвета, хотя это единственное, что было общего у их глаз. У одного были ярко-серебряные глаза, как жидкая ртуть. Глаза другого сияли мягким оттенком сине-фиолетового, как ночное небо перед закатом. У третьего были глаза огненного цвета, почти прозрачные. Четвёртый имел глаза темнее красного уголька. Этого я узнала. Он снова не надел синий халат, но я узнала его ястребиное лицо даже без приметных глаз. Он тоже посмотрел мне в глаза, слегка улыбаясь полными губами.
Все они были на несколько дюймов выше шести футов.
Я взглянула на Энджел, которая выгнула бровь, косясь на меня. Она явно видела, о чем говорил Ник, когда рассказывал о тех видящих в аэропорту.
Ник, Энджел и я сделали шаг назад, когда они прошли глубже в комнату.
Они продвинулись не слишком далеко. Они также не предпринимали никаких угрожающих движений в нашем направлении, даже не навели оружие, как остальные видящие сделали с Блэком и Йеном. Вместо этого они вышли из дверного проёма и встали по обе стороны от двери как слуги. Я все ещё переводила взгляд с одного бесстрастного лица на другое, когда в дверном проёме появилась пятая фигура.
Я метнулась взглядом в том направлении – и тут же ощутила, как сдавливается моя грудь.
Ни за что на свете я не ожидала, что узнаю стоявшего там человека.
Моё сердце преисполнилось эмоциями прежде, чем я успела подумать. Я сделала шаг в его сторону... колеблясь... но там тоже присутствовала эта эмоция.
Он улыбнулся мне, изменяя выражение своего худого лица.
Прошло почти двадцать лет, но одной этой улыбкой он перенёс меня назад во времени так же легко, как вошёл в эту дверь. Не помогало и то, что он выглядел в точности так же, как мне помнилось. За эти двадцать лет он не постарел ни на день.
Затем он развёл руки в стороны, и чувство дежа вю сделалось ещё сильнее.
Я на мгновение вспомнила, как была совсем маленькой, ростом едва доставая ему до талии. Я кристально чётко помнила, как он точно так же смотрел на меня, с той же любовью в светло-зелёных глазах, с той же озорной улыбкой, растягивавшей его губы. Я помнила эту самую позу, его длинные руки, точно так же протянутые для объятий.
Я не думала – я просто двигалась.
Я сократила расстояние между нами совсем как делала это в прошлом. Как в дымке я обхватила его руками, совсем как сделала бы это, будучи ребёнком.
Я не обрела свой голос, пока он не стиснул меня в ответном объятии.
– Дядя... Дядя Чарльз? – пролепетала я.
Это прозвучало вопросом.
– Мири, моя дорогая, дорогая Мири... Моя маленькая Мири-метеор...
Он крепче обнял меня, целуя моё лицо, гладя меня по волосам, которые к тому времени совершенно выбились из хвостика. От него исходило столько тепла, что у меня навернулись слезы ещё до того, как я осознала эту эмоцию. Он ослабил хватку, не отпуская меня и встречаясь со мной глазами, на которые тоже навернулись слезы. Жар наполнил мою грудь. От него сдавило горло, вынуждая меня стиснуть его в ответ.
– Я не могу передать, как счастлив видеть тебя, моё дражайшее, дражайшее сердечко... как я очень, очень счастлив наконец-то увидеть тебя во плоти... – он снова поцеловал меня в щеку, затем прижался своим лицом к моему, ткнувшись носом в щеку перед тем, как поцеловать в лоб и сжать мои руки. – Я так сильно, так сильно тебя люблю, малышка Мири. Мой маленький метеор жара и света...
Меня бомбардировали воспоминания, и я стояла там, лишившись дара речи.
Я пыталась соотнести старое с новым, его образ, который я помнила с детства, и то, что теперь стояло передо мной. Я пыталась побороть любовь, внезапно всплывшую в памяти с детских времён. Не только от моих родителей. От этого мужчины. От дяди Фила. От семьи моей матери.
От стольких людей.
Я забыла исключительную непреложность этой любви. Я выбросила воспоминания об этом из своего сознания – вместе со многими вещами.
Я заставила себя забыть так много, много всего.
Возможно, все началось тогда, когда никто не явился на похороны моих родителей.
Возможно, тогда, когда я потом узнала, что мой любимый дядюшка – мужчина, который теперь стоял передо мной – покинул страну до смерти моих родителей, даже не попрощавшись. Возможно, это случилось, когда через считанные дни после их смерти уехал дядя Фил.
Возможно, это случилось, когда я была старше и рассматривала толпу в маленькой тусклой церквушке, когда Зои умерла, а я ждала и молилась, чтобы кто-то из моих близких вошёл в эти двери.
Но его там не было. Никого из них там не было.
Это меня шокировало. Сильнее их отсутствия на службе по моим родителям, меня чертовски шокировало, что никто не явился, чтобы попрощаться с Зои.
Когда я присоединилась к армии, я никогда больше не позволяла себе думать о нем. Я уже знала, что если умру там, то на мои похороны он также не явится. И шли годы, и наплевательское отношение становилось вроде как привычкой. Ты забываешь, что тебе вообще было не все равно. Ты даже забываешь, как это ощущалось.
Но теперь я все это чувствовала.
Будучи ребёнком, я им восхищалась. В те годы я сделала бы все, о чем он меня попросил, не задумавшись ни на секунду.
Вытирая глаза, я вышла из его объятий, с трудом дыша.
– Мири, – мягче произнёс он. – Мири, моё дражайшее, дражайшее дитя...
Я покачала головой. Я не говорила. Я также не отстранялась. Он ласково убрал волосы с моего лица, а я просто стояла там, лишённая дара речи. Какая-то часть меня хотела оттолкнуть его, хотела уйти от его любви даже сейчас, поиграть в обиженного подростка, но я не могла заставить себя. Воспоминания сделались ещё сильнее, бомбардируя меня.
Вещи, которые я блокировала, каким-то образом осознанно заставляя себя забыть.
Он знал обо мне. Об экстрасенсорных способностях.
Он был единственным, кроме Зои – единственным взрослым, кто открыто говорил с нами об этом – при условии, что наш отец знал.
Каким-то образом я умудрилась забыть и это.
Когда я подумала об этом, жар хлынул от него густым импульсом, облаком тепла и любви. Теперь я тоже это вспомнила. Но дело было не только в этом. Такое чувство, будто черно-белый мир, в котором я запечатала своё прошлое, взорвался вокруг меня стерео-звуком и яркими цветами. Я вспомнила, как мы с Зои бегали по полям с лошадьми, а дядя Чарльз говорил, что мы можем поговорить с ними, если будем шептать совсем тихонечко, и дразнил меня метеоритом из-за моего нрава.
Как я забыла столько всего? Кто-то помог мне забыть?
Он нашёптывал мне секреты о тех вещах, которые мы можем делать своим разумом. Предостерегал нас никогда не говорить нашей матери, и что даже наш отец не хотел, чтобы мы учились этим вещам, пока не станем старше...
Я вспомнила, каким иным все было тогда.
Какой иной была я.
Интенсивность этого чувства вернулась, заставляя меня ощутить тошноту... ощутить себя пьяной... даже сильнее, чем в последние черт-знает-сколько-месяцев, когда я боролась с происходящим между мной и Блэком. Я боролась с американскими горками, на которых поднималась и падала с самого Бангкока, с тем чувством смущённости, непонимания, кто я теперь такая.
Я подавила желание вцепиться в него... встряхнуть его, возможно, но не от злости. Этот избыток чувств хлынул в моё тело, заставляя меня стиснуть кулаки, заставляя слезы навернуться на глаза. Я хотела кричать на него, спросить, где он был, почему нас покинул.
– Ах, дитя, – сказал он мягче, лаская мои волосы. – Эта история такая длинная, что я не могу рассказать её сегодня. Просто знай, что я часто о тебе думал... очень, очень часто. Я с нетерпением ждал дня, когда смогу вновь тебя увидеть, когда мы сможем вновь стоять рядом...
Слезы мерцали в его бледных глазах, катясь по лицу, когда он вновь поцеловал меня в щеки. Он все ещё держал меня за руки, массируя мои пальцы и окидывая меня взглядом, улыбаясь сквозь слезы.
Даже теперь, когда я была взрослой, он был высоким.
Я полагала, что мои воспоминания об его росте исказились из-за того, что я сама была намного меньше, но он все ещё казался мне высоким. Не таким высоким, как Блэк, который наверняка был выше 198 см, но дядя Чарльз, казалось, был около 185-188 см.
Взглянув на его лицо, я вновь ощутила себя ребёнком.
– Что ты здесь делаешь? – мои слова звучали так же невнятно, как и все, что расплывалось перед моими глазами. Я вытерла лицо тыльной стороной ладони, все ещё прислоняясь к его ласкающим рукам и пальцам. – Почему ты вернулся сейчас, после всего...?
Затем до меня дошло кое-что ещё. Мой разум немного прояснился от этого тумана.
Блэк, думавший, что я приехала сюда из-за того, что он показал мне в этих файлах.
Блэк, хотевший, чтобы я осознала – мне безопасно приехать сюда, никто из этой группировки террористов и криминальных лордов даже не подумает причинить мне вред.
Блэк, нуждающийся в том, чтобы я лично спасла его.
Я вспомнила те файлы, надписи на фотографиях моих дядюшек, нацарапанные почерком Блэка. Я вспомнила, что он написал на фотографии дяди Чарльза.
В тот же промежуток между вздохами перед моими глазами пронеслось другое воспоминание, в этот раз – о моем отце. Ну, то есть о нас обоих, сидевших у костра на пляже, после целого дня плаванья на каяках по Тихоокеанскому Северо-Западу. Мы с сестрой пили горячий шоколад, жарили маршмеллоу и обжигали себе пальцы, стаскивая их с пальцев, чтобы сделать для взрослых смор. Мы обе гордо протянули готовый десерт одному из взрослых, затем вернулись к созданию следующего, больше восторгаясь процессом создания, нежели настоящим поеданием.
Мой отец и мать сидели на выброшенном на берег дереве, моя мама устроилась между ног отца, его руки скрылись в её волосах и массажировали её плечи. Мои дядюшки тоже были там, и две сестры мамы с несколькими мамиными кузинами.
Они пили кое-что намного крепче горячего шоколада.
Они передавали бутылку, рассказывая истории и шутки и смеясь.
Мы с Зои были единственными детьми, и нас скоро должны были отправить спать, тогда как взрослые не лягут ещё несколько часов. Тем временем нам поручили делать десерт, так что я только вполуха слушала, что они говорят, сосредоточившись на том, чтобы получить идеальную коричнево-чёрную корочку перед тем, как засунуть маршмеллоу между двумя крекерами и кусочком шоколада Hershey’s, который Зои держала наготове на бумажной тарелочке.
В какой-то момент я вспомнила голос отца, точно раскат грома заглушивший остальные смешки. Даже тогда, в возрасте лет семи, я понимала, что он уже слегка перебрал с алкоголем.
– ...Тебя определённо правильно нарекли, – пошутил отец, обращаясь к дяде Чарльзу и качая головой. – Как ты вышел сухим из этого дерьма, серьёзно...? Я был бы уже мёртв.
Это шутки моего воображения, или при этих словах он издал тот щелкающий звук?
– ... Ты даже получил правильный цвет глаз вдобавок ко всему остальному, – дразняще добавил мой папа. – Тебе стоит начать носить четырёхлистный клевер, просто чтобы поддразнить остальных...
– Чтобы дать тебе ещё одну причину насмехаться надо мной, брат? – сказал дядя Чарльз. – Нет уж, спасибо. Мне больше нравится думать, что я сам по себе даю тебе достаточно поводов для веселья...
Заметив, что я смотрю на него с той стороны костра, он подмигнул мне, слабо улыбаясь и поднося бутылку с алкоголем к губам. Он отпил большой глоток, затем передал бутылку маминой тёте. Одна из маминых кузин удобно устроилась у него между ног, положив голову на его бедро. Тогда я не думала об этом, но сейчас, в своём воспоминании я ясно видела её руку, поглаживавшую его икру под широкими штанами.
Мой папа снова расхохотался.
– Какая тебе разница? Вероятно, ты и это сумеешь обратить в свою выгоду... – он взглянул на меня, заметив, что я наблюдаю. – И прекрати развращать моих дочерей. Я уже вижу, что ты потихоньку начинаешь промывать им мозги.
– Не обеим, – дядя Чарльз ещё шире улыбнулся мне, снова подмигивая, в этот раз заговорщически. – Только одной из них, вероятно. Особенно огненной, если я не ошибаюсь...
– Оставь мою Мири в покое... – пожурил его мой папа, но голос все ещё звучал почти шутя. – Она может и не жить под твоей счастливой звездой, брат. Я бы хотел, чтобы она дожила до старости, если ты думаешь о том же...
– Она доживёт, – сказал дядя Чарльз, все ещё не отводя своих зелёных глаз от меня. – Это единственное, что я совершенно точно могу обещать тебе, брат... ничто не убьёт мою маленькую Мири. Я этого не допущу.
– Фаустус, – пробормотала я.
Звук собственного голоса выдернул меня из этого фильма прошлого.
Я вновь сфокусировалась на этих прекрасных, наполненных светом глазах, видя их сейчас, в настоящем, под резким белым светом вместо желтовато-оранжевого света пламени. Безупречного нефритового цвета молодой листвы, сейчас они оставались такими же изумительными, какими я помнила их с детства.
Понимание омыло меня, поднимая волну тошноты в животе.
– Фаустус на латыни значит «удача», – произнесла я.
Его улыбка вернулась, в этот раз более натужная, но он ничего не сказал.
Он даже не кивнул, чтобы подтвердить мои слова.
Я видела, как его выражение становится серьёзным, пока он продолжал наблюдать за моим лицом. Я буквально чувствовала, как он хочет, чтобы я сложила частицы воедино, чтобы все предстало цельной картиной. Я чувствовала, как он хочет, чтобы я это приняла.
Приняла его, возможно.
– Ты – Счастливчик, – сказала я. – Ты Счастливчик Люцифер.
Я едва не задохнулась от этих слов.
