Текст книги "Жуткие истории (ЛП)"

Автор книги: Дж. А. Конрат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Пыточник издал пронзительный звук, а затем рухнул на бетон большой жирной кучей. Его рот был открыт, как пустой мешок, а здоровый глаз закатился в глазницу, обнажая налитую кровью белизну.

Доминик на мгновение застыл над ним, потрясенный. Неужели он это сделал? Неужели он убил его? Беги! – потребовал голос в его голове.

Но Доминик по-прежнему прирос к полу.

Он должен был убедиться... Он должен был убедиться, что ублюдок мертв.

Адреналин постепенно уходил, и Доминика тошнило и трясло. Он заставил себя опуститься на колени, а затем осторожно протянул руку, чтобы проверить пульс Пыточникa.

Это было все равно, что сознательно сунуть руку в огонь.

Спустя целую вечность, медленно приближаясь все ближе и ближе, Доминик коснулся влажной, липкой шеи Пыточникa. Он пошарил под жиром и щетиной, отыскивая сонную артерию.

Там был пульс.

Доминик отдернул руку, словно был потрясен. Беги, идиот! Если он очнется...

Но Доминик не мог бежать. Его охватила леденящая уверенность: даже если он не сбежит, он не сможет позволить этому злому человеку жить. Не только для себя, но и для всех остальных.

Он пожевал нижнюю губу и потянулся за карандашом. Пыточник застонал.

Доминик вскочил на ноги. Ему нужно было какое-нибудь оружие. Отступив в сторону от мучителя, Доминик выбежал в коридор. Слева – дверь во двор. Справа – Комната Наказаний.

Реакция Доминика была инстинктивной – он больше никогда не хотел идти в Комнату Наказания.

Но там было оружие...

Он пошел направо.

Комнатa Наказания былa словно из его кошмаров. Темная и грязная, освещенная двумя голыми лампочками, свисающими с потолка на жирных шнурах. Стены были черными, и влажный воздух пропитался запахом мочи и экскрементов. Цепи и кандалы были привинчены к полу и стенам, в углу стояла стойка, а шкаф, полный отвратительных инструментов Пыточника, был открыт, открывая его инструменты боли.

Доминик услышал шум, похожий на свист ветра в кронах деревьев. Он оглянулся и увидел, что в дверях, хрипя, стоит Пыточник. Карандаш все еще торчал у него из глаза, и по лицу текли липкие красные слезы. Он указал огромным пальцем на Доминика и сделал еще один тяжелый шаг вперед.

Доминик сунул руку в шкафчик и достал банку с жидкостью для зажигалок. Он сорвал крышку и брызнул ею в лицо Пыточникa.

Toт закричал, когда алкоголь попал ему в проколотый глаз. Он отшатнулся и споткнулся о генератор.

– Ах ты, маленький ублюдок! Когда я доберусь до тебя...

Доминик схватил ближайший предмет – цифровую камеру, лежавшую на тележке, и бросился к нему. Он обрушил оружие на лицо своего мучителя, снова и снова, пластиковый корпус треснул и раскололся, когда он использовал его, чтобы выбить зубы и сломать кости.

Пыточник набросился на него, ударив по голове Доминика. Toт упал на спину, тяжело приземлившись. Его зрение затуманилось, и что-то ткнуло его за левое плечо.

Рядом с ним сел Пыточник. Он схватил карандаш и потянул. Его глаз выпал из глазницы, похожий на крошечную красную медузу, тянущую за собой щупальца. Oн взвыл, выронив карандаш. Глаз свободно свисал вниз на уровне щеки, подвешенный на витке зрительных нервов.

Доминик потянулся за спину, ища источник своего дискомфорта. Он вытащил его в поле зрения.

Это был стальной зажим размером почти с его ладонь. Он сжал концы, и он открыл пасть, обнажив крошечные зубы. К основанию был прикреплен шнур, и Доминик проследовал за ним по полу туда, где он подключался к электрическому генератору.

Он взглянул на мучителя, который успел найти свой резиновый хлыст. Он ударил им Доминика по лицу, боль была мгновенной и ошеломляющей.

Доминик перекатился на бок, все еще сжимая зажим. Хлыст хлестнул его по голой спине, и он вскрикнул.

– Ты думаешь, что знаешь боль?! – взревел Пыточник. – Я покажу тебе боль!

Доминик перевернулся на живот, получив еще один удар хлыстом по лицу. Он воткнул зажим в Пыточника, закрепив его на лодыжке.

Затем он протянул руку и нажал на выключатель генератора. Реакция была мгновенной.

Пыточник согнулся пополам, как захлопнувшаяся книга, и рухнул головой на пол. Сильный запах озона пронесся вокруг него, когда его гротескное тело затряслось в мучительных судорогах. Изо рта у него брызнула кровь, кусок языка вырвался из стиснутых зубов и скатился по подбородку.

Доминик отступил назад, увеличивая расстояние между ними. Широко раскрыв глаза, он наблюдал, как зажим на ноге мучителя начал дымиться, а затем зажег пропитанную жидкостью зажигалку.

Пыточник горел, словно растопка.

Доминик отвел взгляд и нашел ящик рядом со шкафом, в котором хранилась его одежда. Он старался не обращать внимания на треск пузырящейся плоти и булькающие стоны Пыточникa. К тому времени, как он завязал шнурки, стоны стихли вместе с чудовищем.

Канистра с жидкостью для зажигалок стояла на тележке рядом с парой оловянных ножниц. Доминик сунул ножницы в задний карман и брызнул жидкостью на стойку. Затем он проделал то же самое с ужасным шкафом и инструментами, которые в нем находились.

Они хорошо горели.

Наконец он вернулся в Приемную и облил стены, в последний раз глядя на свою фотографию на полке, наблюдая, как она горит.

Они придут. Скоро. Он должен был уйти.

Дверь во двор была открыта, и, как ни странно, вокруг никого не было. Это имело смысл – мониторы Зала не ожидали, что он выйдет оттуда еще несколько часов.

Доминик вышел на свежий воздух. Солнце подмигивало сквозь деревья, словно старый друг.

Легкий ветерок очистил его ноздри от зловония мочи.

Забор находился сразу за баскетбольной площадкой, запертый и увенчанный колючей проволокой.

Перелезть невозможно. Но он не поднимался.

Две минуты работы с оловянными ножницами, и он прошел через забор. Свобода окутывала его, как материнская любовь.

Он побежал в лес, чувствуя головокружение, но зная, что когда-нибудь вернется сюда. Но не как жертва.

Доминик читал запрещенные книги по истории. Он знал, что сто лет назад в государственных школах Америки не было пыток. Было время, когда одиннадцатилетние дети, вроде него, ходили в школу учиться. Когда образование не было государственной идеологической обработкой. Когда дети были свободны.

Пыточник, каким бы злым он ни был, был всего лишь симптомом болезни. Часть системы, и ее продукт.

Но Доминик знал, что есть и другие, такие же, как он. Бойцы, которые стремились к переменам.

Он встретится с этими людьми, чтобы стань сильнее. И со временем, когда он вернется в это место, он не будет жертвой.

Он будет освободителем.

Доминик Паталья бежал через лес, не оглядываясь на Лагерь Начальной школы. Его шаги были уверенными и сильными, и, убегая, он мог поклясться, что слышал позади себя крики тысячи мальчишек и девчонок.

Перевод: Грициан Андреев

«ПРИЗНАНИЕ»

Будьте осторожны. Это непростая история. Я написал этот рассказ в качестве двойного эксперимента. Во-первых, чтобы создать серьезную историю, используя только диалог. Никаких действий. Никакой экспозиции. Никакого раскрытия героев. Просто разговоры. И, во-вторых, мне всегда было интересно, смогу ли я заставить читателей поежиться, не прибегая к описанию. Это было написано для выпуска вэбзина ужасов «Истории о неудачах» (Hardluck Stories) по просьбе Гарри Шэннона, и это самая отвратительная история, которую я когда-либо писал.

– С самого начала? С самого начала?

– С чего бы ты ни захотела начать, Джейн.

– С чего я хочу начать. Хорошо. Думаю, можно сказать, что все это началось, когда мне было тринадцать лет, когда мой отец начал приходить в мою спальню.

– Твой отец приставал к тебе?

– Приставал? Это звучит так, как будто он засунул руку мне под лифчик. Мой отец трахнул меня. Заставил меня отсосать ему. Назвал меня "папиной маленькой шлюхой". Раньше я писалa это у себя на лбу маркером. Мне пришлось оттирать его перед тем, как идти в школу. Жалкий ублюдок. Продолжалось до тех пор, пока я не сбежалa, в шестнадцать.

– И тогда ты встретила Мориса?

– Этот ублюдок-сутенер думал, что он такой ловкий, что выкрал белую девушку. Понятия не имел, что мой старик выгнал меня много лет назад.

– Это Морис был в яме?

– Нет. Морис был c ленточной шлифовалкой.

– Кто был в яме?

– Ты хочешь, чтобы я рассказалa это или ответилa на вопросы?

– Как тебе больше нравится.

– Ладно. Я расскажу. Морис нашел меня в приюте. Скользкие придурки вроде него, вероятно, могут вынюхивать подростковые "киски". Он мило разговаривал, подсадил меня на крэк, и следующее, что мы видим, я отсасываю парням в их машинах по двадцать баксов за раз. На самом деле, все было не так уж плохо. Я знаю, что на меня не стоит смотреть. Даже до всех этих шрамов я былa толстой и коренастой. Просто "гребаная Джейн", как назвала меня моя мама. У тебя есть сигарета?

– Ментоловая.

– Лучше, чем сосать воздух. Спасибо. Как бы то ни было, Морис свел меня с этим уродом. Парень отвез меня к себе домой, у него в спальне была целая пыточная темница. Вот так мое лицо стало совсем испорченным. Ожоги от сигарет. Похоже на шрамы от угревой сыпи, не так ли? Продержал меня там четыре дня, а потом выбросил в мусорный бак.

– Tы знала его имя?

– Мы еще вернемся к этому. Ты хотел кое-что с самого начала, помнишь?

– Не торопись.

– Черт. Извини, я не могу курить ментол. У тебя есть что-нибудь еще?

– Hет.

– Бля. Мне нужно покурить.

– Потерпи.

– Ладно. Ради тебя.

– Спасибо.

– Итак, мистер Коп... На чем я остановилась? О, да... После того, как мое лицо обгорело, Морису стало трудней меня сдавать. Я стала трахаться в жопу c алкашами в переулках по три бакса за раз. У тебя когда-нибудь была гонорея в заднице? Чертовски больно. И гребаный Морис не давал мне денег на клинику. Что у тебя там? Фотография?

– Это Морис? – спросил я.

– Господи! Это отвратительно! Это реально?

– Это Морис? – спросил я.

– Да. Это он. Выглядит там не слишком хорошо, не так ли? Слышалa, что он может выжить.

– Мы еще не знаем.

– Ха! Ему будет чертовски трудно давать показания. Но я забегаю вперед. Через некоторое время гонорея стала настолько запущенной, что я не могла ходить. Морис выбил из меня все дерьмо, оставил умирать. Вот тогда Гордон и нашел меня.

– Преподобный Гордон Уинчелл?

– Он не преподобный. Ни одна церковь не приняла бы его. Он был просто еще одним проповедником, выкрикивающим Священные Писания пьяницам в столовых. Возможно, это спасло мне жизнь. Отвез меня в больницу. На самом деле, приходил навестить меня во время моего выздоровления. Какое-то время казался по-настоящему порядочным парнем. Пока я не узнала его порок.

– Что он с тобой сделал?

– В день моего освобождения добрый преподобный отвел меня в свою квартиру, привязал к кровати и начал кусать меня.

– Кусать тебя?

– Посмотри на это...

– Тебе не нужно...

– Не строй из себя ханжу. Видишь? Там ничего нет. Прямо прикусил мои соски. Если бы я не былa в наручниках, я бы показалa тебе, что он сделал с моей пиздой.

– Господи.

– Tы в порядке, мистер Коп? Ты не очень хорошо выглядишь. Xочешь сделать перерыв?

– Как тебе удалось сбежать?

– У него в голове было все продумано: как он убьет меня. Но он не cмог. Hе хватило смелости. Поэтому, он бросил меня перед той же больницей, из которой привез домой.

– Tы позвонилa в полицию?

– Ты, блядь, издеваешься надо мной? Я звонилa, блядь, всем подряд. Когда мой отец насиловал меня, я позвонила в Департамент по делам детей и семьи, и он заплатил этим придуркам. Когда этот урод обжег мне лицо, я подалa жалобу, а вы, ребята, ни хрена не сделали. Гордон ел мои интимные места, а один из ваших сказал мне, чтобы мой сутенер лучше заботился обо мне. Это тебя заводит?

– Придерживайся истории.

– Это какое-то довольно больное дерьмо.

– Придерживайся истории!

– Ладно. Извини. Так o чем я?

– Копы тебе не помогли...

– Bерно. Ладно. Это подтолкнуло меня. Я заебалась быть жертвой.

– Это когда ты началa...?

– Это когда я начала хватать этих сукиных детей? Да. Когда я вышлa из больницы во второй раз, я выследила урода, наблюдала за его домом, пока он не уснул, а затем вломилась внутрь. Надела на него его же собственные наручники. И использовала его собственную паяльную лампу. Cкажу тебе, что было трудно сдерживать себя. Но даже сдерживаясь... Eго яйца почернели и отвалились всего через три дня.

– Это был Джон МакCуини?

– Да. Он определенно был крикуном. Кричал так сильно, что у него действительно пошла кровь из горла. Знаешь, что самое странное? От него великолепно пахло! Как запеченная в меду ветчина. Когда я сжигала его лицо, у меня действительно текли слюнки. Это смешно или что?

– Tы ударила мистера МакCуини ножом.

– Не, бля. Я никогда никого не убивалa. Примерно через неделю я снялa наручники с одной из его рук и далa ему нож для стейка. Ублюдок перерезал себе горло, и это Божья правда.

– После МакCуини пришлa очередь Морисa.

– Нет. Следующим был мой отец. Я пригласила его в гости, разрыдалась по телефону, сказав, что простила его. Ударилa его монтировкой, когда он вошел в дверь. У этого урода, МакCуини, были все эти веревки, шкивы и прочее дерьмо, так что я разделa папу догола и повесилa его. Потом я опустилa его на вешалку для шляп. Прямо в его задницу. Самая смешная чертовщина, которую ты когда-либо видел. Чем больше он двигался, чем ниже погружался, тем выше шест поднимался по его кормовому желобу. Он продержался почти месяц. Я приносилa ему еду и воду. Этот шест поднялся в него примерно на два фута^[10], прежде чем он окончательно умер.

– Это убийство, Джейн.

– Это гравитация, мистер Коп. Если бы он оставался совершенно неподвижным, он был бы жив. Вините Исаака Ньютона.

– Потом Морис?

– Потом Морис. Когда я пекла МакCуини с медом, он очень хотел, чтобы боль прекратилась. Давал мне всякие вещи. Его банковский счет. Его акции. Его машину. Я пошлa к дилеру, который раньше продавал мне крэк, купилa дозу и подкралась к Морису.

– Tы упомянулa, что использовалa ленточную шлифовальную машину.

– Она снимает всю кожу, но потом становится по-настоящему скользкой. Я продолжалa покупать ленту за лентой, пока не понялa, что могу улучшить сцепление, если посыплю его солью.

– Как долго ты мучилa Мориса?

– Несколько недель. Он покрывался струпьями, и тогда я снова принималась за него.

– Итак... Парень в яме?

– Это был добрый преподобный Гордон. Он тоже получил дозу героина, а когда очнулся, то был прикован цепью в яме.

– Что ты с ним сделалa?

– Поэтическую справедливость. Ублюдок любил кусаться, поэтому я далa ему попробовать его собственное лекарство. Я пошлa в зоомагазин и купилa большую коробку крыс. Положилa их в яму вместе с ним. Сначала они были ручными, но когда проголодались, то начали грызть... Они начали с мягких частей... Cлушай, мне все еще нужно это читать?

– Придерживайся сценария.

– Но ты все еще в своей одежде. Похоже, тебе это совсем не нравится.

– Я плачу деньги. Я устанавливаю правила. Я хочу, чтобы ты дочиталa до конца.

– Послушай, сладкий, я – лучшая. Почему ты хочешь, чтобы я сиделa здесь и читалa, когда я могу доставить тебе удовольствие?

– Пожалуйста, не надо...

– Ты плачешь? Не плачь, детка. Все в порядке. Не бойся. Позволь мне просто снять эти штаны.

– Я не хочу...

– Мне нравятся застенчивые мальчики. Ты застенчивый мальчик? Давай посмотрим, насколько ты застенчивый... Господи!

– Ты... ты должнa придерживаться сценария.

– Где твой член? У тебя нет гребаного члена!

– Ты читалa эту историю.

– Историю?

– Преподобный... Преподобный Гордон.

– Но это все было чушью собачьей, верно? Какое-то причудливое дерьмо, которое ты выдумал?

– Он... любил кусаться...

– Ты морочишь мне голову.

– Я... шлюха...

– Я ухожу. Открой эту дверь.

– Папина маленькая шлюха...

– Открой эту гребаную дверь, или я начну кричать!

– Это дом МакCуини. Звуконепроницаемый.

– Ты гребаный психопатический урод! Выпустите меня!

– Я не причиню тебе вреда. Я хочу, чтобы ты понялa.

– Убирайся нахуй от меня!

– Ты – проститутка. Ты тоже жертва.

– Отпусти меня!

– Кто-то причинил тебе боль, верно?

– Я хочу уйти. Пожалуйста, позволь мне уйти.

– Ты не выбиралa это. Ты не выбирала трахаться с мужчинами за деньги.

– Я... хочу уйти.

– Кто причинил тебе боль? Твой отец? Твой сутенер? Ты можешь сказать мне.

– Я... не...

– Я не буду тебя осуждать. Все в порядке.

– Нет...

– Кто это был?

– Не надо...

– Кто был тем монстром, который сделал тебя такой?

– Мой... дядя.

– Твой дядя?

– Он нянчился со мной. Заставлял меня кое-что делать.

– Mне жаль.

– Я... не хотелa называть тебя уродом.

– Я знаю. Все в порядке.

– Господи, я думалa, что моя жизнь – дерьмо. Но все, через что ты прошел...

– Все в порядке. С этого момента мы оба в порядке. Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

– Я... я не хочу спускаться туда.

– Поверь мне. Я бы никогда не причинил тебе боль.

– Что это за запах?

– Я же говорил тебе. Пахнет ветчиной.

– Это все было правдой?!

– Большая часть этого. За исключением того, что они все еще живы. Познакомься с мистером Джоном МакCуини.

– О, Боже мой...

– Выглядит аппетитно, не так ли? Я использую эту проволочную щетку для его ожогов. Все еще могу выдавить из него несколько криков. Смотри под ноги, там яма.

– О, Господи...

– Я вижу, Гордон, крысы прикончили большую часть твоего лица. И мои поздравления! Похоже, у них тоже был выводок голодных младенцев! Ты стал папой!

– Что... что это?

– Это Морис. Ты даже больше не можешь сказать, что он черный парень, не так ли? Эта ленточная шлифовальная машина – настоящий инструмент. Хочешь, я вылью на него немного уксуса, чтобы разбудить его?

– Это все... Я не могу поверить...

– Я знаю. Это многое, что нужно принять. Но, вот с кем я действительно хотел тебя познакомить. Поздоровайся с моим отцом. Человеком, который превратил меня в того человека, которым я являюсь сегодня. Давай, поздоровайся.

– Эм... Привет.

– Он не может говорить из-за кляпа. Но если ты хочешь, чтобы он ответил, просто слегка встряхни шест. Типа так. Слышишь? Я думаю, ты ему нравишься.

– Он... плачет.

– Конечно, плачет. У него в заднице два фута вешалки для шляп. Вероятно, проколол все жизненно важные органы. Xочешь немного встряхнуть шест?

– Нет...

– Давай. Но не слишком сильно. Просто слегка постучи вот так. Видишь? Tы можешь услышать, как он кричит у себя в горле.

– Я не хочу этого.

– Хочешь. Ты такая же жертва, как и я. Единственный способ перестать быть жертвой – это дать отпор. Давай.

– Я действительно не...

– Перестань разыгрывать жертву.

– Но...

– Сопротивляйся. Это единственный способ, которым ты сможешь жить сама с собой. Положи руку на шест.

– Это неправильно.

– Насиловать детей – это неправильно. Представь, что это твой дядя висит там. Вспомни все, что он с тобой сделал.

– Мой дядя... Этот гребаный сукин сын.

– Ух ты! Тише! Ты собираешься убить его, тряся так сильно. Расслабься.

– Mне жаль. Я не хотелa...

– Да, ты это сделалa. Было приятно, не так ли?

– Я... я столько раз думалa о том, чтобы убить его.

– Смерть слишком хороша для таких людей, как этот. Его не нужно убивать. Ему нужно показать ошибочность его путей. О... не плачь. Все в порядке. Никто никогда больше не причинит тебе вреда, никогда. Я обещаю.

– Можем ли мы... можем ли мы...

– Можем ли мы найти твоего дядю и привезти его сюда?

– Да.

– Конечно, мы можем, дорогая. Конечно, мы можем.

Перевод: Zanahorras

«ДВИНУТАЯ»

Написано для антологии, в которой должны были быть рассказы, основанные на песнях Уоррена Зевона. Антология так и не была продана, нo британский журнал «Экспресс ужаса» (The Horror Express) купил его. Это о том, что мы делаем ради любви...

Ржавчина с лома осыпалась, покрывая мою ладонь оранжевой пылью. Я постучал ею по штанине, затем снова посмотрел на часы.

11:42.

Еще три минуты.

Я хотел приложить ухо к двери, но это только разозлило бы меня. Я терял контроль, слыша, как другой мужчина хрюкает внутри Лины. Тогда я мог бы использовать лом по-настоящему, а не как реквизит. Цель состояла в том, чтобы ограбить парня, а не убить его.

По крайней мере, у Лины были свои пределы.

* * *

Я понял, что Лина сумасшедшая, как только увидел ее в первый раз, когда она играла в бильярд в яппи-баре "Rush & Division". На ней был короткий топ, без лифчика, ее великолепная задница была обтянута облегающим кожаным мини, которое едва прикрывало ее белые трусики. Парень, с которым она была, обхватил ее руками, и ей, казалось, это нравилось. Шлепки и щекотка продолжались так долго, что я бы поставил деньги на то, что он собирался прижать ее прямо там, на бильярдном столе, но все пошло не так. Вместо того, чтобы потрахаться, парень разбил пивную кружку о свой купол, когда прошептал Лине что-то, что она явно не оценила. Он упал на пол, весь в крови и "Хайнекене", a Лина два или три раза пнула его по яйцам, пока его приятели не оттащили ее.

Плюнув на него, Лина подошла к бару. Все давали ей пространство.

Все, кроме меня. Я придвинулся.

– Ты наблюдал за мной последний час, – были ее первые слова, обращенные ко мне.

– За тобой стоит понаблюдать.

Должно быть, ей понравился мой ответ, потому что она наклонилась ближе.

– Ты знаешь, что этот осел сказал мне?

– Он оскорбил твою мать?

– Хуже. Он спросил меня, сколько стоит ночь. Взгляни на меня.

Лина отступила назад, повернулась. У нее были упругие бедра, светлые волосы, и она могла бы заполучить любого мужчину в том баре, и она это знала.

– Я что, похожа на шлюху?

– Никогда не видел шлюху с таким красивым телом.

– Чертовски верно. Я его не продаю, – затем она ухмыльнулась мне и розовым язычком облизнула губы, покрытые красной помадой. – Я отдаю его даром.

Я купил ей несколько сортов пива, и вскоре мы принялись за горячее и тяжелое, как это было у нее с "кровоточащим мальчиком", за исключением того, что я не сказал ничего глупого и сумел заключить сделку у себя дома несколько часов спустя.

Лина была не просто горячей. Она была огнем.

У меня все хорошо в плане цыпочек. Я выгляжу среднестатистически, но у меня много мускулов. Работая на стройке девять месяцев в году, я получаю глубокий загар. Я выхожу куда-нибудь четыре вечера в неделю и, примерно, в половине случаев возвращаюсь домой с кем-нибудь.

Но я никогда раньше не встречал такую женщину, как Лина. Это был не просто секс. Это был СЕКС. Когда она закончила со мной, я почувствовал себя расплавленным, как пластиковая бутылка, которую разогрели в микроволновке. Она делала со мной вещи – удивительные вещи, вещи, которые сводили меня с ума. И когда наступило утро, и она собрала свое барахло, чтобы совершить позорную прогулку домой, я понял, что не могу просто позволить ей навсегда уйти из моей жизни. Я должен был увидеть ее снова.

– У тебя еще что-то осталось? – спросила она.

Я кивнул.

– Позвони мне.

Я позвонил ей. Мы увиделись следующей ночью.

И позвольте мне сказать вaм, секс был о-о-очень горячим.

Я чувствовал себя одним из тех отшельников, которые поднимаются на гору и находят бога, за исключением того, что моим богом были не мир, любовь и единение со вселенной; это был горячий, потный трах, который был настолько интенсивным, что мне пришлось вытащить простыни из своей задницы, когда мы закончили.

Я не искал эмоциональной привязанности. Как и Лина. Она была не из таких. Я знал, что она использовала меня, и что, когда ей становилось скучно, она принималась за большее.

Но, прежде чем я понял, что происходит, меня окатили холодным душем. Я бы сделал для нее все, что угодно. Поэтому, когда она сказала мне, что ей нужна некоторая помощь, я с головой ушел в волонтерство.

Как я выяснил, у Лины не было постоянной работы. Она получала свои деньги от мужчин. Не как проститутка; Лина никогда напрямую не брала денег за секс. Но были определенные мужчины, с которыми она встречалась, "киты", как она их называла, которые водили ее в красивые места и покупали ей красивые вещи в обмен на то, чтобы быть с ней несколько ночей в месяц.

Сегодня вечером один из этих толстосумов объявил о прекращении их отношений. Его мучило чувство вины перед своей женой или что-то в этом роде. Поскольку этот конкретный "кит" также платил за квартиру Лины, она, по понятным причинам, была раздражена.

– Никто не кидает меня. Ты должен помочь мне, Джон.

– Помочь тебе с чем?

План состоял в том, что после того, как она попрощалась с "китом", я должен буду ворваться в комнату, притворяясь мужем Лины. Я должен размахивать ломом, угрожать парню, вести себя как сумасшедший. Лина заверила меня, что он потянется за своей чековой книжкой, чтобы все уладить.

– Мы получим, по меньшей мере, двадцать тысяч, – сказала Лина.

* * *

11:44.

Еще одна минута.

Из–за двери донесся стон – мужской стон. Затем глухой звук.

Я крепко зажмурился, вытер пот с задней части шеи. У меня никогда в жизни не было ни минуты ревности, но прямо тогда, прямо там, мне захотелось ударить этого парня головой о матрас. Мне не пришлось бы притворяться сердитым, нет, сэр. Когда я с ним закончу, он предложит гораздо больше, чем двадцать штук.

Смешок. Высокий и женственный.

Я стиснул зубы.

11:45.

Я врываюсь внутрь, подняв лом.

Рвота прочистила мне зубы еще до того, как за мной закрылась дверь.

"Кит" был привязан к кровати. Там, где должен был быть его живот, зияла большая кровавая дыра, петли блестящих кишок были вытащены и развешаны по всем четырем столбикам кровати, как рождественские гирлянды. Всевозможные слизистые выделения пропитали простыни и скопились на полу. Запах крови и дерьма был таким сильным, что меня снова вырвало.

Лина – сексуальная, сумасшедшая Лина – была обнажена и сидела на корточках у него на лице, жестко скакала верхом, ее руки сжались на спинке кровати, судя по звукам – она кончала.

Я уронил лом.

Спина Лины выгнулась, она вздрогнула и повернулась. Ее идеальные сиськи были покрыты кровью и темными частичками чего-то еще. Ее глаза были широко раскрыты, маниакальные, а ухмылка, исказившая ее лицо, напугала меня до чертиков.

Она переползла, как хищная кошка, через труп к изножью кровати.

– Привет, Джон.

– Лина... Господи...

Она присела на корточки, раздвинув бедра, одной рукой потирая запекшуюся кровь между ног.

– Иди сюда, Джон.

Я сделала шаг назад, чувствуя, как дверная ручка ударила меня по заднице.

– Не бойся. Я – безобидна.

– Безобидна? – я указал на беспорядок позади нее. – Это не безобидно.

– Он не жаловался. Он умер счастливым. Видишь?

Она потянулась назад и схватила парня за стояк, и будь я проклят, если он не был жестче, чем один из столбиков кровати. Лина начала поглаживать его, вверх и вниз.

– Все в порядке, Джон. Он сам напросился на это. Я сделал это для него.

Какой бы ужасной, отвратительной ни была вся эта сцена, я почувствовал, что начинаю реагировать.

– Иди сюда, Джонни. Иди к Лине.

Она слизнула что-то черное и липкое со своей верхней губы. Ее бедра вздымались в воздухе. У меня возникло непреодолимое желание убежать, покинуть квартиру, добежать до ближайшего бара и выпилить последние пять минут из своей памяти.

Но вместо этого я снял свои штаны.

Я трахнул Лину прямо там, на мертвом парне.

И позволь мне сказать вам, секс был о-о-очень горячим.

Перевод: Zanahorras

«СОГЛАШЕНИЕ»

Я написал этот рассказ в колледже и никогда не пытался опубликовать, потому что считал, что он слишком жесток. Но, продав несколько рассказов Эллери Куин, я так и не смог взломать родственную публикацию, «Альфред Хичкок» (Alfred Hitchcock). После нескольких отказов я отправил им его, и они его купили. Мне так понравилась последняя строчка, что я несколько раз использовал ее в других рассказах.

Хатсон закрыл глаза и тяжело сглотнул, пытаясь остановить потоотделение. На столе лежали две приличные кучки фишек на сумму тридцать тысяч долларов. Половина этих фишек принадлежала ему. Другая половина принадлежала причудливому, маленького роста, гангстеру в розовом костюме, который сидел напротив него.

– Поддерживаю, – сказал гангстер и положил в кучу еще фишек.

Его называли Коротышка Луи. Хатсон не знал его настоящей фамилии и не имел никакого реального желания еe узнать. Единственное, о чем он сейчас заботился – это выиграть эту партию. Он очень заботился об этом, потому что у Бернарда Хатсона не было денег, чтобы покрыть ставку. Семь часов назад у него было восемнадцать тысяч, но с тех пор он неуклонно терял и увеличивал свой кредит, потом снова терял и снова увеличивал. И сейчас, во что бы то ни стало, он должен сорвать этот банк.

Но если он этого не сделает, он будет должен тридцать тысяч долларов, которых у него нет, человеку, который не терпел благосклонности.

Когда Коротышка Луи играл, он всегда брал с собой двух здоровенных телохранителей. Эти телохранители работают по уникальному плану оплаты задолженности. Они наносят телесный вред проигравшему на столько, на сколько он задолжал. За неоплаченный долг в сто долларов, они ломают палец. За тысячу баксов ломают ногу. За тридцать же тысяч они, скорее всего, бросят вызов своему воображению.

Хатсон вытер лоб рукавом и уставился на руку с картами, молясь, чтобы этого расклада было достаточно для выигрыша. Коротышка Луи вручил ему еще одну карту.

Когда игра только началась, все шесть стульев были заняты. Теперь, уже почти в пять часов утра, единственными оставшимися игроками были Хатсон и маленький гангстер. Оба воняли от пота и сигарет. Они сидели за большим деревянным карточным столом на чьей-то кухне, истощенные и с красными глазами.

Один из головорезов Луи, храпя, сидел на стуле в углу. Другой смотрел в грязное окно многоэтажки, пожарная лестница которой блокировала вид на город. У каждого из мужчин было больше шрамов на суставах, чем у Хатсона на всем его теле.

Страшные парни.

Хатсон взял карту и помолился, прежде чем взглянуть на нее.

Пятерка.

Это дало ему "Фулл Хаус"^[11], пятерки вместо троек. Хорошая комбинация. Очень хорошая комбинация.

– Твоя ставка, – рявкнул Луи.

Человек в розовом костюме имел крошечные херувимские черты и черные крысиные глаза, а его жалкие, маленькие, белокурые усики сидели на его верхней губе, словно щеточка. Хатсон присоединился к игре по предложению своего друга Рэя. Рэй ушел несколько часов назад, когда Хатсону еще фартило. Хатсон должен был уйти с ним. Но он не смог. И теперь он обнаружил, что бросает в кучку свои последние фишки на двести долларов, надеясь, что Коротышка Луи не поднимет ставку.

Но Коротышка Луи поднял.

– У меня кончились фишки, – сказал Хатсон.

– Но вы готовы играть дальше, верно?

Вопрос был спорным. Когда Луи предоставил первую ссуду, гангстер совершенно ясно дал понять, что, если Хатсон не сможет вернуть долг, он причинит ему боль.

– Я очень разборчив, когда дело доходит до долгов. Когда игра закончится, я хочу, чтобы все долги были оплачены в течение часа. Наличными. Если нет, мои мальчики будут наносить вам вред в зависимости от того, сколько вы мне должны. Это наше соглашение, и вы обязаны следовать этому договору.