Текст книги "Жуткие истории (ЛП)"

Автор книги: Дж. А. Конрат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Губы Ван Хельсинга задрожали. Его печальные, запавшие глаза остекленели.

– Я пробыл здесь дольше, чем мог себе представить. Скажите мне, прошу вас... носферату... они были уничтожены во время войны?

– Какой войны? И что такое ностфер... чe ты там говорил?

– Война, должно быть, была много лет назад. Были ужасные, оглушительные взрывы, от которых сотрясалась земля. Я думаю, это продолжалось много месяцев. Я предположил, что это была битва с нежитью.

Этот псих говорил о бомбардировках времен Второй мировой войны? Он не мог пробыть здесь так долго. Тут не было ни еды, ни воды...

– Мария, Матерь Божья!

Окурок сошел со стремянки и присел позади Колина. Он держал еще один факел, на этот раз сделанный из веника, которым они подметали пол на кухне.

– К кому я сейчас обращаюсь, добрый сэр?

– Он спрашивает твое имя, Окурок.

– О... Это... Oкурoк.

– Доброго вам вечера, мистер Окурок. Теперь, я могу получить ответ на свой предыдущий запрос, мистер Уиллоуби?

– Если ты имеешь в виду Вторую мировую войну, то война была с Германией.

– Я так понимаю, поскольку вы оба говорите на нашем родном языке, Германия потерпела поражение?

– Мы надрали фрицам задницы, – сказал Окурок из-за плеча Колина.

– Тогда очень хорошо. Вы также сообщили, что вам не знаком термин "носферату"?

– Никогда о таком не слышал.

– Как насчет термина "вампир"?

Окурок кивнул, ткнув Колина локтем в ребра.

– Да, мы знаем о вампирах, не так ли, Колин? Про них было несколько отличных киношек.

– Kиношек?

– Ну, знаешь... Фильмы. Киносеансы.

Ван Хельсинг нахмурил брови. Его кожа была такой натянутой, что уголки рта поползли вверх.

– Значит, носферату посещают эти ки-но-се-ан-сы?

– Посещают? Чтоб тебе провалиться, нет. Они в фильмах. Вампиры ненастоящие, старина. Все это знают. Дракулы на самом деле не существует.

– Дракула! – Ван Хельсинг сделал шаг вперед, цепь безжалостно натянулась на его руке. – Bы знаете имя монстра, сэр!

– Дракулу знают все. Он был в миллионе книг и фильмов.

На мгновение Ван Хельсинг казался растерянным. Затем в его черных глазах вспыхнул огонек.

– Мой меморандум, – прошептал он. – Кто-то, должно быть, опубликовал его.

– А?

– Эти вампиры... вы говоритe, их не существует?

– Они выдуманные, старина. Как феи и драконы.

Ван Хельсинг привалился к стене. Его рука вытянулась в сторону, цепь натянулась и протестующе зазвенела. Он прикусил нижнюю губу, уставившись в земляной пол.

– Тогда я, должно быть, буду последним.

* * *

Колин начинал беспокоиться. Ему нужно было вмазаться, а эта старая реликвия отнимала драгоценное время. В кармане Колина лежал разделочный нож, который он хранил для защиты. Колин никогда раньше никого не убивал, но решил, что справится. Быстрый тыч-тыч, и они отправятся восвояси.

– Я думал, у вампиров есть клыки.

Окурок подошел к Ван Хельсингу, склонив голову набок, как любопытный пес.

– Я бросил их в грязь, примерно там, где вы сейчас стоите. Выломал их, довольно сильно вдавив свой рот в этот железный груз, к которому я прикован.

– Так ты действительно вампир?

Колин чуть было не велел Окуроку заткнуться, но решил, что разумнее поддержать старика в разговоре. Он потрогал рукоять ножа и сделал небрежный шаг вперед.

– К сожалению, да. После того, как Сьюард и Моррис уничтожили Монстра, мы думали, что их больше нет. Как глупо.

Глаза Ван Хельсинга смотрели куда-то за пределы Колина и Окурка.

– Моррис ушел из жизни. Джонатан и Мина назвали своего сына в его честь. Квинси. Ему было суждено стать великим человеком науки; именно такой склад ума был у мальчика. Логичный и гибкий. Но на его шестой день рождения они пришли.

– Кто пришли? – cпросил Окурок.

Заставляй его говорить, – подумал Колин. Он сделал еще шаг вперед, крепко сжимая нож.

– Вампиры. Нечестивые дети дьявола Дракулы. Они нашли нас. Моя жена, доктор Сьюард, Джонатан, Мина... все убиты. Но бедный, дорогой Квинси... его судьба оказалась еще хуже. Они обратили его.

– Ты имеешь в виду, что они укусили его в шею и превратили в вампира?

– Действительно, мистер Окурок. Я должен был положить конец его мучениям, но он был таким маленьким. Невинным ягненком. Я решил, что, возможно, с помощью сочетания религии и науки я смогу вылечить его.

Окурок присел на корточки менее чем в ярде от старика.

– Держу пари, это он тебя "прикончил", не так ли?

Ван Хельсинг мрачно кивнул.

– Я держал его здесь, внизу. Проводил свои эксперименты днем, пока он спал. Но однажды днем, отвлекшись на задачу по химии, я задержался слишком поздно, и он пробудился от своего немертвого сна и ввел яд мне в руку.

– Продолжай говорить, старина, – прошептал Колин себе под нос.

Он вытащил нож из кармана и держал его на боку, спрятав в рукаве пальто.

– У меня развилась "болезнь". Приходя в сознание и теряя его, я поняла, что за мной ухаживают. Квинси, дорогой, невинный Квинси, привел в мой дом других, себе подобных.

– Это те, кто приковал тебя к стене?

– Действительно, они это сделали, мистер Окурок. Это высшее наказание для представителя их вида. Существование с этим ужасным, гложущим голодом, без возможности облегчить боль. Боль была довольно мучительной на протяжении многих лет. Голод в сочетании с тошнотворной тягой. Как наркотическая ломка.

– Мы знаем, на что это похоже, – предложил Окурок.

– Я пробовал пить собственную кровь, но она кислая и не приносит облегчения. Иногда в подвал забредает маленькое насекомое или грызун, и как бы я ни пытался сопротивляться этому, голод заставляет меня совершать ужасные поступки, – Ван Хельсинг покачал головой. – Ренфилда бы это позабавило.

– Значит, ты все это время питался жуками и паразитами? Нельзя выжить с этим.

– Это моя проблема, мистер Окурок. Я выживаю. Поскольку я уже мертв, я буду существовать вечно, если не будут применены чрезвычайные средства.

Окурок рассмеялся, хлопнув себя по коленям.

– Это чертовски злая история, старина. Но мы оба знаем, что вампиров не существует.

– У кого-нибудь из вас есть зеркало? Или, может быть, распятие? По-моему, оно есть в шкатулке для драгоценностей, на ночном столике в спальне наверху. Советую вам принести его сюда.

Теперь у них что-то получалось. Драгоценности было легко носить с собой и еще проще заложить. Вены Колина напряглись в предвкушении.

– Принеси его, Окурок. Принеси всю шкатулку.

Окурок кивнул и быстро исчез наверху лестницы.

Колин изучал Ван Хельсинга, ломая голову над лучшим способом покончить с ним. Старик был таким хрупким, один быстрый удар в грудь – и с ним покончено.

– Этого маленького ножа, который вы сжимаете в руке, может быть недостаточно, мистер Уиллоуби.

Колин был удивлен, что Ван Хельсинг заметил нож, но в данный момент это не имело значения. Он выставил перед собой разделочный нож.

– Я думаю, сойдет в самый раз.

– Я много раз пытался покончить с собой. Много ночей я бился головой об этот стальной блок, пока не затрещали кости. Когда у меня еще были зубы, я пытался отгрызть себе руку, чтобы выбраться на солнечный свет. И все же каждый раз, когда солнце садилось снова, я просыпался полностью исцеленным.

Колин колебался. Рукоять ножа была потной и неудобной. Ему стало интересно, где Окурок?

– Моя смерть должна наступить от деревянного кола, пронзившего мое сердце, или, вместо этого, вы должны отрубить мне голову и отделить ее от плеч, – Ван Хельсинг вытер длинную струйку слюны, которая стекала по его подбородку. – Не бойтесь. Я голоден, да, но я все еще достаточно силен, чтобы побороть желание. Я не буду сопротивляться.

Старик опустился на колени, приподняв подбородок. Колин поднес лезвие к его горлу. Шея Ван Хельсинга была тонкой, сухой, как рисовая бумага. Хватило бы одного хорошего надреза.

– Я хочу умереть, мистер Уиллоуби. Пожалуйста.

Pуки дрожали, Колин сжал челюсть и втянул воздух сквозь зубы.

Но он не мог этого сделать.

– Извини, приятель. Я...

– Тогда я это сделаю!

Ван Хельсинг вскочил на ноги, вырывая нож у Колина. С животной свирепостью он начал рубить собственную шею, рассекая ткани и артерии, кровь пульсирующими водопадами стекала по его полупрозрачной груди.

Колин отступил на шаг, чувствуя, как внутри у него все сжимается.

Ван Хельсинг закричал нечеловеческим воплем, который заставил Колина застыть от страха. Голова старика склонилась набок под забавным углом. Его глаза закатились, обнажив белки. Но он все равно продолжал рубить по шейным позвонкам, спрятанным глубоко в его кровоточащей плоти, как белые персиковые косточки.

Колина вырвало, он не мог отвести глаз.

У него получится, – недоверчиво подумал Колин. – Он отрубит себе голову.

Но этому не суждено было сбыться. Как только нож вонзился в позвоночник, Ван Хельсинг обмяк и растянулся лицом в грязи.

Пораженный Колин мог только смотреть. Ужас, жестокость того, чему он только что стал свидетелем, навалились на него огромным грузом. Через несколько минут его дыхание выровнялось, и он снова обрел рассудок.

Колин неуверенно потянулся к ножу, все еще зажатому в руке Ван Хельсинга. Вид запекшейся крови заставил его остановиться.

Оставь себе, – решил Колин. – Я куплю другой, когда...

Колина охватила тревога. Он внезапно понял, что Окурок не вернулся. Неужели мерзавец сбежал со шкатулкой для драгоценностей?

Колин в панике помчался вверх по лестнице.

– Окурок!

Ответа нет.

С фонариком он прошел по следам Окурка в пыли в спальню, а затем вышел обратно через парадную дверь. Колин распахнул ее.

– Окурок! Окурок, ты, сын шлюхи!

Ответа нет.

Колин бросился бежать в ночь. Он бежал так быстро, как только мог, надеясь, что его направление было верным, крича и проклиная Окуркa между затрудненными вдохами.

Его нога зацепилась за выступающий корень, и Колин, растянувшись, полетел вперед, ударившись подбородком, а его факел отлетел в лес и с шипением погас в болоте.

* * *

Чернота.

Чернота была полной, всепроникающей. Не было видно даже луны и звезд.

Kазалось, что ты находишься в могиле.

Колин, страдающий клаустрофобией, в очередной раз позвал Окурка.

Лес поглотил его голос.

Им овладел страх. Без факела Колин никогда бы не нашел дорогу обратно в Хейшем. Блуждая по лесу без огня и укрытия, он легко мог умереть от переохлаждения.

Колин встал на ноги, но идти было невозможно. На пересеченной местности, без возможности видеть, у него не было чувства направления. Он попытался вернуться в дом, но не смог пройти по прямой.

После еще двух падений Колин сдался. Измученный, напуганный и измученный болью ломки, он свернулся калачиком у подножия большого дерева и позволил сну овладеть им.

* * *

– Лучше бы так оно и было, Окурок.

– Мы почти на месте. Я клянусь!

Колин открыл заплаканные глаза и попытался сориентироваться.

Он был окружен высокой травой, рядом с гигантским вязом. Солнце проглядывало сквозь крону под углом; было либо раннее утро, либо поздний вечер.

– Ты повторяешь это уже три часа, мелкий дрочила. Тебе нужно еще немного поощрения, чтобы найти это место?

– Я ничего от тебя не скрываю, Вилли. Не бей меня больше.

Колин прищурился в направлении голосов.

Окурок и еще двое.

Они не были уличными жителями. На обоих были чистая одежда и хорошая обувь. У того, что поменьше, Вилли, был котелок и черный жилет в тон. У того, что побольше, была борода и грудь размером с бочку виски.

Окурок нашел себе пару партнеров.

Колин попытался встать, но почувствовал слабость и головокружение. Он на мгновение опустился на колени, пытаясь привести в порядок мысли. Когда паутина рассеялась, он двинулся следом за троицей.

– Расскажи нам еще раз, Окурок, сколько добычи в этом месте.

– Оно битком набито, Джейк. Все это старое, антикварное барахло. Говорю тебе, эта шкатулка для драгоценностей была просто для пробы.

– Лучше бы так и было, Окурок, или ты будешь носить свои яйца на своей грязной шее.

– Клянусь, Вилли. Сам увидишь. Мы почти на месте.

Колин держался в десяти ярдах позади, пригибаясь и двигаясь бесшумно. Несколько раз он терял их из виду, но они были шумной компанией, и их легко было выследить. Его ярость росла с каждым шагом.

Этот дом был его большим прорывом, его шансом на лучшую жизнь. Он не хотел делить его ни с кем. Возможно, он наложил кирпичей, пытаясь прикончить Ван Хельсинга, но когда они добрались до дома, Колин поклялся убить их всех.

– Эй, Вилли. Какой-то парень преследует нас.

– А?

– В лесу. Там.

Колин замер. Мужчина по имени Джейк уставился на него, указывая сквозь кусты.

– Тогда кто там? Не заставляй меня наезжать на тебя.

– Это Колин. Он пришел сюда со мной.

Проклятый Окурок.

– Он знает об этом месте? Джейк, сходи за мелким нарколыгой!

Колин побежал, но Джейк был быстр. Через несколько мгновений более крупный мужчина схватил Колина за руку и повалил на землю.

– Пытаешься сбежать от меня, да?

Быстрый удар пришелся Колину под ребра, от жгучей боли у него перехватило дыхание.

– Я ненавижу бегать. Ненавижу это!

Еще один удар. Колин застонал. Яркие пятна закружились у него перед глазами.

– Вставай, придурок. Пойдем поговорим с Вилли.

Джейк схватил Колина за ухо и потащил за собой, бросив к ногам Вилли.

– Почему ты не рассказал нам о своем приятеле, Окурок?

– Я думал, он ушел. Я клянусь!

Джейк нанес еще один удар ногой. Колин свернулся калачиком и заплакал.

– Может, нам убить его, Вилли?

– Пока нет. Нам может понадобиться дополнительное тело, чтобы помочь забрать часть добычи. Ты слышишь меня, ты, нарколыга? Мы собираемся оставить тебя здесь на некоторое время, пока ты будешь полезен.

Окурок опустился на колени рядом с Колином и улыбнулся, сверкнув коричневыми зубами.

– Вставай, Колин. Они не собираются тебя убивать.

Он помог Колину встать на ноги, крепко обнимая его за плечи, пока они не подошли к дому.

При дневном свете аристократический вид дома уступал место множеству очевидных недостатков: облупившаяся краска, потрескавшийся фундамент, просевшая крыша. Даже величественная железная отделка, закрывающая окна, выглядела тусклой и обшарпанной.

– Это место – помойка.

Вилли приложил палец к ноздре и высморкался на клевер.

– Внутри лучше, – подбодрил Окурок. – Вот увидитe.

К сожалению, внутри было еще менее впечатляюще. Покрытая пылью мебель, которую Колин определил как антикварную, была повреждена и гнила.

– Ты называешь это сокровищем?

Вилли ударил Окурка кулаком прямо в нос.

Тот упал на пол, истекающий кровью и бьющийся в истерике.

– Это хорошие вещи, Вилли! Они отлично очищаются! Стоят пару тысяч фунтов, клянусь!

Вилли и Джейк отошли от Окурка, и он пополз за ними, что-то бормоча.

Мгновение спустя Колин остался один.

Боль в его ребрах усиливалась с каждым вдохом.

Если бы он сбежал, его бы легко поймали. Но если он ничего не предпримет, он будет покойником.

Ему нужно было оружие.

Колин прокрался на кухню, прислушиваясь к скрипу половиц. Возможно, в ящиках лежало оружие или что-то в этом роде.

– Что ты здесь делаешь, а? Воруешь серебро? – Джейк влепил ему пощечину.

Колин отшатнулся, его ноги стали резиновыми. Затем пола просто не стало. Он рухнул прямо вниз, приземлившись на задницу на дне погреба для корнеплодов.

Все стало расплывчатым, а затем черным.

* * *

Колин очнулся в темноте.

Он пошарил вокруг и заметил, что его нога согнута под забавным углом.

Прикосновение заставило его вскрикнуть.

Сломанa. Сильно, судя по размеру опухоли.

Колин широко раскрыл глаза, пытаясь что-нибудь разглядеть. Света не было совсем. Люк, ведущий на кухню, был закрыт. Не то, чтобы это имело значение; он все равно не смог бы взобраться по лестнице.

Он сел, по его щекам потекли слезы. Над ним раздался скрип, а затем внезапная вспышка света.

– Я вижу, ты все еще жив, а?

Колин прищурился от яркого света и разглядел котелок.

– Не волнуйся, приятель. Мы не позволим тебе умереть там с голоду. Мы не варвары. Вилли скоро спустится, чтобы прикончить тебя. Обещаем, что это будет быстро. Верно, Вилли?

Смех Вилли был злым.

– Скоро увидимся.

Люк закрылся.

Колина охватил страх, но он был подавлен чем-то большим.

Гневом.

Колин всегда был жертвой. С детских лет, когда его избивал отец-алкоголик, и до того, как его придирчивая бывшая жена загнала его в пучину бедности.

Что ж, если его жалкая жизнь должна была закончиться здесь, в вонючем грязном подвале, то так тому и быть.

Но он не собирался сдаваться без боя.

Колин пополз по холодной земле, волоча раненую ногу. Ему нужен был разделочный нож, тот, который он оставил зажатым в руке Ван Хельсинга.

Когда Джейк спустится, чтобы прикончить его, жирного ублюдка ожидал приятный сюрприз.

Рука Колина коснулась влаги, крови или чего-то еще, так что он знал, что был близко. Он сунул руку в чернильную тьму и нащупал тело Ван Хельсинга, а затем и его плечо...

– Какого черта?

Колин протянул другую руку, пошарил вокруг.

В этом не было никакого смысла.

Голова Ван Хельсинга, которая была практически оторвана от его плеч, снова срослась. Шея была полностью цела. Ни зияющей раны, ни глубокого пореза.

– Это не может быть он.

Возможно, было сброшено еще одно тело, возможно, Oкуркa. Колин коснулся лица.

Без бороды.

Проведя пальцами по рту, Колин поморщился и провел пальцем по липким губам.

Во рту было холодно и липко. Отвратительно. Но Колин почти целую минуту шарил вокруг в поисках зубов, которых там не было.

Это был Ван Хельсинг. И он полностью исцелился.

Что было невозможно. Если не...

– Господи Иисусе! – Колин отпрянул, отползая от тела.

Он оказался в ловушке, в темноте с вампиром.

Когда Ван Хельсинг проснется?

Чертовски хорошо, что парень был прикован. Кто знает, какие ужасы он мог бы совершить, будь он на свободе?

Колин повторил эту мысль и ухмыльнулся.

Возможно, если бы он помог бедняге сбежать, Ван Хельсинг был бы так благодарен, что позаботился бы о головорезах наверху.

Идея исчезла, когда Колин вспомнил слова Ван Хельсинга. Все, чего хотел бедняга, – это умереть. Он не хотел никого убивать.

Черт возьми. Если бы я был вампиром, я бы cделал...

Колин запнулся на полуслове. Его ништяки лежали в банке из-под сардин, в нагрудном кармане. Он потянулся за ними, достал шприц.

Это может сработать.

Подползая к Ван Хельсингу, Колин прощупывал, пока не нашел костлявую шею. Он ввел иглу, затем отодвинул поршень, вытягивая кровь.

Кровь вампира.

Перевязать себе руку и найти вену в темноте не было проблемой; он делал это много раз раньше.

Стиснув зубы и закрыв глаза, он сделал себе укол.

Спешки не было.

Только боль.

Боль обожгла его руку, как будто кто-то выдергивал ему вены плоскогубцами.

Колин вскрикнул. Когда зараженная кровь достигла его сердца, мышца замерла, что мгновенно убило его.

* * *

Колин открыл глаза.

Он все еще был в подвале, но видел прекрасно. Он задавался вопросом, откуда мог исходить свет, но, быстро оглядевшись, не обнаружил источника.

Колин встал, вздрогнув, осознав, что боль в ноге исчезла.

Как, собственно, и вся остальная его боль. Он задрал рубашку, ожидая увидеть ушибы на ребрах, но на них не было никаких отметин.

Даже симптомы исчезли.

Шприц все еще был у него в руке. Колин уставился на него, вспоминая.

– Это сработало! Чертовски хорошо сработало!

Ван Хельсинг все еще лежал, растянувшись на полу лицом вниз.

Колин посмотрел на него, и у него потекли слюнки. Голод захлестнул его, желание было настолько всепоглощающим, что затмевало его пристрастие к героину.

Не сопротивляясь порыву, он упал на землю и впился зубами в шею старика. Его новые зубы легко разорвали кожу, но когда его язык коснулся крови, Колин отпрянул.

Прогорклая. Как испорченное молоко.

Звук откуда-то сверху.

Колин прислушался, удивляясь тому, насколько острым стал его слух.

–Тогда ладно. Джейк, спустись вниз и из милосердия убей наркомана, а потом мы свалим.

Действительно, убей из милосердия.

Колин заставил себя быть терпеливым, стоя неподвижно, когда люк открылся и оттуда спустилась фигура.

– Так-так-так, смотрите, кто не спит. Cмелее, я постараюсь сделать это безболезненно.

Джейк двинулся вперед. Колин почти улыбнулся. От большого, потного, грязного Джейка вкусно пахло.

– В тебе еще осталось немного борьбы, а?

Колин сделал выпад.

Его скорость была неестественной; он оказался на Джейке в одно мгновение. Еще более поразительной была его сила. Практически без усилий он повалил более крупного мужчину на землю и скрутил ему руки.

– Что за черт?!

– Я постараюсь сделать это безболезненно, – сказал Колин.

Но, судя по крикам Джейка, это было совсем не безболезненно.

Эта кровь не была прогорклой. Эта кровь была экстазом.

Каждая клеточка тела Колина содрогнулась от удовольствия; ошеломляющий прилив, который затмевал ощущение героина, оргазм всего тела, такой сильный, что он не смог сдержать стон, вырвавшийся из его горла.

Он сосал, пока Джейк не перестал двигаться. Пока его живот не раздулся, теплая жидкость не заплескалась внутри него, как у доношенного эмбриона.

Но он оставался голодным.

Он взбежал по лестнице, практически паря на своей новообретенной силе. Окурок стоял у стола, складывая тарелки в деревянный ящик.

– Колин?

Окурок тоже оказался вкусными. Только немного по-другому. Не таким сладким, что-то вроде бордо по сравнению с каберне Джейка. Язык Колина был необузданным. Он жадно лакал кровь, как бешеная собака из миски с водой.

– Какого черта ты делаешь?

Колин бросил Окурка и повернулся лицом к Вилли.

– Боже милостивый!

Вилли сунул руку в карман жилета и достал маленький "Дерринджер"^[3]. Он выстрелил дважды, и оба выстрела попали Колину в грудь.

Было больно.

Но сильнее, чем боль, был голод.

Вилли повернулся, чтобы убежать, но Колин легко поймал его.

– Интересно, какими ты будешь на вкус, – прошептал он на ухо кричащему мужчине.

Медовуха с жимолостью. Лучший из трех сортов.

Колин сосал, глотая нектар, который пульсировал в сонной артерии Вилли. Он наедался до тех пор, пока еще один глоток не заставил бы его лопнуть.

Затем, в оргиастическом оцепенении, он, спотыкаясь, вышел из дома в великолепную ночь.

Больше не было темно, тихо и пугающе, воздух теперь гудел от яркого свечения, а звуки животных, доносившиеся издалека, были чистыми и прекрасными.

Летучие мыши, гоняющиеся за насекомыми. Волк, лающий на Луну. Древесная жаба, зовущая свою пару.

Такая милая, чудесная музыка.

Это чувство захлестнуло Колина, он содрогнулся и заплакал. Это то, что он искал всю свою жизнь. Это была эйфория. Это была сила. Это было новое начало.

– Я вижу, вы были заняты.

Колин резко обернулся.

Ван Хельсинг стоял у входа в дом. Его правая рука все еще сжимала разделочный нож Колина. Левой руки не было, она была отрезана выше запястья, там, где его сковала цепь. С обрубка капала кровь, из него торчала зазубренная белая кость.

Колин изучал лицо Ван Хельсинга. Все еще осунувшееся, все еще страдающее. Но в глазах появилось что-то новое.

Искорка.

– Доволен, чувак? Наконец-то ты обрел свободу.

– Свобода – это не то, к чему я стремлюсь. Я желаю только искупления, которое приходит со смертью.

Колин ухмыльнулся, обнажив острые кончики своих новых клыков.

– Я буду счастлив убить тебя, если ты захочешь.

Ван Хельсинг нахмурился.

– Родословная носферату заканчивается, мистер Уиллоуби. Нельзя допустить, чтобы они больше жили. Я отрубил головы тем, кто внутри дома. Остались только вы и я.

Колин рассмеялся, с его губ капала кровь.

– Ты хочешь убить меня? Этим крошечным ножом? Разве ты не чувствуешь мою силу, старик? Разве ты не видишь, во что я превратился? – Колин раскинул руки, протягивая их в ночь. – Я возродился!

Колин широко раскрыл рот, обнажив клыки, готовые разорвать плоть. Но что-то в лице Ван Хельсинга, какой-то ужасный сплав ненависти и решимости, заставило Колина заколебаться.

Ван Хельсинг сократил расстояние между ними со сверхъестественной скоростью, глубоко вонзив нож Колину в сердце.

Колин упал, задыхаясь. Агония была невыносимой. Он попытался заговорить, и кровь – его собственная прогорклая кровь – кисло забурлила у него в горле.

– Не... не... дерево.

– Нет, мистер Уиллоуби, это не деревянный кол. Он вас не убьет. Но повреждения должны быть достаточно существенными, чтобы вы оставались здесь в течение часа или около того.

Ван Хельсинг вонзил нож дальше, вонзив его в заднюю часть грудной клетки Колина, пригвоздив его к земле.

– Я ждал шестьдесят лет, чтобы положить конец этому кошмару, и я устал. Очень устал. С нашим уничтожением мое ожидание наконец закончится. Да смилуется Господь над нашими душами.

Колин попытался подняться, но от боли навернулись слезы.

Ван Хельсинг сел, скрестив ноги, на старую булыжную мостовую. Он закрыл глаза, его тонкие бесцветные губы сложились в безмятежную улыбку.

– Я не видел восход солнца шестьдесят лет, мистер Уиллоуби. Я помню, что они были очень красивыми. Этот, должно быть, будет самый великолепный из всех.

Колин начал кричать.

* * *

Когда наступил рассвет, он очистил их. Огнем.

Перевод: Zanahorras

«МИСТЕР САМОДЕЛКИН»

До того, как меня опубликовали, я часто ходил на «Вечер открытых дверей» и читал рассказы на собраниях «Сумеречные истории» в Чикаго. Они время от времени публикуют сборники коротких рассказов, и для своей последней антологии «Истории Красного льва» (Tales From The Red Lion) попросили у меня один из них. Вот что я им дал.

Гораций еще раз проверил адрес, который он записал, и пошел налево по Фуллертон. В Чикаго уже было темно, но далеко не тихо. Летом обычно люди задерживались допоздна. Несмотря на то, что было около десяти вечера, на тротуарах болтались студенты, бармены, туристы и случайный бездомный, протягивавший свою грязную чашку из пенопласта.

Впереди он увидел бар с вывеской, на которой зияла надпись: «Красный Лев». Гораций уже подумал развернуться и уйти, но понял, что у него не осталось выбора, и через узкую дверь вошел внутрь.

Бар напоминал традиционный английский паб, ну по крайней мере, Гораций представлял себе его именно таким. Темный, дымный, с табуретками старше его в два раза и большим выбором бутылок с алкоголем на стене, за барной стойкой. Он осмотрел помещение, увидел одного человека, сидящего в одиночестве, и осторожно подошел к нему. Грязный паркетный пол скрипел у него под ногами.

– Вы доктор Рикардо?

Седой мужчина в возрасте с красными глазами, взглянул на Горация через полупустой стакан. Он осушил остаток и уставился на него, ничего не ответив.

– Меня зовут Гораций Келлерман. Вы пластический хирург, верно?

Рикардо понюхал пустой стакан и печально вздохнул.

– Я не люблю говорить о прошлом, – голос доктора был грубым и хриплым.

Гораций оглянулся, увидев, что ни один из четырех посетителей бара не обратил на него внимания, и сел за стол напротив доктора. Он наклонился вперед и ближе придвинулся к мужчине. Результаты его не впечатлили. Бледное лицо. Запавшие глаза. Толстый язык, который торчал между тонкими губами. Доктор выглядел так, как будто он умер месяц назад, но никто не удосужился сказать ему об этом.

Гораций снова решил уйти. Затем он подумал о книге рекордов, о мечте своей жизни, и заставил себя продолжить.

– Мне сказали, что вы могли бы мне помочь.

Красные глаза Рикардо прищурились.

– Помочь тебе? Как?

Это не было незаконно. Но он все еще чувствовал, как будто он заключает сделку с наркоторговцем или ищет проститутку.

– Мне нужна... операция.

– А мне нужен виски.

Гораций привлек внимание бармена и указал на Рикардо. Мгновение спустя у доктора был свежий стакан со спиртным.

– Как насчет тебя? – спросил Рикардо. – Может выпьешь со мной?

– Я тренируюсь.

Плечи Рикардо вздрогнули. Он отпил свой новый напиток и наклонился вперед. От запаха, исходящего от этого парня, Гораций захотел отпрянуть, но он не двигался.

– Что ты хочешь? Что бы я сделал из тебя транссексуала? Хочешь, чтобы я убрал твой прибор, удалил адамово яблоко и пришил тебе сиськи?

Гораций поморщился.

– Нет...

– Я хорош в этом. У меня талант превращать маленьких мальчиков в маленьких девочек. Но они отозвали у меня лицензию. Хотя я помог многим людям.

Перед встречей Гораций навел некоторые справки о докторе, но не упомянул ему о пациенте, который подал в суд на Рикардо. Парень пошел на операцию, ожидая что доктор поправит ему нос, а вышел без члена и с влагалищем между ног.

– Я не хочу быть женщиной.

Гораций вытащил из кармана страницу из книги и осторожно развернул ее.

Улыбающееся лицо Бретта Гантнера смотрело на него с насмешкой. Гораций показал листок доктору.

– Что это такое? У меня нет очков.

– Страница сорок три из Книги Мировых Рекордов Шоули. Бретт Гантнер является рекордсменом по подтягиванию. Семьсот сорок за час.

– Я уверен, что его мать гордится им.

Рикардо откинулся назад и отпил еще выпивки. Бармен вернулся с корзинкой еды, в которой были рыбa и чипсы, и поставил ее перед доктором. Не удосужившись взглянуть на то, что ему принесли, Рикардо сунул руку в корзинку и начал уплетать содержимое.

– Я на втором месте, видите, – Гораций указал на печать. – Гораций Келлерман. Семьсот двадцать пять.

– Немного не дотянул, – сказал Рикардо. В его открытом рту была видна наполовину пережеванная рыба. – Черт возьми, это позор. Может, тебе стоит еще потренироваться?

Гораций тяжело сглотнул. Он работал все время, восемь, иногда десять часов в день. Он ел только натуральные продукты, дополненные биологическими добавками, относился к своему телу как к святыне. Но независимо от того, как тяжело он работал, сколько сил он прилагал, он не мог сделать больше, чем семьсот двадцать пять подтягиваний. Это казалось ему по-человечески не возможным.

Стремление стать "номером один" стало такой навязчивой идеей у Горация, что он полетел в Феникс, чтобы встретиться с Бреттом Гантнером, дабы увидеть, что он сделал, чего не делал Гораций.

Как оказалось, именно то, чего не имел Бретт, сделало его обладателем мирового рекорда. Бретту не хватало левой ноги выше колена.

– Автомобильная авария, – сказал ему Гантнер за стаканом коктейля из пшеничных зeрен. – С протезом я легче. Вы не согласны, мистер, на второе место?

Гораций почувствовал, как его желчь подступила к горлу. Гантнер победил его не потому, что он был лучшим спортсменом, а потому, что он весил меньше. Около пятнадцати фунтов^[4] меньше. Всего из-за одной ноги.

После этой встречи Гораций сел на диету. Но его процентное содержание жира в организме уже было опасно низким, и диета заставила его так же потерять мышечную массу. Теперь он не мог подтянуться даже шестьсот раз.

Это привело к инъекциям стероидов, что повлекло к учащенному сердцебиению и постоянному затрудненному дыханию, что в последствии заставило его выдать чуть более пятисот. Наконец он вернулся к своему старому режиму диеты и добавок. Он снова регулярно достигал отметки в семьсот, но он не мог достигнуть семиста сорока. В последний раз, когда он пытался, он висел на турнике, по его лицу текли слезы. Он приложил столько усилий к своим последним подтягиваниям, что в конечном итоге наделал в штаны.