Текст книги "Жуткие истории (ЛП)"

Автор книги: Дж. А. Конрат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Наконец-то я стал вкусным.

Портрет моей юности висит над камином: суровое лицо и брови смягчены решимостью. Брови, которые поседели, стали кустистыми и не имеют направления.

Когда-то я бы не согласился ни на что меньшее, чем сокрушить всю оппозицию.

А теперь я соглашусь на немного меда в свой чай.

Я смотрю, как опускается туман, мягкое, неземное одеяло, мерцающее в огнях моего двора.

Она всегда приходит с туманом, и я чувствую, как учащается мой пульс, согревая меня. Я сбрасываю одеяло со своих колен – оно мне больше не нужно.

Первый взгляд на нее – это волшебство. Благоговение и удивление – чувства, известные только молодежи и мне. Стоит больше, чем я когда-либо зарабатывал. Она одета в полупрозрачно-голубое, цвета луны, одеяние, которое колышется, как шелк. Ее лицо всегда умиротворенное, движения уверенные, и я одновременно очарован и умиротворен. Ее танец – это природа и жизнь, приливы и отливы. Медленные, томные повороты и удобные позы, руки всегда манят, мелодия, известная только ей.

Под моим балконом она останавливается и улыбается, как делала это много лет.

– Потанцуй со мной.

Сегодня вечером я это сделаю.

Я хватаюсь за подлокотники своего кресла-качалки скрюченными руками и, дрожа, поднимаюсь на ноги. Тысячи болей, которые терзают мои дни, таблетки от рвоты, которые заставляют меня биться сильнее, беспокойные ночи – все это сведено на нет моей решимостью. Наконец-то у меня есть силы осознать, что у меня их не осталось. Рука была разыграна и сброшена.

Трясущимися ногами – годовалый ребенок, со сбитыми коленками и широко раскрытыми глазами – я перегибаюсь через перила. Я падаю в ее объятия и разбиваюсь...

И тогда я свободен. Я кланяюсь своей госпоже и беру ее за руку.

– Могу я пригласить вас на этот танец?

Музыка свежо звучит в моих ушах, легкая и воздушная. Я обнимаю ее, и мы вальсируем в тумане над моей лужайкой, прочь из моей пустой тюрьмы. Через херувима и живые изгороди, через пляж, через море, чтобы погнаться за солнцем.

Ее рот приближается к моему, мягкие губы приоткрываются.

Черные зубы. Острые.

Я кричу, мой голос приглушен ее голодным поцелуем, который царапает мое лицо, сдирает кожу, тянет.

Я смотрю на нее снизу вверх глазами без век, молочно-красными.

Ее пасть находит мой мягкий живот, кусает, проникает глубоко.

Меня втягивают в землю обвивающиеся кольцами внутренности.

Вниз.

Вниз.

Нагревается до такой силы, что обжигает сам воздух, запекая сырую плоть, но при этом не убивая нервы.

Мы снова танцуем на ржавых гвоздях, на белых углях и рыболовных крючках, мои внутренности связывают нас вместе навечно.

Для другого танца.

И еще одного танца.

Перевод: Zanahorras

«ТРЕЙЛЕРНЫЙ ОТСОС»

Я не мог не написать эту историю, потому что ее тема – откровенно тревожная. И я не мог выбросить эту идею из головы, поэтому написал рассказ скорее с юмором, чем в жанре ужасов. Написав, я отложил его, уверенный, что он никогда не увидит свет. Невероятно, но «Кладбищенский танец» (Cemetery Dance) включил его в антологию экстремальных ужасов. Как и «Признание», это то, о чем я иногда жалею, что написал.

Вас предупредили.

Вечер начался, как и любой другой вечер в парке «Трейлер Гэлакси». Все сидели на лужайке в садовых стульях перед большим полуторным трейлером Фредди, пуская по кругу бутылку виски «Эван Вильямс» и поджигая каждую белку, у которой хватало ума попасться в ловушку Билли. Пока они поймали только трех белок, по цене – одна белка за один арахис. Зик вытаскивал их из коробки с помощью кожаной рабочей перчатки, посыпал немного необычайно вонючего средства для снятия лака Эрмы Мэй на их пушистый хвост, а затем тыкал туда же тлеющем кончиком «Мальборо». Чертовы твари бегали так быстро, словно вместо анусов у них были ракетные сопла. Одна даже вскарабкалась на дерево и запрыгнула в дупло, превратив в маленькие факелы все свое потомство, которое посыпалось вниз горящими пушистыми комочками.

Старая добрая американская забава.

Джим Боб подошел к сидящим, мусоля во рту старую рассохшуюся сигару, и улыбаясь так, как он всегда улыбался, когда получал свой еженедельный чек социального пособия, или как в тот раз, когда он нагадил в коробку и отправил ее по почте в местный отдел свинорылам, за то, что они оштрафовали его за ржавый "Форд", шесть лет стоящий на бетонных блоках в общем дворе.

– Угадайте, что у меня есть, парни?

– Маленький писюн? – хихикнул Фредди.

Билли так вставила эта шутка, что он поперхнулся вискарем и высморкал часть его из носа.

Идиот, – подумал Джим Боб.

– Нет, ослы. У меня есть вампир.

Все еще больше захихикали. Хихиканье перешло в хохот, когда Зик, демонстрируя остроумие, обычно свойственное мужчинам с большим количеством зубов, сказал:

– Про маленький писюн было правдоподобнее.

Джим Боб ждал, когда пройдет смех, проявив необычайное терпение, особенно учитывая, что он ломал нос своей бывшей за менее дерзкие реплики. Он по очереди посмотрел на каждого из них, бросив на всех суровый взгляд. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы наступило почтительное молчание.

– Вот в чем шняга, – сказал Джим Боб. – Вы все знаете об этих убийствах, верно?

Группа синхронно кивнула. Какой-то псих отрезал головы у местной паствы – по одной голове в неделю. Головы не были найдены. На прошлой неделе была убита милая старушка, миссис Парсонс. Она была одной из немногих женщин в обществе, которых уважал Джим Боб, и он даже часто играл в "мастера на все руки", в ее таунхаусе, за восемь долларов в час и кусок домашнего яблочного пирога.

– Ну, в общем-то я поймал убийцу, – сказал Джим Боб. – В лесу, к югу от Руни Лэйк, рядом с заросшем кладбищем. Я охотился на енота и обнаружил эту старую хижину. Снаружи, в дождевой бочке, лежали все восемь голов.

Джим Боб остановился. Каждый взгляд был прикован к нему, все смотрели на него с уважением.

– Так вот, захожу я в хижину, и там стоит одни из этих... гробов. Я открыл его, а в нем вампир. Клыки и все такое. Понимаете, она отрезала головы, чтобы скрыть следы укусов на шее. Довольно хитроумно, должен признать.

– И что ты сделал? – спросил Зик.

– Ты должен был проткнуть сердце осиновым колом – сказал Билли. – Я видел этот фильм... Как его...

– Я тут историю рассказываю, – отрезал Джим Боб.

– Извини, Джим Боб. Я молчу.

– То-то же. В общем, сначала я так и подумал... Вбить осиновый кол сукe в сердце.

– Сукe? Это была баба-вампир?

– Да, черт возьми. И красивая. С большими сиськами и такими ногами, которые выглядели так, будто могли обвиться вокруг вас и скакать на вас, пока ваши яйца бы не опустели.

– Итак, что ты сделал?

– Я как раз добираюсь до этого. Я думал о том, чтобы заколоть еe, но она казалась слишком красивой, чтобы ее убивать. Кроме того, с тех пор, как моя миссис уехала, я не пометил ни одной задницы.

– Ты трахнул вампира? – спросил Фредди.

– Не могли бы вы, ребята, заткнуться и позволить мне закончить эту чертову историю, Иисус Христос на костылях! Мне залепить кулаком в твоe ебало?

– Извини, Джим Боб.

– То-то же. В любом случае, я на своем "звере" 4х4, привязал цепь к гробу и потащил ее обратно в свой трейлер. Уже темнело, и мне нужно было спешить на случай, если эта маленькая сучка проснется.

– Ты сделал это? – спросил Зик.

– Нет, ты идиот. Она проснулась и убила меня.

Воцарилась тишина.

– Черт, да, я сделал это, осел. И я затащил ее в трейлер и привязал к моей кровати. И тогда я ей вколотил.

– Кол?

– Член!

Билли склонил голову, глядя на Джима Боба.

– Ты изнасиловал вампира?

– Это не было изнасилованием. Вампир не жив, дурачок. Разве есть законы, запрещающие трахать живых мертвецов?

Зик подмигнул и подтолкнул Джима Боба.

– Так как была эта маленькая шлюшка?

– Как чертов муравейник. Эта сука была суше, чем коробка с виноградными орехами. Плюс, она проснулась посреди этого, начала шипеть и щелкать своими клыками.

– И ты вбил осиновый кол ей в сердце?

– Черт возьми, Билли, ты можешь забыть насчет этого проклятого кола и заткнуться хоть на пять проклятых минут?

Билли кивнул, делая вид, что закрыл рот.

Джим Боб пожевал сигару, проглотив маленький кусочек.

– Итак, я подумал. Возможно, она там вся высохла, но ее рот выглядел теплым, влажным и привлекательным. Конечно, за исключением тех длинных клыков. Поэтому, я взял свой пятифунтовый резиновый молоток и зубило, и избавился от этих неприятных зубов. Это было нелегко, и эта сука все время плевалась на меня.

– Это сработало? – спросил Зик.

Джим Боб широко улыбнулся.

– Она работала как незамужняя мать с десятью детьми. Эта девушка могла бы отсосать перья у сойки.

Последовал звонкий смех и спонтанные удары по коленям.

– Мы можем увидеть ее? – спросил Зик.

– Увидеть ее? Вы можете взять ее на тест-драйв, – подбадривающе сказал Джим Боб.

Затем он добавил:

– За пять баксов.

– Пять баксов? – нахмурился Фредди. – Я думал, что мы друзья, Джим Боб.

– Конечно мы друзья, Фредди. Но уход и кормление вампира стоят денег. Мне пришлось заключить сделку с Джесси Миллером, уборщиком в больнице Ковингтона. Он берет десять баксов за пакет донорской крови. Так что, если один из вас, ребята, не хочет подключить соломинку к вашему запястью, гоните по пять баксов.

Фредди пришлось зайти внутрь трейлера, чтобы собрать немного наличных. Билли выписал Джиму Бобу чек. У Зика не было денег, но у него было две с половиной пачки "Мальборо", что, как признал Джим Боб, было так же неплохо. Все они подошли к трейлеру Джима Боба, в котором пахло несвежим пивом и гнилой едой, потому что Джим Боб почти не убирался с тех пор, как от него ушла жена.

– Она в моей комнате, – сказал Джим Боб. – Пока еще вечер, поэтому она спит во сне нежити. Но скоро зайдет солнце, и тогда она будет дикой и необузданной.

Квартет тихо, как церковные мыши, вполз в спальню.

Как и было обещано, к кровати была привязана обнаженная женщина с большими упругими сиськами и пухлыми алыми губами, словно созданными сосать члены, правда губы немного ввалились ей в рот, потому что у неe во рту больше не было зубов.

– Проклятье! – Зик снял кепку и ударил ею по бедру. – Разве это не чудо!

– Я первый, – Фредди уже расстегнул свой комбинезон. – Я уже не трахался почти три недели.

– Я думал, что старуха Сью Эллен сделала тебе минет за церковью в прошлое воскресенье.

– Минет не в счет.

– Подождите секунду, – Билли подошел к Фредди. – Откуда мы знаем, что это действительно вампир?

У Фредди в глазах блеснул злой огонек.

– Честно говоря, Билли, мне наплевать, это вампир, моя сестра или проклятая мать Тереза. Я хочу трахаться.

– Ты хочешь загреметь в тюрьму, Фредди? Мы все могли бы загреметь за это в тюрьму. Разве кусок манды того стоит?

– Да, черт возьми.

– Подожди, Фредди, – Джим Боб улыбнулся и положил руку ему на плечо. – Билли прав. Я не хочу видеть, как мои хорошие друзья будут обвинены в уголовном преступлении. Позволь мне доказать тебе, что эта сука – это то, чем является. Прежде всего, кто-нибудь из вас видит ее дыхание?

Трое прищурились, ожидая отчетливого взлета и падения грудной клетки. Она не сдвинулась ни на дюйм.

– Видите? Нет дыхания. Теперь, Билли, ты хочешь проверить, есть ли у неe пульс?

Билли протянул руку, но затем заколебался.

– Я не хочу.

– Ну, вот дерьмо. Ты хочешь засунуть в нее своего Питера, но боишься дотронуться до ее запястья?

Билли сглотнул и положил два пальца на ее запястье, прямо под тем местом, где проволока привязывала ее к столбу кровати.

– Ничего, – сказал Билли. – И она совсем холодная.

– Вы уверены, что это не просто труп? – спросил Зик. – Потому что я не просто заплатил две пачки сигарет, чтобы трахнуть мертвую суку.

– Разве мертвецы так делают?

Джим Боб сунул руку в джинсы и достал маленькие серебряные чeтки. Он прикоснулся крестом к бедру девушки.

Реакция была мгновенной. Кожа покрылась волдырями и задымилась, выжигая форму креста на еe теле.

– Проклятье! – Фредди понюхал воздух. – Пахнет беконом.

Билли схватил Джима Боба за запястье и убрал его от вампира.

– Господи, Джим Боб! Мы все поняли. Перестань еe жечь.

Джим Боб засмеялся.

– Расслабитесь парни. У суки заживает все на следующий день. С этой маленькой дамой можно вытворять все что угодно, она похожа на этого гребаного кролика-батарейку по телевизору. Он все двигается и продолжает идти.

Чтобы доказать сказанное, Джим Боб сжал кулак и ударил ее по ребрам, пока левая сторона ее груди не прогнулась внутрь.

– Дай мне попробовать, – сказал Зик.

Он поднял резиновый молоток, лежащий на комоде, и сильно ударил им по коленке девушки. Раздался щелкающий звук, и колено согнулось внутрь.

– Сучьи дети! Охуеть не встать!

Все четверо отпрыгнули, когда вампирша покачнулась на кровати, ее беззубый рот распахнулся, вскрикнув, от невыносимой боли.

Но звука крика не было.

– Заткнись, шлюха, – сказал Джим Боб, вмазав вампиршу кулаком по лицу.

Она сузила свои желтые глаза и зашипела на него, хлопая своими пухлыми губами.

– Черт, – сказал Билли. – Я чуть не обделался.

– Ты шутишь? Это идеальная женщина. Бей ее хоть каждый день, и она не будет жаловаться.

Трусы Фредди уже висели вокруг его лодыжек.

– Я – первый. Что мне делать? Просто воткнуть хер в ее дырочку?

Джим Боб снова ударил ее, а затем проглотил еще один кусок сигары.

– Попробуй, но толку не будет. Она попытается выплюнуть его.

– Тогда что мне делать?

Джим Боб положил четки обратно в штаны, и вытащил перочинный нож.

– Порежь немного свой хер.

Фредди закрыл глаза.

– Порезать свой хер? Пошел-ка ты на хуй.

– Поверь мне, Фредди. Эта сука пьет кровь. Она сходит с ума от еe вкуса. Просто сделай крошечный надрез, и она высосет твои яйца прямо из твоего отверстия из которого ты ссышь.

– Ни за что.

– Не будь ссыклом, – сказал Зик. – Это всего лишь маленькая царапина на твоем маленьком члене.

– Тогда ты иди первым.

– Без проблем.

Зик оттолкнул Фредди в сторону и протянул Джиму Бобу руку.

– Дай мне этот чертов нож.

Джим Боб вручил Зику перочинный нож, наблюдая, как его друг сделал крошечный порез на его грязной, сморщенной крайней плоти.

– Что теперь? – спросил Зик.

– Заберись на кровать и дай ей попробовать его на вкус... и будь готов к лучшему отсосу в своей жизни.

Зик лег на кровать, заставляя вампиршу снова беззвучно закричать, когда он уперся коленями на еe сломанные ребра. Но когда его окровавленный член подобрался к ее губам, она перестала кричать и широко открыла рот, стараясь дотянуться до него, языком облизывая воздух.

– Гляньте-ка. Сука действительно этого хочет... Xочет его попробовать.

– Запихни его ей, Зик. Дай ей его.

Зик так и сделал, и комната наполнилась чавкающими и сосущими звуками. Глаза Зика закатились, и он застонал.

– Ну как, Зик, заебись?

– Ухх... Эээ... Оooo...

– Заебись, да?

– О, да... блин, да...

Бедра Зика двигались как поршни, набирая скорость. Через минуту его волосатый зад сжался, его бедра напряглись, и он стал громко звать маму.

Потом откинулся назад с выражением лица, которое можно было назвать чертовски ангельским.

– Я давал в рот телкам с одиннадцати лет, но это был лучший отсос за всю мою проклятую жизнь.

– Я – следующий, – сказал Фредди.

Джим Боб протянул ему нож, и Фредди дважды ткнул лезвием в член, чуть ниже головки.

Фредди был даже быстрее Зика, кончив быстрее, чем большинствo парней успели бы поссать.

– Это заставило мои волосы в носу завиться, – сказал Фредди, смеясь. – Черт, Джим Боб, я думаю, что "выстрелил" около галлона в эту суку.

– Проклятый спермяк после третьего, – проворчал Билли.

Но это не помешало ему снять с себя испачканное дерьмом нижнее белье, слегка порезать свою пипирку и засунуть еe в эти влажные пухлые губы.

Джим Боб кончил четыре раза накануне вечером, но, наблюдая за тем, как его приятели ловят кайф, он так сильно возбудился, что мог поднять на своем члене машину.

Когда Билли закончил, Джим Боб ткнул себя ножом в член, сжал его, чтобы началось кровотечение, и сунул его в горло вампиршы. Ощущение было не менее невероятным, как и в первые четыре раза. Эта сука использовала все: губы, язык, щеки, горло. Она так быстро качала головой, что это было чертовски невероятно. Черт, это было круто. За пять долларов – это была сделка века. Он должен брать по крайней мере семь с полтиной. Черт, когда расползутся слухи, за дверью парни будут выстраиваться в очередь, чтобы попробовать это. Двадцать человек в день, по семь с полтиной за отсос, это...

– Ой!

Джим Боб вытащил член. Что-то больно кольнуло его член. Так и есть, глядя на свой член: крови было больше, чем следовало бы.

– Что за хрень?

Он попытался стереть кровь, а затем заметил маленькое отверстие возле основания своего члена.

– Что случилось, Джим Боб?

Джим Боб стиснул зубы.

– Чертова сука укусила меня.

– Я думал, ты выбил ей зубы.

– Я так и сделал.

Джим Боб протянул руку к комоду и поднял зубило. Он сунул его в рот вампирши и разжал ее челюсти.

На ее верхних деснах прорастал новый клык.

– Сучье вымя!

Джим Боб впал в ярость. Он бил ее по лицу долотом, снова и снова, ломая скулы и челюсти. Вампирша вертелась, как в аду на сковородке, но это только подогревало его ярость.

Чертовы бабы. Не одной из них нельзя доверять. Даже мертвой.

– Джим Боб...

Джим Боб не обращал внимания на парней. Он поменял хватку и продолжил наносить зубилом удары по вампирше, выколов один глаз с расплывчатым щелчком, затем другой.

– Господи, Джим Боб!

Кто-то, возможно это был Зик, попытался оттащить его. Но Джим Боб не сдвинулся с места. После того, как он превратил лицо вампирши в рагу, он начал наносить удары ей в грудь, пробивая долото через грудную клетку, проникая в сердце до самой деревянной ручки.

– Срань Господня, – сказал Билли.

Вампирша начал куриться, ее кожа растрескалась и раскололась, обнажив красные, сырые мышцы и гниющие органы. Раздалось шипение, треск и ужасный запах, как от мокрой, горящей собаки.

– Прекрати, Джим Боб!

А потом что-то ударило Джима Боба в затылок, и он упал.

* * *

– Смотрите. Он просыпается.

Джим Боб чувствовал, что рядом с ним люди. Не открывая глаз, он понял, что это Фредди, Зик и Билли. Он мог чувствовать их запах. Его память была туманной, но Джим Боб знал одну вещь наверняка. Он никогда не чувствовал себя так хорошо. Его плечо, которое беспокоило его каждый день с тех пор, как он вывихнул его десять лет назад, таская мешки с цементом, совсем не болело. Он пошевелил большим пальцем на ноге, с вросшим в него ногтем, полным желтого гноя, но резкой пульсирующей боли не было. Он чувствовал себя чертовски фантастически.

Была только одна проблема: он не мог пошевелить руками.

– Джим Боб? Ты очнулся?

Джим Боб открыл глаза и уставился на своих друзей, стоящих вокруг его кровати. В его комнате, казалось, было очень ярко, хотя единственным светом была лампа на сорок ватт стоящая на комоде.

– Ты меня понимаешь, Джим Боб?

Джим Боб попытался сказать: Конечно, я понимаю тебя, идиот, – но из его рта ничего не вышло.

– Черт, – сказал Зик. – Он не понимает ни слова.

Билли наклонился ближе.

– Ты помнишь, что случилось, Джим Боб? Ты убивал ту сучку вампиршу, и Фредди ударил тебя молотком по голове...

– Извини, мужик, – пожал Фредди плечами. – Но ты хотел убить лучший кусок задницы, который у меня когда-либо был.

Билли печально покачал головой.

– Проблема была в том, что он ударил тебя слишком сильно.

– Прости, – сказал Фредди.

Джим Боб попытался задать вопрос, но его губы его беззвучно шевелились.

– Ты умер, Джим Боб. Но с тех пор, как эта вампирша укусила тебя за хер, мы решили, что должны приглядывать за тобой, если ты вдруг воскреснешь. Что ты и сделал.

Зик улыбнулся.

– Видел бы ты себя со стороны, Джим Боб. У тебя зубы длиннее чем у моей немецкой овчарки, Харли. Я бы принес зеркало, чтобы показать тебе, но вероятно ты в нем не отразишься.

Вампир? – подумал Джим Боб. – Это безумие.

Но затем он коснулся языком своих зубов и почувствовал острые клыки.

Ебена мать! Я – вампир. Должно быть, это причина, по которой я не могу говорить – я мертв, и в моих легких нет проклятого воздуха.

– Извини, за то, что мы связали тебя, – сказал Билли. – Но мы не знали, что еще делать. Ты... э-э... хочешь немного крови?

Билли поднял пухлый пакет плазмы, одну из упаковок, которые Джим Боб купил у Джесси Миллера в больнице. Рот Джима Боба мгновенно наполнился слюной. Он вытянул шею к крови, облизывая губы, пытаясь добраться до нее. Никогда прежде он не был так голоден.

Дай-дай-дай-дай-дай-дай-дай! Ему нужна была эта кровь.

– Черт! – cказал Зик. – Вы посмотрите на это! Я думаю, он и правда хочет ее!

– Отдай ее ему, Билли.

Фредди подтолкнул его локтем.

Зик поднял руку.

– Подожди, подожди секунду.

– Отдай ее ему. Он наш друг.

– Он больше не наш друг. Он – чертов монстр. Посмотри на него, он щелкает клыками и пускает слюни.

Дай-дай-дай-дай-дай-дай-дай! Мне нужна эта кровь!

– Так что нам делать? – cпросил Билли. – Убить его?

Зик ухмыльнулся, потирая бородку.

– У меня есть идея получше. У Джима Боба может и нет больших упругих сисек, но я держу пари, что он все равно будет очень хорош.

Зик поднял молоток и зубило. Билли улыбнулся, расстегивая молнию на своих штанах.

– На сей раз я буду первый!

Джим Боб открыл рот, чтобы закричать, но ничего не вышло.

Перевод: Грициан Андреев

«МАРКИ»

Небольшая история из жизни, которую я разместил на своем сайте бесплатно.

Что-то у меня в ухе.

Это заползло, когда я спал. Заползло очень глубоко. Я чувствую, как оно щекочет края моего мозга. Я пытался убить его острым карандашом.

Было много крови. Но ничего не вышло. Я даже сунул длинный пинцет в ухо, чтобы вытащить его.

Но оно зашло еще глубже.

Позже оно начало говорить со мной.

Поначалу это не звучало как слова. Больше похоже на щебетание. Похожее на невнятный шeпот.

Но когда я сконцентрировался сильнее, я понял его слова. Оно говорит, что его зовут Марки.

Марки разговаривает со мной все время. Он говорит мне, что понимает меня. Он знает, что я другой. Особенный. Марки говорит, что однажды мы станем знаменитыми.

А еще он хочет, чтобы я убил маленькую девочку.

Я не хочу этого. Убийство – это плохо. Я пытался вытащить Марки из моего уха, стуча головой о стену, снова и снова.

Марки это не понравилось. В качестве наказания, он заставил меня держаться руками за раскаленную плиту.

Это очень больно. Мне пришлось на некоторое время лечь в больницу. Врачи были очень милы. Они спросили меня, что случилось.

Я сказал им, что это был несчастный случай.

Я не рассказал им о Марки.

Когда моя рука поправилась, Марки стал немного милее. На какое-то время.

Затем он снова начал говорить об убийстве.

Он сказал, что я должен привести маленькую девочку в мой подвал и сделать с ней что-то плохое.

Марки сказал, что это не будет сильно отличаться от всех тех кошек, которых он заставил меня убить. Кроме того, это будет еще веселее.

Марки заставил меня убить много кошек.

* * *

У меня есть стол в моем подвале с ремнями на нем. Ремни крепкие, поэтому маленькая девочка не уйдет, когда я буду вбивать гвозди в ее голову.

Я – водитель школьного автобуса.

Будет легко схватить маленькую девочку. Это лучше, чем кошки, – сказал Марки.

Я был так одинок, пока Марки не заполз мне в ухо. Он – мой лучший друг.

Завтра я схвачу маленькую сучку.

Перевод: Грициан Андреев

«КОМНАТА НАКАЗАНИЯ»

Еще одна история, вдохновленная EC Comics, которую я написал в молодости. Десять лет спустя я отшлифовал ее для антологии, которая так и не вышла, поэтому вместо этого распечатал копии в виде брошюры и раздал их бесплатно нa хоррор-конвенции.

Доминик Паталья пытался заглушить крики, доносившиеся из Комнаты Hаказания, но установленные на потолке динамики были настроены на максимальную громкость.

Крики раздавались через равные промежутки времени – животныe, резкие и пронзительные, которые можно было распознать только как человеческие, потому что они перемежались мольбами о пощаде.

Милосердие здесь не знали.

Доминик зажал уши кулаками, но ужасный звук пронзил плоть и кости его рук. По скрипу, который подчеркивал крики, Доминик догадался, что они используют винты – деревянные зажимы, затянутые на суставах так, что кости трескались.

Иногда кости трескались, вызывая политический бедлам в виде запросов и письменных протестов от групп сочувствия.

Обычно это приводило к немедленному штрафу.

В Законе прямо говорилось, что наказание не может нанести непоправимый ущерб. Правительство придерживалось этого правила. Это мешало учебному процессу.

Еще один вопль, словно у свиньи, которую режут. Доминик крепко зажмурился. Он и раньше ощущал эти винты и другие вещи, еще более ужасные.

С тех пор как Доминик приехал сюда, он уже трижды бывал в Комнате Hаказания. С каждым разом становилось все хуже.

Его первый визит был сразу после приезда. Двое мужчин в капюшонах и униформе схватили его еще до того, как он вышел из автобуса. Они втащили его в Приемную и заперли, растерянного и испуганного.

В Приемной не было ни окон, ни мебели, а пол был из холодного серого бетона. У неe был резкий, едкий запах, скрывающийся за запахом антисептика. Позже Доминик определил, что это запах страха.

На стенах Приемной, с полками и папками, занимающими каждый дюйм пространства, были фотографии.

Фотографии людей, которых пытают.

Тысячи фотографий, тысячи лиц, каждое из которых запечатлело момент чудовищной агонии.

Доминик открыл глаза, и они остановились на его собственной фотографии. Он выглядел таким молодым на ней, даже в период агонии. Она была сделана всего несколько месяцев назад.

В первый раз они воспользовались стойкой.

Он ничего не сделал, чтобы заслужить это. Это было просто, чтобы познакомить его с тем, как здесь делаются дела.

Он кричал до тех пор, пока не сдался голос.

Именно это, казалось, и происходило с его товарищем в Комнате Hаказания. Крики становились все хриплее. Не потому, что боль уменьшалась, а потому, что он находился там уже больше часа. Бедный ублюдок.

Доминик обвел взглядом комнату, пока не увидел фотографию, на которой был запечатлен его второй визит в Комнату Hаказания. За разговор с инструктором вне очереди. Доминик даже не мог вспомнить, что он ему сказал.

Лицо Доминика на фотографии было заплаканным и маниакальным.

Они использовали винты на его больших пальцах, коленях, яичках. Ему потребовалось десять дней в лазарете, чтобы прийти в себя.

Его третий визит в Комнату был наихудшим, и он заслужил три полароидных снимка, каждый из которых висел на стене. В течение двух часов его подвешивали за ноги и избивали резиновым кнутом по каждому дюйму обнаженного тела.

Потом его снова избили. И еще.

И еще.

Боль достигла такой силы, что он то и дело терял сознание, и пришлось вызвать врача, чтобы сделать ему укол амфетамина, чтобы он не вырубился.

Вот на чем процветал Пыточник. Ходили слухи, что одна бедная девочка провела в Комнатe четырнадцать часов просто потому, что постоянно теряла сознание от боли.

Пыточнику это нравилось.

Что он любил еще больше, так это ломать кого-то крутого.

Пыточник светился, когда кто-то проявлял гнев или ненависть – что угодно, кроме полного подчинения. Потому что тогда oн должен был сломить дух вместе с телом.

Где они находили таких людей, как Пыточник, одному Богу известно.

Еще один хриплый крик. Скоро все закончится, и тогда настанет очередь Доминика.

Это был его четвертый визит. Это означало электричество. Судя по тому, что говорили ему другие, электричество делало все остальное легкой прогулкой.

Ток проводили в зубы, в уши, и в задний проход. Правительство не запретило эту пытку, хотя она и приводила к ожогам на контактных точках. Ожоги не считались необратимыми повреждениями.

Крики прекратились. От тишины, воцарившейся в Приемной, у Доминика закружилась голова. Теперь оставалось всего несколько мгновений.

Он прижал колени к груди и в сотый раз коснулся подошвы левой пятки. Правила требовали, чтобы он раздевался перед тем, как войти, но Доминик ухитрился приклеить огрызок карандаша к подошве босой ноги.

Он постучал по заостренному острию, но это не придало ему смелости. Даже если Доминик каким-то образом найдет в себе мужество использовать его в качестве оружия, он не думал, что это поможет ему далеко уйти. Пыточник, вероятно, будет удивлен.

А после веселья придет гнев.

От одной мысли об этом Доминика затошнило. Но, он все равно продолжал думать об этом.

Может быть, это сработает, если он поторопится. Возможно, это сработало бы, если бы он ударил Пыточника в какое-нибудь жизненно важное место, например в лицо. Может быть...

Дверь открылась.

Пыточник заполнил дверной проем, пропитанный запахом тела и страха. Он был почти на двадцать дюймов выше Доминика, настоящий монстр, с бочкообразной грудью и сильными толстыми пальцами.

– Рад снова видеть вас, мистер Паталья.

Его голос был похож на шелест листьев. Черный капюшон оставлял его рот открытым, а кривые коричневые зубы улыбались с силой и уверенностью. На серой рубашке от подмышек до боков виднелись пятна, а спереди, на черных брюках, виднелось большое мокрое пятно.

Хотя сексуальное насилие и изнасилование не были разрешены законом, правительство разрешило ему мастурбировать во время пыток.

Доминик держал карандаш в руке и изо всех сил старался держать сфинктер сжатым. Он едва мог дышать.

Пыточник достал зажимную доску и уставился на нее маленькими крысиными глазками.

– Напал на монитор холла, а, Доминик? Неужели у тебя нет яиц? Мы должны подключить их к генератору, посмотрим, сможем ли мы зажечь их.

Пыточник захихикал, как девчонка.

Доминик встал на ватные ноги и попятился в угол комнаты. Ужас проник в него до глубины души. Пыточник приблизился, огромный и грозный. Он схватил Доминика за запястье.

– Пожалуйста, – взмолился Доминик.

Карандаш в его руке казался спагетти, скользким и бесполезным.

Пыточник приблизил свое лицо так близко, что Доминик почувствовал его зловонное дыхание.

– Ты – мое последнее задание на сегодня, так что у нас будет много времени вместе.

Доминик отвел взгляд, мельком взглянув на свою фотографию на стене.

– Нет, не будет.

Голос Доминика удивил его. Он был низким и твердым, стальным от решимости. Пыточник был удивлен. Он улыбнулся и широко раскрыл глаза.

– Почему, мистер Паталья?

Рука Доминика метнулась вперед и вонзила карандаш в центр правого глаза Пыточникa.

Он вошел тяжело, словно вонзился в шину, и раздался чавкающий звук.

Пыточник закричал. Он ослабил хватку и отшатнулся назад, его мясистые руки трепетали вокруг лица, как птицы, боящиеся приземлиться. Кровь и черная жидкость липкими струйками стекали по его лицу.

Доминик сделал три быстрых шага вслед за ним и замахнулся кулаком на карандаш, умудрившись загнать его глубже в гнездо.