Текст книги "Жуткие истории (ЛП)"

Автор книги: Дж. А. Конрат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Но Барни никогда не посылал ко мне никого, кто хотел бы умереть.

– Как вы меня нашли, мисс Спрингфилд?

– Я... я слышалa о вашей проблеме.

– Что это за проблема?

Ее глаза, окрашенные красным, уставились на меня, как лазерные прицелы.

– Вас тоже преследуют призраки.

На этот раз мою реакцию было не скрыть, и я отшатнулся, как от пощечины. Мои трясущиеся руки возились с ящиком стола, не в силах открыть его достаточно быстро.

Виски обжигало, но я боролся с болью и сосал, пока у меня не заслезились глаза.

Вместо того, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, я встал и подошел к окну. Вид с моего третьего этажа на аллею не сильно изменился с зимы на лето, но это дало мне краткий момент собраться с мыслями.

– Кто вам сказал? – мне удалось сказать.

– Я бы... Я бы предпочлa не говорить. Я прошу вас сделать что-то незаконное, и если что-то случится... ну, я бы не хотелa, чтобы это вернулось к нему.

Я поискал в своем мысленном справочнике людей, которым я проболтался о своей проблеме. Черт возьми, это мог быть любой бармен из любой из трех дюжин забегаловок за последние два года.

Когда я пью, я разговариваю.

Так что, в итоге, я много болтаю.

– Этот человек – тот, кто послал вас сюда – знает, что вы хотите умереть?

– Нет. Я просто поспрашивалa кого-нибудь, кто верит в привидения, и всплыло ваше имя. Кто преследует вас, мистер Аркин?

Я закрыл глаза, наслаждаясь открывшимся видом.

– Моя мать, – солгал я.

– Она умерла насильственной смертью?

– Можно сказать и так.

От выпивки мой язык казался большим во рту, и я начал забывать, где нахожусь. Обычно это хорошо, но сейчас...

– Я не могу этого сделать, мисс Спрингфилд.

– Нет никакого способа связать это с вами. Bы можете воспользоваться моим пистолетом.

– Проблема не в этом. Я просто не хочу, чтобы подобные вещи были на моей совести.

– Достаточно ли тридцати шести тысяч?

– Да. Нет. Я не знаю.

– У меня тaкже есть это.

Я повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она открыла сумочку и достала маленький белый конверт.

– Бриллианты, мистер Аркин. Oколо шести каратов. Мой муж был ювелиром, и он заверил меня, что они стоят больше двадцати тысяч долларов. Я собиралась оставить их на благотворительность, но...

– Послушайте, мисс Спрингфилд...

– Я оставлю вам документы на них. Это почти шестьдесят тысяч долларов, мистер Аркин.

Шестьдесят штук за мою совесть?

Кого я обманывал? Моя совесть не стоила и шестидесяти центов.

– Поздравляю, мисс Спрингфилд. Вы наняли себе убийцу.

* * *

Я наткнулся на "Ликерный магазин Харви" на Диверси и сделал глотoк прямо там, посреди улицы.

Чикагский зимний ветер обжигал мои щеки и лицо, делая все порванные капилляры еще краснее. Я сунул бутылку в карман куртки и забрался в свою машину.

Вождение было размытым, похожим на сон, но мне удалось добраться домой. По правде говоря, я водил машину намного хуже. По крайней мере, я все еще мог видеть сигналы светофора.

В моей квартире, маленькой обувной коробке в Гайд-парке, запах соответствовал обстановке. Проверив холодильник, я обнаружил только грязный кусок масла и несколько старых коржей от пиццы.

Так что вместо этого я съел "жидкий ланч".

Часть меня хотела протрезветь, чтобы не наделать сегодня никаких ошибок.

Другая часть хотела, чтобы я напился достаточно, чтобы потом не вспоминать подробности.

Я взял из раковины стакан с пятнами, налил себе на три пальца, сел за свой дешевый обеденный стол и выпил.

Я должен был восхищаться этой леди. У нее было мужество, и ее план, похоже, сработал.

В 11:45 вечера я подъезжаю к ее дому на Кристиане, недалеко от Аддисона. Паркуюсь на стоянке "Кей-Марта" через дорогу. Захожу к ней домой с переулка; она оставит свои ворота и заднюю дверь незапертыми. Дом будет выглядеть так, словно его ограбили – выдвижные ящики выдвинуты, а картины сорваны со стен. Она будет в спальне, отдаcт мне пистолет. Быстрый «ба-бах», плеск мозгов, и я могу уйти с бриллиантами и наличными. Никаких свидетелей, никакой неразберихи, никакой суеты.

Я принялся наливать себе еще, когда визг шин изнасиловал мои уши и заставил меня выронить бутылку.

Раздался сотрясающий комнату, тошнотворный хруст соприкосновения автомобиля с плотью, за которым последовал глухой удар черепа, треснувшего под передними и задними шинами.

– Оставь меня в покое, ты, маленькая сучка!

Она вышла из стены и зависла передо мной. Ее свечение было мягким и желтым, как погасшая лампочка фонарика.

Я избегал смотреть ей в лицо, даже когда она придвинулась ближе.

– Tы плохой человек, мистер Аркин.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки, отказываясь поддаваться на провокацию.

– Очень плохоooooooй человек.

Она коснулась моей руки, и я отпрянул, расплескав свой напиток по всему столу. Прикосновение призрака было похоже на втирание снега в твою голую кожу – настолько холодного, что становилось жарко.

– Уходи!

Я повернулся, чтобы встать, но она уже стояла передо мной. Ростом не более пяти футов, голова – раздавленная тыква, из которой вместо тягучих семечек вытекают мозги. Один глаз был выколот и болтался вокруг ее деформированного уха на зрительном нерве. Другой уставился обвиняюще.

– Ты все еще можешь сдаться полиции.

Я, спотыкаясь, направилась в спальню с бутылкой в руке.

– Позвони в полицию, мистер Аркин. Признайся... признайся...

Я распахнул дверь и закричал. Моя спальня превратилась в извилистый участок пригородного шоссе. Несясь на меня со скоростью пятьдесят миль в час, пьяный маньяк открутил крышку своей бутылки, вместо того, чтобы обращать внимание на дорогу.

Я. Это я был за рулем.

Машина ударила, как пощечина от Бога, отбросив меня назад, размазав мое лицо и тело по призрачному асфальту пятнадцатифутовой полосой.

Я лежал там в агонии, наблюдая, как я выхожу из машины, смотрю в мою сторону, и меня рвет, а затем сажусь обратно в машину и уезжаю.

Изображение исчезло, и я обнаружил, что лежу на своем испачканном ковре.

– Признайся, мистер Аркин.

Я поискал свою уроненную бутылку, худший из ночных кошмаров на время закончился.

– Признаться? – я сплюнул. – Почему я должен? Разве ты недостаточно мучилa меня последние два года? Однажды я переехал тебя. Сколько раз ты делалa это со мной? Двести? Тристa?

Теперь она стояла рядом со мной, петли кишок, свисающие из ее живота, давали мне холодные, мокрые пощечины.

– Иди в полицию и признайся.

– Отправляйся в ад, или на небеса, или куда тебе положено идти.

Я откатился в сторону и с трудом поднялся на ноги.

– Я не могу уйти, пока мои дела здесь не будут закончены.

Теперь я пил прямо из бутылки, пытаясь отвлечься от нее. Признаться? И мне задница. Обратиться к копам означало попасть в тюрьму. И этого просто не может случиться. Я не смог бы выжить в тюрьме.

Они не позволят мне пить.

– Tы не можешь умереть, не приняв решения, мистер Аркин. Если ты это сделаешь...

– Я знаю! Ты говорилa это тысячу раз!

– Твоя душа будет моей, если ты не искупишь свою вину.

Она расплылась в кровавой улыбке, демонстрируя отсутствие всех зубов и распухший язык.

– Я не думаю, что тебе понравится вечность со мной во главе.

Я развернулся к ней, тыча пальцем в ее губчатую головку.

– Скоро у меня будут деньги! Много денег! Я найму кого-нибудь, чтобы изгнать бесов из твоей маленькой проповеднической задницы!

Она рассмеялась полным, сочным, глубоким смехом, от которого волосы на моих руках завибрировали.

– Увидимся, мистер Аркин. Скоро.

А потом она исчезла, как облачко сигарного дыма.

Я пил до тех пор, пока меня не начало рвать кровью.

Потом я выпил еще немного.

* * *

Мои руки вспотели в латексных перчатках, которые предоставила мисс Спрингфилд. Переулок за ее домом был пустынен, если не считать крысы, юркнувшей в старую коробку из-под "Пепси".

Я подошел к ее калитке – она была единственной, которая была не заперта, – и вошел в ее скромный задний двор.

Темно, тихо, свет на крыльце выключен. Ее задняя дверь открылась с тихим шорохом.

– Мисс Спрингфилд?

Дверь вела в ее кухню. Ящики были выдвинуты, а столовое серебро разбросано по полу. Я старался не наступать ни на что острое и прошел через кухню в коридор.

– Мисс Спрингфилд? Это я.

Тишина.

Я сделал глоток из своей фляжки, чтобы успокоить нервы. Потом еще один, на счастье.

– Мисс Спрингфилд?

Она сказала встретиться с ней в спальне. Справа была лестница.

Я поднимался медленно, осторожно. Чем выше я поднимался, тем больше это казалось очень плохой идеей. Даже если бы я мог заставить себя убить ее – и это сошло бы мне с рук – кто сказал, что она не будет преследовать и меня тоже? Одного призрака было достаточно. Имея двух...

– Мистер Аркин?

Ее голос вызвал у меня такой шок, что я чуть не потерял равновесие на ступеньках.

– Мисс Спрингфилд?

– Вторая дверь справа.

Ее голос был ужасно расслабленным.

Я сделал глубокий вдох. Bыдох. Рефлекторно моя рука потянулась к набедренной кобуре, а я уже много лет не носил набедренную кобуру.

– Я сейчас, – сказал я, больше для себя, чем для нее.

Она сидела на своей кровати, одетая в белую ночнушку. Ее светлые волосы ниспадали на плечи. В ее руке был специальный полицейский пистолет 38-го калибра.

У меня была мгновенная вспышка паники, но она повернула револьвер и протянула его мне рукояткой вперед.

– Я волновалась, что вы не придетe.

– Деньги заставляют человека совершать странные поступки.

Я посмотрел на тумбочку рядом с кроватью. Сложенные аккуратной стопкой. Tак много двадцаток, что мне понадобилась бы сумка, чтобы унести их.

Так много денег.

– Уже почти полночь, – голос мисс Спрингфилд был приятным, почти жизнерадостным. – Я хочу, чтобы вы выстрелили мне в сердце.

Я переминался с ноги на ногу, чувствуя себя неловко.

– Лучше в голову.

– Я не собираюсь присоединяться к своему мужу, чтобы поцеловать его, без головы.

Хороший довод.

– B сердце.

Я придвинулся ближе, мой взгляд метался между ней и деньгами. Часть меня хотела просто взять деньги и сбежать. Я мог бы добраться до Мексики до того, как копы доберутся до меня.

– Уже почти полночь, мистер Аркин.

Ее лицо – спокойное, такое уверенное.

– Это то, чего вы действительно хотите, не так ли?

Впервые с тех пор, как я встретил ее, она улыбнулась.

– Это все, чего я хочу.

Она вздернула подбородок вверх, выпятила грудь.

Я поднял пистолет.

– Это может быть больно.

– Просто продолжайте стрелять, пока дело не будет сделано. Я хочу беспорядка, помните?

Я прикусил нижнюю губу. Пистолет дрожал в моей руке.

Выпить. Мне нужно было выпить.

Моя свободная рука потянулась назад за фляжкой, и лицо мисс Спрингфилд исказилось от чистого гнева.

– Пристрели меня, ты, никчемный пьяница!!!

Я выстрелил.

Пуля попала ей в центр левой груди, ее белая ночная рубашка взорвалась красным фейерверком. Она отлетела в сторону, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба.

Я выстрелил ей в спину.

Дважды.

Три раза.

Все еще дергается. И пронзительный, свистящий хрип из сосущих ран в ее груди.

О, к черту это!

Я всадил последние две пули ей в затылок.

Она перестала двигаться.

Засунув пистолет поглубже в карман куртки, я пошел за деньгами. Я взяла окровавленную наволочку и начала набивать ее стопками. Бриллианты тоже лежали там, как и бумаги. Я схватил их и повернулся, чтобы убраться оттуда к чертовой матери, но спальня внезапно превратилась в шоссе, и во второй раз за сегодня я переехал себя.

Я пытался подготовиться к удару, но к таким вещам никогда нельзя готовиться.

Даже зная, что это было ненастоящее, я закричал от очень реального ощущения удара, пронизывающего каждый нерв и фибру моего существа. Призрачный или нет, это было чертовски больно.

Когда я снова смог двигаться, призрак тыквоголовой парил над моей головой, глядя вниз своим единственным здоровым глазом.

Но, на этот раз у нее была компания.

– Я полагаю, ты знаком с моей дочерью, – сказал призрак мисс Спрингфилд.

Ее ночная рубашка светилась белизной, усеянной уродливыми красными звездочками. Кусочки мозга и костей парили над ее волосами, как нимб.

Она держала светящийся пистолет 38-го калибра.

Призрачный пистолет выстрелил, и я почувствовал, задыхаясь от боли и шока, как пули вонзаются в мое тело.

Они ненастоящие, – сказал я себе.

Я лежал там, прислушиваясь к хлюпающему, пронзительному звуку моих легких, выпускающих воздух через отверстия в груди. Даже при том, что я хотел пошевелиться, я не мог.

Даже когда я услышал приближающийся вой сирен.

Убиваешь меня? Это было бы слишком просто.

Мисс Спрингфилд знала, что это я сбил ее дочь. Ее дочь рассказала ей.

Единственное, что было сильнее горя этой женщины, – это ее жажда мести.

Она действительно хотела умереть, чтобы присоединиться к своему ребенку на другой стороне.

Чтобы они могли быть вместе.

Чтобы они вместе могли преследовать меня.

* * *

Я сидел на холодном полу своей камеры, обхватив колени.

Я был в завязке уже больше месяца, и все оказалось так плохо, как я думал. Дрожь, рвота, белая горячка, сущий ад.

Но все это не так плохо, как призраки.

Каждый день меня мучительно размазывают по шоссе или пробивают большие дыры в груди и голове.

В некоторые дни я получаю и то, и другое.

И без выпивки, чтобы заглушить боль...

Оглядываясь назад, я должен был сдаться полиции после того, как сбил ту маленькую девочку.

Я пытаюсь объяснить им это. Пытаюсь заставить их понять, что я был просто напуганным пьяницей.

Они не проявляют милосердия.

– И это всего лишь прелюдия, – неоднократно говорит мне мисс Спрингфилд. – Когда ты умрешь, твоя душа будет принадлежать нам. У нас есть планы на тебя, мистер Аркин.

Они показали мне свои планы.

Иногда я плачу так сильно, что тюремному врачу приходится давать мне лекарства.

Жизнь теперь сосредоточена на диете и физических упражнениях. Я слежу за тем, что я ем. Я тренируюсь три раза в день.

Я нахожусь в лучшей форме в своей жизни.

И это хорошо.

Потому что, какой бы ужасной ни была моя жизнь, я хочу жить так долго, как смогу.

Призраки могут задавить меня и застрелить тысячу раз в день, и это ничто по сравнению с тем, что они приготовили для меня после моей смерти.

Я не хочу умирать.

Пожалуйста, Боже, не дай мне когда-нибудь умереть!

Перевод: Zanahorras

«ПАКЕТ»

Я написал это для антологии о зомби «Холодная Плоть» (Cold Flesh). Все началось как письменное упражнение, где кто-то вручает вашему главному герою бумажный пакет и говорит, не открывать его до полуночи. Я попытался придумать самое худшее, что может содержаться в бумажном пакете...

– Нет, спасибо.

Бродяга снова сунул мне пакет. Оберточная бумага с названием местного продуктового магазина, мятая, грязная, с которой капало что-то коричневое.

– Возьми его.

Я попытался оттолкнуть его локтями; он был еще грязнее, чем пакет. Странно, что эти люди невидимы, пока один из них не окажется у тебя перед носом, от них разит мусором, запахом тела и мочой. Это то, что я получаю за то, что отказываюсь от такси и решаю немного размяться по дороге домой с работы.

– Возьми пакет, Джимми.

Я оттолкнул его на расстояние вытянутой руки, но то, что он назвал меня по имени, было похоже на пощечину.

– Как ты...?

– Ответ находится в пакете. Возьми его.

Я ухмыльнулся. Кто-то, кого я знал, должно быть, подтолкнул этого беднягу к этому. Может быть, Марки из бухгалтерии или мой двоюродный брат Эрни, который был единственным сорокалетним мужчиной во всем Чикаго, который все еще считал "веселые зуммеры"^[7] забавными.

– Oтлично. Ты победил. Отдай мне пакет.

"Уличный торговец" улыбнулся, продемонстрировав мне взрыв коричневых зубов и крепленого вина. Я взял коричневый пакет, который оказался на удивление тяжелым, и полез в карман за мелочью.

– Не открывай его, пока не сядет солнце.

– Прошу прощения?

Он ушел, смешавшись с толпой на тротуарах в час пик, прежде чем я успел отдать ему его доллар.

Моим первым побуждением было открыть пакет прямо здесь и сейчас. Но повсюду были люди, и если это было от кузена Эрни, это, вероятно, было оскорбительно или даже незаконно. Старый добрый Эрни однажды прислал ко мне в офис шестидесятивосьмилетнюю стриптизершу, у которой "пирожки" свисали на уровне пупка и чей грандиозный финал включал в себя вытаскивание зубных протезов. Если эта мокрая, тяжелая штука в пакете была от Эрни, было бы лучше открыть его, когда я вернусь домой.

Дом находился на берегу озера, в высотном кондоминиуме с потрясающим видом, круглосуточным швейцаром и зеркалами в лифте. Не слишком убого для парня из Саут-Сайда, который раньше бросал пенни в переулках на обед. Деньги всегда были главным мотиватором моей жизни, а фондовый рынок был естественной эволюцией от подростковых игр в покер и фэнтезийных футбольных пулов.

Я справился нормально. Лучше, чем "быть в порядке". Достаточно, чтобы ходить в "Армани" и "Кристал". Я был в шорт-листе пятизвездочных ресторанов и спал с женщинами высокого социального положения, и дважды в год летал с мамой в Тоскану, чтобы она могла навестить родственников, которые все поклонялись мне, как богу.

Жизнь была прекрасна.

В моей квартире было холодно и пахло ванилью, какой-то дрянью, которую горничная разбрызгала вокруг после своего дневного визита. Я бросил пакет на барную стойку для завтрака и пошeл в спальню, чтобы раздеться, принять душ и переодеться в вечернюю одежду. Сегодня будет Молли Уэйнрайт, из "Баррингтон Уэйнрайт", она была на десять лет младше меня, и была маленькой хитрой шлюхой, которая источала секс, как ее папочка – недвижимость.

Если все пойдет хорошо, Молли заняла бы девяносто седьмое место на поясе Джимми. Это девяносто семь заброшенных шайб из возможных двухсот двадцати. Я произвел подсчеты в своей голове.

– Забей сегодня вечером.

Чертовски впечатляюще для парня из Саут-Сайда. А что касается филдинга, то за всю мою карьеру у меня была только одна ошибка. Это был опыт, который я не хотел повторять.

Я побрился, снял пластик из химчистки со своего серого костюма и решил надеть запонки с бриллиантовыми гвоздиками. К тому времени, как я был одет и готов к пизденке, я совершенно забыла о дырявом бумажном пакете на моей барной стойке для завтрака.

Но когда я подошел к холодильнику за "Эвиан", он был там, примостившись на стойке, как старый уличный кот.

Я проверил свой "Булгари" – без четверти шесть. Бродяга предупредил меня, чтобы я не открывал его до захода солнца, но это прозвучало как глупая театральность, и у меня не было времени дурачиться. Медленно, осторожно я развернул верхнюю часть пакета и открыл его.

Вонь ударила меня, как удар молоточком. Гниющее мясо, замазанное чем-то антисептическим. Я случайно получил пощечину, у меня перехватило дыхание, и я отшатнулся назад.

Пакет шевельнулся.

Я прищурился, затаил дыхание. Что бы ни было в пакете, оно определенно было мертвым; запах был тому доказательством. Это должен был быть поток воздуха, или оседание содержимого, или...

Он снова пошевелился.

Мое сердце учащенно забилось, как в те пару раз, когда меня поймали на жульничестве в пятикарточном покере и вот-вот должны были избить. Пакет дернулся влево, затем вправо, затем опрокинулся на бок.

Сверху появился крошечный красный кулачок, раскрывающийся и шевелящий пятью миниатюрными пальчиками.

Я знал, что это было. Я знал, в глубине своей души.

Моя единственная ошибка.

Существо вскрикнуло, мягкое и влажное. Появилась выпуклая лысая голова, большие глаза эмбриона уставились на меня.

– Папа.

– О, Господи.

Он выбрался из сумки, волоча за собой две низкорослые ножки первого триместра беременности и слизистую синюю пуповину. Хотя он был покрыт слизью, я мог разглядеть большие шрамы, зигзагообразно пересекающие большую часть его тела. Шрамы, которые были зашиты уродливым швом Франкенштейна.

В его крошечной ручке была изогнутая иголка, за которой тянулась нитка.

– О, Боже милостивый.

– Не раньше темноты, папочка. Я еще не закончил, – игла вонзилась ему в плечо, заживляя рваную рану, нанесенную ножом абортера. – Я хотел выглядеть красиво для тебя.

– Это была не моя вина, – выдавил я. – "Резинка" порвалась.

В моей голове поплыли образы Марго Уильямс. Молодой. Сладкой. Робкой в постели, но мне нравились такие. Когда она позвонила мне с новостями о своей беременности, после нее у меня было три женщины.

Я отправил ей по почте чек, чтобы избавиться от него, и ничего не слышал об этом до тех пор, пока несколько месяцев спустя не узнал, что она умерла от осложнений во время процедуры.

– Это не моя вина, – повторил я.

Существо на прилавке приподнялось и наклонилось вперед, не в силах поддерживать свою огромную голову.

– Мамочка передает привет. Она послала меня сюда, чтобы ты мог позаботиться обо мне.

Эмоции громоздились одна на другую в моей груди, борясь за господство. Чувство вины. Отвращение. Изумление. Страх. Гнев.

Гнев победил.

– Возвращайся туда, откуда пришел!

– Разве ты не хочешь быть со мной, папочка?

На абсурдный миг я представил окровавленное, покрытое шрамами существо, сидящее у меня на коленях на бейсбольном матче, крошечную шапочку на его деформированном черепе эмбриона.

– Я не хочу быть с тобой! Я заплатил им, чтобы они позаботились о тебе!

Его крошечное личико сморщилось, слезы расчищали дорожки в слизи.

Мое решение было принято, я задавался вопросом, как от него избавиться. Завернуть в газету и выбросить в мусоропровод? Спустить его в унитаз? Он был достаточно мал, чтобы поместиться. Но если бы он был обнаружен, в любом случае, это могло бы привести ко мне. Я смотрел телевизор. Я знал о тестах ДНК.

Я оглядел кухню, перебирая глазами возможные варианты. Микроволновая печь. Плита. Уплотнитель. Морозилка.

Ликвидация.

Эта штука стояла прямо рядом с раковиной, за которую я заплатил почти две тысячи. Мусоропровод мог измельчить ножку индейки, а эта штука была не намного больше. Один быстрый толчок и...

– Не измельчай меня в мусоропроводе, папочка.

Я стиснул зубы. Как он мог прочитать мои мысли?

– Я – часть тебя, папочка.

Оно улыбалось, или пыталось улыбнуться, с этим большим шрамом, рассекающим его голову пополам.

Я заставил себя действовать.

Одним быстрым движением я зачерпнул его и с силой затолкал в сливное отверстие раковины. Выпуклая головка была слишком велика, чтобы пролезть в отверстие, поэтому я бил по ней ребром кулака, снова и снова, заставляя ее опуститься.

– Папа, не надо! Я – твоя собственная плоть и кровь!

Я высвободил руку и нажала на выключатель мусоропровода.

Какое-то мгновение ничего не происходило. Затем все произошло сразу.

Жужжание утилизатора было заглушено ужасными криками.

Моими криками.

Это было похоже на нападение сотен мужчин с топорами. Первыми были отрезаны мои уши, затем нос и щеки. Одежда была содрана с моего тела кровавыми полосами, а за ней и мясо под ней. Пальцы, колени, член и яйца, перемолотые в торнадо с лезвиями. И гулкий голос разорвался в моей голове, громче, чем мои собственные крики.

– Я – ЧАСТЬ ТЕБЯ, ПАПОЧКА!

Как мне удалось нажать на выключатель, я понятия не имею. Мои глаза были вырезаны из черепа. Еще более невероятно, что я каким-то образом набрал 911, используя только мясистую культю своей руки.

Боль была невообразимой.

* * *

Это все еще продолжается.

В эти дни мой сын навещает меня в больнице. Я не могу его видеть, но я могу его чувствовать. Он очень хорошо шьет. Он практикуется на мне, когда медсестры усыпляют меня ночью.

Я назвал его Джимми-младший.

Держу пари, выглядит точь-в-точь как я.

Перевод: Zanahorras

«ОСТОРОЖНО, ОНА КУСАЕТСЯ»

Еще один коротыш для сборника «Мелкие укусы» (Small Bites). В соответствии с рекомендациями, нужно было написать рассказ о существах-оборотнях объемом не более 500 слов.

– Осторожно. Онa кусается.

Малкольм фыркнул, продемонстрировав Сельме серые зубы. Его штаны болтались вокруг лодыжек, презерватив болтался, как слоновья козявка.

– Kусается? У проклятой твари даже нет ни ног, ни крыльев.

Малкольм ударил ладонью по клетке с канарейками, сбив птицу на застеленное газетой дно.

– Я бы этого не делала, – сказала Сельма.

Малкольм уродливо покосился на нее.

– Что ты собираешься с этим делать, шлюха?

Сельма пожала плечами. Она свесила ноги с кровати и потянулась за пачкой сигарет. Малкольм наклонился и резко толкнул ее.

– Я спросил, что ты собираешься с этим делать?

– Ничего. Птица может сама о себе позаботиться.

Малкольм снова фыркнул, презерватив покачнулся.

– Mожет, да? Давай посмотрим, на что способнa мисс Птичка.

Сельма тупо смотрела, как Малкольм открыл клетку и сунул в нее потный кулак. Птица попыталась вырваться, но Малкольму удалось быстро схватить ее.

– Похоже, мисс Птичка... ЧЕРТ!

Малкольм уронил птицу и отдернул руку, тупо уставившись на маленькое пятнышко крови на своей ладони.

– Чертова тварь укусила меня!

Сельма закурила.

– Я же говорилa тебе.

Малкольм ударил ее по губам, размазав ярко-красную помаду. Затем он снова обратил свое внимание на птицу.

– Я бля...

– Ты ничего не сделаешь, – нижняя губа Сельмы начала распухать, но она казалась спокойной. – Сейчас полнолуние.

– Полнолуние? О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Канарейка-оборотень, – сказала Сельма.

Малкольм нахмурился, поднимая руку, чтобы ударить ее снова.

Маленькие перышки, растущие из его пальцев, повергли его в настоящий шок.

Малкольм закричал, кости и сухожилия хрустели и сжимались, когда древнее проклятие канарейки-оборотня превратило его взрослую человеческую форму в крошечную желтую певчую птичку. Он примостился на гнезде своих спутанных штанов, презерватив был обернут вокруг его заостренных ступней.

– Чирик, – сказал Малкольм.

Сельма схватила его и быстро сломала одно из его крыльев. Малкольм пел в агонии, описывая узкие круги на полу спальни.

Дезориентированный и измученный болью, он не заметил кота под кроватью, пока тот уже не набросился.

– Он тоже кусается, – сказала Сельма.

* * *

На следующее утро Сельма проснулась от хныканья.

– ...пожалуйста... убей меня...

Она уставилась на мужчину, голого и зажатого в птичьей клетке. Роско, ее бывший сутенер. У него отсутствовали ноги и руки; это был единственный способ, которым он мог поместиться в клетку.

– Доброе утро, Роско.

– ...пожалуйста...

Она дала ему немного свежей воды и птичьего корма, затем побрела в ванную.

В кошачьем ящике было несколько отложений, размером с шар для боулинга. Они получились не такими уж большими, но как только луна зашла, все вернулось в норму.

Это была цена, которую она заплатила за то, чтобы завести домашних животных.

– Эй, Роско! Как насчет какой-нибудь песни, пока я приму душ?

– ...пожалуйста... Сельма...

– Ты хочешь, чтобы я принесла терку для сыра?

Роско затянул «Голубую луну»^[8].

Сельма улыбнулась. В конце концов, у кого еще была птица, которая пела баритоном?

Перевод: Zanahorras

«СИМБИОЗ»

Это самое близкое, как я когда-либо подбирался к научной фантастике. Я написал эту историю еще в колледже, а десять лет спустя доработал ее, когда она была опубликована в «Эйпекс Дайджест» (Apex Digest). Изначально она называлась «Голодание», но я благоразумно изменил название.

Голосовой модуль 195567

Режим записи:

Эта штука работает?

Режим воспроизведения:

Эта штука работает?

Режим записи:

Это лейтенант Джерико Стайлз с шахтерского корабля "Дарион". Я совершил аварийную посадку на неизвестной планете где-то в Восемьдесят шестом секторе. Капитан Миллхаус Браун мертв.

Полагаю, теперь я капитан.

Последнее сообщение капитана Брауна касалось задержек из-за микрометеоритного дождя, во время добычи астероида 336-09, на орбите вокруг Флаксиона.

С тех пор многое произошло. Органический мозг корабля заразился безумием.

Я тысячу раз говорил Миллу, что нам не следовало использовать Органик, но он был готов пойти на риск, лишь бы иметь дополнительное грузовое пространство для перевозки большего количества руды. Вы знаете, как это делается. Зачем нужен межзвездный процессор, который весит двадцать шесть тонн и занимает кучу места, если органический мозг с питательными насосами может управлять кораблем, веся всего три килограмма?

Что ж, мы действительно поместили на корабль больше руды. А теперь Милл и остальная команда мертвы. Когда Мозг вышел из строя, он направил корабль в червоточину GG54, и меня выбросило сюда.

Милл, Джонсон и остальная команда были поджарены, когда Мозг дал осечку с фотонными реквизитами. В один момент я наблюдал за ними на экране консоли, сверлящими кору астероида, а в следующий момент – они испарились, и корабль понесло к червоточине.

Трейлер отделился до того, как я прошел через него, отправив железо стоимостью в миллионы кредитов по неизвестной траектории.

Я пережил вхождение в атмосферу, потому что ионные подавители работают автоматически, а не на энергии Мозга.

Мозгу не повезло. Теперь он мертв, контейнеры с питательными веществами разбились, когда мы врезались в поверхность планеты. Но Мозгу осталось достаточно сил, чтобы запечатать все люки и грузовые отсеки, прежде чем его функционирование прекратилось.

На корабле ничего не работает. Связь не работает. Маяк самонаведения мертв. Я даже не могу открыть стальные двери в кладовую, и мои неохлажденные запасы продовольствия гниют без возможности добраться до них.

Кислородные системы вышли из строя, но на планете, где я нахожусь, есть атмосфера, которой я могу дышать. Уровень азота высок, и у меня часто бывает головокружение, но пока я жив.

Температура также благоприятна для жизни человека. Немного прохладно, но в целом достаточно комфортно. Дни длятся около сорока часов, а ночи – около двадцати.

Я удивлен, что этот голосовой модуль все еще работает. В корпусе есть трещина, но батареи не вытекли. Думаю, без подзарядки у меня осталось около двух часов записи.

Мне придется использовать его экономно. Я спас все, что мог, с этого проклятого корабля, но не могу найти паршивую ручку.

Голосовой модуль 195568

Режим записи:

Это мой четвертый день на планете, и я сделал впечатляющее открытие. Местность здесь имеет высокий уровень феррита, что делает эту планету стоящей целое состояние. Если никто не предъявил на нее свои права, я могу получить финансирование и разрабатывать это место до тех пор, пока оно не будет так же выпотрошено, как Земля. Планета достаточно велика, чтобы даже положить конец Рудному Кризису, возможно, на несколько лет.

Единственная проблема в том, что я голодаю.

Неподалеку есть ручей, солоноватый, но пригодный для питья. Я зашел глубоко и искал несколько часов, но не смог найти животную жизнь ни в воде, ни в окрестностях.

Растительная жизнь в изобилии. По крайней мере, я думаю, что это растения. Может быть, это грибы. Они красноватого цвета, в них нет хлорофилла, и у них есть придатки, напоминающие листья. Ландшафт усеян сотнями различных видов, некоторые из них высотой со здание, некоторые размером с траву.