Текст книги "Тайна «Утеса»"

Автор книги: Дороти Макардл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава X

ПАМЕЛА ПРОВОДИТ ЭКСПЕРИМЕНТ

До самого завтрака никто из нас не проронил ни слова. Памела была ошеломлена, я тоже. Никто не мог есть – Стелла пребывала в каком-то мечтательной возбуждении, мы с Памелой – в отчаянии. В конце концов я отодвинул тарелку и обратился к Стелле:

– А теперь расскажите, что вам наговорила Лиззи, – попросил я.

Тут же вмешалась Памела:

– Ей вообще следовало помалкивать!

– Что вы, что вы, – запротестовала Стелла. – Просто я рассказала ей, как потеряла сознание, а Лиззи сказала, что и она однажды чуть не лишилась чувств. Она говорит, что еще минута, и я бы увидела ту фигуру совершенно отчетливо. Ах, какая жалость, что я упала в обморок!

– Убежден, – сказал я Стелле, – что Лиззи этот призрак померещился.

Стелла покачала головой:

– Я знаю, что она говорит правду.

– И вам хочется, чтобы это оказалось правдой? – спросила Памела.

– Ну конечно! Это было бы чудесно!

Мы промолчали. Реакция Стеллы ставила нас в тупик и грозила осложнениями, последствия которых трудно было предугадать.

– Вы же сами говорили, – умоляюще сказала Стелла моей сестре, – что вы верите – призраки появляются там, где они были счастливы. А счастливых привидений бояться нечего!

– Нет! – вырвалось у меня. – Встреча с призраками противна природе. Это опасно для людей. Можно даже заболеть.

– Только если бояться, – возразила Стелла, – только если не понимать, кто перед нами.

– Вы же потеряли сознание, – нашелся я, – а говорите, что не испугались!

– Я проявила слабость, – ответила Стелла с несчастным видом. – Просто от неожиданности… Вот Лиззи испугалась, – продолжала она совсем другим тоном, резко и сердито, – вот она испугалась, а вы и подумали, что она увидела что-то страшное. Лиззи говорит… – Стелла поперхнулась – видно, то, что говорит Лиззи, возмутило и потрясло ее. – Она говорит, что нужно позвать священника.

– Лиззи очень суеверна, – мягко начала Памела, – вот почему мы с Родди решили, что ей почудилось.

– А теперь, – удовлетворенно сказала Стелла, – вы сами говорите, что призрак был на лестнице и из-за этого я упала в обморок.

Памела вздохнула:

– Ах, Стелла, дорогая, мы не знаем, что и думать. Мы ведь ничего не понимаем, только удивляемся и строим догадки.

Я сел рядом со Стеллой и стал ее уговаривать:

– Стелла, вы же умная девушка. Макс Хиллард хорошо сказал про вас, он сказал, что у вас цельный ум. Значит, вы мужественная, вы не станете себя обманывать, даже если вам захочется. Прошу вас, будьте мужественны именно сейчас, не обманывайте себя.

– Цельный ум, – задумчиво повторила Стелла. – Хотелось бы мне, чтобы я заслуживала такие слова. Но я вовсе не обманываю себя. Это все – правда.

– Вы же не можете знать наверняка, правда это или нет, – сказала Памела.

– Нет, это я знаю.

– Не можете знать, – стал убеждать ее я, – у вас нет доказательств.

Стелла помолчала, задумавшись. Лицо у нее было очень серьезное; больше оно не светилось радостью. Мы все испортили. На столе стояла маленькая вазочка с анютиными глазками. Стелла вертела ее в руках.

– Я вам кое в чем признаюсь, – стесняясь меня, она смотрела на Памелу. – На лестнице я ее присутствия не ощущала. Но в детской она всю ночь была со мной. В этом нет никаких сомнений.

– Стелла, – сказала моя сестра, – но вы ведь спали.

– Не все время. Часть ночи не спала. Я была счастлива, так счастлива, что не могла спать. Никогда, за всю свою жизнь я не была счастливее. Я просто лежала, мне было тепло и покойно, смотрела на свет и знала, что она со мной.

– На какой свет? – резко спросил я.

– Сначала на свет от камина, а когда проснулась позже, камин потух, но на столе горел ночник.

Я повернулся к Памеле и спросил, оставляла ли она в комнате ночник? Нет, не оставляла.

– Разве? – воскликнула Стелла. – Детский ночник с маленьким огоньком? Не оставляли, Памела? Ну разве это не странно?

– И разве это не доказывает, что вы спали? – Я напомнил ей, как она рассказывала, что часто видит во сне детскую и горящий ночник, и пытался заставить ее понять, что когда она наконец легла спать в этой комнате, ее сон повторился.

Стелла улыбнулась:

– Но я же видела ваши занавески, ваше стеганое одеяло. Нет, я не спала. И еще одна странная вещь: я ощущала мой любимый запах, в комнате пахло мимозой, а ведь я не душилась.

Памела испуганно взглянула на меня. Мы молчали. Стелла продолжала:

– Сначала я услышала тихий голос, он что-то нашептывал, какие-то добрые, ласковые слова. Самих слов я разобрать не могла, но слушая их, почувствовала, что обо мне заботятся, что меня любят; мне стало спокойно и легко.

– Бедная маленькая Стелла! – сказала сестра.

Улыбаясь, Стелла посмотрела на нее.

– Ведь ваша мать умерла, когда вам было уже шестнадцать, правда?

Жестоко было лишать ее иллюзий, но мириться с тем, что она погружается в них, было бы еще хуже.

– А вы упрямая, – сказал я.

Стелла испытующе посмотрела мне в лицо, разочарованная и огорченная.

– Я не понимаю вас, Родди! Зачем вы стараетесь доказать, что это не моя мать? Почему вы возражаете? Ведь теперь вам с Памелой нечего расстраиваться, что у вас в доме привидение, а что до меня, – неужели вы не понимаете? – для меня это такое счастье, просто невообразимое!

Я не знал, что ей ответить, не знала и Памела, зревшее во мне смутное решение окончательно утвердилось после того, что Стелла сказала дальше. А сказала она вот что:

– В следующий раз я, может быть, ее увижу.

Я чуть не задохнулся от негодования. Все складывалось чудовищно, дальше так продолжаться не могло. Уже и раньше все было плохо – этот культ матери-святой, эта сосредоточенность на добродетелях умершей, на ее правилах, на ее вкусах. Разве может простой смертный надеяться, что он чем-то заинтересует Стеллу, если она боготворит это воплощенное совершенство? А теперь она готова отдать всю свою любовь привидению и жить во власти столь противоестественного чувства? Я знал женщин, чей мозг не выдерживал и более безобидных иллюзий. И ведь не кто иной, как я, со своим тупым скептицизмом, до одури поглощенный собственными чувствами, втянул во все это Стеллу! Ладно, я же ее и вытащу, пока она не лишилась рассудка, даже если при этом рискую разбить ей сердце.

– Следующего раза не будет, – сказал я вставая. – Больше вы к нам не придете.

Стелла вскочила из-за стола, схватила за плечо Памелу и устремила на меня потрясенный взгляд.

– Что вы говорите!

Памела сочувственно обняла ее, но поддержала меня.

– Боюсь, Родди прав, – сказала она вид у нее был несчастный.

Стелла смотрела на нее, не веря своим ушам.

– Но это же моя мать! – воскликнула она.

– Я говорю совершенно серьезно, – продолжал я. – Послушайте, Стелла, либо здесь нет никаких призраков, и тогда ваше воображение достигло опасных пределов, либо призрак существует, вы столкнулись с ним вчера на площадке, и вам сделалось дурно. Вы были в глубоком обмороке, Стелла, я даже испугался, что живой мы вас больше не увидим. – Я замолчал, на меня нахлынули воспоминания об этих минутах и я не в силах был продолжать.

Стелла тихо проговорила.

– Мне очень жаль, что я вас так напугала.

Я снова посмотрел на нее и в смятении заговорил, не подбирая слов.

– По-вашему, в том, с чем вы столкнулись прошлой ночью, ничего плохого не было. А по-моему это было крайне опасно. И подвергать себя такому риску вы больше не будете. Вам нельзя бывать в «Утесе». Капитан прав, а я дал маху. Но мы не сдадимся. – Теперь уже я обращался не к Стелле, а к невидимому врагу. – Мы очистим этот дом от духов и призраков В конце концов мы прибегнем к экзорсизму!

Стелла пронзительно вскрикнула Ее голос прерывался от ужаса и боли.

– Родди! – протестующе воскликнула Памела, вскочив со стула.

Я и сам был ошарашен. Как я мог допустить такую жестокость! Стелла оцепенела, прижав к губам кулак, она не сводила с меня широко открытых ошеломленных глаз.

– Так борются с дьяволом, – заикаясь, проговорила она. – Так загоняют дьявола в ад. – Ее трясло.

– Нет, нет, я совсем не это имел в виду!

Я умолял ее простить меня, успокоиться, но ее оцепенение не проходило, на лице застыло выражение ужаса.

– Стелла! Стелла, дорогая! – умоляла ее сестра. – Не смотрите так!

– Вы должны поклясться мне, слышите, поклясться, – проговорила Стелла, – что никогда не допустите экзорсизма!

Нельзя было оставлять ее во власти страха.

– Обещаю, – сказал я, – что никогда не прибегну к нему без вашего согласия.

– Если вы это сделаете, – проговорила Стелла тихо, – я, наверно, сойду с ума.

– Вы должны верить Родди, – вмешалась Памела.

Стелла уже не владела собой.

– Да, да, я верю ему… Ох, Памела…

Я вышел, чтобы приготовить машину, оставив Стеллу рыдающей на руках у Памелы.

Памела не поехала с нами, и мы молчали, пока впереди не показался Уилмкот. Тут я замедлил ход.

– Вы должны простить меня, Стелла. Я ведь не о себе думаю.

Она тихо ответила:

– Я знаю.

– Вы считаете меня жестоким?

– Всю жизнь я тосковала по своей матери, и вот она пришла ко мне, а вы нас разлучаете.

– Стелла, это ужасно…

– Но это еще не самое плохое, – продолжала она напряженно. – Моя мать несчастна. Она не может обрести покой, она чего-то хочет и, наверно, я могу ей помочь. Я верю что так и есть. И я должна это выяснить, должна! Я готова на все, только бы она успокоилась.

При ее словах у меня оборвалось сердце. Такая безрассудная детская смелость, такая преданность! И кому? Привидению?

– Послушайте, – начал я. – Для меня это имеет такое же значение, как и для вас: сейчас вы мне не поверите, и я не могу заставить вас со мной согласиться, пока вы в таком состоянии. Больше я ничего не буду говорить. Но я хочу, чтобы «Утес» стал безопасным для вас, Стелла, хоть это вы понимаете? Я хочу сделать так, чтобы вы снова могли приходить туда. Если в нем действительно живет дух вашей матери – дух добрый, ласковый, любящий, – если бояться нечего, то вы сможете приходить. Но сначала мы должны в этом убедиться. Постарайтесь набраться терпения. Дайте мне время.

Лицо у нее было суровое.

– Не знаю, смогу ли я ждать, – ответила она. – По-моему, ждать нельзя.

Мы приехали в Уилмкот. Я остановил машину.

– Я сделаю все возможное, – заверил я Стеллу. – А пока, пожалуйста, не забывайте нас. Приходите купаться с Памелой, ладно? Придете?

Она покачала головой:

– Я подожду, пока мне можно будет приходить в дом.

Мне стало обидно.

– Выходит, вас интересует только наш дом, Стелла, а не мы?

У нее задрожали губы.

– Не заставляйте меня плакать, – прошептала она и поспешила к дверям.

Дверь открыл капитан; он пристально посмотрел на Стеллу, что-то тихо сказал ей, потом подождал, пока войду в дом я.

Капитан постарел. Когда он стоял у камина в своем кабинете, он выглядел смертельно усталым. Я доложил ему, что Стелла вполне здорова, она провела спокойную ночь, и подробно рассказал, как мы нашли ее лежащей без чувств на лестничной площадке.

Голос у него был холоден как лед:

– А где видела призрак ваша служанка? Что она говорит?

– Наша служанка – старая суеверная женщина, – ответил я и объяснил: – Я думаю, что Лиззи почувствовала на себе действительно странную атмосферу дома, но вообразила при этом, что перед ней призрак.

Капитан внимательно слушал. Я видел, что он был бы рад принять мою теорию, но не может.

– Что вы имеете в виду, когда говорите о странной атмосфере? – спросил он.

– Я имею в виду, – стараясь выражаться как можно точнее, стал объяснять я, – определенное состояние, насыщенное эмоциями или связанное с событиями из прошлого, которое может вызывать галлюцинации и чувство страха.

Капитан слушал меня, и у него каменело лицо. Он даже не предложил мне сесть.

– Вы, должны помнить, – сказал он холодно, – что я намекал вам на такую возможность.

– Я ценю это.

– Сожалею, что у вас возникли осложнения.

– Мы уверены, что если бы удалось докопаться до причин этих осложнений, мы могли бы найти какой-то способ положить им конец – так, по крайней мере, считает моя сестра.

У него сверкнули глаза.

– Вашей сестре лучше в это не вмешиваться! – сказал он резко, потом опомнился и извинился. – Боюсь, – добавил он, – вы убедитесь, что вам придется привыкнуть к этой «атмосфере». Надеюсь, она не будет опасна ни для вас, ни для ваших друзей.

Это замечание насчет Памелы привело меня в ярость, ведь, в конце концов, это наш дом.

– Мне кажется, вам следовало бы помочь нам, чем можно, – раздраженно ответил я.

– Я ничем не могу вам помочь.

Я с горячностью запротестовал:

– Но в одной из комнат вообще жить нельзя. Наша приятельница была там так угнетена, что заболела. Наша служанка испытала на лестнице настоящее потрясение, да и сам я пережил там крайне неприятные ощущения. – Я поперхнулся, предвидя, что последует дальше. И поделом мне.

Голос капитана дрожал от гнева:

– И зная все это, вы и ваша сестра все-таки презрели мой авторитет, пренебрегли моим мнением и вынудили Стеллу посетить «Утес».

Мне нечего было сказать в свое оправдание.

– Мы считали, что все это кончилось, – ответил я, но мои слова прозвучали малоубедительно. – А сегодня сказали Стелле, что, пока обстановка в доме не наладится, ей не следует приходить.

– Отныне и навсегда об этом и речи быть не может, – ответил он. – Моя внучка уезжает за границу.

Голос его был так же холоден, как и лицо – каменное, безжизненное. Мне дали понять, что пора уходить. Мы чопорно раскланялись, и я удалился. Стелла не пришла попрощаться.

Приехав домой, я оставил машину в подъездной аллее и поднялся на холм; мне открылся мой любимый вид: безграничные просторы моря и вересковых пустошей всегда успокаивали мятущиеся мысли, но сейчас Я не почувствовал облегчения. Я любил Стеллу, но причинил ей вред, может статься непоправимый. Моя любовь была столь простой и естественной, что никак не вписывалась в громыхающую неразбериху нашей цивилизованной жизни. Она была связана корнями с вечной, никогда не меняющейся природой и всем, что есть неизменного в душе человека. И при этом я лишил Стеллу покоя! Что теперь делать? Еще вчера я был убежден, что сумею заставить Стеллу полюбить меня воображал, что открою перед ней такое счастливое будущее, о каком она и мечтать не могла, а сегодня я стал ее врагом, и скоро она будет для меня недосягаемой «Моя внучка уезжает за границу!»

Я застал Памелу в гостиной, она читала объемистое письмо, написанное на тонкой бумаге.

– Отчет Несты за последние месяцы, – сказала она со слабой улыбкой и положила письмо на стол.

С лестницы доносился тихий плач Лиззи. Она подметала и всхлипывала в такт движениям щетки. Значит, объяснение с Памелой довело ее до слез. Ну что ж, Лиззи причинила нам много хлопот.

Я рассказал Памеле, что оставил Стеллу в глубоком горе, что она решила больше не видеться с нами, пока мы не разрешим ей бывать в «Утесе», передал свой разговор с капитаном Памела расстроилась.

– Он отправит ее назад в эту школу, – сокрушалась она. – Ей же предлагали остаться там не то воспитательницей, не то учительницей. Неужели она вернется в эту тюрьму? И ни одной родной души рядом.

Я сел на диван возле окна, терзаемый самым бесплодным из всех терзаний – угрызениями совести. Чем дальше от нас окажется Стелла, тем лучше для нее – так мне казалось в ту минуту.

– Это ее погубит, – продолжала Памела.

– Едва ли скорей, чем наши старания, – ответил я с горечью. – Капитан прав, что отсылает ее, и вообще, он во всем оказался прав.

Памела покачала головой.

– Разве ее отъезд поможет при том, что она пережила? При том, как она захвачена своей мечтой о матери? Она ведь ничего не забудет. Она будет страдать, чахнуть и заболеет Родди, мы не должны допускать, чтобы она уехала.

Я обрушился на Памелу, но по существу, на самого себя.

– Ради Бога, – кричал я, – перестань считать себя ангелом-хранителем Стеллы! Это не так! Мы с тобой только и делаем, что портим ей жизнь ради собственного удовольствия! Оставь ее в покое хоть теперь!

Молчание длилось долго, достаточно долго, чтобы я мог оценить безобразную несправедливость моих слов. Как теперь поступит Памела? Обычно она не спускает грубость, но никогда не грубит в ответ – просто тон у нее меняется.

– У нас есть еще одна возможность, – сказала она сдержанно. – Мы можем оставить этот дом.

– И куда денемся? На что будем жить? И вообще, чему это поможет?

– Обо мне можешь не беспокоиться. На, прочти. Последнюю страницу.

Она протянула мне письмо Несты. Пробежав глазами рассуждения о почве, луковицах и удобрениях, я наконец добрался до следующего:

«Если сможешь вырваться на три месяца, приезжай, составишь мне компанию. Работать придется много, но себя прокормишь. Я все время жалею, что наш план хозяйничать вместе сорвался, и действительно буду рада – приезжай, когда захочешь. И мама будет довольна. Кроме того, у тебя хорошо подвешен язык, ты не лезешь за словом в карман, так что в Дублине будешь как рыба в воде».

Я вернул Памеле письмо.

– Что ж, если не сможешь больше выносить здешнюю жизнь, у тебя всегда есть приют.

– А у тебя?

– Ну, писать пьесы можно и на чердаке.

Мы помолчали. Я слышал, как в холле тикают старинные часы. В комнате было тепло и светло от льющегося в окна солнца. По заливу плыли две яхты.

– Прости меня, Памела.

– Тебе скверно, Родди, я понимаю, – ответила она. – Хуже, чем мне. Но я не думаю, – добавила она медленно, – что было бы правильно уехать сразу. Все равно уже слишком поздно, я имею в виду Стеллу. Ее жизнь изменилась и никогда не станет такой, как прежде. По-моему, нам надо остаться и помочь ей.

Я не ответил. Несколько дней назад я уже начал красить деревянные полки в оранжерее. И сейчас, надев комбинезон, я пошел продолжать работу, оставив Памелу писать письма. Но внезапно она вошла в оранжерею и остановилась в дверях, наблюдая за мной.

– Я вот о чем подумала, – сказала она. И сразу я увидел нас детьми в Кембридже: я рассматриваю сломавшийся велосипед, а рядом Памела в гимнастическом костюме, волосы заплетены в косички. Она умудрялась всегда оказаться рядом, если со мной что-нибудь происходило. И наготове у нее всегда имелся спасительный план – плод ее уже тогда изобретательного ума. «Я вот о чем подумала», – говорила она обычно.

– Ты веришь, что Мери была в детской со Стеллой? – спросила Памела.

– Нет. Стелла приняла желаемое за действительность, – ответил я.

– Но ведь в это легко поверить, Родди, и если Мери действительно была со Стеллой, то знаешь, может быть, ей больше ничего и не нужно, может быть, она не находила покоя и бродила по дому, потому что тосковала по своему ребенку?

– Раз так, то теперь она должна успокоиться.

– Может, так и случится.

– Не очень-то на это надейся. Не думаю, что ты права. Я не верю, что рядом со Стеллой был призрак.

– Не веришь? Почему?

– Она не жаловалась на этот проклятый холод.

– Да, ты прав. Она говорила, что ей было тепло и покойно.

– А я ощущал холод, и Лиззи тоже.

– И я. Однажды.

– Вот видишь.

– Да нет, Родди, нет! Я не думаю, что Стелла спала и видела Мери во сне; я думаю, вполне вероятно все было, как она говорит, и когда она нам рассказывала, я верила ей… Послушай, Родди, – голос у нее изменился. – А вдруг в доме два призрака?

Я взглянул на нее, она вся светилась от воодушевления, я сунул кисть в скипидар и сел на ящик. Надо было подумать.

– Может быть, – ответил я и добавил: – Тем более что Мередит и при жизни был холоден как лед.

– Как змея, – поправила меня Памела. – Но Мередит умер не здесь.

– Верно.

– Значит, остаются Мери и Кармел.

– Не забывай, здесь умирали и другие.

– Да, и времена могли сместиться.

– Мне кажется, для умерших времени не существует.

– Кармел умерла здесь, без врача и без священника. Отец Энсон, конечно, служил по ней мессы…

– А ведь отец Энсон обещал прислать тебе адрес той сиделки?

– Верно! – воскликнула Памела. – И она живет в Бристоле. Давай попробуем повидаться с ней в пятницу.

– Пожалуй, можно.

– Я отправлю к отцу Энсону Лиззи с запиской. Ей это будет приятно. А то уж я слишком ее отчихвостила.

– Лиззи еще молодец, что не сбежала от нас.

– Лиззи у нас спартанка! Она тверда как скала. Вот если бы она еще не сплетничала…

– Будет сплетничать, хоть трава не расти.

– Конечно, будет.

Лиззи воспряла духом, услышав о поручении, тем более что оно было сопряжено с поездкой в местном автобусе. Она вернулась с любезной запиской от отца Эпсона, в ней он выражал глубокую озабоченность нашими делами. К записке было приложено рекомендательное письмо к мисс Холлоуэй, которая сейчас руководила лечебницей «Исцеление через гармонию» в Клифтоне. Отец Энсон просил ее принять нас в пятницу днем и писал, что мы хотели бы выяснить некоторые обстоятельства, касающиеся «Утеса», и получить сведения, которые может сообщить она одна «Я был бы вам чрезвычайно обязан, если бы вы отнеслись к моим друзьям с полным доверием и сообщили им подробности о событиях, предшествовавших смерти миссис Мередит».

Тон письма был довольно чопорный, несвойственный отцу Энсону Мы заметили, что он не просит бывшую сиделку рассказать нам о смерти Кармел. Может быть, он считал, что такая просьба испугает ее? Мы отправили его письмо с запиской от нас мисс Холлоуэй, но очень сомневались, ответит ли она.

А день все тянулся и тянулся – самый длинный и самый печальный из всех, что мы прожили в «Утесе». Памела, правда, была занята, а у меня работа валилась из рук, и я даже обрадовался, когда во второй половине дня Лиззи доложила, что у нас гость, хотя, как она выразилась, это был «всего лишь доктор Скотт». Бедный Скотт! Он был так вежлив, так внимателен, так явно томился от любопытства и все же не задал ни одного вопроса ни о призраках, ни о том, что происходит в доме. Он уже много раз приглашал Памелу поиграть в теннис, и в последний раз она согласилась, но забыла пойти и теперь собиралась отказать ему снова. А он принес ей подарок – маленькую собачку.

– Это скотч, – объяснил он мне с нежностью в голосе. – Пусть напоминает ей обо мне.

– Какой щедрый подарок! – воскликнула Памела улыбаясь. – Иди ко мне, собачка! Иди, Бобби! Какой красавец!

Она подхватила на руки дрожащего жалкого щенка и стала ласкать его. О Боже, неужели теперь Памела потеряет голову из-за этого скотча? Сам я не вижу смысла в коротконогих терьерах. По мне собака должна быть статным благородным животным как например волкодавы, овчарки или афганские борзые. Но Памела любит, чтобы рядом было какое-нибудь существо а сейчас любое отвлечение для нее – благо.

Мы оставили Скотта обедать. Лиззи обычно радовалась гостям и не ворчала, даже если сообщение о них поступало в последнюю минуту, но появление на сцене собаки не понравилось ни ей, ни Виски, который сопровождал ее, когда она вошла в гостиную накрывать на стол. Увидев рядом с Памелой Бобби, Виски, злобно сверкая глазами, несколько раз обошел вокруг стола медленной тигриной походкой, потом вскочил на спинку стула и стал оттуда изрыгать свои кошачьи проклятия на перепуганного щенка. Мы и оглянуться не успели, как Виски метнулся к Бобби и лапой с выпущенными когтями нанес ему молниеносный свирепый удар, а затем пулей выскочил из комнаты. Бобби не пострадал, но чувства Лиззи были глубоко уязвлены.

– Ну и ну! Несчастный кот! – воскликнула она сочувственно и отправилась утешать своего обиженного любимца.

Скотт виновато улыбнулся:

– Боюсь, я создал сложную ситуацию.

Мы заверили его, что все обойдется, ведь сферы влияния Бобби и Виски не должны пересекаться. Было приятно посмеяться над всей этой ерундой.

Скотт был хорошим собеседником, если затрагивалась одна из трех его любимых тем – плавание под парусами, фотография и собаки. Он сообщил, что на паях является владельцем небольшой яхты; к сожалению, сейчас она в ремонте – сломался киль, – но скоро будет готова. Ему бы хотелось покатать нас с Памелой и заодно поснимать морских птиц.

– Как насчет воскресенья на следующей неделе? Сможете? – радостно строил планы Скотт.

Мы не стали посвящать его в наши заботы, не рассказали о решении, принятом капитаном, и пообещали, что будем рады с ним поплавать.

Скотту не хотелось уходить, мне казалось, что у себя дома ему было одиноко и скучно. Он ушел уже после одиннадцати, а мы устроили Бобби на коврике в гардеробной и пошли наверх. Я поднялся первый и включил свет на площадке. Выключатель был расположен неудобно – возле двери в мастерскую, на дальней ее стороне. Я решил, что нужно, не откладывая, перенести этот выключатель в холл. Окно на лестничной площадке не было задернуто занавеской – теперь после наступления темноты Лиззи больше не поднималась наверх. На черном небе виднелся только одинокий слабый отсвет Памела казалась побледневшей. Да день выдался плохой.

– Надеюсь, ты сможешь заснуть, – сказал я.

– Это не имеет значения я ведь всегда могу поваляться утром, – ответила она с отсутствующим видом, потом быстро и как-то нервно взглянула на меня и ушла к себе в комнату.

Памела редко нервничает, но сейчас для этого было достаточно причин. Проходя по дому в темноте, любой из нас мог опасаться, что неожиданно наткнется на что-нибудь угрожающее.

Интересно, как сейчас Стелла? Лежит без сна и сердце у нее, поди, разрывается? Тревожные мысли долго не давали мне заснуть.

Проснулся я от душераздирающего воя – собака! Сейчас, подумал я, Памела бросится вниз, а мне этого не хотелось. Я обрадовался, когда, выйдя из своей комнаты, увидел, что дверь ее спальни закрыта. Странно, что закрыта, ведь у Памелы такой чуткий сон. Может быть, она до того испугалась, что не может пошевелиться? Я постучал, и, когда сестра не ответила, решил, что она, наверно, уже спустилась в холл. Щенок истошно выл, захлебывался от отчаяния. От этого воя, а может, уже и по другой причине у меня буквально кровь стыла в жилах. Я стоял, прислонясь к перилам, ослабев от холода, и презирал себя за то что совершенно потерял самообладание.

На лестнице было темно, лунный свет сюда не проникал, но рядом с дверью мастерской, недалеко от площадки, я вдруг увидел какое-то слабое голубоватое мерцание. С виду оно напоминало свернутую кольцами спираль. Чтобы спуститься с лестницы надо было пройти мимо этого светящегося пятна, но я не мог заставить себя двинуться с места. Я пошарил левой рукой за дверью своей спальни, пытаясь нащупать выключатель, но тут же убрал руку – я увидел, что мерцающее белое облачко задвигалось. Пока я глядел, как кольца светящегося тумана сгущаются, тепло, казалось, покидало мое тело, а фосфоресцирующая сердцевина облака все разгоралась и трепетала, ритмично, как дыхание. На моих глазах облако медленно кружилось, увеличиваясь в размерах, спираль распрямлялась, вытягиваясь вверх, и в то же время скользила к лестнице.

Воющая внизу собака заходилась от ужаса. Я щелкнул выключателем, и туманное облако стало почти невидимым, но я знал, что оно здесь, и не мог решиться пройти сквозь него. Тогда я перепрыгнул через перила и, опередив облако, устремился вниз по лестнице.

Щенок прижался к полу посреди холла, съежился, морда была повернута к лестнице; не переставая выть, он отползал назад, как-то мерзко-трусливо извиваясь и вытягивая шею. Я открыл входную дверь, и он стремглав кинулся наружу.

Но где же Памела? Я позвал ее и в ответ услышал слабый голос сестры, он доносился из детской. Она оказалась там – вытянувшись во весь рост, она лежала на кровати, изо всех сил вцепившись обеими руками в ее края. Ее била дрожь. Она смотрела на меня остекленевшими серыми глазами.

Я схватил ее за руку и поднял на ноги.

– Скорей в кухню! – скомандовал я, и мы побежали по коридору, не оглядываясь на лестницу.

В кухне было тепло, уютно, там мы сразу почувствовали себя в безопасности. Я включил свет Мы прислонились спиной к дверям, нас обоих трясло.

– Посмотри на кота, – шепнула Памела.

Виски, выгнув спину, стоял на столе, шерсть его поднялась дыбом, глаза дико горели.

– Лиззи! – ахнула Памела. – Мне надо к ней. У нее больное сердце.

Я не мог ее отпустить. Не помню, чтобы Памела когда-нибудь падала в обморок, но сейчас она, казалось, вот-вот упадет. Я заставил ее сесть. Если бы у меня хватило решимости выйти сейчас в коридор, я смог бы, наверное, рассмотреть эту штуковину – разглядеть, какую форму она приняла, в кого превратилась и что это вообще такое. Но мне совсем не хотелось ее видеть, и еще меньше – чтобы она до меня дотрагивалась. Оттого, что я включил свет облако сделалось неразличимым и стало еще страшней. Не могу передать, с каким трудом я заставил себя снова открыть дверь кухни!

По коридору плыло облако – только и всего. Будто залетевший с моря клочок тумана, оно скользнуло в детскую и скрылось в ней.

– Лиззи, как вы там? Живы? – крикнул я распахнув дверь.

Из комнаты отозвался дрожащий голос.

– О Господи! Ох, мистер Родди! Я чуть не умерла от страха. Неужели собака что-то увидела? Выходит привидение опять появилось на площадке?

– Ерунда, Лиззи. Щенок просто испугался в незнакомом месте. С ними бывают припадки, вы должны это знать. А теперь постарайтесь уснуть, спокойной ночи!

Я вернулся к Памеле.

– Я видел какой-то туман, – сказал я ей. – Он спустился по лестнице и проплыл в детскую, так и не приняв никакой формы.

Ее передернуло.

– Я знала, что оно туда войдет.

– А что ты там делала, Памела?

– Хотела выяснить.

– Ты намеренно легла там спать?

Памела криво усмехнулась Она разожгла плиту поставила чайник, и мы уселись возле уютно горевшего огня, стараясь согреться.

– Должна тебе сказать, Родди, – призналась она, – что я впала в панику. Этот собачий вой меня добил. Я была уверена, что щенок что-то увидел. Еще минута, и я бы выскочила в окно но, к счастью тут ты подоспел.

Безрассудство Памелы всегда поражало меня, и сейчас я подумал, что оно перешло все границы.

– Если ты и дальше будешь вытворять такое, – рассердился я.

– Я хотела узнать, не приснилось ли все это Стелле вчера ночью.

– Ну и что? Приснилось?

– Нет?

– Ты хочешь сказать? Что ты хочешь сказать?

– Все было так, как она рассказывала, Родди. Все было спокойно, и я заснула. Потом я проснулась, и комната была… даже не знаю, как это описать… была полна любви что ли, какого-то умиротворения, все благоухало, было тепло. Я даже видела мягкий мерцающий свет. И даже слышала какой-то шепот.

– Что именно ты слышала?

– Слов я разобрать не могла.

– А ты уверена, что тебе это не снилось?

– Я завязала узел на платке. Вот он.

– А дальше?

– Потом свет погас, послышались глухие рыдания. Звук был ужасно жалобный. Я нисколько не испугалась и даже стала придумывать, что бы сказать, но вдруг все изменилось. По-моему, как раз перед тем, как завыла собака. И эта перемена произошла во мне. Я почувствовала вдруг смертельный страх. Я силилась закричать. Мне хотелось вырваться оттуда, выскочить, убежать в сад. И тут поднялся этот вой. Теперь я уже могла двигаться, но меня охватила паника. У меня достало ума сообразить, что, если я выскочу, я рискую потерять голову и свалюсь со скалы. Вот я и уцепилась за кровать.