Текст книги "Виноградник Ярраби"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
– Гилберт так упорно настаивает, чтобы я вела жизнь, подобающую истинной леди, что у меня остается масса времени для моих друзей. Иногда я спрашиваю себя: почему же в Англии время проходило так быстро, ведь там я была занята не больше, чем здесь? Но предупреждаю вас – на этот уик-энд у меня намечено множество дел. Сегодня вечером после ужина мы будем играть в карты и музицировать. Завтра у нас пикник на озере. Оно всего в пяти милях отсюда, но я там еще не была. На озере можно посмотреть на знаменитых черных лебедей, а кроме того, у воды так прохладно. Мужчины возьмут с собой удочки. Затем в воскресенье мы все отправимся в церковь, а вечером на ужин приедут друзья из Парраматты. В понедельник мой муж хочет показать мужчинам свое поместье. Они захватят с собой ружья и постараются пристрелить хоть нескольких кенгуру из тех, что совершили недавно утром набег на виноградник. Мы, женщины, посидим на веранде, займемся шитьем и беседой, а вечером, думаю, будет неплохо скатать ковры в гостиной и немного потанцевать. Помните, как мы это делали на борту корабля? – Она на секунду умолкла, а потом озабоченно спросила: – Ну что вы на это скажете? Я хочу показать себя хорошей хозяйкой.
Миссис Эшбертон ответила характерным для нее сухим тоном:
– Не волнуйтесь, деточка, своему супругу вы угодите.
Оставалось всего несколько минут на то, чтобы проверить, как устроились Бесс и Мерион, после чего пора было одеваться к ужину.
В тот самый момент, когда Юджиния занялась своим туалетом, в комнату вошел Гилберт.
Кроме официальных приветствий на виду у только что прибывших гостей они с Гилбертом еще и не разговаривали после его возвращения. Теперь ему не терпелось самым нежным образом расцеловать жену и сказать несколько слов по поводу того, как она выглядит. Гилберт пребывал в наилучшем расположении духа.
– Ну как вам жилось в мое отсутствие? Скучали?
– У меня почти не было времени скучать. Мы все так были заняты приготовлениями к уик-энду. Да! Я временно наняла еще одну служанку. Она будет прислуживать за столом, чтобы миссис Джарвис могла оставаться на кухне. Ее зовут Эллен, и на вид она смышленее Фиби.
– Отлично. Оставьте ее у себя насовсем, если она подходит.
– Гилберт, вы слишком щедры. Не расточительно ли это?
– Не беспокойтесь на счет расточительности. Я совершил очень удачный вояж и получил заказов больше, чем смогу выполнить. В будущем году, когда виноградник начнет приносить больший урожай, я смогу увеличить производство вина. Я должен закрепить репутацию вин Ярраби до того, как меня успеют опередить виноделы из Хантер-Ривер. Но я вернулся не для того, чтобы говорить со своей женой о делах. Где Джейн? Разве она не помогает вам одеваться?
– Я послала ее к миссис Эшбертон. Она уже помогла другим дамам распаковать чемоданы.
Гилберт подошел к Юджинии и нежно поцеловал в шею.
– В таком случае вы должны позволить своему мужу помочь вам одеться.
– Вы что же, собираетесь меня причесывать? При одной мысли об этом Юджиния не смогла удержаться от смеха. Но она бы все-таки предпочла, чтобы Гилберт ушел и дал ей возможность спокойно одеться. Приятная просторная комната при нем всегда начинала казаться слишком тесной.
– Вы очаровательны, когда смеетесь. Неужели вы в самом деле ни чуточки по мне не скучали?
– Ну что вы! Конечно, скучала.
– А по ночам вам было не слишком страшно в одиночестве?
– О! Я справилась с глупым ребяческим страхом. Я уверена, что это известие вас обрадует.
– Да, меня это радует. Но тут есть свои «но». Мне нравится вас оберегать.
Юджиния обратила внимание на его слишком ярко блестевшие глаза.
– Гилберт, вы случайно не дегустировали вино, которое подадут к ужину?
– У меня хмельной вид? В таком случае это вы так на меня действуете. А что, если, вместо того чтобы помогать вам одеться, я помог бы вам раздеться?
Она попятилась:
– О нет! Для таких вещей нет времени!
– Для любви всегда должна найтись минутка.
– Но не в шесть же часов вечера, когда в доме полно гостей! Право, у вас возникают совершенно нелепые идеи!
Она продолжала говорить слегка шутливым и дружелюбным тоном, так что, казалось, не было оснований, чтобы глаза у Гилберта вдруг потухли. Неужели он ожидал, что она согласится на какую-то торопливую возню в постели в столь неурочный час?
Юджиния попыталась загладить свою вину;
– Я собиралась надеть вот это платье. Что вы скажете?
Он отсутствующими глазами посмотрел на светло-серый шелк, а затем велел надеть платье – так будет легче судить о его достоинствах. Когда Юджиния облачилась и заколола на затылке свои тяжелые темные волосы, муж приказал ей пройтись перед ним, а потом сесть. При этом ее широкая юбка изящными складками легла вокруг ног.
Теперь он смотрел на нее уже не глазами любящего мужчины, а критически разглядывал, словно бы ей предстояло выйти на сцену перед публикой.
– Да. Оно мне нравится, – сказал он наконец. – Я должен купить вам какие-нибудь драгоценности.
– Ах нет, Гилберт. Сначала устройте как следует свой виноградник. У меня есть жемчуг и маленькие карманные часики. Этого достаточно.
– Далеко не достаточно. И кроме всего прочего, я хочу, чтобы вы носили драгоценности, подаренные мной. Ну а пока что, должен сказать, выглядите вы великолепно.
Шелковое платье в талии показалось ей немного тесноватым, так что она чувствовала себя не очень удобно. Юджиния начала даже сомневаться, высидит ли она в этом платье в течение всего ужина, сохраняя ту элегантность, которая так восхищала Гилберта. Ее охватило отчаяние, когда она поняла, что это далекое от комфорта состояние все-таки было для нее предпочтительнее, нежели то, когда позднее, вечером, она расстегнет все эти пуговицы и крючки и станет ждать, чтобы в глазах мужа снова разгорелся тот слишком яркий огонь.
Сегодняшний вечер был прохладнее, чем обычно. В воздухе можно было ощутить даже какой-то намек на приближение морозов, что само по себе уже было маленьким чудом. Обеденный стол, уставленный серебром и хрусталем и сверкающий при свете свечей, сделал бы честь любой самой великосветской лондонской столовой. Мистер Уэнтуорт в смокинге казался сегодня особенно красивым. А вот его друг – мистер Блакслэнд. Какое лицо... упрямое, обветренное, с непоправимо загрубевшей кожей. Пиджак доктора Ноукса откровенно лоснится от долгой носки, но зато Эдмунд Келли одет превосходно. Гилберт в официальном костюме выглядел каким-то приглаженным и незнакомым.
Дамы постарались не ударить лицом в грязь, особенно миссис Эшбертон в платье цвета лаванды, отделанном массой кружев, и в кашемировой шали, как всегда сползавшей у нее с плеч. Миссис Уэнтуорт была элегантна, но не бросалась в глаза, Мерион Ноукс оделась безвкусно и чуть ли не неряшливо, а милейшая Бесс Келли слишком растолстела для своего ярко-голубого атласного платья.
Разговор был оживленным. Вначале он сводился в основном к поздравлениям, ибо гости обсуждали обстановку дома в Ярраби.
Оазис – чудо, удивительный образец расточительности, впрочем, достойно всяческого одобрения!
– Даже если вы бросились бежать прежде, чем научились ходить, Мэссинхэм, – заявил мистер Уэнтуорт, – я считаю, вы поступили правильно. Ваш пример послужит появлению в Австралии колонистов более высокого социального положения. Я надеюсь, вы пишете в Англию письма, в которых описываете свой дом, миссис Мэссинхэм?
– Пишет ли она письма? Да она только этим и занимается, не правда, ли, милочка? – сказал Гилберт.
– Да, я скучаю по своим сестрам, признаюсь, – ответила Юджиния. – И у меня есть много о чем им рассказать. Саре интересно знать о домах и одежде здешних жителей, Милли, которая еще учится в школе, – о необыкновенных животных. Папе – о здешней социальной системе.
– Вы имеете в виду ссыльных? – спросила ядовитым тоном Мерион Ноукс.
– Вовсе нет, – быстро возразил Гилберт. – Юджиния не имеет никакого касательства к этой печальной стороне жизни колонии.
– Ну для вас-то, дорогой мой, эта сторона не столь уж печальна, – мягко заметил мистер Уэнтуорт. – Что бы сталось с Ярраби без ссыльных?
– Согласен с вами. Я только хотел сказать, что для моей жены они не существуют. Я просил ее никогда даже близко не подходить к их жилищам. Особенно после того, что ей пришлось пережить в ночь после венчания.
– Мы слышали все подробности того инцидента! – восторженно воскликнула Бесс. – Должна признаться, я никогда не смогла бы сделать то, что сделали вы. Гилберт говорит, вас чуть не убили.
– Подумать только! А мы-то беспокоились, что она такой новичок в наших краях! – Юджиния заметила, что, когда речь шла о ней, Мерион Ноукс смягчала свой скептицизм. – Мы волновались напрасно, не правда ли Гилберт? Вы приобрели жену со стальными нервами.
– А я никогда и не думал, что Гилберт выберет себе в жены иную женщину. Тебе бы следовало знать его получше, моя дорогая. – Филипп Ноукс поднял свой бокал. – Или марочное вино, или ничего, а, Мэссинхэм? Давайте выпьем за хозяйку.
Юджиния смутилась, чувствуя, что губы ее предательски задрожали, когда она попробовала улыбнуться. Она была обрадована и польщена тем, что новые друзья говорят о ней с таким одобрением. Они никогда не должны узнать. Никто не должен знать о ее глупой нервной боязни темноты, о ее ужасающе противоречивом отношении к ссыльным: одна часть ее существа негодовала против опасности, воплощенной в этих людях, а другая была преисполнена глубокой жалости к ним.
Именно по этой причине она слушалась Гилберта и не подходила близко к домам, где жили ссыльные.
– Но разве вам удастся, держась от них на расстоянии, убедить себя в том, что они не существуют? – спросила Мерион.
– Нет. Конечно, полностью убедить себя в этом я не могу, – ответила Юджиния. – Но здесь с ними хорошо обращаются.
Это было правдой. В запретном для нее мирке, позади конюшен и хлевов, никогда не слышалось никаких криков, да и особых беспорядков тоже, кажется, не происходило. По крайней мере, она ни о чем таком не знала. Разве что тот вылитый стакан молока, когда один из ссыльных посмел переступить порог их кухни.
– Обращаются с ними лучше, чем эти скоты того заслуживают, – недовольно заметила миссис Эшбертон. – Юджиния, вы можете мне сказать, как приготовляется этот молочный пунш или я могу получить этот рецепт только на кухне?
– Боюсь, что на кухне. Я ничего не смыслю в стряпне.
– У моей жены есть занятия поважнее, – вмешался Гилберт, – например, как развлечь нас после ужина.
– Бог ты мой! – восхищенно ахнула простушка Бесс Келли. – Хотела бы я, чтобы кто-нибудь сказал мне такое. Я все свое время провожу с орущими детьми, не выпускающими из рук мой передник. – Она произнесла эти слова с несомненным удовлетворением, но без тени самодовольства.
Миссис Уэнтуорт сказала:
– Я недавно поручила одному очень искусному ирландцу написать портреты моих детей. Я рекомендую его вам, миссис Келли, если вы хотите иметь очень похожие изображения ваших чад. Его зовут Колм О’Коннор. Он, кроме того, рисует этюды, изображающие местных птиц и цветы, и сейчас делает целый альбом таких рисунков для одного лондонского издателя.
– Каких интересных людей вы встречаете в Сиднее! – воскликнула, поднимаясь со своего места, Юджиния. – Давайте оставим джентльменов пить портвейн. Я уже чувствую, что им не терпится поговорить о политике.
– Послушайте, я вполне серьезно советую, – продолжала миссис Уэнтуорт, когда дамы собрались в гостиной. – По-моему, мистер О’Коннор – необыкновенно талантливый художник.
– А у меня ему нечего рисовать, кроме моего попугая, – со смехом сказала Юджиния. – Стоит ли ради этого приглашать его в Ярраби?
– Может быть, в будущем году? – неопределенно заметила миссис Уэнтуорт, и Юджиния снова рассмеялась.
– Вы хотите сказать – когда у меня родится ребенок? Признаться, я мечтаю иметь ребенка. Но а пока, если мистеру О’Коннору случится оказаться в наших краях, ему придется довольствоваться Эразмом, который, кстати, очень неплохая модель для художника.
Вино – сначала сухой красный кларет, а потом сладкий сотерн – настроило ее на веселый лад. Она получила удовольствие от вечера и от собравшегося общества.
– Собственно говоря, я и себя считаю почти настоящей художницей и теперь, когда стало прохладнее, намерена всерьез заняться эскизами. На эвкалиптовых деревьях собираются целые стаи попугаев гала. Они совершенно прелестны. Но почему мы здесь стоим? Кто первый споет что-нибудь или сыграет на рояле? Остальным разрешается усесться поудобнее и ничем не утруждать себя – только внимательно слушать.
Миссис Уэнтуорт довольно мило спела что-то, но остальные дамы наотрез отказались даже рот открыть.
– Дорогая моя, если вы способны только квакать, как лягушка, такой голос лучше не демонстрировать, – заявила Мерион Ноукс. – Теперь ваша очередь выступать, Юджиния.
– Но я так разочарована! Неужели никто больше не споет? В таком случае, как только придут мужчины, мы достанем карты. А вот и они! Гилберт, никто из дам, кроме миссис Уэнтуорт...
Легкая болтовня Юджинии была грубо прервана хриплым криком, донесшимся из коридора:
– Мистер Мэссинхэм, сэр! Бунт!
Миссис Эшбертон театрально вскрикнула. Гилберт застыл в дверях, потом круто повернулся и вышел. За ним быстро последовали остальные мужчины. Их шаги послышались во дворе, а затем стихли.
Юджиния торопливо направилась к узким длинным окнам, выходящим на веранду, и распахнула их. Вместе с четырьмя гостьями она стояла, дрожа от прохладного ночного воздуха и прислушиваясь к отдаленным крикам и сердитым голосам.
– Бунт? – со страхом произнесла миссис Эшбертон.
– Здесь это не редкость, – заметила Мерион Ноукс.
– Юджиния, вы встревожены? – спросила миссис Эшбертон, хватая Юджинию за руку.
Та только молча кивнула, вся трепеща от так хорошо знакомого ей неописуемого ужаса. Ночь казалась темной, враждебной, злой, а уютная гостиная за стеклянными дверями – не чем иным, как нереальным видением.
– По всей вероятности, просто какое-то мелкое недоразумение, – бодрым рассудительным тоном заявила Бесс Келли, – мужчины скоро все уладят. Право, не понимаю, почему мы все должны погибать здесь от холода.
– В самом деле, пойдемте в комнату, – делая громадное усилие над собой, сказала Юджиния.
Ей показалось, что доносившиеся издали голоса становятся спокойнее. Где-то заржала в стойле лошадь. Мелькнул качающийся огонь, как будто пронесли фонарь.
Юджиния почувствовала, что ее тянут за руку. Повернувшись, она увидела в дверях миссис Джарвис в белом чепчике и переднике.
– Простите, мэм, но я подумала, вам приятно будет узнать, что беспокоиться не из-за чего. Один из работников пробрался в погреб, нацедил из бочки примерно с пинту молодого вина и напился пьяным. Он поднял страшный шум, только и всего. Никакого бунта не было.
У Юджинии вырвался глубокий вдох. Хорошо, что пышные складки юбки скрывают ее дрожащие колени.
– Благодарю вас, миссис Джарвис. Я так рада, что ничего более серьезного не произошло.
– А тогда отчего этот крик про какой-то бунт? – спросила миссис Эшбертон.
– Просто пьяный парень начал произносить речь, пытаясь подбить остальных к смуте, – ответила миссис Джарвис. – Я достаточно повидала таких молодцов и знаю, что дальше храбрых слов они не идут.
– Да, это совершенно справедливо, – решительно заявила Юджиния, обращаясь к остальным дамам. – Мой муж никогда бы не взял на работу опасного преступника. Давайте пойдем назад, в комнату. Здесь прохладно. По-моему, мужчины возвращаются.
Мужчины вошли. Они были возбуждены и взволнованны.
– Какой-то паршивый ирландец из Килларни – никогда о нем не слыхал, а вы, Уэнтуорт?
– Его зовут Падди Донован. Он же пьян в стельку, только и всего. Впрочем, надо признать, он был чрезвычайно красноречив.
– Это общий недостаток ирландцев. Они своей болтовней вечно доводят себя до беды. Вот потому-то их столько и причаливается в Ботани-бэй.
– Можете себе представить такой дурацкий план, миссис Мэссинхэм: этот тип хотел собрать отряд, вооруженный камнями и палками, и атаковать дом, – заявил мистер Блакслэнд. – Вашему супругу надо посоветовать в будущем получше запирать свой погреб.
Мистер Уэнтуорт весело рассмеялся:
– Не тех он приобщает к вину, кого надо. Право, смешно получается. Впрочем, я сомневаюсь, чтобы этот малый прикоснулся к вину, будь у него в руках бутылка рома.
– А где Гилберт? – спросила Юджиния, впиваясь ногтями в свои ладони.
Мужчины быстро переглянулись. Эдмунд Келли потер руки. Мистер Блакслэнд поднял подбородок к потолку и небрежно обронил:
– Он скоро придет. Такие беспорядки иногда случаются, миссис Мэссинхэм. Вы не должны из-за них расстраиваться. Вы совсем побелели.
– И надо же, чтобы именно в такой момент я потеряла свои нюхательные соли! – засуетилась миссис Эшбертон.
– Мне нюхательные соли не требуются, – услышала Юджиния собственный голос, полный холодного презрения.
– Может, вам и не надо. Говорят, вы героиня. Но я трусиха и не стыжусь признаться, что испугалась до смерти.
– Миссис Джарвис, – сказала Юджиния, – приготовит вам успокаивающий ячменный отвар. Надо бы пойти сказать ей.
– Разве вы не можете вызвать ее звонком? Она всего минуту назад была здесь.
– Это особый рецепт, – неопределенно ответила Юджиния. – Я должна дать ей точные указания.
Она стремительно вышла из комнаты в холл, сообразив сначала зайти в кухню и распорядиться насчет отвара, прежде чем привести в исполнение свой истинный план.
Юджиния чувствовала, что все ее внутренности до самых костей сковало холодом, но какая-то неудержимая сила подталкивала ее, заставляя быстро шагать по пыльной тропинке позади конюшни, по той самой тропинке, по которой она прежде не ходила даже при дневном свете – наверное, потому, что никогда не испытывала этой непреодолимой силы, превозмогавшей даже страх.
Перед лачугами простирался участок голой земли, и там теперь толпились мужчины... Один из них держал в поднятой руке фонарь. Желтый свет фонаря падал на что-то, напоминающее тело большой собаки.
Но это была не собака. У Юджинии перехватило дыхание, когда она поняла, что скрючившаяся фигура – человек, которого положили поперек деревянной скамьи. Она увидела также, что верхняя часть его тела обнажена, а руки стянуты за спиной.
Кто-то вступил в полосу света и встал над лежащим. Высокий мужчина в черных брюках и белой гофрированной рубашке. Он занес руку для удара.
– Отойдите!
Юджиния почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она знала, что это Гилберт. Ей не надо было слышать его суровый хриплый голос, она знала это и так. Она вот-вот станет свидетельницей того, что он беспечно именовал приведением наказания в исполнение. Эта сцена пыток под высоким черным небом, с мужчинами, переступающими с ноги на ногу, качающимся и ныряющим куда-то фонарем, эта поднятая рука в безукоризненно белом рукаве, опускающаяся вниз, за чем немедленно следует непереносимый звук хлыста, ударяющего по телу...
Один удар, два удара, три, четыре... Связанный человек начал стонать. Окаменевшая, словно бы под гипнозом, Юджиния увидела, как на бледной коже стали проступать темные рубцы. Потом мужчина закричал – внезапно, душераздирающе, – и к Юджинии вернулась способность двигаться.
Рыдая, она стремительно пронеслась по площадке.
– Прекратите! Прекратите! Прекратите! Гилберт, ради бога, прекратите!
Чьи-то руки сильно, до боли, сжали ее плечи. Фонарь, качнувшийся в лицо, ослепил ее. Она услышала, как Гилберт воскликнул:
– Бог мой, Юджиния!
Уголком глаза она увидела его красное лицо и растрепанные волосы. Последнее, что подсказало ей угасающее сознание, – наказанный шевелится и пытается приподнять голову с пыльной земли. Потом кошмарная сцена исчезла. Медленно наплывающая тьма была блаженством.
Глава XII
Она лежала в постели, свет лампы падал ей на лицо. Она отвернулась, и тогда кто-то подошел и отодвинул лампу.
– Вам лучше, мэм?
Это миссис Джарвис. Ее лицо, видневшееся в свете лампы, было спокойным.
– Я упала в обморок? Мне стало так плохо.
– Вы страшно всех напугали, мэм. Особенно хозяина. Он вас на руках принес наверх.
На тех самых руках, которые только что перестали орудовать плетью?..
– Почему вы не в кухне, миссис Джарвис?
– Потому что эта глупая девица, Джейн, пребывает в меланхолии, и я подумала, что буду вам полезнее, чем она.
Юджиния протянула руку и ухватилась за руку миссис Джарвис.
– Мой муж сам... – Слово, которое она собиралась произнести, снова вызвало у нее приступ тошноты. Миссис Джарвис спокойно произнесла его вместо Юджинии.
– Сек пленника, мэм? Это было необходимо.
– У него потекла кровь.
– У некоторых кровь быстро показывается.
Юджинию передернуло. Она закрыла глаза. Ее снова одолевала тошнота. Может, это не только от шока и отвращения после увиденной страшной сцены... может, она больна?
– Я знаю, что не мое дело говорить такие вещи, мэм, но какая же это дисциплина, если хозяин не будет крепко держать людей в руках? Вы должны помнить, что и сами поступили так же с тем опасным каторжником в гостинице. Ведь вопрос стоял как: либо погибнет он, либо вы и другие ни в чем не повинные люди. Для меня такие типы все равно что рой злых пчел. Если выпустить их на волю, они жалят, и укусы их ядовиты. Вот хозяин и не давал им вырваться на волю. Так и смотрите на это. Если мне позволено давать вам совет, старайтесь держаться подальше от мест, где можно застать похожие сцены. А сейчас я приготовлю вам чашечку хорошего чая.
Чай. Неизменная панацея. Даже от роя жалящих пчел! Но он вовсе не казался опасным, этот парень, уткнувшийся лицом в пыль...
– Я не допущу, чтобы меня держали в какой-то оранжерее, – упрямо заявила Юджиния.
Спокойные карие глаза задумчиво остановились на ней, и Юджиния снова подумала, какая же необыкновенная личность эта женщина. Впечатление было такое, что ей известно все, но ничто не выводит ее из равновесия.
– А мне иногда кажется, что неплохо бы пожить в таком местечке, – ответила миссис Джарвис. – Ну а сейчас отдыхайте. Это распоряжение доктора.
– Доктора?
– Доктора Ноукса, мэм. Разве вы не помните?
Юджиния всполошилась.
– Мои гости! Я должна была заботиться о них. Что они делают?
– Насколько я знаю, играют в карты. Но сейчас уже одиннадцать часов, и, я думаю, они скоро отправятся спать.
– Я, собственно, уже здесь именно с этой целью, – послышался у двери голос Гилберта. Он вступил в полосу света и остановился над Юджинией. Его громадная тень едва не касалась потолка. – Дорогая моя деточка, я вижу, вы чувствуете себя уже получше. Ноукс сказал, что вас надо оставить в покое, дать отдохнуть, но я беспокоился.
– Что с тем человеком?
– Ссыльным? Да выбросьте вы его из головы! Завтра он вернется на работу и сам же себя будет поздравлять с тем, что так легко отделался. А теперь не будем больше об этом говорить. Я отложу нотацию до тех пор, пока вам не станет лучше.
Юджиния с трудом приподнялась и села.
– Но я не больна!
Почему это, подумала она, на губах у Гилберта мелькает веселая полуулыбка?
– Нет, не больны, но я хочу, чтобы Фил Ноукс повнимательнее вас осмотрел. Похоже, он думает, что вы беременны.
У Юджинии сжалось сердце. Неужели ребенок, которого она так хотела, подал о себе знак в столь неподходящий момент? В глазах ее потемнело при одном воспоминании о пережитом ужасе.
– Но не сейчас же, Гилберт! – молящим голосом воскликнула она. – Только не так!
– Что вы имеете в виду? – спросил он ласковым поддразнивающим голосом, который обычно ей очень нравился. – А как еще это могло случиться?
Гилберт и понятия не имел о сложных мыслях, теснившихся в голове жены. Да и как он мог догадаться о них? Ведь он ничего не знал о тайно преследующем ее кошмаре. Да и вообще он мало что о ней знал, впрочем, как и она о нем.
Право же, надо всерьез взяться и исправить эту ситуацию, уложившуюся в их отношениях. Но сейчас ей нужен лишь покой, нужно ощутить себя в чьих-то нежных объятиях, слышать успокаивающий шепот.
Но Гилберт даже рубашку не переменил – на манжете виднелось темное пятнышко крови. Юджиния не могла допустить, чтобы он дотронулся до нее. Она снова откинулась на подушку и закрыла глаза, ожидая, что муж уйдет.
– Юджиния, я пошлю наверх Фила. Он даст вам снотворное.
Доктор Ноукс не вызывал у нее чувства протеста, ей нравилась его простая манера держаться, его чуткие руки. Пожалуй, ему она даже готова была рассказать о мучившем ее кошмаре, но он не дал подходящего повода это сделать. Он лишь подтвердил свое первоначальное подозрение, хотя и предупредил, что с полной уверенностью можно будет сказать, так это или нет, недели через две-три.
– Старайтесь не перетруждать себя.
– Мне никогда это не грозило. Гилберт не позволяет мне напрягаться.
– Напряжение бывает разным, моя дорогая. Слишком живое воображение тоже истощает силы. Вы скучаете по своим родным, по дому?
– Конечно, доктор, ужасно!
– А как вам Ярраби?
– Дом очень красивый. Как вы считаете? Когда будет разбит мой сад...
– Ну ясно. Нельзя ожидать, чтобы вы здесь почувствовали себя как дома через неделю или даже через год. Моя жена до сих пор не свыклась со здешней жизнью. Но, если бы ее ребенок не умер, все было бы по-иному. Вам повезет больше.
Гилберт наверняка ожидал в коридоре, потому что, как только доктор Ноукс вышел, она услышала их разговор.
В голосе Гилберта слышалось нетерпеливое ожидание.
– Ну так как, будет у меня сын?
– За пол, милый мой, поручиться не могу.
– Как Юджиния?
– С ней все в порядке. Она уже говорит о своем будущем саде. Вам бы следовало и самому относиться к ней как к своего рода саду: когда нежное растение пересаживают на незнакомую почву, за ним надо тщательно ухаживать.
– Мне это сравнение нравится, – сказал Гилберт, явно польщенный. – Можете не сомневаться: я буду всячески ее оберегать. Очень жаль, что она стала свидетельницей сегодняшнего эпизода, но когда моя жена решает что-то сделать по-своему, она этого, как правило, добивается. Правда, я и не хочу, чтобы она была иной. В ней есть сила духа.
Голоса удалялись. Юджиния успела расслышать слова Гилберта: «Когда освобожусь от одного незаконченного дела...» и протестующий голос доктора Ноукса: «А так ли уж это необходимо? Может, хватит с парня того, что он уже получил?» – «Вы не понимаете, Фил. Я рискую потерять себя в их глазах. Если это случится, они могут в любой момент перерезать мне глотку или же поджечь мой дом. Даже самому тихому из этих типов доверять нельзя, слишком долго они перебирали в уме якобы причиненные им обиды. Но я долго не задержусь. Вернусь, и мы выпьем за моего сына».
Спустя час Юджиния отказалась от дальнейших попыток заснуть. Она позвонила в колокольчик возле постели. На звонок явилась миссис Джарвис.
– Не принести ли вам чего-нибудь, мэм?
– Почему вы не в кухне? Почему на звонок не ответила Джейн?
– Я позволила себе остаться в бельевой, мэм. Я думала, что, если вы позвоните, никто, кроме меня, не услышит. Джентльмены слишком шумят.
– А что они делают внизу?
– Хозяин открывает бутылки со своим вином. Он говорит, все должны выпить за его сына. Даже Джейн, Фиби, Эллен и мне пришлось выйти и выпить рюмку. В настоящий момент все леди разошлись по своим спальням, а джентльмены допивают последнюю бутылку. Нельзя лишить их этого удовольствия, мэм.
По дому снова эхом прокатился громкий взрыв смеха. Кто-то начал декламировать стихи. Кто-то стал ему аккомпанировал одним пальцем на рояле. Слышался звон разбитого стекла.
Юджиния сказала бесстрастным тоном:
– Их никто не высечет за то, что они пьяны.
– Ну это же совсем другое дело, – заметила миссис Джарвис.
Она двигалась неторопливо и спокойно, прибавляла огонь в лампе, приводила в порядок простыни, а затем взяла какой-то белый порошок, высыпала его в рюмку и добавила воды. Юджиния подумала: Молли немного похожа на Сару – у нее такие же спокойные, тихие движения.
Эта мысль породила в душе Юджинии ощущение близости, заставившее ее спросить:
– А ваш муж обрадовался, когда узнал, что у вас будет ребенок?
Наступила короткая пауза, после чего миссис Джарвис сказала:
– Он не узнал об этом. Я не сказала.
– О! Но почему же?
– Мне казалось, такая новость лишь утяжелит бремя, лежавшее на его плечах. – Миссис Джарвис помешала мутную смесь в рюмке. – Я бы сказала ему со временем.
– Он бы захотел мальчика?
– Наверное. Все мужчины хотят иметь сыновей. Вероятно, в них говорит тщеславие. Им хочется увековечить себя. А разве вам не приятно, что мистер Мэссинхэм хочет мальчика? У меня вот нет никого, кто бы поинтересовался, кого я рожу. Каторжное отродье...
Поздний час, слабость Юджинии, интимность обстановки, спальня, освещенная светом керосиновой лампы, – все способствовало тому, что в комнате теперь тихо переговаривались не госпожа и служанка, а просто две женщины, волей природы очутившиеся в одинаковом положении.
– Я не думала, что у вас так горько на душе, – удивленно сказала Юджиния.
– Я пытаюсь освободиться от этого...
Глаза женщин встретились. Что-то произошло между ними, а что именно Юджиния не могла установить, так как была в этот момент слишком утомлена и недостаточно проницательна. Она поняла только, что это нечто весьма знаменательное. Их жизни оказываются связанными воедино, подумала она, а хорошо это или плохо, решить не могла. Это попросту представлялось неизбежным. Но почему – на этот вопрос она также не могла ответить.
Тут миссис Джарвис, словно поняв опасность ситуации, вдруг снова превратилась в простую прислугу.
Она протянула Юджинии рюмку:
– Выпейте, мэм. Это снотворное, которое доктор Ноукс велел дать вам, если вы не сможете заснуть. Через пять минут вы уснете и ни звука больше не услышите.
Через полчаса Молли Джарвис на цыпочках снова вошла в комнату, чтобы проверить, спит ли хозяйка. Несколько минут она стояла, глядя на юное личико на подушке: длинные ресницы спокойно лежат на бледных щеках, слишком чувствительный рот уже не искажен напряженной гримасой.
Хозяйка производила впечатление крайне нежного создания. Как-то она выдержит предстоящее испытание? Брачная постель у нее, быть может, и мягкая, но койка роженицы у всех женщин одинакова. Может, ей даже придется и потруднее – очень уж хрупкая, узкобедрая.
Молли провела руками по своим сильным и пышным бедрам. Сегодня она впервые почувствовала, как ребенок шевельнулся в ней. На какое-то мгновение ее охватил настоящий восторг. Пусть ее дитя – каторжное отродье, она постарается обеспечить ему хорошую жизнь здесь, в Ярраби.
Когда она спустилась вниз, мужчины собирались разойтись по своим спальням. Она быстро прошла мимо открытой гостиной, надеясь, что никто ее не заметит.
Но в тот момент, когда Молли шла по коридору, чтобы пересечь двор и пройти к себе, она наткнулась на высокую фигуру, внезапно вышедшую из темноты. Чьи-то руки схватили ее, и чьи-то губы на мгновение прижались к ее губам. Затем она услышала смех хозяина, который продолжал шагать наугад, очень довольный тем, что сорвал чей-то поцелуй. Ему было все равно чей, так как все мысли были сосредоточены на одном – благополучно взобраться наверх и повалиться на постель рядом со своей женой.
