Текст книги "Виноградник Ярраби"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Он надеялся, что Юджиния будет польщена присутствием на ее свадьбе самого губернатора, генерал-лейтенанта Ральфа Дарлинга. К величайшей радости Гилберта, губернатор признал вино отличным, хотя и согласился, что качество его возрастет после соответствующей выдержки.
– К тому времени, когда придет срок крестить моего сына, оно будет превосходным, – заявил Гилберт.
Гости рассмеялись, хотя Гилберт и не думал шутить.
Юджиния посмотрела на красную жидкость в своем бокале и попыталась мысленно представить себе, как ее будет пить некий еще несуществующий молодой человек – ее будущий сын. А вдруг она родит не сына, а дочь? Сможет ли Гилберт ее простить?
– Надеюсь, вы сможете разделить честолюбивые мечты вашего супруга, – услышала она сухой и язвительный голос Мерион Ноукс.
– Вы имеете в виду мечту о сыне? – спросила пораженная Юджиния.
– Нет, нет, я говорю об одержимости Гилберта виноградником. Каким образом он рассчитывает обратить в свою веру сброд, населяющий эту страну, и приучить его к вину? Мой муж говорит, что это кончится полным разорением. – Мисс Ноукс отпила глоток из своего бокала. – Впрочем, должна сказать, что вино довольно приличное. Ну что ж, мне приходится делить мужа с его пациентами, а это, наверное, не хуже, чем делить его с виноградником и виноделием.
– Но разве не всякой жене приходится делить мужа с тем делом, которое он избрал своей профессией?
Миссис Ноукс иронически рассмеялась в ответ:
– Но не до такой же степени, что о жене вообще забывают, моя дорогая! Если вы с умом возьметесь за дело, вам удастся этого избежать. А на меня внимания не обращайте. Филипп уверяет, что у меня мозги настроены на мрачный лад. – Понизив голос, она добавила: – Если бы у нас были дети, дела обстояли бы лучше.
– Вы не можете иметь детей?
– У нас был один ребенок, но он умер. Мне говорят, что то же самое могло произойти и в Англии. Муж называет мое отношение к этой стране глупым предубеждением. Но, пожалуйста, миссис Мэссинхэм, не обращайте на меня внимания. Вы красивая новобрачная. Для разочарованных глаз смотреть на вас – и то радость. А меня иной раз следует заставить попридержать язык.
– Дорогая моя! – Гилберт положил руку на плечо Юджинии. Лицо у него раскраснелось, глаза сверкали. Похоже, он проглотил изрядное количество своего вина. – Что тебе говорит эта старая ворона?
– Послушайте, Гилберт Мэссинхэм, совершенно ни к чему называть меня тем самым существом, каким я и без того себя чувствую.
Гилберт громко расхохотался, Юджиния же, глядя в вытянутое грустное лицо и печальные загадочные глаза Мерион Ноукс, вдруг почувствовала, что эта женщина ей нравится. Или, во всяком случае, вызывает сочувствие. Возможности еще поговорить с ней не представилось, так как Гилберт стремился увезти жену в Ярраби, как только гости их отпустят. Все они были в полном восторге от новобрачной. Такая элегантная, такая хорошенькая. Однако сейчас ей пора было вернуться к Бесс Келли, переодеться и велеть упаковать подвенечное платье в отдельную коробку, которую можно будет поручить заботам горничной Джейн.
Юджиния завязывала под подбородком ленты шляпки, с надеждой думая о том, как дорожный туалет окажется не слишком жарким для долгого путешествия по пыльным дорогам. И в этот самый момент пришло тревожное известие.
С острова Кокату бежал опасный преступник, сумевший перед побегом серьезно ранить одного из охранников. Он направился в сторону залива Лейн-Коув и расположенных за ним холмов и, наверное, прячется в буше. Что вызывало особую тревогу, так это наличие у беглеца ружья и патронов, украденных у раненого охранника. Вряд ли он осмелится проявить какую-либо активность поблизости от дороги, если только не задумал совершить нападение, чтобы захватить у проезжих деньги и продовольствие. Юджинии не следует нервничать, но лучше быть заранее предупрежденной, нежели застигнутой врасплох. У Гилберта есть с собой ружье?
Гилберта известие, как видно, ничуть не взволновало. Он заявил, что никогда никуда не ездит без ружья, а на вопрос Юджинии, чем это вызвано, ответил, что никто в глубь страны безоружным не ездит. Мало ли какой несчастный случай приключится в дороге – всегда может понадобиться ружье, чтобы подстрелить дичь, а то рискуешь насидеться голодным. Или наткнешься на враждебно настроенных туземцев, хотя в наше сравнительно цивилизованное время это случается редко.
– Во всяком случае, на такой относительно оживленной дороге, как эта, – добавил он, заметив испуг на личике своей жены. – Я говорил о более отдаленных глубинных районах, где нет придорожных гостиниц. Но не тревожьтесь. Этот малый будет держаться подальше от обжитых мест, памятуя о своих собственных интересах.
Гилберт был в превосходном настроении. Он, похоже, чуть ли не радовался перспективе встречи с опасным преступником.
– А куда он направится? – продолжала расспрашивать Юджиния.
– Я думаю, в Голубые горы, а может, дальше. В стране насчитывается немало беглых каторжников, которым удается так спрятаться, что их никогда не находят. Они живут вместе с туземцами, если те их не убивают.
Выяснилось, что беглеца выслали в Австралию по обвинению в подлоге. Это был образованный человек, остро реагировавший на все, и жестокое обращение довело его до сумасшествия. В случае встречи с ним рекомендовалось оказать ему какие-нибудь знаки уважения.
Джейн Кинг разрыдалась. Миссис Джарвис довольно резким тоном посоветовала ей успокоиться. Испуганный человек, пытающийся спастись бегством, преследует лишь одну цель – остаться незамеченным. Уж кто-кто, а миссис Джарвис знает, что говорит, успокаивала себя Юджиния. Ей наверняка не раз приходилось иметь дело с отчаявшимися людьми. Кроме того, в их распоряжении был кучер, управляющий воловьей упряжкой, Уилл Мериф, бывший ссыльный, выпущенный на свободу и теперь работающий у Гилберта конюхом. Сильный на вид малый и притом человек, на которого явно можно положиться.
Но охвативший Юджинию внезапный приступ тягостного страха был связан не только с известием о беглом каторжнике. Ей внушали опасение обширные прокаленные зноем пространства, которые предстояло преодолеть и которые уводили ее все дальше от цивилизованного мира. Ее пугали незнакомые резкие крики птиц, неумолчный цокот цикад, немилосердное жаркое солнце, придававшее такой странно печальный вид истосковавшемуся по влаге краю. Всю неделю Юджиния старалась не думать о предстоящем отъезде, все сегодняшнее утро она сознательно поддерживала в себе веселое настроение и даже моментами чувствовала себя счастливой. Разумеется, и сейчас, невзирая на внезапно охвативший ее испуг, она в глубине души была счастлива.
Миссис Эшбертон, на голове которой красовалась громадная шляпа цвета лаванды, а лицо стало от жары почти лиловым, до последней минуты не переставала суетиться.
– Юджиния, нюхательные соли у вас под рукой? А где зонтик от солнца? Что скажет ваша матушка, если я допущу, чтобы с вами случился солнечный удар? Хотите взять мой веер? Он поможет вам хоть чуточку отбиваться от жары.
Великодушным жестом она стала совать в руки Юджинии затейливо изукрашенный кружевной веер.
– Помните, как только вы устроитесь на новом месте, я обязательно навещу вас. Меня несколько беглых каторжников не испугают. Я попросту ткну им в физиономии свой зонтик и посоветую вести себя как полагается. Ну, дорогая моя, поцелуемся на прощание.
Юджиния еще сравнительно недавно думала, что будет рада не слышать больше этот голос – надоедливый, как цикады. Теперь же она приникла к миссис Эшбертон, а потом и к Бесс, чей маленький, душный, тесный домик казался ей надежной пристанью.
– Мне и в самом деле кажется, надо было выйти замуж за Тома, – сказала она, попробовав еще раз пошутить напоследок.
Гилберт, не скрывая нетерпения, попросил ее быть умницей и забраться побыстрее в экипаж. Им пора отправляться в путь. Нельзя же целый век прощаться.
Маленькая группа провожающих на улице замахала руками и осыпала их добрыми пожеланиями. Ребятишки прыгали, пританцовывали, кричали. О кузов двуколки шлепнулась пригоршня риса. Наконец Гилберт хлестнул лошадь и они тронулись. Юджиния оглянулась, но не увидела позади ничего. Кроме тучи розоватой пыли.
Ее семейная жизнь началась...
Глава VII
Если ехать резвой рысью, говорил Гилберт, они доберутся до Парраматты затемно. Он договорился, что там они переночуют в комфортабельном отеле и подождут прибытия на следующий день фургона, запряженного волами. После этого до Ярраби останется каких-нибудь десять миль легкой дороги.
Владелец отеля, Майкл Хансен, держит для них лучший номер. После засушливого лета воды не хватает, но он твердо обещал обеспечить достаточное количество, дабы Юджиния могла освежиться с дороги.
Гилберт сообщил об этом, заметив, что даже вуаль не предохранила лицо его жены от толстого налета пыли. Что же касается платья, которое давным-давно с такой тщательностью выбирала и готовила в Лондоне, то оно было вконец испорчено.
Но какое это имело значение? У нее их сколько угодно. Что могло означать какое-то платье в сравнении с тем, что это долгое тряское путешествие скоро благополучно закончится?..
Хотя Юджиния весело улыбалась, тайно снедавший ее страх остался. Ей особенно не нравились участки буша. Конечно, тень – вещь хорошая, но до чего же там удобно прятаться беглецу! Несмотря на жару, она предпочитала открытую местность. Кроме терновника и неизменных эвкалиптов, мало что росло на потрескавшейся от зноя земле. В небе кружили вороны – черные тени, каркающие тоже какими-то зловеще-черными голосами. Иногда заливались безумным смехом маленькие стайки кукабурра. А один раз Юджиния просто ахнула от восторга: перед ними поднялись и облаком взмыли в небо серые попугаи с розовыми, цвета заката, грудками.
– Что это, Гилберт? Какие красивые!
– Это попугаи гала. Их в Ярраби великое множество. Они живут на эвкалиптовых деревьях и дьявольски шумят.
Несчастье произошло сразу же после этой приятной встречи. Лошадь угодила ногой в рытвину и захромала.
Гилберт соскочил с двуколки и, выругавшись, принялся осматривать левую переднюю ногу лошади. Вспомнив, что тут, рядом его жена, он извинился.
– Неприятная история. Придется нам ждать прибытия фургона. Я ужасно огорчен. Десятки раз ездил по этой дороге на этой самой кобыле, и она никогда еще меня не подводила.
Юджиния вышла из экипажа, чтобы взглянуть на дрожащую от боли лошадь.
– Это серьезная травма?
– Может стать серьезной, если мы продолжим путешествие. Ей требуется отдых. Боюсь, что и нам придется тут отдохнуть.
Место было совершенно открытое. Немного тени сохранялось под купой молодых эвкалиптов, где витал приятный аромат. К счастью, возможного укрытия для убийцы нигде поблизости не было. Юджиния призвала на помощь всю свою жизнерадостность:
– В таком случае давайте постараемся устроиться с максимальным комфортом. Расстелим под этими деревьями коврики. Сделаем вид, что мы на пикнике. А какое облегчение снять эту вуаль – от нее так жарко!
– Да, без нее мне тоже больше нравится. Теперь я хоть могу видеть ваше лицо. Какая жалость, что мы не захватили с собой бутылку вина!
– Я бы предпочла холодную воду, – честно призналась Юджиния. – А солнце всегда такое горячее?
– Не жалуйтесь на это. Оно помогает моему винограду созревать. Да, должен признаться, положение преглупое. Боюсь, у нас мало шансов сегодня вечером добраться до Парраматты. Придется остановиться в ближайшей гостинице. Вы не будете возражать?
– А здесь есть гостиница?
– Да, милях в шести отсюда. Заведение не бог весть какое, но все-таки крыша над головой. Черт побери, вот так брачная ночь!
Все это было до того нелепо, что Юджиния прыснула от смеха. Будет о чем написать Саре! Видя ее веселое настроение, Гилберт и сам засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал.
– Спасибо вам, моя дорогая, что вы так замечательно все переносите!
– Я всегда предполагала, что в этой стране придется пройти через всевозможные испытания, – сказала она.
Но теперь Юджиния уже не смеялась, осознав не только тягостную пустынность вокруг, но и возможное соседство того на все готового беглеца; он может попытаться использовать их беду.
– Что с ним будет, когда его поймают? – невольно спросила она.
– Вы опять об этом беглом? Его отправят на каторгу. Если не повесят, то закуют в кандалы.
– Наверное, у него был плохой хозяин.
– Вполне возможно. Здесь таких очень много. Но это не тема для разговора в день нашей свадьбы. Постарайтесь получить удовольствие от тишины и покоя. Вряд ли нам придется долго ждать.
Однако солнце уже опускалось в пылающий на западе костер заката, а эвкалипты превратились в черные тени, когда наконец-то на дороге показался скрипучий фургон. Он остановился около них, и сразу же с криком из него выкатилась Джейн, устремившаяся к хозяйке.
– О мэм, ну как вы, все в порядке? Ах, какой ужас, подумать только!
Миссис Джарвис пыталась ее сдерживать:
– Тише, глупая ты девчушка! Ты же видишь, что с хозяйкой ничего плохого не случилось.
– Совершенно верно. Ничего плохого со мной не случилось. Я только устала, страшно хочу пить и с головы до ног в пыли. У нас лошадь хромает. Такое невезение! – От радостного чувства, что они теперь не одни, Юджинии хотелось смеяться. – Я так рада вас видеть! Мы должны немедленно отправиться в гостиницу. Муж говорит, что она где-то совсем близко.
Теперь уже не существовало госпожи и служанок – были три женщины, затерянные в необозримой пустыне. Пока Гилберт и Мерфи перетаскивали вещи из экипажа в фургон и привязывали сзади хромую лошадь, женщины боязливо жались друг к другу.
– А теперь все залезайте внутрь, – скомандовал Гильберт, – если не хотите потеряться в темноте.
Из окна падал свет, над дверью раскачивалась металлическая вывеска с надписью «Малдуни». Где-то лаяла собака. Дверь открыла женщина с растрепанными волосами, в грязном переднике. Поглядев на фургон и усталых путников, она сказала:
– Вам нужны комнаты? Входите.
Так они нашли себе убежище на ночь.
Узкий коридор вел к лестнице. По одну его сторону сквозь открытую дверь видна была стойка, возле которой собралось несколько громкоголосых бородатых мужчин.
– Любители рома, – с отвращением сообщил Юджинии Гилберт.
– Идемте за мной и закройте дверь, – сказала хозяйка, у которой появилась в руках зажженная лампа. – Из-под стражи бежал преступник. Мы не хотим, чтобы нам во сне перерезали глотки. Которая из них ваша жена, сэр?
Гилберт взял Юджинию за руку.
Женщина на мгновение остановила взгляд на модное платье Юджинии:
– Это придется снять, иначе умрете от жары. Вам я могу предложить большую спальню, а остальным дамам придется довольствоваться маленькой, в задней части дома.
Юджиния спросила:
– Так вы уже слышали о бежавшем заключенном?
– Да. Здесь побывали солдаты. Они велели поднять на ночь решетки. Мы уже несколько месяцев не подвергались налетам, и я не хочу опять пережить что-нибудь в этом роде. Вы тут недавно, миссис?
– Она прибыла всего лишь на прошлой неделе, – несколько натянутым тоном ответил Гилберт, которому не понравилась фамильярность хозяйки.
Женщина коротко рассмеялась:
– Ничего, попривыкнет, а не то с ума сойдет. Ведь привыкнете, моя милая? Я покажу вашу комнату. Есть не хотите?
Гилберт уже собирался сказать, что они бы поели, но Юджиния остановила его:
– Я не голодна, Гилберт, и пойду сразу же наверх.
Наверное, спальня могла оказаться и хуже той, что им предложили. На полу лежали дерюжные дорожки; в комнате помещались двуспальная кровать под чистым ситцевым покрывалом, два деревянных стула с прямой спинкой и стол, на котором стояли кувшин с водой и таз. Ни платяного шкафа, ни зеркала, ни даже самого маленького чуланчика на случай нужды, что означало одно: придется, подавляя страх, выходить во двор. Вот так брачная ночь! Такую ночку не забудешь – это уж точно.
Каким-то образом она заставила себя улыбнуться неряшливой хозяйке:
– Спасибо. Нам это вполне подойдет.
Женщина снова желчно рассмеялась:
– Нечего вести себя со мной как гранд-дама. Я вижу, это совсем не то, к чему вы привыкли. И все-таки это лучше, чем буш. – Потом она все же вспомнила о приличиях и добавила: – Приятного сна, миледи.
С этими словами хозяйка удалилась.
– «Миледи»! – повторила Юджиния, заложив руки за голову и позевывая. – Должна признаться, никогда не чувствовала себя миледи в меньшей степени, чем сейчас.
– Бедная моя детка! Не могу передать, как я сожалею о происшедшем. – Гилберт хотел ее обнять, но она отстранилась – тело казалось липким от пота.
– Вы тут ни при чем. Я считаю, что во всем повинно лишь провидение. Как вы думаете, если мы откроем окно, москиты съедят нас заживо?
– Боюсь, что да.
– В таком случае нам суждено умереть от удушья. Но, вообще говоря, у этого окошка такой вид, будто оно просто вывалится наружу, если до него дотронуться. – Юджиния тяжело опустилась на постель. Она действительно ослабела настолько, что не могла больше стоять. – Пожалуйста, перестаньте смотреть на меня с такой тревогой. Единственное, что мне требуется, – это кувшин воды и маленькая плетеная корзинка с моей ночной рубашкой. Когда я их получу, можете действовать по своему усмотрению. Можете даже присоединиться к мужчинам в баре и попробовать убедить их пить ваше вино.
Гилберт хохотнул, глядя на нее глазами, полными любви и восхищения:
– Хотите, я пришлю вам Джейн? Или миссис Джарвис. Должен сказать, что передряги, судя по ее виду, пошли ей только на пользу.
– Мне не нужны ни та, ни другая. Проверьте только, достаточно ли удобно они устроились на ночь.
– Хорошо, моя дорогая.
Но потом он все-таки пришел, чтобы обнять ее, и прижался щекой к ее щекам.
– Я в совершенном восхищении от вас. Вы вели себя великолепно. Но умоляю, не считайте эту ночь брачной. Вы слишком устали, а эта обстановка вряд ли подходит для того, чтобы я доказал, как сильно люблю вас. Ложитесь в постель и спите. Я пойду посмотрю, как там с лошадью, проверю, на месте ли багаж. Обещаю, что не разбужу вас, когда вернусь.
Когда принесли воду, она оказалась красноватой от здешнего грунта. Но как-никак она была холодной, и, подавив брезгливость, Юджиния вымылась. Воду и мешочек с вещами принесла миссис Джарвис.
Она спросила, не нужно ли госпоже что-нибудь еще. Джейн, сообщила Молли, совсем упала духом. Она страшно напугана этой пустынной местностью.
– В таком случае пусть либо привыкает, либо возвращается в Сидней, – коротко ответила Юджиния. – Спасибо вам, миссис Джарвис, мне больше ничего не нужно. Я только достану свою ночную рубашку да еще халатик и лягу в постель.
Ей показалось, что в глазах миссис Джарвис тоже сверкнуло восхищение. Но Юджинии понадобилось собрать в кулак все внутренние силы, чтобы держаться так стойко на людях. По правде говоря, она была очень слабым созданием, которое события этой ночи подвергли в истинный ужас. Когда необходимость прогулки во двор стала несомненной, ее охватила нервная дрожь.
Может, снова позвать миссис Джарвис? Однако она тут же отбросила эту мысль. В каком смехотворном, беспомощном виде она предстанет! Будто она не в состоянии одна найти дорогу.
Лестница и узкий коридор были освещены керосиновой лампой. Дверь, запирающаяся на грубую деревянную задвижку, открылась довольно легко. Из верхнего окошка – вероятно, это было окно кухни, так как оттуда шел сильный запах прогорклого жира, – проникало достаточно света, чтобы разглядеть пыльную тропинку, ведущую к вонючей уборной.
Первый испуг она пережила, выходя из этого весьма неприятного места. Какое-то тощее существо прыгнуло на ее лодыжки и начало тереться о них, громко мяукая.
Кошка! Юджиния громко сказала:
– Ах ты, несчастное маленькое создание! Ну и перепугала же ты меня! Бедная моя. – Она нагнулась, чтобы погладить дрожащее тельце. – До чего же ты худа: кожа да кости. Ты голодаешь! Кормит ли тебя здесь кто-нибудь?
Кошка снова мяукнула жалобно, просительно. Юджиния вспомнила вытянутое жесткое и злобное лицо женщины, впустившей их в дом. Она припомнила также доносящийся из кухни запах жира и логично пришла к выводу, что где-нибудь в кладовке остались куски баранины. Она терпеть не могла людей, плохо обращающихся с животными. Они заслуживают того, чтобы у них что-то крали.
– Пошли, киска, пошли, – сказала Юджиния и, подобрав юбки, бегом направилась к кухонной двери. Убедившись, что она слегка приоткрыта, девушка обрадовалась, хотя про себя отметила: странно, что дверь из коридора во двор заперта на засов, а эта открыта...
На столе стояла лампа с прикрученным фитилем. В полутьме кто-то двигался.
– Миссис Малдуни? – спросила на всякий случай Юджиния. – Ваша кошка, похоже, умирает от голоду! Не осталось ли чего-нибудь из еды?
Скрывавшаяся в тени фигура быстро приблизилась.
– Если это ваша кошка... – продолжала Юджиния, но уже в следующее мгновение чья-то ладонь зажала ей рот, а плечо ухватила железная рука. В нос ударило невыносимое зловоние, исходящее от грязной одежды и немытого тела, а также отвратительный запах изо рта незнакомца. При тусклом свете лампы она разглядела бородатое лицо и блеск безумных глаз.
– Тише! – прорычал мужчина. – Если вы закричите, когда я уберу руку, пристрелю. А теперь говорите, где еда?
Кошка, по-видимому привыкшая получать пинки, оказалась достаточно дальновидной и предательски в комнату не вошла. Юджиния услышала, как ее мяуканье постепенно затихает в дальнем конце двора. Из бара, находящегося на порядочном расстоянии отсюда, донесся смех. Гилберт там, без сомнения, с помощью пива избавляется от набившейся в глотку пыли и рассказывает о своем винограднике. А жена его оказалась один на один с беглым каторжником, ибо кем еще мог быть этот головорез?
Он на минуту убрал свою отвратительную руку, зажимающую рот Юджинии, чтобы посмотреть, как она себя поведет. Убедившись, что крика не последовало, он ослабил свои тиски и одобрительно кивнул головой.
– Еда! – снова хрипло повторил он.
– Тогда поверните лампу так, чтобы я могла видеть, что делаю, – сказала Юджиния. Неужели это ее голос – такой спокойный, невозмутимый?
Он послушно протянул грязную руку к лампе. Когда в кухне стало светлее, Юджиния быстро осмотрелась вокруг. Оборванец угрожающе маячил между ней и дверью. В руке у него был пистолет. Другая дверь, которая вела, по всей видимости, в кладовую, находилась на противоположной стороне комнаты. Юджиния инстинктивно указала на нее:
– Вон там. Кусок баранины, оставшийся от ужина.
Он схватил ее запястье и потащил за собой. Бог ты мой, и вдруг это вовсе не кладовка? Там было так темно, что ни один из них ничего не мог разглядеть. Однако запах жареного мяса ни с чем не спутаешь.
Его пальцы еще крепче сжали ее руку, буквально впились р нее. Пальцы скелета. Этот человек голоден еще больше, чем та бедная кошка.
– Где еда?
– На полке. Неужели вы не чувствуете запаха?
Она снова действовала совершенно инстинктивно, не осознавая, что голод заставит его забыть об осторожности. Со стоном втянув в себя воздух, он выпустил Юджинию и начал обеими руками шарить по полке в поисках невидимого куска мяса, издающего мучительно соблазнительный запах.
В один миг она успела выскочить из кладовки, захлопнуть за собой дверь и всем телом навалиться на нее. Одновременно она закричала не своим голосом:
– Помогите! Гилберт! Гилберт! Помогите!
Человек стал отчаянно трясти дверь за ее спиной. Она услышала голос, осыпавший ее бранью:
– Ах ты шлюха! Сука! Я убью тебя!
Она снова, не слыша себя, пронзительно закричала, и в тот же миг ей показалось, что все вокруг вдруг с грохотом рухнуло.
Юджиния поняла, что он выстрелил, но явно не попал, потому что она все еще была на ногах, прижимаясь всем телом к шаткой двери, начинающей угрожающе приоткрываться у нее за спиной. Она распахнулась одновременно с другой дверью. Комнату внезапно заполнило множество людей. Она ощутила неприятный запах пороха и незабываемое тюремное зловоние.
Кто-то принес с собой фонарь. Свет внезапно стал слишком ярким, слишком беспощадным.
Беглец, которого она поймала в ловушку и который очутился сейчас между двумя крепкими мужчинами, в самом деле походил на умирающую с голоду кошку на заднем дворе. Это был не человек, а маленькое пугало со спутанной черной бородой и пылающими, обреченными глазами. Он не смотрел на нее. Взгляд его был устремлен поверх людских голов в какую-то недостижимую даль, на лице было то же выражение, какое она видела на лицах каторжников в Сиднее, – безумное, потерянное, непереносимо безнадежное.
Внезапно Юджиния ощутила сильнейшую тошноту. Она почти не сознавала, что Гилберт обнимает ее за талию, а лицо его светится гордостью и восторгом.
– Так, выходит, его поймала маленькая женушка! – воскликнула миссис Малдуни. – Устроила ему ловушку в моей кладовке. В смелости ей не откажешь, право слово! Кто бы мог подумать!
– Дорогая моя! Вы не пострадали? – спросил с тревогой Гилберт, заметив ее побелевшее лицо. – Мы услышали выстрел. Вы только посмотрите! – Гилберт от ужаса присвистнул. – Пуля пробила дверь меньше чем в шести дюймах от вашей головы.
Он так крепко прижал Юджинию к себе, что она почувствовала, как силы оставляют ее, однако упорно не закрывала глаза, наблюдая за тем, как пленнику стягивают веревкой руки. Туго, беспощадно. Неужели они не понимают, что прорвут его плоть до костей?
– Что с вами, дорогая моя? – Гилберт склонил к ней голову в тот момент, когда огородное пугало в лохмотьях выталкивали за дверь.
– Я хотела спросить, дадут ли ему хоть кусок хлеба? Он умирает с голоду.
– Очень скоро он убедится, что есть на свете вещи похуже голода, – сурово изрек Гилберт.
– А такие вещи действительно есть?
– Само собой. Но я предпочел бы, чтобы ваши прелестные ушки об этом не слышали.
– А вы когда-нибудь были так голодны, как он? Он до того хотел есть, что забыл об осторожности. Вот потому-то я и... поймала его.
– И вы проявили себя как наихрабрейшая женщина на свете, – гордо заявил Гилберт, совершенно не поняв, что она пыталась выразить.
– Она заслужила пинту пива, – крикнул кто-то. – Поднесите ей пинту. Она настоящая героиня.
Но Юджиния умоляла, чтобы ей позволили уйти наверх. Никакая она не героиня. В том, что она сделала, не было ничего особенного. Она никаких увечий не получила, если не считать синяков на запястье.
– Нечего преуменьшать то, что вы сделали, – заявил Гилберт.
Юджиния заметила, что глаза у него сильно блестят и что теперь, когда первый шок миновал, у него такой вид, словно бы пережитое волнение доставило ему удовольствие.
– Миссис Джарвис проводит вас наверх. Я поднимусь после того, как удостоверюсь, что пленник надежно охраняется. Нам придется поставить около него стражу, пока не прибудут солдаты. – И он ушел.
Наверху, в маленькой спальне, которую она покинула как будто очень давно, Юджиния спросила:
– Куда его поместят, миссис Джарвис?
– Придется привязать его к дереву. Я не раз видела, как это делается.
– К дереву? Как собаку?!
– Ни один из этих прогнивших старых сараев его не удержит. Ведь и дверь кладовки ни минуты больше не продержалась бы, верно?
Юджинию пробрала сильнейшая дрожь.
– Он заткнул мне рот рукой. Мне необходимо умыться. Я еще до сих пор чувствую тот отвратительный запах.
– Вы вели себя очень храбро, мэм. – Глаза миссис Джарвис потеплели от восхищения. – Не могу ли я дать вам что-нибудь успокаивающее? Вы вся дрожите. Может, молоко с каплей бренди?
– Надо было мне его отпустить, – прошептала Юджиния.
– Что вы сказали, мэм?
– Я бы не испугалась так, если бы знала, какой он маленький и худой.
– Но ведь у него был пистолет. Он опасен. Не тратьте зря на него свое сочувствие.
Прошло довольно много времени, прежде чем Гилберт поднялся наверх. Юджиния послушно выпила принесенное миссис Джарвис молоко, щедро сдобренное бренди. Так как она почти ничего за весь день не ела, напиток сразу же ударил ей в голову. В полубессознательном состоянии она позволила миссис Джарвис ее раздеть, облачить в ночную рубашку и уложить в постель. Она лежала, чувствуя, как кружится голова, как что-то жжет глаза, и прислушивалась к незнакомым звукам нескончаемой страшной ночи. Где-то непрерывно лаяла собака, слышались мужские голоса, миссис Малдуни что-то выкрикивала хриплым голосом, мимо галопом проскакала лошадь, Юджинии показалось, что она слышит и чей-то плач. Но скорее всего, из-за вина, от которого у нее кружилась голова, слух просто ее обманывал. Это неровные басовитые всхлипы – не что иное, как шорох колеблемых ветром металлических листьев эвкалиптового дерева под окном.
А дерево, к которому привязали пленного, а веревка, врезавшаяся ему в тело до костей?..
Когда Гилберт тихонько вошел и склонился над женой, чтобы проверить, спит ли она, Юджиния сначала притворилась, что спит, боялась, что в глазах его все еще сохранилось выражение дикого возбуждения. Она однажды видела такое выражение в глазах егерей своего отца, когда они обнаружили в капкане лисицу и оказалось, что зверь еще жив.
Мужчины получают какое-то неизъяснимое удовольствие от охоты на опасную дичь. Ну что ж, это совершенно естественно, так и должно быть. Злодеев убийц, так же как лисиц, надо уничтожать.
– Юджиния! Вы спите?
У нее дрогнули ресницы.
– Миссис Джарвис дала мне выпить чуть ли не полпинты бренди.
– Замечательно! – Он тихонько рассмеялся. – Это как раз то, что было нужно. Не могу передать, как я сегодня вечером гордился вами. – Он раздевался, поспешно бросая снятые вещи на пол. – Я не хотел, чтобы вы таким образом познакомились с этой страной, но вы выдержали первое испытание великолепно. Я, пожалуй, даже рад, что так случилось, – по крайней мере я своими глазами увидел, каким мужеством вы наделены, хотя, конечно, знал, что оно у вас имеется.
Отбросив в сторону одеяла, Гилберт тяжело опустился рядом с ней. Руки его начали стягивать с Юджинии ночную рубашку, а лицо так крепко прижалось к ее лицу, что она начала задыхаться.
– Гилберт, вы сказали...
– Что я сказал? Что-то такое, о чем потом пожалел.
От него сильно пахло вином. Одной рукой он крепко обвил ее шею, Голова Юджинии кружилась от бренди, шока, физической усталости, и все-таки она с ужасом осознавала: было в этом объятии что-то ужасающе знакомое, будто она снова почувствовала на себе тиски костлявой руки каторжника, сделавшего ее своей пленницей, и ощутила то же удушье, какое испытала, когда жесткая рука зажала ей рот.
Да она с ума сошла! Это же собственный муж целует ее, тихо бормоча ласковые слова.
– Я хотел дать вам отдохнуть сегодня ночью. Но я не в силах вам противостоять – говорю вам сущую правду. Вы такая прелестная! Вы же не хотите, чтобы я устоял, неужели хотите, деточка?
