Текст книги "Виноградник Ярраби"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
– В школе должна была учиться не я, а Люси, – вздохнула Аделаида. – Она была бы первой ученицей по всем предметам.
– Это потому, что она старается, когда что-то делает, – ответила Юджиния. – Но, боюсь, она недостаточно крепка, чтобы поступить в школу.
– Но если бы она поступила, то, конечно, стала бы любимицей учительницы, – пробурчала себе под нос Аделаида, за что заработала критический взгляд матери.
– Говори так, чтобы тебя слышали. Никому не нравится слушать бормотание. И если собираешься выйти в сад, ради бога, надень шляпу. Ты дома всего неделю, но я уже вижу у тебя на носу веснушки. И кстати, куда ты направляешься?
– Всего лишь в конюшню, мама.
– Ты слишком много времени проводишь в конюшне. Почему бы тебе не посидеть спокойно в саду с Люси и со мной? Сейчас слишком жарко, чтобы носиться на открытом воздухе.
– Мне надо дать возможность Разбойнику подвигаться, мама.
– Когда ты в школе, Джемми, по-видимому, хорошо с этим справляется.
– Но ведь Разбойник – моя лошадь, мама. Когда я дома, я сама должна это делать.
– Ну что ж, ладно. Только смотри – не перегрейся. И я хочу, чтобы ты к чаю вернулась домой. Из Парраматты приедут миссис Бишоп и миссис Стивенсон. Они выразили особое желание повидать тебя.
Фактически мама хотела этим сказать, чтобы она не заезжала в винодельню. Мама прекрасно знала, что у Аделаиды есть такое обыкновение и что, если в этот момент происходил розлив вина из бочек по бутылкам, папа или Джемми разрешали ей попробовать содержимое. Чего мама не знала – так это того, что Аделаида уже научилась неплохо разбираться в винах. Она могла почти так же безошибочно, как и отец, определить, какое вино в результате хранения улучшится, а какое станет кислым и водянистым.
Гилберт заливался восторженным смехом, наблюдая за тем, как Аделаида отпивала глоток вина, полоскала им рот, на мгновение задумывалась и затем выплевывала. Джемми следил за ней с напряженным вниманием, всем своим видом показывая, что для него это зрелище интереснее вердикта, выносимого Аделаидой. Джемми было сейчас под тридцать, но есть ли у него девушка в Парраматте, не знал никто. Он никогда не выказывал ни малейшего интереса к служанкам, работавшим в Ярраби, что вызывало особенное негодование Эллен. Она проявляла заботу о Джемми с того самого момента, когда он прибыл в Ярраби прямо с корабля, доставившего партию ссыльных, – тощий, заморенный голодом парнишка. Она, конечно, была старше его, но это вряд ли имело значение, поскольку хозяин почти сразу избрал его своим помощником. Он занимал такое же, а может быть, и более высокое положение, чем Том Слоун, и их брак не означал бы, что Эллен вышла за кого-то ниже себя, если бы только она ему понравилась.
Но этого не случилось. Серьезное лицо Джемми, которое нельзя было назвать ни интересным, ни некрасивым, молодело и оживлялось только в присутствии детей. Особенно это касалось мисс Аделаиды. Ее Эллен считала избалованной и слишком уж развитой для своего возраста барышней. Обучаться всему, что связано с изготовлением вина, – дело Кита, а не ее. Так что хозяйка поступила очень мудро, отослав Аделаиду в школу. Когда она станет светской юной леди, Джемми поймет свое место.
Люси никогда не переступала порога винодельни. Как-то раз она робко остановилась у двери, почувствовала донесшийся оттуда кислый запах вина и испытала такой же приступ тошноты, как в свое время ее мать. Отец грубовато сказал, чтобы она держалась от этого места подальше. Пусть остается с матерью и не выходит из дома, когда солнце слишком горячо припекает.
Она испытывала благоговейный страх перед отцом. Никогда не знала, что ему сказать, и думала, что он считает ее глупой и слишком робкой. Люси знала, что внешность у нее гораздо более привлекательная, чем у Аделаиды, однако именно Аделаиду всегда особенно горячо приветствовали и одаряли восхищенными взглядами. Даже в воскресенье, когда она наряжалась, чтобы пойти в церковь, и мама, и Эллен, и мисс Хиггинс восторгались очаровательной маленькой девочкой, папа едва удостаивал ее взглядом. Он заталкивал Люси в экипаж рядом с мамой, ничуть не заботясь о том, не помял ли при этом платье, а если девочка начинала плакать от негодования и обиды, как с ней это частенько случалось, он обычно спрашивал:
– Ну, а на этот раз чего разревелась?
Право же, она была несказанно счастлива, если бы ей приходилось видеть папу, скажем, один раз в неделю. Ей казалось, мужчины вообще не внушают ей большой симпатии. У них такие громкие голоса! Даже Кит, приезжая домой из школы, кричал на нее, рассчитывая, что она должна быть у него на посылках. В школе у него имеются рабы, говорил он. Теперь, когда он дома, их роль должна исполнять Люси. В общем, его требования были довольно невинны, но одна вещь страшно ее беспокоила. Время от времени Кит совал ей в сумочку письмо и просил отправить его по почте, когда она будет в Парраматте. Письма неизменно адресовались Рози Джарвис.
Казалось бы, что особенно плохого в том, что Кит пишет Рози, но почему это обставляется так таинственно? Кит внушил ей, что она ни за что не должна допустить, чтобы мама видела, как она отправляет письма. Люси должна придумать какой-нибудь предлог, чтобы войти в крошечное помещение почты, где почтмейстерша продавала также всякую галантерею и сласти. Ведь наверняка ей всегда требовалась какая-нибудь катушка ниток или еще что-нибудь в этом роде.
Проделывать это было достаточно просто, но сознание, что она участвует в обмане, не давало Люси спать но ночам. У нее никогда раньше не было секретов от мамы. Она испытывала неприятное чувство, что Кит использует ее подобным образом, потому что ему нравится ощущать свою власть над ней.
Право же, мужчины способны быть подлыми!
Бал явился важной вехой в истории Ярраби, но позднее в том же году предстояло совершиться еще более значительному событию.
Юджиния писала Саре:
«А знаешь ли ты, что нас посетит губернатор с супругой?! Наверное, помнишь, я писала тебе, что наш губернатор, сэр Джордж Гиппс, вернулся в Англию и его место занял сэр Чарльз Фицрой с супругой леди Мери. Так вот, они выразили желание прибыть сюда не только для того, чтобы осмотреть виноградник, который благодаря неустанным усилиям Гилберта становится знаменитым, но и провести с нами весь уик-энд. Леди Мери очень лестно уверяет меня, что наслышана о моем саде, и признается, что он интересует ее больше, чем виноградные лозы и винодельня.
Гилберт чрезвычайно доволен и ходит, раздувшись от важности, как индюк. Должна признаться, что и я нахожу эту перспективу волнующей. Она потребует от меня напряжения
всех сил. В Австралии прием у себя в доме губернатора и его супруги можно сравнить разве что с приемом королевы и принца Альберта, только обставляется это не столь официально.
Так что можешь себе представить, как мы все взбудоражены. Помимо сэра Чарльза и леди Мери приезжает их сын Джордж Фицрой, генеральный адъютант полковник Мунди, личная горничная леди Мери, их слуга и кучер. У нас достаточно спален, и спешно мы приводим в порядок самую большую из них для губернаторской четы. К счастью, при ней имеется собственная уборная. Кит освобождает свою комнату, чтобы ее мог занять Джордж Фицрой, а полковника Мунди мы поместим в одной из небольших комнат, выходящих окнами на запад. Свою гостиную я предоставлю в распоряжение леди Мери, а мужчины смогут играть в бильярд и читать газеты в библиотеке.
Аделаиде позволили на этот уик-энд приехать из школы домой. Хотя ей всего пятнадцать, она, во многих отношениях вполне зрелая девица, и ей будет очень полезно познакомиться с таким утонченным и, как я слышала, красивым англичанином, как Джордж Фицрой. Моя маленькая Люси еще слишком молода для подобных волнующих вещей. Она гораздо дольше остается ребенком, чем в свое время Аделаида, и, пожалуй, я эгоистично радуюсь этому. У меня нет ни малейшего желания навсегда отдать ее в руки какому-нибудь молодому человеку, какой бы замечательной партией он ни был.
Во время завтрака за столом будут собираться по меньшей мере девять человек, а за ленчем и обедом еще больше – в зависимости от того, скольких гостей мы еще пригласим. Гилберт собирается устроить охоту; кроме того, если погода будет хорошая, мы поедем верхом на озеро и устроим там пикник. Разумеется, если леди Мери почувствует, что это ей по силам. Она очень крупная и тучная женщина – как, впрочем, и сэр Чарльз – и в какой-то степени инвалид. Гилберт говорит, что мы должны дать по меньшей мере один большой званый обед, после которого будут музыка и танцы.
Мы с миссис Джарвис обсуждаем меню. Все это отнюдь не выбило ее из колеи; пожалуй, она даже довольна. Она попросила меня нанять на уик-энд еще двух девушек, но только для того, чтобы они помогали на кухне. Она настаивает, что сама будет прислуживать за столом с помощью Эллен и Эмми. По ее словам, она не может довериться необученным девушкам.
Таким образом, это бремя снято с моих плеч. Единственное, чем придется заниматься мне, – это развлекать гостей и позаботиться о том, чтобы им было удобно. Люси попросила разрешить ей украсить все комнаты цветами. Вкус у нее поистине художественный. Вряд ли мне надо добавлять, что Гилберт выставит свои самые лучшие вина...»
Молли Джарвис и в самом деле получила удовольствие от происходящего. Ее способности никогда еще не подвергались столь серьезной проверке, но она была совершенно уверена в себе. Погреб, построенный из толстых камней, чтобы не пропускать жару, был набит провизией. Служанкам их обязанности были разъяснены до мельчайших деталей. Жалко, что Эмми Доусон так поглощена своей любовью к Авдию Уайту. Во время торжественного визита ей запретили видеться с ним и даже думать о нем. Да и в любом случае он был слишком занят наведением образцового порядка в саду, чтобы откликаться на заигрывания Эмми. Авдию хватало забот следить за тем, чтобы мисс Люси не утащила в дом самые лучшие его растения. К тому же он боялся, что в последнюю минуту вдруг поднимется сильный ветер, так что придется сметать листья и приводить в порядок драгоценный зеленый газон.
В последний вечер все отправились спать поздно. Позже всех ушла к себе Молли. Но зато ей удалось нафаршировать цыплят; большой, сочный темно-коричневый фруктовый торт был вынут из печи и остывал; в кухне наведен полный порядок. Она с минутку постояла, удовлетворенно оглядывая заполненный хорошим запасом продуктов погреб. До сих пор Молли не забыла ужасные полуголодные годы, которые ей пришлось пережить после прибытия в Австралию. Созерцание еды доставляло ей почти сладострастное удовольствие.
– Выглядит отменно, – неожиданно раздался позади нее голос Гилберта. – Неужели мы все это проглотим?
– Думаю, что большую часть во всяком случае. Может, я заготовила лишнее?
– Лучше слишком много, чем слишком мало. Меня никто никогда не упрекнет в скаредности. – Он поднял тяжелый валик волос, прикрывающий ее шею, и прижался губами к теплой коже. – Да и вас никогда в этом не упрекнут.
Она отпрянула от него.
– Я вам говорила – только не здесь! Кто-нибудь может войти.
Гилберт тихонько рассмеялся:
– Мне нравится, как вы отскакиваете в сторону.
– Ах, перестаньте рисковать. Нам слишком долго везло. Я начинаю бояться.
– Тогда идите к себе в комнату. Я приду к вам через несколько минут.
– Как? Сегодня ночью?
– Завтра ночью я не могу. Буду пить портвейн с Его превосходительством. Кроме того, у меня есть для вас подарок.
– Подарок?
– Вы ведь никогда ни о чем не просите, верно?
– Я не имею на это право. Я и без того виновата.
– Не надо так говорить. Отправляйтесь к себе.
Подарком оказался фермуар из аметиста и жемчуга, который Гилберт повесил на шею Молли, сидевшей уже полураздетой в постели. Фермуар лег меж ее грудями, и Гилберт сказал, что именно там, на ее нагом теле, он и хотел бы всегда его видеть. Молли хотелось отказаться от подарка, сказать, что она не из таких любовниц. Однако вместо этого она насмешливо заметила:
– И когда же я смогу носить подобную вещь?
– Когда мы будем с вами вместе. Я знаю, что вы не можете носить его на глазах у всех. Но мне хотелось что-нибудь вам подарить. Разве вы не можете любоваться им в одиночестве, исподтишка?
– Исподтишка? – Глаза ее метнули молнии.
– Я, наверное, не так выразился. Слишком глуп, чтобы подбирать подходящие слова, но я буду разочарован и обижен, если вы откажетесь от него. Вы примите его, скажите?
Она ответила полукивком, невольно думая про себя, что, хотя ожерелье очень миленькое, это всего лишь аметист. У госпожи – бриллианты... Нет, она не отвергнет подарка, хотя ей и очень хочется это сделать. Она сохранит его для Рози.
Глава XXVIII
Люси не верила собственным глазам.
– Адда, не может быть: ты зачесываешь волосы наверх!
– А что еще я, по-твоему, делаю? – спросила Аделаида, искусно втыкая шпильки в рыжевато-золотые локоны над ушами.
– Но ты попросила разрешения? Тебе еще нет шестнадцати.
– Жизнь была бы страшно скучна, если бы на все надо было испрашивать разрешение, – Аделаида поворачивала голову и так и эдак, критически изучая свое отражение в зеркале. – Особенно если знать, что вряд ли тебе его дадут. Ну вот, кажется, все. Как я выгляжу?
– Фактически совсем взрослой, – вынуждена была признать Люси.
– Эта прическа последний лондонский пик. Мы получили в школе кое-какие модные журналы.
– А в школе тебе позволяли зачесывать наверх волосы?
– Если нам этого хотелось, – беззаботно ответила Аделаида. – Во всяком случае, мисс Эннабел Чизем разрешала, ну а мисс Эстер – старая зануда. – Она потянула ворот своего белого муслинового платья. – Это детское платье, – заявила она. – Мне очень хочется сделать вырез поглубже, если я это сделаю... – Глаза ее вдруг засверкали. – Ты ведь сможешь его обметать, да? Все только и делают что расхваливают твое умение управляться с иголкой.
Люси попятилась, глядя на сестру расширенными глазами:
– Ты не посмеешь!
– Какая же ты мямля, Люси. Вечно всего боишься. Великолепный Джордж не больно-то обратит на тебя внимание, если ты будешь так себя вести.
– Ты имеешь в виду Джорджа Фицроя? Но я вовсе не рассчитываю, что он бросит на меня хоть один взгляд.
– В таком случае он и не бросит, а очень жаль, потому что ты, право же, очень хорошенькая.
Люси боролась с вечно готовыми навернуться на глаза слезами, которых она всегда стыдилась.
– Почему ты говоришь – «очень жаль?» Ведь я даже учиться не закончила.
– Но придет же день, когда закончишь. А память, я думаю, у него имеется.
– Не глупи, Адди. Это ты должна его очаровать. Так говорит мама.
Аделаида пожала плечами. Ее манера держаться вызывала у мамы серьезную тревогу.
– Возможно. Дело, однако, в том, что я не желаю, чтобы кто-то выбирал для меня мужа.
– Но если бы ты влюбилась в Джорджа Фицроя, все было бы в порядке, не правда ли? Говорят, он очень красив.
– И, вероятно, тщеславен, как павлин. Если он станет вести себя с нами снисходительно, я мигом поставлю его на место.
– Адди, ты этого не сделаешь!
– А вот увидишь – сделаю... – не договорив, Аделаида взвизгнула. – Я слышу шум экипажа. – Она кинулась к окну. – Едут! Гляди! Наверное, это Джордж едет верхом рядом с экипажем. А с другой стороны полковник Мунди.
– Не высовывайся так сильно. Они тебя увидят, – нервно окликнула сестру Люси.
Но и она, соблюдая необходимую скромность, все же выглянула из окна и нашла молодого человека, ехавшего на гнедой кобыле, очень интересным. Высокий, строгий, элегантный; солнце сверкало на его блестящих темно-русых волосах. Люси не ожидала, что он окажется настолько красив. Уж, конечно, теперь-то Адди не станет говорить о нем столь пренебрежительно. Она осторожно пригладила тщательно уложенные локончики, неожиданно Люси захотелось и самой быть старше и посмелее, чтобы причесать волосы по последней лондонской моде. А так Джордж Фицрой примет ее просто за маленькую девочку и вряд ли вообще обратит на нее внимание. Ах, если бы только она была в состоянии преодолеть мучительную робость и отважиться поговорить с ним! Да, но о чем? Как он может заинтересоваться предметами, о которых она способна говорить?
Одно, во всяком случае, не внушало сомнений: мама не потеряет контроля над собой. Неожиданно столкнувшись с Аделаидой и заметив ее прическу, она лишь безмятежно улыбнулась. Сама мама в лилово-синем платье была очень красива.
– Леди Мери, позвольте представить вам моих дочерей. Это Аделаида, а это, – ее рука легонько и ободряюще коснулась плеча Люси, – моя младшая дочка, Люси.
После этого обе девочки сделали реверанс очень крупной и тучной леди в темно-зеленом дорожном туалете.
Леди Мери весело сказала:
– Бог ты мой, миссис Мэссинхэм, вы выглядите слишком молодо, чтобы иметь таких взрослых дочерей!
– На самом-то деле они не такие уж взрослые, леди Мери. Аделаида учится в школе сестер Чизем, а Люси занимается с гувернанткой. А теперь, я уверена, прежде чем появятся
джентльмены, вы захотите осмотреть свою комнату. Она находится в самой прохладной части дома, хотя порой и там бывает недостаточно свежо. Цветы в комнате расставила Люси. Она очень хорошо разбирается.
Голоса замерли на повороте лестницы. Аделаида начала неудержимо хихикать.
– Ты слышишь, как леди Мери отдувается и пыхтит? Надеюсь, она не свалится с лестницы, как бабушка Эшбертон. Она почти такая же толстая. Интересно, где мужчины. Не может быть, чтобы папа уже успел повести их в винодельню. Если это так, я ужасно рассержусь, потому что тоже хочу туда пойти.
Аделаида куда-то умчалась, прежде чем Люси успела попросить не оставлять ее одну. В результате получилось так, что она, нервничая, стояла в холле, когда вошел Джордж Фицрой.
– Привет, – сказал он, слегка поклонившись ей. – Ты старшая дочь или младшая? Я – Джордж Фицрой.
Люси, задыхаясь, пробормотала, что она младшая. Лучистые карие глаза на мгновение бесстрастно улыбнулись ей.
– Я так и подумал. Я видел вас обеих выглядывающими из окна.
Люси покраснела от смущения.
– Адди зачесала волосы наверх.
– О! В самом деле?
Люси так разнервничалась, что начала дрожать. Куда же все подевались?
– Не п-п-пройдете ли в гостиную?
– Благодарю вас, я думаю, остальные появятся следом за мной. А вот и вы, мистер Мэссинхэм. Я позволил себе войти в дом.
У папы был веселый, компанейский вид, глаза его сверкали, губы улыбались. Весь этот уик-энд он будет рассказывать забавные истории и сам же первый над ними будет смеяться, и ни разу не позволит себе ни на кого сердито повысить голос. Но Люси все равно будет стараться казаться невидимой, если он глянет своими яркими, горящими глазами в ее сторону. В противном случае от нее станут ждать, чтобы она сказала нечто умное или значительное, что так легко давалось Киту и Адди, но на что она была совершенно не способна.
– Я вижу, с моей младшей дочерью вы уже познакомились, – сказал папа.
Тучный господин, стоявший позади него, громко и весело произнес:
– Быть может, мой сын и успел познакомиться, но я еще нет. Ну что ж, Мэссинхэм, это прелестный эльф.
– Да. Она похожа на мать. Где Аделаида, Люси?
– ...У которой волосы зачесаны наверх, – пробормотал Джордж Фицрой тихим голосом, который, Люси надеялась, никто не расслышал.
– Она минуту назад была здесь, папа. Да вот она!
Аделаида ворвалась в дом в страшной спешке, но, увидев гостей, превратила бурное вторжение в грациозный реверанс.
– Сэр Чарльз, позвольте мне представить мою старшую дочь. Бог ты мой, дитя мое, что это ты с собой сделала?
Самообладание Аделаиды оказалось на проверку не таким уж безупречным. Она стала пунцовой.
– Всего лишь зачесала волосы наверх. – Она посмотрела на отца с вызовом. – Пора уже было это сделать.
Папа, несмотря на присутствие губернатора, закатился громким хохотом.
– Ну вот вам моя озорница, сэр Чарльз. Не сомневаюсь, что это сделано ради вас.
– Зато я сомневаюсь, – возразил сэр Чарльз, губы которого начали расплываться в широкой улыбке. – С какой это стати юная леди будет прихорашиваться ради меня?
Он многозначительно повернулся в сторону своего сына, который тоже восхищенно улыбался, не сводя глаз с пылающих щек Аделаиды.
– Но ради кого бы это ни было сделано, должен сказать, прическа ей к лицу, – заметил Джордж.
– Ну что ж, входите, господа, входите! – Широким жестом Гилберт пригласил всех в гостиную. – Адди, поскольку ты считаешь себя достаточно взрослой, ты должна помогать развлекать гостей.
– Не говорите это таким тоном, словно хотите тем самым наказать юную леди, – сказал сэр Чарльз.
Предводительствуемые Аделаидой гости проследовали один за другим в гостиную. Никто, как видно, не заметил, что Люси осталась в холле в одиночестве. Никто не пригласил ее войти вместе с остальными в гостиную. Она впилась пальцами в ладони, молясь о том, чтобы не расплакаться! Разве она не привыкла к подобным вещам? Адди всегда оказывалась предметом всеобщего внимания. Обычно Люси за нее радовалась. Сама она предпочитала сидеть молча и оставаться незамеченной.
Но не сегодня, после того, как она заглянула в лучистые карие глаза. Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы на нее обратили внимание. Но разве это возможно? Маленькая девочка с волосами, локонами спускающимися на плечи!
– Люси, родная моя, что ты здесь делаешь? – услышала она мамин голос. – Они вошли туда без тебя? Тогда пойдем со мной, ты сядешь около мамы. Леди Мери нашла, что ты изумительно разместила цветы в вазах.
Ей было всего четырнадцать лет – слишком мала, чтобы влюбиться. Но она начала сочинять всевозможные фантазии с участием Джорджа Фицроя, воображая, будто он гуляет с ней в сумерках по саду, говорит, что обожает ее, держит ее за руку. Сидя на веранде у ног леди Мери и протягивая руки, на которые та наматывала шерсть, или же продергивая для нее нитку в игольное ушко, девочка предавалась несбыточным, сладким, обворожительным мечтам.
– Прямо тихонький мышонок какой-то, а не девочка, миссис Мэссинхэм!
– Да, но в ее обществе чувствуешь себя так спокойно, – ответила мама. – Я люблю, когда она рядом со мной. Боюсь, что Аделаида слишком непоседлива и нетерпелива.
– Гм. Ну что ж, мой сын, как видно, иного мнения.
– Похоже, она ему нравится, – сказала мама вежливым голосом, не совсем удачно скрывающим глубокое удовлетворение. – Конечно, она еще слишком молода. Прическу она себе сделала без моего разрешения, но, когда в понедельник Аделаида поедет в школу, придется ей снова опустить волосы, как положено.
– Она, по-видимому, хорошо разбирается в виноделии.
– Да, познания, совершенно не подходящие для девушки. Она развита не по годам.
– То же самое можно сказать и о Джордже, – спокойно возразила леди Мери. – Вы должны привезти своих дочек на следующий прием в саду Правительственного дома. Думаю, мне придется его устроить в скором времени. Но в жаркую погоду это страшно утомительно. – Леди Мери промокнула платком свое побагровевшее лицо. – Сколько времени вам понадобилось, чтобы привыкнуть к австралийскому лету?
– Я до сих пор не привыкла. Муж запрещает мне выходить из дома без зонтика.
– Ну что ж, должна сказать, вам удалось сохранить прекрасный цвет лица. У большинства женщин, с которыми я встречаюсь, кожа прямо-таки задубела. Это никому не идет.
Голоса продолжали журчать, а Люси все мечтала. На прием в саду при Правительственном доме она наденет шляпу из органди с широкими полями, Джордж не сможет отвести от нее глаз. Красавица мисс Люси Мэссинхэм.
Однако на протяжении всего уик-энда она едва ли обменялась с ним хоть одним словом. Все никак не представлялось удобного случая.
Аделаида бы сказала: «Так устрой его сама». Но как это сделать? Джордж был слишком занят, болтая и смеясь с Китом, с которым они очень сошлись, или с Аделаидой; а то все трое седлали коней и отправлялись в дальние поездки, или же все принимали участие в пикнике на озере, или к обеду являлись еще гости, а после его окончания начинались музыка и танцы. Она могла бы спеть, аккомпанируя себе на рояле, на чем очень настаивала мама, но одна мысль о том, чтобы выступить перед столь многочисленной аудиторией, заставляла ее дрожать от страха. Молящие глаза вынудили маму сдаться. Так что ей и в самом деле не оставалось ничего иного, как быть школьницей, благовоспитанной, но практически незримой.
Джордж был отличным танцором. Он обучил Аделаиду польке.
Они кружились по всей комнате до тех пор, пока оба не выдохлись, а у Аделаиды начала распускаться прическа.
Тогда он смог, по крайней мере, увидеть, что она такая же школьница, как и младшая сестра. Впрочем, это не побудило его переключить внимание на Люси.
Быть может, он снова приедет, когда она будет постарше. Но девочка знала, что этого никогда не случится.
Все, кроме Люси, нашли, что важный визит прошел очень удачно. Кит был доволен тем, что Джордж Фицрой в такой же мере заражен золотой лихорадкой, как и он сам. Джордж собирался, когда удастся ускользнуть от исполнения обязанностей, возложенных на него отцом, отправиться в штат Виктория и попытать счастья там. Кит твердо решил поехать вместе с ним, хотя пока об этом помалкивал. Отъезд вызвал бы сильнейшую ссору с папой, который не в состоянии видеть ничего дальше последнего ряда своих лоз. Про себя Кит считал, что все, связанное с выращиванием винограда и производством вина, если не считать его употребления, невероятно скучно. Но отец был по крайней мере доволен тем, что сын быстро становится знатоком вин. Впрочем, глупый старик никогда не мог удержаться от упоминания о том, как много тяжкого труда надо затратить, прежде чем испытаешь неизъяснимое счастье, наливая в бокал чудесную красную жидкость.
Строгие наставления становились довольно монотонными. В Ярраби имелась масса людей для выполнения тяжелой работы – разбрасывания вонючего навоза осенью, после того как ягоды сняты с лоз, а листья уже облетели; засыпки корней измельченным грунтом, чтобы предохранить их от мороза, обрубки ненужных веток, после чего лозы приобретали какой-то странный первобытный вид. Все это было только началом подготовки к сбору следующего урожая. Весной, когда появлялись свежие ростки, надо было снова подстригать лозы, а после того как начиналось цветение – неусыпно следить, нет ли где грибка, паразитов, бесплодных участков. Кроме того, надо было усердно молиться, чтобы выпало нужное количество дождей, чтобы солнце светило, как от него требовалось светить, и чтобы не было града.
Кит не слишком-то верил в молитвы. Не нравилось ему и работать в винодельне. Кроме того, там всем заправлял Джемми Макдугал, а Кит ни за что на свете не станет подчиняться приказаниям бывшего ссыльного.
В общем, это занятие не для него, и он собирался отправиться в путешествие исследовать новые земли, даже если придется дожидаться еще полтора года до совершеннолетия.
Сэр Чарльз Фицрой оказался большим любителем выпить. Он заявил, что намерен всячески содействовать распространению славы вин Ярраби. Это привело Гилберта в замечательное расположение духа. Когда отъехавшие экипажи исчезли в тучах пыли, он повернулся, сгреб Юджинию в объятия и на глазах у всех принялся крепко целовать.
– Вы организовали все великолепно, дорогая. Лучше вас никто бы с этим не справился. Леди Мери пришла от вас в восхищение, а сэр Чарльз готов был, что называется, есть из ваших рук. Знаете, вы выглядите точно так, как я это себе представлял.
– Я выгляжу так же, как всегда, – с некоторым недоумением возразила Юджиния.
– Я хочу сказать, что, когда я женился на вас, то знал, что вы именно так будете выглядеть сегодня. И Ярраби тоже. И наши дети.
– Значит, вы хотели, чтобы все было именно так?
– Да. Почему вы хмуритесь, глядя на меня?
– Не знаю. Мне кажется, мы слишком часто расходимся с вами во взглядах.
– Это придает браку пряность и остроту. Нельзя допустить, чтобы он стал пресным. Я думаю, нам следует снова пригласить ирландского художника и заказать ему семейный портрет. Мэссинхэмы в пожилом возрасте в окружении своих детей. Я уверен, что он – забыл, как его фамилия, – будет рад заработать немного денег.
– Вряд ли они ему пригодятся, поскольку он умер.
– Умер! Когда?
На щеках Юджинии внезапно выступил гневный румянец.
– Почему вас это так удивляет? Ведь это вы предсказали, что он сопьется до смерти. Как же он может оказаться в живых спустя десять с лишним лет.
– Неужели прошло столько времени? Бог ты мой, как годы летят! Ну ладно, не выходите из себя, дорогая. Я ничего плохого не имел в виду.
Юджиния приподняла юбки, чтобы вернуться в дом. Внезапно она почувствовала себя очень усталой. Уик-энд, сколь приятным он ни был, потребовал немалого напряжения.
– Вот видите, что я имела в виду, говоря, что мы никогда не сходимся во взглядах, – сказала она, остановившись на минутку. – Но ваше замечание насчет пожилого возраста справедливо. У вас появилась седина, вам это известно? Я заметила вчера вечером во время обеда. А каким образом вы повредили себе руку?
– Руку? О, эта ссадина? Я ударился, а она не проходит. Это чепуха.
– Надо сделать примочку, попросите кого-нибудь из служанок. А сейчас мне надо пойти поговорить с Аделаидой.
– Мне не нравится ваш тон, – крикнул ей вдогонку Гилберт, – Что такое натворила Адди?
– Вы что, не заметили, что она зачесала наверх волосы? Уверяю вас, это было сделано без моего разрешения. На протяжении всего уик-энда она вела себя самым вызывающим образом.
– Ну а юному Джорджу она понравилась. Разве вас это не радует?
– Отплясывала так, что нижние юбки задирались на голову. И, как только скрывалась с моих глаз, ездила на лошади, сидя по-мужски, а не как положено.
Громкий смех Гилберта преследовал Юджинию все время, пока она поднималась по лестнице.
– В ней много огня. Не надо слишком уж стараться его остудить.
Остудить? Да каким образом можно было это сделать? Дело в том, что сразу же по возвращении Аделаиды в школу последовали новые неприятности. Мисс Эстер Чизем специально приехала в Ярраби повидаться с Юджинией.
Выяснилось, что три девочки в дортуаре Аделаиды были найдены в состоянии опьянения.
– Мы страшно разволновались, миссис Мэссинхэм. Мы просто не понимали, что с ними такое, и вызвали врача. А он без всяких предисловий спросил, что они выпили. Представьте себе, миссис Мэссинхэм. Скандал в нашей школе!
– И что же они такое выпили? – спросила Юджиния как можно более спокойным тоном.
– Вино, конечно. По всей видимости, кто-то из живущих в Ярраби – я не могу убедить Аделаиду назвать его имя – по ее просьбе спрятал бутылку под кустом у ворот. Потом трех девочек, о которых идет речь, уговорили ночью выпить это вино из кружек, имевшихся в дортуаре. Какое действие окажет спиртной напиток на юных девушек, не привыкших к нему, предсказать было нетрудно.
