Текст книги "Виноградник Ярраби"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Она вздрогнула и напряглась.
– Что это за шум?
– Просто воет динго.
– Динго?
– Дикая собака. Их тут шныряет множество.
В голосе мужа звучало нетерпение. Он не слышал ничего, что происходило за стенами комнаты. Он шутливо распустил волосы Юджинии и прикрыл ими ее уши, чтобы приглушить звуки. Затем его улыбающиеся губы приникли к ее губам, а руки снова вцепились в ночную рубашку. Теперь она уже не в силах была протестовать. Даже дышать не могла. Печальный, какой-то получеловеческий вой (неужели это было то, что она в ужасе вообразила себе: привязанный к дереву несчастный человек взывает о милосердии?) раздался снова, потом еще раз, отозвавшись, словно эхо, на ее собственный внезапный крик боли.
В комнате все почернело. Она впала в полубессознательное состояние, борясь против мучительной фантазии, будто лицо, которое она видит над собой, – это дикарское лицо того каторжника и тело, проделывающее с ней немыслимо интимные вещи, тоже принадлежит ему.
Она старалась сладить с темнотой, широко раскрывала глаза и глядела на пламя свечи, говоря себе, что потное тело, соскользнувшее наконец с нее, – это тело ее собственного любимого мужа. Вот же его знакомые рыжие волосы, его любящие глаза, его голос, бормочущий едва слышные ласковые слова.
Она молчала. Тогда он устроился возле, запустив руку в ее волосы, и почти тут же уснул, а она, настолько обессилевшая, что не в состоянии была двинуться, слишком слабая, чтобы выпростать волосы из его горсти, лежала и думала, что она такая же пленница, как и привязанный к дереву человек.
В конце концов полное истощение сил оказалось для нее благом – Юджиния заснула. Она проснулась от оглушительной какофонии: кукабурра, рассевшиеся на эвкалиптовом дереве за окном, звонкими голосами приветствовали утро. Она была одна. Гилберт поднялся, не разбудив ее. Но к хриплому жуткому смеху зимородков она никогда не сможет привыкнуть – в этом она была уверена. В их голосах присутствовало что-то первобытное, так же как первобытными казались и обитавшие здесь звери. Например, в какой цивилизованной стране встретишь тварь такой странной формы, как кенгуру? Или гигантские ящерицы, кажущиеся такими древними. Будто каждой по крайней мере миллион лет? Надо не забыть рассказать Саре о ящерице, попавшейся ей на лестнице в доме Бесс Келли. Они обе – и Юджиния, и ящерица – так перепугались, что не могли двинуться с места.
Однако о событиях прошлой ночи ничего писать не следует. Лучше сделать вид, будто ничего не произошло, и изгнать из памяти воспоминание о перенесенном шоке и о боли. Собака перестала лаять: каторжник не молил больше о пощаде; тайная и стыдная боль, кажется, прошла. В кухне звенела посуда, слышались громкие веселые голоса. Оттуда доносился запах поджариваемого бекона. Солнце, лучи которого лежали на полу, уже пригревало вовсю.
Она должна встать и по возможности привести себя в порядок. При дневном свете ржавая вода в кувшине показалась еще более неприятной. Но чем скорее она оденется, тем быстрее они смогут покинуть это ужасное место.
Вставая с постели, Юджиния заметила, что платье, в котором она была вчера, аккуратно повешено на спинку стула. На нем не осталось ни пылинки. Нижнее белье тоже заботливо приготовлено.
Джейн оказалась более расторопной, чем можно было ожидать, если учесть, в каком состоянии она вчера находилась. Она умеет удивительно тихо все делать, и ее движения не разбудили Юджинию.
В дверь постучали.
– Это ты, Джейн? Входи.
– Это я, миссис Джарвис, мэм.
Дверь открылась. На пороге стояла миссис Джарвис. Она была в сером бумажном платье, в том же, что и вчера, но оно тоже было тщательно отчищено от грязи.
– Джейн все еще плохо себя чувствует, мэм. Так что я пришла узнать, не надо ли что-нибудь для вас сделать.
Первым побуждением Юджинии было отослать ее прочь. Очень уж много видят эти теплые карие глаза. Но это было, конечно, глупо. Женщина, по-видимому, хорошая служанка, а это самое важное. Гораздо лучше видеть склонившееся над ней спокойное лицо, чем больную, истеричную физиономию Джейн. Кроме того, Юджиния почувствовала, что настоятельно нуждается в обществе женщины, а иначе ужасным образом смешавшиеся тоска по дому и страх, притаившийся под самым верхним слоем сознания, поднимутся и, словно громадная волна, обрушатся на нее.
– Благодарю вас, миссис Джарвис. Вы можете помочь мне одеться и упаковать мою ночную рубашку.
– Хорошо, мэм. Не хотите ли, чтобы я расчесала вам волосы? Зеркала тут нет, а вода, которой вам предлагают мыться, не годится и для свиней. Но, думаю, мы как-нибудь выйдем из положения.
Процедура расчесывания волос оказала успокаивающее действие. Движения у миссис Джарвис были приятные, ритмичные. Она собрала тяжелые локоны, закрепив их тугим узлом на Затылке, а затем помогла Юджинии натянуть платье. Поскольку зеркала не было, Юджиния не знала, как выглядит ее лицо, спрашивать об этом миссис Джарвис она не собиралась. Невозмутимые глаза и без того наверняка успели многое заметить.
– Я вся одеревенела от вчерашней тряски в фургоне, – сказала она и тут же почувствовала, что уже в состоянии говорить о прошлой ночи. – Где каторжник?
– Явились два солдата и увезли его перед рассветом.
– Что с ним сделают?
– Его повесят, – спокойно заявила миссис Джарвис. – Я не могу скрыть от вас правду.
Юджиния содрогнулась.
– И как вы не ожесточились, миссис Джарвис? Вам ведь наверняка пришлось натерпеться всяких ужасов.
– Думаю, мэм, у меня натура такая.
– И вам не хотелось бы вернуться в Англию?
– А что меня там ждет? Здесь я уже чувствую себя дома. И мой ребенок тоже будет сознавать, что это его родина.
«Так же как и ваш», – говорили Юджинии слишком проницательные глаза этой женщины.
Юджиния бессознательно прижала руки к животу, словно бы спрашивая себя, не посеяно ли в ее лоне семя, из которого появится будущее дитя. Увидев, что миссис Джарвис заметила ее жест, она стала торопливо разглаживать юбку.
– Миссис Джарвис, вы слышали, как собака лаяла всю ночь?
– Это динго. Ну вот, мэм. Вы очень хорошо выглядите после такого долгого путешествия.
– Для вас, в вашем положении, оно тоже было тягостным.
– Я сильная женщина, и я привыкла к здешнему климату.
– Да, надо сказать, вы производите именно такое впечатление. Я была бы очень признательна, если бы вы принесли мне сюда завтрак. Только чай и немного хлеба с маслом. А потом я должна буду пойти и посмотреть, как там Джейн. Если она все еще плохо себя чувствует, ей, пожалуй, лучше ехать в экипаже со мной и мистером Мэссинхэмом.
Себе она втайне призналась, что ею руководила не одна лишь забота о Джейн. Присутствие девушки отсрочит момент, когда придется остаться наедине с мужем.
Глава VIII
Дом возник так неожиданно, что когда двуколка резко остановилась и Гилберт спрыгнул на землю, Юджиния нечаянно свалилась в его объятия.
Они свернули с дороги возле столба с надписью «Ярраби», выведенной неровными черными буквами, а затем больше мили тряслись по ухабистому проселку, который, казалось, вообще никуда не ведет. И вдруг на склоне холма, под которым виднелись ивы и полоска воды, появился изящный, песочного цвета двухэтажный дом, похожий на мираж в безводной пустыне. Вдоль всего нижнего этажа шла веранда, а под окнами верхнего расположились балконы. Двери, оконные рамы и опоры веранды были выкрашены в ярко-белый цвет. В целом дом оставлял впечатление комфортного, прохладного и тенистого.
– Ох, Гилберт, я даже не представляла себе, что он окажется таким! – в восторге воскликнула Юджиния.
У Гилберта вид был довольный и гордый. Он и сам, со своими небесно-синими глазами и гривой светло-рыжих волос, казался вполне гармоничной частью пейзажа. Видя его таким на фоне прекрасного нового дома, Юджиния, пожалуй, готова была забыть горячее влажное тело, прижимавшееся к ней прошлой ночью. Она твердо решила выбросить этот эпизод из головы или, во всяком случае, не вспоминать о нем с такой мрачностью. Перед ней был ее новый дом, и он оказался гораздо лучше, чем представлялся в мечтах. Она гордилась бы им даже в Англии.
Разве что в Англии он не был бы построен несчастными страдальцами, которых арестовали единственно потому, что так заблагорассудилось Его Величеству.
– Я обращался с людьми хорошо. – Не слишком ли быстро научился Гилберт разгадывать выражение ее лица. Они даже жалели, когда строительство закончилось и пора было уезжать. Но входите же в дом, осмотрите его, как полагается. Вашу мебель расставили, но, если пожелаете, можете потом переставить все по-своему. Я хочу, чтобы после осмотра дома вы побывали в моей винодельне и на винограднике. Надеюсь, вы не слишком устали, чтобы туда отправиться?
На нижнем этаже размещались столовая, гостиная, библиотека – правда, пока еще книг в ней не было – и комната для приема гостей; все они выходили на веранду. Далее шла комната для хранения посуды, бельевая, а по другую сторону мощеного двора – кухня, молочный погреб и комнаты прислуги. Наверху были шесть спален, детская, классная и две ванные комнаты с громадными ваннами на специальных подставках. Все было именно так, как обещал Гилберт три рода назад в Англии. Он полностью сдержал слово.
Юджиния прикидывала в уме, какими обоями оклеить ту или иную комнату, какие повесить занавески, какие постелить коврики. Ей бы хотелось, чтобы у них были, как в Личфилд Коурт, желтая и голубая спальни. Она с нетерпением ждала прибытия коробок и ящиков, чтобы распаковать различные мелкие вещицы, привезенные из Англии. Французская кровать, которую уже установили в самой большой спальне, выглядела великолепно, чему в большой мере способствовали очень высокий потолок и большие продолговатые окна, открывающиеся на балкон. Турецкий коврик она перенесет в гостиную, выходящую окнами на юг – в этой стране, где все шиворот-навыворот, южная сторона была самой тенистой.
Ее восторженные восклицания радовали Гилберта, но он не мог тратить слишком много времени на осмотр дома. Ему не терпелось показать жене самое большое сокровище – свой виноградник.
Джейн, лицо которой под помятой шляпкой сохраняло еще свой зеленоватый оттенок, немножко повеселела и тихонько спустилась в нижний вестибюль. Всю дорогу она просидела молча в дальнем углу экипажа, похожая скорее на маленького несчастного зверька, нежели на человеческое существо. Однако теперь в глазах ее появилось некоторое оживление, и она робко осведомилась, не будет ли каких приказаний.
– Отнеси мелкие свертки наверх и начинай их распаковывать, – сказала Юджиния, испытывая большое удовольствие от того, что отдает свой первый приказ в своем собственном доме. – Куда какие вещи положить, мы решим позднее. А теперь бы мне хотелось, чтобы побыстрее проветрили и отгладили мое белое муслиновое платье. Гилберт, а есть в доме кто-нибудь, кто может приготовить нам поесть?
– Это сделает Йелла – как сумеет.
– Йелла?
– Туземка. Почему у вас такой встревоженный вид, дорогая? Именно затем мы и привезли сюда миссис Джарвис. Вряд ли вас устроит весьма посредственная стряпня Йеллы. К тому же она придерживается не самых передовых взглядов по части гигиены. Ну ладно, а теперь пошли. Я достаточно долго ждал, когда смогу показать вам самую важную часть поместья.
В дальнем конце двора, позади кухни и прилегающих к ней строений, помещались конюшня, хлевы и сараи для скота и еще несколько вытянувшихся в один ряд хижин. Там, коротко пояснил Гилберт, живут наемные слуги – конюхи и работники, ухаживающие за виноградником.
– Ссыльные? – спросила Юджиния, пытаясь скрыть свое недовольство.
– Досрочно освобожденные и два бывших ссыльных, которым не захотелось покидать Ярраби. Большинство из них работает хорошо. Конечно, во время сбора винограда они напиваются. С этим уж ничего не поделаешь. Только приходится следить, чтобы по воскресеньям они ходили в церковь. Это закон.
Солнце начало невыносимо припекать. Юджиния рада была очутиться в прохладной, с невероятно толстыми каменными стенами винодельне, помещающейся позади конюшни. Помещение было заставлено бочками, и в воздухе стоял какой-то густой кислый запах, от которого молодую женщину замутило. Он усиливался, по мере того как Юджиния спускалась все дальше, вниз – в длинный прохладный и темный погреб, шагая за Гилбертом, который держал в руке зажженный фонарь. Здесь тоже было много бочек, которые, как объяснил Гилберт, заполняются вином, готовым для розлива по бутылкам. В другом помещении на стенах были укреплены полки, где аккуратными рядами лежали бутылки со специальными этикетками, указывающими дату изготовления вина. Громадные чаны, сейчас пустые, скоро как следует отчистят и выскоблят, чтобы они готовы были принять виноград нынешнего сезона, его можно начать давить через месяц с небольшим, если теперешняя жаркая погода продержится.
Далее Гилберт пустился в описание процесса прессования: громадные груды виноградных гроздьев давят, пока из них не потечет в чан сок, или, как его еще называют, муст – виноградное сусло; там сок остается до тех пор, пока не начнется процесс брожения. Пушок, покрывающий легким налетом гроздья, способствует брожению. В погребе необходимо поддерживать наиболее благоприятную температуру. Всякий раз, заменил Гилберт, приходится уповать на то, что во время созревания винограда дождя выпадет ровно столько, сколько надо. Если влаги будет слишком мало, пострадает вкус ягод, если слишком много – на лозах заведется грибок.
По окончании ферментации начинается розлив по бутылкам, а эта операция требует особой сноровки. Между вином и пробкой надо оставлять достаточное пространство. Бутылка должна лежать набоку...
– Юджиния, вы меня слушаете?
– К сожалению, мне не знакомы некоторые слова, которые вы употребляете.
– Ничего, скоро станут знакомыми. Что-нибудь не так? Вы немного побледнели.
– Здесь очень сильный запах.
– К нему вы скоро привыкнете, и он даже начнет вам нравиться. Подождите, когда наступит сбор урожая и начнут приносить корзины, полные виноградных гроздьев. Прессование производим мы втроем – Мерфи, Том Слоун и я. Это тяжелый труд. Мы не давим виноград ногами, как это делают португальцы; у нас применяются деревянные прессы – они столь же эффективны, а давить виноград с их помощью, а не ногами, на мой взгляд, – более цивилизованный метод.
– Гилберт, простите, но мне необходимо глотнуть немного свежего воздуха.
Ей удалось каким-то образом подавить рвоту. Она опустилась на пустую бочку в верхнем помещении и ощутила на себе холодный презрительный взгляд Гилберта. Действительно ли он выражал презрение? Или просто разочарование? Уж не жалеет ли он, что женился на женщине, которая не способна перенести запах кислого вина? Юджиния была просто в ярости на себя.
– Я привыкну, – сказала она решительным тоном.
– Конечно. Я думаю, вы все еще не оправились от шока, перенесенного прошлой ночью. Мне бы следовало это учесть. Может, вернемся домой? На виноградник мы можем сходить попозже.
Юджиния предпочла бы очутиться вместо темного винного погреба на открытых террасах, где солнце пригревает стройные ряды зреющих виноградных лоз. Она знала, что там ей было бы легче сыграть в восторженность, и к ней сразу вернулась бы присущая ей склонность к приключениям.
Но Гилберт, который вел ее к дому, кажется, не заметил, что жена его не выразила особого восторга. Он продолжал говорить о том, что вложил весь свой капитал в строительство дома и его внутреннюю отделку, а также в виноградник. Для него крайне важно, чтобы урожай в этом году был хороший. Пока что все говорит о том, что он должен оказаться отличным. Лозы в хорошем состоянии; на этот раз не было заморозков, случающихся иной раз в конце весны; паразиты, которых он обнаружил на лозах малаги, не затронули ни бордо, ни эперне. Если в ближайшие дни пройдет небольшой дождичек, он начнет сажать новые отводки. Лучше всего делать это после короткого проливного дождя. Он заставил своих работников всю зиму и весну готовить к посадкам новые террасы.
– После сбора винограда устроим новоселье. Вы успеете к тому времени украсить дом как полагается? У меня еще осталось достаточно денег, чтобы придать ему приличный вид.
– А как насчет сада? – спросила Юджиния.
Дело в том, что при доме не было никакого сада. Его окружала только сухая пыльная трава и несколько недавно посаженных кустиков, явно приживающихся с большим трудом.
– Этим тоже займетесь вы. Я выделю вам в помощь Пибоди. Он утверждает, что служил садовником в королевском дворце, хотя я сильно в этом сомневаюсь. Он вообще пребывает в царстве фантазии. Но кусты эти посадил именно он. Пибоди говорил, что поскольку вы прибудете сюда прямиком из Англии, то непременно будете скучать по зелени. Вы можете купить растения в оранжерее в Парраматте – розовые кусты, герань и множество всяких других английских цветов пусть облегчат вашу тоску по родине.
Юджиния, всячески пытавшаяся уклониться от его пронизывающего взгляда, спросила, каким образом подобные растения выживут в этой иссушенной солнцем почве. Судя по кустам, условия здесь не слишком благоприятные.
– Их надо постоянно поливать. Можно даже разбить газон, если его поливать. К счастью, в воде у нас недостатка нет. Я пробурил очень хороший колодец. А когда идут дожди, маленькая речушка под холмом выходит из берегов. В пяти милях отсюда есть озеро, на котором живут черные лебеди. Оно вам очень понравится. Ну как, дорогая, довольны ли вы своим новым домом?
Юджиния ответила вполне искренне, что в здешней дикой и пустынной местности их дом – просто чудо.
Она улыбнулась, увидев, как Гилберт доволен ее словами. Ее тронуло желание мужа угодить ей.
Мы сделаем этот дом знаменитым на всю Австралию. Мы в этой стране представляем аристократию, потому что прибыли сюда по своей собственной воле. Это превращает нас в законных претендентов на все имеющееся наследие. Вы понимаете, что я имею в виду?
Она не могла сказать мужу, что в данный момент это наследие не очень привлекает ее. Сухая пыльная земля...
Смогут ли когда-нибудь на ней вырасти розы? Сможет ли она когда-нибудь ходить под этим палящим солнцем с непокрытой головой, привыкнет ли к диким, печальным и жутким крикам птиц, к этому необозримому небесному своду или к несчастным беглецам, воющим порой в ночи, подобно динго? Она содрогнулась. Гилберт истолковал это как признак недомогания.
– Вы не захватили зонтик от солнца. Это моя вина – надо было настоять. Я не хочу, чтобы вы вообще выходили из дома без него, когда солнце такое горячее, как сейчас. У вас чисто английская кожа, и надо, чтобы она такой и осталась. Я вовсе не желаю, чтобы жена у меня пожелтела от загара.
– Хорошо, Гилберт, – покорно ответила она.
Если она доставит ему удовольствие тем, что будет ходить под зонтиком, это не такая уж трудная задача.
Когда спустя некоторое время Юджиния направилась вниз, к речке, она держала над головой зонтик. Она все еще находилась в состоянии неприятной апатии – последствие взвинтивших ее событий прошлой ночи – и чувствовала себя не в силах что-либо возразить, когда Гилберт предложил отложить дела по убранству до прибытия фургона, который доставит миссис Джарвис и остальную часть багажа. Даже в тени, на веранде, где поставили качалку, стало слишком жарко. Гилберт сказал, что речка пересохла, но Юджинии казалось, что она видит поблескивание воды, манящей своей прохладой.
День тянулся томительно и скучно, так что коротенькая прогулка вниз по склону – какие-нибудь полмили – все-таки была некоторым развлечением. Гилберт сразу же после обеда ушел на виноградник, оставив ее в одиночестве. Он даже не пытался скрыть, как ему не терпится поскорее там очутиться.
Сначала Юджиния, увидев, что муж уходит, обрадовалась, но когда он исчез из виду, почувствовала себя невыносимо одинокой. Джейн, заметно повеселевшая после того, как убедилась, что не придется жить в какой-нибудь убогой лачуге, усердно стирала и гладила вещи, которые были на них в дороге. Йелла – туземка, которой на вид можно было дать все сто лет, но которая на самом деле оказалась достаточно молодой, ибо, несомненно, ждала ребенка, – эта самая Йелла угостила их почти несъедобным обедом, состоявшим из холодной жесткой баранины, маринованных овощей и черствого хлеба домашней выпечки. Юджинии пришлось мысленно прочитать себе нотацию за то, что ей стало дурно, когда она представила, как эти коричневые руки прикасаются к еде. Она не могла заставить себя проглотить больше двух кусочков баранины. Бедный Гилберт, если его каждый день так кормят! Завтра она займется проблемой прислуги. В городке Парраматта наверняка есть молоденькие белые девушки, которые согласятся поступить к ним и поучиться ремеслу домашних служанок.
Йелла, конечно, может остаться. Юджиния вовсе не хотела быть недоброй, но в будущем эта женщина не должна иметь никакого отношения к готовке. Она может под присмотром миссис Джарвис чистить овощи, мыть посуду, подметать полы. Вероятно, Йеллу это вполне устроит – у нее вид довольно ленивого существа. До чего же непривлекательны эти австралийские туземцы с их низкими лбами и глубоко посаженными звериными глазами! Но если обращаться с ними гуманно, они доброжелательны и безобидны. Можно не бояться, что тебе всадят копье в спину. И язык у них благозвучный. Ярраби – одно из их слов.
Это поместье составляло часть территории, где они в свое время охотились. Их очень огорчало то, что белые поселенцы истребляют дичь, кенгуру, валлаби, эму, вомбатов и гигантских ящериц, которые называются «гоанна»... По крайней мере так говорит Гилберт. В прошлом отряды черных туземцев иногда совершали набеги на небольшие фермы, но те времена миновали. Сейчас в этой части страны жизнь течет мирно.
Если когда-то здесь был густой эвкалиптовый лес, то и сейчас все еще было много высоких и стройных эвкалиптовых деревьев. У одних стволы белые, у других – пятнистые или светло-розовые, цвета человеческого тела. Росли здесь и самшит, акация, кустарник, именующийся чайным деревом, а также прелестные сизоватые кусты, известные под названием дымчатых. А над высохшей рекой никли изнывающие от жары ивы. Но если воды нет, как вообще смогли уцелеть ивы?
Вообще-то говоря, тонюсенький ручеек еще остался. Он катился по потрескавшемуся глинистому дну. А на другой стороне этого жалкого ручья, под тенью одной из поникших ив, был виден маленький крест. Две сколоченные крест-накрест и скособочившиеся деревянные планки.
Неужели это могила?
Затаив дыхание, Юджиния перебралась через узкий ручеек.
Холмик, заросший пыльными сорняками и репейником, вне всякого сомнения, был чьей-то могилой. Он такой маленький, что наверняка под ним покоится ребенок. Какое же невинное маленькое создание испустило последний вздох в этом пустынном неосвященном месте?
Наклонившись, Юджиния разобрала буквы, начертанные на самодельном кресте концом обожженного прут: ПРУДЕНС.
Вдали, на эвкалиптовых деревьях, кричали белые попугаи – какаду, похожие на гигантские пионы. Легкий ветерок едва колыхал горячий воздух. Юджиния почувствовала, как по лбу скатываются капельки пота. Чья-то давняя скорбь, которой была овеяна эта одинокая могилка, передалась Юджинии, наполнив ее душу глубокой тоской.
Какая странная, преследуемая призраками страна, эта Австралия, и какой невероятно чужой она себя здесь чувствует!
Глава IX
День был хороший, очень удачный, размышлял Гилберт. В восемь часов спустились сумерки, и быстро завечерело. Они мирно обедали при свечах.
Все было так, как рисовалось ему в воображении, когда он приехал из Англии и задумал построить свой дом. Приятные вечера, проводимые в обществе жены после заполненного трудами дня. Можно поговорить о том о сем, но не слишком долго – он не любил все время болтать языком. Однако же сегодня вечером Юджиния как-то особенно молчалива.
Да, она, кажется, спросила о могиле ребенка возле речки Гилберт с трудом припомнил обстоятельства, при которых она появилась. За столом прислуживала миссис Джарвис. Юджинии надо будет изменить такой порядок. Он нанял эту женщину готовить, а не прислуживать за столом. Его как-то странно отвлекали спокойные движения Молли. В молодости она явно прошла хорошую школу. Потупленные глаза, бесстрастное выражение лица – все было безупречно, но опрятное платье не только не скрывало, но подчеркивало пышность форм. Уж не этим ли объяснялась его рассеянность?
– Что вы сказали, дорогая? Детская могила? Да, я при поминаю, как она появилась. Около реки остановилась на ночевку семья, направлявшаяся в фургоне, запряженном волами, на запад. Это было время сбора винограда, мой первый сезон. Мы были тогда здорово заняты. К нам обратился за помощью какой-то мужчина. Сказал, что у его маленькой дочки лихорадка, и попросил дать ему лошадь, чтобы съездить в Парраматту за врачом. Но ребенок умер в ту же ночь, еще до приезда врача. Тогда они попросили разрешения вырыть возле речки могилу и похоронили девочку там. Кто-то прочитал молитвы, а потом они уложили вещи и поехали дальше.
– Оставив ее? – тоскливо спросила Юджиния.
– А что им было делать? Здесь такие вещи случаются.
– Мать очень страдала?
– Я ее ни разу не видел. Отцу я дал стакан вина, но оно было еще невыдержанное, очень кислое, а он – сильно расстроен. Его вырвало.
Юджинию передернуло.
– Сколько лет было девочке?
– Не знаю. Я, вероятно, даже не спросил. Она была старшей из четверых детей. Думаю, лет шесть-семь.
Лицо Юджинии при свете свечей казалось очень бледным. Глаза смотрели напряженно. У нее был такой вид, словно это она потеряла ребенка.
– Я вам говорил, чтобы вы не выходили на солнце. Не надо спускаться к реке в такую жару.
– Мне показалось, я вижу воду. Она была такая прохладная. Но листья на ивах совсем пожухли.
– Боюсь, надвигается засуха. Мой виноград что-то очень быстро созревает. В ягодах не хватает сахара. Если так пойдет дальше, нам придется через две-три недели начать сбор.
Юджиния поковыряла вилкой еду на тарелке. Она всячески заставляла себя поддерживать вежливый разговор.
– В ваше отсутствие все было в порядке?
– Относительно – да. У меня хороший надсмотрщик, Том Слоун. Драк не было, а это уже кое-что. Одного работника застали на месте преступления: он украл и спрятал под пиджаком бутылку вина. Наверное, собирался тайком выпить. Ну как, думали вы насчет сада, моя дорогая?
– Его пришлось наказать?
Опять этот ее слишком пристальный взгляд... Впрочем, чувствительность ему нравилась.
– Вы про парня, укравшего вино? Я ограничился выговором, так как только что привез домой молодую жену. Он может считать, что ему повезло – своим избавлением он обязан вам.
– А если бы не это, в чем состояло бы наказание?
– Дюжина плетей. Ну что вы так на меня смотрите? Приводить наказание в исполнение для меня такое же маленькое удовольствие, как и быть наказанным для провинившегося. Но вы должны понимать, что эти люди – уголовные преступники. Возьмите хоть то, что произошло прошлой ночью.
Юджиния убрала со лба взмокшую прядь волос:
– Я предпочла бы об этом не говорить. Я стараюсь забыть о случившемся. А не могли бы мы выпить кофе на веранде?
– Конечно. Прекрасная мысль!
Они тихонько покачивались в качалках в теплой темноте. Гилберт показал ей Южный крест и другие созвездия, а потом, поскольку Юджиния молчала, тоже замолчал. Он видел бледное расплывчатое пятно на месте ее лица, различал неподвижную фигуру. Ему хотелось придвинуться поближе, взять ее за руку, но он сдержался. Юджиния сегодня слишком отчуждена, вся ушла в какие-то свои мысли. Позднее он обязательно будет очень нежным. Время от времени у него мелькала тревожная мысль, что прошлой ночью он не совладал со своим желанием. Его так взволновал и возбудил вид невесты, поймавшей преступника, что он не смог справиться с собой. Оставалось надеяться, что Юджиния это поняла.
Она была весь день такая притихшая, что у него невольно появились смутные угрызения совести. Но ничего, сегодня ночью в их собственном доме, на этой изящной французской кровати, один вид которой заставил его засмеяться от предвкушаемого удовольствия, он все загладит. Если надо что-то заглаживать.
– Я посажу жимолость, и она будет виться вокруг столбов на веранде, – мечтательным тоном проговорила наконец Юджиния. – Вы помните жимолость в беседке в Личфилде? От нее шел такой аромат в утренние и вечерние часы!
– Она будет напоминать вам о доме, – сказал Гилберт
– Да. Вы против этого?
– Отнюдь нет. Посадите все, что может доставить вам удовольствие. Пусть в саду будут клумба с розами, бордюры из многолетних растений, тисовые деревья – все, что вам только удастся вырастить.
– Я создам очень красивый сад. В нем будет пруд с водяными лилиями, солнечные часы, аллея тисовых деревьев, ползучие розы на решетчатых подпорках, под которыми всегда будет тень. – Она вздохнула. – Но на это потребуется вся жизнь.
– Здесь все растет быстро. Ну а жизнь – она вся перед нами.
На этот раз он дотянулся до жены и взял ее руку в свою. Юджиния не противилась. На его ладони лежала ее маленькая теплая сухая рука. Сердце у Гилберта забилось быстрее. Он старался обуздать нарастающее возбуждение, на этот раз, в отличие от прошлой ночи, помня о том, что эту женщину, получившую столь нежное воспитание, надо осторожно, ласково и терпеливо учить отвечать страстью на страсть. Впрочем, ему это нравилось; не хотелось бы, чтобы дело обстояло иначе. Даже если она никогда не будет испытывать... Почему это не будет? Все будет в порядке. Во всяком случae, принять его в свои объятия она никогда не откажется.
Словно прочитав его мысли, Юджиния зашевелилась и сказала, что пойдет наверх. Он скоро собирается ложиться?
Прозвучало ли в ее голосе нетерпение? Ему хотелось бы думать, что да. Когда она говорила про сад, голос у нее был живленный, хотя в интонации слышалось что-то лихорадочное. Вот так, подумал Гилберт, человек начинает свистеть в темноте, чтобы подбодрить самого себя.
Все изменится, когда появятся растения, о которых она говорила и на которые сможет смотреть каждый день. Может, и в ее лоне семя даст ростки. Ребенок – вот что нужно, чтобы Юджиния привыкла к новой жизни и почувствовала себя счастливой.
Ярраби, виноградник, колоссальная страна, с которой он теперь полностью сроднился. И хрупкая, изящная, волнующая женщина. Не грядет ли какая беда – очень уж много хорошего выпало на его долю!
Когда он спустя полчаса поднялся наверх, то застал Юджинию сидящей в постели. Она была в белой батистовой ночной рубашке с кружевной отделкой на высоком вороте и на рукаве. Ее прекрасные темные волосы были распущены и так и сверкали. Она, несомненно, приложила немало стараний, чтобы показаться мужу как можно более привлекательной. В воздухе ощущался легкий аромат каких-то цветов. На спинке стула висел голубой шелковый халат. Занавеси были задернуты, и комната с громадной кроватью посередине, в которой виднелась неподвижная, похожая на призрак фигура, при свете светла погружена в таинственный полумрак.
