Текст книги "Путь Никколо"

Автор книги: Дороти Даннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 46 страниц)

К собственному удивлению, Феликс обнаружил, что вновь способен дышать ровно. Он выпрямил спину.

– Но ведь ты ничего мне не сказала. Должно быть, боялась, что я помешаю.

Марианна де Шаретти кивнула.

– Да.

Он надеялся, что она продолжит, скажет что-то еще, будет возражать и пытаться оправдываться, чтобы он вновь мог разозлиться. Но ничего не последовало.

– Тебе было наплевать, что я чувствую! Ты просто хотела поскорее провернуть эту свадьбу, прежде чем я узнаю. Ты знала, как я буду… это будет…

– Я знала, что ты сочтешь это немыслимым. Да. Именно поэтому я желала устроить все это так, чтобы у тебя было время немного подумать. Феликс, ты хорошо знаешь Николаса. Ты и впрямь думаешь, будто он способен хитростью или силой заставить меня вступить с ним в брак? В самом деле?

Клаас. Клаас, который так долго был его тенью, но…

– Он очень умен, – заметил Феликс.

Лицо ее расслабилось, словно мать знала, каких трудов ему стоило это признание.

– Он также и мудр не по годам. И если тебе нелегко появляться на людях, то представь себе, каково ему. Он ведь знает, о чем станут говорить все вокруг. И я тоже знаю это. Так не думаешь ли ты, что у нас были весьма веские причины поступить так, как мы поступили.

– Деловые причины, – ровным тоном отозвался Феликс, не скрывая своего презрения. – Он только что заявил, будто хочет удержать компанию на плаву, пока я не смогу управлять ею. Словно я мог бы просить о чем-то подобном. Словно мой отец хотел, чтобы ты… Поверил бы, что ты…

– Выйду замуж за одного из его подмастерьев, – закончила Марианна де Шаретти. Она с шумом втянула в себя воздух. – Нет, твой отец никогда не одобрил бы этого. Но твой отец мертв. А я здесь, и я хочу жить своей жизнью. Сейчас наша компания не имеет ничего общего с той, которую создал твой отец; она уже изменилась, и изменится еще сильнее в будущем. Я хочу оставаться в ней и заботиться о ней до последнего. Но без помощи мне не справиться. До тех пор, пока ты не будешь готов, нам необходим другой управляющий. Мужчина. Феликс, мне не нужен человек, который бы занял место твоего отца. Мне нужен лишь друг. – Она помолчала. – И я обещаю тебе, что все об этом узнают: Николас всего лишь мой друг.

Он ощутил, как у него вновь вспыхнули щеки при одной мысли о необходимости подобных заверений. Все это звучало так разумно…

Вот только он был единственным наследником, а Николас – едва ли старше его самого. И к тому же все знали, что Николас – его слуга.

– Все люди взрослеют по-разному, и у каждого свои способности, – говорила тем временем его мать. – Порой нам приходится отойти в сторону и смотреть, как другие получают те призы, что желанны нам. Но со временем наш черед также придет. Было бы малодушно и недостойно связывать руки другим людям. В лице Николаса у тебя и у меня есть друг. А ты – мой единственный сын. Никакая сила в мире не может это изменить!

Что-то коснулось его щеки, но он не мог и вообразить, что плачет, сам того не замечая.

– Он мне только что сказал, что уедет, если ты этого захочешь. Он сказал, что сейчас ты вряд ли предпочтешь меня ему, но я могу попросить тебя об этом позднее, и, возможно, ты согласишься.

Мать долго не отвечала ему.

– Как же я могу предпочесть тебя ему? – промолвила она, наконец. – Ты мой сын. Где бы ты ни был, ты уже избран. Но, Феликс, что же хорошего будет для тебя в том, чтобы прогнать Николаса, утратить все открывающиеся возможности, доведя компанию до разорения, а нас самих – до бедности. Разве так мужчина должен занимать свое место в мире?

Холодная дорожка на подбородке. Теперь он понял, что и впрямь плачет.

– Это произошло у Портерслоджи. – Он стиснул губы, стремясь побороть боль в горле. Часто моргая, он увидел, как она подносит руки ко рту, а затем ко лбу. Сокрыв лицо в тени, мать сказала ему:

– Я была бы счастлива повернуть время вспять, лишь бы избавить тебя от этого. Нам следовало сказать тебе заранее. Я ошибалась. Если по справедливости, то именно мне следовало бы уехать. Возможно, однажды вы с Николасом оба решите покинуть меня. Я это заслужила.

Ее губы, полускрытые ладонями, изогнулись, словно бы в невеселой усмешке, но когда она отняла руки, то Феликс увидел, что лицо матери залито слезами, и слезы текут и текут по влажной блестящей коже. Сам не помня как, он оказался рядом с ней, и они стиснули друг друга в объятиях, прижимаясь мокрыми щеками. Впервые за все время она признала свою ошибку. Как взрослый перед взрослым. Она сама говорила об этом.

В отрывочных фразах и недоговоренных словах он все же сумел сказать матери, что желает ей счастья. И в каких-то ее отрывочных откликах, почти не высказанную вслух, уловил мысль, что отчасти для матери счастье каким-то образом связано с Николасом. Для него это не было неожиданностью. В конце концов, именно эта догадка была у истоков его сегодняшней горечи. Но ему и прежде приходилось делить Николаса, особенно с женщинами. Он положил голову матери на колени, и она гладила его по волосам, пока они оба не пришли в себя. И наконец Феликс сказал ей:

– Что ж, полагаю, дело сделано. Если это действительно то, чего ты желаешь, то я помогу тебе.

Как взрослый мужчина, он мог позволить себе проявить щедрость. Он был ее сыном и избранником, а она – женщиной. Достаточно слабой, чтобы нуждаться в помощи Клааса, его слуги. Ладно, на это он был готов согласиться. Разумеется, в подробностях обо всем, что ждало его впереди, и как он встретит этот грядущий вызов, Феликс предпочитал пока не думать. Сегодня его бедная матушка могла положиться на него.

Он ждал, что она нагнется поцеловать его в лоб. Но она, засомневавшись, лишь погладила его по плечу, когда он поднялся на ноги. Влажные глаза наблюдали за ним с любовью и страхом. Он шмыгнул носом, склонился, и сам поцеловал ее.

Глава 28

Мессер Грегорио, корпевший над бумагами у себя в кабинете, одним глазом приглядывал за дверью и, едва заслышав шаги хозяйки, уже поднялся с места, когда она заглянула к нему. Как и было условлено заранее, она пришла попросить его собрать во дворе всех работников и прислугу, а также установить там нечто вроде возвышения, с которого она могла бы обратиться к людям. Голос ее звучал спокойно, без малейшей дрожи, хотя веки слегка покраснели.

– Хеннинк вам поможет, – добавила она. – Я пригласила его к себе в кабинет, чтобы он мог услышать эти новости первым.

Безупречно. Безупречно от начала и до конца. Единственной ошибкой было то, что она не согласилась сообщить обо всем сыну заранее. Невозможно представить, как теперь слуга jonkheere Феликса сможет исправить положение.

Грегорио из Лети исполнил все, что от него требовалось, и вскоре раскрасневшийся Хеннинк, поджав губы, присоединился к стряпчему. Они оба предпочли не отвечать ни на какие вопросы нижестоящих. В скором времени шумные, как стайка скворцов, все наемные работники семейства Шаретти устремились во двор. От поденщиков до мальчишек-разносчиков; от царственных поварих до горничных и служанок, натиравших полы и резавших лук.

Затем вышла и сама демуазель в своем нарядном платье. Однако сопровождал ее отнюдь не новоиспеченный супруг. В молодом человеке, который вел Марианну де Шаретти под руку, Грегорио с изумлением узнал ее сына, Феликса, заметно побледневшего, в накидке, которая по цвету не подходила к дублету. Они успели уже подойти к красильне, когда хлопнула дверь дома, и во двор торопливо вышел главный виновник торжества. Все обернулись к нему и заулыбались, вполне искренне, как показалось Грегорио. Хоть он и стал теперь курьером и важной персоной, но он по-прежнему оставался их Клаасом Издалека, высокий и крепко сложенный, он производил весьма внушительное впечатление. Конечно, если подойти ближе, то все вставало на свои места.

Оглядываясь по сторонам, он вышел во двор. На лице его Грегорио, как ни старался, не заметил ни тени торжества, смущения или стыда. Он просто искал взглядом их с Хеннинком. Они стояли неподалеку от хозяйки и ее сына, но все же не бок о бок. Протолкавшись через толпу, Николас встал рядом с ними и обернулся лицом к вдове. Она взобралась на подставленный для нее ящик, и все притихли.

К этому ей было не привыкать. Ведь в конце концов она управляла компанией со дня смерти мужа Для начала она поблагодарила их всех за помощь и верную службу. Затем перешла к тому, что после смерти супруга для них для всех начались нелегкие времена. И что необходимы были многие перемены. И что разные виды деятельности могут приносить больше или меньше денег. Она сказала, что за прошлый год убедилась в состоятельности кампании Шаретти, но им следует идти в ногу со временем, если они хотят преуспевать и дальше. Возможно, в один прекрасный день все они разбогатеют по-настоящему. Она с радостью говорила им об этом, ибо надеялась, что они все останутся здесь с ней и примут участие в грядущих переменах.

Во всем этом ей было не обойтись без помощи. Прежде всего, без ее управляющего Хеннинка. Без мейстера Юлиуса, который сейчас в Италии, но скоро вернется и будет помогать ей и дальше. Но также помощь пришла и от одного из них, от Клааса, которого теперь, когда он сделался курьером, они стали называть Николасом. За последние полгода почти все нововведения в компании исходили именно от Клааса. У него был настоящий дар для этого. Он мог бы применить эти способности в любом другом месте и обрести успех. Но чтобы убедить его остаться в компании Шаретти, она, как ее владелица, решилась на важный шаг. Николас – молодой человек, которого ждет отличное будущее. Поэтому она решила сделать его своим полноправным партнером Как и прежде, Хеннинк будет заправлять делами в красильне и не оставит Николаса своими ценными советами. Мейстер Грегорио будет исполнять обязанности мейстера Юлиуса, а потом и работать бок о бок с ним. А ее сын Феликс будет все время находиться при Николасе, следя за каждым его шагом, дабы со временем самому стать полновластным хозяином компании.

Она немного помолчала, чтобы дать время стихнуть перешептываниям и удивленным возгласам. Грегорио исподтишка оглядел тех, кто стоял с ним рядом. Хеннинк, насупившись, смотрел прямо перед собой. Феликс рядом с матерью взирал на толпу таким взглядом, словно ненавидел их всех. Что же касается Николаса, то он просто наблюдал. Наблюдал за всеми, от своей жены до работников из красильни, которые прежде были его товарищами.

– Вы должны относиться к Николасу с пониманием, – продолжила вдова, – и помогать ему насколько возможно, ибо он делает нечто важное для всех нас. Но я полагаю, вы можете поблагодарить меня за то, что я не привела в дом чужака. Вы все знакомы друг с другом. Он прожил с нами очень долго. Разумеется, его назначение повлекло за собой другую проблему. Как вам известно, я вдова, и потому уязвима, как любая женщина. Я не хотела выйти замуж за человека, который, возможно, будет приятен мне, но не вам, ибо вы тоже в какой-то мере моя семья. Теперь же со своим новым управляющим я буду делить дом и большую часть повседневных забот.

Феликс опустил взор. Николас, напротив, поднял глаза.

Взглянув на него, Марианна де Шаретти улыбнулась и ровным голосом провозгласила:

– Так что оставался лишь один разумный выход. Я спросила его, согласен ли он, не в ущерб компании, в которой он не получит никакой доли владения, соединить свое новое назначение с женитьбой. Он согласился. Брачный контракт между нами был заключен сегодня утром.

Тишина. Затем звук, похожий на стон. И шепот. И гомонящие голоса. В основном, восклицали женщины. И улыбались, по большей части, тоже они, как заметил Грегорио. На всех лицах читалось одно, им не было нужды говорить это вслух: молодец, вдова! Заполучила себе в постель крепкого паренька!

Вдова улыбалась. Улыбка напряженная, но вполне искренняя. И если она и дрожала от волнения, то умело скрывала это. Ей нельзя было отказать в отваге. Но, разумеется, отвага была необходима, чтобы вообще пойти на всю эту авантюру.

Наконец, кто-то из женщин закричал пронзительно:

– Трижды ура нашей демуазель!

И женщины радостно заголосили, хотя из мужчин к ним присоединилась едва ли треть. На их лицах была растерянность, как у солдат, идущих в бой. Они еще сами толком не знали пока, что чувствуют. В своих эмоциях они смогут разобраться лишь чуть погодя, когда соберутся вместе в каком-нибудь уголке.

– Благодарю вас всех! – объявила Марианна де Шаретти. – Думаю, нам следует отметить это событие. Солнце пока еще не село. Сейчас Хеннинк возьмет с собой пару человек, чтобы прикатить бочонок с вином, и вы сможете выпить за наше здоровье. И за свое собственное. И за нашу компанию.

Но вот, наконец, и все. С помощью сына, демуазель спустилась с возвышения. Некоторые работники уже неуверенно двинулись вперед, чтобы заговорить с ней. Она пожимала им руки, одному за другим, улыбалась и для каждого находила пару слов. Хеннинк молча удалился исполнить отданное ему поручение. Николас проводил его взглядом, затем к нему также подошли работники, сначала один, затем другой, а вскоре вокруг него собралась небольшая толпа.

Как заметил Грегорио, он даже не попытался присоединиться к демуазель, создавая некое подобие свадебного торжества. Неуверенных шуточек в свой адрес он словно бы и не слышал. На все вопросы об их работе и о своей собственной отвечал с готовностью и даже с восторгом, передавшимся также и старшим работникам, которые теперь не скрывали своего интереса. Наконец он отошел в сторону, по-прежнему окруженный людьми, отыскал пустой бочонок и уселся на него. Вскоре оттуда донеслись взрывы смеха. Все больше людей направлялись в ту сторону, чтобы присоединиться к ним. Впрочем, вокруг демуазель толпа была не меньше, так что все по справедливости. Мессер Грегорио подошел к ней с сыном.

– Мои поздравления, демуазель. Даже герцогский казначей не смог бы произнести лучшую речь.

– Это все благодаря Феликсу, – отозвалась она. – Но где же наше вино?

Бочонок был тут как тут. Толпа вокруг Николаса без особой спешки рассеялась, а точнее – сместилась, сделав своим ядром стол с расставленными кружками. Кто-то начал разливать вино. Подняв свой бокал, вдова провозгласила здравицу за компанию, а они – в ее честь. Затем вместе с сыном она удалилась в дом. Грегорио остался: ему было любопытно, что произойдет дальше.

Внезапно Николас оказался рядом с ним.

– Разумеется, я был бы рад остаться и напиться допьяна вместе с приятелями, но полагаю, что нам лучше пройти внутрь. Я сказал Хеннинку, что они могут еще полчаса пьянствовать, а затем ему лучше присоединиться к нам.

Огромным усилием воли Грегорио сохранил маску невозмутимости и удержался от вопроса, как им удалось перетянуть на свою сторону Феликса де Шаретти. Или, если не перетянуть окончательно, то по крайней мере убедить выступить на их стороне сегодня. Вместо этого он сказал:

– А почему ты задержался?

Бок о бок они двинулись ко входу в дом.

– Письмо от… Письмо, – отозвался его новый хозяин. – Я обо всем расскажу демуазель чуть позже. Мне придется спешно отправляться в Италию, на следующий же день после турнира.

– Неприятности? – осведомился мейстер Грегорио.

– Ну, неприятности лишь в том смысле, что у меня будет не так много времени на то, чтобы уладить все здесь. Это несправедливо по отношению к тебе или к демуазель. Я постараюсь сделать как можно больше до отъезда. Но в каком-то смысле это не так уж плохо. Дадим время улечься слухам. Если кто и желает ссоры на людях, то только со мной, а не с демуазель.

– Но кто же может желать поссориться с тобой? – удивился Грегорио.

– Тот, о ком ты сейчас думаешь, – без особой враждебности отозвался Николас. – Ладно, пройдем в гостиную. Там нас ждет особое вино.

– А Италия? – торопясь за ним вслед, полюбопытствовал Грегорио. – Что за неприятности в Италии?

– Неприятности в Италии, – отозвался его новый хозяин, – состоят в том, что Якопо Пиччинино перешел на другую сторону.

Это казалось столь далеким от красильных чанов, свадеб и вина в гостиной, что Грегорио невольно нахмурился.

– Кондотьер? – переспросил он. – Тот самый, что был на жалованье у неапольского короля Ферранте? А, понимаю. Теперь капитан Асторре со своим отрядом поддерживают ослабевшую армию. Пиччинино перешел на сторону анжуйцев?

– Пиччинино теперь поддерживает герцога Калабрии. Да. Они задержались в дверях.

– И что же ты будешь делать? – мессер Грегорио недоуменно воззрился на Николаса.

– Одной левой разгоню целую армию, – отозвался Николас. – Но дело не в этом. На стороне Пиччинино сражается некто Лионетто. И мне очень не по душе та мысль, что теперь он против нас.

– Не понимаю.

– Вот и славно, – отозвался этот поразительный молодой человек с широкой улыбкой. – Иначе ты бы сразу развернулся и поспешил унести ноги подальше. Предупреждаю сразу – тебе лучше здесь не задерживаться, если предпочитаешь спокойную жизнь.

* * *

С наступлением темноты Марианна де Шаретти ощутила себя усталой до крайности. Разговоры и обсуждения дальнейших планов продолжались весь вечер. Тильда, которая не пожелала выпить с ними вина, все же вышла к ужину, присоединившись за столом к Феликсу, Катерине, Николасу и матери. С напряженным, опухшим от слез личиком Тильда едва отвечала, когда кто-то обращался к ней, и весь вечер просидела рядом с матерью, крепко держа ее за руку. Николас не обращал на нее внимания и завел разговор о турнирных боях.

Прямо на глазах Феликс начал оттаивать. Изъяснявшийся сперва лишь междометиями, он вскоре заиграл ведущую скрипку в разговоре, и никого не удивило, когда он внезапно во всеуслышанье провозгласил:

– Ты, кажется, сказал, если я правильно понял, что сейчас компания процветает? В таком случае, полагаю, она выдержит приобретение еще одной пары лошадей и, скажем, нового щита?

Ответ Николаса, который невозмутимо выразил свое согласие, прозвучал в тот же миг, что и резкий отказ самой Марианны. Она удивленно покосилась на Николаса.

– А почему бы и нет? – удивился тот. – Феликс все же станет главой компании. Он должен достойно выглядеть перед всем Братством Белого Медведя.

Она изумленно уставилась на него.

– Мне казалось… – но тут же осеклась.

– Вам казалось, что мы не сможем себе этого позволить. И мне тоже. Но во дворе выпили вдвое меньше вина, чем я предполагал. И свадьба обошлась нам дешево. – Он лукаво улыбнулся.

Тильда, озадаченная, переводила взгляд с одного на другого. Лишь теперь Марианна поняла: все, вероятно, ожидали, что отныне их заставят подтянуть пояса. Николас же хитростью заставил их дать ему возможность проявить щедрость.

Позже, когда после ужина Тильда с Феликсом ушли к себе, а Катерина заснула в ее большой постели, Марианна впервые за весь день осталась в гостиной наедине со своим супругом. Конечно, сегодня они не расставались ни на миг, но в каком-то смысле на его месте мог быть, к примеру, и Хеннинк. Вот только и за тысячу лет Хеннинку не удалось бы добиться того, что смог сделать сам Николас со вчерашнего дня. Равно как и Корнелису.

Хотя, конечно же, Корнелис подарил ей брачную ночь. А она ясно дала Николасу понять, что у них не будет ничего подобного. Он согласился: даже устроил так, чтобы Катерина осталась с матерью. Таким образом, ни у кого из окружающих не осталось ни малейших сомнений, на чем основан их брак. Только ради нее, Марианны.

По той же причине ему нужно будет поскорее уйти из гостиной и вернуться в ту комнату, в другом крыле здания, которую он будет отныне занимать. Проверив, как там Катерина, демуазель вернулась в гостиную и налила ему последний бокал вина, заметив при этом, что у Николаса слипаются глаза Возможно, и он тоже прошлую ночь провел без сна, – либо, напротив, спал мирно и без сновидений.

– Прошу меня простить, – произнес он внезапно. – Вы, должно быть, устали.

Он говорил так, словно они были совсем чужими друг другу, и их отношения всегда были столь церемонными, словно она никогда не ухаживала за ним во время ранения, пока он метался в бреду.

– Боюсь, мне вообще ни о чем не хочется сейчас говорить, – промолвила Марианна де Шаретти. – Хотя, впрочем, нет. Турнир.

– Он не будет в нем участвовать, – ответил Николас. – Поверьте мне на слово.

– После таких затрат? – она улыбнулась еще шире. – Две лошади? И щит?

– Вот как щедро я распоряжаюсь вашими деньгами. Но, впрочем, это поможет ему… поможет ему в общении с друзьями.

– Ты хочешь сказать, что он сможет хвастать перед ними тем, как обвел тебя вокруг пальца?

– Что-то вроде того. И, впрочем, он это заслужил. – Веки Николаса опустились. – Господи Иисусе, мне пора.

Он открыл глаза и поднялся с места. Но задержался на пороге.

У Марианны де Шаретти все тело ныло от усталости, и больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он ушел без единого слова. Не произносил бы никаких ловких, заранее подготовленных фраз, дабы послужить завершением всей этой истории, и на которые ей пришлось бы подыскивать столь же искусный ответ.

– Думаю, сегодня вы будете крепко спать, – промолвил он вместо этого. – Завтра все утро я буду во дворе либо в кабинете. Пошлите за мной, если понадоблюсь.

Он наградил ее одной из своих щедрых внезапных улыбок, но глаза оставались по-прежнему сонными. Она также улыбнулась в ответ.

– Доброй ночи, Николас. – И проводила его взглядом до дверей. Он обернулся, касаясь засова, и словно бы приготовился что-то сказать, но вместо того опять улыбнулся.

Ей не следовало бы обращать на это внимание. И все же она спросила:

– Что ты хотел?

Он по-прежнему улыбался, не трогаясь с места.

– Одолжение, о котором я не решился просить.

Ей сделалось любопытно. Судя по тону его голоса, причин для тревоги не было.

– Ну, так теперь ты передумал. И что же это?

– Я до сих пор не знаю, какого цвета ваши волосы. Против воли она вздернула подбородок. Щеки горели от близости к огню. В его сонном взгляде было все, что способно обезоружить: приязнь, лукавство, мольба. Это чисто умытое лицо к мессе, с приглаженными волосами и смешинкой в глазах над какой-то невинной проделкой.

Марианна де Шаретти поднялась со стула и с улыбкой глядя в глаза тому, прежнему Клаасу, принялась вытаскивать булавки, удерживавшие на месте круглый чепец.

Сегодня поутру у нее не было времени, как обычно, заплести волосы в тугую косу, и теперь, когда она подняла над головой жесткую конструкцию и встряхнулась, то волосы рассыпались по груди, по плечам и по спине. Они были того же цвета, что и ее рукава: темно-каштановые, с рыжеватым, а местами и красноватым отливом. Это было первое, чему она научилась, – как окрашивать ткань под цвет волос. Когда она распускала их на ночь, Корнелис сравнивал их с катайским шелком.

Теперь же ее второй муж взглянул на нее добродушно и невозмутимо и промолвил лишь:

– Да, так я и думал.

Ну, разумеется, он мог знать, какого цвета ее волосы. Конечно, она всегда закрывала их, но случайная прядь или линия пробора могла показаться из-под чепца. А теперь он видел, что в них нет седины и ей нечего стыдиться. В какой-то мере, это было тем самым завершением, которого она так опасалась. Но несмотря даже на то, что она вполне улавливала ход мыслей Николаса, Марианна де Шаретти не могла упрекать его это. Она улыбнулась.

– В следующий раз они будут черными. Я меняю цвет каждые пять дней. К чему иначе быть хозяйкой красильни?

Он ответил широкой улыбкой.

– Тогда, полагаю, это может стать поводом к расторжению брака. До завтра.

Дверь за ним закрылась, и Марианна де Шаретти осталась одна в пылающем облаке своих роскошных волос.