Текст книги "Путь Никколо"

Автор книги: Дороти Даннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 46 страниц)

Затем, после всех этих огней, их ожидало чудо рыночной площади, куда более захватывающее, чем во время лотереи, с освещенными шатрами, где продавалось столько чудесных вещей: фрукты, засахаренный миндаль, орехи, и фиги, и изюм. Над лотками развевались флажки, и также флагами была украшена вся площадь, здания ратуши и звонницы.

Столько огней горело вокруг, и так много было людей, что почти не чувствовалось холода. Но на каждом углу горели жаровни, в шатрах можно было купить горячего супа и питья, а трое пекарей специально выволокли сюда печь на колесах и торговали пирогами, которые народ с жадностью поедал, толпясь вокруг.

На другом конце площади тоже стояли жаровни, – там, где помост освободили для городских музыкантов, наигрывавших на дудках, барабанах, скрипках и цимбалах, а также для певцов, которые, чтобы не простудиться, обмотали горло шарфами. Песни были не те, которые можно услышать в таверне, но когда вступали скрипки и барабаны, то дети принимались танцевать, а затем в пляс вступали и люди постарше, затевался хоровод, но, впрочем, тут же ломался, потому что время было еще раннее, и сохранялась какая-то видимость порядка.

Эшафот, разумеется, убрали, поскольку прядильщик Виткин завершил свое двухдневное покаяние. Равно как и Поппе, который однако не спешил выбраться из своей бочки, напиваясь и хохоча вместе с приятелями. Затем моряки, как обычно, втащили на площадь веревки для ходьбы по канату и с помощью крюков начали закреплять один конец на звоннице. Некоторые из них тоже казались здорово пьяны, хотя оставалось надеяться, что среди них не было тех, кому затем придется на этом канате танцевать. К этому времени Клаас и его юные спутницы пребывали в полном восторге.

Также к этому времени случилось и еще кое-что.

Во-первых, их покинул Ян Адорне. Будучи студентом, он пока не искал себе жену, но, разумеется, в свои пятнадцать лет жаждал общества более интересного, чем толпа глупых девчонок. Глупые девчонки, которые себя таковыми отнюдь не считали, были обижены на него.

Обе дочери Адорне оказались прекрасно воспитаны и чудесно ладили с Клаасом. Он болтал с ними и смешил их, придумывал какие-то шутки и знакомил их с забавными людьми (если только его не останавливал отец Бертуш), и позволял им делать всякие интересные вещи, которые матушка никогда бы не разрешила, когда отец Бертуш смотрел в другую сторону. Им нравились его шутки и то, как он защищал их своими крепкими, сильными руками от напора толпы. Конечно, они были слишком взрослыми, чтобы сидеть у него на плече, но время от времени он приподнимал Кателийну за талию, чтобы она могла получше разглядеть все над головами.

Когда он так делал, отец Бертуш отчаянно принимался кашлять или хлопал Клааса по плечу. Кашлял он отчасти от неодобрения, но также и из-за простуды. Кроме того, у него ныли ноги, и он не скрывал своего желания как можно скорее вернуться домой. Впрочем, на беднягу капеллана никто не обращал внимания, и в особенности девочки Шаретти: Катерина – потому что была слишком увлечена прогулкой; а Тильда – потому что считала себя избранницей Клааса, на весь этот вечер отгороженной от остального человечества.

Это было ошибкой Клааса. Причиной тому, как и подозревала Марианна де Шаретти, оказалось слишком ясное понимание чувств и мыслей ее старшей дочери. Оскорбить сегодня Тильду, относясь к ней как к ребенку, было немыслимо. Именно поэтому он и заявил, что, как старшая из сестер Феликса, сегодня вечером Тильда должна занять место матери и стать его официальной спутницей. В тот момент это казалось вполне разумным. Тильда раскраснелась от удовольствия, и он старался, одновременно забавляя прочих детей, уделять ей чуть больше внимания, чем остальным, чтобы она могла наслаждаться этим, однако не принимая всерьез его ухаживаний. Затем Катерина, слишком возбужденная шумом, огнями и всей этой непривычностью, совершенно раскапризничалась.

Когда подобное случалось с Феликсом, Клаас старался увлечь его куда-нибудь подальше от людей и находил способ утихомирить приятеля. Но как вести себя с юной особой, которая то и дело выдергивает руку у несчастного капеллана и бросается в самую гущу толпы? Тем более, что толпа к этому времени сделалась отнюдь не столь благопристойной и трезвой, как еще совсем недавно, и на пути все чаще попадались молодые богачи в шелках, мехах и в странных и восхитительных масках. Целыми группами в сопровождении слуг и музыкантов они переходили из дома в дом и вполне могли грубо оттолкнуть девочку, попавшуюся им на пути… или подхватить ее под руки и увлечь за собой.

Дважды Клаас успевал удержать ее и со смехом вернуть на место. Но во второй раз Тильда вскинула руку и с такой силой ударила сестру по щеке, что Катерина отчаянно взвизгнула и со слезами на глазах уставилась на нее в неприкрытой ярости. Дочери Адорне изумленно воззрились на них обеих, а капеллан принялся издавать странные звуки, точно лошадь, шлепающая по грязи.

– Эй! – воскликнул Клаас, перехватывая Тильду за запястье, а другой рукой обнимая Катерину за плечи. Он слегка потряс стиснутый кулачок Тильды. – Вы только посмотрите! Ты меня пугаешь! Как я могу сопровождать даму, которая в любой момент способна избить меня?

Катерина захихикала, и он обернулся к ней.

– О, взгляни на отца Бертуша! Он ведь не может присматривать за остальными, пока я бегаю за тобой. Ему придется всех отвести домой, и мы пропустим танцоров на канате и фейерверк. А ведь вам еще не успели предсказать судьбу.

– Я хочу, чтобы мне предсказали судьбу, – заявила Катерина.

– Но как же я могу тебе доверять? – возразил Клаас. – Придется проследить, чтобы ты больше не смогла сбежать. – И, продолжая удерживать ее за руку, он расстегнул пояс и, продев сквозь ее кушак, привязал к себе.

Именно этого она и добивалась. Слезы мгновенно высохли, подхватив его, она потащила Клааса к шатру астролога. Следом с угрюмым видом зашагала Тильда.

– Мама ее бы отшлепала.

Теперь она больше не была его единственной спутницей. Катерина семенила с другой стороны.

Клаас отозвался:

– Конечно, отшлепать следует, если больше ничего не остается и есть какая-то опасность. Но сперва следует попробовать что-нибудь другое.

– А Феликс тебя бьет, – возразила Тильда.

Она помолчала, затем промолвила, прежде чем он успел ответить:

– Хотя, конечно, мама этого не делает.

Толпа взревела. Высоко наверху, у самой вершины звонницы, появились канатоходцы. Мария, Кателийна, Катерина, отец Бертуш и даже Матильда невольно вскинули головы. Клаас, никем не замеченный, испустил такой вздох облегчения, что у него вновь разошелся порез на щеке. И тут послышался властный голос, пронзительный, точно свисток:

– А, вот ты где! Где ты был? Тебе же было сказано отыскать меня! Ты даже не пытался!

О, Ирод, где же ты? Легче вьючной лошади пересечь Альпы… Низенькая грузная фигурка в дорогих мехах решительно направлялась к ним, и где-то он уже видел ее прежде… А, Гелис. Младшая ван Борселен, с кем он катался на коньках и которая пыталась заполучить его на сегодняшний вечер. Следом за ней, хвала Господу, проталкивался лакей в ливрее и служанка в плаще и белом чепце. На голос первая обернулась Тильда, затем капеллан.

Младшая ван Борселен сурово взирала на него. Надеть им мешки на голову, вот и все. Мешки из-под овса, и они вполне счастливы.

– Я захватила плащ и маску на тот случай, если ты не можешь себе этого позволить. Вот. – Лакей, ни на кого не глядя, передал своей госпоже свернутую в рулон чрезвычайно дорогую ткань, густо украшенную перьями. Все это она протянула Клаасу.

– Демуазель, – сказал ей Клаас. – Разумеется, мы очень рады вас видеть. Мы надеялись, что вы сможете присоединиться к нам. Но нас слишком много для маскарада. Вы знакомы с Тильдой и Катериной де Шаретти? И, разумеется, это Мария и Кателийна Адорне. Отец Бертуш…

Отец Бертуш, вытирая платком покрасневший нос, враждебно уставился на сие угрожающее дополнение к его пастве.

– Разумеется, мы не будем участвовать ни в каком маскараде. Более того, после этого представления мы собирались возвращаться домой.

– Я согласна, – бесцветным тоном отозвалась Тильда.

С другой стороны от Клааса Катерина нахмурилась. Малышки Адорне перешептывались рядом со священником Наконец старшая, Мария, зардевшись, что-то прошептала ему на ухо.

– Что? – переспросил отец Бертуш.

Дерзкая девчонка ван Борселен раздраженно уставилась на него.

– Она говорит, что ее сестре нужно домой. У вас что, нет с собой служанки?

Капеллан наконец убрал платок от носа и воззрился на нее с потрясенным видом. Клаас улыбнулся.

– Ничего страшного, я могу взять ее с собой, если она не против. Я знаю здесь немало девушек.

Бедняжка Адорне была так же потрясена, как и капеллан.

– Я хочу домой, – придушенным голосом повторила она.

– Ладно, – скомандовала Гелис ван Борселен. – Возьми мою служанку. Маттеи, ступай с ними. Помоги демуазель, если понадобится, и можешь не возвращаться.

Господи Иисусе.

– Тогда мы все вернемся в особняк Адорне, – заявил Клаас.

Толстая девочка сердито уставилась на него.

– Я никуда не пойду. И я только что отослала домой лакея. Я останусь здесь одна если ты не хочешь выполнять свои обещания. А ты обещал.

С неприятной, но вполне объяснимой скоростью группа вокруг него начала рассасываться. Отвязав Катерину, найдя какие-то подходящие слова для Тильды и капеллана, Клаас уже готов был броситься вслед за ускользающим лакеем и за руку притащить его обратно. У него был напуганный вид. И не без причины.

– Я велела ему уйти, – заявила девочка. – Иначе ему достанется от отца.

– А я, – не менее твердо возразил Клаас, – велю ему остаться, или ваш отец узнает обо всем этом от меня. Откуда взялись этот плащ и маска?

– Я их одолжила, – подбородок упрямо выдвинулся вперед, делая толстое личико не таким уродливым.

– Уверен. И если вы вернете их на место вовремя, то, возможно, никто ничего не заметит. Так что делаю вам предложение. Десять минут здесь, у канатоходцев, десять минут танцев с моими друзьями, десять минут для фейерверков. А потом мы с лакеем отведем вас домой к сестре.

– Я сегодня не с Кателиной, – заявила Гелис. – Я буду ночевать в доме милорда Вейра, вместе с Шарлем. Знаешь, почему?

На самом деле, она была не таким уж и скверным ребенком. Впереди, совсем неожиданно, замаячила надежда в конце концов провести час или два так, как ему нравится, с тем, с кем ему нравится.

С невозмутимым видом он выслушал ту тайну, которую она так старательно навязывала ему, и счел эти сведения почти столь же интересными, как ей казалось.

Глава 19

По мере того, как детей отправляли по домам, на улицы начали выходить участники маскарада. Понемногу среди бумазеи замелькали тяжелые плащи из подбитого мехом бархата, под которыми проглядывал то расшитый жемчугом рукав, то золотые фестоны, то яркий шелк камзола. А рядом с фетровыми шапочками, пристойными капюшонами и белыми чепцами появлялись перья грифонов, шутовские колпаки, орлиные клювы. Вот единорог обернулся полюбоваться стройной лодыжкой. С громким хохотом проплыл мимо корабль под всеми парусами. Козел или Карл Великий остановились бросить монетку и угоститься сластями.

Среди них пока еще не было Кателины ван Борселен. Плащ, который она намеревалась надеть, лежал на столе у окна в доме ее родителей. То и дело она задерживалась там, чтобы выглянуть на улицу и проверить, ждут ли внизу трое воздыхателей. Дом был пуст, если не считать привратников. Им надлежало охранять особняк, поскольку все прочие слуги веселились на Карнавале или же оставались с ее родителями в доме Вейров. Также они должны были защитить и ее саму на тот случай, если не появится никто из сопровождающих, или она не пожелает их видеть. Или в случае (довольно нередком), если воздыхатели поссорятся между собой, и она вообще останется в одиночестве.

Впрочем, обычно таких неприятностей не случалось. Претендент показывал свиток со своим именем и был либо избран, либо отослан прочь с вежливыми извинениями. Скрытый под маской, он не потеряет лицо рядом с ожидающим соперником. Разумеется, если не будет столь глуп и самонадеян, что захватит с собой пажей и ливрейных лакеев. Выглянув наружу, она увидела, что именно так поступил Гёйдольф де Грутхусе.

Она и не заметила, как он подошел. Он уже дожидался на другой стороне улицы. Без плаща. Выше плеч его закрывала прекрасно сделанная голова леопарда с нетронутой шерстью и клыками. Ниже плеч в свете фонарей виднелась короткая, отороченная мехом туника, и небрежная линия шоссов, открытых от середины бедра до лодыжек. Одна рука в перчатке лежала на поясе, другая – выставляла на свет свиток с именем. А за спиной, с гербом Грутхусе на каждом плече, стояли шесть лакеев в ливреях. Один из них держал украшенную лентами лютню, словно кота за хвост.

Судя по всему, он только что подошел, поскольку те люди, с кем он прогуливался до этого, еще были здесь, и стояли, перекликаясь и над чем-то смеясь. Мимо прошли какие-то знакомые, и вновь раздался взрыв хохота. Но это естественно. Как только она появится, он станет образцом галантности. Пора спускаться. Но сперва ей следует убедиться, что нет иных претендентов (маловероятно). Кателина с величайшей осторожностью выглянула из окна.

А там и впрямь был другой претендент. Мужчина выше ростом и шире в плечах, чем Гёйдольф, невозмутимо ожидал со свитком в руке у ее ворот. Он был один, без слуг, и совершенно неузнаваемый. Фигуру она также не могла разглядеть, ибо плащ скрывал его от самой маски до пят. Да и маску при столь слабом свете она не могла различить. Что-то из перьев…

Она немного помедлила. Затем подхватила плащ и медленно спустилась по лестнице, пересекла двор, перемолвилась парой слов с одним из привратников, который открыл ворота.

Рослый мужчина в плаще, разумеется, стоял ближе, но она должна поздороваться с ними обоими. Кателина покосилась на стоявшего вдали леопарда и сделала изящный реверанс, но, естественным образом, сперва повернулась к безымянному поклоннику. Она вновь с подчеркнутым изяществом приподняла юбки, затем протянула руку, чтобы взять его свиток.

Он с поклоном преподнес ей его. В свете фонаря оказалось, что на нем маска филина. На листке было написано имя лорда де Куртрэ, и это странно, поскольку Кателина была уверена, что тот куда ниже ростом. Тем временем Гёйдольф де Грутхусе также направился к ней, пересекая мощеную мостовую.

Итак, других претендентов не наблюдалось. Она должна выбирать между зверем и птицей. Рядом с ней филин негромко хмыкнул. Поклонникам не полагалось подавать голос, но этот на тягучем фламандском с легким французским акцентом произнес:

– Выбирайте его, если угодно. Но на лютне он играет как мясник, а по утрам за столом каждое утро выдавливает себе прыщи. Отсюда и эта маска леопарда. К тому времени, как он снимет ее, вы успеете привыкнуть к пятнам. Остаток шкуры он сохранит для первой брачной ночи.

Она задохнулась. Ей стоило таких трудов удержаться от смеха, что глаза наполнились слезами. Стройные ноги и голова леопарда оказались прямо перед ней. Богатство Грутхусе, двадцать лет непрерывных беременностей, прыщи.

Кателина ван Борселен вновь присела в поклоне перед Гёйдольфом де Грутхусе, однако так и не взяла свиток, который он протягивал ей.

– Милорд, это большая честь для меня, но вас опередил другой. Да подарит вам Господь счастливый вечер и ночь, и надеюсь, однажды мы станем друзьями.

Он был весьма разочарован. Судя по всему, едва ли когда-нибудь он станет другом ей, или любому члену ее семейства. Оставалось лишь надеяться, что ее матушка, стоявшая у истоков этой катастрофы, сможет сгладить последствия с той же легкостью, что и обычно. В конце концов, ведь именно ее мать была автором этих трех приглашений. Кого-то неминуемо ожидало разочарование. Мысль о том, что разочарованы могут оказаться все трое, несомненно, не приходила матери в голову.

Кателину это не слишком заботило. Для нее важно было лишь то, чтобы этот вечер продолжился и закончился именно так, как ей хотелось. Она вновь присела в глубоком реверансе. Молодой Грутхусе поклонился и двинулся прочь вместе со своими многочисленными челядинцами, которые до сих пор не могли прийти в себя. Парень с лютней незаметно для своего господина сделал многозначительное движение этим инструментом, точный смысл которого, как Кателина надеялась, она не вполне уловила. Негромкий смешок, раздавшийся из-под маски ее спутника, показал, что он тоже это заметил. Она внезапно осознала, что избрала человека весьма вульгарного человека, и ощутила укол недобрых предзнаменований.

Возможно, он это заметил. Как бы то ни было, он отвесил ей весьма изысканный поклон, предложил руку и, накрыв ее ладонь своею, повел по улице вслед за разодетыми вельможами, шедшими впереди.

Первым открытым домом на пути оказался особняк казначея. В ночь Карнавала достаточным пропуском для знати была их одежда, маска и украшения. Миновав ворота, они оказались в ярко освещенном саду, где горели фонари в корзинах и рекой лилось вино. Высоко над головой, в башне, флейты, скрипки и виолы с трудом пробивались через людской гомон, а старательный маленький барабан отбивал ритм.

Люди появлялись, двигались кругами и уходили. В какой-то момент между деревьев возник хоровод танцоров, которые высоко вскинули сцепленные руки, задевая длинными рукавами свои чудовищные и прекрасные маски. В эту морозную февральскую ночь головные уборы женщин расцветали, подобно камелиям и лилиям, или казались съедобными, точно пирожные, присыпанные сахарной пудрой или политые глазурью.

Сегодня она не стала надевать свой знаменитый эннен, и горничная уложила ей пряди на затылке в тонкую золотую сетку, а остальные волосы заплела в толстую косу, увитую лентами, такую длинную, что когда Кателина садилась, то коса вжималась в поясницу. Сегодня ее лионское золотое ожерелье из четырех цепочек лежало на голой коже, а не на обычной тончайшей вуали, и почти на всех пальцах красовались перстни.

У ее спутника, напротив, не было ни единого кольца, и даже печатки. Это подтверждало ее догадку, хотя, соблюдая правила, он больше не пытался заговорить с ней. Он знал, что от него требуется. Поначалу она старалась не слишком затруднять его, но чуть позже, когда из дома Бладелена они перешли в новый особняк Васкезов, оттуда во дворец Жана Дефо, а потом в Семь Башен, и в зал гильдии лучников; когда они осмелились даже заглянуть в великолепный особняк Грутхусе, не повстречав там леопарда, и закончили прогулку в садах самого Принсенхофа, гостями отсутствующего графа Шароле, тогда, сперва с опаской, она начала принимать участие в танцах, и вскоре обнаружила, что ей нет причин тревожиться, поскольку он был искусен во всех фигурах и исполнял их с изяществом. Когда она желала освежиться, он любезно ухаживал за ней, а также за ее друзьями, когда они кого-то встречали на своем пути.

Порой, если такая встреча была не слишком церемонна, он умел услужить им и по-другому, изумляя их и заставляя смеяться, жонглируя тарелками и заставляя ножи появляться и исчезать. К облегчению своему, она обнаружила, что он отнюдь не вульгарен, а скорее, забавен. И он так и не снял плащ, и не прикасался к ней, разве что порой брал под руку или за локоть.

Единственное, что Кателина заметила, пока еще была в силах что-то замечать: он ухитрился сделать так, что она пила как можно больше.

Это не встревожило ее. Пусть вечер идет, как идет. Рано или поздно он проводит ее домой, – в пустой особняк, где нет никого, кроме привратников, которые впустят внутрь их обоих. Она проводит его в гостиную своей матери, поблагодарит за услуги, предложит вина и попросит увидеть его лицо. И он снимет маску.

Подруги, рассказывавшие ей об этом, редко вдавались в подробности того, что должно последовать за этим. Чаще всего, если все завершалось удачно, то семья жениха навещала семью невесты, и они приходили к соглашению.

Но это уже на другой день. Что же касается нынешнего вечера, то это оставалось на их усмотрение. Впрочем, разумеется, свобода была не столь уж и безгранична В доме не было ни души, но он не будет пустовать всю ночь. И к тому же при обычных обстоятельствах это все равно не имело никакого значения. Вы приглашали в дом своего кавалера, и он входил. Это означало свадьбу. Очень просто, если вы приглашали подходящего мужчину. Но не так просто, если допускали ошибку.

Все эти раздумья порядком утомили ее. Спутник подхватил Кателину за руку, когда она оступилась во второй раз.

– Вы, должно быть, устали. Мне проводить вас домой? – это были первые слова, которые она услышала от него с начала прогулки, и в его речи не было ни малейшего акцента Куртрэ.

– Полагаю, что да, – отозвалась она. – После того, как вы снимете маску.

Они остановились, глядя в упор друг на друга. Она ждала, чтобы он повиновался. Но вместо этого маска с немигающими совиными глазами качнулась из стороны в сторону, ясно обозначая отказ. Она подождала еще немного, в надежде, что он уступит. Затем отвернулась и, нахмурившись, двинулась прочь. Миг спустя он нагнал ее и вновь взял под локоть, за что в душе она была ему благодарна. У ворот ночной привратник узнал маску и, пожелав им обоим доброго вечера, без улыбки отворил дверь. Затем он прошел вперед, чтобы впустить их в дом и убедиться, что все лампы горят. Она направилась в материнскую гостиную. Она немало выпила за вечер, но, памятуя о нынешнем моменте, позаботилась о том, чтобы не ощущать никаких неудобств; и он также, как она заметила, невозмутимо отлучался время от времени. Явный, пусть и незначительный, признак опытного человека. Ну что ж, теперь она выяснит, откуда этот опыт.

Огонь почти прогорел. Она подошла, чтобы расшевелить угли, и он по-фламандски заметил:

– Поберегите одежду.

Она подождала, чтобы он снял с нее плащ, прежде чем опуститься на колени. Его пальцы коснулись тугой косы, затем, пока она занималась огнем, он отошел на другой конец комнаты и положил плащ на стул.

Когда она встала и повернулась, то ожидала, что он также разоблачится, но он и не думал ничего снимать с себя.

– Теперь вы с полным правом можете пожинать плоды своей сегодняшней галантности, – заметила она. – Боюсь, это будет всего лишь бокал хорошего вина, но, по крайней мере, вы можете присесть и позволить мне поухаживать за вами.

Она с улыбкой отошла к буфету, но он так и не шелохнулся. С двумя бокалами и кувшином она вернулась к узкому дивану с высокой спинкой, стоявшему близ камина.

– Понимаю. Так значит, под маской филина прячется лицо филина?

Плащ на нем был темно-синий, тяжелый, и с шелестом упал прямо на пол. Он не стал его поднимать. Чувствуя легкое нетерпение, она наклонилась, чтобы расставить бокалы и кувшин на столике у дивана, и внезапно распущенные волосы рассыпались по плечам.

Она запрокинула голову, чтобы убрать их, и только теперь сообразила, что произошло. Снимая с нее плащ, он одним движением распустил всю косу.

С удивленным видом она обернулась к нему и обнаружила, что он стоит прямо за плечом, а маска филина всего в паре дюймов от ее лица.

– А теперь все эти прочие завязочки, – объявил он.

Она дернулась прочь. Дернулась так резко, что ожерелье осталось у него в руках.

– О, нет! – воскликнула Кателина. – Это не входило в нашу сделку.

Филин остался стоять, где стоял. Невозможно было сказать, огорчен он, удивлен или просто проявляет выдержку.

– Я не заключал никаких сделок. – И неспешно двинулся к ней.

Она оказалась между стулом и стеной.

– Неправда! Договоренность с моей матерью. У вас было право стать моим сопровождающим на этот вечер. Теперь довольно. Если желаете большего, вы можете прийти к ней завтра. – Ей не хватало дыхания.

Рядом со стулом он задержался.

– Хочу ли я большего? Но ведь именно вы, демуазель, желали всего этого. Вы знали, когда увидели мой свиток, что я не имею никакого отношения к Куртрэ. Вы знали, когда привели меня домой, что я – не один из тех трех женихов, которых выбрала ваша матушка. Никто не заключал никаких сделок. Никто иной, кроме вас, не дозволял мне появиться в этом доме. И почему же, если не для этого?

– Не для этого, – упрямо возразила Кателина.

– Чтобы насладиться моим остроумием? Но я весь вечер провел в молчании. Из-за тех чувств, что возникли между нами? Но мы никогда еще не были наедине. Так зачем же вы привели меня сюда, если не для того, чтобы отточить мой голод и насытить свой собственный? Милая демуазель, всему миру известно, что вы девственница, но, похоже, более не желаете ею оставаться. Так к чему медлить?

Все не просто пошло наперекосяк, но очень и очень сильно наперекосяк. Даже голос его был другой.

– Трудно поверить, – заметила Кателина. – Но насилие – это отнюдь не то, о чем я мечтала. – Она помолчала немного. – Возможно, брак.

Запер ли он дверь?

Из-под маски послышался негромкий смех.

– Так вы и впрямь готовы были ответить согласием на предложение того человека, за которого приняли меня?! Глупости, моя дорогая. Я, разумеется, готов жениться на вас, но лишь после того, как ознакомлю со всеми особыми прелестями супружества. После чего, думаю, вы с радостью согласитесь выйти за меня. Меня называют, – заявил филин, – человеком выдающихся способностей. И я готов, раз уж мой сын не сумел удовлетворить вас, предоставить их в полное ваше распоряжение.

– Ваш сын? – выдохнула Кателина.

Руки, что так умело, ухаживали за ней сегодня, потянулись к забавной маске филина. Пальцы, что вели ее от танца к танцу, а затем так уверенно расстегнули ее плащ, взялись за краешки украшенной перьями личины и сдернули ее, обнажив лицо Джордана де Рибейрака.

– Неужто вы и впрямь так недолюбливаете Саймона? – заметил он. – Порой я в этом сомневаюсь, но, разумеется, он слишком оскорблен, чтобы сделать вам предложение, и к тому же сперва желает довести до конца свою месть. Впрочем, очень скоро он узнает, что я сделал это за него. Нищеброд по-прежнему сохранил оба глаза, но будет вспоминать меня всякий раз, когда взглянет в зеркало. Я ненавижу плебеев и людей, которые имеют дело с плебеями, – заявил виконт де Рибейрак. – Вы узнаете это, когда приедете во Францию. Иначе я не смогу делать вам детей.

Клаас! Перед ней тот самый человек, который изуродовал Клааса. И что он еще там говорил? Обеими руками она оперлась о спинку стула.

– Вы хотите завести еще детей, чтобы лишить…

Он с улыбкой прервал ее.

– Единственный сын: заложник судьбы! Богатому человеку нужно иметь нескольких наследников.

– Но у вас ведь есть жена.

Джордан де Рибейрак усмехнулся.

– Существует множество способов отделаться от жены. Тогда как женщина, способная производить на свет детей, возлюблена мужем и Господом, как мы с вами вскоре убедимся, если на то будет воля Божья. Дверь заперта Привратники подкуплены, демуазель Кателина. Сейчас я разденусь, а вы пока будьте столь добры добавить поленьев в огонь. Здесь сквозняк на полу. Я чувствую это.

Главная дверь была заперта, но маленькая дверка в углу – нет. А она вела на лестницу, затем во двор, и к калитке, через которую Кателина знала, как перебраться. Она двинулась к камину, словно намереваясь раздуть пламя, а он и впрямь начал раздеваться. Уже расстегнул верхнее платье и высвобождал свои мощные руки из прорезей. Она не стала ждать, что будет дальше. Метнувшись к низенькой дверце, прыгая через ступеньки, она побежала по лестнице, высоко придерживая платье и длинные рукава, чтобы не споткнуться.

У нее за спиной он громко выругался, затем бросился следом. Шаги загрохотали по ступеням в тот самый миг, когда она выбегала в сад. На пути оказались деревья, скамьи и злосчастный фонтан. Ноги увязали в сугробах. Сперва она пропустила калитку; отыскала ее; нащупала замерзшие на морозе засовы; застучала по ним кулачком, с ужасом прислушиваясь к шагам де Рибейрака за спиной. Первый засов наконец поддался, затем второй. Распахнув дверь, она выбежала на Стейн-стрете, всю в огнях и с толпами гуляющих. Заметив ее, кто-то широко заулыбался, и она поспешила опустить юбки. Безопасность. Нет нужды звать на помощь. Ей достаточно лишь перейти площадь, чтобы оказаться в особняке де Вейров, где ее ждут родители и Гелис. Она решила, что де Рибейрак солгал, утверждая, будто подкупил привратников, но это подождет до завтра. Сегодня ей нет никакой нужды возвращаться на Сильвер-стрете.

Смешавшись с поющей, хохочущей толпой, где равно веселились знать и простолюдины, она наконец осмелилась обернуться. Джордан де Рибейрак, стоя у калитки без шляпы и плаща, смотрел ей вслед. Он не пытался преследовать ее, но лишь молча проводил взглядом. Затем нарочито медленно двинулся в противоположном направлении.

Он предложил ей супружество и насилие в ее собственном доме, после того как она провела с ним весь вечер. После того как она сама пригласила его войти. Разумеется, он обманул ее. Имя на свитке не было его собственным. Он не испрашивал одобрения ее родителей. Она должна будет сказать им об этом, ибо ей понадобится защита. Но больше никто не должен ничего знать. И без того она заранее могла представить себе выражение лица матери. Как той было прекрасно известно, сын де Куртрэ на добрых шесть дюймов ниже ростом, нежели отец Саймона. Она вдруг обнаружила, что вся дрожит, и зашагала быстрее, подгоняемая толпой. Пришло время фейерверков. Где-то там, впереди, наверняка прогуливаются и гости лорда Вейра вместе с Шарлем, Гелис и слугами. Ну да, конечно же, вон там, невдалеке, и сама Гелис. Но почему-то одна, в сопровождении лишь бледного, как полотно, лакея. Она пронзительно что-то кричит, отчаянно дергая за рукава безучастных гуляк и пьяниц.

Кателина вновь подхватила юбки и устремилась к младшей сестре. Она окликнула ту по имени, затем приняла в объятия, когда девочка бросилась к ней.

Без слез и без криков, совершенно спокойно, Гелис сказала:

– Они не хотят мне верить. Мы видели из башни. Двое людей подошли и схватили Клааса По-моему, они убили его.

* * *

Оказавшись наедине с малышкой Гелис и ее лакеем, Клаас вконец уверился, что его ждет нелегкое завершение тяжелого дня. Хорошо зная жизнь, он ничуть бы не удивился, встретив на своем пути еще немало осложнений, однако об опасности он даже не думал.

На самом деле, с девочкой оказалось не так уж тяжко. Он встретил друзей, которые тут же вовлекли их обоих в хоровод, а затем подыскал ей место поглазеть на жонглеров и наконец встретил знакомого, который был готов помочь им подняться на верхушку часовни святого Христофора, чтобы оттуда полюбоваться фейерверком. Как только она добилась того, чего желала, девочка больше не доставляла ему хлопот. Впрочем, все они были таковы.