Текст книги "Путь Никколо"

Автор книги: Дороти Даннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц)

Глава 12

Переход через Альпы в ноябре – это целая история, которую приятно рассказывать, когда вернешься домой, – а почему бы, собственно, и нет? Неприятно только для африканцев (или для слонов), которые никогда прежде не видели снега. Образованные молодые люди описывали, как они отважно преодолевали горы вслепую, на санных упряжках. Кто-то другой утверждал, будто проделал тот же путь на колесной повозке, запряженной волом на длинных постромках, ведя лошадь за собой в поводу.

Единственной уступкой Асторре было перегрузить весь товар на лошадей и мулов и закутать в попоны четырех подарочных жеребцов. Немного подумав, он выделил также одеяло для Лоппе, который с несчастным видом закутался в него, так что виднелось лишь черное лицо, похожее на лепное украшение.

Упаковкой и погрузкой занимался Клаас, который по пути из Брюгге обнаружил в себе природный дар по части распределения веса; к тому же он умел вязать узлы не хуже любого моряка. Хотя снег блестел на склонах гор Юра по левую руку, и на склонах Альп по правую, поверхность озера пока отливала зеленью, и без повозок они двигались достаточно быстро, под порывами резкого ледяного ветра, который трепал их штандарт и свежеокрашенные перья на сияющем шлеме Асторре.

Они рассчитывали, что у них уйдет четыре дня на то, чтобы добраться из Женевы до приюта святого Бернарда на вершине горы Джове, если повезет и не будет снега от озера и до перевала Сен-Пьер. На самом деле, у них ушло всего три дня, потому что многочисленные путешественники, направлявшиеся на папский Собор, притоптали весь снег, а придорожным постоялым дворам и монастырям, при таком количестве проезжего люда, было весьма выгодно дарить им тепло и гостеприимство.

Разумеется, в Италию вели и другие пути. Войска шли через Бреннерский перевал, который был ниже, и там было легче раздобыть дорожные припасы. Немцы, как например, Сигизмунд Тирольский, направлялись через Сен-Готар. Французы, фламандцы и англичане, которые не хотели двигаться мимо Женевского озера, могли отправить груз по реке Роне до Марселя, а там, в судоходный период, уже и до Генуи.

Но сейчас время было не судоходное. И к тому же в Генуе хозяйничали французы. Вот почему их капитан, с посиневшим обрубком уха и заиндевевшей бородой, вел свой маленький отряд через Савойю, где, впрочем, тоже хозяйничали французы, в том смысле, что король Карл указывал герцогу Савойскому, что делать. Но с другой стороны, как известно, жена герцога и все ее родственники на Кипре также указывали герцогу, что делать.

Он пытался углядеть во все стороны разом, этот герцог Савойский. Его отец, папа Римский, скончавшийся восемь лет назад, по крайней мере, точно знал, чего хочет и как это заполучить, даже если и не способен был взглянуть прямо на объект своих желаний.

Косоглазая обезьяна, так, по слухам, именовал нынешний понтифик покойного папу Феликса… по-латыни, разумеется. Сплетни по поводу Пия, нынешнего папы римского, возбужденным шепотом передавали друг другу во всех монастырях и на постоялых дворах, где останавливался отряд Асторре.

Конечно, тема весьма деликатная, но прочие были еще опаснее. В аббатстве святого Маврикия оказались англичане, все в гербах и со штандартами, – не стоило говорить с ними об их безумном короле Ланкастере и йоркистских бунтовщиках. Равно как и о королеве-француженке, с чьим братом они намеревались сражаться в Неаполе. Куда безопаснее вспоминать поездку папы в Шотландию двадцатипятилетней давности и всем известные ее последствия. Одним из них был маленький бастард, по счастью, вскоре скончавшийся. Другим – паломничество босиком, после которого ноги Пия-Энея так и не оправились. Следовало бы ожидать, что понтификальные пятки заинтересуют великого лекаря Тобиаса, но он сидел молча и пил, и часто косился на Клааса. Асторре заметил это.

На следующем привале миланец, направлявшийся на север, заболтал их почти до смерти, и все о том же самом, покуда мейстер. Юлиус не счел себя обязанным сказать слово в защиту папы.

– Ну хорошо, пусть у него имеются незаконнорожденные дети, но что тогда заставило этого любителя поэзии, женщин и роскоши принять святые обеты, стать папой римским, и отдать все силы тому, чтобы отвоевать Константинополь?

– Встречались с ним лично, да? – полюбопытствовал миланец. – Ну, некоторые утверждают, будто в нем заговорила совесть. Я его понимаю, с такими-то грехами… По крайней мере, мой герцог не жалуется. Все равно, никакой крестовый поход не начнется, пока на юге Италии идет война. Если папа желает, чтобы Милан сражался с турками, он должен сперва что-то предпринять. Пусть поможет Милану одолеть этих жадных французских собак, которые хотят заполучить Неаполь.

– Именно так нам и говорили, – подтвердил мейстер Юлиус.

– Еще бы. Да, вас непременно наймут в Милане. Либо сам папа, либо миланцы; или вас пошлют прямо в Неаполь, на помощь королю Ферранте, если, конечно, вы согласитесь. Кстати, будьте осторожнее по дороге, тут полно сторонников французов, которые направляются в Мантую. Постарайтесь не пересекаться с ними, если получится.

Добрый совет, только ему непросто было следовать на такой высоте, где снег падал крупными хлопьями, словно шерсть при ворсовании, и уже почти засыпал протоптанные дороги. Лошади опускали головы, а у людей мерзли щеки, там, где заканчивалась борода, а когда они сморкались, то пальцы прилипали к забралу шлема. Так что если в этой окружающей белизне на дороге оказывался хоть кто-то еще, то отряды соединялись, не выбирая попутчиков, поскольку сообща было безопаснее.

К тому времени, когда многоязычная кавалькада достигла наконец монастыря, основанного святым Бернардом, то даже англичане смягчились, и ели и пили вместе со всеми в дымном тепле трапезной, и позволили своим лакеям отзываться, когда Клаас испробовал на них свой английский, полученный от Джона Бонкля. Наутро Асторре поднялся до зари, снаряжая караван для второй, самой трудной части путешествия. Обвязывать груз поручили Клаасу, которого пришлось ради этого вытащить из веселой компании, собравшейся на монастырском дворе, где он чинил монахам водяной насос.

Благословение, полученное Клаасом от приора, Асторре счел чересчур пышным, но решил, что, возможно, хотя бы это поможет юнцу удержаться в седле, пока они не перевалят через горы. Хотя, конечно, этот недоумок делал успехи. Прислушиваясь к болтовне у себя за спиной, Асторре отметил, что в большинстве своем наемники уже перестали потешаться над бывшим подмастерьем, хотя парочка грубиянов по-прежнему не упускала случая сыграть нал ним злую шутку.

Капитан, менее опытный, нежели Асторре, попытался бы остановить их, чтобы не доводить дело до переломанных рук или ног, но такая тактика никогда не приносила успеха. Солдат раздражали любимчики командира, и они принимались избивать их втихую, так что Клаас сам должен был поскорее научиться постоять за себя. Что он и делал. А их путешествие будто нарочно самим дьяволом было придумано, чтобы вымотать даже самых опытных путешественников, не говоря уж о сумасбродных юнцах, склонных к глупым проказам.

Асторре даже поделился своими мыслями с Тобиасом, который, как прежний спутник Лионетто, до сих пор находился у него под сенью самых темных подозрений. Однако со временем Асторре, к вящему своему удивлению, обнаружил, что этот лекарь крепкий парень, и вполне ему по душе. И такой резкий на язык, что мог подстегнуть лентяев не хуже Томаса. На самом деле, Томас оказался для Асторре немалой проблемой: ему пришлось долго убеждать своего помощника, что отряду и впрямь отныне необходимы четыре командира вместо двух, ибо с меньшим числом им просто не справиться.

Для отряда с честолюбивыми устремлениями необходим человек, который будет составлять контракты, писать письма, вести учетность, а времени у них слишком мало, чтобы по полдня обыскивать город в поисках стряпчего или пользоваться услугами человека, предоставленного будущим нанимателем, который непременно попытается их надуть. То же самое и насчет лекаря. Хорошие бойцы остаются там, где есть хороший хирург. Первоклассная еда, оплата и лечение – вот что удерживает наемников. А также командир, который хорошо знает свое дело, не рискует по-глупому, умеет найти богатую добычу и делит ее по-честному.

До сих пор, он готов был признать, отряду недоставало организованности. Во-первых, они редко выступали дважды в одном и том же составе. Контрактные наемники отвечали на призыв, но далеко не все. Некоторые успевали погибнуть. Другие – сбивались в шайки и грабили на большой дороге, чтобы на всю зиму обеспечить себе еду, выпивку и девочек, а также оружие. Сам Асторре не раз попадал в такие засады и замечал знакомые лица, которые тут же убирались с дороги, когда видели, с кем столкнулись. Многих из них ловили и вешали еще до наступления весны.

И наконец, третьи успевали найти другого капитана, который платил больше или имел лучшую репутацию; а были и такие, кто принимал деньги от противника, чтобы не приходить на сбор.

Самые удачливые отряды, – по-настоящему крупные, с репутацией, которые сами назначали себе цену в большой войне, – у таких отрядов была собственная канцелярия, как у какого-нибудь вельможи, а также Совет и казначей, и пособия для ветеранов, и все такое прочее, словно в маленьком государстве. Сильная сторона таких отрядов была еще и в том, что они всегда оставались вместе. Люди знали друг друга, и порой вообще не расходились по домам, но оставались на оплаченных зимних квартирах даже после окончания военных действий, и были готовы начать все заново на следующий год.

Вот к чему стремился Асторре. Он был незнатного происхождения, а потому из него едва ли вышел бы второй Хоквуд или Карманьола. Он не рассчитывал, что когда-нибудь его станут обхаживать монархи, но при поддержке Марианны де Шаретти он мог бы обратить на себя внимание. Герцогские полководцы будут спрашивать его совета. Он станет известен не просто как хороший наемник с маленьким надежным отрядом Его будут приглашать для важной осады или крупной битвы. Люди будут стремиться под его знамена, и у него появятся деньги, чтобы платить им. И наконец, возможно, какой-нибудь владыка откупит отряд у вдовы, и у них появится постоянный дом. Такие люди могли быть весьма щедрыми. Он знавал капитанов, которые получали в уплату целые города и затем удерживали их за собой. Об этом мечтал Асторре. И Лионетто также мечтал об этом. Но Асторре первым получит и людей, и деньги, и поддержку, и победы. Впервые за все время это казалось возможным. И пусть лучше Лионетто не встает у него на пути, или он раздавит его.

Конечно, во время больших военных кампаний жизнь нелегка Ни жен, ни дома… Или их несколько в каждом городе, как у моряка. Но маркитантки – да, это возможно. Они появятся непременно, когда к нему присоединятся наемники из Фландрии, Швейцарии и Бургундии. Женщины, которые будут готовить, стирать и доставлять радость мужчинам. Порой он сам с удовольствием вспоминал о тех временах, когда был простым солдатом, рядом были надежные товарищи, и никаких забот, кроме как придумать прозвище похуже для старого ублюдка, который вел их в бой.

Но он тут же вспоминал, как это приятно, когда ты первый, и никто не в силах тебя остановить. Приятно, конечно, не тогда, когда приходится переходить Альпы во время снежной бури, и слезы текут из сощуренных глаз. Сейчас дорога сделалась такой узкой, что они шли, вытянувшись в цепочку между нависающих заснеженных скал, а впереди высились обледеневшие горные громады, и его лошади это очень не нравилось. Асторре как раз силился совладать с ней, когда вдруг заметил, что лекарь Тобиас пытается привлечь его внимание. Асторре натянул поводья и обернулся, чтобы понять, куда указывает лекарь.

За припорошенными снегом покачивающимися шлемами и смутными очертаниями вьючных лошадей тянулось бесконечное нетронутое белое пространство, а вдалеке – лошадь, оставшаяся без всадника. Еще чуть дальше – яма в снегу, и едва угадывающаяся человеческая фигура.

– Кто? – рявкнул Асторре. Придется останавливаться. Если оставить беднягу в снегу, он погибнет. По его знаку, караван замедлил шаг, а затем всадники столпились за спиной командира. Он окинул их взглядом, отметив, что все его помощники на месте, а также Клаас и даже негр Лоппе. Стало быть, кто-то из солдат, будь он проклят.

Лекарь подал голос:

– Похоже, он расшибся. Я вернусь, если вы сможете меня обойти. Нет, стойте. Там, за ним, еще один отряд. Они его подберут.

Юлиус выехал вперед.

– Если только не перережут ему горло, чтобы забрать доспехи.

– У него нет доспехов. Это брат Жиль, любимый монах капитана Асторре, – отозвался подмастерье Клаас. Даже сейчас на его обветренном лице играла улыбка; шапка была присыпана белым снегом, словно у янычара. – По-моему, это ланкастерцы, англичане. Они ему ничего плохого не сделают. Но я лучше вернусь, чтобы убедиться, они это или нет. – И, ударив пятками лошадь, он развернул ее к ближайшему возвышению.

Асторре не пытался остановить его. Он уже порядком устал от брата Жиля, который в свое время оказал какую-то услугу одной из многочисленных сестер Асторре, а теперь получил за это награду. Тем не менее, по чести, монаха следовало выручить, – если, конечно, это возможно. Асторре взглянул на небо, затянутое тяжелыми серыми тучами, и негромко выругался. Лекарь со стряпчим понимающе переглянулись. Клаас, выехав на скальный уступ, отважно привстал в стременах, напрягая слезящиеся глаза, чтобы разглядеть штандарты приближающихся всадников. Затем он обернулся, заметно приободрившись.

– Все в порядке. Герб Уорчестеров. Это англичане.

Все вздохнули с облегчением. Тоби перехватил поводья, намереваясь вернуться, чтобы помочь монаху. Асторре заворчал, а человек в снегу, видя, что никто не делает попытки прийти к нему на помощь, и его бросили на милость чужаков, встревоженно замахал руками. Затем он открыл рот. Это было видно даже отсюда; черная точка на белом лице.

Тоби и Юлиус заметили это. Асторре застыл. Позднее Тоби припомнил, что Клаас в этот миг также замер. К тому времени отчетливо стали видны гербы и перья, и попоны лошадей.

Клаас не обращал на англичан внимания. Вместо этого он обернулся к монаху и, помахав руками, приложил ладони к ушам, общедоступным жестом показывая, что готов прислушаться, – и тем самым по; толкнул брата Жиля закричать.

Голос певчего, конечно, не шел ни в какое сравнение с Лоппе, но он был напуган.

Возможно, впервые в жизни ему удалось взять верхнюю ноту в доступном ему регистре.

Брат Жиль завопил: «Помогите!» и, совершенно запаниковав, повторял это снова и снова.

Асторре набычился. Глаза его налились кровью. Обернувшись к Клаасу, он крикнул:

– Пусть он замолчит! Скорее!

Клаас, опустив руки, оглянулся в недоумении.

Асторре прорычал вновь:

– Пусть прекратит. Покажи ему, чтобы перестал кричать, иначе он сорвет чертову…

– Поздно, – дрожащим голосом перебил Юлиус.

Тоби поднял глаза. Монах перестал кричать. Он тоже смотрел вверх. Англичане, которые уже почти поравнялись с ним, также вскинули головы. По обе стороны от упавшего монаха в воздух поднялись снежные облачка, сквозь которые можно было разглядеть серые трещины и разломы в отвесной белой стене, откуда снег начал скользить прямо к тому месту, где лежал человек. Снежные вихри, поднимаясь, указывали те места, куда рухнули первые глыбы.

Склон был довольно невысоким, и от удара лишь несколько всадников вылетели из седла, а остальные порядком напугались, но не более того. Снежный туман вскоре рассеялся, и Тоби обнаружил, что спешившиеся англичане уже извлекают из ямы несчастного брата Жиля. Остальные отъехали чуть назад, подальше от того места, где падали снежные глыбы, и теперь пережидали, пока проезд вновь станет свободен. Вскоре все успокоилось. Успокоилось настолько, что можно было расслышать где-то вдалеке глухой рокот, подобный кавалерийской атаке.

Вот только это была не кавалерийская атака. Юлиус еще смеялся, когда вдруг увидел выражение лица Асторре и, проследив за направлением его взгляда, вскинул голову к вершине горы. Там тоже снег дымился, шел трещинами с глухим ревом, который не имел ничего общего со звуком недавнего обвала, – но был сродни тем самым альпийским лавинам, которые с корнем вырывают целые леса, засыпают долины и уносят в пропасть всадников вместе с лошадьми. С криком «Вперед!» Асторре вонзил шпоры в бока дрожащего коня, и тот, скользя и оступаясь, метнулся назад по тропе. Юлиус, потерявший контроль над лошадью, которую толкали спереди и сзади, обернулся к Тоби.

– Давай! Я за тобой! – отозвался тот.

Мгновение помедлив, Юлиус повиновался. Тоби подхлестнул свою лошадь, заставив ее сойти с тропы, чтобы не попасть под ноги перепуганным наемникам. Клаас уже покинул свой наблюдательный пост на уступе. Когда он оказался внизу, там его встретил Тоби. Он хотел было закричать: «Назад!», но это не понадобилось. Клаас уже развернул лошадь, торопясь вернуться туда, где первый обрушившийся снег завалил тропу. Над головой гул делался все громче. Снежные облачка превратились в гигантскую тучу, которая стремительно сползала по горному склону прямо к ним. Сквозь дымку впереди виднелась группа всадников, изо всех сил торопившаяся убраться прочь. Многие успели потерять шлемы и щиты, древки знамен были поломаны. На лицах застыла растерянность. Один из англичан тащил за поводья лошадь монаха. Брат Жиль, весь облепленный снегом, стонал и с трудом удерживался в седле. Сломанная нога беспомощно болталась, не попадая в стремя.

Клаас уже спешился. Тоби последовал его примеру.

– Кому еще нужна помощь? Я лекарь.

Англичане были все здесь, и почти не пострадали, хотя лишились одной лошади. Монаха перекинули Тоби в седло, тогда как оставшийся без коня всадник занял место брата Жиля. Тоби, устроив поудобнее стонущего монаха и уверенно придерживая его одной рукой, вновь забрался в седло. Скорее! Теперь как можно скорее! Они должны были опередить лавину на усталых лошадях, – а коню Тоби приходилось везти двоих. Клаас оказался рядом. Они устремились прочь, изо всех сил нахлестывая то и дело поскальзывающихся лошадей, в то время как грохот лавины слышался уже совсем рядом, отражаясь от каждого утеса.

Им не спастись. Невозможно. Он слышал прерывистое дыхание Клааса, но ничуть не сочувствовал ему.

– Нам надо добраться до поворота тропы. Туда снег не достанет. И там есть каменный навес! – Клаас говорил по-английски.

Командир англичан, грязно выругавшись, ясно выразил свое отношение к этому плану.

Тоби возразил:

– Может, он и прав. Тогда лучше сбавить ход. Иначе лошади могут свалиться.

Он и сам не понимал, почему поддержал Клааса. Снег бил ему в лицо: падающий снег, и снег, вылетающий из-под копыт. Сквозь сплошную белую стену он с трудом разглядел поворот тропы и темную тень впереди, на месте каменного уступа. Клаас, ехавший рядом, внезапно обернулся и с шумом выдохнул.

– Это не означает, – процедил Тоби сквозь зубы, – что ты не заслуживаешь самой крепкой порки за всю твою недолгую жизнь. И ты ее получишь.

– Знаю, – отозвался Клаас. – Ну вот, мы в безопасности.

Они сгрудились под нависающей над тропой каменной стеной. Здесь, под скалой, оказалось нечто вроде неглубокой пещеры, достаточной, чтобы вместить их всех. Грохот над головой и за спиной был столь оглушителен, что едва не разрывал барабанные перепонки. Тоби попытался вообразить себе вес снега, производящий такой шум, и скорость, с которой эта масса мчится вниз. Никакая скала их не спасет. Если лавина ударит сюда, она просто сметет весь уступ без остатка. Но они вынуждены были рискнуть.

Лавина прошла стороной. Они услышали через пару мгновений, как сплошная стена снега ударила по тропе, где они были только что. Рев камня и ломающихся деревьев…

Они молча сидели в седле, глядя на разворачивающееся действо. Край лавины прошел совсем рядом с их убежищем, как и предсказывал Клаас. Возможно, ему помогло знание астрологии или удачное вычисление… Или знание этих мест. Как-никак, а Клаас жил в Женеве. Тоби слышал, как он говорит об этом одному из англичан, коренастому молодому человеку, который подъехал ближе, чтобы поблагодарить его. Тоби, больше занятый монахом, не слышал, о чем еще они могли говорить. Затем он и вовсе позабыл об этом, поскольку рядом раздался какой-то шум, и появился Асторре с Юлиусом и остальными, – они вернулись, чтобы убедиться, все ли в порядке.

Задерживаться никто не стал. Теперь, когда первоначальный испуг миновал, никто не хотел зря терять время. Тоби помогли поудобнее устроить в седле монаха, а затем вместе с англичанами они двинулись дальше.

Тоби заметил, что Асторре ищет взглядом Клааса, но тот разумно предпочел оставаться невидимым. Старший в отряде англичан объяснял капитану Асторре, что он думает о тех болванах, которые кричат в горах, и, к восхищению Тоби, капитан Асторре отвечал ему очень любезно. Впрочем, что ему еще оставалось? Для посторонних – все было кончено. И брат Жиль оказался единственным пострадавшим.

– Ему бы следовало спросить, – заметил Юлиус, – что он думает о тех болванах, которые подстрекают других болванов кричать в горах. Ты видел Клааса?

– Конечно, я видел Клааса, – отозвался Тоби. – Он был прямо у меня перед носом. И если хочешь знать мое мнение, он хотел вызвать безобидную маленькую лавину, а получил большую. И здорово перепугался. Он и сам был белый, как снег, наш дружок Клаас.

Юлиус покосился на него.

– Я уже не раз видел, как он получал больше, чем рассчитывал. И я видел его напуганным. Но вот, что я тебе скажу: несмотря на страх, маленький мерзавец получает от этого удовольствие. Иначе он бы прекратил это делать, не так ли?

В голосе его звучало раздражение, но одновременно Тоби уловил и нечто похожее на зависть. Они поехали дальше, и вопрос так и остался без ответа.