Текст книги "Держи ухо востро!"

Автор книги: Дональд Уэстлейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Дональд Уэстлейк
Держи ухо востро!

Посвящается Сюзан Ричман, которая не была уверена, что идея хорошая, но которая оставалась со мной до конца, слава богу.

1

Когда Джон Дортмундер, совершенно свободный человек, даже не находящийся на условно-досрочном освобождении, в июльский пятничный вечер вошел в «Бар и Гриль» на Амстердам-авеню около десяти часов, там группа завсегдатаев обсуждала загробную жизнь.

– Чего мне не понятно, – заявил один из них, когда Дортмундер проходил мимо него, направляясь к бармену Ролло, который чем-то был занят у правого конца стойки, – так это облака.

Второй поставил свою кружку с пенным пивом на стол и поинтересовался:

– Облака? Какие такие облака?

– На которых они сидят! – и первый широко взмахнул рукой, но вроде ничего не снес. – На всех этих картинках Иисус сидит на облаке, тот другой бог тоже сидит на облаке, Мэри сидит на облаке.

– Чуток пониже, – предположил третий.

– Да, ага, так вот я о чем – разве на небесах нет мебели?

Подойдя к Ролло, Дортмундер, наконец, увидел, чем был занят толстяк-бармен в своем когда-то белом фартуке – он был глубоко увлечен составлением каких-то особо сложных коктейлей в пяти бокалах, которых раньше Дортмундер здесь не видел, и подозревал, что в этом баре они вряд ли когда-то были. Закрученные спиралью, больше широкие, нежели глубокие, они были похожи на хрустальные автомобильные колпаки, только поменьше, хотя и не сильно.

Другой посетитель тем временем, раздумывая над идеей мебели на том свете, сказал:

– А что за мебель ты хочешь? Небеса не Вестчестер, знаешь ли.

– Да? А как же все эти плодородные поля? – встрял пятый.

– Молочные реки и кисельные берега? – добил третий посетитель.

Первый поднял скептически бокал пива, и так же скептически задрал одну бровь.

– А калоши они выдают?

То, что творил с этими бокалами Ролло – это было нечто. Он уже накрошил в них льда и теперь добавлял какую-то красную жидкость, затем желтую, коричневую и долил еще чего-то прозрачного. Все эти слои струились между кубиками льда, смешиваясь в невообразимую смесь очень похожую на лабораторный тест, результаты которого не хотелось бы видеть.

– Что мне по душе, так это мусульманский рай с семидесятью двумя девственницами, – тем временем продолжал беседу второй посетитель.

– Там не семьдесят две девственницы, – возразил первый.

– Ну, не все сразу, но все равно, что это за рай? Это как попасть в школу для девочек.

– Ой-ей, – сказал третий.

– Представляешь, – вставил второй, – как там шумно? Словно столовая во время обеда.

Четвертый, тот, что имел что-то против Вестчестера, спросил:

– А в волейбол, надо учится играть?

Упоминание о спорте ввергло всех в замешательство, и пока они молчали, Дортмундер наблюдал, как Ролло нарезает бананы и кидает в коктейли, где они падают на дно, словно глубинные бомбы. Затем Ролло тянется за лаймом, а Дортмундер оглядывает зал. В Нью-Йорк Сити сейчас лето, конец июля, и вялый поток туристов вымыл на это мало похожее на берег место, пять леди. У каждой была завитая прическа седых волос, и находились они в одной из кабинок справа. Сидели дамы очень прямо, на самом краешке сидений, словно новобранцы в военном училище, и осматривали непритязательный декор бара с осторожным восхищением антрополога. Коктейли Ролло во многом повторяли цветовую гамму нарядов этих леди. У одной, как заметил Дортмундер, в руках был сотовый, она фотографировала посетителей, и отсылала кому-то снимки.

В общем-то, быть свободным человеком, не имеющим условный срок – это отлично, но и бравировать этим тоже не было причин. Дернув плечом в сторону скрытого фотографа, Дортмундер спросил:

– Что скажешь, Ролло?

– Погоди минутку, – отмахнулся бармен.

Теперь каждый бокал представлял собой нечто больше похожее на остатки взорванного эльфа, однако Ролло на этом не остановился. Увенчать эту красоту Ролло решил блестящим красненьким шариком. Вполне возможно, то было нечто из семейства вишневых.

Конечно, этого бы хватило, даже для таких бокалов, но нет! Порывшись в редко используемом ящичке под стойкой, Ролло явил свету пять коктейльных зонтиков с восточным рисунком, и воткнул их в каждый напиток, так словно они спасение для потерпевших кораблекрушение в этих коктейлях.

Вот теперь они действительно готовы. А учитывая, что полной концентрации внимания не требовалось, чтобы поставить бокалы на поднос – даже такие особенные бокалы – Ролло произнес:

– Твое пиво с солью уже там.

– Хорошо.

Уставив поднос бокалами, Ролло нырнул под стойку, и показался оттуда уже с бутылкой мутной коричневой жидкости под этикеткой: Амстердамский винный магазин Бурбон «Наш собственный бренд».

Поставив бурбон перед Дортмундером, он спросил:

– Еще бурбон со льдом? Он же придет?

– Да.

– Дам тебе два стакана.

Пока он исполнял, Дортмундер попросил:

– Да, и ржаной виски с водой, для того, кто вечно звенит кубиками льда.

– Давненько его не видел.

Ролло всех знал не по именам, а по напиткам, что они заказывали – профессиональная деградация так сказать.

– Это он всех созвал. Надеюсь, что-то хорошее скажет.

– За это я выпью, – заявил Ролло хотя и не сделал ни глотка. Вместо этого, он подхватил поднос, уставленный этими несуразностями и пошел к леди-туристкам, которые его приближение снимали на телефон.

Взяв бутылку и оба стакана уже со льдом, Дортмундер обошел завсегдатаев у стойки, которые все еще обсасывали ту же самую косточку.

– А что если в раю ты не сможешь играть в карты? Или танцевать? – спрашивал третий.

– Не велика потеря, – отвечал второй, – я и на Земле-то танцевать не умею.

Миновав этих теологов, Дортмундер прошел через зал, потом вошел в двери, на которых были четко видны силуэты собак – терьеров и сеттеров, и дальше – мимо телефонной будки, которая теперь была никому не нужным порталом в киберпространство, и оказался в небольшой квадратной комнатке с цементным полом. Стены тут были уставлены от пола до потолка коробками и ящиками с пивом и алкогольными напитками, оставляя место только для старого круглого стола с покрытой зеленой запятнанной тканью столешницей и полдюжины стульев вокруг него. На одном, обращенном к двери стуле сидел рыжеволосый парень. Перед ним у правой руки стоял бокал с пивом, солонка стояла слева, там, где должна быть левая рука. Однако сейчас левой он держал телефон у уха.

– Вот и Джон пришел. Я ему скажу.

– Привет, Стэн, – поприветствовал его Дортмундер, и присел слева, на стул с которого тоже открывался беспрепятственный вид на двери.

Закончив разговор, Стэн спрятал свой телефон.

– Кажется, Вильямсбург в порядке.

– Хорошо.

Стэн Марч был водителем, поэтому к выбору маршрутов он подходил с удвоенным вниманием.

– Долгие годы мост Вильямсбург был местом, где ты мог поспать в машине. И теперь, когда строительство закончено, оказывается, что огромная скоростная автомагистраль Роберта Мозеса, которую хотят пустить через Манхэттен от Вильямсбурга до Голландского Тоннеля, разрежет остров на две половины как Великая китайская стена! Только у него не получилось, что просто прекрасно, этого не получилось бы, так или иначе. Кэнэл-Стрит, на которую она натыкается, дальше – развязка шоссе Вестсаида, и я здесь давно, и это моя вторая солонка.

Будучи водителем, Стэну нравилось потреблять алкоголь в темпе, но он ненавидел, когда его пиво шло без соли. Время от времени с ним случались всплески разума.

– Это хорошо, – сказал Дортмундер.

– В общем, это Ральф звонил. Встреча отменяется.

– Ральф – это Ральф Винслоу, ржаной-виски-в-звенящем-стакане.

– Он созвал всех, а теперь сообщил, что собрания не будет, – подытожил Дортмундер.

– Копы что-то нашли у него в машине. Он не мог сказать подробней.

– Да, ясно.

– Вообще-то, я у него на быстром наборе, так что копы, наверное, думают, что он со своим адвокатами болтает.

– Позвони Энди. Он сюда едет, хоть время сбережет, – предложил Дортмундер.

– Правильно. Он у меня на быстром наборе. У тебя такого нет, так ведь? – спросил он, вытаскивая свой сотовый.

– Нет, – просто ответил Дортмундер.

После звонка последнему участнику несостоявшейся встречи, они вернулись в зал, обошли завсегдатаев у стойки и приблизились к бару с той стороны, где Ролло недавно колдовал над своими удивительными коктейлями, а теперь сердито надраивал стойку грязной тряпкой. В кабинке леди уже не было, только на столе остались пустые бокалы с цветным льдом на дне. Быстро они. И коктейльные зонтики забрали.

– Извини, Ролло, – сказал Дортмундер, возвращая бутылку и стаканы. – Планы поменялись.

– Возвращайтесь позже.

Проходя мимо пятерки у бара, Дортмундер и Стэн услышали, как первый из этих завсегдатаев заявил:

– А хочешь мою идею про рай? Ты туда попадаешь и спишь.

– Третий повернулся на своем табурете, чтобы лучше видеть собеседника.

– Да? И что дальше?

– Что дальше? Конец. Последний сон. Можешь представить себе что-нибудь лучше этого?

В наступившей тишине, Дортмундер как раз выходя из бара, сказал:

– Я рассчитывал на это. Мог бы кое-что использовать.

– Я тоже, – согласился Стэн. – Я подброшу тебя до дома.

– Спасибо. Я, может, еще один звоночек сделаю.

2

– Дортмундер! Джон Дортмундер! Ты дома, Джон Дортмундер?

– Ох! – и Дортмундер отскочил от телефона, откинув руку как можно дальше от себя.

– Джон Дортмундер, это ты?

– Не ори!

– Что?

– Не ори, говорю!

В телефоне прозвучало какое-то бормотание. Очень осторожно Дортмундер снова приблизил трубку к уху. Оттуда послышалось невнятное:

– Что такое? Я возвращаюсь, а тут телефоны не работают?!

– Арни? Это случилось три недели спустя, после несложившейся встречи в «Баре и Гриле».

– Вот ты где! Приветствую тебя, Джон Дортмундер!

– Да, привет, Арни. Так ты вернулся уже?

– Не прошло и десяти минут, как я отомкнул свою дверь.

– Так значит, не сработало? – Дортмундер не был удивлен.

На что Арни возмутился:

– Как это не сработало? Ясен пень, все сработало! Меня выпустили с почетом, Джон Дортмундер. Перед тобой сейчас новый человек!

– Ну, я тебя сейчас все равно не вижу, – заметил Дортмундер, – но, должен сказать, звучишь ты по-старому.

– Да, я просто имидж немного сменил, – пояснил Арни.

В комнату вошла преданный компаньон Дортмундера Мэй с ручкой в руке – она гадала в кухне кроссворд – и сосредоточенно прислушалась к беседе.

– Новые шасси мне, конечно, не приделали, я по-прежнему растение в физическом плане, но кожа цвета кофе имеется, – продолжал Арни.

– Ну, ты же в тропиках был, – сказал Дортмундер, показывая Мэй всем телом и приподнятой бровью, в общем, задействовал все, чтобы сообщить – сам не в курсе, в чем тут дело, но, кажется, никакой угрозы нет.

– Так и есть, – согласился Арни. – Не знаю, когда я теперь еще выйду из дома. Но, слушай, говорю же тебе, я по-настоящему и дом-то никогда не покидал.

– И то верно.

– Вообще-то, я вот зачем тебе звоню – есть новенький план, и ты должен приехать сюда.

– Туда? То есть, к тебе домой?

– Именно здесь я и нахожусь, Джон Дортмундер! И здесь же я намереваюсь предложить тебе такое предложение, что тебе сразу же понравится!

– Какое еще предложение?

– Дортмундер, не будем вдаваться в подробности через этот публичный аппарат. Это же телефон…

– Да, да, я понял.

– Знаешь, в наших взаимоотношениях, ну, в сделках между нами, я всегда давал тебе высокую ставку.

– Это верно.

– Мне приходилось это делать, – напомнил ему еще раз Арни. – Но если бы я давал ставку пониже, как этот мошенник Стун, никто бы ко мне не стал ходить из-за моей врожденной непривлекательности.

– Хм.

– Все в прошлом, Джон Дортмундер, – пообещал Арни. – Подожди, вот увидишь! Когда ты придешь, я тебе все выложу. Ты никогда даже не мечтал о таких деньжищах. Приходи, я дома. Пока не верну свою бледность, никуда из квартиры не выйду. Заходи в любое время, Джон Дортмундер. И я тебе расскажу, как классно вернуться домой. Ну, пока.

– Присядем, – предложил Дортмундер.

Они сели, и Мэй обеспокоенно посмотрела на него.

– Я как-то тебе говорил о некоем персонаже по имени Арни Олбрайт.

– Перекупщик, – кивнула она, и отложила ручку на журнальный столик. – Ты иногда продаешь ему барахло, и он тебе не нравится.

– Он никому не нравится. Он и себе не нравится. Однажды он мне сказал, что не любит себя настолько, что бреется спиной к зеркалу.

– Но барахло ты ему продаешь.

– Он улучшает свою личность путем увеличения стоимости товара.

– Что, настолько противен?

– Ну, он только что из реабилитации.

– Реабилитации? Он что, еще и алкоголик?

– Нет, он просто противный, но этого достаточно. Как оказалось, его семья не могла больше этого терпеть, и оставалось или выбросить его из самолета или провести психологическое вмешательство. Не думаю, что у них был самолет, так что они выбрали второй способ.

– Джон, когда люди проводят психологическое вмешательство, они делают это с алкашом или наркоманом или с кем-то подобным. Они говорят ему, что он должен пройти реабилитацию или лечь в клинику для наркоманов, или куда там еще, потому что никто больше терпеть этого не будет. А если проводят такое за несносное поведение, то куда они его послали?

– «Мед Клуб», где-то на Карибах. Они посчитали, что отличная погода, радостные лица, может быть, помогут ему. Он же мне один раз звонил оттуда – это все он сразу же возненавидел. Я так понял, что ничего не помогло, но вот он вернулся, и утверждает, что сработало. Поживем-увидим.

– Ты не услышал по голосу, сработало или нет?

Дортмундер задумался, вспоминая их разговор.

– Господи, я не знаю. Может быть. Он был такой же громкий, ну может, его голос не так сильно скрипел. В любом случае, он хочет, чтобы я к нему приехал – у него есть ко мне предложение, и он позвонил мне сразу как вернулся домой, и больше ничего мне не известно.

– Ты сказал ему, что приедешь?

– Я не сказал ни да, ни нет.

– Но он тебе позвонил сразу же, как вернулся. Думаю, тебе следует узнать, что к чему.

Дортмундер глубоко вздохнул.

– Не хочу туда идти один, Мэй.

– Позвони Энди, – посоветовала Мэй.

Он медленно и задумчиво кивнул.

– Значит, за дело, – согласился Джон.

3

Когда сработала вибрация на телефоне Энди Келпа, он находился в лифте среди совершенно незнакомых ему людей. Он как раз поднимался на одиннадцатый этаж одного здания на Манхеттене, где находился шикарный меховой магазин. А именно сегодня он туда поехал, потому что была середина августа, к тому же среда, и основной штат этого эксклюзивного бутика был в отпуске, в чем он удостоверился, выслушав утром их автоответчик. Как бы там ни было, прекрасный день для покупок.

Теперь же, стоя в лифте и чувствуя вибрацию на бедре, он думал, как же не вовремя ему звонят. Но, с другой стороны, среди русских мехов было бы еще неудобней, так что он достал телефон из кармана, открыл и пробормотал:

– Да?

Люди вокруг притворились, что не подслушивают, хотя на самом деле аж подтянулись ближе, чтобы лучше слышно было.

– Ты ничем там не занят?

– Вообще-то занят, – Келп признал по голосу своего периодического напарника Джона Дортмундера. – Я обычно всегда чем-то занят.

– О, – в голосе появилось подозрение. – В одиночку?

То есть Келп не позвал его с собой на хорошее дельце.

– Да, в одиночку.

Люди вдруг стали прочищать горло, чесать носы и шаркать ногами, усиленно показывая свое недовольство неинтересной беседой.

– Такое случается, – закончил Келп.

Тут двое мужчин так громко закашляли, что Келп едва расслышал, что говорит Дортмундер.

– Тогда позвони мне, как освободишься.

– Через часик может быть.

– Я дома.

Келп знал – этот человек частенько бездельничал дома.

– Заметано, – сказал Келп, и лифт остановился на одиннадцатом этаже.

Он вышел, а лифт поехал дальше, полный чихающих, сморкающихся и почесывающих носы людей. А через пятьдесят пять минут Келп уже входил в свою квартиру на западной Тридцатой, держа в руках большой пакет из Wаl-Маrt. Он был полон, но не слишком тяжел – сверху виднелся свитер из полиэстера с зеленым воротом. Энди прошел в спальню, где сидела за компьютером его подруга Анна Мария Карпино. Она переписывалась с сумасшедшими историками, которых интересовали подробности о её отце, бывшем конгрессмене великого штата Канзас.

– Покупки? – подняв на него глаза, но не убрав пальцев с клавиатуры, спросила она. – В Wаl-Маrt? Ты?

– Не совсем так, – пояснил Келп, положив пакет на кровать. – Я скорее ходил на охоту, – выбросив свитер в корзину для бумаг, он достал из пакета коротенький серебристый соболиный полушубок никогда не устаревающего фасона. – Думаю, как раз твоего размера.

Девушка подскочила из-за компьютера.

– Соболь в августе! Самое время!

– У меня есть три таких, – сказал он, любуясь, как она прижимает к себе шубку. Вытащив еще два идентичных трофея, он продолжил: – Один тебе, а два в оплату аренды.

– Вот этот самый лучший! – заявила она, улыбаясь и поглаживая мех.

Джон просил позвонить. Поговорю из гостиной.

– Эти люди, – она пренебрежительно махнула на компьютер. – Они хотят знать за кого папа был во время Холодной войны. Как будто он вообще за кого-нибудь когда-нибудь был. Он же был политиком, ради бога!

– Скажи им, – посоветовал Келп, – что твой папа считал Холодную войну вынужденной необходимостью, и что он молился каждый день за то, чтобы все закончилось хорошо.

Он так и оставил ее там – с соболем в руках и с озабоченным выражением на лице, словно в раздумье – как же закончить всю эту историю с ее отцом. В гостиной Келп уселся на диван, посмотрел на телевизор, и позвонил Дортмундеру.

Тот, задыхаясь, ответил на пятом гудке.

– Да?

– Ты должно быть бежал из кухни.

– Оказывается перекусы хорошая штука. Много маленьких перекусов в течение дня полезны для здоровья.

– И все равно тебе приходится бегать из кухни.

– Ты же не собираешься мне рассказывать о дополнительных телефонах?!

– Нет, я уже давно это дело забросил. К тому же это ты хотел поговорить, так что говори.

– Хорошо. Арни Олбрайт.

Келп подождал немного, потом спросил:

– Это тема для разговора?

– Да.

– Он на юге, на реабилитации.

– Он вернулся, позвонил мне и сказал, что там все прекрасно закончилось.

– Я бы послушал другое мнение.

– У тебя будет возможность. Составить свое собственное мнение, – предложил Дортмундер. – Он хочет нас видеть. Сказал, что у него для нас отличное предложение.

– Для нас? – переспросил Келп, рассматривая вошедшую в кухню Анну Марию. Она улыбалась и была в шубке. – Арни звонил не мне, а тебе, Джон.

– Но ему известно, что мы команда.

– Арни Олбрайт мне не звонил, так что мне там делать нечего.

– Он говорит, что это поистине шикарное предложение.

– Вот и хорошо. Ты сходишь сам, и если это действительно окажется шикарное предложение, тогда ты позвонишь мне. Ты даже можешь прийти ко мне и описать все в подробностях.

– Энди, – сообщил Дортмундер. – Я с тобой поделюсь.

– Не напрягайся.

– Я просто не могу сделать это один, – признался Дортмундер. – Боюсь увидеть что стало с Арни после этого курорта. Или мы идем вместе или я не иду вообще.

Келп почувствовал себя в ловушке.

– Послушай, Джон, – начал Келп, и Анна Мария вновь прошла по комнате, уже из кухни в спальню. Она все еще улыбалась и по-прежнему была в шубке. На полдороге она остановилась и распахнула ее – под шубкой ничего не было. – А-а-а, – простонал Келп.

– Так встретимся там? – тут же спросил Дортмундер.

– Это не честно! В жизни столько отвлекающих маневров! Вот как тут откажешься? Анна Мария двигалась к спальне, а шубка струилась по полу за ней.

– Только не прямо сейчас. Попозже, скажем… сегодня часика в четыре.

– Я встречу тебя там, – сказал Дортмундер. – Снаружи.

– Не могу дождаться, – выпалил Келп, и повесил трубку.

4

– Очередной день в раю.

– Ты каждый день это повторяешь.

– Конечно, я это повторяю, – подтвердил Престон, смахнув с живота песок. – В этом ведь весь смысл. Неизменная похожесть, отсутствие сюрпризов и тревог, вечная, ничем не замутненная приятность нынешнего нашего существования приводит к тому, что я просто обязан охарактеризовать каждый бессмысленный, неспешный и ленивый день одной и той же банальной фразой. Удивляет только то, что ты не говоришь этого каждый день.

Алан нахмурился. Престон подозревал, и не впервые, что Алан не особо-то обращал на него внимание.

– Что не говорю каждый день?

– Это не говоришь каждый день.

Алан состроил обезьянью мордочку, глядя на этого умника в шляпе от Рэд Сокс и солнцезащитных очках.

– Что сказать каждый день?

– О, боже, – простонал Престон.

Ему надо начать все с самого начала, что ли? А смысл? Вместо этого он произнес:

– Ты и понятия не имеешь, как надо вести себя оплаченному компаньону, так ведь?

– Я прекрасный компаньон, не согласился Алан. – Я здесь в полном твоем распоряжении, участвую в разговоре, приношу и отношу, я задвинул на второй план собственные предпочтения и свою индивидуальность, и я никогда не спорю с тобой.

– Ты споришь со мной прямо сейчас.

– Нет, не спорю.

Снова тупик. Престон вздохнул, и его взгляд пробежался сначала по собственной груди; потом по рыхлому розовому животу, нависшему на пояс его алых плавок; поверх кончиков его пальцев ног; дальше, на ту сторону белых деревянных перил, огибающих веранду, где он лежал в гамаке; мимо тонкой полоски опрятных цветочных кадок по бокам выложенной кирпичом дорожки, бегущей вдоль береговой линии; мимо прибоя; и дальше – к зеленому и пенистому морю, пестрому от ныряльщиков с трубками, и летающих виндсерферов, то и дело сталкивающихся с лодками. Даже простое наблюдение за этими деятельными людьми забирало все силы.

– Ненавижу это место, – заявил Престон.

Эти слова Алан без сомнений тоже уже слышал не раз.

– Мы можем поехать куда-нибудь еще, – предложил он.

Престон фыркнул.

– Куда? Везде одно и то же, разве что есть места и похуже. По крайней мере, тут с погодой проблем нет.

Алан махнул рукой вокруг.

– Сейчас август, Престон. Все северное полушарие сейчас такое: нет снега, совсем мало дождей. Ты можешь поехать куда захочешь.

– Ты же прекрасно знаешь, – Престон уже явно начал раздражаться, – что единственное место, куда я хотел бы поехать, и куда, увы, не могу – это мой дом – Нью-Йорк. Там моя квартира. Это мой город, мои клубы, театры, рестораны, мой совет директоров, мои пятисотенные проститутки, говорящие по-французски. И куда я не могу уехать, и ты об этом отлично осведомлен. И ты, также, знаешь почему я этого не могу сделать, так как я об этом постоянно говорю, и это меня угнетает.

– То есть ваши жены.

– Иметь бывших жен это обычная часть сделки. Это всего лишь продукт страстного желания. Однако не предполагается что бывшие жены объединят свои усилия и разденут своего бывшего благотворителя до трусов, после чего еще и трусы подпалят!

– Ты, вероятно, над ними издевался, – предположил Алан.

Престон широко развел руки.

– Ладно, я посмеивался над ними. Экс-жены для того и предназначены, чтобы над ними подшучивали. Мозги с горошину, жадные свиньи.

– И они собрались вместе.

– Ну, как предполагалось, они не должны были объединятся; они должны были ненавидеть друг друга. Если бы эти четыре женщины обижались каждая по отдельности как и предполагалось, то я бы не находился в бегах, преследуемый до самого края земли сворой жадных адвокатов по разводу.

– «Мед Клуб» вообще-то не такой уж край земли, – сообщил ему Алан.

– Он и есть, – настаивал Престон. – Это не сердце, не пульс и даже не главный нерв всей моей жизни, короче это не Нью-Йорк. Нет, Алан, это не Нью-Йорк.

– Согласен.

– Благодарю.

Престон какое-то время помолчал, а потом выдал:

– Если бы я мог вернуться домой, Алан, я бы метнулся туда со скоростью выстрела, как ты прекрасно понимаешь. И, понятное дело, больше не пользовался бы услугами платного компаньона, отчего ты, без сомнения, сдох бы в какой-нибудь канаве от голода. И ты это заслужил. Разве существует что-либо более бесполезное, чем оплаченный компаньон?

– Возможно нет. Конечно же, приятные люди заводят себе компаньонов бесплатно.

– И стоят каждого пенни. А что ты имеешь в виду под «приятные люди»? Я приятный человек! Я улыбаюсь обслуге, шучу с другими гостями.

– Ты язвишь и дразнишься, – не согласился Алан. – Тебе нравится делать больно людям. И мне, будь у меня чувства. Используешь длинные слова, которых они не понимают и ведешь себя так высокомерно, что удивляюсь как ты все еще без тоги ходишь.

– Ага, и не забыть бы лавровый венок, – рассмеялся Престон. – Знаешь за кем я скучаю?

– Ты скучаешь за кем-то? – удивился Алан.

– Мне не хватает малыша Олбрайта. Того мошенника, или кем он там был. Парень словно из фильмов про бродяг.[1]1
  the Bowery Boy movies – серия кинокомедий 40-х гг 20-го века


[Закрыть]

– Ты скучаешь за ним, – эхом повторил Алан.

– Да, – улыбнулся Престон, вспоминая. – Вот ты говорил что то, что я дразню людей. Он был моим самым лучшим предметом для язвительности. Олбрайт совершенно неподходящая для него фамилия. А когда он выпивал!

– Ты и сам выпиваешь.

– Ну, да, чуть-чуть, – отмахнулся Престон. – Достаточно чтобы поддержать ему компанию, чтобы он мне мог рассказать забавных историй.

– Ты и сам ему рассказал парочку.

– Да? – и Престон задумался, пытаясь вспомнить, что же он растрепал этому малышу Олбрайту. – Да что же, черт возьми, я мог рассказать-то этому Арни?

– Ну, не знаю. Что-то личное рассказывал, когда вы оба были навеселе. Может он и не вспомнил ничего потом. Но, знаешь, мне показалось, что он зачастил к тебе, именно чтобы напоить и расколоть.

– Расколоть? Меня?! Не глупи! Арни Олбрайт был таким же неумехой как и тот инструктор по дайвингу, которого ты мне подсунул.

– Если ты вернёшься к нему, он тебя утопит.

– Это одна из причин почему я не вернусь. Так вот, Арни Олбрайт. И расколоть меня! Он приходил каждый день.

– Потому что идти ему было некуда, как и тебе.

– Платные компаньоны не прерывают своих нанимателей. Он возвращался ко мне потому что в его маленьком сереньком мозге теплилась надежда что однажды он поднимется до одного со мной уровня. Так забавно было за ним наблюдать – косноязычный, с красным курносым носом в попытке найти остроумный ответ.

– И не находил.

– Могу заверить – да. Где бы он сейчас не был, вернулся в город, мне вот интересно – хоть иногда он вспоминает меня?