Текст книги "Отравители"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Дональд Гамильтон
Отравители

Глава 1

Никто не встречал меня в аэропорту Лос-Анджелеса. Я это проверил. Впрочем, ничего другого я и не ждал. Вряд ли кому-то удалось узнать о моем прибытии – слишком уж быстро все случилось. Я получил это задание исключительно потому, что оказался единственным агентом, которого мог отыскать Мак в относительной – для самолета – близости от Западного побережья. Во всяком случае, все остальные выполняли другие задания.

– Вы знаете девушку, – сказал мне Мак по телефону. – Вы сами ее завербовали, и, если она все же заговорит – хотя врачи на это мало надеются, – вам она может рассказать то, что не доверила бы постороннему.

– У нее были основания что-то скрывать? – спросил я в трубку и почувствовал, как в паре тысяч миль от меня, в Вашингтоне, Мак чуть замешкался. Когда он снова заговорил, в его голосе послышались смущенные нотки.

– Нет скрывать ей было нечего, но и опасность ей тоже не должна была угрожать. Она не выполняла задания. Впрочем, она отличалась редкой способностью попадать в неприятности. На ровном, что называется, месте. Вам удалось завербовать ее, поскольку иначе она бы надолго отправилась в мексиканскую тюрьму... Эта темпераментная рыжеволосая особа перед отпуском получила от меня выговор. Возможно, она выкинула фокус, пожелав расквитаться...

– Иначе говоря, – продолжил я, – вы думаете, она попыталась нас продать – и обожглась?

– Возможен и такой вариант, – признал Мак, и по его интонациям можно было подумать, что он хочет в чем-то оправдаться. – Вы ведь работали с ней за границей, когда она получила первое задание, и неплохо ее изучили. Разве этого быть не может?

Я скорчил рожу телефону. Я и впрямь неплохо изучил рыжеволосую. Опыта у нее было маловато, но она оказалась неплохой помощницей и приятной спутницей. Однако личная преданность в нашем деле не играет большой роли. Точнее сказать, она вообще роли не играет.

– Все может быть, сэр, – отозвался я с деланным равнодушием, чувствуя себя последним мерзавцем. – Девочка она неплохая, но, как вы справедливо заметили, невероятно темпераментна и, если ее рассердить, может наломать дров. Именно так она угодила в ту самую мексиканскую переделку, из которой мы вытащили ее, потребовав, чтобы она стала на нас работать. Она способна на поступки, в которых потом раскаивается.

Далеко, в столице Соединенных Штатов, Мак глубоко вздохнул.

– Порой мне кажется, что зря я не стал укротителем хищников, Эрик, – сказал он, обращаясь ко мне по моему кодовому имени. Вообще-то меня зовут Мэттью Хелм, но в служебных переговорах это имя употребляется лишь в особых случаях. – Тигры гораздо более предсказуемы, чем те люди, услугами которых я вынужден пользоваться.

– Большое спасибо, сэр, – отозвался я. – Есть ли у вас еще какая-то информация для данного тигра?

– Разумеется, то, что я сказал вам о Руби, – невозмутимо продолжал Мак, – всего лишь гипотеза. Мы не знаем, как она получила ранение. Известно лишь, что сегодня утром ее нашли на пустыре в Лос-Анджелесе в тяжелом состоянии. Стрелявший явно решил, что она скончалась. Она не выполняла никаких поручений, которые могли бы привести к такой развязке. – Помолчав, Мак сказал: – В общем, поскорей отправляйтесь в Лос-Анджелес. Надеюсь, вы еще успеете. Так или иначе постарайтесь выяснить, что же произошло. Я не люблю необъяснимых инцидентов с нашими людьми. Хватит с меня объяснимых.

Звонок Мака раздался, когда я проводил свой летний отпуск в Санта-Фе, штат Нью-Мексико. Когда-то я там жил, а теперь приехал на пару недель к знакомым. У людей моей профессии не бывает семейного очага, но когда я в свое время выскользнул из объятий Мака, то прожил в Санта-Фе как самый обыкновенный семьянин. Ну, а теперь я появляюсь там поудить рыбу и рассказать небылицу о том, чем я зарабатываю на жизнь.

Город Санта-Фе – столица штата Нью-Мексико, и в то же время он плохо связан с основными авиамагистралями. Поэтому я сел в машину, преодолел за час шестьдесят миль до Альбукерке, а там сел на самолет и, проделав уже по воздуху еще восемьсот миль, два часа спустя оказался на Западном побережье, где мне было поручено провести разведку.

За время, проведенное в самолете, я прочитал два журнала, одну лос-анджелесскую газету и немного вошел в курс тамошней жизни.

Так, я вычитал из прессы, что недавние ливни чуть было не смыли в океан всю Калифорнию, но и теперь угроза оказаться в воде не миновала, особенно если случится повторение знаменитого сан-францисского землетрясения. Крупные знатоки сейсмологии, психологии и метеорологии авторитетно предрекали катастрофу в самое ближайшее время. Похоже, оказавшись на этой крайней неустойчивой полоске земли у океана, я поставил свою жизнь под угрозу.

Впрочем, я также узнал, что даже если штат Калифорния останется на своем месте, мне угрожает немало других опасностей. Согласно информации, исходившей от ряда организаций, пытающихся отвести жуткую беду, вода там не соответствует никаким санитарным нормам, а воздухом нельзя дышать. Одна такая организация, гордившаяся большой осведомленностью своих сотрудников в области биологии и метеорологии, решила взять быка за рога и потребовала полного запрещения использования двигателей внутреннего сгорания, пока они окончательно не отравили атмосферу выхлопными газами. Мысль мне показалась любопытной. Я читал заметку со смешанными чувствами. С одной стороны, я люблю чистый воздух, но с другой – я большой поклонник скоростных автомобилей.

Впрочем, даже если я не буду выброшен в океан оползнем или землетрясением и не отравлюсь ни ядовитой калифорнийской водой, ни пагубным калифорнийским воздухом, моему физическому и моральному здоровью все равно угрожали, как оказалось, жуткие опасности. Если верить одному репортеру, то количество наркотиков, прежде всего марихуаны, ввозимых из Мексики, столь велико, что человек может сделаться наркоманом, даже если он просто стоит у шоссе, по которому проносятся эти машины с зельем.

Правда, правительство США провело большую операцию – причем уже не первую, – чтобы как-то перекрыть этот источник счастливых, но опасных для здоровья грез. Но если верить газете, доблестная деятельность работников таможенных и налоговых служб не нашла отклика ни у американских туристов, недовольных длительными досмотрами, ни у мексиканцев, бизнес которых нес ощутимые потери.

В целом Калифорния выглядела чудовищно опасным местом для простодушного туриста, решившего поудить окуней на озере или форель в речушках, но с другой стороны, мирный отпуск – понятие малотипичное для нашей организации.

Самолет начал терять высоту, я застегнул ремень и обнаружил, что мы падаем в нечто, похожее на гигантскую корзину с грязным бельем, – это были тучи смога в загоне из прибрежных гор, – но затем с облегчением понял, что под этой грязной массой показался аэропорт.

Я вышел из самолета, получил свой чемодан после обычной задержки у каруселей из нержавеющей стали, а потом погрузился в такси, которое показалось мне удивительно бесформенным – результат слезоточивого воздействия пагубного лос-анджелесского воздуха. Я вытер слезы и сказал водителю адрес: мотель "Ройал Викинг" на Третьей улице.

Поездка заняла приблизительно столько же времени, сколько сам полет. Потрясло меня в такси куда сильнее, чем в самолете. Похоже, лос-анджелесский департамент, в ведении которого находятся улицы города, бойкотирует департамент, в ведении которого находится аэропорт. Из аэропорта в город нельзя проехать простым прямым путем, а если и можно, то мой водитель либо не знал о нем, либо ему не доверял.

Пока мы бессчетное количество раз сворачивали с бульваров на улицы, с улиц на скоростные магистрали, а с них опять на улицы, а потом и на бульвары, я исполнился уверенности, что никто мной не интересуется.

Впрочем, иначе и быть не могло. Пока я ничем не отличался от любого другого приезжего. Кое-что, впрочем, могло измениться после моего посещения одного пациента, находящегося в крайне тяжелом состоянии в одном медицинском заведении. Все зависело от того, с кем столкнулась наша рыжая в Лос-Анджелесе.

Размышляя об этом, я не торопясь оформлял свое пребывание в мотеле. Это было самое приличное учреждение такого типа в округе. Оно вполне могло находиться под наблюдением со стороны тех, кто стрелял, а теперь пытается установить лиц, спешащих в Лос-Анджелес на свидание с жертвой. Главное – наличие достаточного количества помощников, умеющих вести такое наблюдение. Я решил пойти навстречу джентльмену, внимательно читавшему газету в вестибюле, четко сообщив администратору, куда я собираюсь пойти в ближайшее время.

– Значит, комната тридцать семь? – громко переспросил я даму за стойкой, кладя в карман ключ. – Отлично. С вашего позволения, я оставлю тут ненадолго свой чемодан. Мне надо заглянуть в больницу через дорогу.

Я вышел, не оглядываясь. Разумеется, человек с газетой мог быть обычным туристом, которому осточертело торчать в номере или который коротал время в ожидании своей или чужой жены. Но я надеялся, что он все же не из их числа. Если раненая девушка не сможет рассказать мне, кто и за что ее подстрелил, мне придется выяснить это самому, а тогда неплохой отправной точкой станет человек с совестью настолько неспокойной, что она заставляет его следить за теми, кто навещает раненую.

В больнице оказалось, что дорога мне расчищена. В регистратуре я назвал свою фамилию и был тотчас препровожден в палату к Аннет О`Лири. Она лежала в окружении такого количества разных приспособлений, что с их помощью можно было бы создать новую женщину из первоначальных материалов.

Я зашел с той стороны, где джунгли проводов и приборов казались чуть менее непроходимыми, и, глядя на нее, стал вспоминать, как мы познакомились. Как верно напомнил Мак, она участвовала – как дилетант и на стороне противника – в операции в Мексике, где и мне пришлось поработать. Потом мне потребовалась помощница для следующего задания, и я выбрал именно ее. Возможно, поскольку я сначала узнал ее как Аннет и не подозревал, что она может оказаться в нашей команде, я так и не научился отождествлять ее с кодовым именем Руби, которое она получила скорее всего из-за огненно-рыжего цвета своих волос. Лично у меня имя Руби ассоциируется с проститутками, а проституткой она как раз не была.

Она была лихой, не знавшей страха девицей, но сейчас это было трудно вообразить, глядя на ее съежившееся личико в белом тюрбане из бинтов. Бинты виднелись и из-под больничного халата. Глаза ее были закрыты. Я напомнил себе, что именно я вовлек ее в этот рэкет, по крайней мере на профессиональной основе. Даже несмотря на то, что другой альтернативой для нее тогда была тюрьма, я никак не мог гордиться своим поступком, глядя на то, во что она сейчас превратилась.

Я дотронулся до той ее руки, что была ближе ко мне, предварительно удостоверившись, что к ней не подсоединено ничего жизненно важного. Рука была холодной, вялой, безжизненной. Глаза оставались по-прежнему закрытыми.

– Аннет! – мягко сказал я. – Нетта... Она не пошевелилась. Я покосился на врача, который привел меня в палату. Он слегка повел плечами, словно давая понять, что сейчас ни одно из моих действий уже не в состоянии причинить ей новые страдания.

– Эй, морковка! – повысил я голос. – Хватит. Это я, Мэтт.

Какое-то время все оставалось по-прежнему. Затем веки Аннет с трудом приподнялись, словно были свинцовыми, и она посмотрела прямо мне в глаза. Ее холодные пальцы слегка стиснули мне запястье, давая понять, что она видит меня и рада, что я пришел. Мгновение спустя веки снова опустились. Некоторое время я постоял, держа ее за руку, надеясь, что еще есть возможность вызвать ее внимание, но затем положил ее руку на кровать, а сам сел на стул в углу и погрузился в ожидание.

Три часа спустя врачи официально констатировали смерть.

Глава 2

Когда я вышел из больницы, уже стемнело. Влажный, пахнущий химикалиями туман создавал нимбы вокруг фонарей и неоновых вывесок. Я забрал у стойки чемодан, газету и отправился в свой номер, находившийся в конце балкона второго этажа.

Я поставил свою тяжкую ношу у двери и проверил, на месте ли у меня нож. Настоящий складной охотничий нож. Вообще-то он великоват на мой вкус для моих целей, но старый нож пришел в негодность во время последнего задания, и этот оказался наиболее адекватной заменой. Я как следует отточил его, немного "обкатал", и мне не хотелось от него отказываться.

Я также проверил небольшой пятизарядный револьвер 38-го калибра системы "смит-вессон", который находился у меня за поясом с левой стороны, но рукояткой вправо. Ребята из ФБР обычно носят их справа, чтобы иметь возможность быстро вытащить оружие, и они в этом неплохо поднаторели. Но мне редко приходится так торопиться, и я люблю, чтобы оружие было там, где его можно легко достать любой рукой и, в зависимости от обстоятельств, либо пустить в ход, либо тихо выбросить.

Заставив тех, кто мог поджидать меня в номере, понервничать, я вошел внутрь с той осторожностью, какая рекомендуется инструкцией в похожих обстоятельствах. В номере никого не было. Тогда, забрав из коридора мой чемодан, я закрыл и запер дверь. Хмуро размышляя о том, что происходит, я решил предположить самое худшее: Аннет столкнулась с кем-то, с лицом или группой лиц, представляющих преступную организацию, уголовную или политическую, и данная организация, получив информацию о том, кто видел ее перед смертью, весьма заинтересовалась тем, кто я такой, что мне удалось от нее узнать и что я планирую далее предпринимать.

Это был самый разумный вариант, из которого вытекали мои дальнейшие действия. С другой стороны, пока у меня не было никаких подтверждений его справедливости. Человек в вестибюле вполне мог на самом деле быть именно тем, кем он представлялся на первый беглый взгляд. И тогда мое актерство и мои предосторожности – это просто лишняя трата времени. В Аннет мог стрелять и ревнивый любовник, который затем отправился домой и пустил себе пулю в лоб, или пьяный уголовник, который теперь был уже за сотни миль отсюда, в Мексике. Если убийство совершил одиночка, то мне придется порядком попотеть, прежде чем я смогу что-то про него узнать, если, конечно, полиция не поднесет мне его на блюдечке с голубой каемочкой.

Но если же к ее смерти причастна тайная организация, и если таковую удастся спровоцировать на какие-то действия против меня, мне будет над чем поработать – если, конечно, они сразу не отправят меня на тот свет. Так или иначе строить дальнейшие планы имело смысл, исходя из потенциального противника с мозгами, руководившего отрядом, члены которого знакомы с огнестрельным оружием, а также прочими приспособлениями.

Я бегло оглядел комнату, но не стал ее обшаривать. Я не испытывал ни малейшего желания отыскивать жучка, который, как я надеялся, был уже поставлен. Я громко сообщил всем желающим номер моей комнаты и дал им целых три часа, чтобы они над ней потрудились. Если они не сумели воспользоваться предоставленным им шансом, тем хуже для них. Я и так пошел им навстречу.

Комната была большая, приятная, с двумя двойными кроватями. Это выглядело чрезмерной роскошью. В данных обстоятельствах и одна двойная кровать содержала в себе пятьдесят процентов излишеств, если, конечно, не подвернется нечто непредвиденное, но сейчас я был не в настроении амурничать. Аннет была хорошей девчонкой. Мы неплохо провели время вместе и сумели выполнить одно секретное задание там, в Мексике. В виде траура я вполне был готов провести эту ночь один.

Я бросил чемодан на одну из кроватей, отправил следом за ним газету, а сам взял телефон и попросил барышню-телефонистку соединить меня с Вашингтоном. На это понадобилось время. Пока я ждал, стал листать газету, развлекая себя стародавней игрой секретных агентов. Проглядывая заголовки, я пытался понять, какие из них имели отношение к моему заданию. Учитывая соображения конспирации, не приходилось надеяться на то, что кто-то тебе все расскажет прямым текстом. Никто не доложит тебе обстановку, даже если она ему понятна. В нашем случае таким знанием мог разве что похвастаться тот, кто застрелил Аннет, а на его откровенность – даже с теми, кто мог потом пооткровенничать со мной, – рассчитывать не приходилось.

В дневной газете, что валялась на кровати, были те же самые новости, что и в той утренней, что я читал в самолете. Там тоже на первой полосе было фото оползня, случившегося по причине дождей и нежно передвинувшего дом кинозвезды на середину шоссе. Там было интервью с известным сейсмологом, предрекавшим новое землетрясение, которое вот-вот должно стереть Калифорнию с географических карт. Там была передовица о загрязнении воды и воздуха, а также интервью с официальным представителем правительственных кругов Мексики, который полагал, что возобновление Штатами кампании по предотвращению ввоза в страну наркотиков наносит ущерб туристическому бизнесу в Мексике, а также является неловкой попыткой оказать давление на мексиканское правительство ужесточить борьбу с теми, кто незаконно выращивает марихуану и опийный мак.

Одной рукой я по-прежнему держал телефонную трубку, а другой листал страницы газеты и вдруг обратил внимание на небольшую заметку с заголовком: "ИСЧЕЗНОВЕНИЕ УЧЕНОГО". На прошлой неделе, говорилось там, доктор Осберт Соренсон, специалист по метеорологии из Калифорнийского университета Лос-Анджелеса, как обычно, вечером вышел из своего офиса и исчез. Опасаясь, что его похитили с целью получения выкупа, его семья до самых последних пор не поднимала шума, полагая, что похитители вот-вот выйдут с ними на связь. Представители полиции от комментариев воздержались, но кто-то из коллег доктора Соренсона намекнул, что в его адрес раздавались угрозы представителей очень влиятельных деловых кругов, полагавших, что его деятельность вредит их интересам. Доктор был президентом Калифорнийского комитета по запрещению двигателей внутреннего сгорания – ККЗДВС, о котором я уже сегодня читал.

Я хмуро смотрел на заметку. Это был явно самый важный раздел. Погода, загрязнение окружающей среды, землетрясения, а также наркотики не имели отношения к моей работе, но за долгие годы карьеры мне несколько раз приходилось иметь дело с исчезавшими учеными слегка шизофренического типа.

Что-то я не очень верил в справедливость гипотезы коллеги мистера Соренсона. Разумеется, большие концерны творили много всяких глупостей, пытаясь уберечь себя от убытков, но даже для них убийство или похищение уважаемого профессора Калифорнийского университета выглядело слишком уж нелепо. Ну, а если "Форд", "Крайслер" и "Дженерал моторс" тут ни при чем, то кто же тогда его умыкнул?

Так или иначе, совпадение показалось мне любопытным: в Лос-Анджелесе в одно и то же время пропал профессор и погиб агент. Конечно, все это могло оказаться чистой случайностью, но, если никаких других ниточек от покушения на Аннет я не найду, можно будет попробовать и этот вариант. Он заинтересовал меня хотя бы потому, что нашелся человек, попытавшийся запретить двигатели внутреннего сгорания не где-то, а именно в Калифорнии, в которой многие никогда не расстаются со своими излюбленными тачками, даже когда ложатся в постель.

Мои размышления прервал знакомый голос в трубке.

– Это Мэтт, сэр, – сказал я. Употребление моего обычного, а не кодового имени означало, что телефон скорее всего прослушивается.

– Кто, кто? – осведомился Мак, проверяя, не обмолвился ли я.

– Мэтт Хелм из Лос-Анджелеса. Как вы меня слышите?

– Отлично вас слышу, Мэтт, – отозвался он, давая понять, что предупреждение принято. – Как у вас там дела?

– Скверно, – сказал я. – Красный карандаш далеко? Вычеркните агента Руби. Наша кирпичная головушка нас покинула. – Возникла маленькая пауза, потом Мак сказал:

– Жаль, очень жаль. Она была перспективной сотрудницей. Конечно, она порой действовала импульсивно, ошибалась, но в ней были неплохие задатки. Таких в наше время встретишь нечасто.

– Да, сэр.

– Я очень ценю искренних миротворцев и гуманистов, Мэтт. Я сам горой за мир и взаимопонимание, но я устал беседовать с кандидатами, которые готовы убить всех коммунистов нажатием кнопки, но приходят в ужас, если им надо будет запачкать свои собственные ручки кровью. Для меня они принадлежат к тому же сорту людей, что готовы есть мясо, заготовленное другими, но осуждают того, кто идет в лес сам добывать себе пропитание.

Похоже, Мак решил продемонстрировать образчик домотканой философии, чтобы наш диалог звучал правдоподобно для тех, кто мог подслушивать.

– Да, сэр, – сказал я.

– Вы успели с ней пообщаться в больнице? – равнодушно осведомился Мак.

– Да, сэр, – сказал я, – хотя особо поговорить нам не удалось, но она кое-что мне сказала. Правда, я не очень понимаю, что это может означать.

– Что же она сказала?

– Я говорю через коммутатор мотеля, сэр.

– Ясно. Кто-нибудь в курсе того, что вы узнали?

– В палате был диктор. Он находился достаточно далеко, чтобы слышать, но он не спускал с меня глаз. Доктор Фриберг.

– С ним все в порядке. Он человек надежный.

– Потом я немного его расспросил, – продолжал я. – Как вам, наверное, уже известно из медицинского заключения, она получила два выстрела: один в грудь, а второй, добивающий, в затылок. Доктор Фриберг считает, что любой из этих выстрелов мог оказаться смертельным. Это были 240-грановые патроны из ствола 44-го калибра – "магнума", но вы ведь знаете, как все бывает. Один человек уколется о кактус и умрет от заражения крови, а другой получит обойму из винтовки М-1 и через месяц уже на ногах. Она была упрямой своенравной ирландкой и сражалась со смертью изо всех сил. Вопрос состоит вот в чем, сэр: кто из известных нам лиц таскает с собой такую мощную пушку?

– Я проверю, – пообещал Мак. – Сейчас мне трудно назвать кого-то определенно.

– Мне тоже, сэр. Я помню одного типа, который таскал с собой такую пушку, но, во-первых, он был очень глуп, а во-вторых, я знаю, что его нет в живых, потому как я сам его и убил. Причем убил из маленького пистолетика 22-го калибра. Но "магнум" 44-го калибра не часто применяется в нашей профессии. С таким пистолетом сподручней ходить на медведя. Когда я последний раз смотрел каталог, то самый маленький пистолет такого калибра весил три фунта. Да еще у него жуткая отдача. В общем, надо быть мазохистом, чтобы им пользоваться, да к тому же мазохистом весом в двести фунтов – тут нужны силенки.

– Мы заложим информацию в этот новый компьютер, который нам всучили, – пообещал Мак. – А потом сообщу вам результаты. Кажется, имеются признаки того, что ее допрашивали?

– Да, сэр. Они сначала ее как следует обработали, а потом уж и пристрелили, сэр. Она владела какой-нибудь интересной информацией?

– Насколько мне известно, нет. Она, повторяю, была в отпуске и до отъезда не получала никаких секретных данных. Может, конечно, их интересовали общие сведения о том, как мы готовим агентов и как они функционируют.

– Очень может быть, – согласился я. – В различных иностранных комитетах и министерствах нами все еще интересуются. Вы упоминали выговор, сэр, но не сказали, за что она его получила. Это может быть важно.

– Сомневаюсь, – сказал Мак и затем продолжил: – Детали тут не важны, она сделала нечто не так, как ей ведено было это сделать, но на свой манер. Ее подход оправдал себя, хотя был связан с большим риском и не принес никакой дополнительной выгоды. – Мак ожидал, что я как-то это прокомментирую, но я промолчал. Я никогда сам не был любителем соблюдать инструкции до запятой. Мак, видно, догадался, о чем я думал, потому что довольно резко сказал: – Когда агент работает у нас достаточно долго, чтобы приобрести нужный опыт, он порой идет кратчайшей дорогой, и это нередко ему позволяется или сходит с рук, но новички сначала должны усвоить: приказы надо выполнять – причем именно так, как им ведено.

– Да, сэр.

– Что бы они не сделала, чтобы заработать эти пули, она сделала это быстро. Только вчера она вылетела из Вашингтона.

– В Лос-Анджелесе у нее есть родственники или знакомые?

– Нам об этом ничего не известно, – со вздохом отозвался Мак на другом побережье. – Вы, пожалуйста, продолжайте работу. Нам нужно выяснить, что с ней случилось. Да, и еще, Мэтт...

– Сэр?

– Мы не занимаемся сведением счетов.

– Конечно, нет, сэр.

– Однако я бы сказал, что для нас это неважная реклама, или, как выражаются люди с Мэдисон-авеню, опасно для нашего имиджа, если мы позволим кому бы то ни было превращать наших сотрудников в мишени для их револьверов. Кроме того, процессы по обвинению в убийстве вызывают нежелательную огласку, и потому полицию лучше посвящать в случившееся, когда убийца сам отправится на тот свет. В данных обстоятельствах, если операция будет проведена достаточно незаметно, я не вижу, почему лицо или лица, виновные в случившемся, должны и впредь расхаживать по земле. – Да, сэр, – отозвался я, думая о девочке на больничной койке. – Совершенно верно, сэр.