Текст книги "Степь"

Автор книги: Дмитрий Манасыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 6
Степь, ночь и мысли о разном

«Не стоит выбирать между

большим или меньшим Злом для других.

Выбирать надо между добром или злом

для себя самого»

Из наставления

«Biblionecrum», гл. «Жизнь».

M.A. Erynn, ph.d., Culto Nocto

Костерок, разведенный в вырытой яме, потрескивал. Найти для него сушняк, бустыли борщевика и даже высохший кизяк оказалось сложно. Но Семерка настояла, а Енот и Змей сделали. Довольными в результате оказались все. Даже хмурый Бирюк, наконец-то проронивший несколько слов. То ли он придумал, как успеть куда нужно в срок, известный только ему одному, то ли выстрел Змея подбившего здоровенного суслика, добавил бородачу позитива.

Грызун, довольно жирный и явно вкусный, как раз подрумянивался над пышущими жаром углями. Семерка, вытянувшая ноги, сейчас занималась сложнейшей задачей. В чем-то Енот ее понимал, но помочь ничем не мог. С водой у них сейчас не особо хорошо, но для жажды хватало. На что другое – нет. Женщина, стащив сапоги и размотав портянки, протирала чуть влажным куском ветоши ноги. Змей, какое-то время восхищенно таращившийся на узкие ступни с длинными пальцами и тонкие лодыжки, пошел прогуляться. После того, как она поставила сапоги с накрученными на голенища для просушки онучами рядом с ним.

– Ты посмотри, какие мы нежные… – протянула Семерка, критически осматривая результат трудов. – Прямо все мироустройство вокруг рухнуло.

– Жестокая ты женщина. На пятке грязь сотри. – Бирюк посоветовав, поправил седло, на которое закинул ножищи. – Любовь, может быть у парня. А тут на те, онучи и все такое.

– Да ужас просто, – женщина устало откинулась на один из саквояжей. – А еще я просто обязана ходить, пардон, в сортир бабочками. Исключительно бабочками.

– Действительно… – бородач начал набивать магазин патронами. – Енот, а Енот?

– Что? – тому пришлось отвлечься от собственных мыслей. – А?

– Сказал бы я в рифму… – Бирюк покосился на него. – Ты вот скажи, может, мне тебя сразу пристрелить, чтобы потом не мешался? Что за фортель ты отчебучил в поезде, дурило картонное?

– А это так похоже на фортель? – Еноту совершенно не хотелось что-то объяснять бородачу.

– Ты полагаешь, что похоже на что-то другое? Интересно, на что? На явление общине святой непорочной Виргинии непотребств, творимых сектой хлыстов? Или на подвиг Мэдмакса у Пармы? Послушай, кусок дебила, может, ты прямо сейчас поедешь в Степь и подальше? Чтобы мне на тебя не тратить времени с боеприпасами.

– Никуда я не поеду. – Енот поправил пистолет на бедре. – Я сделал то, что должен был сделать.

– Да ты что… – Бирюк закурил, положив автомат на колени. – Прямо рыцарь в сверкающих доспехах, весь такой без упрека со страхом и тэ-дэ. Мы зачем отправились в Степь, надеюсь, помнишь?

– Помню, – буркнул Енот. – Но…

– Отставить! – громыхнул Бирюк. – Раз непонятно, парень, объясню тебе еще раз. Ты сам согласился на эту работу, сам отправился со мной. И раз так, то будь добр ее выполнять. Девка в поезде уже померла, это точно. Так-то ее бы отодрали во все дырки и потом либо взяли в рабы себе, либо продали бы. А сейчас, когда ее найдут в том вагоне, в окружении трупов своих соплеменников, дикари ее убьют. И хорошо, если умрет она быстро. Это ты понимаешь, Ланселот сраный?

– Понимаю. – Енот смотрел в красные дергающиеся отсветы затухающего костра.

– Ты видел когда-нибудь, пацан, как они снимают шкуру с живого человека? Не знаешь, что такое степной тюльпан? Когда ее подтянут к потолку и начнут медленно срезать кожу, так, чтобы чулком слезала, будет она рада твоему подвигу? А?!

Енот моргнул, понимая, что Бирюк неожиданно оказался рядом и говорит тихо и спокойно, глядя ему в глаза. Не крича, не пытаясь донести мысль через эмоции, ровным тоном продолжал рассказывать.

– Ты не знаешь, да? Настой мака, очень много этого сраного белесого киселя. Ее подтянут к потолку, привяжут, чтобы не дергалась, не мешала этим, мать их, эстетам. Начнут с головы, срезав лицо, перейдут на шею и дальше. Снимут всю кожу даже с ее маленьких упругих титек, Енот. И свернут, спустят к поясу. А потом отвяжут, добавят еще настоя и отпустят в Степь. Эх ты, герой, блядь.

Енот смотрел в пляшущее пламя. Есть скворчащего жиром суслика не хотелось.

Где-то в стороне что-то дико заорало. Протяжный высокий вопль прокатился над ковылем, уйдя вверх, в черный бархат неба.

– Эй, Змеина! – Бирюк встал, похлопав Енота по плечу. – Змей!

– Что-то не то. – Семерка торопливо натянула сапоги на босые ноги. – Змей!

В траве снова кто-то завопил, протяжно и ближе к костру. Змея слышно не было.

Енот сорвался с места, схватив автомат. Бирюк уже ринулся в сторону воплей, перехватив оружия удобнее. Вопль поднялся еще выше, переходя в злое урчание. Крик Змея, зовущего их на помощь, раздался сразу за ним. Выстрелы раздались чуть позже.

– Змей! – Енот аккуратно, немного теряясь в ночи, шел к месту, откуда еще продолжал доноситься непонятный рык. Снова сухо щелкнул выстрел из пистолета, рычание перешло в высокий вопль.

– Твою мать!!! – заорал Змей. – Твою м-а-а-а-ть!!!

Вопль перешел в дикий визг. Но недолго, звук оборвался ударом твердого по мягкому, истошным мяуканьем и хриплыми матюгами Бирюка. Семерка и Енот, наконец-то добравшиеся до нескольких низких кустов, замерли, наблюдая странную картину.

Бирюк старательно молотил ногами, обутыми в тяжелые подкованные сапоги, что-то темное и шарообразное. Иногда высоко поднимал вверх своего крупнокалиберного монстра и бил прикладом вниз. Нечто, у которого постоянно хрустели сломанные кости, тем не менее шипело и подвывало. Змей стоял тут же, затягивая зубами ремень, наброшенный на предплечье. В темноте белел бинт, с темным пятном посередине. Дальше Енот сработал на рефлексах.

Подскочил к напарнику, сдвинул наброшенный жгутом ремень дальше к локтю, затянул, накрутив толстую выделанную кожу винтом на спинку ножа. Змей в это время уже зажимал освободившейся ладонью разодранные мышцы. Серебристый свет показал еще четыре глубокие царапины по левой щеке Змея. «Научник» дико косился в сторону методично убивающего что-то непонятное Бирюка и слегка дрожал. Дело закончила Семерка. Подошла к еще огрызающемуся куску из меха, мускулов и остатков костей, вытащила револьвер и выстрелила.

– Не стоило так махать руками и ногами, все равно Змей уже стрелял, – крутанула своего матово-черного семизарядного друга на пальце. – Или ты так соглашался с мотивами Енота, изобразившего из себя в поезде второе воплощение Мэдмакса?

– Это уже мое дело. – Бирюк сорвал пук травы и начал отчищать приклад. Тот, кстати, был складным. Металлическая рамка, при нажатии на кнопку – уходила в бок, прикладываясь к автомату. Но это не помешало ей размолотить в крошево существо, напавшее на Змея. – Ужонок, ты чего там руку так усиленно мотаешь? Неужто ты с дури умудрился ее так подставить этому шелудивому котенку, что чуть не помер?

– Котенку? – Енот посмотрел на уже не шевелящееся нечто, раскинувшееся на примятой траве темным пятном. Сейчас, правда, пятно уже не казалось совсем черным, даже наоборот. Луна, скрытая тучами, вышла полностью, и можно было рассмотреть напавшего чудо-юда.

А напал на Змея, если судить по остаткам морды, лапам и длинному толстому хвосту, действительно кот. Таких зверей Еноту встречать не доводилось, но видел саму шкуру у Инженера на стене фургона. Да и наслышан был от парней, любивших поохотиться. Степной кот, потомок манулов и рысей, прочно обосновавшийся в глубоких и пахучих зеленых волнах сухого моря. Хищник, который, подкравшись, запросто уложит любого человека. Змею повезло, и он явно понимал это. Рассматривал животину с неподдельным интересом, но старался особо близко не подходить.

– Что с рукой, чудовище? – еще раз спросил Бирюк. – А?

– Страшного ничего нет, перетягивал на всякий случай. – Змей пошевелил пальцами. – Кровотечение практически остановилось, сухожилия и нервы не затронуты. Пальцами шевелить больно, но не более того. А чего он мне ее достал… ну, так вышло, не заметил.

– Повезло мне, ничего не скажешь, – бородач ухмыльнулся. – Один прет воевать как многоцелевой тактический модуль А-115-ть[14]14
  Боевой тактический многоцеловой модуль А-115-ть создан учеными Военно-исследовательской Академии ЕИВ незадолго до Полуночной войны. Представляет из себя гибрид кибернетического организма и многоцелевой бронированной артиллерийской платформы Т-115-ть. Управление осуществляется боевым процессором, соединенным с подготовленным головным мозгом кибернетического организма, созданного с применением добровольцев из числа военнослужащих армии ЕИВ. Являлся одним из самых удачных и боеспособных ударных комплексов времен Полночной войны. Прим. автора.


[Закрыть], второй, вроде бы весь из себя умный и знающий, не человек, а ходячий жесткий диск, не замечает и не чувствует дикого кота. Везунчик я, ничего не скажешь.

– Не ворчи, Бирюк. – Семерка присела над котом. Провела рукой по шерсти, там, где кровь заляпала ее меньше, чем везде. – До чего же красивая зверюга… была. Такая шерсть, и вот, лежит как мешок с костями. Даже жаль… Бирюк, ну не ворчи. Парню повезло, выжил. Змей, надо вести себя умнее. Степь не прощает ошибок. Ладно, пойдемте, и поспать надо, и руку заштопать нашему герою.

– Пошли. – Бирюк прислушался. – Пока тихо. Надеюсь, Змей, что твоя глупая и неточная пальба не привлечет к нам незнаемых друзей, что рыщут здесь в поисках чего бы сожрать или потрахать. Надеюсь, что больше сегодня стрелять или драться не придется.

Суслик не сгорел. Предусмотрительная Семерка переложила почти готовую тушку на перевернутую попону. Есть успевшее остывшее мясо она предоставила Еноту с Бирюком, а сама занялась латанием глубоко разодранной руки Змея. Тот шипел, но терпел.

Пахло спиртом, неожиданно стерильным бинтом, ждущим своего часа и кровью. Семерка протерла кожу вокруг длинного разреза и двух поменьше. Заявила Змею, что ему повезло, и зацепил его только один коготь из четырех, и взялась за изогнутую иглу, предварительно обдав ее настоем из фляги. Густой запах трав, смешавшись с резким от чистого медицинского спирта, потек вокруг. Если кто, обладающий хорошим нюхом, пытался понять, где находятся вкусные люди, то сейчас это скрыть от него не получилось бы при всем желании. Кровь в самих ранах уже запеклась, неровные лоскуты вокруг них Семерка срезала опасной бритвой. Появилась она в ее руках неожиданно, но Енот давно привык к подобным фокусам. Лезвие хэдхантерша носила за голенищем сапога, скорее всего в специальном кармашке.

– Терпи, дурило. – Семерка критически оглядела поле для работы, протягивая через ушко иглы длинную нить. Ее предусмотрительная блондинка достала из низкой широкой банки с плотно притертой крышкой. Там, в густом желе с неприятным запахом, нитей оказалось предостаточно, моток, не меньше. – Терпи, я еще даже штопать не начала.

– А я терплю. – Змей тоскливо посмотрел на поблескивающий в отсветах почти потухшего костерка кончик иглы. – Не, ну правда…

– Каков молодец. – Бирюк вгрызся в оторванную сусличью ляжку. – Пфям Мэдмакс пофле пеффого похода на Итиль.

– А? – Змей повернулся к нему. В это время Семерка сделала первый стежок. – А!

– Не ори, – женщина посмотрела на Енота. – Эй, енот-потаскун, ну-ка возьми непрогоревшую деревяшку, раздуй и подсвети, быстро!

– Пффафельно, так их, дуффней. – прочавкал Бирюк. – Пусть фаботает. Кто фаботает, тот и ест.

Енот покосился на него, но ничего не сказал. Нашел среди остатков костра вполне нормальную ветку, у которой осталось чему гореть. Тратить несколько батареек к фонарю, спрятанных в подсумке на левом боку, ему не хотелось. Мало ли что ждет впереди? Ветка разгорелась, стоило только несколько раз сильно дунуть, огонь дернулся взад-вперед… и успокоился. Занялся ровным рыжим пламенем.

– Должны успеть. Терпи, ужонок. – Семерка начала быстро и уверенно штопать Змея.

– Чего вы все называете меня ужонком? – тот скривился, снова зашипел, но больше никак не показал, что больно. – Обидно же.

– А кто ты еще? – оторвавшийся от еды Бирюк удивленно уставился на него. – Кусаешься слабо, вреда от тебя никакого, чуть кошка вон насмерть не загрызла. И молоко дуешь кувшинами, так? И кто ты после этого?

Енот усмехнулся.

– А ты тоже не очень-то скалься, бестолочь, – бородач встал, снова прислушиваясь. – Мы с тобой разговор еще не закончили. По поводу твоего беззаветного героизма и безумной глупости, разве что продолжим его в более спокойном тоне.

– Хорош трепаться. – Семерка протянула последнюю стежку. Быстро сделала узелок, обрезала все той же опаской. – Так, хорошо. Остальное обработаем, и просто перебинтуем.

– У меня в сумке есть жестянка, с закруткой. – Змей почему-то вздохнул. – В ней светлый порошок. Давайте его сюда, прямо сверху. Хотя и не рекомендуется.

Семерка покопалась в сумке, висевшей на боку Змея. Достала ту самую жестянку, открыла, понюхала. В угасающем свете от горящей ветки лицо ее странно вытянулось.

– Это же пенициллин, юноша.

– И?

– Вы со вторым подмастерьем очень интересны, очень. – И высыпала сколько-то порошка на руку Змею. – И не ори!

Змей орать не стал, только заскрипел зубами. О да, Енот его вполне понял. Самому как-то довелось испытать всю прелесть такого обеззараживания. По собственной глупости, если честно. Вогнал под ноготь занозу, и вроде бы вытащил, а не до конца. И не проверил, и не сходил в гости к Айболиту. Зато потом пришлось бежать.

Мясо под ногтем потемнело, кое-где доходя до черноты, отдающей зеленью. На самом конце пальца вздулась твердая болезненная шишка, нажмешь – аж слезы из глаз. И весь палец пульсировал, монотонно вспыхивал острой болью, доходящей чуть ли не до локтя. Не дожидаясь пока от пальца вверх по предплечью побегут красные тонкие прожилки заражения, Енот храбро отправился к Айболиту.

Отрядный эскулап хмыкнул, поняв, что привело к нему уже не совсем новобранца. Осмотрел палец и хмыкнул еще раз. Потом палец укололо что-то холодное, Енот оказался на откидывающейся кушетке, а Айболит колдовал над рукой. Неожиданно там стало горячо, пошел тяжелый приторный запах, и вязко закапало в подставленный лоток густыми шматками гноя. Уже потом, когда Енот сидел, привалившись спиной к металлу перегородка, а Айболит пополнял его медицинскую карту, спросил:

– Что это было?

– Ногтевой панариций. – Айболит отвлекся. – На перевязку каждый день, от нарядов и караулов освобожден на две недели. И обязательно на ежедневную перевязку!

И на одной из обязательных добрая душа в медицинском халате, очаровательная рыжекудрая Лиса, следуя указаниям вовсе не самого доброго доктора, сыпанула прямо на открытое мясо пальца пенициллин. На какой-то очень длинный миг в глазах заплясали красивые яркие круги, вращающиеся со все увеличивающейся скоростью. Боль отошла только через полминуты, как тогда показалось Еноту. Но помогло. Через неделю палец беспокоил редко, а на подсохшей корке начал нарастать горбатый толстый валик нового ногтя. А уж Змею-то сейчас ой как неприятно должно быть. Точно-точно, вон, глаза странно заблестели, пот показался и сопел напарник Енота как тот самый локомотив под парами.

– Ох, и интересные вы ребята… – Семерка закончила бинтовать руку Змея. – Бирюк, так на каком рынке ты их взял на распродаже?

– В Челябе, я ж тебе говорил. – Бирюк надвинул кепи на глаза и растянулся ногами к тлеющим углям. – Покемарю немножко.

– Давай, покемарь. – Семерка подбросила остатки топлива в костер. Несколько сухих стволов кустарника, сухой навоз, ломкие стебли борщевика, давно добравшегося до самых отдаленных участков степи. – Не замерзнем, а так можно и кофе попить. Енот, у Бирюка кастрюлька быть должна, рядом с котелком.

– Не с котелком… – проворчал бородач. – А каструл рядом с кастрюльчиком.

– Тоже мне, юморист. – Семерка подтянула к себе седло. – Енот, мне не нужен твой котелок, чем ты его от сажи потом отмоешь? Кастрюльку давай.

Огонь потрескивал, трава волновалась, шурша и шелестя, Бирюк спал как ребенок, без звука. Киберы стояли, экономя энергию зарядов, суслик давно остыл, покрывшись тонкой пленкой холодного жира и пылью с попоны. Змей сидел рядом с Семеркой, смотря не на нее, а на низкие холодные круглые звезды. Енот нюхал чужеземный аромат кофе, что не жалея высыпала в холодную воду Семерка. И крутил головой по сторонам, стараясь привыкнуть к шуму степи, когда стоишь в ней без кольца автомобилей отряда. Воздух пах проносящимся ветром, горечью полыни и сладкой нежностью мать-и-мачехи, росшей неподалеку.

– Не мое дело… – Семерка помешала густое черное варево. – Но что-то с вами обоими не так. Ты, Енот, несомненно, ветеран. Пусть и не такой, как большинство других, тех, кого я давно знаю. Молод слишком. Выводов отсюда немного, и все против тебя.

– Почему? – Енот снял «сбрую», решив на всякий случай проверить крепления подсумков и ремней. – Что тебе не нравится?

– Разве я сказала, что мне что-то не нравится? Нет, милый очаровашка, мне скорее тревожно. Не знать, кто находится рядом с тобой, не очень приятно. Ну, какой ты пехотинец, к жареной собаке?

– Два вопроса, Семерка, если ты не против, конечно. – Енот успел подхватить кастрюльку за ручки, обернутые сухой берестой, раньше, чем кофе убежал. – Давай кружку.

– Дай отстояться, дурачок. – Женщина достала из саквояжа кусок сахара. Пусть темнота не позволяла рассмотреть его цвет, но Енот мог сказать и так, он темно-желтый. С дальних северных портов на территорию Альянса поступал белый, или такой же темный, но из тростника. А вот такие кругляши, с мягкой, в мелкую сетку дырочек, сердцевиной, делали в одной из старых приитильских областей. – На вот, расколи, лучше. Какие у тебя два вопроса?

Енот завернул кругаль в платок, протянутый все той же Семеркой. Несколько раз ударил ручкой ножа, положив сверток на колено. Снаружи сахарок всегда оказывался твердым, зубы обломаешь. Варили его из свеклы, растущей на территории западной области Альянса, и шедшей в основном именно на продажу. Сказать по чести, так он нравился Еноту куда больше привозного. Хотя сейчас он бы не отказался от сгущенного молока. Но лезть за ним не хотелось, шуметь, греметь…

– Кто я такой, по твоему мнению, и что за жареная собака?

– Я знаю, что за собака. – Змей бросил ему круглую жестянку. – А мне с молоком, пожалуйста.

– Ты не скотина, а? – Енот покрутил банку в руках. – Раньше не мог достать?

– Это не сгущенное, а концентрированное молоко. Без сахара. Так кто такой Енот? – Змей посмотрел на Семерку. Руку свою он явно берег, что верно. Ей бы схватиться, а там, глядишь, заживет быстро, как на собаке. – Семерка?

– Ждешь, что я и про тебя расскажу что думаю? – женщина отодвинулась от прогоревшего костра подальше, совсем спрятав лицо. – Мыслишь верно, мой хитромудрый полоз. Вот видишь, я тебя даже повысила в ранге. Давай по порядку, то есть, рассказываю нашему другу Еноту про него самого, но… Ты потом поведаешь о том, где спёр банку из сухого пайка КВБ, и про ту непонятную дрянь, что была у тебя с собой в поезде.

– А что, пойдет! – Змей усмехнулся, если судить по голосу. – Только про собаку я тоже расскажу.

– Да как же можно тебе помешать говорить о том, о чем хочется? – Семерка закурила. – Ну, так что, Енот, ты готов услышать наиправдивейшую правду о себе?

– Почему нет? – Он протянул Семерке ее кружку, наплевав на осадок и собрав его сверху ложкой.

– Ты не отставной пехотинец, Енотище. Слишком серьезная подготовка, это сложно не заметить. Если знаешь куда смотреть, конечно.

– А ты знаешь? – Змей подсел ближе, внимательно слушая ее. Енот усмехнулся, тоже мне, друг товарищ. Да и эта, прямо следователь КВБ, вся такая в дедукции логических выводах.

– Я-то?.. – Семерка вытянула ноги, с которых снова сняла сапоги. С видимым удовольствием пошевелила пальцами. – Представь себе, мой юный незатейливый друг, знаю куда смотреть. И на что. Твой напарник, Змеина, делает все не так, как должен. Двигается, стреляет… А скорость работы с оружием? Да, полоскун, ведь не пехота? Не линейные части, вернее. Ты, мой дорогой, всему этому научился не там, где сержант орет, и копать заставляют отсюда и до заката. Сам скажешь, где, или все-таки подсказать?

– Подскажи… – Енот глотнул кофе, прислушался к его вкусу. Да, самое оно, ничего не скажешь. Легкая горечь, прикрытая молоком, и немного сахара.

Ремешок крепления «Беркута» он отстегнул сразу в начале размышлений, когда протягивал Семерке кружку. На ее счет он не питал никаких иллюзий. Он чистильщик, да, пусть и не самый опытный. Но его тренировали последние два года, постоянно, да и скрытые способности, после контроля над ними Лабораторией, сделали реакции быстрее. Но и Семерка…

Она хэдхантер. Она хэдхантер не молодой и не неопытный. Ей около тридцати, а, значит, занимается этим давно. Раз до сих пор жива, так не только из-за милого лица, золотисто-пшеничных волос и размера груди. Он видел, как Семерка стреляла в степняков. Как сняла со своего револьвера трех всадников подряд, потратив пять пуль. На таком расстоянии, как сейчас, кто из них двоих успеет первым?

– М-м-м… вкусно-о-о… – женщина отхлебнула из кружки. – Поразительно, как некоторые вещи ощущаются в такие моменты.

Действительно, как они ощущаются… в такие моменты. Думает ли она тоже, что и Енот? Она хорошо владеет обеими руками, это он тоже видел. Когда выстрелы из револьвера подбили лошадь худого типа со съеденным сифилисом носом, автоматическая громыхалка, удерживаемая левой рукой, убила его самого. Если сейчас Семерка готова стрелять, то, какое оружие она выхватит первым? И, действительно, вкус кофе ощущается как никогда раньше. Может быть, потому, что до этой бархатно-звездной ночи ему не доводилось ожидать смерть вместе с глотком кофе?

– Знаешь, Енот, – Семерка чуть шевельнулась, приподнимаясь и садясь, – меня же тоже порой дурили, когда я была моложе, глупее. Это сейчас мало кому удается, а раньше, э-э-э-х…

Раньше… раньше Енот и думать бы не думал, что придется думать такие мысли. И прикидывать, как могут лечь пули, куда откатываться в сторону. А как подсказать Змею про то, что может сейчас произойти? Учитывая, что тот смотрит на ее тонкие смуглые лодыжки как кот на сметану? И Бирюк…

– Ну, так вот, что я думаю, – где-то в темноте Семерка звякнула чем-то. – Ты, Енот…

Как себя поведет Бирюк? Ведь никто не должен был понять – кто они, куда и зачем добираются. Но что про него знал Енот? Да ничего.

– Ты, Енот, – Семерка наклонилась вперед. Угли костра, практически потухшие, чуть осветили ее тонкий нос, – егерь. Один из тех ребят, которые на юге Альянса режутся с теми, из-за Границы. Либо погранец, тоже не из простых.

– Глазастая какая… – пробурчал Бирюк, поглубже закутываясь в собственную куртку. – Зрит прямо в корень, аки рентгеновский аппарат. Засветила мне подмастерье насквозь, ничего от нее не спрячешь.

– Я права, Енот?

– Угу. – Тот отхлебнул еще раз. Вкус был непередаваемо прекрасен. – Права. Так, а что там с жареной собакой?

– А это вон тот умник скажет. К слову, милый мой щитомордник, а что было в той скляночке, из-за которой вы с Енотом чуть с ума в поезде не сошли?

– Не знаю… – Змей вздохнул. – Я спер ящик с эмблемой химической опасности в Парме, когда сбежал из своей деревни.

– Интересная деревня… – протянула Семерка. – Село, где помнят, что такое тепловоз. И где такие есть, не расскажешь?

– У Камня. Ну, как деревня… бывший закрытый городок. У нас стояли военные, институт и все прочее. Ударили, кстати, по нашим местам хорошо. Ракетные удары, разравняли кусок тайги и уничтожили пару поселков. Но институт-то был под землей, как понимаю. Нас нашли с полвека назад, вывезли на новое место, оборудование дали. Трактора приучили проектировать, искать источники топлива, всем нужные оказались головы родителей. А мне там стало скучно, вот я и удрал.

– Хорошо врешь, складно. – Бирюк сел. – Не дали поспать, мать вашу, чуда гороховые. Куда там без задушевных разговоров, да, Семерка? Вот сколько тебя знаю, так всегда тебе все интересно – кто с тобой идет и откуда. Оно тебе зачем, скажи мне?

– Действительно… – протянула Семерка. – И зачем мне знать хотя бы сколько-то правды про людей, которые сейчас рядом? Может быть, Бирюк, потому что нам с тобой доводилось отстреливаться от Бульдозера и его шайки как-то раз?

– А ничего, что я их привел сам, а не как в тот случай с Будьдозером, когда нам с тобой его предложили в компаньоны? То есть, погоди, выходит, что ты теперь и мне не доверяешь… интересная песня. И давно?

– Я такого даже близко не сказала. – Семерка потрогала просохшую ткань на голенищах, начала обматывать ноги. – Не надо выдумывать. Я просто поинтересовалась у твоих юных спутников – кто и откуда. Не начинай, Бирючище, не надо.

– Так отстань от пацанвы, вот и не начну, – бородач достал портсигар. – Сама раскинь мозгами, которых у тебя очень много, чтобы там не думали всякие дурни. Я привел двух ребят, решил, наконец-то, сколотить себе команду. В кои-то веки, представляешь, златовласка? И тут ты устроила вот этому лютому убийце чуть ли не допрос с пристрастием. Ты как бы на моем месте поступила?

– Тоже верно, мозгами раскинула, не забрызгала никого, не? – Семерка хохотнула. – Ладно. Приму на веру все, что сказал наш умник, и что сама просчитала про Енота.

– И хорошо, – бородач сел удобнее. – Ну, маленький небритый полоз, что там насчет жареной собаки?

– Жареная собака? – Змей откинулся на седло, баюкая раненую руку. – То есть рассказываю я для Енота, правильно?

– Все верно, – согласился Бирюк. – Хотя мне тоже интересно послушать, что будешь рассказывать. Я бы сказал, прямо необходимо услышать, как ты людям врать можешь.

– Для чего? – Змей удивился. Удивление в голосе не казалось поддельным.

– Ну, мой дохловатый боа-констриктор, все очень просто. Неужели ты считаешь, что вся новая работа для тебя теперь будет состоять из стрельбы, скачек, поездок на бибиках с отбиванием нападений всяких мутантов? Если ты полагаешь такое, то стоит сразу понять свои ошибки, вьюнош. Все будет, стрельба, поножовщина и перегрызание зубами вражьего горла. Но сначала, прежде чем добраться до кого-то, кого надо будет сожрать, переварить и выплюнуть, придется много говорить, спрашивать и врать. Понимаешь?

– Ну, так… – Змей недоверчиво хмыкнул. – Я полагал, что будет немного по-другому. Вроде как нажать, к ногтю и зубы выбить. Или деньги.

– Куда без этого? – Бирюк заговорил совсем бодро, видно полностью проснувшись. – Златовласка, помнишь, как нам пришлось покупать доверие господина городского советника Яшмового в том городке, как его…

– Сложно забыть. – Семерка поднесла к губам кружку. – Фу, черт, холодный уже. Енот, дай мне свой плащ, что ли… прохладно. Д-а-а, тогда мы с тобой немало серебра вбухали, помню. Что поделаешь, везде коррупция, взятки и многосемейные чиновники. Или это, черт, многодетные семьи чиновников, точно. Приходится, ребятишки, очень часто помогать государственным людям, даже если ищешь какого-нибудь подлого негодяя. Жадность, господа мужчины, жадность и коррупция когда-нибудь погубят нас полностью.

– М-да. – Енот почесал затылок. – Как страшно жить, одним словом. Так что там с жареной собакой-то?

– А, да. – Бирюк хохотнул. – Чу, что это там, в поле? Не, показалось? Так. Змей, ты чего спрыгиваешь с рассказа, ну-ка, принимайся, давай за грустную повесть о жареном кабысдохе, проклятии старых трактов.

– У-у-у-о-о-о-у! – протянула Семерка. – Кгхм… ну, как-то так она должна выть, треклятая дворняга.

– Да не томите вы душу. – Енот покачал головой. – Давай, Змей, жги правду матку о страшном проклятии и всем прилагающемся антураже.

– Неверие, чудовищный гибрид из паровой молотилки и шестиствольного авиационного пулемета, порождается исключительно невежеством. – Бирюк прикурил и спрятал сигарету в кулаке. – Существование жареной собаки никем не опровергнуто, так что не стоит недооценивать этого милого представителя местного фольклора. Усек, Фома неверующий? Софистика, сынок, штука такая, супротив нее не попрешь.

– Так мне говорить или как? – поинтересовался Змей. – В принципе надо ли оно Еноту?

– А как же еще? – Бирюк удивился. – Не собираетесь же вы, молодые люди, работать где-то за Итилем или Камнем? Нет, там нам частенько приходилось бывать, не даст мне соврать наша красавица, но эта территория, дорогой мой юный полоз, пока Альянс. И как же не знать народных суеверий и милых добрых баек на ночь, со всякими интересностями вроде Гуляющего трупа или Ямщика Душегуба? Нет, никак нельзя настоящему хэдхантеру не знать таких важных вещей. Тем более что явно никто из нас четверых спать не собирается. Хотя это выйдет нам боком поутру. Ну да чего не сделаешь за ради бойкой и пытливой молодежи. Да, милая?

– Каэшн… – Семерка все-таки допила свой холодный кофе. Темнота делала женщину другой, не как привык ее видеть Енот. Длинные светлые волосы, собранные в косу, Семерка распустила. И сейчас, сидя на жесткой попоне, расчесывала их. В лунном свете вся ее жесткость и острота спрятались, убежали куда-то, уступив место обычной женской красоте. Вот в такую Семерку, чей точеный профиль заставил чуть участиться пульс Енота, он мог бы и влюбиться. Наверное. – Все для них, как же иначе. И, Змей, в конце концов, прекращай увиливать и начинай рассказ.

Еноту уже стало очень интересно услышать про непонятную ему подпечённую животину, так что он приготовился слушать.

– Это пес, самый обычный караванный хунд, который погиб вместе с хозяином. – Змей прокашлялся. – Если верить слухам, а верить им чаще всего вредно, караван шел с Катая.

– Не, не! – возмутился Бирюк. – Ты ври, тигровый питон, да не завирайся. Шел караван с Эмирата. Вез тамошних женщин на продажу. И пес был как раз с одной из тех красоток, бежал за ней с самой Испагани.

– Ой, Бирюк! – Семерка оторвалась от своих длинных прядей. – Сам-то чего обманываешь? Караван тот, Енот, двигался откуда-то из Сибири. И вез вовсе даже меха, а никак не женщин. Это у Бирюка от воздержания такое, везде ему сиськи мерещатся.

– В общем, шел себе караван. – Змей продолжил. – При караване приблудился пес. Ничем такой не примечательный собач, в меру лохматый, в меру крепкий, лаял там, на волков кидался. Когда тех не особо много было, еду отрабатывал. То есть, если вдуматься, ничто не предвещало беды. И тут…

– Внезапно! – Бирюк откусил кусок от оставшегося суслика. – Не-не, ври дальфе, не мефаю.

– Неожиданно, я бы сказал. – Змей продолжал все так же спокойно. – Действительно странно, неожиданно на караван напали степняки. Самые, что ни на есть стандартные степные выродки мутанты.

– Я вот чего только не понимаю, мужчины. – Семерка снова принялась заплетать волосы в косу. – Их раньше что, столько же по Степи околачивалось, или что? Неужели нельзя было передавить клан за кланом, натравив друг на друга? Вроде бы есть на что купить самых сильных и вперед, аля-улю гони гусей, потрошат степняки друг друга. Не понимаю и все тут.

– Ох, златовласка, а это все от того, что ты еще возрастом не вышла и не улавливаешь всяких тонкостей тогдашней политики.

– Да уж, куда мне глупой бабенке до таких умных мужских вещей. Нос не дорос, типа так, что ли?