Текст книги "Степь"

Автор книги: Дмитрий Манасыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9
Вечер в Гае, воспоминания и новые вопросы

«Разное можно сказать о своем враге. Но ясным является лишь одно: враг должен быть уничтожен, любыми способами и средствами»

Из наставления

«Biblionecrum», гл. «Лицемерие».

M.A. Erynn, ph.d., Culto Nocto

Мастерская действительно обнаружилась на той же улице, где стояла «Мельница». Кибера старик мастер, то и дело поправляющий очки, замотанные пластырем, обещал сделать к завтрашнему вечеру. Бирюк покачался на каблуках сапог, сплюнул и дал дедку задаток, пять серебряных. Семерка на все это плевать хотела с высокой колокольни, всем своим видом показывая, что устала. А вот Енот в это время куда больше обеспокоился перетаскиванием Михакка в саму «Мельницу». Краснорожий дядька довез их до ворот и даже помог спустить совсем слабого Михакка к дверям. Но на этом вся благодарность фермера, спасенного из лап коварных и кровожадных полканов, закончилась.

– Эй, хозяин! – Енот прислонил Михакка к стенке, усадив на скамью у окна. – Мне бы комнату, а лучше три.

– Две есть, – крепкая женщина с ранней седой прядью в густой черной гриве, поставила на ближайший стол несколько глиняных плошек мясного рагу и бутылку «Ячменного». – И каморка. Меня зовут Шельма, это мое заведение.

– Э-м… хорошо. А я Енот, – он показал на спящего Михакка. – А это…

– А это Михакк, старый сводник. – Шельма усмехнулась. – Он заболел что ли?

– Ну да. – Енот старательно думал о том, что хозяйка знает о Высшем? На что можно натолкнуться вот так неожиданно и чего можно ожидать.

– Что же оно все у нее такое тяжелое-то, а?! – Змей, ввалившийся в зал, грохнул на пол все оставшиеся баулы и рюкзаки. – Здравствуйте, уважаемая. А есть у вас что-нибудь горячее и вкусное. И комнаты?

– Есть, есть, милок. – Шельма улыбнулась, глядя на кудлатую отросшую бородку чистильщика. – Ты тоже с Михакком?

– Ага. – Змей улыбнулся. После боя в курганах он явно отошел и перестал наполняться ледяным молчанием. – Есть хочу, ужас.

– Это мы поправим. – Шельма отмахнулась полотенцем от пьяненького траппера, решившего ее приобнять. – Ай, отстань, а то огребешь. Давайте тащите сумки наверх и направо. А Михакку мы сейчас поможем. Да отстань ты, говорю… Гизмо!

Гизмо возник рядом, как будто только этого и ждал. Тощий, с кадыком на заросшей щетиной шее траппер сглотнул. Енот решил не сглатывать, но про себя подивился. Гизмо выглядел братом близнецом Кувалды, отрядного гранатометчика. Низкий, широченный как бочка, с плечами, на которых можно мула унести. Большой нос картошкой, рыжая нечесаная борода и усы, хмурый взгляд из-под кустистых бровей и круглые шары кулачищ. Один кулак тут же оказался прямо у носа траппера, немедленно решившего, что мясное рагу и пиво намного интереснее крутых бедер трактирщицы.

– Чо надо? – рыжик покосился на пятившегося траппера с уловимой надеждой на драку во взгляде. – Не? Приятного аппетита. Чо надо, хозяйка?

– Вот этого в третью комнату. – Шельма показала на Михакка. – И помоги мальчикам поднять вещи.

– Хорошо. – Высшего плавно подняло в воздух, и положило на плечо. Все баулы Семерки и чехол с «ведьмой» оказались в свободной руке Гизмо. – Пошли, значицца, мальчонки.

Мальчонки двинулись вслед рыжему и лохматому Гизмо. Поднялись по лестнице, даже не подумавшей скрипнуть под тяжестью четырех человек, повернули направо и остановились возле солидной дубовой двери. Сколько могла стоить такая вот дверь в городе, стоящем посреди Степи Енот представить не смог.

Весьма немаленький коридор освещало несколько масляных светильников. Пол, недавно начисто вымытый, большое окно в конце коридора, и что-то, наводящее на мысль об умывальнике в той же стороне.

– Цивилизация… – протянул Змей. – Поспать нормально, поесть, помыться.

– Умывальник вон там. – Гизмо ткнул пальцем в сторону окна, так что Енот угадал. – Собака из комнаты не выходит. Баня за отдельную плату, дрова тоже. Вода, два ушата, бесплатно, остальные – по пятьдесят мелких, можно медью. Мочало бесплатно, мыло отдельно. Пиво в стоимость помывки не входит.

– А девки? – прогудел сзади незаметно появившийся Бирюк. – В уважающих себя больших городах хорошим клиентам дают одну девку на двоих. На сдачу.

Гизмо критически осмотрел его с ног до головы, особо задержавшись на автоматическом чудовище на бедре. Поставил баулы и залез в карман за ключом, прогудев:

– Говорят, в больших городах есть такие мужики, что вместо девок жопы друг у друга предпочитают… – он зашел внутрь комнаты, закончив уже оттуда. – Но я такому сраму верить непривычен. И девок, подаваемых бесплатно, готов также отнести к байкам.

– Консервативные взгляды держат этот мир и не дают ему упасть в пропасть. – Семерка заглянула в проем. – А где мне отведут место, уважаемый, так, что бы не слышать распутных девок. Я тоже придерживаюсь консерватизма и предпочитаю по ночам спать.

– Госпожа Шельма сказала каморку, стало быть, туда вас и поселим. – Гизмо положил Михакка на кровать, добротную и крепкую. – Так, значицца, уважаемые гости, держите ключи от следующей комнатухи. А вот и от той, что для вас, красавица. Она поближе к нуж… к умывальнику. А нужником тем я вам не советовал бы пользоваться, да. Лучше всеж таки во двор, ага. Так что, мужчины, вам баня нужна будет?

– Нужна. – Бирюк сел на вторую кровать. – Енот, положи мой мешок вон туда, на полку. Баня, господин Гизмо, нам просто необходима. И пиво.

– И пожрать. – Буркнул Змей.

– А девок? – Гизмо прищурился. – А?

– Подумаем. – Бирюк стянул сапог. – Ты пока хозяйку-то попроси ужин нам сделать, сразу чтоб после бани.

– Эт мы со всем нашим удовольствием, – кивнул Гизмо. – Только думаю, уважаемый господин не знаю, как вас тамо-от кличут, сдаёцца мне, чо вам и прачка потребна, м-да. Или сами онучи постираете?

– Фу, Бирюк. – Семерка взяла из густо поросших жестким волосом пальцев-сарделек ключ. – Пошла я к себе. Баню не занимать, я первая. Господин Гизмо, как консерватор консерватору окажете услугу, позовете, как вода нагреется?

– А то. – Гизмо кивнул. – Располагайтесь господа хорошие. Людёв нонеча ночует немного, так чо спокойно спать будете. Ну, а ежели решите побуйствовать, по вашему наемничьему обычаю, так не обессудьте, терпеть не станем. Девок, черт с ними, пропустим.

Бирюк не обращая внимания на удравшую Семерку, стянул второй сапог и размотал портянку. Вытянул ноги, пошевелил плоскими стоптанными пальцами, побелевшими и покрытыми морщинами. Енот сплюнул и пошел вниз, в зал. Пить пиво и ждать когда освободится баня. Полтора суток на коне, не стаскивая обуви… ему сейчас совсем не хотелось снимать собственные сапоги.

Людей внизу оказалось не так уж и мало. Хотя, как понял Енот, в основном здесь сидели местные или те приезжие, что не останутся ночевать, а просто пришли выпить-закусить. Оно и правильно, почему бы не позволить себе пропустить кружку-другую, если дел с утра не так уж и много. Если Еноту не изменяла память, а это она делала крайне редко, завтра все равно рыночный и выходной день. А лица, физиономии и рожи, сидевшие в зале, никак не подходили для завсегдатаев утренних церковных служб.

Он сел за ближайший свободный стол, стоявший прямо у спуска лестницы. Змей оказался рядом с ним чуть позже.

– Михакк пришел в себя. Просит поесть.

– Мне метнуться и отнести ему чего-нибудь? – Енот непонимающе уставился на него.

– Да нет. – Змей, наконец-то, перестал маячить и шлепнулся на стул. – Енот, я что сказать-то хотел…

– Что Михакк есть хочет, или как?

– Ну да… – Змей поскреб кожу под бородой. – Я насчет Семерки.

– А вот молодец сейчас. – Енот помахал девушке в фартуке, проходившей напротив них с разносом в руках. – Давай поговорим, а то я тебя уже бояться начал.

– Да ну тебя. Ты это, спасибо, в общем, спас, вот. А про нее, ну что тут сказать, да, зацепило меня все это. Но ссориться из-за нее, нет, не хочу.

– Ты смотри-ка, прямо настоящий мужик, – незаметно спустившийся Бирюк хохотнул, бесцеремонно подвинув Енота и сев между ними. – Ты давай, полоз переросток, заяви – мол, из-за бабы ссориться не катит. Я тебе восхищенно поаплодирую. О, милая, добрый вечер!

Бородач весь расплылся в широченной и жуть какой ласковой улыбке той самой прислужнице, таки добравшейся до них.

– Добрый, – девушка устало посмотрела на них. – Есть горох с салом и сосисками, каша гречневая с грудинкой, суп с обеда, луковый. Можно поджарить колбасы и яиц, если хотите.

– Милая моя, вы прямо таки мысли читаете. – Бирюк довольно улыбнулся еще шире. – Первым делом отнесите супа наверх, в третью комнату, для моего друга. И курочку попросите ему сделать, не обессудьте, есть ведь курочка? Ну, вот и славно. А вот пива ему, подлецу, не несите. Только воды. Начнет качать права, позовите меня. А потом несите уже нам и гороха, и каши, и колбасы. А еще лучше, дорогая моя, попросите повара изобразить что-то этакое… ну, чтоб вкусно, понимаешь? И пива, конечно.

– С сухариками? – служанка посмотрела на них куда бодрее и заинтересованно. – Можно орешков соленых еще…

– И орешков, милая. Куда ж без орешков то…

Он проследил за тем, как она ушла, и только потом начал говорить:

– В общем, юноши, давайте-ка расставим все точки над «ё». Надеюсь, кадеты, что вы не против подобного разговора? Вот и ладушки. Значит, господа мои, слушайте меня внимательно. Я вас с собой взял не за тем, чтобы вы друг на друга волками смотрели, помните? Семерка баба хорошая, даже, можно сказать, прекрасная. Мне вам, олухи, даже немного завидовать приходится, ферштеен?

Олухи нехотя покивали. Бирюк достал портсигар:

– Курево кончается, надо бы завтра купить. Так вот, два чуда-юда, мне очень хочется, чтобы ваши косые взгляды друг на друга сегодня оказались последними. Сделаем дело, а там хоть глотки грызите, мне без разницы. Но пока не доберемся куда надо, чтобы и не смели. Я внятно истолковываю свои мысли?

– Внятно. – Еноту расхотелось спорить. Бирюк был прав полностью, от начала и до конца. – Все нормально, можешь на нас рассчитывать. Так, Змей?

– Так. – Тот кивнул.

– Вот и хорошо. А раз так, милые мои ребятишки, то давайте на время забудем про всякие мерзкие глупости, что нам еще предстоит сделать и займемся пивом. Вот и оно, кстати.

Пиво возникло на столе раньше всего остального. Запотевший больший глиняный кувшин и три стакана, деревянных и покрытых хитрым узором. Служанка показала рукой что скоро вернется и устрекотала вверх по лестнице, держа разнос с едой для Михакка.

– Ты посмотри, какие интересные стаканы… – Бирюк разлил вкусно пахнущий хмелем и солодом напиток. – Ну, давайте, с крещением вас, подмастерья!

Возмущаться ни один, ни другой из неожиданных подмастерьев не стали. Народа вокруг хватало, кокарда с черепом чернела на кожаной кепке Бирюка, лежавшей на столешнице. Пусть себе сидят, слушают, сплетничают. Глядишь, так само по себе прикрытие появится, народишко местный затрындит-затрещит и никто их ни в чем лишний раз не заподозрит.

Зал гудел, полный почти под завязку. Седая прядь Шельмы порой мелькала тут там, хозяйка не смущалась помогать своим девушкам. Было шумно, но ни разу не раздался хотя бы намек на ссору. Вина этой тиши, глади да божьей благодати, как понял Енот, мирно сидела в углу у стойки, щелкая в толстенных стальных пальцах лесные орехи лещину. Ядрышки из лопавшихся скорлупок тут же отправлялись вглубь рыжих гренадерских усов и торчавшей густым помелом бородищи Гизмо. Енот еще раз поразился схожести того с Кувалдой и снова отхлебнул пива. Больно уж оно оказалось густым, свежесваренным и вкусным, не оторваться.

– А стаканчики ох и интересные… – повторил Бирюк. – Знаете, малышня, откуда их привезли?

– Да откуда нам, убогим? – пожал плечами Змей. – Расскажешь?

– Юродствуешь? – бородач оскалился в страшной своей ухмылке, выдвинув вперед нижнюю челюсть с мощными клыками. – Так и быть, пожалею и утолю твое детское любопытство, расскажу.

Со стороны проема явно ведущего в кухню, до ноздрей Енота, немедленно откликнувшихся и чуть дернувшихся, донеслось чудесное облако сразу нескольких вкусных запахов. Густо пахло чем-то поджаривающимся на топленом сале и хорошо так приперченном. Енот, за два года в отряде успевший изучить многие секреты поварихи Мимачоли, даже понял что там. На кухне, в смысле, на сковороде, что стоит, раскаленная и плюющаяся горячими каплями, на конфорке плиты. С места не сойти, а там сейчас поджаривается не особо толстая колбаса. Такая выгнутая, крупно нарубленная и туго набитая в идеально промытые бараньи кишки. Сама колбаса на треть из конины, на треть из говядины, ну а оставшееся мясо точно от хорошей местной хрюшки.

И рядом, в невысокой кастрюльке, местный талант в уже очень нечистом переднике тушит тоненькими полосками нарезанную телятину, помешивая густо-коричневое огненное варево с тремя, или даже с пятью, видами перца. И, само собой, на второй сковороде, становясь все золотистее и поджаристее, жарится самая обычная картошка. Не так давно засыпанная в погреб, с не очень тонкой кожицей и не особо молодая картошка, нарезанная пополам, что принесут политой топленым сливочным маслом, посоленной обязательно только крупной солью и присыпанной мелко накрошенным зеленым луком.

Он проглотил слюну и взялся за сухарики, стоявшие тут же, рядом с кувшином. А Бирюк в это время продолжал рассказывать что-то совсем ненужное, но затейливое и интересное.

– Стакашки эти, молодежь, привезены аж с самого Мурмана. Есть там край один, бывал я там. Подрядился как-то, по молодости и глупости туда с охотничьей командой, караван охранять и зверье тамошнее пострелять. Лосей там прорва, олени есть, даже косули какие-то. – Бирюк хитро подмигнул Еноту. Тот понимающе усмехнулся. Если какие особи с рогами и копытами и водились у Мурмана, то в основном не травоядные. Но цель Бирюка показалась ему вполне понятной. Сидит бывалый хэдхантер, громко травит байки, местные вон стали прислушиваться. Пара трапперов, сидевших за соседним столом, разом встрепенулась, заслышав про охоту. Все правильно, так и надо. И Бирюк продолжал рассказывать, корча потешные рожи и выпучивая глаза:

– От там и делают такие, верно говорю, землячок? Есть там умельцы, так те еще и из кости режут всяко разно. Какой кости, говоришь? Да морского зверя, кого же еще. Ты бивни у моржей видел? Во такие, толще моей руки, чтоб мне лопнуть если вру! Да говорю ж, с руку, не меньше. Чего еще можно вырезать, как не стакан, а, земляк? То-то и оно, говорю же. Смотри, узор какой. Вот те морж, на, полюбуйся. Чего он делает? Жрет кого-то небось. Моржи, они, брат, страх какие лютые звери. Уж не знаю какими они там были до Полуночи, прости Мэдмакс, а сейчас такие твари, что хорошо что по земле бегают не особо быстро.

– Да какие моржи по земле бегать могут?! – зашелся в крике давешний худющий траппер. – Ты, земеля, ври ври, да не сильно завирайся-то. Это ж морж, он в море плаваеть, я те говорю. Че ты меня тут разводишь?

– Я развожу? Ну, ты посмотри на него, обманываю его. Вот, смотри, где морж? Это вот чего, тебя спрашиваю, дурья твоя башка, трава? Вот и говорю, что эти моржи мало того, что мясо жрут что твои волки, так еще и по суше бегать умудряются. Да там, в Портах, чего только нет. Говорят моряки, что на самом Канином носу город подводный есть, живут там… Да какие, нахер, русалки! Твари там какие-то живут, на лягушек похожие. Людей крадут с кораблей. Зачем? – Бирюк развел руками и оглядел добрую половину зала, внимательно внимавшую ему. – Жертвы, епта, земеля. Есть там какой-то у них получеловек полуосминог. Ну, сам типа здоровущий мужик, а голова с щупальцами. Вот ему жертвы и приносят. Ну, как у вас тут, в Степи. Что, нет такого разве?

Народ вокруг засопел. Гизмо, все лузгающий орехи, незаметно передвинулся ближе. Но обошлось. Насупившийся было кадыкастый траппер стуканул кулаком по столу, резанул правду-матку:

– Есть такое дело, земляк. Самим стыдно, а поделать нечего. Недавно появились, паскуды степные.

– А кто такие, а? – Бирюк так и открыл рот, весь из себя пораженный такой неожиданной новостью.

– Хто ж их знает то… – траппер покачал головой. – Степняки, шут с ними, привычное дело. Полканы те же, редко когда собираются больше тридцати голов, все грызутся между собой. А эти… эти!

– Страшно всем, – второй охотник, крепкий детина с черными длинными усами пожевал конец деревянной трубки. – Не похожи нападавшие на обычных мутантов. Людей уводили, было дело. Куда – никто не знает, зачем так, тем более. Говорят, что в Степи стали находить столбы, как лет пятьдесят назад.

– Столбы? – Змей непонимающе посмотрел на него.

– Именно, землячок, – худой траппер махнул стакан ячменного. – Резные такие столбы, навроде вот такого стакана. Узоры всякие хитрые и хари мерзкие. Иногда просто кровью обмазанные, иногда с кишками и остальным ливером. А порой и с людьми.

– Говорят, что как-то раз… – черноусый пожал плечами. – Что как-то раз даже погранцы в Степи нашли одного малого, что такой столб на себе пер. А кишки его к нему прикручены были. Так, мол, и шел.

– Да ну? – Бирюк ножом разрезал плюющуюся жиром колбасу, только что принесенную служанкой. – Прямо вот так и шел, а кишки к столбу прикручены?

Ему никто не ответил. Люди отворачивались, не смотря в пытливые глаза бородача. Енот не стал дожидаться ответа и принялся за еду. Готовил местный повар знатно, ничего дурного не скажешь.

– Ага, нашлись! – Буйный, как и обещал, возник рядом с ними. Подтянул стул, сел, пробежавшись взглядом по соседям. – Ба… какое обсчество, а! Слышь, Глист, чевой-то ты тут щас про кишки со столбами балаболил?

Худой траппер дернул щекой, потянулся к ножу на поясе. Но передумал.

– Какой я те Глист, Буйный? Ты че, перепутал…

– Поспорь еще со мной, ага, сволота. – Буйный оскалился. – Столбы, блядь, с кишками. Ты, чёль, по Степи искал пропавших? Иль, мож, ты со своим дружком на стенах стоял месяц назад? Чей-то я тя там и близко не наблюдал.

– Да пошел ты! – траппер бухнул кулаком по столу. – Да я тебе…

– Ну? – Буйный встал. – Ну?!!

– Остынь, герой. – Шельма с размаху шлепнула Буйного по спине свернутым полотенцем. – Чего разошелся-то? Глист, допивай и иди отсюда. В счет заведения, только рожи не корчь. Так, ребята, вы, конечно, гости, но… давайте без ссор. Даже если вы знаете вот этого представителя местной власти, постарайтесь тише.

– Милая, тебе невозможно отказать. – Буйный налил себе пива. – А хде ваша красотка, мужики?

– В баню пошла. – Бирюк прожевал кусок колбасы, закрыв глаза. На лице у него отразилась целая гамма чувств: от простого удовольствия до восхищения. – Ба… вкусно как, ты посмотри. Так, дружище, Глист этот враль, говоришь?

– Ой, не то слово. Охотник из него тоже никакой, если бы не его друг, что с усами, хрен бы он чего сумел. В прошлом году, поехал, значицца, наш лейтенант с мальчонкой одним в Степь. На дроф, значит, поохотиться. Уж не знаю точно, чево там случилось, но лейтенанта нам искать пришлось. Мальчишку не нашли, лошадь одна была, от нее лейтенант куски отрезал и ел. Ноги у него перебиты оказались, да и головой он рехнулся от жары и ничего толком рассказать не смог. Так и помер в гошпитале, в себя не войдя до конца.

– В сознание не приходя? – Поправил его Змей.

– Да, в это самое гребаное сознание, точна. – Буйный кивнул. – А такое дело, что когда я там вокруг да около ползал, следы искал, встретил странную хрень. Лошадь, подковы не наши, со звездой. А такие, вот прям как щас помню, у коняк именно Глиста с товарищем и были. Ну, значицца, я весь такой к командиру, мол вот, смотрите, господин капитан и все такое. Тот ажно обрадовалса, весь такой бодрый и поскакал заарестовывать наших двух друзей. Ага…

– И чего? – Бирюк отодвинул тарелку.

– А ничего. Приезжает к дому Пескаря, где эти две гниды квартировались, а там только усач. Весь из себя перебинтованный, глаза страдают. А Глист так вообще в гошпитале, вот какая удача. Вроде как схлестнулись они со степняками, еле живые назад в город добрались. И лошадей, мол, у них отбили и все такое.

– И чего? – повторил Бирюк. – Причем тут лейтенант?

– Да тово. – Буйный посмотрел на столешницу и чуть помолчал. – Зуб даю, што это их рук дело. Лейтенанта добить просто не смогли, отстрелялся, а они сдриснули. А пацаненка продали в Степь, туда в последнее время много людей продают.

– Людей? – Енот удивленно уставился на него. – Не степняки продают своих же в Степь? Да ладно?

– Ага. – Буйный поскреб пальцами небритый подбородок. – Тишком да тайком, пропадает народец с фермочек, с хуторков там. Порой слухи бывают, что многие отправляются куда-нито, сюда же, в Гай, и не доходят.

– Так оно не странно, в Степи-то? – Бирюк закурил. – Ой, благодарствую, дорогая, передай повару спасибо. И на-ка вот, тебе за труды.

Серебряная монетка юркнула в карман передника служанки, уносившей пустые тарелки.

– Так что странного, друг? Ну, пропадают, так последние лет пятьдесят постоянно кто-то в Степи пропадает. На то она и Степь, ни конца, ни края, а посередке вообще страшно подумать что.

– Так-то оно так, только, понимаш, дело от какое… – Буйный тоже закурил, не притронувшись к остаткам ароматных Бирюковских папирос. Задымил духовитой самокруткой, разом окутавшись сизыми клубами. – А ты все, смотрю, выпендриваешься с куревом, а? А пропащие наши… много их чересчур. И пропадают так, что видно, живыми брали. И не обычные степняки.

– А кто? – Бирюк зевнул.

– Шут их знает. Те, наверное, кто на город нападал.

– Слушай, Буйный, ты мне вот что скажи. Нападали, говоришь на вас, а я ведь и не слышал практически. Когда в последние годы кто город штурмом брать хотел, а? Мы с тобой еще мальчонками неопытными были, по тридцатничку от силы, когда осадили Козлов, помнишь?

– Как не помнить? Эх, юность-юность, так давно прошла. Прав ты, друг, что все оно неладно, да и не штурм это особо был. А вот чего про это никто не слышал – не знаю. Налетели гурьбой, попытались прорваться, не вышло. Потом несколько дней вокруг пооколачивались, постреляли с крупного калибра, и два раза серьезно так шебуршить пытались.

– Война прямо. – Бирюк явно удивился. А еще, возможно, что даже и огорчился. Енот понимал, в чем дело. Союз Пяти городов, Альянс Звезда последние десять лет гарантированно защищал свое население от нападения со стороны. Дикие Времена, пришедшиеся на полвека после Полуночи, даром не прошли.

Все история мира после Полуночной Войны хранилась в архиве Базы. Каждый новобранец, кроме обязательной подготовки, изучал ее досконально. Цену текущему сейчас мимо спокойствию люди знали. Отряды наемников, вытесненные на запад или юг, железной волной прохаживались по лежащей в руинах стране, присягая тому, кто больше заплатит. Царьки и императоры пяти сёл дрались из-за куска плодородной земли или хорошего огорода. В расход пускали целые деревни только из-за одного спрятанного поросенка. Оружия хватало, хватало злости и дикой жадности до сиюминутного удовлетворения собственных желаний. Кое-что Енот мог себе представить и сейчас, хватало всякого добра…

Понравился сдобный и крутой зад вон той жены местного фермера? Делов-то, схвати бабу за волосы, затащи где земля помягче и засунь ей куда только захотелось, лишь бы друзья помогли и подержали. Муж несется с топором и ржавым обрезом – да на, сучара навозная, получи в голову дробью. А у него еще и брат есть, да и того тоже, контрольным звонком в голову.

Хочется поесть? Заходи в любой дом, где нет забора в человеческий рост и железных ворот. Хватай курей, порося и еще потребуй бутылку самогона. Ах, нет, хозяин? Ну ка, на получи прямо по щам, да с разворота в печень. Бога благодари, сволочь, что не убили! Дочку потащили на сеновал? Сапог целуй, дура, чтобы живой оставили, и всех остальных тоже.

Что случилось? Обожрался халявной малины и живот на куски рвет так, что ни возможности, ни желания терпеть? Не терпи, вон он куст, вон они лопухи рядом. Ну и что, что мошка сожрет все, что можно, и лопухом вытираться неудобно? Вот доберемся до хутора на выселках, где дружинников нет, там и найдем нормальный сортир и бумагу. Ну, а не найдем, так страшно? Кровью, говоришь, по большому ходишь? Чуть ли не мясо из тебя по кускам летит? Так, мил человек, терпи, энто у тебя дизентерия, пройдет. Или помрешь, знать судьба такая.

А как холодно… Господи ты Боже, как же холодно! Не торгуют дровами на рынке, сам не заготовил заранее или разворовали? Да сам и виноват, дурило. Или карауль каждую ночь свои поленницы, у себя же во дворе, или что хош делай. Обсчеству вокруг дровишки нужны, а ты хучь помирай от мороза. И дети твои пусть помирают, твои проблемы. Или при пёхом в лес, тащи на себе по одному стволу, если сможешь справиться. Пили на чурбаки, коли снова, высушивай… хватит ненадолго.

Или вот еще радость – постираться да помыться. Сколько тебе, жена, воды надо? Сколь?! Ты сдурела, мать, чтоль? И что, что малых надо помыть, не обойдутся? Не стирано с неделю… епт, д-а-а-а-а… Ну, что поделать? Бак на спину в рюкзаке, маловато будет. А, эй, сосед, тебе не помочь чего? Ну, это, мне б воды натаскать… да-да, вскопаю, не переживай. И вниз к речке, по ведру у каждого в руках, здоровущая кастрюля посередке. Шатаешь себе, после третьей ходки ноги подкашиваются от усталости, а руки болят от плеча. Вода плюх-плюх, так и норовит выпрыгнуть из кастрюли. А еще и копать идти, и потом дров наколоть, ведь не хватило для грудной дочки. Фу… милая, а осталась вода? Нет?.. Эхма… ладно, утрецом схожу на речку и искупаюсь. Лишь бы не заболеть.

Соседа схоронили. Чево помер? Да зуб, видно, совсем плохой был. Заболел, гнить начал, потом это случилось… заражение крови. Сгорел от жара человек, а зубодрал то приехал, и зуб выдернул, ан поздно вышло. Так и помер. Жену его выгнали с дитятком? Ну, а что ж поделать, коли центровые решили дом для своих надобностей освободить? С ними, с центровыми, попробуй-ка справиться, милок.

Оружие б тебе? И чего, прямо вот так раз и убил человека? Ты? Да не смеши, ты куренку голову свернуть сможешь, так, чтобы без топора? Или ты думаешь, что никто не пытался? Такие ж ухари как ты, что оружие прятали, и пытались, вояки недоделанные. Накрысили где-то стволов, держали до поры до времени у себя. Помню, как повыходили на центральную улицу, все такие обвешанные, прямо настоящие воины и люди войны. Где они сейчас? Да сгнили давно, или где работают в полях, за пожрать. Стрелять-то оно одно, а воевать другое…

Енот прислушивался к разговору и продолжал думать о своем. О том, что случилось бесповоротно, чего не изменишь и не отменишь. Как же было жить в том, другом мире?

Где нет ни Прорывов, ни постоянной войны и тихой смерти, готовой подкрасться к тебе незаметно. Был ли он, этот мир?

Мир, в котором земля не вспучивалась черной лоснящейся грязью первого пузыря, дающего жизнь новому Прорыву. Да, их стало намного меньше, но они не пропали. Он видел такое один раз, год назад. Когда все отряды отозвали с заданий, когда машины неслись по выжженной солнцем земле вперед. Наплевав на подвеску, на пыль, хрустевшую на зубах, на тряску тех, кто остался на броне. Надо было успеть, не дать ему раскрыться, не выпустить наружу тварей, уничтожающих все вокруг. Они почти успели.

Машины отрядов встали кольцом, окружив темный вихрь, рвущий траву и деревья. Вечерело, солнце катилось за горизонт, неторопливое и обманчиво спокойное. Все казалось красным, как будто заранее пропитавшимся кровью. И чернел внутри вихря зародившийся разлом земли в том месте, где ее выдавила энергия Прорыва.

Самый обыкновенный большущий луг, выпас для коров и овец деревеньки в сорок дворов, жмущейся к озерку вдалеке. Люпин, клевер, разнотравье сорняков, тщательно выдерганная полынь, оставшаяся у самого края зеленой блямбы. Крохотная рощица посередине, из молодых березок. Солнце, жарящее сверху, много мошкары, слепней и даже оводы. Голубое преголубое небо, чуток обрамленное у горизонта набегающими светлыми тучами. Мир, гладь, да божья благодать, одним словом.

Капитан, против всякого обыкновения полностью в броне и шлеме, смотрел на пейзанскую красоту и нервничал. Ходил вдоль «жнецов», нацеливших орудия в сторону вихря, курил и ругался. Отряд молча переживал за командира и за себя. Прорыв вдалеке уже начал плеваться густой черной слюной и посверкивать бликами сизого пламени внутри. Сталкиваться с ним никому из чистильщиков еще не доводилось. Даже Тундре, Кувалде и Инженеру.

– Мерлин! – Капитан развернулся, уставившись в ту сторону, где предполагал увидеть командира боевой группы. – Ты где?

Черная высокая фигура спрыгнула с «жнеца», направляясь к Кэпу. Остальные проводили его глазами, все также молча переживая за будущее и роя себе ячейки. Окапываться пришлось сразу, едва подкатив к безопасной границе вокруг Прорыва. Землю, насквозь проросшую корнями травы и кустарника, рубили лопатами, кирками и топорами. Плевались, жадно пили воду и продолжали зарываться как можно глубже. Землеройные машины, пригнанные с Базы, заканчивали третий круг, им было не до того. Первые два уже под завязку залили густой слизью самодельного напалма. Только подожги, мало что выживет посреди стен огня.

Мерлин подошел к Капитану. Енот, машущий лопатой, невольно вслушался в разговор.

– Нам надо держать основной напор, пока наверх не вылезет «коронка».

– Я понял. – Мерлин покосился на вихрь. – Нас мало.

– И что? – Капитан сплюнул. – Наше дело держаться и стоять. Твари попрут – убивать, все просто.

– Как мы сможем сдержать Прорыв? – поинтересовался Мерлин. – Чем?

– Грудью, блядь, Мерлин. – Капитан покосился на Енота. – Ты рой, боец, чего замер?

– Грудью так грудью.

– Так. – Кэп поправил боковой ремень жилета. – Машины наглухо задраить. В шлемах включить акустическую защиту, выдать всем радиационные комплекты. Понял? Блядь, Тундра никак в себя не придет, сейчас бы он мне пригодился. В общем, Мерлин, ты отвечаешь за левый фланг. А вот вместо Тундры придется отправлять Инженера.

– Понял. Это, командир… – Мерлин не торопился уходить.

– Что?

– Комплекты надевать сейчас?

– Лучше всего да. Чтобы потом не торопиться, когда твари попрут дуром. Эй, Мерлин, что не весел, что ты лысу голову повесил? Все будет хорошо, сынок, не переживай.

Мерлин кивнул и ушел к «крузеру» Тундры, позвав за собой Мамачолю и Дрозда. Скоро те потащили к позициям отряда свернутые комплекты защиты. Дорывали неглубокие окопы уже в резине, с ног до головы. Енот выхлебал свою флягу и несколько раз наполнил ее до краев из термоса, с которым Мамачоля обходила позиции. Вихрь над Прорывом начал оседать, по переговорникам прошла команда на пятиминутную готовность. Енот осмотрелся.