Текст книги "Мародёр (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Швец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Выспаться не получилось. Солнце встало слишком рано. Его слепящие лучи, выжигали глаза даже сквозь закрытые веки. Я застонал, отвернулся, света стало чуть меньше, но он все равно был слишком ярким. Что-то больно кольнуло лодыжку.

– Вставай, чего разлегся, – каркающее произнес кто-то у ног. – Нельзя лежать в присутствии богини!

Я вскочил. Увидел череп, смотрящий на меня пустыми глазницами и, охнув, упал на пол.

– Нельзя сидеть в присутствии богини! – раздраженно рыкнул череп и двинулся на меня, злобно клацая зубами.

– Серстас! – женский голос был насмешлив и устал. – Оставь его у него был тяжелый день.

– Как скажите, богиня, – каркающий голос черепа был полон почтения.

– Не вставай! – женщина в сером платье выплыла из тумана и опустилась рядом со мной. – Почему ты не умер? – спросила она, глядя мне в глаза. – Ты должен был умереть. Но ты не умер. Почему ты не умер?

– Ты хотела меня убить? – сорвалось с языка.

– Конечно! – плечи ее слегка дернулись. – Должна же я как-то избавить тебя от этого, – она протянула руку и щелкнула ногтем по ошейнику. – Или тебе нравится эта побрякушка? Нравится ее носить?

– Нет, – не стал врать я. – Но если бы я умер, то…

– Я бы не дала тебе умереть полностью, – не дала она договорить. – Я бы подарила тебе вторую жизнь. Не спрашивай как, я же богиня, я могу.

– Но…

– Но ты не умер, – грустно вздохнула она. – Ты испортил такой блестящий план. Теперь придется действовать иначе.

– Для чего? – быстро выпалил я, воспользовавшись тем, что она замолчала.

– Ты стал мародером! Но ты не можешь им быть, пока на твоей шее это, – она вновь щелкнула по ошейнику. – Если бы ты умер, то его бы с тебя сняли. Но ты не умер. А я потратила столько сил, – она подняла руку, показывая, чтобы я помолчал, и я не стал ничего говорить. – Кстати, – она игриво улыбнулась и слегка прищурилась, – тебе понравилась моя шутка?

– Шутка? – не понял я. – Какая шутка?

– Было так весело смотреть как вы люди, словно муравьишки бегаете по шахте. Вы так забавно, пытаетесь спасти свои короткие жизни.

– Ты? – я вскочил. – Ты устроила обвал? – закричал я и тут же получил укус в ногу от черепа.

– Нельзя кричать на богиню! – зло каркнул он.

– Серстас! – строго рыкнула богиня и погрозила ему пальцем. – И да, я устроила обвал, – сказала она мне. – И пожар. Мне больше не нужна эта шахта. У меня теперь есть ты. И ты должен был умереть. И я не хочу, чтобы еще кто-то нашел проход сюда. Хотя это и так не случится, но гарантии не помешают.

– Ты убила триста человек, – опасливо косясь на череп, шепотом прорычал я.

– Нельзя шипеть на богиню, – каркнул череп и отвернулся, увидев, как зло полыхнули на него глаза богини.

– И что с того? Воспринимай это иначе, я избавила их от страданий.

– Тогда почему ты не избавишь себя? Убей себя! Убей, и не страдай больше!

– Мне нравится жить, хотя я всю жизнь и была со Смертью.

– Им тоже нравилось…

– Пустое, – она вновь оборвала меня. – Ты не помнишь ничего, ничего не знаешь. Тебе предстоит еще многому научиться, многое узнать. И первое что ты должен уяснить, что большие цели иногда стоят даже не тысяч, а миллионов жизней. Иногда надо принести жертву, чтобы получить желаемое.

– И когда-нибудь ты пожертвуешь мной?

– Не исключено, но сейчас ты мне нужен и нужен будешь еще долго. Возможно, до того момента когда умрешь сам. От старости, – она тяжело вздохнула. – Мне дорого обошелся наш сегодняшний разговор, еще дороже было сломать шахту. Я потратила много сил и мне остается лишь надеяться, что ты оправдаешь мои ожидания. Ты подвел меня вчера. Ты дорого обошелся мне сегодня. Не подведи меня завтра!

Она схватила мое лицо ладонями и, наклонив голову, поцеловала в лоб. Вокруг все закружилось, задергалось. Сизый туман полез из всех щелей. Череп отпрыгнул в сторону, клацнул зубами, и скрылся. Лицо богини поплыло, размазалось, превращаясь в клочья тумана. Только глаза смотрели в мои, и я смотрел в черные глаза богини, я видел только их.

– Не подведи меня! – услышал я шепот и глаза растаяли.

Солнце еще не встало. Я лежал на мокром одеяле. Тело покрыто потом, руки дрожат, глаза смотрят в чистое усыпанное звездами небо. В голове не единой мысли. Я ничего не чувствую, ни сожаления о погибших рабах, ни страха. Ни перед завтрашним днем, ни перед смертью. Я просто лежал и смотрел в небо.

– Жмур! – разнесся над лагерем громкий равнодушный крик.

Глава 7

Еще до рассвета лагерь наполнился людьми. Вольными людьми, без рабских ошейников. Рабы с завистью смотрели на широкоплечих коренастых шахтеров, из деревеньки неподалеку, на тощих крестьян с красноватой обветренной кожей, на мастеровых, что мозолистыми руками наскоро сколачивали тележки с кривыми колесами и корявые ящики, на разоружившихся солдат, которых выдавала выправка и жесткие взгляды.

Люди бородатого гостя Мирира тоже пришли. Трое скинули кольчуги и таскали камни наравне со всеми, один же остался при оружии и, оседлав бочку, зорко следил за порядком, в зародыше пресекая любые конфликты. И в методах он не стеснялся. Зубов не досчитались как рабы, так надсмотрщики и вольные, позволившие себе слишком много. Вот и сейчас отправив коротким ударом в лицо очередного зарвавшегося шахтера мордой в пыль, он вернулся к бочке, глотнул воды из длинного общего корыта и сел на место. Спокоен, расслаблен, точно знает цену себе и твердо осознает свою силу. Я ему завидовал. Не знаю, чему именно, силе, смелости, уверенности или же свободе.

Я нерешительно замялся.

– Чего тебе? – страж смотрел на меня с превосходством, но без неприязни.

– Воды, – я протянул здоровую руку к ковшу. – Можно воды?

– Пей, – он не двинулся с места, – вода для всех, раб ты или вольный, вода не принадлежит никому, – он немного помолчал и добавил: – Императору разве что, но он не станет возражать. Пей! – и он усмехнулся, хоть и криво, но как-то ласково, по-доброму.

Я поблагодарил, но страж лишь отмахнулся и отвернулся. Ковш удобен, вода прохладна и сладка. Нас такой никогда не поили и ковшей таких не давали. Хороший, глубокий, хватит, и чтобы напиться, и чтобы умыться. Да, умыться не помешало бы, но не сейчас. Хотя почему? Вечером халкан обещал баню, там и помоюсь, а умыться можно сейчас. Я закрыл глаза и, покатав во рту воду, проглотил. Опустил ковш в воду, набрал еще, выпил половину, а остальное плеснул себе в лицо. Холодная вода взбодрила, смыла пыль с глаз и губ. Я сплюнул в сторону, выковырял грязные комочки соли из уголков глаз. Хорошо!

– А можно мне?

Грязный мальчонка протянул тощую руку к ковшу.

– Тебе полить? – спросил я.

– Я справлюсь, – мальчишка обиженно забрал ковш.

Он вольный, ошейника на нем нет. Он мог бы уйти, но он предпочитает оставаться здесь, с нами. Он не отличается большой силой, или великим умом, зато у него отличный слух, странное умение узнавать новости первым и доброе сердце. За последние две вещи его здесь никто и не трогает. Наоборот, каждому вновь прибывшему доходчиво объясняют, что именно этого мальчика нельзя использовать ни как посыльного, ни как слугу, ни для других дел, где больше бы сгодились девочки. Обычно все понимают сразу, но бывают случаи, когда понимание приходит только через выбитые зубы и сломанные носы.

Мальчишка радостно сунул ковш в корыто, но не рассчитал сил, и тяжелая посудина выскользнула из его рук и поплыла прочь. Он потянулся к нему, зацепил за ручку, потянул, не удержался на ногах, шлепнулся на землю и окунул руки в воду.

– Грязный ублюдок, – рявкнуло откуда-то сбоку, – руки мыть тут будешь!

Мощная затрещина, пятерней в кожаной варежке свалила мальчишку в корыто.

– Ах, ты мразь, руки помыл, теперь весь помыться решил!

Мощные руки, вытащили из корыта мальчишку, встряхнули, бросили на землю. Над ним навис широкоплечий детина в обожжённом кожаном фартуке. Мышцы так и ходили на его голых руках, и каждая была с голову пацана. Мальчишка попытался отползти, но здоровяк его догнал. Поднял. Кулак врезался под ребра, глаза мальчишки округлились, выкатились, губы вытянулись, пытаясь удержать выбитый воздух, раскрылись. Пацан закричал. Но это здоровяка не остановило. Удар в лицо едва не вышиб из парня дух. Зубы клацнули со звуком ломающегося о камни кайла. Тело мальчишки прокатилось по земле шагов пять и застыло.

Бугай взревел, торжествующе поднял руки и, громко топая кованными ботинками, направился к неподвижному телу. Победитель! Герой! Теперь можно считать жизнь удавшейся, теперь можно и на покой, все земные дела сделаны, главный подвиг жизни совершён – избит мальчишка, что питается объедками со стола рабов. Кожаный фартук навис над пацаном, нога в окованном железом ботинке поднялась, примерилась, еще мгновение и тяжелый каблук сомнет лицо мальчишки, превратит его в кашу.

Я оглянулся, бросил быстрый взгляд на пустую бочку. Почему, ну почему страж решил именно сейчас покинуть свой пост. Он бы не позволил свершиться убийству. И я не могу.

Я так и не понял, как получилось так, что я подкатился под здоровяка, выдернул мальца из-под его ноги в последний момент, ногой же ударил под колено здоровяка. Что-то хрустнуло, здоровяк взвыл. Я оттолкнул медленно приходящего в себя парня, вскочил на ноги. Демоны! От стопы до колена ногу пронзила раскаленная игла. Хромая, я отпрыгнул на шаг, но это помочь уже не могло. Здоровенный детина, в грязном кожаном фартуке несся на меня, размахивая внушительным молотком. Он замахнулся, но я ушел в сторону. Молоток просвистел возле головы и пошел на второй заход. Выставив руку вперед я, перехватил удар и направил его вниз, а когда тот врезался в землю, отпихнул здоровяка ногой в бок. Я не собирался его бить, просто толкнул, но тот воспринял это иначе, и снова заревев, вытащил нож. Перекинув молоток в другую руку, он надвигался на меня, а все что мог я, это отпрыгивать на одной ноге. Левая рука у меня и так привязана к животу, а правая от удара онемела и теперь болталась плетью. Я отпрыгнул, но на ногах не удержался и упал. Мужик осклабился, замахнулся молотком, да так и замер.

– И что тут происходит? – раздался голос стража за его спиной.

Мужик слегка повернул голову, и я увидел приставленное к его шее острие меча.

– Этот, урод, – его палец ткнул в сторону немного оклемавшегося мальца, тот уже сидел, хотя ничего еще не понимал. Возле него суетился мужик, наш, из рабов. – Этот раб искупался в питьевой воде. Он испортил воду! – заорал он. – Чистую питьевую воду!

– И ты решил его убить за воду, – страж скосил глаза на мальчишку – Не вижу ошейника на его шее. Он не раб? – вопрос был адресован мне, и я покачал головой. – Он не раб, – страж хмыкнул. – Ты хотел убить вольного человека?

– Я… я не знал… я думал… он раб, – руки здоровяка разжались, и он обреченно выронил молоток.

– А с этим что? – страж повел мечом, разворачивая мужика и занимая место между мной и им. – Ты и его хочешь убить? Ты захотел занять его место?

– Я хотел наказать его, – всхлипнул он. – Просто наказать.

– За что?

– Он вступился за мальчишку, – выкрикнул раб, возившийся с пострадавшим. Страж повернулся к нему и коротко кивнул.

– Ты его хозяин, чтобы наказывать? – меч чуть двинулся, уперся мужику под подбородок. – Нет, не думаю, – страж покачал головой. – Наказывать раба может только его хозяин, или тот, кому поручен присмотр за рабом. Присмотр поручен мне, и я не вижу повода для его наказания. Если у тебя есть претензии к этому рабу, значит, есть претензии ко мне.

– Что? – мужик не понимал, что говорил страж, но понимал, что ситуация изменилась и теперь уже он виноват. – Что такое претензии? – выдавил он.

Страж опустил меч.

– Скажу проще, если ты хочешь подраться с этим рабом, то сможешь это сделать, но после того, как победишь меня.

Меч скрылся в ножнах, страж отцепил их от пояса и уронил на песок.

– Ну?

– Нет,… Я это… Я не… Я погорячился.

– Извинения приняты, – кивнул страж. – Кто еще не понял, что трогать рабов запрещено? – крикнул он, перекрывая шум работ. – Могу объяснить доходчиво! Есть желающие? Я так и думал. Это было последнее объяснение. Следующего, кто позволит себе затеять свару, будут отпевать в храме.

Он поднял меч, застегнул его на поясе и, повернувшись ко мне, протянул руку.

– Иди, работай. И не бойся ничего, тебя не тронут, пока я здесь. Ни тебя, ни кого-то еще!

Я с трудом поднял медленно оживающую руку, страж обхватил сильными пальцами запястье и легко поднял меня на ноги.

– Иди, работай, – снова сказал он и занял место на бочке.

Больше никто с рабами не сцеплялся. Страж продолжал сидеть на бочке и следить за лагерем.

Рабы недовольно шептались. Нас лишили обеда только для того, чтобы бородатый гость халкана Мирира мог вдоволь налюбоваться на наши тощие тела. Тот шел неспешно вдоль сидящих рабов, останавливался, заставлял встать, снять рубаху, показать зубы, ладони, ногти, заглядывал в подмышки, искал там чего-то обернутой в тряпку палочкой. Насмотревшись, он либо отправлял раба прочь, либо усаживал на место. Меня он не стал даже поднимать, просто махнув рукой, мол, проваливай, работай.

Я ушел к ящикам с породой. Однорукий не слишком то может таскать камни, а вот перебирать их – да. После того, как в породе случайно нашли порванный куль со следами Соли внутри, халкан приказал внимательно осматривать все и собирать самую малую частицу. Вот на эту работу меня и отрядили.

Я мог перебирать камни и наблюдать за тем, что происходит в лагере. И я наблюдал за скрестившем на груди руки халканом Мириром и его гостем улыбающемся и что-то тихо говорящем. Халкан подскочил к рабу, заставил его встать на ноги, ткнул пальцем в тощие ребра и, отчаянно жестикулируя, пытался что-то втолковать гостю. Тот лишь качал головой и никак не соглашался с халканом. Наконец Мирир сдался, и раб отправился работать. Халкан посмотрел на гостя снизу-вверх и погрозил пальцем, тот улыбнулся в ответ, пожал плечами, что-то сказал, оба засмеялись.

Они сторговались. Двоих рабов увели к лестнице, а халкан и гость хлопнули по рукам. Я даже как-то слегка разочаровался. Не знаю, чего я ожидал, но как-то все быстро закончилось. Быстро и не интересно. Хотя нет, еще не закончилось.

К бородачу подошел страж, до того продолжавший наблюдать за лагерем. Он встал спиной ко мне, и я не видел его лица, но сдвинутые брови гостя халкана, его тяжелый упершийся в меня взгляд, совсем не радовали. Страж закончил говорить, едва заметно поклонился. Бородач дружески хлопнул его по плечу и, не обращая внимания на оторопевшего Мирира, пошел прямиком ко мне.

Носком сапога перевернув ящик, он сел на него, склонил голову. Его взгляд буравил во мне одну дыру за другой, словно прожигая их в теле. Меня охватил ужас. Я раб. Я знаю только жизнь раба, и она проста как день. Сон, работа, сон и снова работа. Мы все стараемся быть как можно более незаметными, и когда незнакомцы проявляют интерес, обычно ничем хорошим не заканчивается. Те на кого обратили внимание, исчезают. Быть может им и становится лучше, но это сомнительно.

– Как тебя зовут, раб? – спросил он, дружелюбно улыбнувшись.

– Не знаю, – ответил я, стараясь не паниковать. Если бы он стал кричать, размахивать кулаками, бить меня. Если бы он оттаскал за волосы, я бы отнесся к этому спокойно, но тихий голос, мягкий тон, дружелюбная улыбка пугали больше, чем прямые угрозы.

– Ты не знаешь, как тебя зовут?

– Нет. У меня нет имени. Я раб. Только раб.

– Но у всех есть имя. Его дают при рождении, а ты родился явно не вчера. У тебя должно быть имя.

– Должно быть, – согласился я. – И, наверное, есть, но я его не помню.

– Не помнишь? Как это?

– Я ничего не помню о том, кем был, до того, как стал рабом.

– А что первое ты помнишь?

– Как падаю с телеги. Здесь. В лагере. Помню, как понял, что меня затопчут, и откатился под телегу. Потом вылез оттуда и теперь живу здесь.

– Это я слышал. Халкан Мирир был так добр, что рассказал мне о тебе. О старике, которого ты пытался спасти, о парне, которого ты вытащил из шахты после обвала. О мальчишке, за которого ты сегодня заступился, мне рассказал Данкан.

Я поднял на него не понимающий взгляд и он пояснил.

– Стражник, что следит сегодня за порядком.

Я кивнул.

– Ты рискуешь собой, ради людей, которых едва знаешь. Тот кузнец мог тебя убить, и убил бы, если бы не мой человек. Неужели твоя жизнь значит меньше, чем жизнь того мальчишки?

– Моя жизнь не значит ничего. Я лишь раб. Но у меня есть только она. Жизнь и вот эти штаны. И если я чем-то и могу рискнуть, то жизнью. Только ее я и могу потерять. Штаны мои вряд ли кому будут нужны, даже когда я умру.

– Скажи, а сколько тебе лет?

– Не знаю, – я пожал плечами.

– Но что значит возраст, количество лет ты знаешь?

– Знаю.

– Интересно. Знаешь, раб, мне кажется, что всех нас водишь за нос. Не знаю зачем и для чего, но мне кажется, что ты здесь всех пытаешься обмануть.

Я, молча, пожал здоровым плечом. Мне нечего ему сказать. Он может думать что хочет, мне все равно, жизнь раба коротка и рано или поздно я окажусь в яме. Так какое мне дело до того, что думает бородатый человек в дорогих одеждах.

– Ты знаешь что это? – он достал нитку разноцветных шариков, похожих на жемчужину, что скормила мне богиня, только меньше. – Не знаешь? – пальцы прошлись по шарикам, зацепили не замеченное мною сразу серое перышко и сомкнулись на нем, позволив жемчужинам повиснуть.

Он смотрел на меня, ожидая реакции. Я же равнодушно смотрел на нитку жемчужин, на серое кривое перо, на пальцы с аккуратно стриженными чистыми ногтями, на перстни украшающие пальцы, на плетенный кожаный браслет на тонком запястье и молчал. Я не знал, что за штуку держит он передо мной. И узнавать не хотел. Однако понимал, что раз ее достали, то узнать мне придется.

Жемчужины медленно покачивались в его руке, они переливались на солнце, меняя цвет, расцветая разными красками и угасая. Они завораживали, маня к себе, погружая в странное оцепенение.

– Возьми, – бородач протянул их мне.

Я послушно взял, сжал их в кулаке. Они были теплыми, словно нагрелись на солнце. Теплыми, гладкими и очень, очень приятными. По телу пробежала волна тепла, мышцы расслабились, захотелось спать. Я встряхнул головой, сбрасывая сонливость, помогло не на надолго. Веки тяжелели, сознание погружалось в дрему.

– Тот конфликт, сегодня утром, с кузнецом и мальчишкой, он был подстроен мной. Мальчишке ничего не угрожало. Он обзавелся одним синяком и полновесной серебряной монетой.

Голос бородача прорвался сквозь окутавший меня туман и набатом зазвучал в голове.

– Что? – я разжал кулак, роняя нитку жемчуга. – Зачем? – я вскочил.

– Хотел увидеть, на что ты способен, – бородач силой вложил нитку обратно в мою ладонь. – Больше не роняй, пока я не скажу.

– Но я думал, что мальчишку убьют!

– Ты и должен был так думать. Молчи!

Я закрыл глаза и тяжело опустился на песок. Подстроено. Ну, да. Точно. Мальчишка появился ровно в тот момент, когда я пил воду, мужик в кожаном фартуке ударил его так, что тому должно было оторвать голову, но лишь уронило в корыто. Стражник, пропавший ровно в этот момент, и появившийся как раз вовремя, чтобы мне не проломили голову. Да и страж, я же видел, как он выбивает зубы мастеровым и шахтерам, лишь за то, что они немного пинали рабов. А здесь меня могли убить, но он просто принял извинения. Подстроено. Все подстроено.

– Зачем? – простонал я, но бородач отвечать рабу не собирался.

Он протянул руку, забрал у меня нить жемчуга и, повернувшись к напряженно застывшему халкану, поманил того.

– Я хочу купить еще одного раба, – сказал бородач, когда Мирир подошел. – Этого! – его палец ткнул в меня.

– Этого? – халкан кровожадно посмотрел на меня. – Этот раб не продается, – его губы презрительно и угрожающе изогнулись. – Не продается, – отрезал он, не дав бородачу возразить. – Ни по имперской цене, ни по цене рынка. Он не продается!

– Все продается, – поморщившись, усмехнулся бородач. – Ты не хуже меня знаешь, что продажа лишь вопрос цены, – он запустил руку под одежду, достал что-то и кинул халкану.

Мирир поймал машинально, не отдавая отчет своим действиям, он схватил что-то летящее в него и сжал ладонь. Когда же он разжал пальцы, то побледнел. Он держал на ладони бирюзовую жемчужину, чуть меньше той, что я съел у богини. Руки его затряслись, на лбу выступил пот, глаза впились в шарик.

– Это…, – прошептал он. – Это….

– Да, – кивнул бородач. – Это то самое. Так, теперь ты продашь мне раба?

– Забирай! – ладонь халкана сжалась, пряча в жемчужину в кулаке. – Кого хочешь забирай, – бледное лицо расцвело улыбкой. – Без денег забирай, – он разжал ладонь, посмотрел на шарик, дотронулся до него пальцем, радостно взвизгнул и сжал кулак. – Хоть всех разом, – голос его стал хриплым и мягким. – Хоть всех разом, – повторил он, подняв глаза на гостя.

Но бородач уже поднялся, утратив к Мириру всякий интерес.

– Данкан!

Стражник возник тут же.

– Ты остаешься, оформишь бумаги на покупку. Не забудь взять с нашего друга халкана Мирира расписку, – понизив голос до очень тихого шепота сказал бородач. – Я скажу ему, чтобы он ее написал, но ты не забудь ее забрать. Если будет отказываться, хотя думаю, что не будет, ты знаешь, что делать, – он кивнул стражу и вновь повысил голос. – Затем грузи рабов и отправляйся с ними к Расковым. Отправляйся через Дол. Я буду там тебя ждать. Я выезжаю сегодня. И этот раб поедет со мной.

– Но ваша милость, – возразил страж. – Ваша милость, мне следует поехать с вами.

– Ты останешься! – резко произнес бородач. – Подпишите бумаги, и следуй в Дол. И смотри, чтобы с рабами ничего не случилось.

– Это не безопасно!

– Со мной будут трое твоих людей, – губы под бородой растянулись в улыбке. – Ты же не хочешь сказать, что меня сопровождали не лучшие люди? – Данкан промолчал, но и его губы дрогнули в улыбке. – Я ценю твою заботу, но мне срочно нужно в Дол, а ты и без меня сможешь управиться здесь. И ты единственный кому я могу доверить все бумаги и двух рабов. Раб! – он повернулся ко мне. – Идем со мной. Я покажу тебе мир за этими стенами.