Текст книги "Мертвец (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Расторгуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11 Эстрид I

В камине плясало пламя и тускло освещало стены маленькой спальни, увешанные махровыми расписными коврами. Цветы на окне и ночной столик с курящимися благовониями дополняли обстановку комнаты. Эстрид лежала в кровати, прильнув к Ардвану молодым обнажённым телом, и поглаживала маленькой ручкой рубец шрама на плече графа. Её длинные каштановые волосы разметались по подушке, а большие голубые глаза на круглом личике с интересом смотрели на возлюбленного. Граф рассказывал об одном из подвигов своей молодости, когда в сражении выбил из седла и взял в плен вражеского катафракта:

– И тогда я потребовал у его семьи десять тысяч золотых, потому что никто прежде не мог одолеть Хродгерда Волка в честном поединке. Его сыновья до сих пор недолюбливают меня, хотя во время Западной войны мы уже бились на одной стороне. Эх, жаль старика Хродгерда уже давно нет в живых – славный был воин. Но время неумолимо, оно забирает нас одного за другим.

– Вы так интересно рассказываете, милорд, – проговорила Эстрид. – Столько подвигов вы совершили!

– Да, – протянул Ардван, – многое пришлось повидать…

Граф – этот властный и суровый лорд, до сих пор, не смотря на седину в волосах, обладающий отменной физической формой, – вызывал у Эстрид неподдельное восхищение. В свою очередь он проявлял к ней доброту и нежность, что не могло не трогать сердце юной дочери купца. В обществе графа девушка чувствовала себя спокойно и защищено. Возможно, Эстрид даже любила его – по крайней мере, она убеждала себя в этом.

– Были времена, – вздохнул Ардван, и лицо его переменилось, задорный огонёк в глазах погас. Он поднялся и сел на кровать, ссутулившись и понурив голову. Кожа поверх крепких мускул давно начала дряхлеть, и сейчас граф производил впечатление скорее усталого старика, чем могучего воина. Огонь в камине давал мало тепла, и Ардван поёжился от холодка, пробежавшего по телу. Эстрид не могла понять, что творится сейчас на душе у возлюбленного, но чувствовала, что должна утешить его.

– С вами всё в порядке, милорд? – она нерешительно придвинулась к нему и обняла.

– Знаешь, что такое старость? – холодно произнёс Ардван. – Нет, не знаешь. Тебе ещё не время это знать. А я уже вижу её перед собой. Жизнь проходит, исчезая в никуда. День за днём…

Граф говорил, будто сам с собой.

– Я сон недавно видел, – помолчав, продолжил он. – Стою, значит, на дороге, а впереди войско. С обозами, лошадьми – всё, как положено. А я верхом на коне, сижу и смотрю. И от войска отделяется всадник. Он подскакал ко мне и спрашивает. А что спрашивает, не могу вспомнить. Как будто важное что-то… И лицо его знакомое. К чему это?

Эстрид удивлённо и испуганно смотрела на возлюбленного: никогда прежде она не видела его таким подавленным, никогда он не говорил столь странные вещи.

Сегодня граф пришёл к ней впервые после того, как королевский гонец принёс в Нортбридж вести о войне. Всё это время Ардван был погружён в дела, и Эстрид начало казаться, что он совсем про неё забыл. А вот сегодня вечером приехал. Но приехал будто другим человеком.

– Я… не знаю, милорд, – пролепетала она еле слышно.

– Только с тобой я вновь ощущаю себе молодым, – произнёс граф, – пусть это всего лишь глупая иллюзия.

Внезапно он выпрямился, сбросив хандру, и вновь стал прежним – властным и суровым. Повернувшись к Эстрид, Ардван внимательно и строго посмотрел в её большие глаза:

– Я должен с тобой серьёзно поговорить.

– Да, милорд, – ответила Эстрид, ещё больше испуганная столь быстрой переменой.

– Знаешь, что я скоро уеду?

– Нет, вы не говорили. Вы отправитесь в поход вместе со своими людьми?

– Да, и уеду надолго. Неизвестно, когда закончится война. Но и тебе тоже придётся покинуть графство.

– Покинуть графство, милорд?! – переспросила с изумлением Эстрид, широко распахнув глаза. – Но зачем? И куда мне пойти? Как я брошу родной дом?

Ардван тяжело вздохнул:

– Видишь ли, у Берхильды в моё отсутствие окажутся развязаны руки, а она не будет к тебе столь же благосклонной, как я. Пока я в замке, моя достопочтенная супруга – гори она в преисподней – многого себе не позволяет, но, когда уеду, боюсь, тебе может грозить опасность. Место, куда ты отправишься, пока останется в тайне – узнаешь, когда придёт время.

Эстрид, будучи уверенной в покровительстве Ардвана, никогда всерьёз не беспокоилась об отношении к ней графини или других придворных, хотя прекрасно понимала, кем является в их глазах. Но сейчас её бросило в дрожь при мыслях о будущем.

– Если вы желаете, я поеду, – испуганно пробормотала она.

– Очень хорошо. Не думай пока об этом слишком много и никому не говори о нашей беседе. Понятно?

Ардван начал одеваться.

– Вы разве не останетесь, милорд? – спросила Эстрид. – Уже ночь.

– Мне пора, – сухо ответил граф, натягивая чёрные бархатные шоссы. – Завтра надо отъехать по делам на несколько дней, но перед походом мы ещё увидимся.

Когда Эстрид осталась одна, она укуталась в большое, тёплое одеяло из овечьей шерсти. Огонь в камине догорал, уступая ночному холоду, за окном таилась тьма. Эстрид чувствовала себе одинокой и беззащитной в этом большом и опасном мире. Слишком много несчастливых вестей обрушилось в один миг на её прелестную головку: Ардван скоро надолго покинет город, от графини исходит угроза, а сама она должна бросить дом и уехать в неизвестном направлении. Добавляло беспокойство и странное поведение Ардвана, не поддававшееся осмыслению.

«А как же мои отец и брат? – думала Эстрид. – Неужели и им не говорить?» Впрочем, она всё равно не смогла бы ничего сообщить родным: отец уже давно странствовал по королевству вместе с торговым караваном, а собственного брата она заботила гораздо меньше, нежели шлюхи в публичном доме. Сейчас самыми близкими ей людьми являлась немногочисленная прислуга: горничная Халла, камеристка Эбба, конюх Нанд, повар Карл и кнехт графа Хенгист, недавно приставленный в качестве телохранителя.

– Господи, что мне делать? – прошептала Эстрид, ей чудилось, будто весь мир за пределами маленького уютного домика чужой и враждебный, а вокруг бродят убийцы, жаждая её смерти. – Почему это происходит со мной? Чем я согрешила?

Она молилась – это занятие обычно приносило успокоение, но сейчас Всевидящий не пожелал утешить. Эстрид долго ворочалась и не могла уснуть. Сон, тяжёлый и беспокойный, пришёл только под утро.

***

– Госпожа, пора вставать, – будила Эбба – лично зависимая девушка(1), данная графом вместе с остальными слугами. – Опоздаешь на утреннее служение!

Эстрид открыла глаза. Пришлось приложить усилия, чтобы подняться с постели. Сон, так долго не шедший, теперь не желал отпускать из своего плена. К сонливости подмешивалась тошнота… Тошнота преследовала уже несколько дней, носегодня Эстрид чувствовала себя совсем плохо, и её вырвало сразу, как только она поднялась с кровати.

– Дурно мне, Эбба. Надо вызвать лекаря, – сказала она.

– Может быть, не пойдём сегодня на служение? А я сбегаю в город.

– Что ты! Как можно? К тому же, мне, кажется, уже лучше. Но за доктором, пожалуй, сходи.

Помогая госпоже одеться и приводя в порядок её волосы, Эбба болтала без умолку. Болтовня служанки обычно забавляла, не позволяя заскучать. Постоянно находясь при госпоже, Эбба стала для неё, как сестра. Со своей камеристкой Эстрид не чувствовала себя одиноко, а порой даже могла поделиться с ней некоторыми сокровенными переживаниями. Но сейчас словоохотливость служанки тяготила. Передать вчерашний разговор с графом и рассказать о том, что гнетёт, тоже было нельзя: Ардван требовал, чтобы это оставалось в тайне.

– Госпожа, меня ужасно беспокоит Халла, – тараторила Эбба, – вчера она так странно себя вела! Я в подвал пошла – Карл просил яблоки принести. Этот Карл постоянно меня гоняет, будто я его служанка! Надоел уже! Так вот… спустилась я, значит, в подвал, а там Халла. И она что-то прячет в солому. Я спросила: «что там», а она так взглянула на меня, будто испугавшись, и сказала, что крыс травит. Я ушла, а потом хотела спуститься опять и посмотреть, но побоялась – я так крыс боюсь! Она как-то странно себя ведёт в последнее время. Даже не знаю, что думать.

Эстрид улыбнулась: Эбба всё время на кого-то жаловалась, в том числе на старого повара, которому было тяжело ходить по лестницам, и он по этой причине часто просил о помощи молодую камеристку.

– Не беспокойся. Халла – хороший человек, – успокоила Эстрид. – Не пойму, чем она тебя так пугает постоянно?

– Она же из северных племён! Я столько про них слышала. Говорят, эти дикари едят младенцев и закапывают живых вместе с мёртвыми. А ещё…

– Хватит, Эбба! – строго прервала её Эстрид. – Разве ты видела, чтобы Халла ела младенцев? Халла давно прислуживает в доме, трудолюбива и ко всем добра. Ты просто к ней предвзята.

– Прости, госпожа! Но мне порой, правда, не по себе от неё становится.

Халлу прислал граф, дабы та следила за порядком, занималась уборкой и стиркой. Очень хозяйственная женщина редко сидела на месте, постоянно что-то делала, даже когда другие слуги отдыхали. Хорошо ко всем относилась и редко с кем ссорилась. Но было в ней нечто настораживающее. Рабыня имела крупное лицо с грубыми чертами, копну светлых волос и массивное телосложение, а в глазах её таился дерзкий огонёк – огонёк забытой свободы. Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как Халла попала в рабство в одной из войн с северными племенами, последние десять из них она провела в доме графа Нортбриджского. Трудилась усердно, без нареканий, и по негласному правилу, которого придерживались многие катувелланские лорды, справно отработав двадцать лет, могла получить свободу. Но некая гордость, не убитая за годы в неволе, ощущалась в поведении Халлы, она никогда не унижалась и всегда хранила чувство собственного достоинства. Эстрид не придавала этому большой важности, но другие слуги и рабы часто воспринимали такое поведение, как знак некого злого умысла, а потому жалобы на Халлу приходилось слышать постоянно. Вот только придраться к ней было не за что.

Эстрид успокоила камеристку и постаралась побыстрее закончить разговор. Слова Эббы её тоже взволновали в свете сказанного вчера Ардваном. Эстрид грозит опасность. Графиня очень могущественна и ревнива, вдруг она захочет убить молодую любовницу своего мужа, не дожидаясь отъезда графа? Что, если она подкупила слуг?

Дом, где жила Эстрид находился за пределами городской стены на окраине предместий. Его подарил Ардван полтора года назад, и с тех пор дочь купца проводила дни напролёт здесь, вдали от родни, оставшейся в самом городе. На небольшом садовом участке рос цветник, который Эстрид взращивала собственноручно. Она любила цветы: возиться с растениями, ухаживать и заботиться о них доставляло много радости, и дочь купца с удовольствием ковырялась в земле, будто простая служанка.

А каждое утро Эстрид по своему обыкновению ездила в главный городской храм. Ардван, посчитав такие прогулки утомительными, однажды предложил присылать домой мобада, но религиозные чувства требовали личного посвящения, и она отказалась, продолжив каждый день смиренно совершать своё небольшое паломничество.

Эстрид вышла из дома. Кнехт Хенгист, как обычно встречал у входа с двумя осёдланными лошадьми. Молодой человек не обладал титулами и являлся простолюдином, он никогда не рассказывал, как умудрился попасть на службу к графу, да и вообще не отличался разговорчивостью. Его горбоносое лицо,как правило, имело серьёзный, сосредоточенный вид, а аккуратно подстриженная бородка, модный берет с перьями и разноцветные шоссы делали кнехта похожим на местных щёголей. Парень ни на минуту не расставался со своим мечом. Оружие было не из дешёвых: оно имело узорчатую гарду и навершие в виде головы хищной птицы. Молодой человек утверждал, что этот меч – трофей из какого-то сражения, но подробности не уточнял.

– С добрым утром, мисс Эстрид, – поприветствовал кнехт, – готова ехать на служение?

– Разумеется. Но надо торопиться. Мы, кажется, опаздываем.

Хенгист помог ей взобраться на лошадь, затем сам запрыгнул в седло, и они двинулись в путь.

– Эбба сегодня тебя не сопровождает, – заметил он.

– Я её отослала по делам.

– Кажется, я тоже скоро тебя покину, – сообщил Хенгист, – близится поход.

– И ты хочешь поехать на войну?

– Разумеется. Это мой долг – служить графу и королю.

– Неужели никто теперь не будет меня охранять на этом полном опасностей пути? – кокетливо улыбнулась Эстрид.

– У графа много людей, наверняка он найдёт замену. А моё место на поле боя рядом с сеньором.

Хенгист произнёс это деловито, всем своим видом показывая, что он воин, а не обычный слуга. Эстрид совсем не обрадовалась новости. Она привыкла к Хенгисту, к его важным повадкам и манерам, в которых кнехт старался подражать благородным. В конце концов, он был просто милым и симпатичным парнем. Неужели граф не только зашлёт её, Бог знает куда, но и отберёт людей, к которым она так привязалась? А что, если и Эбба не поедет? С кем тогда поболтать по душам?

– Даже не представляю, каково там, на войне, – задумчиво произнесла Эстрид, – наверное, страшно. Я слышала много рассказов о том, как гибли храбрые катафракты.

– Что поделать, мисс Эстрид, долг любого воина – сражаться. А, если он честный хошедарианец, то просто обязан биться с пособниками Врага. Смерть не войне – это почёт и слава. Только трусливые сервы надеются дожить до старости, ковыряясь в земле. Воину чужды такие мысли.

– Но воинов ждут дома, – серьёзно посмотрела на него Эстрид.

– Что ж, так устроено Всевидящим: каждому своё, – ответил кнех, и в этот момент лицо молодого человека показалось ей особенно мужественным.

– Послушай, Хенгист, а не мог бы ты проследить за Халлой? – вдруг вспомнила Эстрид. – Эбба беспокоится, говорит, сегодня горничная что-то спрятала в подвале.

– Эбба – трусиха, – рассмеялся Хенгист, – Халла просто травит крыс. Но, если хочешь, посмотрю, что там. Не переживай, пока я рядом, тебе никто вреда не причинит.

«А, когда тебя не будет рядом?» – мысленно спросила Эстрид, но вслух решила этого не говорить.

По пути пришлось продираться сквозь ряды повозок, едущих в замок. С тех пор, как весть о военном походе облетела графство, в Нортбридж потянулись на только катафракты и наёмники, но и обозы с продовольствием. Сейчас все они толпились на главной дороге, производя ужасные заторы. Пробравшись, наконец, через весь этот хаос, Хенгист и Эстрид достигли главной площади. В самом её центре находилось лобное место, где покачивались на верёвках висельники, выставленные на всеобщее обозрение. Эстрид становилось не по себе каждый раз, как она оказывалась здесь. Особенно душераздирающее зрелище представляли колесованные преступники, подолгу висящие на отвратительных механизмах, предназначенных для страшной и болезненной смерти. «Они это заслужили», –успокаивала себя девушка, стараясь не смотреть в их сторону.

Год от года казнённых становилось всё больше. Всё больше людей наказывали за бунты и неповиновение. В городе вешали каждый день, а помимо этого, выставляли тела вдоль дороги за стеной. В какой-то момент такое большое число казней стало досаждать горожанам, и они подали жалобу лично графу, но результата это не дало. А когда Эстрид однажды сама заговорила о проблеме города, Ардван сразу же изменился в лице и строго произнёс:

– Люди должны видеть, к чему ведёт их нелепое противление сеньорам. Запомни это, и чтоб больше я не слышал подобных разговоров.

И она смирилась: если так желает граф, наверное, это правильно.

Эстрид вошла в храм. Людей сегодня было не много, и найти свободную скамью не составило труда. Внутри здание представляло собой модель мира, какой её видели приверженцы хошедарианской веры. Величественные колонны переходили в высокие нервюрные(2) своды, расписанные сценами из жизни Хошедара, картинами сотворения мира и видами Небесных Чертогов и Небесных Полей. Стены украшали изображения подвигов святых, символизирующие земную жизнь полную посвящения и жертв. А на полу развернулось во всей красе жуткое полотно с изображением преисподней с отвратительными, многорукими существами, пытающими грешников самыми изощрёнными способами. Пред рядами скамей на возвышенности водрузился мраморный алтарь, по обе стороны которого стояли золотые фигуры прекрасных юношей и девушек с крыльями – жителей Небесных Чертогов, а с алтаря пристально смотрел на прихожан высеченный в камне глаз Всевидящего.

Эстрид любила сюда приходить, ей нравилось приобщаться к таинству, погружаясь в царящую тут атмосферу святости и благодати Хошедара. Она созерцала картины из жизни святых, благоговея перед их подвигами. Образы райских обителей на недосягаемых высотах потолка побуждали осознать собственную греховность, а пламя преисподней под ногами – усерднее каяться и молиться. Именно больше всего чувствовалось присутствие Всевидящего, хотя мобады и учили, что Он повсюду и постоянно наблюдает за людьми. Отсюда не хотелось уходить.

Единственное, что заставляло Эстрид чувствовать себя неуютно – это взгляды, которые порой бросали в её сторону знатные дамы, захаживающие в храм. Все знали, кто она и презирали, даже не скрывая этого. Но тяжелее всего приходилось в праздники, когда зал заполнялся людьми до отказа. В такие дни семья графа, как правило, посещала службу не в святилище замка, а здесь – в главном городском храме Хошедара. Больше всего пугала графиня – холодная статная женщина с бледным лицом, один взгляд которой заставлял содрогаться. Та тоже всё знала, но терпела… Терпела до поры до времени.

Усевшись на скамью, дочь купца сразу обратила взор на любимый сюжет: житие святой мученицы Эстрид из Норта – небесной покровительницы, имя которой дочь купца получила в младенчестве, когда родители привели её под око Всевидящего. По преданию за нежелание отречься от веры святую Эстрид закопали живьём, но она пролежала в земле несколько дней и выбралась невредимой. Тогда её попытались скормить голодным собакам, но те не стали нападать, и улеглись у ног. В конце концов, святой отрубили руки и ноги, но, даже терпя ужасные муки, она продолжала улыбаться и возносить хвалы Хошедару и Всевидящему. Именно эти сцены и запечатлел художник в нескольких миниатюрах на стене. Эстрид часто молилась небесной заступнице, находя у той утешение.

Служба прошла, как обычно: когда хор исполнил несколько гимнов, дастур в белых позолоченных одеждах и два мобада в простых священнических мантиях возложили на алтарь приношение в виде чаши с водой и вознесли молитвы. После этой несложной процедуры, дастур, похожий на пивную бочку, подошёл к кафедре, открыл кодекс(3) в гравированном кожаном переплёте, и зачитал отрывок:

– «Так сказал Хошедар ученикам своим: Всевидящий знает каждый ваш шаг, и я знаю, ибо возлюбил вас, и приведу к Небесам племя ваше, ибо вы есть народ Всевидящего, который пощадит Он во дни прихода Тьмы. Но остерегайтесь лжи, коварства, блудодейства, обжорства, и ненависти».

Дастур пустился в пространные рассуждения вокруг прочитанного текста, но Эстрид, как ни старалась, не могла сосредоточиться на словах проповедника: кружилась голова, а ком тошноты снова подступил к горлу. Далее следовал обряд окропления: прихожане по очереди подходили к алтарю, а ведущий церемонии брызгал на них водой из золотой чаши. Но Эстрид больше не могла находиться здесь: перед глазами всё плыло, и она поспешила выбраться на свежий воздух. Хенгист вышел следом.

– Всё хорошо, мисс Эстрид? – спросил он.

– Поехали домой, дурно мне совсем, – пролепетала девушка и упала в обморок. Последнее, что она ощутила – руки молодого кнехта, подхватившие её.

Когда Эстрид пришла в сознание, она уже лежала дома в кровати, а Эбба сидела рядом. Увидев, что госпожа открыла глаза, камеристка радостно всплеснула руками и снова затараторила о чём-то своём.

– Что со мной происходит? – недоумевала Эстрид.

– Не знаю госпожа, – мотнула головой служанка, – лекарь скоро будет здесь, граф обещал прислать своего личного врача.

– Подожди, Эбба, – Эстрид привстала с кровати, в голове мелькнула одна не самая радостная в данных обстоятельствах мысль, – А когда у меня последний раз было кровотечение? Где-то месяц назад или больше? Не помнишь?

– Кажется да, госпожа, больше месяца прошло.

– Погоди! Я же не…

Но, похоже, так оно и было: Эстрид носила ребёнка. Она ужаснулась: «Только не сейчас! Что, если все узнают?»

– Не надо никакого лекаря! – приказала Эстрид. – И никому ни слова! Вообще никому, слышишь, Эбба? Если проболтаешься…

Она погрозила служанке маленьким кулачком и отослала прочь. Когда дверь за Эббой закрылась, Эстрид бросилась на кровать и зарыдала.

Примечания:

1.Лично зависимые крестьяне – крестьяне, полностью принадлежащие своему сеньору.

2.Нервюра в архитектуре – выступающее ребро каркасного крестового свода

3.Кодекс – одна из исторических форм книги. Форму кодекса имеют современные книги. Технически кодекс – это тетрадь из согнутых пополам и прошитых по сгибу листов писчего материала, сфальцованных в мягком или твёрдом (из досок) переплёте.