Текст книги "Мертвец (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Расторгуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Офицер исподлобья осмотрел новоприбывших и стал задавать вопросы:

– Как звать? Родовое имя или прозвище? Где служили прежде? Боевой опыт? Вооружение? Лошадь имеется?

– Феокрит из рода Данаидов. Участвовал в обороне Мегерии во время Западной войны, – Феокрит приврал для пущего веса, – конь есть, снаряжение: то, что на мне, и кольчуга.

Друнгарий скорчил скептическую физиономию и долго осматривал худую фигуру новобранца, казавшуюся неказистой в толстом, коричневом, не по размеру большом поддоспешнике.

– Будем надеяться, из тебя выйдет толк, Феокрит Данаид. Обратись в оружейную: пусть выдадут копьё. Ну а ты, щёголь, чей будешь? – Ясон перенёс свой тяжёлый взгляд на Бассо.

После процедуры записи, Фекорит и Бассо отправились в казарму, где младший офицер – десятник Антип – определил их на места.

Длинный зал с лежанками вдоль стены гудел, как пчелиный рой, то и дело взрываясь грубым залихватским хохотом и грязной бранью. В нос ударил едкий запах нестиранных стёганок, рубах и носков. В центре за большим столом пестрела разноцветной одеждой большая группа наёмников: одни сидели, другие толпились вокруг, оживлённо наблюдая за карточной игрой. Среди них оказалось и несколько женщин – то ли местные прачки, то ли шлюхи, то ли те и другие в одном лице.

Играли двое: молодой кучерявый островитянин с большим носом и живыми, бегающими из стороны в сторону глазами и сурового вида рыжебородый воин с рубцом от брови до скулы. Рыжебородому явно не везло, и после каждого проигрыша он стучал кулаком по столу и ругался на незнакомом языке. А молодой человек, поддерживаемый одобрительными возгласами товарищей, скалился и пуще дразнил соперника.

За тем же столом расположилась и другая компания – эти собрались возле приземистого широкоплечего солдата с крупной квадратной головой и жирным шрамом на полшеи: солдат что-то увлечённо рассказывал. Рядом со столом, прямо на полу, уселись ещё несколько человек – они играли в кости, а в дальнем конце комнаты на лежанках особняком устроилась группа рослых парней с севера. Некоторые наёмники, однако, не участвовали в общем оживлении: в углу храпел какой-то толстяк, не обращая внимания на гвалт, другие занимались оружием и снаряжением.

Феокрит разместился на выделенной ему лежанке, снял надоевшую стёганку, и прихватив с собой Бассо, присоединился к компании за столом. Втиснувшись между зеваками, новоиспечённый наёмник тут же почувствовал себя в знакомой среде – как рукой сняло гнетущие думы и меланхолию.

Большеголовый рассказчик, которого звали Мегасфен Морда, оказался бывалым солдатом, прошедшим многие передряги. Демонстрируя собравшимся свой отвратительный шрам, Мегасфен под удивлённые возгласы слушателей повествовал о том, как пережил удар алебардой по шее. Феокрит слушал его в пол-уха. Закончив говорить о жизни, ветеран принялся объяснять, как устроена система набора в нэосской армии.

– Мы все тут временщики, – говорил он, – таких, как мы, не уважают. Мы – мясо, мать их за ногу! Дешёвое и бесполезное. Вот коли ты прослужишь три года безвылазно, то будешь уже числиться гейтаром (2) – а там совсем другая жизнь. Гейтары – профессионалы, денег у них завались, есть хорошие броня, оружие и минимум по паре лошадей у каждого. Их-то куда попало не посылают, как нас. А протянешь десять лет в гейтарах – попадёшь в гвардию. А все, кто в гвардии, делаются тут же почётными гражданами, а ещё у них у всех имения свои на побережье. А если до большого офицера дослужишься, – Мегасфен важно поднял палец вверх, – так и вообще станешь аристократом.

– Так ты уже сколько лет воюешь? – кинул ему кто-то. – А чего не стал?

– Да куда мне! Я – то там, то здесь. Мотает меня, как говно в океане.

Феокрит переключился на игроков и стал наблюдать за большеносым кудрявым парнем, которому несказанно везло.

– Давай, Кассий, обери рыжебородого! – подначивала парня толпа.

После очередного проигрыша северянин не выдержал: он вскочил с места и сильнее прежнего треснул кулаком по столу:

– Ты! Обманывать! Не честно играть так! Человек с юга – жулик. Все! – говорил он с сильным акцентом.

Товарищи рыжебородого тоже начали возмущаться.

– Что? – поднялся из-за стола Кассий. – Это я-то? Ты просто неудачник Трюгге, вот и всё.

Хохот загремел на всю казарму.

– Я тебе глотку перегрызу, – заревел рыжебородый.

Островитянин выхватил из-за пояса длинный нож:

– Попробуй!

Наёмники приготовились наблюдать схватку, но не тут-то было: вмешался десятник Антип с парой младших офицеров, что сидел за этим же столом. Криками и угрозами они осадили недовольных и заставили убрать оружие. Трюгге злобно сплюнул и вместе с товарищами удалился в угол, где расположилась диаспора северян.

– Кассий сегодня уже троих разул, – кричали наёмники, – ещё рискнёт кто-нибудь?

– Троих, говорите? – расталкивая зевак, продрался к столу Фекорит, – ну давай посмотрим, как со мной сладишь. Пару оболов(3) кто одолжит?

О стол брякнулись две монеты. Наёмники посмеивались в предвкушении того, как новенький с треском проиграется ловкому островитянину. Но к удивлению собравшихся, в первой же партии Феокрит обставил Кассия.

– Да как так-то?! – возмутился тот. – Не мухлюешь?

– Давай, давай! – подзадоривал Фекорит. – Я просто очень везучий.

– Это хорошо, – сказал Мегасфен, который тоже присоединился к наблюдателям. – Наёмнику надо быть везучим. Иначе никак.

Игра продолжалась до поздней ночи. Феокрит уже не думал о проблемах. Через неделю войско обещали отправить к месту назначения – через неделю должно всё измениться.

Примечания:

1. Друнгарий – офицер в адрмии Нэоса, командующий подразделением (друнгой) из 600 человек (в данном случае всадников). Друнга нэосской конницы состоит из трёх бригад, бригада из четырёх тетрамер, тетрамера из пяти дек. Командуют соответственно бригадой – бригадир, тетрамерой – капитан, декой – десятник. Друнгарий подчиняется гиппарху (командующему конницы). Гиппарх – стратегу (высшее воинское звание)

2.Гейтары – на общем языке (который здесь является приблизительным аналогом греческого койне) значит товарищи, дружина. В Нэосе этим словом называют опытных наёмников, прослуживших несколько лет в нэосской армии.

3.Обол – мелкая монета.

Глава 26 Эстрид IV

Эстрид со служанками работала в саду. За ним давно никто не ухаживал, и теперь здесь господствовали сорные травы, дикорастущие кусты орешника и жимолости, заполонившие всё пространство вокруг дома. Халла вырубала ветви и выдирала корни, а Эбба помогала госпоже рыхлить землю и сажать цветы.

Хенгист утром отъехал в деревню по делам: предстояло решить много вопросов, касающихся полевых работ, в чём коленопреклонённый совершенно не разбирался. Но к вечерней трапезе он обещал вернуться, ведь сегодня молодая семья ожидали гостя: мобад Бенруз из соседнего села, где находилось ближайшее святилище Хошедара, решил нанести визит вежливости новым владельцам поместья.

Эбба, как обычно, без умолку болтала. Служанка выглядела обеспокоенно, разговор шёл о вчерашнем знакомстве с жителями деревни, отныне принадлежавшей Хенгисту и Эстрид на правах наследственного владения.

– Госпожа, ты видела, как они смотрели на нас? – камеристка оторвалась от грядки и покосилась в сторону деревни. – Такие злые взгляды, особенно у того здорового с бородой! Мне показалось, они нам совсем не рады.

Эстрид вспомнила вчерашний день. Перед ней и Хенгистом стояли две дюжины низкорослых, измождённых людей в серых холщовых одеждах. Тёмные от пыли и загара лица не выражали ни малейшего почтения к новым господам, а взгляды, бросаемые исподлобья, выражали недовольство и даже угрозу. Сервы напоминали дикарей. Женщины с тощими физиономиями и кривыми зубами или наоборот, широколицые, будто жабы, и заросшие бородой мужчины столпились вокруг, не говоря ни слова, а дети, одетые в нелепые лохмотья, таращились на Эстрид голодными выпученными глазами, от чего девушке стало не по себе. И находились эти люди совсем близко: деревню от садов поместья отделяла лишь узкая полоска леса. Эстрид всю жизнь провела в городе и редко видела сервов вблизи. Те же земледельцы, которые обитали в предместьях или приезжали торговать на рынке, выглядели гораздо опрятнее и не нагоняли такой жути, как население этого захолустья. Только староста общины произвёл на Эстрид благоприятное впечатление: виллан средних лет, приодевшийся по случаю приезда хозяев в, пусть не богатую, но чистую, аккуратную котту, оказался, плюс ко всему, ещё и обучен грамоте.

– Мне тоже это не понравилось, – согласилась Эстрид, – они будто чем-то обижены и желают нам зла

– Но мы только приехали, ничего дурного им не сделали, – огорчилась Эбба, – за что нас ненавидеть? Это не правильно. Вы с сэром Хенгистом добрые господа, несправедливо так к вам относиться!

– Может быть, они смотрят настороженно, потому что видят нас впервые? Но, когда познакомятся с нами поближе, и поймут, что бояться нечего, сразу станут относиться лучше.

В разговор вмешалась Халла:

– Госпожа, это люди, которые трудятся не покладая рук с раннего детства, и единственное, что они видели в жизни – земля под ногами. А сейчас их давят непосильными повинностями. Сложно ожидать любви от людей, загнанных в угол. К тому же по всему северу голод. Если не взойдут озимые посевы, есть будет совсем нечего! Можете себе представить, каково это?

– Ты права, Халла, – согласилась Эстрид, – но ведь мы не виноваты, что Всевидящий послал неурожай и что для войны нужны деньги?

– Небеса далеко, госпожа. Земледельцы видят причину бед в тех, кто находится рядом и кому они вынуждены отдавать урожай, которого и так нет.

– Ты на их стороне, Халла? – Эстрид бросила строгий взгляд на горничную. – Мне не нравятся твои слова.

– Госпожа, я лишь объясняю, что на душе у тех бедных людей, – нахмурилась женщина и снова принялась рубить кустарник своими мощными руками, силой которых рабыня могла потягаться с некоторыми мужчинами.

За переездом Эстрид забыла о жалобах Эббы на странности в поведении Халлы, но последние слова рабыни воскресили прежнюю тревогу. Теперь новоиспечённая леди жила не в защищённом городе, полном стражи и верных людей графа, а в глуши, окружённой лесами. И рядом находилась деревня с полудикими сервами, затаившими обиду на господ.

«А что, если дать ей свободу?» – размышляла Эстрид. Ей не очень хотелось иметь при себе рабыню, которая сможет придушить голыми руками, а затем безнаказанно убежать в леса. «Надо поговорить об этом с Хенгистом», – отметила для себя девушка.

Впрочем, опасаться нападения сервов, которых едва ли наберётся десяток боеспособных мужчин, вряд ли стоило. Как и многие особняки, принадлежавшие мелким землевладельцам, двухэтажный дом, где поселились молодожёны, походил на крепость в минитюре. На первом этаже располагались коморки для слуг и трапезная совмещённая с кухней, а на втором находились две относительно просторные комнаты, которые заняли Эстрид и Хенгист – спали они отдельно, каждый в своих покоях. Внутри здания было тесно, темно и сыро, а стены не имели даже грубой штукатурки, но зато архитектор предусмотрел всё для обороны дома: толстая кладка, крошечные окошки-бойницы, винтовая лестница и узкие коридоры, даже имелись фланкирующие башенки по обоим концам здания, из которых удобно вести обстрел осаждающих.

***

Мобад вместе со слугой-храмовником(1) приехали в условленное время. Упитанный, с чёрными жёсткими волосами и хитрыми, бегающими по сторонам, глазками, Бенруз произвёл на Эстрид не столь благоприятное впечатление, как дастур Фравак во время беседы перед отъездом, не понравилась и его манера общения: мобад разговаривал слишком заискивающим тоном, в котором не чувствовалось ни капли искренности. Храмовник же – молодой, щуплый монах, казавшийся щепкой на фоне полной, коренастой фигуры Бенруза – всё время молчал и держался скромно, как и полагается слуге.

Пища, поданная гостям, была не столь изысканна, как хотелось бы, и юную хозяйку это слегка огорчило. Ржаной хлеб вместо пшеничного, курица, овощная похлёбка и немного фруктов – вот и все скромные кушанья, которыми в настоящий момент мог похвастаться дом сэра Хенгиста. К счастью, в погребе нашёлся бочонок неплохого вина, что скрасило застолье.

Хенгисту и Эстрид не пришлось сильно напрягаться, чтобы отыграть перед гостями роль счастливого семейства, разговор представлял собой обычную светскую болтовню, и Эстрид, выпив вина, расслабилась и повеселела.

– Как вам наши края? – спросил Бенруз, уплетая курицу за обе щёки.

– Тут очень красиво, – ответила Эстрид, – и дом весьма неплох. Правда, его надо привести в порядок.

– Да, поместье давно стоит в запустении, предыдущий владелец преставился лет пять назад, не оставив наследника. Хорошо, что теперь тут живёт такая чудесная молодая пара. А вы знаете, что в этих лесах много кабанов и оленей? Между прочим, это излюбленное место охоты барона Кобертона. Но будьте осторожны, леди Эстрид, тут водятся и хищники! А природа у нас суровая, северная, зимы долгие, да и сейчас вон какая погода: пасмурно, постоянно дожди идут. Кстати, а я ведь до сих пор не знаю, откуда вы прибыли к нам?

– Из Вестмаунта, святой отец, – ответил Хенгист, – прежде я служил у Фравака Кобертона.

– Ну, тогда вам не привыкать, – махнул рукой Бенруз, – вот были бы южанами, пришлось бы туго!

Эстрид не нравился взгляд тучного мобада: казалось, он смотрит на юную девушку с таким же аппетитом, как и на поедаемую курицу. Эстрид было неприятно встречаться с ним глазами, и она уставилась в тарелку. Общаясь с дастуром Фраваком, дочь купца чувствовала присутствие Всевидящего, от гостя же исходили лицемерие и еле сдерживаемая похоть. Но всё это не мешало Эстрид вежливо улыбаться и поддерживать беседу, как и полагается хозяйке дома.

Бенруз между делом поведал о местах, в которых очутилась молодая семья. Поместье Мьёлль находилось далеко от главной дороги почти на самом отшибе королевства – дальше на север тянулись только леса, которые заканчивались полосой мёртвой земли. В окрестностях кроме редких деревень и небольших поместий не было ничего. Ближайший замок одного небогатого коленопреклонённого находился в двух днях пути, а до единственного во всём баронстве города Кюльбьёрга пришлось бы ехать три дня, он стоял на берегу реки Эдды, торговал с северными племенами, а управлялся не лордом, а парой производственных и торговой артелями.

Разговор закончился глубокой ночью, и Хенгист предложил мобаду переночевать в поместье, но Бенруз вежливо отклонил предложение:

– Премного благодарен за гостеприимство, с радостью бы остался в этом прекрасном доме, но, увы, священные обязанности требуют моего присутствия в святилище рано утром.

Мобад с храмовником ускакали в ночь, а Эстрид и Хенгист поднялись наверх, чтобы их разговор не слышали слуги.

– Мне не понравился этот человек, – сказала Эстрид, присаживаясь на кровать, – он говорит не то, что думает. И взгляд такой неприятный!

– И мне не понравился, – согласился Хенгист. – Да и само место это странное: дикая глушь, ни замков рядом, ни городов. А люди здесь в ещё худшем положении, чем в Вестмаунте: барон Кобертон взимает очень тяжёлые повинности. И еды у нас мало, скоро придётся жить впроголодь. Мы со старостой сегодня осматривали поля, он всё объяснил: рожь поразила пятнистая хворь, зёрна преют, собрать хороший урожай озимых в этом году не светит.

– И что делать?

– Пытаться выжить. Говорят, были времена и похуже. Надо научить повара разбавлять муку лебедой и другими добавками и экономить на всём, как это делают сервы. Если людям совсем нечего станет есть, у нас должны остаться запасы, чтобы не дать им умереть с голоду.

– Хенгист, мне страшно, – сказала Эстрид, беря супруга за руку. – За что мне всё это?

Он присел рядом:

– Не тебе одной плохо. Да и вообще, знаешь, о чём люди говорят? Грядёт Тьма.

– Но откуда они знают?

– Сложно сказать, но разговоры только об этом. Считают, что и голод и война – предвестники конца эпохи.

– Неужели и правда нам предстоит увидеть Тьму?

– Староста уверен, это лишь глупые басни сервов, напуганных обрушившимися бедами. А я даже не знаю, что думать.

– А зачем Всевидящий насылает Тьму?

Хенгист пожал плечами. Какое-то время они сидели молча. Эстрид прислонилась к нему, продолжая держать за руку. Она ощущала, как бьётся сердце молодого человека, и как в ней самой разгорается желание – хотелось забыться в его объятиях. Эстрид теперь была точно уверена, что любит Хенгиста, и больше всего на свете она боялась потерять его – единственную опору среди тьмы чужого враждебного мира, обложившего их со всех сторон.

После той ночи они больше не спали в обнимку, но с тех пор Хенгист изменился по отношению к супруге: стал мягче, заботливее и не столь раздражительным, как прежде. И Эстрид всё больше утверждалась в мысли, что он испытывает ответные чувства.

– Останься со мной, – прошептала она, – прошу. Давай проведём эту ночь, как муж и жена.

– А как же твоя любовь к графу? Да и я дал обещание.

– Но это не такие чувства, как к тебе. Я его уважаю и почитаю, как отца, но люблю по-настоящему только тебя. Кто знает, что произойдёт завтра? Что, если скоро придёт Тьма, и все мы умрём?

– Я тоже тебя люблю, Эстрид, и всегда любил, – Хенгист нежно обнял её. – Но разве дело в этом? Ты знаешь, кто я на самом деле?

Эстрид вопросительно посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Я незаконнорожденный сын графа. И я дал отцу обещание, что не притронусь к тебе до определённого момента. – Хенгист поджал губы, на его лице отразилась тяжёлая душевная борьба.

– Не может быть! Но ты никогда не рассказывал о своём родстве.

– Знаю. И не должен был для собственной безопасности. Ардван всегда старался держать втайне своих ублюдков: графиня нас на дух не переносит. Да и происхождение не даёт мне никаких привилегий – тогда к чему лишний раз трепаться?

– Но какое это имеет значение?! – воскликнула Эстрид, обхватив лицо супруга ладонями. – Ты не вассал графа, и клятва верности связывает тебя совсем с другим человеком. Неужели справедливо с его стороны подвергать нас такой пытке? Мы же любим друг друга и заключили союз перед взором Всевидящего. А раз так, кто из людей имеет права препятствовать нашей любви?

– Ты права, – согласился Хенгист, – мой отец несправедливо со мной поступил. Я должен сражаться на войне, а не помирать от голода в этом захолустье. А ещё проклятые обещания! У Ардвана нет души, он казнит людей направо и налево, уводит их из домов, делает, что хочет. Моя мать была женой одного серва, и граф… он просто силой забрал её и поселил в замке а, когда наигрался, прогнал обратно домой. Её муж не перенёс душевных страданий и свёл счёты с жизнью, но думаешь, Ардвану было до этого дело? Я всю жизнь старался не думать об этом, старался служить верой и правдой, как приучили…

Не договорив, Хенгист замолчал и уставился в пол. В руках он сжимал ладони Эстрид.

– Это ужасно... – прошептала Эстрид, не веря своим ушам и не понимая, как человек, которого она так уважала и чтила, мог совершать подобные вещи. Она вдруг почувствовала себя всего лишь очередной игрушкой в руках властного лорда.

Не говоря ни слова, парень притянул девушку за талию, она обвила руками его шею, и губы их слились в поцелуе. Повалив Эстрид на кровать, Хенгист стал срывать с неё одежды.

– Да! – простонала она, тая в его объятиях, – продолжай!

1.Храмовник – здесь слуга при храмах и святилищах, помогающий мобаду или дастуру в проведении служений.

Глава 27 Монтан VI

Вернувшись в город, Мотан первым делом отправился в дом Никанора. Старик удивился, увидев юношу после трёх дней отсутствия.

– Не стоило сюда возвращаться, – сказал он, – кажется, ты наговорил лишнего Халкею, и теперь у тебя серьёзные проблемы. Лучше беги из города, пока вновь не явились солдаты.

– Что случилось? – не понял Монтан

– Да что тут только не случилось! Люди Лаодики приходили. Узнали, что ты пропал, и очень рассердились. А потом и вообще городская стража вломилась. Говорят, тебя обвиняют в мошенничестве и шарлатанстве. Весь дом перевернули! Ещё и меня хотели увести: почему-то решили, что мы заодно. Еле отбрехался, слава богам – передумали! Ну и проблем ты мне доставил, парень.

– Я всё улажу, – Монтан был спокоен, – никто больше не потревожит тебя. И мне они ничего дурного не сделают.

– Кажется, ты не понимаешь, с кем связался, – укоризненно покачал головой Никанор. – Если Халкей заручился поддержкой аристократии, самое разумное, что можно сделать – бежать без оглядки. В Нэосе добра не ищи. Местные шишки тебя съедят и не поперхнтся.

– Возможно, я уйду, возможно – нет. Но я должен ещё кое-что сделать.

– Что ж, воля твоя. Жаль, если тебя схватят, – вздохнул старик.

Едва Монтан покинул дом и зашагал в сторону центра, его нагнали три горожанина. Кланяясь, они обступили юношу.

– Господин, приветствуем тебя! – воскликнул старший из них, обладатель короткой жиденькой бороды и гладкой лысины.

– Приветствую, – сказал Монтан, – что нужно вам?

– О, великий господин, – человек вновь поклонился, – мы рады, что ты вернулся, ожидания наши оказались не напрасны! Меня зовут Кенэй, это Нефсефей и Хирон, – он указал на спутников. – Мы хотим следовать за тобой и учиться мудрости и истине.

– Почему вы хотите за мной следовать? Я не учитель и не пророк – я целитель.

– Господин Монтан, мы знаем, кто ты и кто тебя послал, – не унимался Кенэй, – и готовы услышать слово истины! Подвергни нас любому испытанию, если сомневаешься.

– Ну и за кого же вы почитаете меня?

– Он нас испытывает, – прошептал еле слышно один из троицы.

– Ты сын и посланник Бога Хронуса, великий маг, целитель и пророк, а так же будущий автократор всей земли, который должен явить истину племенам и народам, – благоговейно проговорил Кенэй.

Монтан подумал, что эти люди могли бы оказаться полезны в качестве бесплатной прислуги. Вот только они имели слишком высокие ожидания: ничего из вышеперечисленного молодой целитель делать не собирался. Он перебрал в голове известные ему религиозные течения. Понять, кто стоял перед ним, не составило труда: это были хрониты – одна из очень древних конфессий хошедарианства, отколовшаяся от господствующего течения на заре его существования. Хрониты считали, что знают имя верховного бога, но, в отличие от хошедарианцев, существование иных богов не отрицали. Вот только с точки зрения адептов хронизма поклоняться им было бессмысленным занятием, поскольку те не имели почти никакой власти в этом мире. Хошедарианская церковь Катувеллании, считавшая доктрину хронитов богомерзкой ересью, давно истребила и изгнала с территорий королевства всех, кто открыто исповедовал её, но в свободных торговых городах, вроде Нэоса, хронизм процветал.

В отличие от правоверных хошедарианцев хрониты не ожидали наступления Тьмы, полагая, что страшные пророчества сбудутся лишь в том случае, если люди не встанут на праведный путь. В соответствии с их верованиями у бога Хронуса помимо Хошедара было ещё несколько сыновей, и они должны приходить на землю каждый в своё время, дабы править народами и наставлять их в истине.

– Почему вы решили, что я тот самый пророк? – продолжал допытываться Монтан.

– Мы знаем о чудесах, которые ты повсюду творишь, и о том, что лживые мобады в Мегерии попытались схватить тебя, но все пали позорной смертью. Люди слепы, они лишь пользуются даром Бога, но не видят посланника Его. А ещё один наш брат увидел во сне, как светловолосый юноша явился в город, дабы учить истине. Мы тут же начали узнавать о всех прибывших в последнее время, и нашли тебя.

– И много таких, кто считает… кто узнал во мне посланца Хронуса?

– Наша община в тридцать человек вся готова следовать за тобой, – Кенэй напустил на себя важный вид, будто в том имелась его личная заслуга.

– Не густо.

– К сожалению, люди слепы, и Враг отравляет их ум. В городе многое тех, кто чтит Хронуса, но они отвергли знаки. Однако если ты явишься им, люди уверуют!

– Боюсь, вы ошиблись, – Монтан решил прекратить ненужный разговор, – Хронус не посылал меня, и автократором я становиться не желаю.

– Сны не ошибаются, господин, особенно, если посланы Богом, – провозгласил Кенэй, подняв палец вверх. – Ты можешь испытывать нашу веру, но, в конце концов, убедишься, что она крепка, как камень!

«Кажется, от них не так просто отвертеться», – подумал Монтан.

– Что ж, пусть будет так, – он больше не пытался разубедить навязчивую троицу, – тогда идите по домам. Сейчас мне предстоят важные дела, но когда время настанет, я найду вас и поведу за собой.

– Слушаемся, – Кенэй и остальные замерли в глубоком поклоне.

Монтан тут же забыл о странных людях, теперь он шёл туда, куда его тянуло всё это время – к Лаодике. Узнать, где находится дом Мермеидов, не составило труда. Четырёхэтажный дворец, расположенный на холме, было видно почти из любой точки города. Величественное сооружение по периметру окружала колоннада и балконы, а от самого фундамента до шпилей башен фасад украшали скульптурные композиции и узорчатая лепнина. Ко дворцу примыкал цветущий сад с аллеями, фонтанами и статуями работы лучших мастеров. Стражники у входа выглядели не менее пышно, чем само здание: позолоченный ламеллярный доспех спускался почти до пят, а шлемы с львиными головами украшал разноцветный конский волос. Такая броня стоила целое состояние.

– Мне нужно увидеть Лаодику, – обратился Монтан к стражнику.

– Здесь не проходной двор, – отрезал воин, даже не глядя на молодого человека.

– Меня она примет. Передай, что явился Монтан-целитель.

Стражника недоверчиво покосился на скромно одетого юношу, который говорил с такими спокойствием и достоинством, будто сам является высокородным аристократом. Поразмыслив, он позвал слугу.

– По какому вопросу? – спросил тот, надменно осматривая гостя.

– У меня дела.

– Просителям тут не место, убирайся.

– Лаодика посылала за мной три дня назад.

– Да ну!

«Что же это такое!» – Монтан почувствовал, как внутреннее равновесие вновь покидает его, он устремил на слугу пустой, всепроникающий взгляд, от которого тот машинально съёжился, и отчеканил:

– Просто доложи, кто пришёл!

Стражники нахмурились, сжав алебарды.

– Ладно, – буркнул недовольно слуга и поспешил в дом.

Лаодика сидела в саду под обвитым плющом навесом. Сегодня она была облачена в изумрудное платье, расшитое орнаментом из цветов, а нижнюю часть лица и шею скрывала плотная шелковистая ткань. В соседнем кресле, развалился мужчина в дорогом наряде. Ухоженная бородка украшала его холёное лицо с чуть раскосыми, как и у Лаодики, глазами. Рядом на столике стоял кувшин с вином и два кубка.

– Здравствуй Монтан, – богатая дама холодно посмотрела на вошедшего.

Юноша поздоровался с обоими, слегка склонив голову.

– А молодой человек весьма дерзок, – заметил мужчина, – раз не удосужился поприветствовать поклоном тех, кто выше его по положению.

– Прошу прощения, – сухо сказал Монтан, ни капли не смутившись, – боюсь, я ещё плохо знаю обычаи этого города.

– Присаживайся, – небрежно кивнула Лаодика на мраморный табурет возле столика. – Это мой брат, Лукас, – представила она мужчину, – управляющий землями семьи, капитан нашей гвардии, и вдобавок, прославленный поэт Нэоса, – последнее она произнесла с лёгкой усмешкой.

– Так ты и есть тот самый целитель, который чудесным образом излечил мою сестру? – Лукас слегка приподнял бровь.

– Да, это я, – Монтан подошёл и сел на предложенное место.

– Знаешь, а у тебя воистину дар. Хоть ты и успел ополчить против себя гильдию врачей, наверняка сможешь далеко пойти, если, конечно, выучишь манеры, принятые в благородном обществе.

– Только наш юный друг иногда любит пропадать и не сдерживает обещания, – Лаодика прожгла юношу прекрасными зелёными глазами. – Но, вероятно, на то имелись веские причины?

– Мне пришлось срочно покинуть город, – объяснил Монтан, – но я помню своё слово и вернулся завершить начатое.

– Что ж, верность слову делает тебе честь, – заметила Лаодика, а затем обратилась к брату: – Послушай, Лукас, давай завтра решим вопрос с землёй – это не к спеху, а дела после обеда меня утомляют.

– Хочешь променять моё общество на общество этого симпатичного юноши? – ехидно улыбнулся брат. – Тогда, пожалуй, пойду, не стану мешать вашей милой беседе.

Мужчина удалился, а Лаодика предложила пройтись по саду. Сад поддерживался в идеальном состоянии трудами пары десятков слуг и рабов. Вымощенная разноцветной мозаикой тропинка вела то среди цветников, то под навесом раскидистых ветвей. Несколько фонтанов, украшенных мраморными скульптурами, ласкали слух журчанием воды, а тенистые аллеи в жаркие дни хранили прохладу.

– Как тебе мой сад? – спросила Лаодика, когда они проходили мимо очередной клумбы.

– Здесь хорошо, – Монтан не кривил душой, ему и правда нравился этот зелёный уголок.

– Тут, в Нэосе, довольно тесно. Предпочитаю коротать дни в загородном поместье, но сейчас слишком много дел. Наверное, тебе тоже больше по душе природа?

– Да, этот город слишком шумный и многолюдный, я теряю здесь силы. Прости, что не предупредил об отъезде: почувствовал, что должен покинуть это место и побыть в одиночестве.

– Знаешь, у меня тоже порой возникает такое желание, – призналась Лаодика. – Эта суета вокруг отнимает много сил. Временами всем бывает нужно отдохнуть и подумать о жизни. Но ты расстроил нас тем, что так внезапно покинул Нэос: я, было, собиралась предложить тебе работу – твои способности должны получить достойное применение.

– Я скоро снова уйду из города.

– Но отчего же? Тебя не устраивают открывающиеся перспективы? Или ты испугался этого старого дурня Халкея? Вот уж точно никчёмный человек! А сколько денег дерёт за свои бесполезные мази и припарки! Можешь не опасаться: уверяю, он и пальцем тебя не посмеет тронуть.

– Я не боюсь Халкея, мне нет до него дела. Но в городской суете я теряю себя. Долгое время я хотел попасть в Нэос, проделал большой путь, а теперь сожалею, что так сюда рвался. Я должен идти дальше.

Лаодика, приподняв бровь, удивлённо посмотрела на юношу:

– Но куда ты идёшь? И откуда сам?

– Прежде я жил за Сверкающими Горами на краю земли, а куда идти дальше, я ещё не понял.

– Далеко же забрёл! Но тебе всё-таки стоит обдумать моё предложение. А что, если цель твоего пути именно тут? Многие мечтают о славе и богатстве. Служа этому дому можно обрести и то и другое.

– Ты права, многие стремятся к этому, – вздохнул Монтан, – но, боюсь, слава и богатство не удовлетворят меня.

– Что же ещё я могу предложить за твою службу? – развела руками Лаодика.

Монтан остановился и пристально взглянул в её красивые, зелёные глаза: