Текст книги "История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1"

Автор книги: Дмитрий Святополк-Мирский (Мирский)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

славят науку – и как познание, и как практическое применение. Они

призывают землю Российскую рождать «собственных Платонов и

быстрых разумом Невтонов», дабы она могла затмить своих западных

учителей. Но своего апогея как поэт Ломоносов достигает в

духовных одах. Они воодушевлены рационалистической концепцией

Бога-законодателя, проявляющего себя в великих и неизменных

законах природы. Оба Размышления о Божием величестве–

прекраснейшие образцы ломоносовской философской поэзии и той

мощи, с которой он широкими мазками набрасывает торжественные и

величественные картины природы. Но самый лучший образчик его

красноречия, его «мощной строки» и его «странно счастливого»

поэтического языка – замечательная Ода, выбранная из Иова.

И особенно те главы, где ревнивый Бог Ветхого Завета со всей силой

убедительности превращается в лейбницианского Законодателя

вселенной.

3. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ И ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

ПОСЛЕ ЛОМОНОСОВА

Если Ломоносов был отцом новой русской цивилизации, то

отцом профессионализма в русской литературе был Александр

Петрович Сумароков (1717–1777). Он родился в Москве, в хорошей

дворянской московской семье, воспитывался в Петербургском

кадетском корпусе, где приобрел совершенное знание французского

языка и близкое знакомство с французским классическим

образованием. Сумароков не был ни аристократическим дилетантом,

как Кантемир, ни ученым профессором, как Тредиаковский и

Ломоносов; он был первый в России джентльмен, дворянин,

избравший своей профессией литературу. Он писал много, писал

регулярно, особенно в тех жанрах, которыми пренебрег Ломоносов.

Самыми важными его произведениями являются пьесы, но и в

недраматическом роде он сделалмного интересного. Его басни –

первый опыт в том жанре, которому было суждено особенно

процвести в России. Его сатиры, в которых он иногда имитирует

приемы народной поэзии – хлесткие и остроумные нападки на

архиврагов своего класса – государственных чиновников и судейских.

Но из всего, им написанного, внимание читателя поэзии могут еще и

теперь привлечь его песни. Они замечательны поистине

поразительными метрическими изобретениями (которым даже и

подражать никто из его последователей не сумел) и настоящим

мелодическим даром. По темам же они полностью находятся в

пределах традиционной классической любовной поэзии.

Сумароков был также первопроходцем в журнализме (он издавал

журнал Трудолюбивая пчела, 1759) и в литературной критике.

Критика его, как правило, придирчива и поверхностна, но она много

сделала для того, чтобы привить русской публике каноны

классицистического вкуса. Он был преданным последователем

Вольтера и гордился, что обменялся с ним несколькими письмами. На

авторитет Вольтера опирался он и тогда, когда стал сражаться против

безобразного вкуса к сентиментальному, который к концу его жизни

стал проникать в Россию в форме английской сентиментальной

драмы. Тщеславный и застенчивый Сумароков был о себе

чрезвычайно высокого мнения и считал себя русским Расином и

Вольтером в одном лице. В отношениях с людьми он был

раздражителен, обидчив и нередко мелочен. Но его

раздражительность и обидчивость имела для писательской профессии

почти такое же значение, как спокойное достоинство Ломоносова: на

нее перестали смотреть свысока, и она окончательно заняла свое

место в обществе.

Ломоносов и Сумароков установили царство классицизма с

непререкаемым авторитетом «единственного Буало» и его наследника

на критическом престоле – Вольтера. Разумеется, поэзия стала

главным полемсражения литературных амбиций. Это поле было

строго разделено на неизменяемые участки (жанры), каждый из

которых имел свои предуказанные формы, свой стиль и свой метр.

Поэты могли писать в нескольких жанрах или даже в каждом из них,

но не могли их смешивать. Жанры были неравнозначны по важности

и достоинству и делились на высокие, средние и низкие. Высокими

были трагедия, эпос и торжественная ода. Ниже находилась

горацианская ода, песня, сатира, сказка в стихах (канонизированная

Лафонтеном), басня и фарс, бурлеск. Эпос считался самой высокой

формой поэзии, и литература не могла претендовать на

самостоятельное значение, пока не произвела на свет национального

эпоса. Ломоносов попробовал создать эпическую поэму о Петре

Великом, но оставил ее, едва начавши. Михаил Херасков, дворянин

молдавского происхождения (1733–1807), пиетист и франкмасон, в

течение многих лет куратор Московского университета и один из

самых просвещенных и уважаемых людей XVIII столетия,

возобновил попытки создания национального эпоса. Он написал две

огромных повествовательных поэмы – Россиада(1779) и Владимир

Возрожденный(1785). Первая рассказывала о взятии Казани Иваном

Грозным; вторая – о введении христианства Владимиром Святым.

Образцом для их стиля послужила вольтеровская Генриада. Россиада

вдохновлена патриотическим культом героя. Во

Владимире

мистические тенденции и пиетизм автора выходят на первый план.

Обе поэмы, особенно Россиада, были очень популярны, и в течение

некоторого времени Хераскова считали «русским Гомером». Он был

одним из первых поэтов XVIII века, которого отверг девятнадцатый,

но читатели Аксакова не забудут, с каким энтузиазмом он, еще

мальчик, в конце 90-х годов декламировал пассажи из Хераскова.

В елизаветинской и екатерининской России ода была важным

институтом. Двор постоянно требовал од, и писание од приносило

больше реальных и ощутимыхрезультатов в форме пенсий и

почестей, чем любой другой род писательской деятельности.

Естественно, средний уровень одописания был низок. За

исключением одного Державина, все одописцы времен Екатерины

были более или менее неоригинальными подражателями Ломоносова.

Самым знаменитым из них был Василий Петров (1733–1801),

вознесшийся из очень скромного положения до высоких

административных постов единственно благодаря успеху своих од

при дворе. Петров много лет прожил в Англии и был поклонником и

переводчиком Попа. Приятный и более совершенный поэт – шурин

Державина, Василий Капнист (1757–1823), украинский дворянин и

автор знаменитой сатирической комедии, о которой мы еще будем

говорить. Он был самым изысканным и элегантным поэтом своего

времени, и особенно ему удавалась горацианская ода, «средний» род

поэзии, стоящий на полдороге между настоящей одой и откровенно

фривольной песней.

Из повествовательных жанров, кроме эпического, два самых

популярных – басня и сказка в стихах – имели своим

родоначальником милый гений Лафонтена. Басня после Сумарокова

была блистательно представлена Иваном Ивановичем Хемницером

(1744–1784), близким другом Державина, первым русским

баснописцем, в баснях которого прозвучала оригинальная нота.

В этих баснях есть нечто большее, чем предвкушение Крылова. Они

написаны великолепным, крепким, народным языком. Некоторые

относятся к тем немногим стихам XVIII века, которые так и остались

навсегда популярными. Самая известная, Метафизик, забавная

сатира на молодого ученого, только что выпущенного из Академии;

он упал в яму и, когда отец хочет его вытащить с помощью веревки,

он отказывается воспользоваться веревкой, пока не выяснит ее

метафизических свойств. После чего благоразумный отец теряет

терпение и оставляет сына философствовать в яме.

Другой лафонтеновский жанр представлен Ипполитом

Богдановичем (1743–1803), как и Капнист, украинским дворянином.

В 1782 году он поразил всю читающую публику своей поэмой

Душенька. Это стихотворное переложение лафонтеновского романа

Любовь Психеи и Купидона. Полвека Душенькасчиталась

изысканным шедевром легкой поэзии.

Самый низкий разряд поэзии – ироикомические поэмы и фарсы.

Ироикомическая поэма процветала в руках Василия Майкова (1728–

1778), чей Елисей, или Раздраженный Вакх(1769) был любимым

комическим чтением двух поколений российских читателей. Он

полон грубого, но мужественного реализма и, после басен

Хемницера, является лучшим образчиком не подслащенного

разговорного языка того времени. «Бурлеск» породил несколько

перелицовок Энеиды, одна из которых имеет особый интерес и

историческую важность. Это малороссийская ЭнеидаКотляревского

(1798) – начало новой украинской литературы.

4. ДЕРЖАВИН

Над всеми этими почтенными и посредственными писателями и

поэтами возвышается величайший поэт столетия и один из

величайших и оригинальнейших русских поэтов – Гаврила

Романович Державин. Он родился в 1743 г. в семье мелкопоместных

казанских дворян и получил образование в городской гимназии. Там

он выучил немецкий язык, но не французский и не латынь. После

школы Державин отправился в Петербург, где стал проходить

военную службу; он был гвардии солдатом. Покровителей у него не

было, поэтому ему пришлось долго дослуживаться до офицерского

чина. В 1773 г., когда началось Пугачевское восстание, Державин был

в отпуске, в Казани; там он привлек внимание власть имущих,

написав для казанского дворянства речь с выражением преданности

императрице. Онстал адъютантом ген. Бибикова и после подавления

восстания получил повышение и имение в только что

присоединенной Белоруссии.

В 1777 г. он вернулся в Петербург и поступил на гражданскую

службу в одном из государственных учреждений. Только тогда он

начал всерьез заниматься поэтической деятельностью. К 1780 г. у

Державина уже сложилась твердая поэтическая репутация. К 1782 г.

репутация превратилась в громкую славу, когда одна за другой

появились Фелица, полуюмористическая ода Екатерине, и знаменитая

ода Бог. В ФелицеДержавин превознес добродетели императрицы и

сатирически изобразил пороки ее главных придворных. Ода принесла

ему особенное благоволение Екатерины. Когда, вскоре после ее

публикации, Державин поссорился со своим начальником и был

вынужден оставить службу, он немедленно получил более высокий

пост и был назначен олонецким губернатором. Но и там он

поссорился с помощником губернатора, а когда был переведен

губернатором в Тамбов, поссорился снова. В 1792 г. он был назначен

секретарем императрицы для приема челобитных, но и с ней не

ужился, и когда после ее смерти Павел захотел использовать поэта в

качестве секретаря, то тоже выяснил, что поладить с ним трудно.

Последнюю попытку использовать великого поэта в своем аппарате

сделал Александр I в 1802 г. – он назначил его министром юстиции.

Но либеральный дух, царивший среди сподвижников молодого

императора, был старому поэту не по нутру, ибо был он откровенным

реакционером, и через год этот эксперимент закончился. В 1803 г.

Державин оставил службу и, чтобы спокойно наслаждаться жизнью,

поселился в своем недавно приобретенном имении Званка в

Новгородской губернии. Его широкое, эпикурейское, философически-

спокойное житье в Званке с большим воодушевлением описано в

одной из самых прелестных поэм его старости – Евгению, жизнь

званская(1807). Лирический гений Державина почти не выдыхался с

годами, и умер он в 1816 году с пером в руке: последние его строки,

блистательные начальные стихи Оды на тленностьтолько что были

записаны на грифельной доске.

Творчество Державина – почти исключительно лирика. Трагедии,

которые он писал в последние годы, не имеют значения. Проза

важнее. Его Рассуждение о лирической поэзии– замечательный

пример не слишком информированной, но вдохновенной критики.

Комментарий, написанный им к собственным стихам, полон

прелестных, странных и много проясняющих подробностей.

Мемуарыочень убедительно рисуют его нелегкий и упрямый нрав.

Проза его, стремительная и нервная, совершенно свободна от

педантических завитушек германо-латинской риторики и, вместе с

суворовской, представляет самую индивидуальную и мужественную

прозу столетия.

В лирической поэзии Державин велик. Даже просто по силе

воображения он один из немногих величайших русских поэтов. Дух

его поэзии классический, но это классицизм варвара. Его

философия – веселое и жадное эпикурейство, не отрицающее Бога,

но относящееся к нему с бескорыстным восхищением. Он принимает

смерть и уничтожение с мужественной благодарностью за радости

быстротечной жизни. Он забавно соединяет высокоморальное

чувство справедливости и долга с твердым и сознательным решением

наслаждаться всей полнотой жизни. Он любил высокое во всех его

формах: метафизическое величие деистического Бога, физическое

величие водопада, политическое величие империи, ее строителей и

воинов. Гоголь был прав, когда назвал Державина «поэтом величия».

Но хотя все эти черты присущи классицизму, Державин был варвар,

не только в своей любви к материальным наслаждениям, но и в своем

использовании языка. «Гений его, – сказал Пушкин, – мыслил по-

татарски и по недостатку времени не знал русской грамматики».

Егостиль – это постоянное насилие над русским языком,

непрестанная, сильнейшая, индивидуалистическая, мужественная, но

часто и жестокая его деформация. Как и его великий современник

Суворов, Державин не боялся потерь, когда дело шло о победе.

Величайшие его оды (и Водопадв том числе) часто состоят из

отдельных головокружительных пиков поэзии, вздымающихся над

хаотической пустыней корявых общих мест. Поэтическая сфера

Державина очень широка. Он писал похвальные и духовные оды,

анакреонтические и горацианские стихотворения, дифирамбы и

кантаты, а в позднейшие годы даже баллады. Он был смелым

новатором, но новации его не противоречили духу классицизма.

В своем парафразе горациевского

Exegi Monumentum

он

обосновывает свое право на бессмертие тем, что создал новый жанр:

шутливую похвальную оду. Дерзкая смесь высокого с реальным и

комическим – характерная черта самых популярных державинских

од, и именно эта новизна ударила по сердцам его современников с

такой неведомою силой. Но помимо своих новаций Державин –

величайший русский поэт самого ортодоксально-классического

стиля, он красноречивейший певец великих и незапамятно древних

общих мест поэзии и всечеловеческого опыта. Величайшие из его

моралистических од: На смерть князя Мещерского– никогда

горацианская философия carpe diem(пользуйся сегодняшним днем)

не была высказана с таким библейским величием; короткий и

сильный парафраз 81-го псалма – против плохих царей, после

французской революции навлекший на поэта большое

неудовольствие (он мог ответить на обвинения только словами «Царь

Давид не был якобинцем, и потому мои стихи никому не могут быть

неприятны»); и Вельможа, сильнейшая обвинительная речь против

самых выдающихся фаворитов XVIII века, где язвительный сарказм

идет рука об руку со строжайшей нравственной серьезностью.

Но в чем Державин неподражаем – это в умении передать

впечатления от света и цвета. Он видел мир как гору драгоценных

камней, металлов и пламени. Величайшие его достижения, в этом

смысле, начало Водопада, где он одновременно достиг и вершины

своей ритмической мощи; поразительный Павлин(так своенравно

испорченный под конец плоской моральной сентенцией) и стансы На

возвращение графа Зубова из Персии(которые, кстати сказать,

служат ярким примером державинской независимости и духа

противоречия: стихи были написаны в 1797 году, сразу после

восшествия на престол Павла I, который Зубова особенно ненавидел,

и были обращены к брату последнего фаворита покойной

императрицы). Именно в таких стихах и пассажах гений Державина

достигает высот. Очень трудно это передать на другом языке,

поскольку именно на необычайном характере слов, синтаксиса и

прежде всего метрического разделения зиждится производимый ими

эффект. Его сверкающие зрительные вспышки и риторические

извержения и делают Державина поэтом «пурпурных пятен» par

excellence.

Очень своеобразный раздел державинского поэтического

творчества представляют анакреонтические стихи последних лет

(впервые собранные в 1804 году). В них он дает волю своему

варварскому эпикурейству и страстному жизнелюбию. Из всех

русских поэтов только у одного Державина в его цветущей старости

звучала эта нота радостной, здоровой и крепкой чувственности.

Стихи выражают не только сексуальную чувственность, но и

огромную любовь к жизни во всех ее формах. Такова уже упомянутая

Жизнь званская; гастрономически-моралистическое Приглашение на

обеди строки Дмитриеву о цыганах (Державин, первый из длинной

череды русских писателей – Пушкин, Григорьев, Толстой, Лесков,

Блок – отдал должное увлечению цыганской музыкой и пляской). Но

среди поздних анакреонтических стихов есть стихи необычайной

мелодичности и нежности, в которых (как сам Державин говорит в

своих комментариях) он избегал «буквы „р“, чтобы доказать

медоточивость русского языка».

Поэзия Державина – целый мир поразительных богатств;

единственный ее недостаток в том, что великий поэт не был ни

примером, ни учителем мастерства. Он не сделал ничего для

поднятия уровня литературного вкуса или для улучшения

литературного языка; что же касается его поэтическких взлетов, то

было совершенно ясно, что сопровождать его в эти

головокружительные высоты невозможно.

5. ДРАМА

Настоящая история русской драматургии и русского театра

начинается в царствование Елизаветы.

Первой настоящей пьесой, написанной по французским

образцам, была трагедия Сумарокова Хорев, разыгранная перед

императрицей в 1747 г. молодежью из Пажеского корпуса.

Первая постоянная актерская труппа была основана через

несколько лет в Ярославле (в верховьях Волги) местным купцом

Федором Волковым (1729–1763). Елизавета, страстная любительница

театра, прослышала про ярославских актеров и вызвала их в

Петербург. В 1752 г. они выступили перед ней к полному ее

удовольствию. Сумароков тоже был в восхищении от Волкова; от их

союза родился первый постоянный театр в России (1756). Сумароков

стал его первым директором, а Волков – ведущим актером. Как

нередко случалось в России и в последующие годы, актеры

восемнадцатого века были выше его драматургов. Величайшее имя в

истории русского классического театра – Дмитриевский, актер-трагик

(1734–1821), изначально принадлежавший к волковской труппе. Он

усвоил французскую высокую манеру трагической игры и возглавил

список великих русских актеров.

Классический театр очень быстро стал популярен.

Образованные, полуобразованные и даже вовсе необразованные

классы были околдованы игрой классических актеров в классических

трагедиях и комедиях. Нет сомнения, что репутацию Сумарокову

создала хорошая игра артистов, поскольку литературная ценность его

пьес невелика. Его трагедии делают классический метод просто

смешным; их александринский стих груб и неотесан, персонажи –

марионетки. Его комедии – адаптация французских пьес с редкими

проблесками русских черт. Диалоги – напыщенная проза, которой

никогда в жизни никто не говорил и от которой за версту разит

переводом.

После Сумарокова трагедия развивалась медленно, некоторый

прогресс сказался лишь в большей легкости и изяществе

александринских стихов. Главным драматургом екатерининской

эпохи стал зять Сумарокова Яков Княжнин (1742–1791), подражатель

Вольтера. Некоторые из наиболее интересных его трагедий

(например, Вадим Новгородский, 1789) дышат почти революционным

свободомыслием.

Комедия была гораздо живее и после Сумарокова крупными

шагами пошла к овладению русским материалом.

Самым замечательным комедиографом того времени был Денис

Иванович Фонвизин.

Он родился в 1744 г. в Москве, в дворянской семье, получил

хорошее образование в Московском университете и очень рано начал

писать и переводить. Закончив курс, он поступил на государственную

службу, стал секретарем графа Панина, одного из крупнейших

вельмож екатерининского царствования, и в 1766 г. написал первую

из двух своих знаменитых комедий – Бригадир. Будучи человеком со

средствами, вращаясь в лучшем обществе столицы, он всегда был

более дилетантом, чем профессиональным писателем, хотя в

литературных кругах вскоре стал выдающейся фигурой.

В 1777–1778 годах Фонвизин путешествовал за границей; целью

путешествия был медицинский факультет в Монпелье. Свою поездку

он описал в Письмах из Франции; это самая изящная проза той эпохи

и одновременно – поразительный документ антифранцузского

национализма, уживавшегося у русской элиты екатерининского

времени с полнейшей зависимостью от французского литературного

вкуса. В 1782 г. появилась вторая и лучшая комедия Фонвизина

Недоросль, которая определила его место как самого выдающегося

русского драматурга. Последние годы Фонвизина прошли в

постоянных болезнях и заграничных путешествиях в поисках

исцеления. Он умер в 1792 году.

Репутация Фонвизина почти полностью основывается на двух его

пьесах, которые, несомненно, лучшие русские пьесы до Грибоедова.

Обе они написаны прозой и отвечают канонам классиче ской комедии.

Но основным образцом для Фонвизина был не Мольер, а великий

датский драматург Хольберг, которого он прочел по-немецки и с

перевода пьес которого начал свою литературную деятельность. Обе

пьесы – социальная сатира на вполне определенных людей.

Бригадир– сатира на модную французскую полуобразованность

«петиметров». Она полна неподдельной веселости, и хотя менее

серьезна, чем Недоросль, построена лучше. Но Недоросль, хотя и

несовершенен по построению, замечателен и справедливо считается

фонвизинским шедевром. Как всегда в русских классических

комедиях, тут есть пара добродетельных влюбленных, Милон и

Софья, которые неинтересны и условны. Весь интерес сосредоточен

на отрицательных персонажах: это семья Простаковых и их

окружение. Острие сатиры направлено против тупого, эгоистичного и

грубого варварства необразованных помещиков. Эти персонажи

великолепно обрисованы. Госпожа Простакова – деспотка и драчунья,

у которой всего и есть одно человеческое чувство – любовь к

шестнадцатилетнему сыну Митрофану, которого она зовет только

«дитятком».

Материнские чувства ее – чисто животного и материального

свойства: она хочет только, чтобы ее Митрофанушка ел сколько

влезет, не простужался, не думал о долге и обязанностях и женился

на богатой наследнице. За ней следует ее брат Скотинин, который

признается, что больше любит свиней, нежели людей; ее глуповатый

муж Простаков; мамка, обожающая своего питомца, который только и

делает, что поносит ее, – и, наконец, сам герой, знаменитый

Митрофан. Это олицетворение вульгарного и грубого эгоизма, без

единой человеческой черты – даже его безумно любящая мать не

получает от него никакого ответа на свое чувство.

Все эти характеры написаны мастерски и великолепно вводят в

замечательную портретную галерею русской литературы. Диалоги

отрицательных персонажей изумительны по жизненности и

характерности. Но положительные герои, Милон и Софья, со своими

положительными дядюшками – просто марионетки из назидательных

сказок; все четверо – воплощенная добродетель и честь; все четверо

выражаются напыщенным книжным языком, который не способствует

нашему сочувствию к добродетели, когда мы слышим его рядом с

блистательно реальными речами Простаковых. В искусстве создания

характеров и комического диалога Фонвизин превосходит всех своих

современников. Но и окружен он созвездием талантливых

комедиографов. Количество хороших комедий, появившихся в

последней трети XVIII века, довольно велико. Они свежо и

реалистически создают портретную галерею эпохи. Самым

плодовитым комедиографом был Княжнин – его комедии лучше его

же трагедий. Они написаны большей частью стихами и хотя в

создании характеров и диалога не могут соперничать с

фонвизинскими, в смысле знания сцены бывают даже выше. Одна из

лучших – Несчастие от кареты– сатира на крепостничество, может,

и менее серьезная, но более смелая, чем у Фонвизина. Другой

заметный автор – Михаил Матинский, происходившийиз крепостных,

чья комедия Гостиный двор(1787) – очень злая сатира на

правительственных чиновников и их воровские маневры. Написана

она прозой и частично на диалекте. Но самая знаменитая театральная

сатира, после фонвизинской – ЯбедаКапниста (1798). В этой

комедии нежный автор горацианских од проявил себя лютым

сатириком. Жертвы его – судьи и судейские, которых он изображает

как бессовестную шайку воров и мздоимцев-вымогателей. Там

распевают песенку, ставшую впоследствии знаменитой. После

буйного пира эту песенку затягивает прокурор, и к нему

присоединяются судьи и приказные:

Бери, большой тут нет науки;

Бери, что только можно взять.

На что ж привешены нам руки,

Как не на то, чтоб брать?

Брать, брать, брать.

Пьеса написана довольно корявыми александринскими стихами,

и в ней часто грубо нарушаются правила и самый дух русского языка,

но, безусловно, ее страстный сарказм производит сильное

впечатление. Обе великие комедии XIX века – Горе от ума

Грибоедова и гоголевский Ревизор– многим обязаны грубой и

примитивной комедии Капниста.

Менее серьезная и ни на что не претендующая комическая опера,

имевшая огромный успех в конце XVIII века, все-таки тесно связана

с комедией. Самый большой театральный успех за все столетие

достался на долю комической оперы Александра Онисимовича

Аблесимова (1742–1783) – Мельник – колдун, обманщик и сват

(1799). Это очень живая и веселая пьеса с отличным, живым,

народным диалогом и прелестными, настоящими народными

песнями. Совершенно свободная от социальных и моральных забот,

полная непринужденного и чисто русского веселья, пьеса

Аблесимова принадлежит к серии литературных шедевров XVIII

века.

6. ПРОЗА XVIII ВЕКА

Нормы новой литературной прозы были установлены

Ломоносовым и действовали до появления Карамзина. Собственная

проза Ломоносова сводилась к высоким родам – торжественному

красноречию и риторической истории. Сумароков был первым, кто

начал в своих периодических изданиях пользоваться более обычной

прозой. Екатерининская эпоха стала свидетельницей большого

распространения прозы, вместе с распространением европейских

современных идей.

Сама Екатерина была писательницей. В ранние годы своего

царствования она гордилась тем, что принадлежит к самым

передовым умам Европы. Она постоянно переписывалась с

Вольтером, Дидро и Гриммом и всячески старалась казаться

просвещенной в глазах вождей европейской мысли. Ее наказ

депутатам, собранным в 1767 г., основывался на идеях Монтескье и

Беккарии. Он был такой либеральный, что во Франции его запретила

цензура, и французский его перевод смог появиться только в

Нефшателе (Швейцария). Но довольно скоро, под влиянием

Пугачевского восстания, Екатеринин либерализм стал выдыхаться.

В конце своего царствования под влиянием французской революции

она напрочь отказалась от всяких либеральных претензий и стала

открытой реакционеркой. Как писательница она не лишена

достоинств, но лучше всего она писала по-французски. Французские

критики хвалят ее язык, менее правильный, чем у Фридриха II, но

энергичный и личностный. В письмах к Гримму она демонстрирует

свой интеллект с самой лучшей стороны и старается блеснуть умом и

остроумием. Русские ее сочинения, учитывая ее немецкое

происхождение, вполне пристойны. Но ни ее сатирические журналы,

ни комедии, ни сказки, ни исторические хроники (неуклюже

скопированные у Шекспира) не поднимаются над уровнем

посредственности. Благодаря своей переписке сГриммом и

замечательным мемуарам, она занимает во французской литературе

более высокое место, чем в русской.

Именно Екатерина начала издавать в 1769 г. сатирические

журналы типа знаменитых английских Спектейтораи др.

Журнализм такого рода вскоре расцвел в России и процветал лет пять

(1769–1774), пока не сделался слишком независимым; тут сама же

Екатерина положила ему конец. Но в движении тех лет принимало

участие большинство тогдашних литераторов. Самым блестящим их

представителем был Николай Иванович Новиков (1744–1816), один

из замечательнейших людей своего поколения. Он издавал журналы

Трутень(1769–1770) и Живописец(1772–1773) – оба, как и

большинство других журналов, были в основном творениями их

издателя. Но вместо того чтобы, как делали другие журналисты и как

того хотела Екатерина, заполнять свои журналы безобидными

подшучиваниями над старомодными предрассудками, он превратил

их в орудие серьезной социальной сатиры. И удары свои он наносил

по самой сердцевине тогдашнего общества – по системе крепостного

права. Ведя полемику с собственным журналом Екатерины, он

осмеливался не соглашаться с ее мнением, что сатира должна

подсмеиваться над слабостями, а не бичевать пороки.

Именно новиковские остроумные и серьезные нападки на

крепостничество заставили Екатерину запретить все сатирические

журналы. Тогда Новиков перенес свою деятельность в другую сферу.

Он основал издательское дело, которое вел с высоким гражданским

одушевлением, стремясь не к прибылям, а к распространению

просвещения. С 1775 по 1789 гг. типография Новикова издала больше

книг, чем было издано в России с начала книгопечатания. О нем

можно сказать, что он сформировал русскую читающую публику.

Примерно в это же время Новиков стал франкмасоном – и притом

одним из самых выдающихся и уважаемых. Иногда в своих печатных

выступлениях он выражал свои религиозные и моральные взгляды, и

это его погубило. Он стал одной из первых жертв реакции Екатерины

на французскую революцию. В 1791 г. его типография была закрыта,

сам он арестован и посажен в Шлиссельбургскую крепость. Там он

оставался до самого воцарения Павла I, который его освободил, не

столько из либерализма, сколько из стремления разрушить все, что

сделала его мать. Новиков уже не вернулся к активной деятельности

и последние годы жизни провел уединенно в своем имении,

предаваясь мистической медитации. Как писатель он остался в

памяти потомства своими сатирическими журналами и несколькими

рассказами. Наиболее интересен из них Новгородских девушек

святочный вечер– улучшенная версия старой плутовской истории

Фрола Скобеева.

В 1790 г. произошло недолгое возрождение сатирической

журналистики, но, как и за двадцать лет перед тем, журналы стали

проявлять самостоятельность тона, что и вызвало правительственное

решение закрыть их совсем. Главную роль в их возрождении сыграл

молодой Крылов, позднее ставший великим баснописцем. Даже в

самых дерзких своих выступлениях журналы никогда не касались

вопросов чистой политики. Но созыв по собственной инициативе

Екатерины комиссии выборных депутатов в начале ее царствования

(1767) и реакция на французскую революцию в конце дали толчок

появлению чисто политической литературы.

Из писателей, связанных с первым периодом, самым

замечательным был князь Михаил Щербатов (1733–1790). Это был

аристократ и консерватор, один из первых просвещенных русских

людей, осудивших Петра Великого за то, что он внес разложившуюся

западную мораль в крепкие семейные устои старой Руси. Самый

интересный его памфлет – О повреждении нравов в России, мрачный